Белое отребье

Медсестра Джеймс была старательным работником и серьезной молодой женщиной. Она приняла близко к сердцу смерть пациента, но мистер Джеффрис полагал, что эту слабость можно простить. До тех пор, пока такие эмоциональные взрывы не войдут в привычку. Она явно была эмоциональна. Видимо, даже немного нестабильна. Но такое можно ожидать. Она скоро забудет о смерти мистера Доуза. Чтобы эффективно выполнять работу в больнице, нужно смириться со смертью пациента. Если доктора или персонал будут привязываться к каждому пациенту, с которым они работают, то система рухнет. Эмоции, конечно, естественны, но недопустимы, когда надо работать с таким количеством больных. Персонал должен держать дистанцию. Ради пациентов работники должны оставаться безучастными. Но даже эти слезы показывали, насколько ответственно медсестра Джеймс относится к своей работе, и он надеется, что скоро она смирится с потерей Доуза.

Профессионализм требуется на всех уровнях. Каждая должность важна. Неквалифицированные работники, такие, как медсестры, должны работать так же эффективно, как, скажем, хирурги. Нет пользы, если уборщицы будут почивать на лаврах, а носильщики напиваться. Что случится, если диагност поддастся эмоциям, из-за которых поставит неправильный диагноз? Или позволит себе сантименты, которые плохо отразятся на его работоспособности. Он стукнул по столу и проследил, как медсестра Джеймс поднялась и вышла из кафетерия. Она возвращалась на работу, и ее ботинки громко стучали, а его платок все еще был зажат в ее руке. Проходя мимо мистера Джеффриса, она с благодарностью улыбнулась, и он смягчился, ему было приятно, что он смог помочь и успокоить ее.

Медсестра Джеймс была странно привлекательна. Даже еще красивей, чем, к примеру, медсестра Кук, но он полагал, что та неразборчива в связях. У Джеймс была застенчивость, которой так не хватает в настоящее время. С другой стороны, ему не нравился ее выговор, который, грубо говоря, он считал слишком вульгарным, но это не важно. Если бы он искал партнершу, он точно не стал бы искать ее среди медсестер. Разница привычек и ожиданий вызывает разногласия. Он не был снобом, он просто был реалистом.

Джеффрис на мгновение подумал о Мими, своей бывшей партнерше. У них было десять лет упорядоченного счастья, два человека, настолько подходившие друг другу, что почти готовы были оформить свои отношения. Прожить с одним человеком десять лет — это долгий срок, вероятно, только из-за напряженных графиков их работ пришлось расстаться. Он первым признал, что предан службе здравоохранения, и в этом его можно было обвинить, но она тоже была виновата в том, что долгие часы проводила в Сити. Но их разрыв прошел по-дружески, особенно если учесть тот факт, что она оставила его ради одного из своих коллег. Он об этом не жалел, хотя время от времени скучал по ее компании, и интеллектуально и физически. Пусть так — он с благодарностью принял свою вновь обретенную свободу. Работа для него важнее всего, даже важнее Мими. Слава богу, в этих отношениях не было замешано детей.

Мама и сын уселись рядом. Мальчик около тринадцати. Он был большим для своего возраста, с огромной ногой. Пластиковые белые ортопедические ботинки торчали под столом. Мальчишка был в дурном настроении. Набивал рот чипсами. Муха приземлилась на столик, за которым сидел мистер Джеффрис, и он отмахнулся от нее. Она отлетела и понесла нечистоты к тарелке толстого мальчишки. Без сомнения, оставила часть фекалий на корочке его пирога. Он передернул плечами. Вспомнил о микробах, кишащих в воздухе, и услышал сухой кашель мужчины. Нет ничего стерильного. Ни пыли, ни почвы, ни воды. Мужчины и женщины вокруг него переносят миллиарды инфекций на своей коже. Растения в горшках вскармливают почву для развития бактерий. Одушевленные, неодушевленные, вирусы — это мразь божеского создания, засоряют планету корью и гриппом. Муха снова прилетела, зажужжала над его ухом.

Он представил себя на Мальдивах. Муха — это москит, сосет кровь и переносит заболевания, заражает невинных людей малярией и скрытыми болезнями. Он видел блох. Вшей в детских волосах. Эпидемии начинаются с подходящих погодных условий. Микробы ждут своего шанса, чтобы учинить опустошение. Всегда ждут. Чтобы жить. Расти. Оставить потомство. Умереть. Конечно, то же самое происходит и у людей. Но люди живут дольше. Отмеряют свои жизни годами, а не минутами. У мальчишки были пухлые щеки. Он растет. Джеффрис подумал о страдающих детях. От краснухи. Рожи. Астмы. Ветрянки. Пузырного фиброза. Кори. Тонзиллита. Дифтерии. Эти испытания длятся бесконечно, это война, в которой невозможно победить.

