ГЛАВА 29

— Я что-то сделала не так? — усевшись напротив меня, через некоторое время хмуро осведомилась принцесса.

Ее вопрос совпал с легким толчком, означавшим, что мы вернулись к пирсу. Я встала, подошла к окну, выходящему в сторону форта, и с минуту смотрела на берег, пытаясь понять, что именно мне не понравилось в произошедшем на палубе, потом ответила:

— Мне не в чем тебя упрекнуть, да я и не имею на это права. А сейчас пытаюсь понять, похвалил бы нас за это лорд… ну, ты знаешь, о ком я. И еще мне очень хочется посмотреть, как они будут сходить на берег… ты не против?

— Иди, — мрачно позволила ее высочество и добавила мне в спину: — Я и сама уже ругаю себя за горячность, но простить их не могу. Они ведь чувствовали себя очень хитрыми и безнаказанными, совершая эту подлость. Хотя даже не подозревают, что я с удовольствием поделилась бы с тобой и нарядами, и украшениями.

Далеко я не пошла, встала у самой стенки в тени навеса и, небрежно крутя в руке зеркальце, смотрела на матросов, вытаскивающих на пирс скромные сундучки служанок и кучу багажа, который ставили возле леди Боленси, отвернувшейся от шхуны с таким видом, словно это она сама нас покинула как недостойных ее внимания. Вдаль по пирсу торопливо уходила Эвика в сопровождении трех крепких воинов, а из форта им навстречу уже бежали встревоженные слуги.

Я думала о том, как скоро слух о внезапно рассвирепевшей принцессе достигнет столицы, и все яснее понимала, что усиленное внимание к моей персоне со стороны всех придворных интриганов и блюдолизов леди Боленси обеспечила. Поэтому избежать всяческих укусов исподтишка, проверок и сомнительных шуточек теперь вряд ли удастся. Следовательно, странная помолвка с лордом дознавателем становится едва ли не единственным спасительным щитом, за которым я смогу хоть немного переводить дух.

По пирсу, опустив плечи и не оглядываясь, побрела толпа горничных, подхватили свои сундучки и потащили в сторону форта, и сердце кольнула непрошеная жалость. Разумеется, они виноваты и поступили не просто непорядочно, но еще и глупо, не решившись выдать старшую камеристку. Но до сегодняшнего дня она была для них самой главной во всем дворце, ведь от того, похвалит или обсмеет перед ее высочеством приближенная к принцессе дама какую-нибудь из служанок, зависит очень многое.

Наконец на пирсе появилась Эвика в сопровождении двух слуг с тележкой, на которой стояли мои сундуки, а за ними следовал лорд Грензи с отрядом воинов. Командир охранников проследил за тем, как двое его людей бережно внесли на шхуну мое имущество, как почти бегом взлетела по сходням единственная оставшаяся у нас горничная, и решительно поднялся на борт.

А воины форта окружили бывшую старшую камеристку и повели к берегу, не дожидаясь слуг, грузивших на тележку ее многочисленное имущество.

Сверху мне было прекрасно видно, как все наши спутницы и спутники, стоя или прогуливаясь вдоль бортов, так же, как и я, наблюдали за этой сценой. Вряд ли кто-то из этих прожженных интриганов понял происходящее неверно и не запомнил, что у нежной и робкой принцессы внезапно начали резаться острые зубки. И больше она не спустит ни малейшего посягательства на свою и без того невеликую власть.

Ждать на палубе, пока принесут багаж, показалось мне нетактичным, и я поспешила вернуться в каюту. Онгильены в гостиной уже не было, и чай нам до сих пор так и не принесли, поэтому я прошла в свою комнату и присела в кресло, обдумывая произошедшее. И с каждой секундой убеждалась все сильнее, что нет худа без добра. Ведь если среди уволенных были действительно честные, только запуганные девушки, то лорд дознаватель обязательно это выяснит и поможет им устроиться куда-нибудь в более скромное место. Зато мы с Гили теперь разом лишились всех шпионок, и у Танрода будет возможность приставить к ее высочеству преданных охранников под видом новых служанок.

Мое настроение начало улучшаться, и появление Эвики с багажом я встретила радостной улыбкой.

— Не нужно разбирать мои вещи, я и сама это умею, — остановила я необычайно горячее рвение горничной. — Лучше сходи на кухню и узнай, где там чай, который просила принести ее высочество.

