Глава 15

Ирина Степановна Коновалова, возвращаясь из Комиссариата полиции, не спешила. Впервые за три дня она вышла на улицу. Погода была чудесная, солнышко приятно, без лишнего накала, подогревало не избалованную его присутствием землю Центральной Европы. Громко стрекотал агрегат для стрижки травы, распространяя вокруг себя запах пряной свежести. Во дворе соседнего дома как всегда собралась дружная компания, активно обсуждающая актуальные новости, размахивая при этом бутылками с пивом и не церемонясь в выражениях.

«Зачем, зачем мы приехали сюда, в эту чужую страну с чужими законами и чужими людьми? Все, все здесь не такое и не так! А говорят еще – „историческая родина“, „голос крови“… Ерунда. У меня вроде бы кровь немецкая, но душа-то – русская! Не может же быть такого, чтобы душа существовала сама по себе, если человек жив? Или может?…»

Ирина приблизилась к своему подъезду и механически залезла в сумку, чтобы достать ключи от квартиры. Передвигаясь, как заводная кукла и ничего не видя по сторонам, она совершенно не обратила внимания на то, что из припаркованого рядом с домом автомобиля за ней пристально следит незнакомая женщина. Собственно, если бы даже Ирина ее увидела – и что? Зачем она нужна кому-то? Тем более, по всему видно, что эта дама явно в их районе чувствует себя неуютно, заблудилась, наверное, и думает, как отсюда побыстрее выбраться…

Вдруг машина сорвалась с места и, набирая скорость, поехала к Ирининому подъезду. Подъехав к Ирине, она резко затормозила, слегка толкнув ее в бок.

Из машины выскочила одетая в дорогой летний костюм женщина в темных очках и схватила под руку Ирину:

– Извините, ради бога! Я вас не сильно задела? Давайте провожу вас домой! Или, может, лучше отвезти в больницу?

Ирина удивленно посмотрела на незнакомку, силясь понять, что той от нее нужно. Казалось, она даже не обратила внимания, что на нее чуть не наехала машина:

– Не беспокойтесь! Все в порядке. Езжайте спокойно дальше. У меня к вам никаких претензий!

Такая реакция, кажется, не входила в планы инсценировщицы наезда. Слегка скривив рот в улыбке, она не отпускала руку Ирины и продолжала уговаривать ее:

– Я не могу вас бросить в таком состоянии. Я должна компенсировать ваши моральные издержки. Пройдемте к вам в дом и там поговорим, чтобы не привлекать ничье внимание.

– Оставьте меня в покое! – вырывая свою руку из сжимавшей ее руки назойливой незнакомки, резко оборвала Ирина, повысив голос до небывало громких нот. – Я же вам сказала, что никаких претензий не имею!

Незнакомка предприняла последнюю попытку, резко изменив тон от приторно-извиняющегося до нагло-самоуверенного:

– Значит так. Раз не имеете ко мне претензий – пишите расписку. Знаю я вас, иностранцев – сегодня не имеете претензий, а завтра через адвоката будете требовать компенсаций. И свидетелей еще целую кучу приведете – тут у вас, небось, все свои, подтвердят, что угодно!

Ирина равнодушно выслушала вызывающую тираду и сказала:

– Давайте вашу расписку! Я ее подпишу, и вы от меня отстанете, договорились?

– Вы что думаете, у меня припасены готовые расписки на все случаи жизни? У меня даже чистого листа бумаги с собой нет. Может, вы все-таки разрешите мне подняться в ваше жилище? Или у вас там лежат слитки золота, как в банковском хранилище, и нужен специальный допуск?

– Пойдемте! – покорно согласилась Ирина и двинулась к подъезду.

* * *

Вернувшись домой, Алина и Маркус выпили по чашечке кофе, поговорили, как ни в чем не бывало о каких-то бытовых мелочах. Вздремнув пару часов, Маркус отправился обратно к своей маме, чтобы успеть ко времени пробуждения сына. Такому малышу будет тяжело, проснувшись, не увидеть рядом маму или папу. И бабушка опять может разнервничаться, а то и обидеться. Хотя, как педагог, она должна разбираться в психологии ребенка, но возраст дает знать свое.

Правильно говорят: старый, что малый. На определенном этапе бабушки и внуки настолько сравниваются друг с другом в оценках и реакциях на окружающий мир, что им становится очень легко находить точки взаимопроникновения и запросто общаться. Это имеет и обратную сторону – ставшей капризной, как ребенок, бабушке бывает очень сложно объяснить, что нельзя требовать от ребенка, как от взрослого, а ей самой при этом следует мыслить категориями зрелого человека. Собственно, бабушкам и дедушкам лучше вообще ничего и не объяснять – это может послужить поводом для дополнительных обид.

