Белоснежка и семь клонов

Глава 9

Дитмар прекрасно понимал, что визита к доктору Ангеле Вайс избежать никак не удастся, но всячески пытался оттянуть момент «счастливой» встречи. Отсутствие сексуального опыта не делало его, однако, настолько наивным, чтобы не понимать недвусмысленность приглашения «зайти вечерком, чтобы пообщаться вдвоем».

«Большинство самцов нашего питомника были бы на седьмом небе от счастья, получив такое приглашение… Ангела – не какая-нибудь деревенская девчонка, которую за шоколадку можно разложить на койке. И зачем она, спрашивается, выбрала меня? Что за интерес может быть такой даме „общаться“ с неопытным тщедушным очкариком? Вон кругом какие ребята ходят – мышцы трещат под мундирами, глаза горят, им только свистни, будут землю носом рыть…» – размышляя так, Дитмар шел по улочкам городка, который своими аккуратными деревянными домишками почти вливался в лес.

«Лебенсборн» расположен не дальше, чем в пятистах метрах от городка, но густой хвойный лес надежно закрывает от горожан это загадочное место дислокации представителей «высшей» расы. А еще – хранит тайны десятков мимолетных романов между молоденькими датчанками и бойкими представителями армии победителей. Впрочем, эти романы быстро становятся явными – когда неопытные девушки попадают в «интересное» положение. И тогда для них дорога одна – в «Лебенсборн». Будущие папы, справившись со своим «высшим» предназначением распространителя ценного генетического материала, теряют интерес и к самой «даме сердца», и к тому маленькому существу, которое она под сердцем носит. Роль папаш семейств не для них, их задача – «осеменить» как можно большее число племенных «телок».

Дитмар внимательно разглядывал вывески на домах. Вчерашний вечер в лесу и знакомство с датской девушкой Ингеборгой, отчаявшейся, загнанной в угол обстоятельствами, жестоко преданной тупым самодовольным солдафоном, побудили его, едва закончив рабочий день, прибежать в городок, чтобы разыскать бедняжку. Дитмару надо успеть вернуться до ужина – времени в обрез. После вечерней трапезы он должен явится пред светлы очи Ангелы Вайс.

«Как я понял из разговора Ингеборги с тем подонком, дом их расположен ближе к центру городка, а отец ее – столяр», – размышлял Дитмар, старательно крутя по сторонам головой и внимательно прищуривая близорукие глаза на все вывески и таблички.

Городок смотрел грустными окнами вслед, как бы спрашивая: «И что вас принесло в наш тихий мирок? Сидели бы в своей Германии, жили бы своей жизнью и не лезли в нашу. Одна беда от вас…»

Старушка, кругозор которой ограничивается тремя почти вплотную прилепленными друг к другу домами напротив ее окна, демонстративно задернула беленькую занавесочку, когда Дитмар, проходя мимо, глянул на нее.

«Да, не любят они нас… И правильно! За что нас любить? И где вообще видано, чтобы завоеванные любили своих завоевателей? Городок как будто вымер. Некого даже спросить…»

Издалека послышался шум голосов. Дитмар прислушался: «Кажется, говорят по-немецки». Из-за угла показались двое солдат, громко спорящих и размахивающих при этом руками. Одного из них Дитмар узнал – это был Франц Кофман из внутренней охраны «Лебенсборна».

– А как тебе понравилась та пухленькая блондиночка с коровьими глазами, ну, которая в углу сидела и ресницами хлопала. Скромница! – Франц похотливо облизнул губы. – А сама так и ерзала, так глазками и стреляла, небось, хочется, аж сил нет! – похабно загоготал он. – Дарю тебе! Можешь заняться ею. Гарантирую – завтра принесешь ей кулек конфет, послезавтра – пару банок тушенки, и через два дня можешь ее преспокойненько трахнуть! Я тебе, как специалист, гарантирую! Слушай меня и будешь каждый месяц новую коровку за сиськи дергать!

Дитмара передернуло от этих слов, а солдаты, продолжая весело хохотать, наконец, заметили, что они на улице не одни.

– Привет, Дитмар! – первым отозвался Франц. – Знакомься, Генрих Шварцберг, из позавчерашнего пополнения. Вот, вожу новенького бычка к нашим подопечным овечкам. И ты тоже, как я посмотрю, не скучаешь. А я думал, ты все за книжками сидишь! Оказывается, ученые из того же теста слеплены, как и все, хотя некоторые и строят из себя бесплотные существа. Или ты так просто вышел, перед ужином прогуляться? – съехидничал опытный соблазнитель.

