Батарейцы

ЗА НОВОРОССИЙСК

Запасная армейская рота располагалась в одноэтажном каменном сельском доме, утопавшем в зелени. Стены дома и пристройки к нему оплетал хмель, а ограду и деревянный каркас над дорожкой — виноградные лозы. С посыльным дежурного по штабу артиллерии армии — пожилым красноармейцем с длинными украинскими усами — Васнецов оказался в зеленом гроте. Боец снял с плеча винтовку, отер потное лицо и кивнул на застекленную веранду:

— Вот здесь она и находится, товарищ младший лейтенант. Хотя, смекаю, какая там рота. Одно название. Больше десяти командиров никогда не бывает.

— Куда же они деваются?

— Как куда? Убывают на укомплектование частей. Вы тоже не сегодня-завтра получите назначение. Недаром наши ребята окрестили ее пересыльным пунктом.

Красноармеец замедлил шаг и попросил разрешения идти. Васнецов поблагодарил его за помощь и, поднявшись по деревянным ступенькам на крыльцо, постучал в дверь.

— Не заперто! — услышал в ответ. — Входите.

Васнецов толкнул дверь, она легко подалась. Николай шагнул через порог в просторное помещение, огляделся. В сторонке за круглым столом сидело пятеро командиров. Рядом, скрестив на груди руки, стояла пожилая женщина с мягкими чертами смуглого лица и певучим голосом говорила:

— Ды вы, сынки, не стесняйтесь, ешьте виноград. Вон его сколько! Куда девать? Была большая семья, и нет ее. Муж ушел на фронт еще в июне, а вслед за ним — и сыновья…

При появлении младшего лейтенанта хозяйка умолкла, и все с интересом посмотрели на вошедшего.

— Никак, братцы, нашего полку прибыло? — первым нарушил молчание лейтенант с пшеничными усами. — Откуда, младшой?

— Из-под Ростова.

— Далече топаешь! — удивленно вскинул правую бровь лейтенант и чуть тише со вздохом продолжил: — Откуда только нынче наш брат не прибывает. Будем знакомы — лейтенант Чигрин. — И протянул руку.

— Младший лейтенант Васнецов, — представился Николай.

— Постой, постой! — встал со стула его сосед. — Кажется, знакомая личность. Сразу тебя и не узнать. Кожа да кости. Крепенько, приятель, тебя помотало, крепенько. Что так удивленно смотришь? Не признаешь, что ли?

— Тепляков! — вырвалось у Васнецова. — Борис Афанасьевич?!

— Наконец-то узнал! Да, брат, дела!

Борис Афанасьевич обернулся к соседу.

— А ты что молчишь, Шепелев, признал Васнецова?

— Как же, вспомнил! Вместе были на формировании укрепрайона. — Лицо Шепелева расплылось в улыбке.

Васнецов тут же оказался в крепких объятиях сослуживцев. Они что-то говорили, улыбаясь, а Николай, переполненный радостью встречи, твердил свое:

— Разыскал вас, черти! Разыскал! От самой Кубани иду и все ищу! Где вы пропадали?

— Там же, где и ты! — пророкотал баском Тепляков. — Вместе со всеми топали.

Волнение немного улеглось, и Николай продолжил знакомство с командирами. В ответ на свое рукопожатие слышал: «Лейтенант Малахов!», «Младший лейтенант Ямпольский!», «Младший лейтенант Ласкин!», «Лейтенант Костенко!»

— К столу, товарищу, к столу, — приглашал Чигрин. — Не будем обижать хозяйку.

Усевшись рядом с Тепляковым, Васнецов взял кисть винограда и бросил в рот ягоду, сочную и вкусную. Николаю не доводилось пробовать такое лакомство, и теперь он от удовольствия невольно прищурил глаза. Это не укрылось от радушной хозяйки.

— Вкусный ныне виноград-то, сынок! Ох сладкий, прямо мед! Ты ешь, вон как дорога тебя вымотала. — Хозяйка краем платка смахнула слезу.

— Были бы кости, Серафима Васильевна, — произнес Тепляков, — а они у него молодые, мясо нарастет.

— Так-то оно так. И все же нам, матерям, жалко вас. Оторвали от родных гнезд, маетесь по военным дорогам. Вот и мой тоже, ни слуху, ни духу. Где они, родные, мыкаются?..

Хозяйка вновь вытерла слезу, повернулась и поспешила во двор. Почти тут же вновь распахнулась дверь. В комнату шагнул посыльный.

— Товарищу командиры, вас вызывают в штаб!

В отделе кадров всем выдали предписания в пятьсот тридцатый истребительный противотанковый артиллерийский полк. Майор из штаба артиллерии армии ознакомил командиров с обстановкой на фронте. Советская Армия вела оборонительные бои у стен Сталинграда, на перевалах Главного Кавказского хребта, Таманском полуострове, в районах Темрюка, Анапы и станицы Крымской. Продолжалась наступательная операция по прорыву блокады Ленинграда. Ожесточенные бои развернулись на Среднем Дону.

— Войска нашей армии, — сказал майор, — совершенствуют рубежи в полосе обороны, на отдельных направлениях продолжают отражать контратаки противника. Фашисты стремятся любой ценой захватить господствующее перевалы, высоты и узлы дорог. Бои местного значения идут по всему фронту.

Майор показал на карте место расположения полка — горное село Шаумян.

Затем командиров принял начальник политотдела штаба армии. Он кратко ознакомил с задачами, стоящими перед войсками армии: в оборонительных боях надо было измотать и обескровить врага, а в последующем — уничтожить его. Напомнил о партийно-политической работе с личным составом, подчеркнул, что опираться необходимо на коммунистов и комсомольцев.

— Время работает на нас, товарищи командиры, — подчеркнул начальник политотдела. — Каждый день передышки дает возможность закрепиться на рубежах обороны, накопить силы и ударить по врагу…

Обстановка в штабе армии Васнецову понравилась: не было суеты, нервозности, никто не повышал при разговоре голоса. Это действовало успокаивающе, вселяло уверенность.