Проводив Маркуса и окончательно разогнав накатывающие периодически приступы сонливости, Алина села смотреть утреннюю передачу по телевизору. Ровно в девять часов, когда закончился «Телевизионный завтрак», в полицейском комиссариате уже начался рабочий день, и, выждав еще пятнадцать минут, – на «кофе им дать попить» – Алина позвонила молодой сотруднице «русского» отдела Юле Хафер.

– Юля, это Алина Вальд! У меня дело…

– Извини, Алина, не могла бы ты через час перезвонить? Или я тебе перезвоню. У меня сейчас человек сидит, я не могу разговаривать. Хорошо?

– Без проблем! Перезвоню!

Алина засела за компьютер, чтобы не запускать текущие рабочие дела. Оторвавшись через какое-то время от монитора, она обнаружила, что вместо запланированного часа, она уже больше двух часов посвятила работе.

Юля ей не перезвонила, и она взялась за телефон сама:

– Ну как, ты можешь сейчас поговорить?

– Могу, только недолго. Через десять минут иду отчитываться шефу. Когда ты позвонила, у меня сидела вдова Дмитрия Коновалова, так что я не могла с тобой разговаривать.

– Ну и что интересного она тебе рассказала?

– Да, в общем-то, ничего нового. А ты просто так или уже нарыла чего интересного? Кстати, звонила Элеонора Шур, привет передавала, очень обрадовалась, что ты вызвалась помочь. У нее мать в реанимации еще лежит, так что она вернуться пока не может.

– Я как раз по поводу этого дела. У меня к тебе вопрос и полезная информация. С чего начать?

– Это в смысле, с какой новости начать – хорошей или плохой? К сожалению, в нашем ведомстве хорошие новости бывают редко. Так что начинай с менее плохой.

– Что уж ты так пессимистично? Понятно, от радости и веселья к вам не попадают, но если информация полезная, пусть даже связанная с убийством, то хорошо уже хотя бы то, что есть надежда на торжество справедливости. Ладно, поменьше демагогии, побольше дела. Первое: тебе говорит что-то имя «профессор Д. Бауэр»? И второе: Дмитрий Коновалов незадолго до гибели просил своего московского приятеля-академика сделать какое-то медицинское обследование. Результаты этого обследования у меня. Нужен специалист, который определил бы конкретно, о чем идет речь. В крайнем случае, можно в Москве найти того самого академика и у него все выяснить.

– Думаю, это мы всегда успеем сделать. Тащи эти результаты к нам, в полиции экспертов по любым вопросам полно. А по поводу профессора Бауэра, честно говоря, затрудняюсь что-то сказать. Фамилия, в общем, распространенная, может, где и мелькала, но на вскидку сразу не припомню. Могу в компьютерных архивах покопаться. А зачем он тебе?

– Он меня интересует только постольку, поскольку может иметь отношение к делу об убийстве Коновалова и пропаже девочки Инес Хольц. Кстати, не напали на след беглецов?

– Последняя наша информация, знаешь, какая. Ты в курсе. Они ночевали в «женском доме» во Франкфурте.

– А до этого – в нашем дюссельдорфском «женском доме»…

– Так ты знаешь больше меня, зачем тогда спрашиваешь?

– Но куда они девались потом, я ведь не знаю, вот и подумала…

– Мы предприняли, что могли. Все полицейские в Германии получили фотографии, описания… Что мы можем сделать еще? Ты сама понимаешь. Людей каждый день пропадают десятки. Остается рассчитывать только на счастливую случайность, или что похитительница себя как-то обнаружит. Должна же она когда-то подать признаки жизни. Ведь для чего-то она ребенка похитила – значит, родителям предъявит свои требования.

– Может, уже и предъявила?

– Но…

– Что но? В таком случае она могла поставить условие, чтобы они не сообщали в полицию. Когда речь идет о жизни ребенка, родители пойдут на любые условия. В конце концов, для них важнее получить назад свою дочь живой и невредимой, чем поймать или наказать преступника.

Похищение детей с целью получения выкупа приобрело в Германии особо трагическую окраску после нашумевшего случая с сыном йогуртного короля Откера. Случилось это еще в семидесятые годы двадцатого столетия в провинциальном городке Билефельде, где расположена империя Откера.