А едва она исчезла за дверью, защелкнула засов и полезла в баул, где у меня хранилась почтовая шкатулка. Лорд дознаватель выдал мне золотую, через которую я имею право посылать столько писем в день, сколько мне захочется, и мельком намекнул, что надеется на мою любовь к эпистолярному искусству.

В тот момент я только усмехнулась, не веря, что, сидя в карете с подругой, вдруг соберусь писать письма. Да и не представляла, о чем мне ему сообщать. Ведь те глупости про цветочки, закаты и милых коровок, какие обожают писать в письмах скучающие дамочки, вряд ли заинтересуют лорда дознавателя.

А вот меня теперь волновал другой важный вопрос — как именно писать? И я искренне злилась на Танрода, не выдавшего мне на этот случай никаких указаний. Ведь мне неизвестно, где он получит мое послание и не окажутся ли рядом в это время посторонние люди. Да и меня могут отвлечь в любую минуту… или заглянет через плечо Онгильена и непременно поинтересуется, почему это я обращаюсь к жениху без должной нежности?

Судя по реакции на мое сообщение о помолвке, принцессе оно очень понравилось. Она явно надеется увидеть, как через три месяца мы с Танродом рука об руку стоим перед жрецами храма Судеб.

И в таком случае мне лучше пока не разочаровывать свою царственную подругу и не рассказывать о собственных планах на будущее. Хотя, если честно признаться, я была бы не против оказаться для лорда дознавателя самой желанной из женщин, вот только жизнь приучила меня трезво оценивать свои шансы.

Да и сама я пока не испытываю к учителю особо нежного чувства, хотя и не могу не признавать, что он и есть тот самый драгоценный дар, который советовала искать Луизьена. Но ведь просто найти его, как выяснилось, лишь полдела. Нужно еще, и чтобы где-то в неизмеримой вышине мироздания пересеклись и связались воедино нити наших судеб.

Письмо мне придется написать, постаравшись не сказать магистру ни одного опрометчивого слова, и чтобы никто слишком подозрительный или любопытный не смог заподозрить наших подлинных отношений.

«Доброе утро, мой дорогой дядюшка! Мы уже плывем по утреннему морю на борту императорской шхуны, и погода просто восхитительная. Мне даже не испортил настроение досадный случай, камеристка ее высочества забыла в форте мой багаж. Но принцесса проявила ко мне необычайную доброту и велела за ним вернуться. А нерадивых служанок выгнала прочь, мне даже жаль бедняжек. Вот и все мои новости, жду встречи, твоя невеста».

Сунула листок в шкатулку и отправила Танроду. Он сообщил, что постоянно носит свою шкатулку с собой и получает письма почти сразу.

И действительно, не прошло и пары минут, как шкатулка издала мелодичный звон, и я поспешила прижать к замку кольцо-ключ.

Внутри лежал листок дорогой бумаги, на котором было написано четким, решительным почерком.

«Доброе утро, моя дорогая невеста! Я счастлив, что путешествие тебе нравится и никаких нерадивых слуг возле тебя больше нет. Постарайся не увлекаться солнцем, на море оно особенно коварное, и не купайся по ночам, в тех местах водятся ядовитые медузы. Целую тебя, моя дорогая невеста».

Некоторое время я раздумывала, отчего это вдруг стала для Танрода такой дорогой, что он подчеркнул это особо, и снова читала записку, все отчетливее ощущая сквозившую в ней ехидную нотку.

Особенно она чувствовалась, стоило мне прикрыть глаза и представить, как Танрод лично произносит эти слова. Темные силы, как я в этот момент корила саму себя за то, что, увлекшись изучением щитов, забыла о тщательной подготовке к поездке с принцессой.

Сгоряча я и Танрода упрекнула в непредусмотрительности, но, немного остыв и подумав, забрала все упреки назад.

На самом деле виновата во всем я сама.

Ведь кого он видит перед собой? Запуганную монашку, только благодаря свободолюбивому характеру избежавшую грязного замужества и сумевшую освоиться в обычной жизни. Далеко не всем бывшим воспитанницам монастырей удается, выйдя в двадцать один год из обители, научиться жить за ее воротами. Слишком многое, да почти все, в свободном мире оказывается не так, как они привыкли, намного разнообразнее, сложнее и безжалостнее. Вот и возвращаются они в монастырь через год или даже раньше, чтобы снова надеть серое монашеское одеяние, теперь уже навсегда.

