Батарейцы

ВОСТОЧНАЯ ПРУССИЯ

В предместье Варшавы — Праге 530-й полк простоял несколько дней. После многодневных боев воины с удовольствием помылись в бане, постирали обмундирование, подремонтировали материальную часть. На чистых простынях, не тревожимые бомбежкой и орудийным грохотом, отоспались. На дворе стояла осень. Деревья оделись в пурпурный наряд, но пока было по-летнему тепло, мягко светало солнце. Местные жители рассказывали, что такой хорошей погоды давно не выдавалось. Бойцы смотрели на осенние краски, вспоминали родные края.

— О таком времени в наших местах говорят: день — год кормит, — глядя на поляков, свозивших сохранившиеся остатки урожая, говорил старший сержант Илья Фадеев. — Бывало, работаешь в поле, и ни сон, ни усталость тебя не берут. А как же иначе? — И со вздохом: — Как там теперь жена с детишками управляется? Скорее бы уж кончить войну.

— Скорее бы, — в тон вторил ему старший сержант Иван Веремеевский. — И по домам! Заждались нас, ох заждались!

В один из дней солдатский телеграф принес весть о предстоящей передислокации. Пошли разговоры, расспросы: что да куда? Толком никто ничего сказать не мог. Были лишь предположения и догадки. Начальник штаба подполковник Николай Михайлович Иванов держал карты нового района в сейфе, но недаром говорят, шила в мешке не утаишь. Разговоры о скором перемещении в Восточную Пруссию не сходили с уст.

В начале октября 1944 года был получен приказ: форсированным маршем двигаться в литовский поселок Иодуппе. Теперь все знали точно: предстояло действовать в Восточной Пруссии.

Восточная Пруссия — форпост германского милитаризма. Отсюда осуществлялись планы захвата и порабощения соседних народов. Не раз эта земля использовалась в качестве плацдарма агрессии против Польши и России. Из Восточной Пруссии в первую мировую кайзеровские войска двинулись на Прибалтику, а в 1918 году — против молодой Советской республики.

Из политдонесений, сообщений газет и радио было известно: за годы второй мировой войны на территории Восточней Пруссии фашисты создали сеть концентрационных лагерей, в которых томились сотни тысяч ни в чем неповинных людей разных национальностей.

К тому времени значение Восточной Пруссии как военно-промышленного района и основной продовольственной базы Германии возросло. Теснимые советскими войсками из оккупированных стран Европы, гитлеровцы потеряли многие источники сырья. Нацистская верхушка намеревалась сохранить восточно-прусские земли с находившимися на них машиностроительными предприятиями, заводами, производящими военную технику. Было ясно: за Восточную Пруссию предстоят трудные бои. Передислоцировалась вся армия. Она входила теперь в состав 3-го Белорусского фронта, командовал которым генерал армии И. Д. Черняховский.

Погожим октябрьским днем двинулись в путь. С первых километров держали приличную скорость. Дороги были хотя и разрушены частично, но в основном асфальтированы. Приятно освежал теплый ветерок. То и дело попадались польские крестьяне, свозившие солому, картошку, свеклу. Обстановка и время позволяли бойцам окинуть взглядом здешние места, сравнить их с родными краями.

— Не тот коленкор, — обронил водитель Чернов. — Не нашенский.

Понять его было нетрудно. Даже пожилые бойцы привыкли видеть обширные колхозные и совхозные поля, успели забыть единоличные наделы.

— Бывало, выйдешь в поле, глянешь на колосящейся клин, а он до самого горизонта, — разговорился на одном из привалов наводчик орудия ефрейтор Семен Мальцев. — Сердце застучит от радости. Вот оно, счастье, твое счастье! В колхозе — полные амбары зерна, на скотном дворе разная живность, в доме — достаток. Живи себе в довольстве!

Литва встретила батарейцев моросящем дождем. Похолодало. Пришлось надеть шинели.

Перед воинами открывались непривычные взору картины. Хутора, поселки, небольшие городки — почти все целы. На лугах пасутся коровы, овцы; на озерах и прудах много гусей и уток. Раньше все больше попадались пожарища. Видно, война обошла эти места стороной.

В конце октября батареи старшего лейтенанта Василия Дикарева и капитана Григория Чигрина заняли огневые позиции в районе Хорнбрун; старшего лейтенанта Васнецова и капитана Павла Волкова — юго-западнее Юдена; старшего лейтенанта Андрея Борисенко — западнее Петляушкен; старшего лейтенанта Николая Соловаря — в районе Майцкунен. Штаб полка расположился в небольшом, утопающем в зелени населенном пункте Юден.

Приступили к инженерному оборудованию местности: оборудовали блиндажи, траншеи и ходы сообщения, укрытая. Работали в темное время суток. Днем передний край замирал. В полку соблюдалась строжайшая маскировка.

После ночных работ обычно часа четыре отдыхали, приводили себя в порядок и приступали к занятиям. Офицеры изучали передний край противника, продумывали взаимодействие со стрелковыми подразделениями, солдаты осваивали материальную часть, отрабатывали систему ведения огня. В батареях и взводах проводились беседы, коллективные читки газет, прослушивания радиопередач.

В свободное время обсуждали фронтовые новости, писали письма родным и близким. Человек всегда человек. Дома он оставляет частичку сердца.

Как-то старший лейтенант Васнецов (теперь комбат) зашел в землянку взвода управления. Бойцы приводили себя в порядок: одни брились, другие умывались, третьи чинили обмундирование. Слышались шутки, смех, подначки. Вниманием товарищей завладел недюжинной силы человек Адут Халилунов. (Он на спор под одобрительные возгласы батарейцев вытащил из окопа орудие.)

Адут Лукманович — москвич. По своей первой профессии он был извозчик. Наперечет знал улицы и переулки столицы и сотни связанных с ними историй, былей и небылиц.

— Это о нас, извозчиках, поет Утесов, — с гордостью говорил он и обыкновенно мягко произносил слова известной песни:

Халилунов часами мог рассказывать о родном доме. Вот и теперь, проворно орудуя иглой (ночью, перетаскивая орудия на новую позицию, разорвал бриджи), он вспомнил мирную жизнь.

