Бэль, или Сказка в Париже

ГЛАВА 7

Егор Алексеевич уже в который раз нетерпеливо нажал на кнопку вызова сотового телефона.

Услышав длинные долгожданные гудки, проворчал с облегчением:

— Ну наконец-то доступен!

— Все нормально, дед, можешь ликовать! — услышал он голос Егора.

— Неужели что-то нашел?

— Угу! Нашел, только не у Константина Алексеевича, а у Валентины Дмитриевны, дочери Анны. Она живет тоже в Петербурге, правда, совсем в другом конце города.

— Ну надо же! Вот уж поистине люди непредсказуемы! Как же Софья могла отдать свой архив в руки непутевой внучки?

— Дед, ты что, собираешься обсуждать это по телефону?

— Нет, конечно! — спохватился Егор Алексеевич. — Где уж по телефону! Так когда ты выезжаешь?

— Сейчас! Стою на перроне, жду поезда. Так что до скорого!

— До скорого! — ответил Егор Алексеевич и отключил мобильник.

Возбужденный сообщением внука, он резко поднялся с кресла, потирая руки, и вдруг почувствовал, как у него защемило в груди.

— Ой! — невольно вскрикнул он от боли и, положив руку на сердце, медленно опустился в кресло. — Вот ведь незадача! — пробормотал Егор Алексеевич спустя минуту. — Надо бы лекарство принять.

И потихоньку поднялся. Перед самым приездом Егора он запрятал свои сердечные лекарства в глубину кухонного шкафа, чтобы тот, не дай бог, не заподозрил, что у деда все же бывают нелады со здоровьем.

— Ох! — снова ощутив колющую боль, выдохнул Егор Алексеевич и, постояв немного, медленно поплелся на кухню.

Лишь только сделал первый глоток разведенного в воде валокордина, как в дверь позвонили, и, залпом допив лекарство, он поспешил к выходу:

— Иду!

На пороге стояла Яна со спящей на ее руках Машенькой.

— Здравствуйте, — сказала она извиняющимся голосом.

— Проходи, Яночка, — зашептал Егор Алексеевич, чтобы не разбудить ребенка.

— Егор Алексеевич, я ведь, бессовестная, опять к вам с просьбой. — Яна виновато пожала плечами. — Меня к двум часам следователь вызывает, а Машку совершенно не с кем оставить. Позвонила Веронике, та в поликлинику с ребенком ушла, все остальные на работе. День-то ведь будний. Вот и получается, что кроме вас обратиться больше не к кому. Не тащить же мне ее с собой в прокуратуру!

— Конечно, Яна, какой разговор! — сказал Егор Алексеевич. — Неси ее в комнату и уложи на диван, а потом можешь отправляться на все четыре стороны хоть до вечера!

Учуяв запах валокордина, Яна вопросительно взглянула на соседа:

— Егор Алексеевич, вы… у вас плохо с сердцем?

— С чего ты взяла?

— Так ведь лекарством же пахнет!

— Ну и что? Скрывать не стану, выпил немного валокординчика, погода видишь какая?

— Да нормальная погода…

— Хм! Нормальная! К дождю клонится. А у нас, стариков, сердечко-то как барометр! Ладно, чего стоишь, неси Машу в комнату. Еда где?

— Вот! — Яна протянула ему целлофановый пакет. — Егор Алексеевич, вы точно в порядке? — спросила она еще раз.

— Ну конечно, в порядке! Отнесешь ты ее, наконец, или нет?

Яна, на ходу сбросив туфли, прошла в комнату, уложила Машеньку на диван, а Егор Алексеевич тем временем достал из шкафа плед.

— Яна, у меня к тебе, в свою очередь, тоже будет небольшая просьба, — сказал он, бережно укрывая девочку. — Не говори, пожалуйста, Егору о том, что я принимал лекарство. Понимаешь, это ведь, в сущности, самый настоящий пустяк. — Егор Алексеевич приложил ладонь к сердцу, показывая тем самым, о чем идет речь. — Егорка будет понапрасну беспокоиться!

— Хорошо! — согласно кивнула Яна. — А где он, кстати?

— В Питер уехал, родственников навестить.

— Ах, да, я же совсем забыла.

Егор Алексеевич вопросительно на нее взглянул.