Часа через два полуторка везла командиров по изуродованному бомбежками приморскому шоссе. Водитель попался опытный, умело объезжал деревья, груды битого кирпича от придорожных строений. Море штормило. Волны с шумом разбивались о прибрежные скалы и, взметая шапки пены, отходили. Залюбовавшись необычной картиной, Васнецов не сразу обратил внимание на то, что кто-то толкает в бок. Потом услышал голос Теплякова:

— Ну как, пришел в себя, Николай? Или еще нет?

— Прихожу, Борис Афанасьевич. Кажется, закончились наши мытарства.

— Не скажи, может, только начинаются. Война, брат, штука серьезная. Уравнение со многими неизвестными. Думаешь, уходишь от огня, ан нет — попадаешь в полымя. Ко всему должен быть готов.

Слово за слово разговорились. Вспомнили друзей и знакомых по укрепленному району, налеты фашистской авиации на пути отхода. Выходило, что с Борисом Афанасьевичем часто оказывались в одних и тех же местах и в одно и то же время, но вот встретиться не довелось.

Со стороны моря тем временем доносилась канонада. В безоблачном небе вспыхивали воздушные бои наших «ястребков» с фашистскими стервятниками.

Через час с лишним свернули в горы. Началась извилистая грунтовая дорога. Двигатель машины взял высшую ноту, скорость упала, и затрясло. На одном из ухабов Васнецов чуть было не вылетел из грузовика — Тепляков успел за ноги схватить.

— Да ты, брат Коля, прямо парашютист…

Хохот заглушил слова Бориса Афанасьевича.

Прибыли в село Шаумян. Привели себя в порядок, представились командиру полка.

— Давно вас ждем, товарищу командиры, — радушно сказал подполковник Воеводский. Обернулся к стоявшему рядом комиссару полка Синельникову и поднял вверх срезанный осколком большой палец правой руки. — Живем! Каковы орлы! Почти у всех боевой опыт. Это много значит, очень много, дорогой мой комиссар.

— Конечно, Иван Николаевич, живем, — в тон ему ответил комиссар полка. — В батареях оставалось по одному — два командира. Пополнение как нельзя кстати.

Батальонный комиссар окинул прибывших добрым взглядом и, представившись, сказал:

— Прошу любить и жаловать. Не стесняйтесь обращаться с любыми вопросами.

Синельников улыбнулся. Васнецов обратил внимание на его глаза — синие-синие. Невольно вспомнилось где-то прочитанное: синие глаза только у молодых душой, очень хороших людей. Синельников и впрямь оказался справедливым, знающем политработником.

После знакомства командир полка объявил назначения. Чигрин принял вторую батарею, Васнецов стал командовать в ней первым огневым взводом.

Герой Советского Союза Г. М. Чигрин.

— Задерживать вас не стану, — поздравив с назначением, произнес Воеводский. — Узна́ю в боях. Принимайте хозяйства — и сразу за учебу. Время тревожное. Не сегодня-завтра вступим в соприкосновение с противником.

Батарея занимала огневые позиции на окраине села. В сопровождении лейтенанта — помощника дежурного по полку — Чигрин и Васнецов отправились туда. Доро́гой лейтенант вводил в курс дела: батареей временно командует политрук Галкин. На должностях командиров взводов — сержанты, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

— Обрадуется политрук вашему прибытию. Ох как обрадуется, — заверил лейтенант.

Помощник дежурного по полку оказался прав.

— Наконец-то! — облегченно вздохнул Галкин. — Мне только что сообщили о вас. Хотел встретить, да задержало орудие первого взвода. Никак не можем поворотный механизм отладить, будь он неладен. — Галкин окинул взглядом командиров и повеселевшим голосом продолжил: — Нет, теперь нас не скрутишь! Трое — не один. Как я ждал! Берите пушки, командуйте, а мне оставьте души тех, кто стреляет.

Политрук собрал батарею. Началось знакомство с новым коллективом. Младшие командиры и красноармейцы были людьми обстрелянными. Правда, в расчетах вместо полного штата по три — четыре человека. «Но это дело поправимое, — заметил начальник штаба полка майор Крюков, — скоро прибудет пополнение, и все станет на свои места.

Первым орудием во взводе Васнецова командовал сержант Поляков. Немногословный, степенный. За отличие в боях Николай награжден орденом Красного Знамени; столь высокой награды в сорок втором удостаивались не многие. Поляков пользовался уважением в батарее. Хорошее впечатление произвел командир второго орудия сержант Фадеев. Небольшого роста, не в пример Полякову говорун, он прекрасно знал подчиненных и, как выяснилось, отлично владел всеми боевыми специальностями расчета, обладал мгновенной реакцией, что для противотанкиста немаловажно.

Под стать младшим командирам оказался и личный состав расчетов. Почти все номера орудий имели боевой опыт. На занятиях по огневой подготовке расчеты показали прекрасную выучку. Николая Васнецова это очень обрадовало. «С таким народом, — подумал он после проверки слаженности расчетов, — в бой идти можно. Не подведет».

Своим назначением Васнецов был доволен, хотя и часто вспоминал ребят из прежнего взвода. В один из дней, будучи помощником дежурного по полку, связался со штабом артиллерии армии. Однако узнать о своих бывших подчиненных удалось немного. Ответили однозначно: пристроены. В это время на расположение полка налетела фашистская авиация. Стало не до расспросов.

Немецкие самолеты навещали огневые полка в день два, а то и три раза. В обязанности наряда входил контроль за соблюдением маскировки, а с появлением вражеской авиации подача сигнала тревоги. Вопросы оповещения в полку были отработаны неплохо: раньше часть была зенитной, прежние порядок и традиции все старались поддерживать. К предстоящем боям готовились напряженно, по двенадцать часов в сутки. На это были причины. Дыхание фронта ощущалось ежедневно, со стороны Лазаревской и особенно Туапсе доносился гул. В любую минуту полк могли бросить в бой.