— Бывало, в воскресенье разбегутся ребятишки гулять. Зейнаб придет из кухни — разрумянившаяся, довольная. Начинает рассказывать о соседях. А я как бы про себя говорю: «Не пойти ли мне в город? Пивком побалуюсь, да и мужик я вроде в силе». Вижу, жена шасть за шкаф и тянет грудным голосом: «Когда ты, ирод, насытишься, боров окаянный?»

Взрыв хохота заглушил слова Халилунова.

— Ну и дает! — крутанул головой старший сержант Васев. — Тонко подошел!

А Халилунов как ни в чем не бывало:

— Ну, значит, потом Зейнаб приносит загодя припасенную бутылку пива. После идем семьей в город. Чего еще нужно мужику в моем возрасте?

Шутки, конечно, все это. Но без них тяжелей был бы лихой солдатский быт. Да и хмурый, угрюмый боец — не боец.

Противник заранее готовил Восточную Пруссию к обороне, особенно в последние месяцы, когда гитлеровская верхушка поняла, что крах в войне неминуем. Начались интенсивные работы по совершенствованию системы долговременных укреплений. Местность была очень удобная для этого: многочисленные холмы и озера, болота и реки, каналы и лесные массивы позволяли надежно прикрывать промышленный район.

Из разведданных было известно: с осени противник модернизировал старые укрепления, создал полевую оборону, в систему которой вошли Ильменхорстский, Летценский, Алленштейнский, Хейльсбергский и Торуньский укрепрайоны, а также старинные крепости. Использовались прочные каменные строения многочисленных фольварков и крупных населенных пунктов, связанных между собой хорошо развитой сетью шоссейных и железных дорог. Говорили, что в городах Шталлупенен, Гумбиннен, Инстербург, Беляу, Фридлянд, Прейсиш-Эйлау, Кёнигсберг и других даже подвалы были подготовлены для стрельбы из орудий и пулеметов.

Населению Восточной Пруссии внушалось: русские будут уничтожать всех или ссылать в Сибирь. Старики и подростки, способные носить оружие, зачислялись в фольксштурм. Геббельсовская пропаганда твердила: если все население станет на защиту своих земель, проявит присущую нации стойкость, русские не прорвутся.

Понимая сложность предстоящей задачи, советские воины продолжали изучать передний край противника, совершенствовали огневую выучку, сколачивали подразделения. В эта дни в полк часто приезжали представители штаба артиллерии, политического отдела 28-й армии. Почти ежедневно бывали в батареях командир полка подполковник Данильченко, его заместитель по политической части подполковник Синельников, начальник штаба полка подполковник Иванов, офицеры штаба Зайков, Спитковский, Тепляков. Они помогали готовить личный состав к предстоящем боям.

В предновогодний вечер на огневую позицию батареи Васнецова прибыли подполковник Данильченко и старший лейтенант Спитковский. Днем выпал снежок. Командир и комсорг полка, любуясь обновленной природой, долго вслушивались в тишину переднего края.

— Николай Петрович, молчат фрицы, — повернулся к Васнецову подполковник Данильченко.

— Затаились, товарищ подполковник. Побросали ракеты и угомонились. Даже дежурные пулеметы не подают голосов.

— Надеются, что мы их не побеспокоим. Устал немец, устал. Однако будь начеку. Как с елкой для ребят?

— Есть, товарищ подполковник, елка, в батарейном блиндаже установили.

— Собери туда всех свободных от несения боевого дежурства.

Зашли в батарейный блиндаж. Пахло хвоей — разведчики выложили пол сосновыми и еловыми ветками. На походном столе разместилась аккуратная елочка. И хоть не было на ней игрушек, золотой и серебряной мишуры, она да еще невесть откуда взявшиеся свечи придавали помещению праздничный вид.

— Уютно! — похвалил командир полка.

— Чем богаты, товарищ подполковник…

— Ничего, расколотим фрицев — и заживем. По-настоящему заживем!

— Скорее бы…

— Понимаю тебя, Васнецов. Хорошо понимаю. Но ведь недаром говорится: каждому овощу свой срок. Сам видишь — идет подготовка, командование уточняет свои планы. Наше с тобой дело их выполнять. Вижу, что и бойцы все хорошо понимают. Оборудовали четыре огневые для стрельбы прямой наводкой, три — с закрытых позиций. Все сделано на славу!

Командир полка посмотрел на Спитковского.

— Комсорг, надо, чтобы все в полку знали о делах третьей батареи. Люди этого достойны.

— Будут знать, товарищ подполковник. Выпустим листок-молнию, расскажем о них на собраниях.

— Вот и добро! Дерзай, комсомолия!

В блиндаж вошел старшина батареи старший сержант Плиц, попросил разрешения у командира полка обратиться к Васнецову.

— Товарищ старший лейтенант, свободный от дежурства личный состав прибыл.

— Приглашай, Васнецов, хлопцев, — пробасил Данильченко. — Посмотрим, как вы тут подготовились к Новому году.

Батарейцы начали заполнять блиндаж и рассаживаться на пустых ящиках из-под снарядов. Взгляды солдат, сержантов и офицеров то и дело останавливались на елочке, по лицам пробегали едва заметные тени: то ли улыбка, то ли грусть. Воспоминания, ну да, конечно! Зеленая елочка навевала мысли об отчем доме, полузабытых на фронте мирных днях, когда собирались за праздничным столом. Григорий Митрофанович Данильченко улыбнулся чему-то своему и сказал, нарушив затянувшуюся паузу:

— Друзья мои! Чудесный сегодня вечер. Волею судеб мы оказались вдалеке от дома. Знаю, ваши мысли там, в родных краях, но у нас с вами есть и вторая семья — армейская. От ее имени, боевые товарищу, поздравляю вас с наступающем Новым годом!

Все зааплодировали. Григорий Митрофанович выждал, пока батарейцы успокоились, и продолжил:

— Предстоящей тысяча девятьсот сорок пятый год будет особым. Близок час нашей Победы! Путь к ней долог и труден. Гибель товарищей, друзей… Разрушенные города, сожженные села, слезы матерей, отцов, сестер и младших братьев…

Григорий Митрофанович вспомнил вехи пути, пройденного полком, схватки с врагом у Новороссийска, Сальска, Кущевской, под Ростовом, у Матвеева Кургана, на реках Миус и Молочная, под Большой Лепетихой, на Перекопском перешейке, под Барановичами, Брестом и Варшавой… Говорил просто, но каждое его слово западало в душу.