Он представил терапевта, который кормит мальчика огромными кусками сахара, пухлый рот громко чавкает, он накалывает еще больше чипсов на вилку. Он представил, как смотрит в глаз мальчика через офтальмоскоп и видит, как сосуды качают кровь. Бьется сердце. Давление крови в венах. Мальчик вырастет и станет мужчиной, у него будет столько проблем, от которых невозможно убежать. Он подумал о докторах, которые исследуют слюну. Мочу. Гной. Берут кровь. Жидкость тела. Так много новых скрытых заболеваний. Жизнь — это суд божий.

Кофе, который здесь делали, был поистине отвратительным. Он понимал, что многие люди пьют растворимый кофе, но что насчет тех, которые предпочитают свежие крупные зерна? Он изучил еду, которая здесь предлагалась. Чипсы. Разогретые пироги. Сэндвичи с белым хлебом. Сухарики. Сладости. Непитательные газированные напитки, которые употреблялись в бесчисленном количестве. Господи, вообще-то здесь предполагалось быть больнице. И это значит, что еда тоже должна быть полезной. Сбалансированная диета избавит службу здравоохранения от такого объема ненужной работы. Вместо карбонизированных химикатов детям следует пить свежевыжатый апельсиновый сок. Перекусывать яблоками. А не сухариками. Вместо пирогов и чипсов людей нужно заставить питаться печеной рыбой и слегка припущенными зелеными овощами. Их вкусы скоро изменятся. Свежий салат гораздо лучше непропеченного пудинга.

Он улыбнулся сам себе. Он и в самом деле не был дураком, верящим, что все это возможно. Пока такое питание устраивает обе заинтересованные стороны и государство, большинство людей будут есть для удовольствия, а не для пользы, это рабы своих желудков. Они неспособны даже на такие простые жертвы. То же самое с сигаретами и алкоголем. В этом суть проблемы, столкнулись задачи здравоохранения и корпоративные интересы. Тщетны попытки что-то изменить, но это подвиг, который он с радостью совершает.

Он забыл о толстом мальчишке, вместо этого стал думать о Рональде Доузе. Разговаривая с медсестрой Джеймс, он притворился, что никогда не слышал об этом человеке, но это была не совсем правда. Конечно, он не знал этого пациента лично, но был осведомлен о его существовании и его смерти. Он солгал ей, но из самых лучших побуждений. Джеймс так переживала, так что сочувствующие уши — гораздо более действенно, чем безразличное наблюдение. Доуз был пожилой человек, у него было слабое сердце, и вода в легких была причиной его определения в больницу. Это не был экстраординарный случай, но человек был уже в летах, в почтенном возрасте. Неприятный факт — что жизнь подошла к концу, и Доузу было нелегко это принять.

Уныние — обычная вещь среди людей такого возраста, их суставы болят от артрита, а органы с трудом выполняют основные функции. Если повезет, у них есть маленький садик. Он вообразил старика, одинокого, сидящего день за днем в плохо построенном доме, почти без денег, его приятели умерли, жена уже долгое время больна. Так недостойно провести свои последние годы. Он представлял, как мужчина трепещет от страха, напуганный юными хулиганами, швыряющими камни ему в окна и засовывающими собачьи экскременты в его почтовый ящик. Соседи отворачиваются от него, потому что боятся конфронтации. Мусор грудами насыпан на кухне, раковина завалена грязными тарелками. Он питается по минимуму, одежду нужно стирать. Постепенно он перестает бриться и мыться. Его семья слишком занята своими собственными делами, и старик забыт. Он оставляет свое пособие государству. Незнакомцам, которые тем не менее трудятся на благо народа. Вот таким он увидел мистера Доуза, а медсестра Джеймс не желала ни бороться со своим горем, ни внимать тому, что смерть — это неизбежные последствия его возраста.

Медсестра Джеймс видела хорошее в любой ситуации. Видимо, потому что она так боялась ужаса реальной жизни. Но он обожал ее оптимизм. Она всегда убеждала себя, что надежда существует, хотя надежды не было. Конечно, она не была таким же, как он, реалистом, но все понимала правильно. Пациентам надо, чтобы те, кто заботится о них каждый день, имели позитивное мировоззрение, а в это время на заднем фоне профессионалы имеют дело только с холодными фактами.