В начале сентября подполковника Воеводского и комиссара полка Синельникова вызвали в штаб армии. Вернувшись, они вызвали старших лейтенантов Дзюбу и Карташова и лейтенанта Чигрина. Что-то явно назревало.

Галкин и Васнецов организовали занятия по огневой подготовке. Федор Семенович предложил провести соревнования между расчетами. Идея Николаю понравилась. Бойцы, младшие командиры занимались увлеченно. Никому из номеров расчетов не хотелось ударить лицом в грязь! На позиции их и застал посыльный из штаба полка с распоряжением готовиться к выступлению. Батареям предстояло организовать противотанковую оборону на окраине Новороссийска.

Коротки солдатские сборы. Спустя несколько минут батарея Чигрина вытянулась под высокими пирамидальными тополями. С прибытием лейтенанта дополучили боеприпасы, продовольствие.

Выехали на шоссе. Небо хмурилось, накрапывал дождь. «Этого только не хватало. Все дни стояла ясная погода, и на тебе».

— Не тревожьтесь, товарищ младший лейтенант, — угадал мысли Васнецова сержант Поляков. — Может, дождь и к лучшему. Фашистские самолеты меньше будут беспокоить.

— Может, и меньше, — машинально обронил Николай.

— Будет вам, — обернулся к Васнецову Чигрин. — Нашли о чем говорить. Послушайте лучше голос передовой.

Со стороны Новороссийска накатывалась канонада.

— Веселей гляди, ребята! — заметил лейтенант Чигрин. — На доброе дело идем, а вы хмуритесь. Знаете ли, братцы-кролики, как шли ратники Дмитрия Донского против монголо-татар? С улыбкой. Говорят, это и смутило войско Мамая, привыкшего видеть страх и растерянность при своем появлении. Так ли это было или нет, но они выдержали таранный удар врага. Выдержали, разгромили и погнали вспять.

Обстановка с каждым десятком километров менялась. На обочинах дороги все чаще попадались сгоревшие автомобили, повозки, воронки — следы налетов авиации противника. На морском побережье велись инженерные работы. Красноармейцы и краснофлотцы, мужчины и женщины в гражданской одежде рыли окопы, устанавливали проволочные заграждения.

Бойцы обменивались впечатлениями от увиденного на переднем крае. Взводный агитатор Иван Рябов, скосив на Васнецова глаза из-под кустистых бровей, поинтересовался:

— Новороссийск красивый город, товарищ младший лейтенант?

— Новороссийск? Читать читал, а бывать в нем не доводилось.

— Жаль, хотелось бы узнать побольше. Как-никак оборонять будем.

Васнецов наморщил лоб, стараясь вспомнить, что доводилось читать о городе на Черном море. Возникшее в XIX веке на берегу Цемесской бухты укрепление вскоре было названо Новороссийском. Был заложен порт. Бурный рост города вызван открытием мергеля — основного сырья для производства цемента.

— И все же, товарищ младший лейтенант, — не отставал Рябов.

Васнецов рассказал то, что знал, подчеркнул:

— Новороссийск — город больших революционных традиций, героических дел в годы гражданской войны. Здесь закончили свой бесславный путь многие царские генералы и офицеры, вожаки контрреволюционного отребья. Теперь вот нам выпала честь защищать Новороссийск от гитлеровцев.

Со стороны моря накатывался гул артиллерийской стрельбы. Разноголосое эхо замирало в отрогах лесистых гор. Батарейцы настороженно, с тревогой посматривали на перекаты волн.

Немецко-фашистское командование хорошо понимало значение Новороссийска в битве за Кавказ, стремилось во что бы то ни стало овладеть им. Фашисты бомбили и обстреливали из тяжелых орудий порт, несколько раз пытались прорваться к городу. Как стало известно несколько позже, гитлеровцы для этой цели даже сняли часть сил с туапсинского направления.

В начале сентября 1942 года гитлеровцы вышли к северной окраине города Новороссийска. После упорных боев им удалось захватить железнодорожный вокзал, элеватор и порт. Положение до крайности осложнилось.

Батарея Чигрина повзводно заняла огневые позиции на северо-западной окраине города. Начавшийся с утра дождь около полудня прекратился. Выглянуло солнце. Легкий ветерок принес с моря приятную свежесть. Терпкие запахи южных растений потекли над раскаленной землей. Осень едва коснулась здешних мест. В обильной зелени нет-нет да и проглядывали ярко-красные листья кленов и каштанов.

Взводы батареи были поставлены на танкоопасных направлениях с задачей не пропустить противника в направлении кладбища.

— Остановка «Живые и мертвые», — обронил взводный балагур красноармеец Веснушкин. — Тут мы, братцы, значит, встретим супостата. Ничего, местечко подходящее. Покойнички рядом. Вот только церквушки не видно да и попа…

— Не хватит ли молоть языком? — оборвал его Поляков. — Нашел время…

— Конечно, хватит, товарищ сержант. Это я так, для разрядки. Уж больно хмурые все какие-то. А язык он тово — без костей.

— Держи, разговорчивый. — Поляков протянул Веснушкину лом. — И впрягайся в работу, Миша.

— Любимый город может спать спокойно, — подхватил лом Веснушкин. — И видеть сны, и зеленеть среди весны, то бишь осени.

— Вот неугомонный, — улыбнулся сержант. — Ну что с ним поделаешь?

— Может, это и хорошо, — заметил Васнецов. — Не всё же хмуриться.

Поляков неопределенно пожал плечами, кивнул в сторону Цемесской бухты, откуда доносились раскаты артиллерийской стрельбы:

— Неотчего, товарищ младший лейтенант, да и недосуг веселиться нам.