— Теперь стоим на пороге Восточной Пруссии, — продолжал Данильченко. — Перед нами задача — прорвать оборону врага. Фашисты долго готовили ее: мобилизовали имеющееся ресурсы, местное население для восстановления и постройки инженерных сооружений. Понастроено много и прочно. — Данильченко помолчал немного. — Знаю, нелегко будет нам. Но разве прежде было легко? Да никогда! Всегда мы, противотанкисты, находились на линии огня, в пекле боя.

Васнецов смотрел на взволнованные лица товарищей, и гордостью и радостью наполнялось все его существо. Гордостью за то, что прошли по трудным дорогам войны, радостью — что выпало счастье добивать врага в его берлоге.

Первые дни нового года прошли спокойно. Правда, время от времени передний край заполнялся канонадой. Артиллерия вела огонь по заранее намеченным целям или поддерживала действия разведчиков. Порой разгоралась контрбатарейная стрельба.

На огневых позициях было сосредоточено до полутора, а затем по два с половиной боекомплекта снарядов. Прибывало пополнение — в основном белорусы. Многие имели боевой партизанский опыт. Это, конечно, радовало.

В ожидании прорыва минула первая десятидневка. Состоялось делегатское комсомольское собрание с участием представителей стрелковой дивизии прорыва, которую 530-му полку надлежало поддерживать. Разговор шел очень конкретный, с учетом местности и решаемых стрелковыми частями задач. Всем, наверное, запомнились слова сержанта Константина Милашина. Он доложил о готовности расчета к выполнению боевой задачи, а в заключение заверил: «Добьем врага в его собственном логове!» Призыв горячо подхватили собравшиеся.

Под вечер 13 января был получен приказ на наступление. Батареям, предназначенным для уничтожения огневых точек противника, в ходе артиллерийской подготовки предстояло выдвинуть орудия на основные позиции.

В Прибалтике погода изменчива. Ночью ветер пригнал тучи и пошел дождь — мелкий, холодный. Снег начал покрываться наледью.

— Вот черт, — поскользнувшись, обронил лейтенант Федор Ренгач. — Как бы небесная канцелярия обедню нам не испортила.

— Все может быть, — в тон ему произнес Иван Косицын. — Но, думаю, что до гололеда дело не дойдет. Под теплым ветерком наледь растает.

— Твоими устами, Ваня, мед бы пить, — невесело улыбнулся Ренгач.

— Можно и квас.

— Довольно, ребята, препираться. Давайте лучше подумаем, как орудия на передовую доставить.

От запасных огневых позиций до основных — около полутора километров. Об использовании тягачей не могло быть и речи; привлечешь внимание противника — жди тогда артналета. Предстояло на своих плечах перемещать орудия по глубокому снегу. Дело это хотя и привычное, однако нелегкое — не раз придется умываться соленым потом.

— Выдюжим, впервой, что ли, — отозвался Ренгач. — Рассчитывать тут не на кого, кроме как на самих себя.

— Тогда приступим к делу, — сказал Васнецов.

Батарея начала выдвижение. На руках тащили орудия. Колеса вязли в глубоком снегу чуть ли не по самые ступицы. Но люди делали свое трудное дело. Каждый понимал: от него зависит успех завтрашнего боя. Сознание важности цепи удесятеряло силы, сплачивало всех.

Орудие Семена Васева провалилось в запорошенную снегом воронку из-под авиабомбы. Начали его вытаскивать. Наличных сил явно не хватало, хотя в расчетах подобрались ребята один к одному.

— Эх, Халилунова бы сюда!

— Кто там меня вспоминает? — послышался из темноты голос Халилунова.

Адут, пробегая мимо, услышал свою фамилию и поспешил на выручку.

— А ну, братцы, взяли! — приглушенным баском начал он, упираясь ногами в скос земли.

Бойцы поднатужились, орудие качнулось и на солдатских плечах и руках поползло к краю воронки. Халилунов продолжал:

— Еще, ребятки! Еще немного, еще чуть-чуть! Пошла, поехала, милая!

Общими усилиями орудие вытащили. Вытирая вспотевшие лица, номера расчета с наслаждением вдыхали ночной воздух. Командир орудия Васев положил руку на плечо Халилунова:

— Спасибо тебе, браток, выручил! Наши сегодняшние фронтовые считай своими.

— Ну вас, — отмахнулся Халилунов и, набросив на плечи полушубок, побежал догонять своих.

К рассвету батареи благополучно выдвинулись к переднему краю. Плотная пелена тумана по-прежнему укрывала округу. Все ждали начала артподготовки, но ее не было, хотя и миновало назначенное время. Напряжение достигло предела.

— Всегда так, — донесся до Васнецова из ячейки голос командира взвода управления лейтенанта Ивана Акасимова. — После покоя, тишины жди подвоха.

— Ты это о чем, Иван Николаевич?

— Да все о том же. Удалось скрытно и без потерь выдвинуться. Теперь вот туман мешает.

Наконец началась артподготовка. Советские орудия обрушили на позиции противника сотни тонн металла. С каждой минутой огонь усиливался. В дело включилась артиллерия армии, корпусов, дивизий, полков. Настал черед и орудий прямой наводки.

— Огонь! — продублировал команду телефонист.

Земля раскалывалась от разрывов. Вражеские позиции закрыло всплесками огня и клубами дыма. Над ними взлетали бревна, комья земли и снега. Снаряды разных калибров кромсали инженерные сооружения гитлеровцев. От грохота заломило в ушах.

— Несладко фрицам приходится. Ох несладко!

Обернувшись, Васнецов увидел Акасимова, согласно кивнул ему. Он и не предполагал, что такое количество артиллерии стянуто к месту прорыва. Даже здесь, чуть ли не в километре от первой немецкой траншеи, под ногами вздрагивала земля, а каково было фашистам там, где все рушилось и горело. В этом огненном смерче трудно было уцелеть.

В дело включались все новые силы артиллерии. Последние минуты обработки переднего края гитлеровцев были особенно напряженными. По фашистам наносили удар гвардейские минометы.

Еще не смолкли залпы «катюш», а над обороной гитлеровцев зависла советская авиация. Двигаясь волнами, штурмовики сбрасывали боевой груз на позиции противника. Затем артиллерия принялась долбить врага в глубине его обороны.