– Не просто так, – пропуская мимо ушей колкости крестьянского сынка, угрюмо ответил Дитмар, – мне нужен столяр. Не знаете, случайно, есть в этом городишке приличный столяр?

– Книжные полочки новые понадобились? – продолжал упражняться в своем незамысловатом остроумии Франц.

– Можешь считать и так. А все-таки?

– Есть тут один, пройдешь через две улицы, а там направо. Увидишь, у него заборчик резной, сильно выделяется среди других. Мастер демонстрирует свое ремесло, – переходя к нормальному тону, поведал Франц, но, не удержавшись, вернулся к своей любимой теме: – У него две дочки, у столяра этого. Со старшей один из наших валандается, а младшая еще совсем никчемная, глянуть не на что. Так что интереса…

– У меня свой интерес, столярный! – перебил его Дитмар и поспешил попрощаться.

– Не опаздывай на ужин! – добродушно отозвался Франц.

Дитмар, ускорив шаг, направился в указанном направлении. Он еще не придумал, что скажет девушке, и не нашел ничего, что могло бы реально помочь ей, но решил, тем не менее, навестить ее сегодня. Слишком уж не в себе она была вчера, бедная!

Домик с заборчиком, как и говорил Франц, сразу обратил на себя внимание. Даже без таблички видно, что тут живет человек, умело владеющий столярными инструментами. На доме резная табличка «Столяр Ханс Петерсен». Немного помявшись, Дитмар дернул за шнурок звонка. Дверь долго не открывали, юноша прислушался – в доме гробовая тишина.

«Куда они могли подеваться? Кажется, семейные прогулки по городу сейчас не в моде. Должен же кто-то быть в доме!»

Дитмар еще раз потянул за шнурок. Через несколько секунд дверь тихонько отворилась. Сухая женщина в сером ситцевом платье молча смотрела на него опухшими красными глазами.

Дитмар начал первым. На всякий случай он заговорил по-английски:

– Могу я видеть Ингеборгу?

– Ингеборгу? Кто вы такой и что вам нужно от моей дочери? – по-немецки ответила женщина.

– Вы говорите по-немецки?

– Говорю. А вам какое дело? – по ее тону чувствовалось желание побыстрее закончить неприятное общение.

– Понимаете, я… я хотел бы ей помочь.

– Теперь ей только Господь Бог может помочь! – с ненавистью глядя на Дитмара, сказала мать Ингеборги и захлопнула перед ним дверь.

Немного помявшись с ноги на ногу на пороге, Дитмар медленно развернулся и присел на ступеньку.

«Идти обратно в „Лебенсборн“? Пора бы – скоро ужин. Но что же случилось с девушкой? Как я уйду, не узнав этого?»

Опустив голову на колени, Дитмар сжал ее руками. По деревянному крылечку бежал паучок, быстро раскручивая за собой прозрачную клейкую ниточку.

«Зря ты, голубчик, надумал здесь ловушку для мух устраивать. Паутинку быстренько порвут, и твои труды окажутся напрасными. И смотри, как бы самого еще не задавили!»

Сзади послышался тихий скрип досок. Дитмар приподнял голову, но поворачиваться не стал. Холодная рука похлопала его по плечу, словно спрашивая: «Заснул, что ли? Просыпайся, ты не у себя дома!»

Молодой человек осторожно повернул голову. На уровне его глаз оказалась аккуратная заплатка в виде цветка, расположенная на рукаве застиранной ситцевой блузочки с кокетливыми рюшками на горловине и по краю манжет. Мягкий детский голосок затараторил что-то по-датски. Дитмар, добросовестно штудирующий в свободное время самоучитель датского языка, уже был в состоянии понять смысл сказанного, хотя сам еще говорить не решался.

Связав логической цепочкой знакомые слова, он понял из речи девчушки-подростка, что ее сестра сильно заболела, она ходила к местной знахарке, и ее принес оттуда на руках отец. Все вещи были в крови, а сейчас она лежит в своей кровати – вся белая-белая и не разговаривает, только стонет тихонько. И мама с папой сидят возле нее и плачут.

Чтобы не смущать девочку, Дитмар произнес несколько фраз на ее родном языке, сказал, что придет завтра, встал с крыльца и пошел по направлению к улице. В это время из двери вышла мать девочки и, схватив ее за руку выше локтя, резко втолкнула в дом. Захлопнув за ней дверь, она резко бросила по-немецки вслед удаляющемуся Дитмару:

– Вам что, одной мало? Ребенка хоть не трогайте. Ингеборга чуть Богу душу не отдала – по вашей вине! Или таких же, как вы!