Он не мог критиковать медсестру. В самом деле, он не будет этого делать. Медсестры обязаны иметь дело с будничной, но важной частью жизни больницы, и это неблагодарная работа. Его роль была более сложной, хотя тоже неблагодарной. Все нуждались друг в друге. Без его умения больница бы в скором времени перевернулась вверх ногами и в ней воцарился бы хаос. То же самое касалось и медсестер. Он не хотел, чтобы она переживала из-за смерти мистера Доуза. Этот человек прожил долгую жизнь, сделал много дел и, без сомнения, получил много радости. Через несколько дней печаль пройдет, и этот пациент будет забыт. Медсестра Джеймс найдет других людей, которые нуждаются в помощи. Жизнь продолжалась.

Он сделал глоток кофе. Подавил порыв тошноты. Этот кофе так отличался от того ароматного напитка, который он привык пить, прошлой ночью кофеин помог ему справиться с недосыпом. Было трудно приспособиться к работе в течение дня, к тому же он провел большую часть прошлой ночи, занимаясь исследованием, а в конце концов посмотрел документальные фильмы, которые записал на видео. Это была существенная часть работы, хотя иногда порядком его угнетала. Но важно было знать о пациентах от и до, быть в курсе постоянно меняющихся тенденций.

Он отсмотрел целых шесть часов пленки, начав с часовой программы про отдыхающих на Ибице, не меняющееся курортное направление для молодежи. Фильм был снят на вибрирующую портативную видеокамеру, и этот просмотр позволил ему взглянуть изнутри на жизнь сегодняшней молодежи. В течение часа Мистер Джеффрис слушал пьяных подростков, которые несли сущий бред, но он отказался от того, чтобы осуждать людей, хотя считал, что эти ребята грубы и неинтересны. Увлеченные несущественными мелочами, они кричали и кривлялись в камеру, одна девица почти довела его до тошноты. Она спала с мужчинами, которых не знала, и хвасталась этим перед всей страной. Она что, никогда не слышала о венерических заболеваниях? СПИДе? Он представил себе медсестру Кук, развлекающуюся подобным образом, вероятно, спящую с двумя мужчинами одновременно, как делала девушка в фильме. Даже животные ведут себя с большим достоинством.

Мистер Джеффрис был рад, когда программа закончилась. Вызвал обслуживание в номер и заказал тарелку пасты с соусом из базилика и бокал вина, чтобы смыть неприятные впечатления. Требования к еде и обслуживанию в отеле так сильно отличались от стандартов кафетерия, в котором он недавно сидел. В дверь постучали, и женщина принесла его ужин. Она была хорошо одета, и у нее был совсем другой цвет волос, чем у девушки на видео. Ее кожа не была загорелой, но он не смог удержаться от того, чтобы не сравнить этих двух женщин. Рассмотрел ее, когда она ставила поднос на стол, аккуратно сдвинув его бумаги в сторону. Он представил ее вовсю развлекающейся на Ибице с мужчиной, который проникает в нее сзади быстрыми толчками, а она делает минет его другу. Эти мужчины грубы, их тела покрыты татуировками. Вначале они были белыми. Потом черными. Потом комбинация двух рас.

Многие из диск-жокеев документального фильма были черными, поэтому возникла такая ассоциация. Это действительно было омерзительным. Конечно, не расовый элемент, а животное совокупление с незнакомцами. В этом было насилие, которое раздражало его, и лучше бы эта девушка никогда не упоминала данный случай перед камерой. Когда официантка поставила перед ним поднос, он щедро наградил ее чаевыми, без намека на эти малодушные мысли. Некрасиво проецировать такие вещи на невинный обслуживающий персонал. Она поблагодарила его и слегка покраснела. Видимо, она находила его привлекательным. Долю секунды он подумал, не завязать ли с ней разговор, но воздержался.

Когда она ушла, мистер Джеффрис взял тарелку и переместился в кресло. Он хотел поесть, держа тарелку на коленях. Как будто сидишь в хорошем ресторане и заказываешь фасоль на тосте. Иронично. Если бы фасоль и тост были дешевыми и предлагались в кафе, заполненном обычными людьми, вкус был бы отвратительным, но пристойные условия хорошо влияли на аппетит. Он попробовал повторить то, что видел по телевизору. Практически все семьи ставили тарелки к себе на колени, когда смотрели свои любимые программы. У некоторых даже не было собственных столиков, или так просто показалось. За маленькими детьми шли пенсионеры, родители тянулись к бутылке с соусом, трясли солонками над едой, которая уже и так была пересолена, что вредно для здоровья. Когда они ели, то рассыпали на одежду жареные хлебные крошки и кусочки вареной картошки. Поэтому он испытал такой способ поглощения пищи на себе. Это было не так трудно. По меньшей мере не с первого раза. Но вскоре он устал от экспериментов.