В ходе артподготовки неплохо работали орудия прямой наводки батарей полка. Расчет старшего сержанта Ильи Фадеева уничтожил закопанный танк и бронетранспортер, старшего сержанта Давида Хайткина — противотанковую пушку врага.

Успех сопутствовал всем подразделениям полка.

Под грохот канонады поднялись в атаку стрелковые батальоны. Ответных выстрелов не последовало. Передний край гитлеровцев оказался настолько перепаханным снарядами и бомбами, что живого места на нем не было.

Вскоре в тыл потянулись группы пленных. Немолодой унтер-офицер, обхватив голову руками, причитал: «Капут… Капут… Капут…» Старший лейтенант Васнецов, провожая его взглядом, невольно вспомнил первые бои, в которых ему довелось участвовать, довольные лица фашистов, их похвальбу о скорой победе.

Противник попытался оказать сопротивление в глубине обороны.

На одном из направлений стрелковой роте преградило путь штурмовое орудие противника. Расчет сержанта Василия Галая вступил с ним в единоборство. Снаряд угодил в боеукладку немецкого штурмового орудия. На воздух взлетели ящики, куски железа. Пехотинцы, ликуя, двинулись вперед.

Тем временем бойцы расчета соседнего орудия заставили замолчать вражеский пулемет. Геройски действовал наводчик сержант Константин Милашин. Он не раз отличался в боях смелостью, находчивостью, сноровкой. Товарищу учились у него поражать цель с первого выстрела.

Накануне прорыва Милашина приняли в партию. Коммунисты батареи немало хорошего сказали о нем. Взял слово и Константин.

— Скоро мы пойдем в бой. Ваше доверие оправдаю. Буду бить фашистскую нечисть, не щадя жизни. Пусть знают — нет им пощады.

В бою с первого выстрела Милашин уничтожил мешавший продвижению пехоты станковый пулемет врага.

Наступая, артиллеристы шли мимо безлюдных фольварков, казалось, вымерших поселков. Входили в населенный пункт, а в нем ни души. В хлевах убитые коровы, лошади, свиньи, овцы. Редко примечали мелкую живность. Горько становилось на сердце при виде этой адовой картины. Бойцы, конечно, слышали, что многие жители Восточной Пруссии, поддавшись геббельсовской пропаганде, в панике бежали в центральные районы Германии. Но слышать одно, а видеть — другое, да еще такое…

— Какое варварство! — глухо сказал командир взвода лейтенант Иван Косицын. — Ничего не пощадили, даже собак умертвили.

Батарейцы вышли из усадьбы и остановились посреди небольшого городка. Кругом двухэтажные домики под черепичными крышами. Через дорогу напротив — распахнутая настежь дверь кафе, по правую сторону — пивной бар с выбитыми окнами. Январский ветер скрипел воротами и поломанными изгородями.

— Жуткая тишина, — подошла санинструктор Маша Кузьменко, — мертвый город.

— Понагадили, теперь возмездия боятся, — произнес старшина батареи старший сержант Плиц.

— Фашизм есть фашизм!

— И я о том. Они у нас без разбора убивали, это внушали своим, сволочи!

— Хватит, ребята, — прервала парней Маша. — Господи, когда же она окончится, эта война? Чего только не увидишь? Прямо реветь хочется.

— Ну вот, и сама туда же…

Кузьменко махнула рукой:

— Не упрекай, Коля, я — женщина! — И чуть врастяжку: — Дожить бы…

— До свадьбы, Маша?

— Хоть бы и так, Коля. Эх, какая она будет, жизнь!..

Разговор сделал крутой поворот, на время увел от мрачной реальности. Так уж устроен человек — ему свойственно мечтать. Мечтой жила и Маша Кузьменко.

Чем глубже советские войска втягивались в промышленные районы, тем сильнее упорствовал враг. Штурмом пришлось овладевать Шталлупененом. Яростное сопротивление противника встретили и под Гумбинненом. Противнику удалось смять стрелков, наступающих на одном из участков. Фашистские танки и мотопехота двинулись по тылам.

Командование срочно сняло несколько батарей с прежних позиций и бросило наперерез прорвавшемуся противнику. С ходу развертывались к бою. Сеял мокрый снег. Бойцы работали по колено в воде.

— Торопись, ребята! — с тревогой посматривал в сторону приближающегося гула майор Зайков. — Вот-вот фрицы пожалуют.

Как бы в подтверждение его слов, из рощицы появился танк, за ним самоходка, бронетранспортеры.

— Огонь! Огонь! Огонь! — на разные голоса прозвучала команда.

В какую-то минуту на широкой поляне вспыхнуло несколько танков, бронетранспортеров и штурмовое орудие. Прорвавшийся противник был остановлен.

Бой в предместьях Гумбиннена длился несколько часов кряду. Лишь во второй половине дня гитлеровцы начали отходить. К вечеру 21 января город очистили от фашистов.

Впереди был Инстербург. К объятым пожарами окраинным городским домам подошли под вечер. Противник встретил плотным артиллерийско-пулеметным огнем из окаймляющих кварталы траншей, приспособленных для обороны зданий. Фашисты стреляли из подвалов, узких оконных проемов этажей, чердаков. Стрелковые цепи залегли.

Лежать на снегу, даже в полушубках и ватниках под шинелями, неприятно, несмотря на слабый морозец. Васнецову было понятно нетерпение прибывшего на огневую майора Зайкова.

— Старшой, огонька! Не можем роты поднять. Люди гибнут.

Вместе с майором выдвинулись к командиру одной из стрелковых рот. Бойцы лежали в небольшой лощине под кинжальным ружейно-пулеметным огнем, который гитлеровцы вели из массивного двухэтажного здания.

— Казарма, будь она проклята, — вздохнул ротный, — стены метровой толщины. Пулеметные гнезда — начиная с подвала, кончая чердаком.

Как бы в ответ на его слова из чердачных окон ударили пулеметы. Очереди легли буквально в метре от них.

— Засекли гады! — скрипнул зубами майор. — Нужно уходить.

Пришлось отползти за кирпичную стену забора.

— Вот так, артиллерист! — обернулся к Васнецову майор Зайков. — Давай свои пушки. Иначе несдобровать тут.

Расчеты на руках выкатили орудия на прямую наводку. Требовалась ювелирная точность в стрельбе. Поставили на места наводчиков командиров взводов — лейтенантов Косицына, Ренгача и командиров орудий — старших сержантов Фадеева и Васева.