— В день его отъезда мы вместе спускались в лифте, и он сказал, что едет в Питер, — ответила Яна на молчаливый вопрос старика. — Егор Алексеевич, возьмите на всякий случай ключи от моей квартиры и, если что, сразу вызывайте «скорую», — сказала она уже у порога.

— Яна, Яна! — Егор Алексеевич покачал головой. — Ну что ты, в самом деле?! Говорю ведь, что со мной все в порядке!

— Возьмите, возьмите, на всякий случай! — Яна, улыбнувшись, протянула ему связку ключей.

— Спасибо, Яночка, но у меня теперь есть сотовый телефон! — с гордостью сообщил Егор Алексеевич. — Внук в подарок привез!

— Вот и хорошо! — обрадовалась Яна. — Ну тогда я пошла!

На улице и впрямь начинало хмуриться.

— Ну надо же! — удивилась Яна. — А ведь Егор Алексеевич оказался прав. Дождь, похоже, и в самом деле собирается!

Как только Яна освободилась от забот по устройству Машеньки и осталась одна, тяжелые противоречивые мысли принялись одолевать ее бедную голову. Через несколько минут ей предстояло встретиться со следователем по делу об убийстве Володи. Комарьков Игорь Александрович, молодой человек лет тридцати пяти, произвел на нее в общем-то довольно приятное впечатление еще в первую их встречу, перед похоронами. Ей, положа руку на сердце, очень хотелось рассказать ему о телефонном звонке. И она, думая об этом, даже подсознательно ощущала, насколько ей станет легче, решись она на этот шаг. Однако Гришины предостережения также оказывали на нее влияние, и влияние это было более весомым. Ну, в самом деле, кто для нее этот приятный голубоглазый молодой следователь? Чужой человек, который всего лишь выполняет свои должностные обязанности! Значит, и выполнять он их будет согласно имеющимся инструкциям. Но, как сказал Гриша, больше недели «пасти» ее никто не станет! А Гриша ее родственник, который в первую очередь думает о своей племяннице Маше и, соответственно, о ней, Яне. Она прекрасно сознавала, что ей следует положиться на Гришу, однако что-то ее тревожило в подобном положении вещей, что-то подсознательное подсказывало, что надо бы подключить и милицию. И этот подсознательный зуд в душе не давал покоя вплоть до того момента, когда она остановилась перед широким крыльцом серого милицейского здания.

Яна спросила у дежуривших милиционеров, где находится кабинет следователя Комарькова, и, выслушав объяснение, направилась на второй этаж. Подойдя к двери под номером двадцать два, она несмело ее приоткрыла, спросила: «Можно» — и вошла. Следователь в это время разговаривал по телефону, однако, увидев Яну, жестом пригласил ее пройти и присесть. Его кабинет был небольшим и неуютным — два высоких шкафа, три стола, многочисленные стулья, беспорядочно стоящие у этих столов — казенное нагромождение устаревшей мебели. Яна несмело опустилась на указанный стул и, чтобы не показаться любительницей подслушивать телефонные разговоры, устремила взгляд на посеревший от времени подоконник, уставленный невзрачными цветочными горшками.

Вскоре следователь, закончив разговор, положил трубку.

— Здравствуйте, Яна Аркадьевна. Как вы? — спросил он участливо.

— Спасибо, вполне приемлемо, — ответила она.

— Вот и хорошо! Не хотите чаю, кофе?

И приятный голубоглазый следователь добродушно ей улыбнулся.

— Спасибо, я позавтракала!

— Ну тогда мы просто поговорим, и я обещаю, что не стану вас долго задерживать.

Яна согласно кивнула.

— Я бы снова хотел поговорить о работе вашего мужа, Яна Аркадьевна. Мне было бы интересно поподробнее узнать о его основном заработке, точнее, где чаще всего ему приходилось зарабатывать на жизнь?

Яна удивленно на него взглянула, не совсем поняв вопрос.

— Понимаете, мне хотелось бы услышать вообще все, что вы знаете о его работе, — уточнил следователь, — ведь, как я понял, постоянного места этой самой работы у него не существовало.

— Ну да, он был свободным художником. Работал и в картинных галереях, и на выставках, а чаще всего брал заказы от именитых коллекционеров и занимался реставрацией или изготовлением копий в своей мастерской на Таганке. Эта квартира принадлежала Володе и его брату, они оборудовали ее под мастерскую.

— Давно?