Не произнеся ни слова в ответ, Дитмар, опустив голову, закрыл за собой калитку.

«Жива! И это самое главное. Надо надеяться на лучшее. Она должна выжить!» – твердил он, направляясь обратно в сторону леса.

К ужину он успел вовремя, хотя аппетита все равно не было. Помещение столовой состояло из трех залов – «солдатского», «офицерского» и «для персонала». Для пациенток «Лебенсборна» и их детей столовая находилась в другом здании. Ученых и студентов отнесли к «персоналу», и они с удовольствием присоединились к компании медсестричек, нянечек, акушерок и врачей. Правда, большинство врачей столовались все-таки в «офицерском» зале. Во-первых, они в основном были офицерами – военврачами, ну и, само собой, во-вторых, кто же откажется от возможности покушать вкусней, разнообразней, больше? Офицеров обслуживали официантки в безукоризненно накрахмаленных передничках, для них закупали самые лучшие и свежие продукты, снабжали их алкогольными напитками.

Солдаты и персонал обслуживали себя сами, но на недостаток еды тоже не жаловались. К тому же пива давали – хоть залейся!

Дитмар мог бы вообще не ходить на ужин, если бы не обязательная регистрация в специальном журнале. Не отметишься – начнутся всякие разборки: где был, что делал, почему не предупредил коменданта. Лучше не создавать себе проблем.

Дитмар налил себе чашку зеленого чая, взял булочку и два кусочка сыра.

– Смотри, похудеешь! И так кожа да кости, а ты все голодаешь! – проявила заботу немолодая акушерка Надин. – Мать увидит твою фотографию, испугается. – Почему бы не поесть, если дают? – с немецкой практичностью заключила она, подкладывая на свою, с горой наполненную тарелку, еще одну истекающую горячим жиром сосиску.

– Не испугается! – тихо буркнул Дитмар. – Она умерла уже давно.

– Ох! – испуганно хлопнула себя по рту пухлой ладошкой бестактная медсестричка. – Извини, я не знала! – и поспешила с тяжелым подносом к веселой компании своих подружек.

Дитмар пошарил глазами по залу. Общаться ни с кем не хотелось. В дальнем углу возле двери в подсобку он заметил не занятый стол, правда, весь заваленный тарелками и остатками еды.

«Лучше посижу рядом со свиными объедками, чем с людьми…» – угрюмо подумал он и направился в тихий угол зала.

Маленькими глоточками отпивая чай, Дитмар смотрел на букетик из засушенных веточек, цветочков и трав, украшавших столик. Он любил одиночество, погружение в свой собственный внутренний мир, к которому привык с детства. Но тогда ему никто не мешал… А сейчас… Кругом люди, люди, разговоры, вопросы, ответы… Дитмар специально уселся спиной к залу, весело жужжащему и жующему, чтобы хотя бы не созерцать процесс поглощения комбикормов человеческим стадом. Допив чай, но так и не притронувшись к булочке и сыру, он встал, отодвинул деревянный столовский стул и собрался идти к себе.

– Ты куда? – послышался вкрадчивый голос, и Дитмар почувствовал чье-то дыхание прямо у себя на затылке. Резко обернувшись, он оказался глаза в глаза с Ангелой Вайс.

В зале сразу стало намного тише, и гроздья любопытных взглядов сконцентрировались на двух фигурах в углу.

– Может, выйдем на улицу? – опомнился Дитмар.

– Это лишнее. Я жду тебя через полчаса у себя, – сказала Ангела почти шепотом и громко добавила, указывая перстом на заваленный посудой и объедками стол: – Почему у вас на столе такой беспорядок? Господин Бауэр, тут нет мамок и нянек, чтобы убирать за вами!

– Я тоже не официант, чтобы за кем-то выносить грязные тарелки! – резко бросил в ответ Дитмар.

– Так это не ваша посуда?

– А я что, похож на слона? Вы думаете, я мог бы один столько съесть?

– Идите! Вы свободны! Я сейчас разберусь с персоналом столовой. Распустились все! На Восточном фронте будут дисциплинированнее, лентяи и бездельники!

Развернувшись на каблуках, Ангела пошла в сторону кухни.

Дитмар, сопровождаемый сочувственно-любопытными взглядами жующей публики, поспешил выйти на свежий воздух.

Ровно через полчаса он стоял возле двери с табличкой «Доктор А.Вайс» в элитном доме, где расположены квартиры руководства и высших офицеров «Лебенсборна».