Фашисты сосредоточили огонь на расчетах батареи. Очередь крупнокалиберного пулемета пробороздила щит первого орудия. С головы лейтенанта Косицына слетела каска, ему обожгло щеку. Офицер еще быстрее заработал поворотным и подъемным механизмами.

Лязгнул затвор. Номера расчета доложили о готовности. Лейтенант нажал на спусковой рычаг. Орудие вздрогнуло. Снаряд угодил в узкий проем окна, из которого бил пулемет. Разрыва слышно не было, но очередь оборвалась.

— Готов! — довольно проговорил офицер.

Тем временем открыли огонь другие расчеты батареи. Минут через двадцать часть огневых точек противника была уничтожена. Стрелковая рота пошла на штурм здания. Около взвода бойцов скрылось в дверном проеме. Вскоре в казарме послышались выстрелы, а через некоторое время начали появляться пленные с поднятыми руками.

— Спасибо, бог войны! — подошел к Васнецову командир роты. — Александров моя фамилия, может, еще встретимся, старший лейтенант.

Войска армии сжимали кольцо вокруг города. Дым пожаров застилал небо. Горели газовый завод, мясокомбинат, цистерны с горючим на железнодорожной станции, склады. Артиллерия продолжала наносить удары по врагу. В тылах и на флангах нарастал гул двигателей танков, бронетранспортеров, машин. Командование армии вводило в бой свежие силы.

Инстербург взяли ночью. Фашистам не помогли ни железобетонные укрепления, ни тотальная мобилизация населения, ни отряды фольксштурма. Все сокрушали на своем пути советские войска.

Враг откатывался. На отдельных рубежах фашисты оказывали упорное сопротивление. Жестокие бои завязались восточнее города Прейсиш-Эйлау. Гитлеровцы непрерывно контратаковали наступающее советские части, и 2 февраля пехота противника при поддержке танков нанесла сильный удар.

Противник все ближе и ближе. Уже невооруженным глазом видны лица гитлеровцев. На правом фланге, примерно в полутора километрах, тоже появилась вражеская цепь, а слева донеслась канонада.

— Всерьез взялись фрицы за нас, — вздохнул Васнецов.

И почти тут же послышался приближающейся свист снаряда. Старший лейтенант инстинктивно прыгнул в окоп, а в следующей миг раздался взрыв, за ним второй. Усилием воли Николай заставил себя приподняться и посмотрел на огневые: орудие старшего сержанта Фадеева повалилось на бок.

— Каюк ребятам! — послышался голос разведчика Зеброва. — Прямо перед стволом садануло.

— Не совсем каюк, Миша. Видишь, кто-то жив.

— Верно, товарищ старший лейтенант. Кажется, Фадеев людей оттаскивает.

— Вот что, Зебров, дуй к стрелкам, пусть фашистскую пехоту причесывают, а мы танки на себя возьмем. — И тут же во все легкие Васнецов прокричал: — По танкам, угломер тридцать ноль-ноль, прицел!

Орудия почти одновременно открыли огонь.

Бьет по вражеским машинам и батарея Волкова. Снаряды ложатся точно, но, как ни странно, танки продолжают идти. Наконец останавливается один, вспыхивает второй…

Увлекшись поединком с танками, артиллеристы не заметили, как стрелки вступили в рукопашную с пехотой фашистов. Большой группе гитлеровцев удалось прорваться через боевые порядки стрелкового батальона. Вскоре фашисты появились перед огневой позицией батареи. Расчеты сержантов Николая Снежко и Петра Кириченко, разведчик-наблюдатель Михаил Зебров, командир отделения связи Михаил Панов взялись за оружие, а затем вступили в рукопашную с гитлеровцами. Пошла работа штыков, прикладов, ножей.

Зеброва окружили три вражеских солдата. Первого прыгнувшего на него немца Михаил встретил прикладом карабина, второго — штыком. Третий сбил с ног Зеброва. Падая, боец успел ножом ударить фашиста. Они покатились на перепаханный разрывами грунт. Били, грызли зубами друг друга, пока пробегавший мимо телефонист Гершингорин не оглушил гитлеровца носком сапога.

Батарейцы бились с врагом зло, неистово. Бились, несмотря на многократное превосходство противника. Ярость прибавляла сил, уверенности в себе. На старшего сержанта Дюкарева набросились двое. Одного он успел оглушить прикладом карабина, но второй выбил из рук Андрея оружие, Дюкарев рванулся навстречу гитлеровцу. Тот вскинул автомат, нажал на спуск. Раздался одиночный выстрел: то ли патроны кончились, то ли автомат заело. Пуля обожгла бок, но не смогла остановить старшего сержанта. Он схватил гитлеровца, приподнял его над собой и обрушил на подбежавшего к месту схватки второго немца.

Храбр в бою советский воин. Ну а когда дело доходит до рукопашной, он становится поистине богатырем. Казалось бы, иной и фигурой щупловат, а крушит врага по-былинному. Нет ему преграды!

В критическую минуту не дрогнул перед окружившими его гитлеровцами и красноармеец Самарин. Одного сразил огнем из автомата, другого — прикладом.

Васнецов находился во взводе управления. Кончились в магазине автомата патроны — отстреливался из пистолета. Только свалил гитлеровца, как почти у самого уха пролетела граната. И тут услышал голос лейтенанта Акасимова:

— Получайте, гады!

Иван Николаевич на лету схватил вражескую гранату за длинную ручку и метнул ее под ноги пробегавшим гитлеровцам. Раздался взрыв, фашисты попадали.

Как нельзя кстати подоспели пехотинцы, помогли расправиться с прорвавшимся врагом. И лишь когда стих огонь, Васнецов уловил в облике командира стрелковой роты что-то знакомое.

— Александров! — сорвалось у него с языка.

— А, это ты, артиллерист! Видишь, недавно ты меня выручил, теперь я тебя.

— Спасибо! Не окажись вас здесь, туго бы нам пришлось.

— Долг платежом красен! Так, кажется, говорят? Надеюсь, еще встретимся, бывай, Васнецов!

Больше фашисты не контратаковали. Ночью наблюдатели доложили: враг начал отступать. Теперь главное — не дать противнику оторваться. Вместе со стрелковыми подразделениями батареи полка начали преследование.