И такой девушке бесполезно говорить про конспирацию и шпионов, условные слова и сигналы, просто необходимые, когда берешься за сложное задание. А еще о необходимости следить за всеми сталкивающимися с тобой людьми, их взглядами и действиями и о многом другом. Бывшая монашенка придет в неимоверное смятение при одной мысли о подобных сложностях.

В дверь робко постучали, и я отправилась отпирать, спрятав по пути шкатулку в баул и сунув за корсаж записку. Всего Гили знать не нужно, но держать от нее в тайне осведомленность лорда дознавателя не стоит.

— Ваша светлость, ее императорское высочество приглашают вас на чай. — Эвике удалось потрясти меня вежливостью и безупречным знанием этикета.

— Уже иду, — прошла я в гостиную и чуть присела перед принцессой: — Ваше высочество.

— Не нужно лишних церемоний, леди Вельена, — учтиво проговорила Гили, явно для чутких ушек горничной. — Компаньонкам позволено быть более свободными в обращении, чем придворным дамам. Вам ведь придется находиться при мне почти неотлучно. А теперь садитесь к столу и не обижайтесь, если я назову вас просто по имени.

— Я польщена и тронута… — опускаясь на стул напротив ее высочества, нарочито взволнованно выдохнула я, — и надеюсь никогда вас не разочаровать.

— Я тоже на это надеюсь, — с неожиданной горечью произнесла Гили. — Сегодня люди, которым я доверяла, преподнесли мне жестокий урок. Иди, Эвика, чаю мне нальет леди Вельена. А тебе придется теперь прислуживать всем сопровождающим меня дамам. Но не старайся делать все за предавших меня слуг, пусть высокородные леди сегодня считают себя попавшими на необитаемый остров.

Горничная исчезла, как фантом, а я изумленно уставилась на подругу, не узнавая мою робкую и наивную Гили.

— Да, я попыталась представить, какие обвинения предъявят мне высокородные дамы, когда мы окажемся за одним столом. Обедать и ужинать на шхуне положено в столовой, — хмуро буркнула она.

— Мне кажется, она называется здесь как-то иначе, — делано задумалась я, но принцесса беззаботно отмахнулась.

— Я никогда и ни с кем не разговариваю на чужих языках… кроме учителей этих самых языков. Его императорское величество Сибериус Третий всегда говорит, что это дипломаты и послы должны в совершенстве знать мой язык.

— Тогда пусть это будет столовая, — согласилась я с железным доводом, понимая, как прав император. Любая его попытка заговорить на редких диалектах будет расценена как заигрывание, если не признание превосходства языка и культуры собеседника. — А дамы все равно надуют губы, как бы ты ни поступила. Сегодня пошатнулась их убежденность в собственной ловкости и умении исподтишка руководить твоими действиями, и они всеми силами будут стараться вернуть свою тайную власть. Ведь это было так удобно — скорчишь недовольную или укоризненную гримасу, и принцесса делает так, как хочется ее свите.

Ее высочество огорченно засопела, а я понаблюдала, как она пытается сама налить себе чай, и решительно отобрала чайник:

— Не отбирай заработок у бедной компаньонки. Кстати, я написала про горничных своему жениху, и он прислал ответ.

— Ну? — затаила дыхание сгоравшая от любопытства Гили, вмиг забыв про свои разочарования.

— Вот он… — заветный листок словно нечаянно упал на стол, — но я его никому не давала и читать не позволяла. Вы случайно нашли мою потерю.

— Разумеется, — разворачивая послание, сговорчиво буркнула Онгильена и уткнулась носом в письмо.

Читала она его значительно дольше, чем я сама, и к исходу пятой минуты мне уже хотелось отобрать послание и прочесть еще раз, чтобы понять, что же я там такое важное пропустила?

— Вели, — произнесла наконец принцесса и опустила листок, открывая мне вид на свое лицо, залитое слезами, — это так прекрасно, Вели! Я так рада за тебя, он замечательный человек.