Мистер Джеффрис переместился к столу. Запах полировки был сильный и ароматный, он почти мог его вдохнуть. Совсем не то, что сидеть за дурацким пластиковым столиком в больнице. В его отеле был хороший стол, с ноутбуком, на нем лежали справочники, диски, лампа и неиспользованные конверты с маркой отеля. Он засмеялся и, подавив соблазн, углубился в еду. Запомнил вкус базилика на языке, вперемешку с растворимым кофе.

Мистер Джеффрис еще раз подумал о записях, просмотренных прошлой ночью, завершив анализ своих сиюминутных впечатлений. Рассказывая о гедонизме, творящемся в Ибице, авторитарный голос раскрывал скрытые стороны тамошней жизни. Это место было похоже на разбомбленное пространство, и ни один человек не проявлял никакого интереса к работе, не хотел зарабатывать на жизнь. Пять молодых людей в фокусе документального фильма, и каждый из них вел себя самым постыдным образом, некоторые были пьяными или под наркотиками. Они плохо выговаривали слова и были зациклены на самих себе, но благодаря фильму он получил представление о ночных кражах, героине и подростковом сексе. Рядом с клубом для молодежи произошло нападение, и тинейджер получил легкие травмы черепа. Когда съемочная группа вместе с полицией приехала на место происшествия, он сам смог разглядеть, что у мальчишки порезы на голове. Его светлые волосы перепачканы кровью, кожа была белой и бледной. У его рыжеволосого друга синяк под глазом, и съемочная группа взяла у него интервью. Он кричал, и ругался, и пытался обвинять всех, но только не себя самого. Его выражения прерывались писком. Сотни непристойностей были старательно вырезаны редактором. Мистер Джеффрис сочувствовал профессионалам-телевизионщикам. Мало веселого в работе в такой обстановке. И если в целом искренне посмотреть на страну, это была неоценимая работа. Легко сопоставить эти лица с теми, которые он видел у себя в госпитале.

Так что он продолжил анализировать просмотренное прошлой ночью. Еще в одном документальном фильме показывалась работа полиции по борьбе с преступлениями. Это была леденящая кровь запись драки футбольных фанатов в Лондоне. От вида побоищ, снятых на центральных улицах по всей стране, от этой жестокости его сердце сжалось. Мелькание бритоголовых фанатов, пинающих друг друга в пьяном запале. За этим последовала программа, освещающая использование кабельного телевидения и оборудования для наблюдения и патрулирования пользующихся дурной славой районов красных фонарей. Проституток показывали, замаскировав им лица. Это он счел глупым, хоть и информативным.

Далее следовал фильм о визите в Соединенные Штаты, где судебные эксперты вынесли приговор киллерам, найденным по образцам ДНК. Это он нашел очаровательным, технология будущего. В конце посмотрел фильм о матерях подростков, но в тот момент он уже дремал. Все, что отсмотрел, слилось воедино. Воровство и злоупотребление наркотиками в районе смешалось с центральными улицами страны, проститутками и падшими нравами. Недостаток семейных ценностей. Это действительно порочный круг. Все дело, конечно, в образовании. Длинный прыжок в обратную сторону от цивилизации, но дело в другом. Эти фильмы поднимали насущные вопросы, это был кусок реальной жизни, показанной экспертами.

Он вернулся к настоящим проблемам и покинул кафетерий. Спрятавшись в полной безопасности в офисе, он сделал чашечку чаю и жадно ее выпил. Это помогло быстро избавиться от привкуса кофе. Освежившись, он уселся за стол и вскоре погрузился в работу. Внешнего мира более не существовало. Ужасы кинохроники исчезли. Мистер Джеффрис спокойно раздумывал, изучая данные и подготавливая месячный отчет.

Ему нужно было помочиться, но вместо того, чтобы выходить из офиса и идти до ближайшего туалета, он достал бутылку. Это практиковалось в больнице и экономило драгоценные минуты. К тому же в коридорах было полно народу, толпы больных и умирающих, тоска и одиночество. Туалет был для особых случаев, в основном им пользовались посетители и персонал. Однажды он случайно подслушал, как какой-то мужчина производил акт дефекации. Отвратительно. Тогда ему стало плохо от этих звуков. Он поставил бутылку в шкаф. Перед тем, как уйти, он ее выльет и вымоет. Он поспешно вернулся к работе.