9 февраля достигли окраины Прейсиш-Эйлау. После артиллерийской подготовки соединения и части армии пошли на штурм города с востока, юга и севера. Сопротивление врага было сломлено.

Наступление продолжалось. Теперь полк с боями продвигался в направлении Цинтена. У этого города артиллеристы впервые встретились с подростками из гитлерюгенда. В небольшой рощице разведчики Юрия Садовского взяли в плен нескольких юнцов. Бойцы привели их в расположение штаба полка. Грязные, в шинелях и френчах с чужого плеча, они выглядели жалко.

Герой Советского Союза Ю. В. Садовский.

— Ух ты, вот это войско! — невольно вырвалось у старшего сержанта Капшукова. — Откуда же вы, новоявленные вояки? Чего молчите?

Грозный вид старшего сержанта и впрямь напугал ребят. Белобрысый подросток вдруг затрясся в рыданиях. Его товарищ грязным кулаком начал размазывать слезы по еще ни разу не бритой щеке и запричитал: «Мутер, мутер…»

Подошел начальник штаба подполковник Иванов:

— Это еще что за детский сад?

— Пленные, товарищ подполковник, — бойко доложил конвоир. — Капитан Садовский приказал привести. Просил записать на наш счет.

— Кого, этих сопляков? Да вы что! Слышишь, он мать зовет, а ты его вознамерился пленным оприходовать?

— Звать-то зовет, — упорствовал конвоир, — а до последнего патрона дрался. Двоих наших ранили эти самые сопляки.

— Ладно, запишем, — махнул рукой подполковник. — Выпороть бы их и по домам отправить. Молоко на губах, а они за оружие. Пусть к матерям топают. Отпустите их.

Подросткам разъяснили: если еще вздумают взяться за оружие, поступят с ними по законам военного времени. После всех отпустили. Мальчишки врассыпную бросились по домам.

В те дни много работы выпало на долю тыловиков. Дороги оказались забитыми войсками. Артвооруженцы старшего техника-лейтенанта Губенко под огнем врага восстанавливали поврежденные орудия. В боевых порядках заправляли горючим автотранспорт подчиненные старшего лейтенанта Петра Бурова. Работники боепитания во главе со старшим лейтенантом Николаем Дованковым в достатке снабжали боеприпасами. Героически трудились и медики майора Константина Начинкина, другие работники тыловых служб.

18 февраля передовые части 28-й армии достигли северо-восточной окраины Цинтена. Подступы к городу были изрыты траншеями, ходами сообщения, позициями для артиллерии, минометов. Основу огневой системы составляли закопанные танки, артиллерийские и минометные батареи. Передний край прикрывался минными полями и проволочными заграждениями.

Потеря Цинтенского узла сопротивления многое значила для противника. Город стоял на пути к центру вражеской обороны на этом направлении. Отсюда советские войска выходили к заливу Фришес-Хафф, тем самым отрезая путь фашистам к морю.

Передовые советские части противник встретил мощным огнем. О наступлении с ходу нечего было и думать. Командование подтягивало к переднему краю артиллерию, танки, пополняло поредевшие в боях стрелковые полки, батальоны и роты. Батареи 530-го полка, находясь в боевых порядках, вели огневую дуэль с противником.

Следующей день начался с плотной артподготовки. Батарея Васнецова в ходе нее уничтожала выявленные огневые точки противника. Дело для них было привычное. Огневики вошли в азарт, отменно справлялись с задачами. Командир батальона прислал связного с благодарностью за помощь в подавлении трех станковых пулеметов гитлеровцев.

В это время на огневой позиции появился комсорг полка Спитковский.

— Несолоно приходится фрицам, Николай, — тронул он за плечо Васнецова.

— Это точно. Ты чего притопал?

— Как чего? У меня здесь комсомольцы. Находитесь на самом оселке. Где же мне быть, как не в гуще масс?

— Добро. Значит, вместе.

— Выходит, так. — Марк глянул на конверт в руке Васнецова. — Что это у тебя за депеша?

— Письмо от командира батальона. Благодарит за помощь.

— Ну-ка, ну-ка!..

Марк пробежал глазами строчки.

— Что же ты молчишь, чертушка? Об этом должны знать не только в твоей батарее — все в полку.

— Некогда было говорить. Только что доставили.

Спитковский вынул из полевей сумки бланк и принялся писать листок-молнию.

Тем временем артиллерия перенесла огонь в глубь обороны противника. Стрелки поднялись в атаку. Противник молчал. Вскоре пехота достигла вражеской траншеи и перемахнула через нее.

— Комсорг, не пора ли и нам? — обернулся к Спитковскому Васнецов.

— Пора, Коля.

Батареи вместе с пехотинцами ворвались на северную окраину Цинтена и приступили к форсированию реки Штрадик с целью захвата плацдарма на западном берегу. Гитлеровцы обрушили на переправу огонь минометов, орудий. По боевым порядкам пехоты стреляли из зенитных пушек. Однако остановить продвижение наступающих гитлеровцам не удалось. Плацдарм был захвачен, а затем и расширен.

Ночью батареи 530-го полка были переброшены на северо-западную окраину Цинтена. Не теряя времени, принялись оборудовать огневые. На рассвете противник начал обстрел наших позиций, около семи часов гитлеровская авиация нанесла удар по боевым порядкам. Затем фашисты перешли в атаку.

На острие танкового удара оказалось подразделение старшего лейтенанта Андрея Борисенко. Оно не спешило действовать, выжидало. Народ в расчетах подобрался опытный, не раз с честью выходил из поединков с врагом, хорошо знал цену победы, солдатской крови, как и первого меткого выстрела. Приказ офицера не открывать огонь без команды, бить наверняка был воспринят как дело само собой разумеющееся.

Противник все ближе и ближе. Подрагивала промерзшая земля. Разведчик Зебров скосил глаз на наводчика Задорожного:

— Иван, бери переднего!

Задорожный понимающе кивнул. До танка метров четыреста. Наводчик взял упреждение и почти тут же услышал голос командира батареи Борисенко:

— Огонь!

Выстрел! Орудие качнулось назад. Одновременно прогремели выстрелы соседей. Снаряды легли точно.

— Есть! — выдохнул Задорожный, переводя орудие на другую цель.

Вспыхнул второй танк, чуть позже загорелся бронетранспортер противника.

— Огонь! Огонь! — хрипло кричал Борисенко.