— Но…

— Ничего не говори… я все понимаю. Из-за меня вы не можете сейчас быть вместе… но это же не навсегда? Кэрд обещал придумать надежный план, и я ему верю. И тогда мы все будем счастливы… а пока он даже не может писать мне писем. Они ведь идут через почтовый портал Сарканской цитадели… — Она шмыгнула носом, отерла платочком глаза и нахмурилась, глядя в мое ошеломленное лицо: — Вели? Неужели ты этого не знала?

— Лорд архивариус… — медленно пробормотала я, тщательно подбирая слова, — не стал забивать мне голову всякими сложными вещами и ненужными подробностями… мне ведь после монастыря и так нелегко привыкнуть к вашей жизни. Столько всего нового, необычного… весь мир выглядит вовсе не так, как оттуда, из-за монастырской ограды. Там спокойно, тихо и безопасно, никому не позволено кричать, хохотать и ругаться. Бегать по дорожкам и плавать в открытом море, особенно по ночам, тоже нельзя. Видимо, поэтому мой жених так волнуется за меня. — Посмотрела на слегка растерянно слушавшую меня принцессу и едва слышно шепнула: — А тебе неизвестно, кто мог ему доложить о купании?

— Действительно, — опомнилась Гили, по всей вероятности, рассмотревшая в письме только слова «дорогая невеста». — Похоже, он об этом уже знал. Но нас мог видеть только лорд Грензи.

— А разве ни одно окно императорского дома форта Тор-Ханьо не выходит на море? — вздохнула я и перевела разговор на другое: — Вчера я сделала ошибку, отказавшись знакомиться с твоими сопровождающими, но жизнь показала, как я была неправа. Тебе нетрудно будет перечислить всех и не забыть про слуг и компаньонок?

— Все слуги были мои, — сразу полила мою душу бальзамом Гили, — это правило лорда Грензи. Он никому не разрешает брать с собой горничных, камеристок, чтиц и поваров, объясняя это тем, что его гвардейцы могут защитить небольшой отряд, а для защиты целой деревни нужна рота солдат и интендантский обоз в придачу. Поэтому дам всего шесть, и едут они в трех каретах, хотя и обижались поначалу на тесноту. Ведь камеристки едут с ними, а горничные — в отдельной повозке.

— Но ведь вы ехали не спеша?

— Разумеется, — пожала плечами принцесса. — Два-три часа до обеда, потом отдыхали, а после чаепития до ужина обычно ехали еще часа два.

— Завидую, — честно вздохнула я, припомнив обоз, двигавшийся тремя проходами в день, и первый начинался еще до рассвета, едва бледнело на востоке небо.

Потом две стоянки по два часа, на завтрак и обед, и снова движение до самой темноты. Двигаться медленнее, как пояснили опытные путники, обозникам было невыгодно.

— Я сама себе теперь завидую, — горько всхлипнула Онгильена и сразу спохватилась: — Прости, Вели, это не из-за тебя…

— Я понимаю. И очень тебе сочувствую. Но он же обещал что-то придумать? Давай будем надеяться на наших мужчин… они ведь такие умные и особенные. А теперь расскажи про наших спутников.

Как выяснилось, свита принцессы действительно была очень невелика, шесть знатных дам, все значительно старше Гили, и с десяток лордов. Причем из той категории, которые ищут выгодных невест, а не развлечения. И все это очень хорошо показывало отношение придворных блюдолизов к своей принцессе.

Почти все уже считали ее отрезанным ломтем, даже не предполагая, как круто может поменять судьба их низменные расчеты.

Так же, как поменяла планы лорда главного дознавателя и всей его команды. Да и мои собственные тоже.


Первый сюрприз ожидал нас на причале, куда подгоняемая попутным ветерком шхуна причалила на рассвете следующего дня.

Все плавание Гили провела затворницей, лишь изредка выходя погулять на верхнюю палубу и ни разу не соизволив снизойти до общей столовой или призвать к себе кого-нибудь из спутников. А без приглашения никого не пропускали наверх бдительно стоящие на страже гвардейцы лорда Грензи.

Они же сопровождали нас к уже поджидавшей у пристани кареты с императорскими гербами.

Но еще не успели мы к ней подойти, как из узкой улочки вылетели два всадника и помчались нам наперерез.