В офисе было жарко, и он открыл окно. Включил вентилятор. Принес с собой сэндвичи и съел их, сидя за своим рабочим столом. Ему хотелось закончить отчет. Ноги затекли, и он знал, что следует прогуляться по коридорам, но там шумно, это помешает ему сосредоточиться. Вместо этого мистер Джеффрис прошелся по узкому проходу в офисе. Еще несколько раз помочился. Выпил чаю.

В какой-то момент он подумал о просмотренных фильмах. Показали ли в этих фильмах тяжело работающих, заинтересованных в обществе людей, от которых это общество отказалось? Затем он снова уселся за работу. Продолжил дальше. Температура упала, и свет за окном затухал. Из его окна не было никакого вида, только маленький асфальтовый квадрат и кирпичная стена. Хотя через окно поступало много света, так что жалюзи были наполовину прикрыты. Самое худшее из этого дня было позади, и скоро в больнице настанет покой. Последние посетители уйдут, а пациенты улягутся отдыхать. Они выпьют свои дежурные чашки чаю и примут предписанные лекарства. Они расслабятся. Большинство персонала уже дома, на заслуженном отдыхе. Тишина придет в мир.

Его бутылка была полна, он решил опорожнить ее и прошел в туалет. Пара человек прошли мимо, но никто не заметил спрятанной бутылки. Сейчас было девять часов. Он дошел до туалета и опорожнил мочевой пузырь в кабинке. Вытряхнул содержимое бутылки. Кто-то нарисовал на стене картинку с пенисом. И женщину с открытым ртом. Он подумал о девушке из Ибицы. Кто-то еще, а может, тот же человек, написал призыв к занятиям голубым сексом. Он дернул цепочку. Туалет нуждался в уборке, но он не собирался жаловаться. Каждый работал изо всех сил. Он это понимал. Мистер Джеффрис вымыл руки над раковиной и представил себе сотни рук, которые трогали это мыло. Подумал о бактериях. Собрался и быстро вышел. Погрузился в свой отчет. Почти что религиозное переживание.

Прошло еще три часа, и будильник на его компьютере пропищал полночь. Много лет назад люди называли это время часом ведьм. Время суеверий до того, как люди превратили его в эпоху науки. Народ верил в волшебство, ведьм, колдунов. Сверхъестественное. Он улыбнулся своим мыслям. Его отчет был более-менее завершен. Максимум еще один час. Сейчас он уже не мог сделать больше. Коридоры опустели, и он стал выполнять свои упражнения. Сколько людей работает так же интенсивно, как он?

Мистер Джеффрис отправился на прогулку по коридорам. Он не останавливался на поворотах, проходил мимо спящих палат и пустых операционных с чувством удовлетворения человека, который закончил сложную работу. Машины стояли в молчании. Сохраняющие жизнь наркотики ждали своего часа. Больше не было шума. Не было смятения. Только благословенная тишина. Бредящий маньяк, встретившийся прошлой ночью, был случайностью. Он знал это. Беспрерывно прогуливался следующие полчаса, затем направился к отделению скорой помощи. Проходя мимо детской палаты, он подумал о маленькой Дэйзи. На прошлой неделе одна из медсестер рассказала ее историю, и он знал, что все закончится хорошо. Больница специализируется на том, чтобы все заканчивалось хорошо. Он подумал о женщине, которая приходила играть с малышами. Таких называли специалистами по играм. Они рассказывали сказки и помогали ухаживать. Представьте себе. Это показывает, насколько развивается система. Он заглянул в кафетерий, где был днем. Теперь он не мог себе представить того уныния, которое испытал. На выступе перед ним лежала мертвая муха, по другую сторону стекла. Он не знал, была ли это та же самая муха, от которой он отмахивался. Как знать? Но эта была дохлая.

Скоро он дошел до отделения скорой. Вот здесь оно и было, печально, но многие факты из видео происходят в жизни. Автомобильные аварии. Передозировка наркотиков. Уличные драки. Он видел все это много раз за год. Комната ожидания была пуста, но до него доносились голоса. Он пошел на звук. Кивнул дежурному персоналу, но не стал отрывать их от работы. Он встал у стены и стал разглядывать троих только что доставленных мужчин. Один был залит кровью, и у мистера Джеффриса заняло некоторое время, чтобы определить их характеры. Он представил их стоящими на выходе из ночного клуба на центральной улице, они размахивают кулаками над головами других молодых мужчин. Кто-то упал на землю, и это стало поводом для драки. Лицо лежащего использовали как батут. Эта картина поразила его больше всего. Это были улицы без названий, такое может произойти где угодно. Конечно, это частный случай, и все люди разные. Они просто казались одинаковыми. Но эта разница ничтожно мала.