Огневые позиции готовили на небольшом пригорке метрах в четырехстах от утопающих в садах домов. Красноармейцы споро орудовали шанцевым инструментом. Сухой суглинок крошился под ударами ломов и лопат. Торопились: километрах в четырех шел бой.

Управившись с первоочередными делами, Васнецов поднес к глазам бинокль. В объективах хорошо виднелся залив, за ним — корпуса заводов, над которыми стлались дым и черно-белая пыль, полыхал огромный пожар; очевидно, там проходила передовая. Младший лейтенант попытался разглядеть подступы к нашему переднему краю. Поросшее кустарником поле заканчивалось непросматриваемой лощиной. Ближе шел ровный, как стол, участок местности, на котором виднелись холмики свежевыброшенной земли. Там занимали оборону морские пехотинцы. Взводу предстояло действовать вместе с ними. С минуты на минуту Васнецов ждал их командира для организации взаимодействия. Посыльный от него побывал на огневой, доложил: ночью рота заняла оборону, вот-вот прибудет лейтенант.

Батарейцы готовились к встрече с противником. Авиация гитлеровцев проявляла относительно высокую активность: перед заходом солнца фашистские самолеты зависли над огневыми.

Пренеприятная штука лежать под бомбежкой. Земля ходит ходуном, скрипит, стонет, а ты, стиснув зубы, молчишь. В ровике Васнецов оказался рядом с Поляковым. Фашистский стервятник спикировал на огневую. Бомбы отрывались от самолетов и, казалось, летели прямо на них, двоих.

— Все! — резюмировал сержант, вжимаясь в землю. — Накрыл!

— Мимо! — успокоил Васнецов. — Мимо!

Рвануло буквально в десятке метров от ровика. Просвистели осколки, расчет обсыпало комьями песчаника. Не прошло и минуты, как самолеты вернулись и спикировали вновь. Прогремело несколько взрывов. Бомбы вновь миновали ровик, где укрылись люди. Самолеты улетели, и наступила тишина.

— Выкусил, сволота! — подал голос Веснушкин. — Мазила!

Бойцы улыбались. У Васнецова теплело в груди: люди побороли страх, это уже хорошо, даже здорово! Да еще как здорово!

— Славяне, подъем! — услышали голос Чигрина. — Так недолго и фрица проморгать!

Командир батареи находился на огневой второго взвода, метрах в четырехстах отсюда. Васнецов удивился, но вскочил по привычке и тут же встретился с насмешливым взглядом Чигрина.

— Вместе со всеми труса празднуешь, Васнецов?

— Да нет, — зарделся Николай, — вроде не…

— Это бывает! Ничего, обойдется. Здорово они, стервецы, у нас поработали. Не дождавшись, пока улетят, рванул к тебе. Но, вижу, хоть и колошматили здорово, все нормально.

— Обошлось, никого даже не царапнуло.

Огневой не узнать: дымящиеся ямы, тлеющий кустарник, обожженный, изрытый грунт. Сосенки начисто срезаны осколками, а то и выдернуты с корнями. К счастью, орудия и расчеты не пострадали. Ребята отряхиваются, с удивлением рассматривают воронки.

— Да, да, — роняет красноармеец Рябов. — Угоди такая штучка в ровик — и поминай как звали.

— На то он и ровик — убежище бойца, что в него трудно угодить снаряду, — оборачивается Чигрин. — И роют его первым делом, Рябов.

Чигрин дает указания о ликвидации последствий бомбежки, уточняет с Васнецовым ориентиры и возвращается на огневую второго взвода: там нет командира.

С наступлением темноты отсветы пожаров как бы приблизились, стали ярче и шире. Огонь полыхал в городе и на его окраинах. Усилилась канонада. Правда, перед рассветом она немного стихла, но с восходом солнца вновь стала набирать силу. Чигрин передал: «С утра возможно появление противника».

Во взводе давно никто не спал. Соблюдая маскировку, готовили к стрельбе боеприпасы, счищали с орудий оставшуюся от вчерашнего налета землю. Васнецов подошел к наблюдателю. Красноармеец обернулся.

— Что нового, товарищ Рябов?

— Ничего, товарищ младший лейтенант. Минут сорок назад отговорил пулемет боевого охранения морских пехотинцев. С тех пор тихо. На других направлениях, видать, фриц прет. Слышите, как грохочет?

Вставало солнце. Его лучи багрянцем окрашивали верхушки деревьев Вдруг справа и слева застучали пулеметы морских пехотинцев.

Вчера поздним вечером на огневой побывал командир роты морских пехотинцев — выше среднего роста, кряжистый, с косыми баками лейтенант.

— Надо познакомиться, с кем вместе будем фашистов лупить, — начал он баском. — Посыльный донес, твоя фамилия Васнецов.

— Да, младший лейтенант Васнецов.

— Викторов, — назвался лейтенант и, окидывая взглядом устланный травой небольшой окопчик, довольно произнес: — Вижу, артиллеристы неплохо устроились. — Поглядев на изрядно закоптившуюся гильзу из-под снаряда, усмехнулся: — Да у тебя, никак, десятилинейная «лампа»? Не хватает только стекла, а то чадит, словно паровоз.

— Ничего не поделаешь, чем богаты, тем и рады.

— Ужинал? — спросил Викторов.

— Нет еще.

— Тогда перекусим вместе. Заодно и обговорим вопросы взаимодействия.

Лейтенант кивнул сопровождавшему его матросу. Почти тут же на ящике из-под снарядов, заменившем стол, появились галеты, банка тушенки. Викторов достал флягу.

— Нет, нет, — отказался Васнецов.

— Ну и верно. Тоже не люблю этого зелья. Захватил, так сказать, для знакомства.

За нехитрой трапезой разговорились. Лейтенант в сорок первом окончил военно-морское училище. Попал на тральщик. В море сходил всего раз: фашисты потопили корабль. Направили в морскую пехоту. Командовал взводом, теперь ротой. Васнецов коротко поведал свою эпопею.