Воины мгновенно окружили нас и выхватили оружие, но скакавший первым мужчина отстегнул ремешок шляпы и широким жестом отбросил ее в сторону:

— Кто вами командует?

Этот голос и резкое, хищное лицо я не смогла бы спутать ни с каким другим, как и взгляд колючих, безжалостных глаз. И все же на всякий случай торопливо выхватила зеркальце и, полуотвернувшись, сделала вид, будто подправляю на губах помаду.

Напрасный трюк, герцог Альгас Бетдино был абсолютно подлинным и считал себя победителем, судя по скользившей по узким губам торжествующей ухмылке.

— Я, — холодно отозвался лорд Грензи, демонстративно не опуская меч. — Чем могу быть полезен, милорд?

— Я желаю поприветствовать свою невесту, — обезоруживающе широко улыбнулся его светлость, показывая безупречно белые зубы. — Или вам приказано препятствовать нашим встречам?

— Меня просто никто не предупредил о возможности таких свиданий, — не попался на удочку наш капитан. — Вы не можете не знать, как строги мои инструкции.

— Я готов присягнуть на чем угодно, что не замышляю никаких действий, которые могли бы как-либо опорочить либо скомпрометировать ее высочество. — В голосе герцога появились слишком пафосная гордость и высокомерие.

— Не нужно спорить, лорд Грензи, — спокойно и величественно остановила капитана принцесса. — Пропустите лорда Бетдино, я приму его приветствия.

— Благодарю вас, моя дорогая. — Мгновенно забыв про офицера, герцог легко, как юноша, спрыгнул с лошади и, стягивая перчатки, двинулся к Онгильене.

Охранники чуть отступили, освобождая ему дорогу, но оружия так и не убрали.

— Как ваше здоровье, моя драгоценная невеста? — целуя Онгильене руку, ворковал Бетдино. — Помогли вам источники? Вы позволите проводить вас к карете?

Гили молча кивнула и пошла рядом с ним к ожидавшей нас веренице легких экипажей, обязанных доставить ее высочество и свиту в дом градоначальника, заранее получившего положительный ответ на свое довольно смелое приглашение на завтрак. Ему подыграло отсутствие поблизости принадлежащего императору особняка, замка или дворца. А завтракать на обочине или в харчевнях принцессам не позволяло положение.

Я, не отставая, брела следом за ними, точно зная — мое место как компаньонки по всем правилам рядом с принцессой. Однако, как вскоре выяснилось, у его светлости были свои взгляды на эти порядки.

И едва Онгильена, заброшенная уверенной рукой жениха на бархатное сиденье, оказалась в самой нарядной коляске, крытой пышным шелковым балдахином, герцог коршуном влетел следом и резко захлопнул за собой короткую дверцу, не выпуская ее из крепко вцепившихся пальцев.

Я растерялась только на миг, мотом, сообразив, как подозрительно будет выглядеть, если я помчусь вокруг коляски и попытаюсь втиснуться в экипаж с другой стороны, начала искать какой-нибудь особый способ не оказаться разлученной с принцессой.

Сейчас самым главным было не бросить Гили наедине с герцогом и не отстать от ее высочества, оказавшись в другой карете.

Понимание, насколько куцый, всего из двух вариантов, выпал мне выбор действий, пришло мгновенно, и я сразу отмела самый простой — запятки. Не каждый мужчина сможет там удержаться без привычки, а уж если лошади невзначай понесут, то и у опытных лакеев, бывает, отказывают руки. А я в таком случае, скорее всего, уже через пару минут окажусь на дороге с переломанными ребрами, и не спасут меня никакие способности и чудесные четки. Значит, остался только один, последний способ, и пока мой разум еще пытался представить, как здорово сегодня повеселятся надо мной надменные придворные дамы, ноги уже принесли меня к довольно высоким ступенькам, ведущим на кучерскую скамью.

Я вскарабкалась на облучок со скоростью белки, за которой мчится рассвирепевшая рысь. По счастью, сиденье оказалось широким, а надетый мной дорожный костюм был довольно простым и темным, иначе кучер изумился бы еще сильнее.

— Ну чего так смотришь? — сердито зашипела я, предупреждая его вопросы. — Не видишь, герцог занял мое место? А принцесса велела дальше чем на три шага не отходить… не на запятках же мне ехать?

Он немного подумал, согласно кивнул и захлопнул рот.