— Ебаный свет. Час: ты в порядке, приятель? — сказал один из мужчин.

Это был коренастый парень с толстым золотым кольцом на среднем пальце. Желтая майка выпущена поверх джинсов, на ней были написаны буквы YSL.[24]

Что бы это значило? Когда мистер Джеффрис с близкого расстояния рассмотрел руки этого мужчины, он увидел кольцо: круглый золотой монстр, залитый запекшейся кровью. Его волосы были коротко острижены, как и у двух его друзей. Мужчина рядом с ним был ниже ростом. Серебряная цепочка выпущена из-под воротника спортивной рубашки. Он сидел на корточках и был мрачен. Медленно покачивал головой из стороны в сторону, но не произносил ни слова. Плоские ботинки с кисточками. Белые носки. Из заднего кармана торчал мобильный телефон. В другом кармане можно было разглядеть толстый бумажник. Мистеру Джеффрису это напомнило телевизионную комедию о кокни[25] в Пекаме.[26]

Забыл ее название. Она никогда не казалась ему смешной.

— Конечно, он не в порядке, толстяк, — с усмешкой сказал мужчина, сидящий на корточках.

Он заговорил в первый раз. Мистер Джеффрис наблюдал. Очарованный абсолютной животной приверженностью этих людей к какой-то своей группировке. Он говорил как кокни, хотя жил в новом городке рядом с Лондоном.

— Этот хер уже стопудово мертв, я тебе говорю. И он, и его ебаные дружки. Мы почти их достали. Этот лысый мудак получил нормальный пинок перед тем, как его вышвырнули за дверь. Мы их достанем, не переживай.

Мистер Джеффрис размышлял над тем, стоит ли ему передавать этот разговор полиции. Они определенно говорили об убийстве. Как медик он отказался от этой идеи. От любого типа насилия ему становилось дурно.

— Пройдите и подождите здесь, пожалуйста, — сказала медсестра.

Двое амбалов переминались с ноги на ногу. Щурились.

— Пойдемте, пойдемте скорее, или вам придется пройти и посидеть в комнате ожидания.

В первый раз мистер Джеффрис должным образом разглядел доктора и медсестру, которые занимались раненым мужчиной. Медсестра была худенькой и маленькой, кожа да кости под халатом. Ее волосы были собраны в маленький пучок, а на губах не было помады. Часы казались неестественно большими на тонком запястье. На вид она весила не больше пылинки и была далеко не импозантна. Амбалы возвышались над ней и, к его удивлению, делали в точности то, что она говорила. Может, на них так подействовало присутствие охранника, сидящего в дальнем углу комнаты, но ему так не казалось. Трудно понять, почему они так ей подчиняются. Он ожидал бранных слов и угрозы физического насилия. Непристойных предложений сексуального характера. А они были почти что смиренны.

— Он ранен? — спросил доктор.

Доктор-азиат. Где-то под тридцать. Осматривал пациента. Мистер Джеффрис посмотрел еще внимательней и попытался увидеть еще что-нибудь, кроме крови и коротко остриженных волос. Трудно было выявить характерные черты. Через лицо пролегала глубокая и отвратительная рана. Казалось, медсестра вела себя дружелюбно по отношению к раненому, улыбалась и кивала. Он не слышал, что она ему говорила. Они разговаривали спокойно. Двое амбалов прислонились к стенам напротив, хотя он сомневался, что они не могут удерживаться на ногах. Это было больше похоже на демонстрацию наглости. Если так, этого никто не заметил. Низкорослый бульдог смотрит в пространство, его мозги промаринованы алкоголем. Молокосос с буквами YSL на майке некоторое время безучастно оглядывается, потом таращится на своего раненого приятеля, затем на доктора и медсестру. Мистер Джеффрис следовал за его взглядом, но это было весьма непросто. Казалось, он уставился на ягодицы медсестры. Мистеру Джеффрису было противно думать о том, что происходит в голове амбала. Казалось, он знал этих мужчин. Понимал их. Даже больше, чем Рональда Доуза.