— Значит, и ты через край хлебнул лиха, — проговорил моряк. — Теперь вместе будем колотить гадов. Ну мне пора. Завтра, полагаю, денек будет для нас жарким.

Предположение его подтвердилось. На краю поля, за лощиной, появилась вражеская цепь. Фашисты шли в атаку без артподготовки.

Васнецов собрался было подать команду на открытие огня, но тут позвонил моряк:

— Слушай, младшой, фрицы идут прощупать нас. Всего до роты. Не торопись открывать огонь. Выползут танки — дело другое, а с пехотой сами управимся.

Цепь противника скатилась в лощину и на некоторое время пропала из поля зрения. Зато в бинокль хорошо было видно, как командир морских пехотинцев проворно стянул гимнастерку и остался в тельняшке. Находившийся рядом краснофлотец развязал вещмешок и протянул командиру фуражку.

В дальнейшем события развивались так. Морские пехотинцы встретили цепь гитлеровцев на выходе из лощины дружным огнем. И все же противнику удалось ворваться в траншею. Бойцы заработали штыками, прикладами, ножами. Минуты через две несколько немецких солдат выскочили из траншеи и побежали назад. Морские пехотинцы догоняли, били врага, пока не были остановлены плотным огнем неприятеля на противоположном выходе из лощины.

Минут через двадцать рота возвратилась в траншею. Принесли раненых и убитых. Снова позвонил лейтенант:

— Видел, Васнецов?

— Как не видеть — видел.

— На этом гитлеровцы не успокоятся, двинут бо́льшими силами. Я их тактику знаю. Да, мы тут взяли в плен фельдфебеля. Бормочет: «Панцер, панцер». Танки у них на подходе, скоро и тебе будет работа. Понял меня, артиллерист? Не подведи.

Однако вторую атаку враг не начинал. То ли морские пехотинцы порядком потрепали его, то ли еще не подошло подкрепление, но лишь к вечеру гитлеровцы двинулись в атаку. Предварительно около часа фашистская артиллерия долбила наш передний край. Фашисты решили стереть с лица земли морских пехотинцев, не ведая того, что командир роты отвел своих людей в заранее подготовленные укрытия; в первой траншее остались лишь наблюдатели и дежурные расчеты пулеметов.

Лейтенант Викторов перебрался к артиллеристам и, глядя на дыбившуюся землю, обронил:

— Вот дают дрозда, гады! Вот дают! Ты только посмотри, младшой, что делают стервецы. Никак, решили нас похоронить. Ни хрена у них не выйдет!

Затем начала ковырять уже несколько раз перепаханную снарядами землю авиация. Самолеты врага прошлись не только по укрытиям морских пехотинцев, огневым позициям артиллеристов, но и дальше, в глубину. Несколько бомб угодило в цель: второй расчет потерял двух человек, у Полякова было трое легкораненых.

— Во взводе управления тоже потери, — рассказал прибывший на огневую политрук Галкин.

Федор Семенович передал приказ командира батареи: подпускать фашистские танки как можно ближе и бить наверняка. Ни шагу назад!

— Не беспокойтесь, встретим врага, как положено, — ответил Васнецов.

Галкин выждал, когда очередная группа фашистских самолетов улетела, и заторопился:

— Николай Петрович, я побежал во второй взвод. Там сержант командует.

— Удачи вам!

Не успел Федор Семенович скрыться, как фашисты вновь открыли по артиллеристам бешеный огонь. Затем вдалеке появились вражеские танки. Вскоре стала видна жавшаяся к ним пехота. Морские пехотинцы начали выдвигаться в первую траншею. Прежде чем убыть на свой КНП, командир роты уточнил:

— Значит, целеуказание — очередь трассирующих пуль. Ну а вообще, как и договорились, подпускаешь к двум березкам на выходе из лощины. Дальше не медли.

Немецкие танки увеличиваются в размерах. Видны кресты, отполированные траки. Заманчивые цели. Васнецов не выдерживает, тем более что орудия — на запасных позициях. Как только танки скроются в лощине, артиллеристы выдвинут их на основные.

— По танкам! — во весь голос командует младший лейтенант, — бронебойным, угломер тридцать-ноль, прицел… Огонь!

Номера орудийных расчетов работают споро. Лязгают клинья затворов. Сержанты подают команды: «Огонь! Огонь!» До Васнецова доносятся доклады номеров. Трассы снарядов синим отсветом чертят по крупповской стали полосы. «Торопятся ребята, — отмечает про себя младший лейтенант и решает: — Нужно по гусеницам, по гусеницам бить».

Противник усиливает огонь. Фашистские снаряды то не долетают, то перелетают. Очевидно, немецкие танкисты чувствуют себя не в свой тарелке, нервничают. Появление артиллерии на этом участке явилось для них неожиданностью. Звонит телефон. Васнецов берет трубку.

— Слушай, младшой, — узнает он командира роты морских пехотинцев, — мы же договорились… Зачем раньше времени себя выдаешь?

— С запасных ударил. Больно уж заманчивые цели. Идут нахалы, как на параде. Теперь, видишь, маневрировать стали. Да один, по-моему, свое уже получил. Стоит!

— Не просто стоит — горит! — Викторов помолчал, затем в раздумье произнес: — А я-то грешным делом подумал, нервишки не выдержали. Ошибся, значит. Хорошо. И все же уходи с запасных. Немцы пристреляются — худо будет.

Минут через десять противник приблизился на ружейный выстрел. Морские пехотинцы открыли огонь по вражеской пехоте из пулеметов и винтовок.

Расчет командования полка на то, что фашисты пойдут в наступление в направлении кладбища, оправдался. Бой набирал силу. Вражеские танки вскоре скатились в лощину и на время пропали из глаз, а вслед за ними исчезла поредевшая цепь пехоты. Васнецов перебросил орудия на основные позиции.