— Леди Вельена, вам удобно? — внезапно возник рядом лорд Грензи, уже сидевший на лоснящемся жеребце, и тихо осведомился: — Может, поедете в следующей коляске?

— Потерплю, — так же тихо буркнула я и пояснила скорее для кучера: — Не хочу терять место компаньонки. Тут ведь недалеко?

— Десять минут, — успокоил он, глядя на меня как-то очень уж бдительно. — Ну, вам виднее. Трогай!

Последнее относилось к кучеру, и тот немедленно дернул вожжами:

— Н-но!

Лошади немедленно рванули с места в галоп, и так резко, что меня вжало в спинку скамьи. Пальцы сами нашли, за что уцепиться, и разжать их по собственному желанию я сейчас вряд ли сумела бы.

Кучер, вмиг преобразившийся из унылой меланхоличной личности в дерзкого, отчаянного жокея, крутил над головой кнут как-то особенно ловко и, привстав, покрикивал на неудержимо несущихся коней. Где-то позади, там, где осталась вереница остальных карет, раздавались крики и звяканье оружия, впрочем, стихавшие с каждой секундой.

Мы стремительно пронеслись резво пустеющей улицей, задели на одном из перекрестков тележку зеленщика, но помчались дальше, словно не заметив этого, провожаемые быстро удаляющейся бранью. Вскоре городок закончился, кучер резко свернул с дороги на боковую тропу, уходящую в густую рощу, и я краем глаза рассмотрела пытающихся догнать нас всадников.

И вдруг отчетливо поняла, как бесполезны их старания. Мы уже слишком сильно оторвались от погони и все так же бешено мчались между берез и орешников по полузаросшей тропке, то и дело сплетающейся и расходящейся с другими такими же непонятно куда ведущими дорожками. Судя по всему, лорд Бетдино очень хорошо подготовился, прежде чем решился похитить строптивую невесту.

И отлично знает, что особого наказания ему за это не будет. Луны через две-три император простит горячо влюбленному зятю этот безумный поступок. Если еще будет к тому времени сидеть на троне.

Но во всех случаях Онгильену это сломает… и у меня больше не будет звездной сестры.

Колокольчик звякнул, казалось, в самое ухо, и кучер поспешил остановить коляску. А потом согнулся, как от приступа морской болезни, и захрипел так отчаянно, словно это не он еще минуту назад залихватски крутил кнутом.

— Идем, моя дорогая, — послышался приторный голос герцога, и коляска качнулась.

Я тотчас опустила голову к собственным коленям, подчиняясь давно заученному правилу никогда не смотреть в лицо злодеям и стараться вообще не попадать им на глаза.

Лишь когда заметила удаляющийся светлый подол Онгильены, отважилась медленно повернуть голову и проводить принцессу взглядом. Она стояла, прислонившись спиной к березке, и казалась такой же белой, как молодая кора. Но больше всего меня поразила ее вздымающаяся грудь, Гили дышала так тяжело, словно не приехала, а прибежала на собственных ногах.

Только потом я осознала, чем занимался в этот момент его светлость. Оказывается, он устанавливал на ровной полянке баснословно дорогую штуку — магический портал. Их изготавливали маги Саркана и продавали только самым знатным и богатым людям на случай нападения, пожара или прочей беды. Увести с его помощью можно не более трех человек, и значит, кого-то из двоих, меня или кучера, герцог вынужден будет оставить тут. Хотя я ему во всех случаях не нужна, как, впрочем, и задыхающийся конюх.

Чтобы попытаться спасти принцессу, у меня оставалось не больше минуты.

А Танрод, как назло, научил только ставить щиты и не рассказал ни одного способа избавления от дерзких герцогов.

Хотя… один у меня все же есть, причем проверенный.

Поспешно подхватила юбки и, почти кубарем скатившись с облучка, вихрем помчалась к Онгильене.

— А это еще кто такая? — оглянувшись, свирепо рявкнул Бетдино. — А ну, пошла прочь!

В этот миг туманный овал, поднявшийся перед ним, заискрил краями, прогнулся внутрь радужной пленкой, и герцог, забыв про меня, оглянулся на невесту:

— Быстро ко мне, дорогая!

И Гили, качнувшись, отклеилась от березы, явно собираясь сделать те три шага, которые отделяли ее от свободы.