— Давно. Во всяком случае, пока я с ним, другой мастерской у него не было. Более подробно я рассказать не могу. Понимаете, я ведь второй год сижу с ребенком, а потому совершенно ничего не знаю о Володиных делах.

— Что же, вы совсем ничем не интересовались?

— Ну почему! Когда он работал на передвижных выставках, мы часто ходили с ним туда вместе с дочкой, особенно если там бывало что-то интересное, по мнению Володи. А его конкретной работой я в общем-то не интересовалась, если только у него у самого не возникало желания рассказать о чем-то.

— Ну хорошо. А не вспомните ли вы, что он рассказывал о последней выставке в Доме художника?

— Да, в общем, только то, что картины этой француженки, по его мнению, — настоящие шедевры, особенно какие-то две или три. Мы как раз собирались туда сходить, но внезапно заболела дочка, и поход отложился. А потом Володя рассказал мне об исчезновении картины «Бэль». А вы что, связываете это с его убийством?

— Мы прорабатываем всевозможные версии, и эта одна из них.

— Но Володя никак не мог быть в этом замешан! — в порыве святого доверия к мужу воскликнула Яна и вдруг вспомнила о своем разговоре по телефону. А вспомнив, тут же осеклась, в голове мелькнула страшная мысль, — может, вовсе не деньги ей следовало искать тогда на антресоли?!

Замешательство тотчас же отразилось на ее лице, заставив следователя насторожиться:

— Что? Что вы хотели сказать, Яна Аркадьевна?

— То, что Володя, в силу своих профессиональных убеждений и любви к большому искусству, никак не мог быть причастен к краже картины.

— Ну почему же к краже?

Яна растерянно пожала плечами:

— Ну, может, вы об этом подумали. Вернее, мне показалось, что вы подумали именно об этом!

— Понятно, понятно. Значит, о работе мужа вы мало чего знали. Ну ладно! Тогда скажите, с кем он в последнее время больше всего общался? Кто чаще всего попадал в поле вашего зрения, Яна Аркадьевна?

— Кто? — Яна задумалась. — Он, впрочем, как и всегда, чаще всего общался со своим братом Гришей. Во-первых, у них часто бывали совместные заказы, а во-вторых, он все-таки его родственник, причем единственный.

Потом Яна постаралась назвать всех, с кем в последнее время Володя встречался на ее глазах. Это был почти постоянный круг его знакомых.

— Ну а каких-нибудь новых знакомств у него не возникало?

— Пожалуй, нет! Во всяком случае, я об этом не знала. В дом он нового никого не приводил, да и по телефону при мне разговаривал только с заказчиками или старыми друзьями.

Следователь задал ей еще несколько вопросов, спросил об отлучках Володи из Москвы за последние полгода, об их причинах, а потом, извинившись за нескромный вопрос, поинтересовался, хватало ли им на жизнь его заработков.

Яна удивилась:

— Деньги ведь имеют такое свойство, что их никогда никому не хватает. Неужели вы слышали от кого-нибудь хоть раз, что денег у него предостаточно и больше не надо?!

— Вы знаете, а ведь и правда, не слышал! — засмеялся следователь. — По крайней мере, в таком контексте! Но все-таки я вынужден задать вам этот вопрос, ну, пусть в другой форме. Пусть это будет сродни тому, как обычно друзья интересуются делами друг друга: у тебя как дела, со знаком плюс или со знаком минус? Хватало ли вам денег на существование со знаком плюс, Яна Аркадьевна?

— Ладно, ладно, я отвечу. По моему мнению, на данном этапе денег нам вполне хватало, — сказала Яна, продолжая улыбаться. — Да и Володя никогда не страдал от временного отсутствия денег.

— Временного?

— Ну да! Ведь у художников не бывает постоянного ежемесячного заработка. «Сегодня нет, значит, завтра заработаем», — говорил он и, если нам требовалась срочно какая-то приличная сумма, спокойно занимал ее у друзей.

— И часто он ходил в должниках?

— Бывало! — уклончиво ответила Яна.

— А что значит «приличная сумма»? — спросил Игорь и тут же добавил, что она может не отвечать, если сочтет вопрос некорректным.