Гитлеровцы не ожидали такого напора. Танки попятились, пехота залегла.

Атака врага начала ослабевать и захлебнулась. Однако фашисты не успокоились, сосредоточили усилия на другом направлении. Минут пятнадцать артиллерия противника кромсала огневые Васнецова.

Вражеским пехотинцам удалось ворваться на позицию взвода лейтенанта Ивана Косицына, находившегося на некотором удалении от батареи. Завязалась рукопашная. В конце концов враг был разбит.

Взвод лейтенанта Семена Кириченко прикрывал развилку дорог. Из-за сосновой рощицы появились фашистские танки. Орудия оказались перед ними как на ладони. Счет времени пошел на секунды: кто опередит в открытии огня?

— Королев, бери левого, — махнул рукой офицер в сторону танка.

Командир орудия старшина Королев склонился к наводчику Егору Кабышеву. В это время из танка выстрелили. Снаряд, едва не задев щит орудия, разорвался позади огневой. Кабышев сплюнул сгусток крови: взрывной волной его ударило о щит, он рассек губу, но не оторвал руки от механизмов наводки. Подвел перекрестие к середине борта танка, взял упреждение.

— Получай! — И Кабышев нажал на спусковой рычаг.

Выстрел был точен. Боевая машина, пройдя несколько метров, остановилась.

Соседний расчет подбил второй танк, но два других укрылись в рощице.

Контратаки фашистов продолжались. Отбивая натиск врага, советские воины уничтожали его живую силу и огневые средства. Но и сами несли потери. Погибли красноармейцы Иван Жихарев, Иван Виновец, Аюп Акупов, Джагибас Ожанов и младший сержант Василий Шаманин. Серьезные ранения получили старший сержант Сергей Гуськов, командиры орудий старшина Серафим Королев, старший сержант Николай Булычев и другие воины.

Настала ночь. Сеял мокрый снег. Враг выдохся и прекратил атаки. Воины полка тоже устали до предела, попадали у орудий. Бодрствовали лишь дежурные расчеты.

На следующей день установилось относительное затишье. Артиллеристы приступили к разведке обороны противника: засекали цели, наносили на схемы и карты огневые точки и инженерные сооружения. В батареях анализировали результаты прошедших боев по прорыву вражеской обороны.

Противник, имея плотные боевые порядки, большое количество артиллерии и танков, несколько раз контратаковал. На отдельных участках ценой больших потерь он добился некоторого улучшения своих позиций.

Как-то под вечер огневой смерч минут сорок гулял по окопам, траншеям, ходам сообщения, блиндажам артиллеристов. Васнецов с командиром взвода Ренгачом только собрались было перекусить, как начался огневой налет. Федор не выдержал:

— Вот, гады, неймется им!

— Ты же позавчера говорил: мол, зачем землю долбаем? Все равно не нынче — завтра пойдем дальше.

— Ошибочка вышла, товарищ старший лейтенант.

— Кровью пришлось бы заплатить за твою ошибочку. Понял меня?

— Как не понять, понял.

Несмотря на возражения (мол, устали), Васнецову пришлось настоять на оборудовании огневой. Теперь Ренгач был благодарен командиру батареи.

Рано утром 23 февраля противник снова обрушил шквал артиллерийского и минометного огня по батарейцам, а затем перешел в атаку довольно крупными силами. Вначале из перелеска выкатились танки, затем — бронетранспортеры, после них показалась пехота.

— По всем правилам, — оторвал от глаз бинокль лейтенант Акасимов. — Немецкая пунктуальность.

И приказал расчетам подготовить противотанковые гранаты, автоматы.

Противник все ближе: триста, двести пятьдесят метров от первой траншеи советских воинов. Орудия по команде одновременно открывают огонь. Хорошо видно, как снаряды высекают искры из крупповской стали. «Не берут», — досадует Васнецов. Но тут останавливается один танк. Два других, ведя огонь, начинают утюжить траншею.

— В борт! В борт цельтесь! — кричит Васнецов.

Взрывной волной Николая бросает на землю. Усилием воли он встает и видит, как за танком бежит красноармеец; взмах руки — и на корме машины всплеск огня. «Молодец», — успевает подумать Васнецов.

Второй танк, очевидно, попав в воронку, разворачивается бортом. По нему бьют орудия. Но, как назло, снаряды летят мимо или рикошетируют.

— Ниже надо целиться, — волнуясь, говорит Васнецов.

Выстрел — и загорается еще один танк. Местность заволакивает дымом. Когда он немного рассеялся, Васнецов увидел, что танки и бронетранспортеры все еще объяты пламенем. Густая цепь фашистской пехоты словно испарилась.

— Вот это саданули! — донесся голос Косицына. — Отлично сработали «катюши». Три залпа дали! Ничего не скажешь — моща!

— Да, чистая работа!

Атака врага захлебнулась. Наступила передышка. Бойцы подправляли окопы, траншеи, готовясь к новой встрече с противником. На огневой позиции старшего сержанта Семена Васева сошлись лейтенанты Иван Косицын и Федор Ренгач. Обсуждая удар «катюш», сели перекусить, но тут засвистел приближающейся снаряд, за ним прогремел взрыв. Офицеров и Васева отнесло в стороны. Когда же все смолкло, Васев приподнялся, огляделся, и сердце у него защемило от боли: оба офицера были сражены осколками насмерть.

После гибели лейтенанта Косицына взвод временно принял старший сержант Илья Фадеев. Вторым взводом стал командовать младший лейтенант Петр Приставка. Произошли в полку и другие перестановки. Отделение связи принял младший сержант Семенихин, сержант Нуратдин Самедов — расчет старшего сержанта Семена Васева, а сержант Николай Снежко — расчет старшего сержанта Ильи Фадеева.

Бои в Восточной Пруссии продолжались, батарейцы успешно громили врага.

В один из дней капитанам Григорию Чигрину и Павлу Волкову были вручены ордена Отечественной войны I степени, а старшему лейтенанту Николаю Васнецову — Отечественной войны II степени. Приятно получать награды, да еще такие, как эти!

В последний день февраля полк выдвинулся в район фольварка Лешкюнен, северо-западнее Цинтена. Батареи приступили к оборудованию огневых позиций. Под вечер пришла газета с обращением Военного совета фронта. Экземпляры газеты тут же доставили в подразделения. С интересом все читали призыв разгромить врага в цитадели пруссачества, рассматривали помешенную в номере газеты карту Восточной Пруссии.