— Прочь! — отчаянно заорала я, и принцесса испуганно отшатнулась назад.

На лице Бетдино проступило откровенное изумление, он резко протянул к невесте руку, но ничего больше не успел ни сказать, ни сделать.

Порыв поднятого моим криком ветра наконец достиг его, ударил в грудь и опрокинул в посветлевшее окно, ведущее неизвестно куда. А через несколько секунд оно захлебнулось влетавшим в него песком, травой и листьями и угасло, оставив запах грозы.

Гили застонала, покачнулась и вдруг упала на колени, и я, позабыв обо всем, ринулась к ней. Несколько секунд торопливо ощупывала и слушала рваные удары сердца, потом сбегала за подушкой и покрывалом. Попутно нашла в багажном ящике свой баул и достала почтовую шкатулку, решив отныне везде носить ее с собой.

А потом, уложив Гили под деревом и устроившись рядом с подругой, для которой пока не могла больше ничего сделать, торопливо набросала Танроду записку и приготовилась ждать ответ. Даже на миг не сомневаясь, с какой скоростью лорд дознаватель ответит или даже сам примчится сюда.

Однако сначала на полянку вылетели двое всадников в форме гвардейского императорского полка и остановились возле кареты. Крутнулись на лошадях, оглядываясь по сторонам, заметили под деревом нас с принцессой, и первым делом один протрубил в серебряный рожок, а второй бросил на траву глухо хрустнувший сигнальный шарик.

Густо-черная змейка магического дыма мгновенно устремилась к нежным утренним облакам, и вскоре послышался конский топот. А потом из кустов выскочило несколько всадников, и на маленькой полянке стало очень тесно. Они подъехали ближе и взяли нас в кольцо, однако слезать с лошадей не спешили, так и гарцевали вокруг, и вскоре меня начало подташнивать. От мелькания лошадиных хвостов и ног, от запаха конского пота и навоза, которым добрые животные не преминули осчастливить скудную почву спускающегося к морю лесистого холма.

— А вы не могли бы отъехать подальше? — не выдержала я. — Насколько мне известно, конские яблоки не считаются ценным лекарством для ее императорского высочества.

— Мы вас охраняем, — хмуро бросил один из гвардейцев. — И пока не знаем, настоящая это принцесса или нет.

— А когда выяснится, что она настоящая, — начала свирепеть я, — то лично ты съешь эти яблоки. За жестокость. Отвратительно заставлять ее высочество нюхать такую вонь, когда у нее и без того голова болит.

Отвечать воины не стали, но круг немного расширили и с той секунды смотрели на меня, как на особо вредную букашку.

Лорд Грензи прискакал через несколько минут, и вот он не стал осторожничать. Соскочил с коня, в несколько широких шагов оказался рядом с нами и, присев, вгляделся в бледное лицо Онгильены:

— Не знаете, что с ней?

— Похоже на морскую болезнь, — проворчала я непримиримо. — А ваши люди еще и коней тут выгуляли.

— У них приказ, — огрызнулся лорд и оглянулся: — А где лорд Бетдино?

— Прыгнул в странное серое облако, — с нарочитым испугом прошептала я, успев за последние минуты обдумать произошедшее и сообразить, что монашка Вельена никак не могла до этого видеть магические пути.

— Один? — не поверил лорд.

— Он звал и ее высочество, — пришлось признаться в наблюдении за женихом Онгильены и слегка слукавить, — но она еле стояла… а потом упала. У вас нет воды? Я попробую ее напоить.

Лорд Грензи тотчас снял с пояса фляжку и протянул мне, а потом оглядел примятую траву и задумался, наблюдая, как я пытаюсь влить в рот ее высочества несколько капель похожей на вино жидкости, оказавшейся в его фляжке.

— Довольно, — отобрал он наконец свой сосуд и снова пристально уставился на меня. — Леди Вельена, а вы не помните, где находилось это облако и где вы сами были в это время?

— Помню. Теперь эта картина всегда будет стоять в моих глазах, — вздохнула я. — Облако было в трех шагах отсюда, вон там. А я сидела на облучке… боялась, если слезу, они уедут без меня.

Разумеется, я немного недоговаривала, но рассказывать всю правду изначально не собиралась никому, кроме Танрода.

Загрузка...