Доуз по сути олицетворял прошлое. Индустриальная эра второсортной политики. Он жил в серьезные времена, но эти времена ушли. Запад уже стабилизировался и большими шагами идет вперед. Британия теперь сформирована и менее расточительна. Организованное сопротивление далее невозможно. Он знал, что Доуз был активным участником движения профсоюзов, и хотя профсоюзы разогнали уже более десяти лет назад, Доуз все еще полагал, что эти мужчины и женщины будут иметь шанс отстоять свои права. Профсоюзы вынудили нацию встать на колени. Конечно, он уважал права каждого мужчины и каждой женщины на собственное мнение. Они жили в демократическом обществе, и право личности было основополагающим. Но эта демократия должна быть чтима как левыми, так и правыми.

Естественно, в движении профсоюзов Доуз был второстепенным лицом. Несущественным. Без сомнения, многие, очень многие работали только для того, чтобы насладиться жизнью на пенсии. Государство выполняло свой минимум — снабжало их пенсией, но тем не менее протягивать руку помощи нуждающимся было делом тех, кто его окружал. Заботился ли он, например, о том, чтобы вложить в пенсионные фонды частные инвестиции? Теперь ожидания изменились. Что-то из прошлого умерло вместе с мистером Доузом. Он печалился о личностях, потому что считал личностями всех людей. Видимо, думал, что государство — это нянька.

Если Доуз олицетворял собой прошлое, то эти амбалы, стоящие перед мистером Джеффрисом, — настоящее. Их отпрыски будут представлять будущее. Толпа без культуры, потребители, которым плевать на своих сограждан. Никогда не жили хорошо, всю жизнь бьются в асфальтовых битвах. Потребляют запрещенные наркотики и выгоняют на панель беззащитных женщин. Это прямой результат многих лет недисциплинированного либерализма. Это тип таких безмозглых хулиганов, которые сбросили бы мистера Доуза с тротуара прямо в водосточный желоб. Они бы не заметили его боли, не подумали бы о том, что он одинок и нелюбим. Что за способ жить?

Странным образом такие амбалы демонстрируют естественную деградацию, начавшуюся с профсоюзного движения, хотя они живут во времена политической апатии. Они были толпой, да, но весьма опасной и организованной толпой. Он снова подумал о том документальном фильме, в котором показывались подробности использования приборов наблюдения для предотвращения уличных преступлений. Эти мужчины, несомненно, собираются в футбольные команды и организуют стычки посредством мобильных телефонов и Интернета. Профсоюзные амбалы выбирали путь насилия и дрались с полицией, которая просто пыталась исполнить волю народа. Сегодня организованные банды будут драться против чего угодно. Наркотики — источник дохода.

Такой вердикт мистера Джеффриса, естественно, не распространялся на развитие общества в целом, но как личность он имел свою определенную точку зрения. Его интересы сводились к упорядочиванию качества лечения в больнице. Бессмысленные конфронтации, такие, как вот эта, стоили больнице многого. Это элементарно чистые убытки. Если бы только они могли себя контролировать.

Дело не только в амбалах, еще и наркоманы, проститутки, алкоголики и курильщики. Каждый должен нести ответственность за свои действия. Он ни в коем случае не придерживался реакционных взглядов. Фактически, он очень далек от них. Суть его работы в том, что он имеет дело с этими реалиями. Например, он не испытывал ничего кроме сочувствия к жертвам СПИДа. Очень много людей презрительно относятся к больным СПИДом. Конечно, если бы только люди могли контролировать свое сексуальное поведение, правильно пользоваться шприцами, тогда проблема бы исчезла. Но по каким-то причинам они не могут этого сделать. Это было печально, но это не значило, что он ненавидит гомосексуалистов и зависимых от наркотиков. Люди воюют сами против себя. Паранойя и истерия. Он этого не понимал.

— Нет, его покоцали, его заштопают за минуту, — сказал бульдог в свой мобильный телефон.

Мистер Джеффрис скользнул взглядом по доктору и медсестре. Рядом с доктором лежал пустой шприц. Хотел бы он знать, употребляет ли сам пострадавший наркотики. Он не мог сказать. Эти люди сливаются воедино. Страшно признаться, но он устал. Работал весь день.

— У тебя все нормально, Чарли? — прокричал бульдог.

У мужчины, казалось, было сотрясение мозга. Он просто кивнул. Теперь медсестра обняла его рукой за плечо. В ее взгляде не было неодобрения. Она легко с ним обращалась, а он, казалось, отвечал тем же. С ее стороны это было явной попыткой предупредить любую скрытую агрессию. Она пыталась обнадежить мужчину, помочь ему оправиться от ранений, зеркальное отражение медсестры Джеймс и ее привязанности к мистеру Доузу. До тех пор, пока это не превратилось в серьезную привязанность. Он рассмотрел медсестру более внимательно и не смог найти личного мотива такого отношения к пациенту.