Из лощины, в нескольких десятках метров от траншеи морских пехотинцев, выдвинулись танки врага. Теперь они как на ладони.

— Огонь! — крикнул Васнецов в полную силу легких. — Огонь!

Почти одновременно ухнули орудия сержантов Николая Полякова и Ильи Фадеева. Снаряды, рассекая упругий воздух, со звенящим свистом понеслись навстречу боевым машинам врага. Средний танк закрутился на месте. Видно, гусеница перебита. Теплая волна радости захлестнула Васнецова. Он не выдержал, закричал:

— Готов, гад!

Но тут огневая вздыбилась фонтанами разрывов. Качнулась под ногами земля. Засвистели осколки. В глазах Васнецова поплыли радужные круги. Кислый запах пироксилина ударил в ноздри, запершило в горле. И все померкло. Очнулся он оттого, что кто-то тряс за плечи, а по лицу текла вода. Голова разламывалась от боли. Сквозь шум в ушах услышал чей-то глухой голос:

— Наконец-то! Говорил, контузило командира, а вы нет — каюк. Жив он, жив!

Васнецов открыл глаза и увидел перед собой сержанта Полякова. В руке у него была фляга. Младший лейтенант потянулся к ней, сержант отдал, сказав весело:

— Ну вот и ожили. Смотрим, руки, ноги целы, на теле вроде ни царапины, а без сознания. Прямо робость взяла. Куда это годится? Рано к праотцам!

Васнецов делает пару глотков и встает с помощью Полякова. В висках ломит, в ушах разносится перезвон. Николай глядит кругом: расчеты ведут огонь.

Справа и слева тоже идет бой. Фашисты наступают на широком фронте. В залпы орудий вплетаются пулеметные очереди, с левого фланга скороговоркой отзываются зенитки. Там, метрах в восьмистах от огневой взвода Васнецова, зенитчики с вечера заняли позиции. Самолетов в воздухе не видно, и теперь бойцы ведут огонь по наземным целям.

Главное же происходит впереди, у морских пехотинцев. Ворвавшись в их оборону, фашистские танки утюжат траншеи, ходы сообщения, окопы, стирают с лица земли ячейки для стрельбы, огневые позиции пулеметчиков. В бессильной ярости оттого, что не удается сломить моряков, враг уничтожает все, что попадает в прицелы орудий, пулеметов и под гусеницы боевых машин. Но это им не помогает. Из полузасыпанных своих укрытий встают воины в бескозырках, бросают под гусеницы танков гранаты, разят немецкую пехоту из автоматов, пулеметов и винтовок.

Два танка, свернув вправо, двигаются к позициям второго взвода. Ведут по ним огонь и штурмовые орудия врага.

— Еще горит! — доносится до командира взвода голос сержанта Фадеева.

Васнецов краем глаза замечает: на позиции морских пехотинцев вспыхнул новый факел. В эти секунды расчеты были заняты танками, свернувшими в сторону соседей. «Почему враг не идет на нас? — старается разгадать замысел фашистов младший лейтенант. — Ведь мы ближе к нему. Не заметил? Или уже крест на нас поставил? Нет, шалишь! — непроизвольно вырывается у него. — Второе исключено. Один танк мы остановили. Видимо, тут другое».

В бою иногда случается — дальние цели замечаешь быстрее, нежели те, что совсем рядом. Загадку эту трудно разгадать, если вообще возможно. Видимо, фашисты обнаружили соседей, свернули к ним.

— Поляков, Фадеев! Танки — справа! Огонь! — подает команду Васнецов.

Командиры орудий дублируют ее. Расчеты работают в полную силу. Мысленно младший лейтенант торопит подчиненных: «Быстрее, быстрее! Уж очень заманчивая цель». Танки повернуты к орудиям бортами. То впереди, то позади них встают факелы над землей; расчеты второго взвода бьют по врагу. Снаряды пока ложатся неточно. Видимо, волнуются ребята.

— Готово! — наконец докладывают сержанты Поляков и Фадеев.

И снова звучит команда.

Одновременно гремят выстрелы. Зеленоватые трассы снарядов проходят буквально перед вражескими боевыми машинами. Мимо…

— Огонь! Поляков и Фадеев уточняют наводку. Еще выстрел. Один танк, словно наткнувшись на что-то, останавливается. Младший лейтенант сосредоточивает на нем огонь, пока танк не окутывается дымом. От выстрелов орудий второго взвода на поле боя вскоре загорается и вторая вражеская машина.

— Есть успех! — шепчет младший лейтенант. — Шалишь, фриц, не так-то просто нас взять.

Нужно переносить огонь по танкам, утюжащим морских пехотинцев.

Но тут доносится рев фашистской авиации. Самолеты пикируют на огневую, бьют из пушек и пулеметов. Очередь разрывных пуль ложится в полутора — двух метрах от расчетов. Второй заход — и вновь пушечно-пулеметный огонь.

Напоровшись на плотный заслон в направлении кладбища, гитлеровцы начали обходить нашу оборону. Бой ширился, набирал силу справа и слева. На огневой второго взвода события развивались драматически. Залп тяжелых минометов противника вывел из строя половину четвертого расчета, перевернул орудие. Сержант Петрищев — высокий кряжистый курянин — остался без двух пальцев левой руки. Харкая кровью, Алексей на чем свет ругал фрицев, пытался с земляком — красноармейцем Полянским поставить орудие на место и вновь попал под взрыв. К нему бросился Чигрин. Сержант попытался встать, но не смог — силы покинули его. Лейтенант подхватил командира орудия, отнес в сторонку.

— Ничего, Леша, обойдется.

— Нет, не обойдется, товарищ лейтенант. Внутри огнем жжет. Дышать тяжело.

На губах Петрищева появилась кровавая пена.