Дитмар тихонько постучал в дверь, в душе все еще надеясь, что Ангела задержалась где-нибудь по более важным делам, чем встреча с ним. Створка почти мгновенно отворилась, и он вошел в пряно пахнущий полумрак жилища Ангелы Вайс.

– Проходи! – из темноты показалась сама хозяйка с распущенными белокурыми локонами, в белоснежном атласном халате.

Дитмар неловко зашел в гостиную и, вжав голову в плечи, присел в кресло. Ангела начала демонстрировать гостеприимство, накрывая стол скатертью, расставляя фужеры и раскладывая салфетки.

– Ты какое вино предпочитаешь? – прервала затянувшуюся паузу хозяйка дома.

Дитмар пожал плечами:

– Все равно. Я вообще… не пью. То есть, раньше не пил…

– Ты хочешь сказать, что не пробовал никогда спиртного? Не может быть! Сколько тебе лет?

– Девятнадцать! Я… я пробовал когда-то, года три назад. Мне не понравилось. Зачем пить, если не нравится?

– Мальчик, мальчик! Не всегда в жизни делаешь только то, что нравится… Или этот жизненный постулат ты еще тоже на себе не… опробовал?

Ангела села напротив и пронзила Дитмара взглядом серых глаз с прыгающим в них отражением пламени свечи.

– Вы… вы пригласили меня по какому-то вопросу? – наконец решился подать голос юноша.

Ангела кокетливо передернула плечами:

– И да, и нет… А что, я тебя отвлекла от более важных дел? Или тебе не приятно мое общество?

– Что вы! – выдавил из себя Дитмар, чувствуя пожар, запылавший в кончиках ушей.

– Не говори мне «вы», во всяком случае, когда мы вдвоем. Иначе я себя чувствую как учительница перед учеником. Я не такая уж старая… – кокетливо заметила она, приподняв левое плечо так, что халат начал плавно с него сползать.

Чтобы снять внутреннее напряжение, Дитмар решил все же выпить вина.

– Я, пожалуй, выпью «Бордо», – он решил отвести разговор в другую сторону.

Ангела восприняла этот шаг по-своему. Вспорхнув со своего места, она взяла два бокала, наполнила их красным вином и, как кошка, одним прыжком оказалась сидящей на коленях смущенного юноши.

– Ты прав, мой мальчик, прежде чем перейти на «ты», полагается выпить «на брудершафт»…

Она вставила бокал в одеревеневшую ладонь Дитмара, обвила его руку своей, прижавшись к нему боком и легонько касаясь губами мочки его уха, прошептала:

– Почему ты меня боишься? Не бойся, я хоть и кусаюсь, но оч-чень приятно, тебе понравится, увидишь… Мне кажется, ты еще совсем…

Она залпом опустошила содержимое своего бокала и стала наблюдать, как Дитмар, потягивая маленькими порциями вино, напряженно ждет продолжения.

Когда растягивать содержимое бокала стало уже невозможно, Дитмар вытряхнул последнюю каплю себе на язык и молча поставил пустой сосуд на столик. Пряный аромат, испускаемый свечой, смешался с винными парами и… Как всегда, разыгравшееся воображение подсовывало Дитмару свое отображение действительности: молекулы, напоминающие маленькие благовонные шарики, тонут в кроваво-красном пьянящем океане, взрываясь при этом и окатывая взрывной волной его мозги.

Но странно! Ему совсем-совсем не больно при этом. А наоборот – приятно, тепло и свободно. Его мозг раскачивается на качелях – туда-сюда, туда-сюда… Как хорошо, как легко!

«Я что, задремал? Или все это мне снится?» – Дитмар тихонько приоткрыл глаза. Ангела продолжала сидеть у него на коленях и смотрела в упор ему в лицо. Очки куда-то девались, и окружающий мир казался еще более расплывчатым и нереальным.

– Фу-х! – вздохнула Ангела. – Я уже испугалась, вдруг у тебя неприятие алкоголя? Неизвестно чем это могло закончиться! Не хватало еще откачивать тебя от алкогольного отравления!

Дитмар смущенно опустил голову, но Ангела, восприняв это как реакцию на свои чересчур резкие слова, сжала ладонями его лицо и прильнула губами к его губам.

Дитмар поплыл по волнам своих ощущений, периодически представляя себе яркие, как фейерверки, выбросы гормональных дрожжей и разбухающие, как тесто в бочке, инстинкты.

Они не заметили, как оказались совершенно голые на полу, потом переместились в уютную спаленку. Часа в два ночи они с аппетитом покушали и продолжили свои сексуальные упражнения.