— Смотрите-ка, братцы, — пробасил старший сержант Иван Веремеевский, — Балтика рядом. Еще напор — и баста!

— Что — баста? — переспросил кто-то.

— Столкнем пруссаков в море. Похлебают водички, глядишь, станут умнее.

— Не торопись, — степенно произнес старшина Иван Болтушкин. — Видишь, фриц упирается. Как бы самим штаны не порвать.

Поздним вечером в батарею заглянул заместитель командира полка по политической части подполковник Синельников, рассказал об обстановке в Восточной Пруссии. К этому времени она заметно осложнилась. Группировка немецко-фашистских войск была рассечена. Четыре дивизии оказались прижатыми к морю на Земландском полуострове. Но пять дивизий нашли убежище в окруженном и блокированном Кёнигсберге, около двадцати дивизий оказались в кольце советских войск южнее и юго-западнее города.

Обороне Кёнигсберга немецко-фашистское командование уделяло особое внимание. Гитлеровская верхушка заверяла свою армию и население, что город будет сохранен во что бы то ни стало. Сто тридцать тысяч отборных войск составляли гарнизон города. Оборонительные позиции с крепостными фортами, доты, проволочные заграждения, противотанковые рвы опоясывали крепость со всех сторон. Готовясь к обороне, гитлеровцы взорвали шлюзы на реке Прегель, затопили долину на подступах к городу.

Кёнигсберг имел телеграфно-телефонную связь с Берлином, сообщение с портом Пиллау и Земландской группировкой. На площадях города имелись посадочные площадки для самолетов. Склады и подземные заводы обеспечивали войска боеприпасами и продовольствием.

Советское командование, предвидя трудность борьбы за Кёнигсберг, нацелило на него несколько армий — генералов Белобородова, Озерова, Галицкого, Людникова. 28-я армия генерала Лучинского продолжала наступать в направлении Хейлигенбёйля.

На собрании представителей батарей 9 марта было зачитано обращение Военного совета фронта. Парторг подразделения старший сержант Андриан Козырев от имени всех своих товарищей сказал:

— Обращение Военного совета фронта для нас — боевой клич. Важная, ответственная задача стоит перед нами. Чем быстрее добьем немецко-фашистские войска здесь, в Восточной Пруссии, тем скорее создадим условия для штурма фашистского логова — Берлина.

Затем слово взял кандидат в члены партии старший сержант Левонян.

— Я воюю уже на первый год, а теперь вот командиром орудия, — сказал Вайк. — За время боев я ни разу не видел, чтобы фашисты сопротивлялись так яростно, как в Восточной Пруссии. Гитлеровцы чувствуют свою неминуемую гибель. Нам необходимо наращивать силу ударов, бить врага наверняка. Наше орудие стоит на прямой наводке. Мы обнаружили перед собой четыре цели. Заверяю командование полка, что, как только будет дан приказ, цели уничтожим без промедления.

Батарейцы продолжали готовиться к боевым действиям. Настрой у людей был хороший. Как и всегда перед наступлением, увеличилось количество заявлений о приеме в партию. На собраниях коммунисты принимали в свои ряды лучших из лучших. Среди них — командир орудия, комсомолец, агитатор пятой батареи Лукошкин. Только в последних боях он подбил два немецких танка, подавил несколько огневых точек. Василий был награжден орденами Красного Знамени и Славы III степени. Наводчик орудия сержант Иван Задорожный имел четыре государственные награды, в том числе ордена Отечественной войны I и II степеней. Сержант Василий Галай удостоился ордена Богдана Хмельницкого III степени и двух медалей «За отвагу». Сержант Петр Котов и старший сержант Виталий Медведев тоже не раз отличались в боях. Все эти воины были приняты в партию.

Перед прорывом обороны противника прошло комсомольское собрание в батарее Васнецова.

В архиве сохранился волнующей документ — донесение в штаб армии заместителя командира полка по политчасти подполковника Синельникова:

Продолжалась подготовка к прорыву. Разведчики Михаил Зебров, Иван Веремеевский круглые сутки следили за обороной противника. Батареи пристреливали цели. Ежедневно уточнялось расположение огневых точек в обороне врага.

Наступление началось 13 марта. День выдался теплый. Более получаса артиллерия долбила позиции противника. Орудия прямой наводки уничтожали выявленные и пристрелянные цели, расчищали путь пехоте и танкам.

Не успела артиллерия перенести огонь в глубь обороны, как пошли в атаку стрелки. Минут через сорок стрелковые батальоны овладели первой и второй траншеями противника, хотя двигаться приходилось по непролазной грязи, да еще и в тумане.

Погода постепенно наладилась. Над полем боя появились советские самолеты — штурмовики и бомбардировщики. Авиация нанесла удар по опорным пунктам и скоплению живой силы и техники противника. Усилили натиск на врага наземные войска. Темп наступления возрос.

Спустя несколько дней враг оказался на прибрежной полосе, которая простреливалась советской артиллерией на всю глубину. Фашисты заметались между сушей и морем. Надежда на спасение у них оставалась ничтожно малой.

Закрепившись близ фольварка Шенраде, 15 марта батареи оборудовали огневые позиции на танкоопасных направлениях. Однако ни в тот день, ни в последующие противник не решился контратаковать. Не до этого фашистам было, думали об одном: выжить в этом огненном аду. Подразделения, а то и целые части гитлеровцев метались по узкой прибрежной полосе, несмотря на приказы держаться до последнего. Надежды фашистов остаться в живых, кроме как сдаться в плен, с каждым днем таяли. Все больше и больше вражеских вояк бросали оружие.

У воинов полка появилась возможность осмотреть округу. Кирпичные строения хутора терялись среди сосен, елей и берез. Добротный жилой дом, хозяйственные постройки свидетельствовали о том, что бюргер жил на широкую ногу.

К усадьбе примыкал пруд. Старшина батареи Плиц со своей «хозяйственной командой» накормил товарищей отменной ухой.

Поступило пополнение. Его сразу же распределили по батареям. Большинство сержантов и красноармейцев участвовало в боях, имело опыт борьбы с танками и пехотой противника. Это радовало.

Девятого апреля пал Кёнигсберг. Через четыре дня возобновилось наступление на Земландском полуострове.