Точно спланированная и продуманная до мелочей операция была осуществлена выходцами из Югославии. Похитители потребовали несколько миллионов марок, и естественно, предупредили, чтобы никакой полиции. Родители все-таки сообщили в полицию, где была тщательно подготовлена операция по поимке преступников.

Все время, пока велись переговоры и торговля, подростка держали в тесном деревянном ящике, спрятанном в каком-то заброшенном старом доме. Несколько дней, проведенных в сложенном состоянии, не прошли для ребенка бесследно – не говоря уже о психической травме, у него были деформированы кости, атрофированы мышцы и нарушено кровообращение в конечностях. А выкуп пришлось заплатить все равно. После освобождения подросток оказался прикованным на долгие годы к инвалидному креслу. Подняв на ноги всю мировую медицину, папа-миллионер смог его поставить на костыли, полноценно передвигаться он уже никогда не смог. В результате единственный сын и наследник йогуртной империи Откеров остался на всю жизнь калекой.

Преступников, кстати, нашли, но только через два года. Вряд ли родителям и самому искалеченному на всю жизнь юноше от этого стало легче.

История похищения наследника миллионера Откера сегодня входит во все учебники криминалистов Германии, по ней сняты документальные и даже художественный фильмы. Но… Легко и интересно наблюдать за подобными вещами со стороны. И не дай Бог самому оказаться вовлеченным в игры со смертью…

– Ты права, конечно, – выслушав аргументы Алины, сказала Юля. – Если родители решат эту проблему без нашей помощи, я буду только рада. Тем более что речь идет о совсем маленьком ребенке… Так ты подъедешь по поводу московского обследования Коновалова?

– Да, конечно. А как ты считаешь, его жена… то есть вдова, она могла бы со мной поговорить, если бы я к ней заехала домой? По телефону вчера она со мной очень холодно побеседовала, красноречиво подчеркивая, что продолжение разговора нежелательно.

– Да, она очень замкнутая. Но ее можно понять. Потеряла любимого мужа и находится как бы в прострации. Разговаривает автоматически, на вопросы отвечает формально. Во всяком случае, я ее разговорить не смогла. Попробуй, если есть желание. Адрес знаешь?

– Нет. У меня только телефон.

– Тогда пиши…

* * *

Ирина Коновалова никак не могла сообразить – на этом свете она находится или уже на том.

«Лучше бы на том… там мой Дима, ему плохо без меня, как и мне без него… Раз уж он ушел, то и я за ним вслед… за ним… – плыло в ее голове. – Но… что за странные голоса витают вокруг? Может, это ангелы летают и разговаривают с райскими птичками… А Дима? Где Дима? Он должен быть здесь, рядом. Он уже знает, что я пришла к нему?…»

У Ирины задергались веки, и она попыталась открыть глаза.

– Смотрите, смотрите, она пришла в себя! – послышался незнакомый женский голос.

– Ох ты, господи! Надо все равно вызвать скорую помощь. А может, и полицию? – задребезжал в ответ старушечий голосок.

«Так это же голос бабушки Фриды, моей соседки. Неужели, она уже тоже умерла? – продолжали накатывать мысли в голове Ирины. – Вчера вечером ведь была жива, заходила ко мне, сказала, что утром придут проверять показания счетчиков. И что же, что было дальше? Ах, да! Я сказала, что меня вызывают в полицию и не смогу быть дома, дала ей ключи, чтобы она открыла дверь проверяющим…»

– Может, она сможет сама нам что-то сказать? Кажется, глаза открывает…

– Ирочка, Ирочка! Ну разве можно так? Грех ведь это большой – жизни себя лишать. Конечно, тяжело терять близкого человека. Но что сделаешь? Никому еще не удалось прожить без потерь. Сначала хоронишь родителей, потом мужа или жену, а потом уже и дети тебя хоронят. Страшнее, когда нарушается нормальный порядок и – не приведи Господь – приходится провожать в последний путь своего ребенка. Я это знаю… знаю не просто так. Мой сын… мой мальчик ушел в армию и не вернулся. Сгинул где-то в земле афганской. Даже могилки нет, куда мне бы пойти поплакаться. А я осталась жить после всего этого. Осталась, хотя мечтала умереть. Ведь у меня никого больше нет – ни мужа, ни других детей. Совсем одна, а живу и живу…

По морщинистому лицу потекли слезы, старушка опустила голову и задумалась. Она хоть была и постарше своей овдовевшей соседки, но частенько прислушивалась к ее советам, дивилась ее жизненной мудрости. И вот теперь Ирина, которая всегда поддерживала ее и призывала не падать духом, сотворила с собой такое… Не укладывается в голове. Хорошо хоть они вовремя успели, кажется, все обошлось… Эта симпатичная женщина – Алина, позвонила ей двадцать минут назад и сказала, что разыскивает Ирину Коновалову, но та почему-то не открывает. Мы вместе постучали и позвонили в дверь – ведь она уже должна была вернуться из полиции, а потом открыли вот этим самым ключом, который она оставила. И как вовремя! Прямо судьба принесла эту Алину в самый необходимый момент. Она, правда, так и не сказала, что ей нужно, но, какая разница? – в сравнении с вопросом о жизни и смерти, все остальное меркнет и становится малозначительным.