– Ты совершенно потрясающий мужчина! Немного опыта, и тебе цены не будет… Кто бы мог подумать, что в тихом очкарике прячется такой вулкан страстей? Хотя, я каким-то седьмым чувством сразу это поняла…

Ангела сияла от счастья, но часа в четыре утра с сожалением прошептала своему юному любовнику:

– Надо поспать – и тебе, и мне, а то будем ходить как сонные мухи, завтра ведь нормальный рабочий день.

– Сегодня! – поправил ее Дитмар. От прежней скованности не осталось и следа. Он чувствовал себя победителем, правда, еще до конца не осознав, в чем именно.

– Не обращай внимания на то, что я говорю. У меня так кружится голова, что я сейчас не вспомню, как меня зовут. Но отдохнуть все-таки надо. Иди к себе. Завтра увидимся. Надеюсь, тебя теперь уговаривать не надо?

– Приду, конечно…

Быстренько одевшись и получив на прощание страстный поцелуй в губы, Дитмар поспешил в свое общежитие. В комнате, кроме него, жили еще двое ребят из «мюнхенской группы». Тихонько пробравшись к своей кровати, Дитмар, засыпая на ходу, едва успел снять ботинки и верхнюю одежду, проваливаясь в объятия Морфея.

Из небытия его вернул сосед по комнате Хорст Ульрих, аспирант и любимый ученик профессора Бауэра:

– Вставай, гуляка! До завтрака осталось пятнадцать минут. Отоспишься лучше в лаборатории.

Завтрак, точно так же, как и ужин, пропускать было нельзя. Не отметишься в журнале – неприятностей не оберешься. В отношении «ученых» допускались некоторые дисциплинарные поблажки – не солдаты все-таки, но законы военного времени, даже в таком укромном уголке войны, как Датское королевство, никто не отменял.

Да, да – в Дании, несмотря на то, что она была в качестве новых владений присоединена к великому рейху, до 1943 года официальным главой государства оставался король. Который, кстати говоря, пользовался огромным уважением своих подданных. Возможно, поэтому Гитлер и не решился сразу, как это произошло в других завоеванных им странах с монархами во главе, отстранить его от правления. А может, они просто нашли компромисс, устраивавший обе стороны. По крайней мере, первое время.

Во всяком случае, положение датчан, по сравнению с другими новыми гражданами Германии, было завидным. Тут сыграло роль, наряду с «нордическим» родством и использованием Дании как основного поставщика масла, мяса и молока для немецкой армии, еще и «заступничество» короля.

Послевоенные историки сочли королевское участие в судьбах датчан несколько преувеличенным и наигранным. И даже развенчали легенду о том, что благородный монарх, якобы, после объявления новых властей о том, что все датские граждане еврейской национальности должны носить на одежде нашивку в виде желтой шестиконечной звезды, вышел на следующий день на улицы Копенгагена со звездой Давида на плаще. Но факт остается фактом – почти все евреи, проживавшие в Дании во время войны, были спасены. Накануне акции по отправке их в концентрационные лагеря, датские евреи были тайком переправлены на шведский остров и, благодаря этому – спасены. Потом, опять же, появились разговоры, что рыбаки-переправщики делали это из корыстных побуждений. Даже если это и так, разве не согласились бы ради спасения жизни отдать все, что у них есть, миллионы других замученных и убитых жертв войны? Но у них, к сожалению, выбора не было.

У Дитмара выбора не было тоже – ему пришлось вставать, и, покачиваясь, идти к умывальнику. Холодная вода привела его в чувство, он быстро оделся, и, стараясь не думать о событиях прошлой ночи, пошел в столовую.

Разговаривать ни с кем не хотелось, и он, не обнаружив ни одного свободного столика, встал с чашкой кофе прямо возле стены, увешанной натюрмортами, сильно напоминающими работы учеников младших классов художественной школы.

Уставившись на букет желтых тюльпанов, он потягивал сладкий кофе и старательно отводил свои мысли от воспоминаний о новых ощущениях. Внезапно почувствовав на себе чей-то взгляд, он резко обернулся.

Один из первых людей в «Лебенсборне» майор Герхард Кюлер с неприязненным любопытством рассматривал Дитмара.

Юноша чуть было не поинтересовался: «Чем обязан?», но вовремя сообразил: не место и не время для таких фамильярностей. Сделав вид, что ничего не заметил, он поставил недопитую чашку с кофе на поднос с чьей-то грязной посудой и отправился в свою лабораторию.