— Ему нужно побыть здесь эту ночь. Мы подождем, пока ему наложат швы, и поможем ему оправиться. Это невесело, но доктор сказал, что он выживет. Будет шрам, но могло быть гораздо хуже.

— Дай мне с ним поговорить, — сказал амбал с YSL.

— Держи. Нет, приезжай, если хочешь, но он тормозит, как на кумарах. К тому же ему только что впрыснули. Дело твое, — продолжал бульдог.

Мистер Джеффрис не стал прислушиваться к разговору, так как ничего интересного сказано не было. Он смотрел, как накладывают швы. Два амбала скоро уселись в кресла. В молчании. Устали, скорее всего. Медсестра была занята перевязкой пострадавшего мужчины, когда внесли женщину с сердечным приступом. Доктор подошел к ней, и амбалы испуганно посмотрели в их сторону. Казалось, они расстроились, глядя на лица женщины и ее паникующего мужа. Мужчине и его жене было около шестидесяти, женщина завернута в одеяло.

Мистер Джеффрис направился к выходу. На мгновение он занервничал, подумав о бредящем скелете прошлой ночи. Это было самое страшное оскорбление, которое он когда-либо получал на работе. Всегда все было хорошо. Он шел спокойным шагом, и тишина поглотила его. Амбалы были забыты, заперты на видео. Иногда ему казалось, что он может взять пульт управления и промотать эти сцены назад и вперед. Из видеомагнитофона в реальную жизнь и обратно в виртуальную. Он был в курсе случаев, творящихся на скорой, и мог вывести тип людей, которых привозили в больницу. При этом трудно не стать циником. Оставаться начеку. Коридоры были пусты и безопасны, и его раздражение прошло. Он поработает еще час, а затем уедет.

Дойдя до офиса, Джонатан Джеффрис полностью расслабился. Он был всего лишь человеком. Закрыл и запер на два замка дверь, сел за свой стол и уставился в светящийся экран компьютера. Все вокруг него — мужчины, женщины и дети — шли на поправку. Спокойные и в безопасности от осознания того, что за ними присматривает и заботится преданный персонал. Он подумал о медсестре Джеймс и носовом платке, который он отдал ей, чтобы та вытерла слезы. Это было хорошее знакомство. Она чувствовала такую тоску из-за смерти пациента, старого человека в конце своей жизни. Мистер Джеффрис забыл его имя, но тут же вспомнил. Доуз. Конечно.

Он нажал на клавишу и подождал, пока в нижней части экрана компьютера не выстроилась цепочка символов. Он кое-что вспомнил и отпер ящик. Подумал о своем отце и на секунду сравнил его с мистером Доузом. Отец был хорошим человеком, он умер за четыре дня до своего семидесятилетия. Всю жизнь работал с максимальной отдачей, и сын верил, что идет по его следам. Он вспомнил похоронную службу и почести, отданные отцу как человеку, безотносительно профессии. Он был хирургом и за свою жизнь спас многие жизни. Мистер Джеффрис очень гордился достижениями своего отца. Он многое сделал и заслужил награды в старости.

Мистер Джеффрис отпер ящик и достал оттуда карманные часы. Открыл их и стал смотреть, как секундная стрелка отщелкивает свой путь в шестьдесят секунд, вынуждая двигаться и минутную стрелку. Цифры были римские, стрелки с тяжелыми наконечниками. Даже если они сломаются, все равно будут отсчитывать столетия. Вероятно, в один прекрасный день они остановятся или испортится колесико. Механизму свойственно изнашиваться. Время застынет, пока отыщется какой-нибудь старый часовщик. Интересно, будет ли такой человек существовать через два столетия. Постоянный оборот потребления говорит о том, что ежедневные вещи создаются для краткого использования. Этого нельзя изменить. Время идет постоянно, не важно, отсчитывают его или нет. Только смерть может остановить течение времени. Он был твердо уверен, что после смерти времени больше не существует. Только бесконечность и вечная благодать для праведных, хотя он не стал бы это описывать такими библейскими терминами.

Компьютер загрузился, но мистер Джеффрис еще долгое время сидел, уставившись на часы. Он думал о своем отце и о судьбах мира. Наконец щелкнул крышкой часов и положил их обратно в ящик, запер его и положил ключ в бумажник. Он дорожил антикварными вещами, но ценность этого отдельного хронометра была не в деньгах. Это было очень личным, талисманом, чем-то вроде сокровища.