– Давайте перенесем Ирину в комнату, хоть и лето, но на линолеуме в кухне можно простудиться. На диване будет удобнее. Вы сможете мне помочь, вам не тяжело? – обратилась к бабушке Фриде Алина Вальд.

– Конечно, конечно, помогу! Мне приходилось и мешки с цементом, и тачки с кирпичом таскать, так что не надорвусь. Она ведь не весит почти ничего. Давайте, возьмем ее поудобнее.

Они подняли размякшее тело Ирины под руки с двух сторон и аккуратно перетащили ее в комнату.

– Смотрите-ка! Запаха уже почти нет, быстро все выветрилось, видно совсем недавно она затеяла это безобразие. Может, в полиции ей что-то плохое сказали, раз она еще домой не успела прийти, сразу газ пооткручивала и умирать собралась. А вы сами случайно не из полиции? – испуганно спохватилась разговорчивая старушка.

– Нет, я журналистка, но сегодня говорила с девушкой из полиции, которая вызывала к себе Ирину Коновалову по поводу убийства ее мужа. У них разговор прошел совершенно без всяких эксцессов, ничего особенного.

– Как вы сказали? По поводу убийства?

– А вы разве не знали?

– Не могла же я у самой Ирины расспрашивать, а во дворе сказали, будто несчастный случай произошел. Откуда мне правду узнать? Да и все равно уже, Дмитрия не вернешь. Хотя бы саму ее спасти…

– А у них что, родственников нет?

– Точно не скажу, но знаю, что детки их уже взрослые и с ними в Германию не поехали. Много Ирина не рассказывала – молчунья она. Если встречались, то больше я ей всякие новости выкладывала. А Диму так вообще почти не видела. Он работал у кого-то, а если дома, то все за письменным столом или с книжкой. Видела, как они гулять ходили – всегда вдвоем, за ручку, как молодые… Хотя, это по нашим, российским представлениям старики к концу жизни начинают друг друга тихо ненавидеть, а тут наоборот. Смотрю я на немецкие пожилые пары и любуюсь – такая забота и любовь в их глазах. Складывается впечатление, что они только к старости начинают понимать, как необходимы и дороги друг другу. Ведь у молодых вечно все не то и не так…

Ирина зашевелилась, веки потихоньку стали подниматься наверх. Соседка бросилась к ней:

– Ирочка! Может дать тебе чего-нибудь? Водички или…

Ирина попыталась приподняться, но бессильно свалилась обратно.

– Надо все-таки доктора! – забеспокоилась старушка. – Вдруг она успела много надышаться гадости?

Ирина предприняла еще одну попытку сесть и замотала головой:

– Не надо никого, Фрида Карловна! Уже почти прошло! – еле слышно сказала она.

После сказанной фразы она закрыла глаза, чтобы немного передохнуть и продолжила, показывая глазами в сторону Алины:

– А кто эта женщина? Я ее не знаю.

– Это твоя спасительница! Если бы она не пришла сейчас к тебе в гости, то… страшно сказать, что могло бы быть! – затараторила соседка, покачивая головой и пришлепывая тонкими губами. – Зачем же ты, Ирочка?…

– Что, зачем? – прошептала Ирина.

– Жизни себя хотела лишить, зачем?

– Меня хотели убить, это не я сама, – тихо отвечала Ирина. – А где та женщина, которая заходила ко мне? Это она…

Ирина закрыла глаза и обмякла, слишком большое напряжение после отравления газом, к тому же, на фоне общего стресса, совершенно лишило ее сил.

Алина, наконец, решилась приблизиться к ней:

– Давайте я отвезу вас к врачу! Не будем рисковать… К какому врачу вы обычно ходите?

Ирина открыла глаза и опять замотала головой:

– Кроме Димы у меня врачей не было. Я ни к кому не ходила и не пойду. Если можно, заварите мне мятный чай, я выпью и все пройдет… Но что же мне теперь делать? Эта женщина хотела меня убить…

– Какая женщина? Вы ее узнали? – решила по свежим следам разузнать Алина.