— Почему же! — пожала плечами Яна. — Мы иногда любили пошиковать, в определенных пределах конечно! Володя в каком-то творческом порыве, как он сам любил объяснять свои непредсказуемые поступки, мог занять денег и купить мне какую-нибудь роскошную вещь. Таким образом, например, был приобретен норковый полушубок, который привезла из Италии одна наша знакомая, а он не подошел по размеру ее дочери. Точно так же, без определенного расчета, Володя купил мне золотой комплект с бриллиантами, состоящий из сережек и колечка, который ему очень понравился. А однажды мы случайно гуляли по Арбату и забрели в антикварный магазин, и Володя, увидев старинный миниатюрный светильник в стиле ампир, непременно решил его купить, чтобы присовокупить к имеющемуся у него торшеру, точно такому же, из бронзы, на ножке в виде грифона. Он тогда, помнится, занял денег у своего заказчика, которому пока еще ничего не отреставрировал, но это был единственный случай в его практике. Бывало, что мы могли сорваться и махнуть на пару недель в Турцию или Испанию. В последний раз даже ухитрились съездить в Мадрид с Машенькой. Это было четыре месяца назад. Мне тогда до чертиков надоело сидеть дома, я закатила Володе истерику, а у него в тот момент как раз не было денег. Однако он через неделю принес мне путевки в Испанию! Занял у приятелей под крупный заказ и купил.

— А более значительные суммы ему не приходилось занимать?

— Более значительные? — Яна задумалась. — Да нет, пожалуй!

— То есть о крупных долгах в вашей семье речи обычно не шло, как я понял?

— Ну да! Володя всегда старался брать в долг под предстоящий заказ, а какова была его стоимость, он знал заранее и потому рассчитывал на это. И потом, у него тоже многие занимали. Это вполне распространенное явление в среде художников!

— Одним словом, по вашему мнению, крупных долгов, из-за которых могло бы произойти это преступление, у Володи не было?

— По моему мнению — да!

— Яна Аркадьевна, мне придется задать вам еще один некорректный вопрос.

Яна улыбнулась.

— Почему вы улыбаетесь, я ведь еще его не задал? — спросил Игорь.

— Потому что до вас еще никто не называл меня Яной Аркадьевной с таким усиленным акцентом на отчество, я вдруг представила себя этакой пожилой тетушкой-толстушкой.

Следователь засмеялся:

— Ну почему же толстушкой? Вы очень похожи на свою маму, а она у вас о-го-го! А называть вас по имени я мог бы только в неофициальной обстановке и лишь с вашего позволения.

— Ну ладно, задавайте ваш некорректный вопрос, — сказала Яна. — Хотя я уже и сама догадалась.

— Ну что ж, тогда отвечайте!

— Володя любил меня, и я это знала, а потому никогда не думала о том, что он вместо мастерской пропадает у какой-нибудь любовницы.

— То есть вы считали, что у него их не было?

— Я так не сказала.

— Значит, все-таки они вполне могли быть?

— Могли возникнуть на горизонте в какой-то подходящий момент, я это вполне допускала. Ведь у нас с ним была немалая разница в возрасте, и, даже полюбив меня, Володя, скорее всего, не смог избавиться от своих старых привычек.

— Значит, вы об этом ничего не знали, но допускали, хотя серьезными подобные его увлечения никогда бы считать не стали?

— Ну да, где-то так!

— А до вас? Может, к преступлению тянется какая-то ниточка еще оттуда? Его никто не донимал, не звонил?

— Нет! Ничего подобного не происходило. У Володи была любовь, институтская. Но она сама его бросила. Нашла себе перспективного парня, начальника какого-то отдела на крупном предприятии, и вышла за него замуж. Володя сам мне рассказывал об этом. А потом ничего серьезного не было.

— До вас?

— До меня!

— Ну что ж, Яна Аркадьевна, думаю, что на этом мы закончим наш сегодняшний разговор, — сказал Игорь. — Если у меня в ходе расследования возникнут к вам еще какие-нибудь вопросы, я позвоню и мы договоримся о встрече.

Яна попрощалась и поспешила к выходу.

«Да, красивая женщина, точь-в-точь как ее мать в молодости, — подумал майор Комарьков, вспоминая нашумевший в свое время фильм «Акварельная капель» с участием молодой Елены Забродской. Но дочка — не актриса, чувства свои скрывать не умеет. Ах, Яна, Яна! О чем же ты не хочешь мне рассказать?! Что удерживает тебя от этого и почему?»