— Все, командир, отвоевался. Жаль, мало успел сделать…

В полуокружении оказалась третья батарея старшего лейтенанта Ивана Дзюбы. Несколько раз здесь дело доходило до рукопашной схватки. Фашисты лезли напролом, не считаясь со своими потерями. Батарейцы разили их снарядами, из личного оружия, забрасывали гранатами, дрались с врагом прикладами, армейскими ножами.

Расчет сержанта Николая Смирнова занимал огневую позицию на улице Новикова. Ранило заряжающего Перемитина, прави́льного Соленко, убило подносчика Томашенко. Взрывом снаряда разбита панорама, сорван щит. Но расчет продолжал вести огонь по фашистам, наводя стволы на цели.

Кончились снаряды. Расчет был отрезан от основных сил. Николай Смирнов, собрав раненых, принял решение выдвинуться в район рыбозавода — к месту общего сбора.

А бой продолжался. После отражения одной из атак на огневую Васнецова прибежал связной от морских пехотинцев.

— Товарищ младший лейтенант, неподалеку от нас располагались минометчики. В ходе последней вражеской контратаки все они погибли. Минометы и боеприпасы остались. Командир послал: мол, нельзя ли их приспособить для стрельбы по фрицам. Пробовали сами это сделать, да ничего не получилось.

К этому времени снарядов осталось совсем мало. Рассчитывать, что подвезут, не приходилось. Не до этого сейчас: фашисты напирали со всех сторон. «Предложение не такое уж и заманчивое, — размышлял Васнецов, — но рациональное зерно в нем есть. В училище знакомили с устройством миномета, боевой работой расчетов. Попробую разобраться, может, что и получится».

— Добро, пойдем посмотрим, что гам за минометы. Пойдешь со мной, — приказал Васнецов водителю Ивану Чернову.

На исковерканной взрывами огневой позиции минометчиков поджидал младшего лейтенанта Васнецова командир роты морской пехоты. Лейтенант кивнул в сторону стоявших неподалеку восьмидесятидвухмиллиметровых минометов.

— Осиротели стволы. Какие ребята погибли! Золото! Давали перцу фрицам. Четыре атаки помогли отразить. Засек противник. Советовал я капитану переменить огневые позиции. Он все подбирал лучшее место. Налетела авиация, ну и покрошила вдрызг. Из девяти минометов осталось четыре, людей — подчистую. Снесли в братскую могилу. Документы командира роты, взводного, нескольких красноармейцев и сержантов — вот все, что удалось собрать, с нарочным в штаб отправил. Пусть разбираются. Толком не успел ознакомиться с ними. Вчера в двадцать три часа прибыли минометчики на усиление. Капитан говорил — с марша, а сегодня с утра кутерьма эта началась. — Лейтенант тяжело вздохнул и в раздумье продолжил: — Вот она, наша военная судьба, Васнецов. А жить нужно, бить фрицев, как бешеных собак, надо, пока ходим по этой политой кровью земле. Наверное, в курсе, зачем тебя пригласил. Помоги разобраться с этой штуковиной. — Он снова посмотрел на минометы. — Пробовал приспособить их для стрельбы — не вышло. Боеприпасов навалом, а толку никакого…

Васнецов разобрался с боевой работой минометов. Командир роты Викторов сформировал два расчета из морских пехотинцев, но в последнюю минуту передумал.

— Знаешь что, бери все минометы себе. У меня люди не обучены. Возьми, не пожалеешь. Мин неизрасходованных вон сколько! Будешь пулять по фрицам. Лады?

— Хорошо, попробуем.

Так на вооружении взвода нежданно-негаданно появились новые стволы. Это было подспорье, да еще какое, как оказалось впоследствии. Младший лейтенант распорядился перенести минометы поближе к своим орудиям. Морские пехотинцы помогли перебросить боеприпасы.

Оборудовали под «самовары» (так на фронте окрестили минометы) огневые позиции. Произвели пристрелку. Работая, артиллеристы шутили, отпускали колкости по поводу «переквалификации». Однако спустя немного времени, когда пришлось прибегнуть к помощи минометов для отражения атаки гитлеровцев, скептики приутихли. Прибывший на огневую позицию политрук Галкин, глядя на результаты минометного огня, не выдержал:

— Молодцы! Сколько положили гадов! Сегодня в политдонесении отражу ваши действия. — Федор Семенович обнял и расцеловал Васнецова: — Спасибо, Коля! Вот придумал, так придумал!

— Не я — командир роты морских пехотинцев лейтенант Викторов.

— Все равно молодец! Спасибо тебе!

Фашистам не удалось прорваться через боевые порядки артиллеристов. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Словом, минометы очень пригодились.

…Между тем солнце прошло зенит и покатилось к закату. В сумерках противник ослабил нажим. На огневой позиции взвода появился старик — сухонький, сморщенный, с аккуратной седой бородой клинышком. Цепким взглядом колючих глаз окинул округу, посмотрел на минометы, на перепаханную вражескими снарядами землю.

— Ого! Изрядно поработала немчура. Вы уж меня извините, ребятки. Комендор я, конечно, бывший комендор. Не могу на артиллеристов смотреть равнодушно. Вот, значит, и не выдержал. Ну и женщины просили к вам сходить.

— Проходи, дедуля, — отер вспотевшее лицо сержант Поляков. — Гостем будешь.

— Где командир-то ваш? — пригладил старик седые усы.

— Вон, дедушка, в том окопе, наш младший лейтенант. Там его перевязывает санинструктор. Задело немного во время налета авиации.

Старик подошел, протянул Васнецову сухую, жилистую руку, отрекомендовался:

— Иван Арсентьевич, товарищ командир. Прибыл к вам по поручению наших женщин. Хозяйки приглашают на ужин. Самим-то вам, видим, некогда готовить. Фашист прет. Ну и, значит, из любопытства зашел сюда. Раньше имел отношение к артиллерии. Комендор с корабля. Эскадра наша почти вся тут, в Черном море, покоится. Читал, небось, про гибель эскадры в восемнадцатом? Так и осел тут.