Напившись ароматного чая, Ирина окончательно пришла в себя и рассказала историю, предшествовавшую покушению на ее жизнь:

– Когда мы поднялись в квартиру, я села писать расписку, а дальше ничего не помню. Только удар по голове, я потеряла сознание – и все. Следующее, что я услышала – это ваши голоса. С женщиной этой я никогда не встречалась. Вы и сами знаете – мы общаемся в основном со своими, русскими. В нашем районе живут почти одни иностранцы. А эта дамочка явно не из наших социальных домов.

– А узнать вы бы ее могли?

– Не знаю даже… Единственное, что помню – блестящие черные волосы, подстриженные «под каре». На лице солнцезащитные очки, губы с яркой помадой. Духи… духи не модные, но дорогие… У меня были когда-то такие… Димочка дарил… «Пуазон» от Диора. Костюм бежевый… но это не примета, в любую минуту можно переодеться.

– Может, вы машину запомнили, на которой она вас… сбила?

– Да не сбила она, в том-то и дело! Толкнула слегка бампером. А в марках машин я не разбираюсь, так и не научилась отличать «Жигули» от «Мерседеса»… Ей в квартиру мою надо было попасть. Но зачем? Зачем?

То, что незнакомка всеми силами рвалась в квартиру Коноваловых, Алине стало ясно еще во время Ирининого рассказа. Оставалось узнать малое – что именно пропало из квартиры вместе с ней. И тогда… Тогда многое может проясниться… Правда, с такими приметами обнаружить кого бы то ни было вряд ли удастся. Черные волосы, стрижка каре… у Лучаны Маркес темные волосы и стрижка вроде бы такая… И что? Откуда у нее машина, если денег даже на гостиницу нет?

Алина осторожно попыталась направить мысли Ирины в нужное направление:

– У вас в доме хранилось что-то ценное?

– Думаю, что для такой дамы пара моих золотых колечек интереса не представляют. Тем более такого, чтобы из-за них пойти на убийство.

– А бумаги, документы?

– Документы сейчас посмотрю, а вот по поводу Диминых бумаг… Если в них что-то и пропало, я не смогу сказать. Кроме самого Димы в них никто не разберется. А теперь…

Ирина склонила голову, из глаз потекли слезы. «Она еще долго держалась, бедняжка. Надо перевести пока разговор на другую тему», – подумала Алина, обводя взглядом комнату. Глаза ее остановились на противоположной стене, густо усеянной кадрами семейной хроники – Ирина с Димой, дети, внуки, какие-то родственники. Фотографии разные – блеклые черно-белые, современные цветные, художественные портреты из фотосалонов.

– Какая красивая женщина, на Джину Лоллобриджиду чем-то похожа! Это ваша родственница? – указала Алина на старую фотографию, заботливо упакованную в красивую рамку со стеклом.

– Это моя свекровь, Мария Петровна. Она была совершенно необыкновенная женщина, я ее очень любила и уважала. Моя мама умерла рано, когда я была еще девочкой, а потом, через годы, когда я познакомилась с Марией Петровной, мама как будто бы ко мне опять вернулась. У нее дед – цыган, от него она унаследовала черные лучистые глаза… и дар предсказательницы. Хотя самого мифического деда никто не видел. Кроме бабки, конечно… – на лице Ирины появилось какое-то подобие улыбки. – Я сейчас встану и посмотрю папки с документами.

Она привстала, но Алина силой усадила ее обратно:

– Сейчас я вам все принесу, а вы только просматривайте, все ли на месте. Кстати, я вам звонила вчера по поводу письма, которое передал вашему мужу его знакомый из Москвы. Поскольку вы не проявили интереса, я вскрыла письмо. Там результаты каких-то медицинских научных анализов. Вы не в курсе, случайно, о чем могла идти речь?

Ирина застыла на мгновение и внимательно посмотрела на Алину:

– Как же я сразу не сообразила? Видно, вчера мне совсем худо было… Дима очень ждал этого письма, сказал, что от его результатов может многое измениться в нашей жизни.

– А конкретнее?

– Когда получу, тогда скажу – так он мне ответил на мой вопрос. А теперь это уже и не важно. Мне нечего менять в жизни… без Димы у меня теперь и не жизнь, а так…

– Если действительно письмо содержит столь ценную информацию, то… боюсь, что за ним именно и приходила таинственная незнакомка… – задумчиво ответили Алина.

Загрузка...