— С радостью придем, отец, — поблагодарил Васнецов. — Горячего со вчерашнего дня во рту не держали. Некогда было перекусить. Видели, небось, что тут творилось у нас.

— Спасибо, от всех нас, местных жителей, спасибо.

— За что, отец?

— Как за что? За то, что супостата не пускаете. За стойкость вашу, мил человек. Эвон сколько нахлопали германца-то! — Старый матрос, кивнув в сторону почерневших остовов вражеских танков, продолжил: — Значит, товарищ командир, ждем вас? Наш дом крайний. Вон тот серый, с белыми наличниками на окнах.

— Придем, батя! Немного попозже и нагрянем. Фрицы свое получили, утихомирились. Теперь до утра не полезут.

С наступлением темноты артиллеристы группами наведались в дом старика. Женщины угощали воинов разваристой картошкой, солеными огурцами, чаем. Просили не оставлять их под фрицем.

Васнецов смотрел на этих радушных людей, и доброе чувство рождалось к ним. Старик держался с достоинством, редко вставлял в разговор фразу-другую, как сведущей в военном деле человек.

— Пока не израсходованы все возможности и не будет приказа командования, стойте, сынки.

На прощание старый матрос пожал руку Васнецову, сказав:

— Берегите честь русского воина.

Утром обстановка осложнилась. Фашисты бросали в бой все новые и новые силы. В батареях кончились снаряды. Гитлеровцы начали обтекать оборону полка, перерезали дороги в тылу. Вечером командование часта приняло решение вывести из строя орудия, тягачи, автомашины и с боем прорываться к заливу в направлении рыбозавода. Там артиллеристов должны были встретить катера и переправить в Геленджик или Голубую Бухту.

Трудно было расставаться с техникой. Васнецов все тянул с подрывом орудий. Ожидал, что, возможно, отменят распоряжение.

На огневую взвода прибежал Чигрин:

— Ты что, Васнецов! Фашистам орудия и тягачи хочешь оставить? Фрицы еще днем отрезали нам все пути-дороги, рассекли оборону в нескольких местах и теперь ждут рассвета, чтобы с нами разделаться.

— Жалко. Сам знаешь, не густо у нас пока с артиллерией.

— Не хуже тебя знаю, — глухо обронил Чигрин. — Но пойми, не прорвемся мы с техникой. Принято решение, есть приказ.

В полночь на огневой прогремели взрывы. В ответ фашисты резанули из всех видов оружия. Минут пятнадцать нельзя было даже головы поднять. Чигрин со вздохом обронил:

— Психуют фрицы. Снарядов бы нам! Эх и показали бы, Николай, немчуре, где раки зимуют! Как морские пехотинцы? Им тоже приказ есть на отход?

— Жаль ребят, многие погибли, лейтенант их тяжело ранен…

Поздним вечером во взвод принесли командира роты морских пехотинцев. В крови, одна нога выше щиколотки оторвана. Лейтенант открыл глаза, отыскал Васнецова: «Баста, младшой, — зашептал он, — почти вся рота полегла. Останешься жив, передай нашим — дрались до последнего».

Викторов заскрипел зубами, вытянулся и затих. Его лицо как-то сразу заострилось. Разбросав большие жилистые руки, он лежал на не успевшей еще остыть земле. На лице ни боли, ни тени страха — лишь спокойствие и удовлетворение. Словно отдыхал после трудного пути. Николай смотрел на этого не унывавшего в жизни лейтенанта, и гордость переполняла его. Каким мужеством должен обладать человек, чтобы выдержать весь этот нахлынувший ад! Видеть превосходство противника, гибель товарищей и не терять самообладания. Такое по плечу только сильному духом, герою.

— Документы есть у него? Нужно передать по назначению.

— Ничего у него не оказалось. Знаю, звать Дмитрием. И всё…

— Да, геройский мужик, — глухо проговорил Чигрин. — Дрался до последнего. — Григорий Матвеевич взглянул на циферблат часов. — Пора поднимать людей, майор Крюков ждет.

Начальник штаба полка Василий Иванович Крюков координировал действия батарей. После выполнения задачи ожидал воинов на месте сбора — в неглубокой балке за кладбищем.

Противник на некоторое время ослабил огонь. Чигрин подал команду на выступление взводов. Унося с собой раненых, двинулись к месту сбора.

Километра через полтора Васнецов со своими бойцами присоединился к основным силам батареи. Вместе двинулись на прорыв. Молча, без единого выстрела они, словно призраки, возникли перед гитлеровцами, пустили в ход штыки, приклады, ножи.

От противника оторвались благополучно. Вскоре десантные катера подобрали артиллеристов и доставили к месту назначения.

В третьей десятидневке сентября полк совершил марш и сосредоточился в районе поселка Приморского. Здесь несколько дней батареи полка поддерживали огнем 383-ю стрелковую дивизию генерал-майора Провалова.

Остается добавить, что на мемориальной стеле в городе-герое Новороссийске среди частей, оборонявших город, выбито наименование 530-го истребительного противотанкового артиллерийского полка.

В начале октября полк сосредоточился на двести восемнадцатом километре шоссе Туапсе — Сочи. Артиллеристы начали приводить себя в порядок, ремонтировать технику. Восполнить потери в технике в прифронтовой обстановке оказалось делом трудным. Да и личному составу требовался отдых. Командование приняло решение отвести полк на укомплектование в Закавказье. В середине ноября прибыл посыльный с приказом. В один из дней полк двинулся в путь. Зачарованно смотрели на роскошную растительность, величавые горы. Васнецову прежде не доводилось видеть таких красот. В садах созрели мандарины. С удовольствием ими лакомились. Из Сухуми эшелоном прибыли в Вазиани, Оттуда маршем в Тбилиси.