Яна, плохо спавшая в эту ночь, примостилась на диване и едва задремала, как раздался телефонный звонок. Она вздрогнула, неприятное предчувствие тут же резануло ей сердце. Она ждала этого звонка в течение всей недели и сейчас отчетливо поняла — это именно тот самый звонок.
— Алло! — несмело произнесла она, дав тем самым почувствовать свой испуг.
— Боишься? — спросил знакомый, неприятного баритона голос. — И правильно делаешь! Ну, что скажешь, красавица?
— А что… что говорить-то? — дрожащим голосом едва выговорила Яна.
— Ты шутить вздумала или как? — прикрикнул на нее звонивший.
— Я не знаю, чего вы хотите! Скажите хотя бы, о чем идет речь?!
— Ты что, совсем тупая или притворяешься?
— Ничего я не притворяюсь! Скажите, что вам от меня нужно?
— Картину, детка! Картинку с девочкой Бэль, которую твой муженек вынес с выставки и где-то припрятал.
— Не может этого быть! — невольно воскликнула Яна.
— Может! Еще как может, красотка! И я не верю, что ты об этом не знаешь, хоть придуриваешься первоклассно, наверное, в свою мамочку-актрису пошла!
— Вы что-то путаете, Володя не мог этого…
— Заткнись, идиотка, и слушай меня! Даю тебе четыре дня для того, чтобы отыскать картину. Если не найдется в квартире, подумай и прикинь, кому твой любимый мог ее пристроить! Только не вздумай что-нибудь сказать кому-то или хотя бы намекнуть! Мне доложишь, поняла? Чего молчишь, красотка, язык свело?
— Поняла! — сказала Яна и почувствовала, как по ее щекам катятся слезы.
— То-то же! — сказал звонивший. — До скорого!
В трубке зазвучали короткие гудки.
Яна опустилась на диван и заплакала. Потом позвонила Грише. Он не стал ничего обсуждать с ней по телефону, услышав о том, что был повторный звонок, пообещал немедленно приехать.
— Я буду у тебя через час, если, конечно, пробки не задержат.
К моменту, когда он позвонил в дверь, Яна, пользуясь тем, что Машенька спит, перевернула полквартиры в поисках злосчастной картины.
— Что у тебя стряслось? — воскликнул Гриша, глядя на груды книг и белья, лежащие на полу.
Яна обессиленно опустилась на пуфик, стоящей у двери, и зарыдала.
— Господи, он, кажется, в самом деле ее украл!
— О чем ты говоришь, Яночка? — Гриша опустился перед ней на корточки, пытливо заглядывая в глаза.
— Гриша, он ее украл с выставки, понимаешь? Но зачем, скажи мне, зачем?!
— Кто украл и что?
— Володя! Это он украл картину «Бэль», Гриша, он украл! И теперь они спрашивают ее с меня!
— Значит, тебе сказал об этом звонивший?
— Да!
— Так! Так! — Гриша задумался на какой-то миг, нервно покусывая ноготь. — Прежде всего прекрати истерику, Яна! По-моему, ты уже достаточно наплакалась, — сказал он и участливо положил руку ей на плечо. — А теперь вспомни подробно ваш разговор.
Яна сходила в ванную, умылась холодной водой и приняла успокоительные капли мамы — темно-коричневый пузырек стоял на подзеркальной полочке еще с похорон. После этого она вернулась в комнату и во всех подробностях рассказала Грише о своем разговоре с шантажистом.
— Значит, он дал нам четыре дня! — констатировал Гриша. — Это хорошо!
Яна с надеждой вглядывалась в Гришино лицо. Ах, как ей хотелось услышать от него самую непристойную, матерную брань в адрес звонившего! Как ей хотелось, чтобы он взорвался от негодования и в бешенстве крикнул, что это абсолютный бред! Что его родной брат, которого он знал как свои пять пальцев, ни при каких обстоятельствах не мог этого сделать. Но Гриша только тяжело вздохнул и пожал плечами, с жалостью посмотрев на Яну:
— Жизнь так непредсказуема, Яна. Как знать, в какую сторону она вынуждает человека иногда повернуться!
— Подожди, подожди… — Яна привстала с пуфика. — Ты что-то знал? У него что, были проблемы? Может… может ты догадывался о чем-то?
— Да что ты, Яночка! — поспешно воскликнул Гриша. — Мое замечание чисто риторическое, обобщенное, философское, если хочешь! Ты совсем не так меня поняла!
— Не так?
— Ну да! Я же сказал не о Володе конкретно, а о жизни в целом! Что же касается его поведения в последнее время, могу сказать, что оно ничем не отличалось от обычного, к которому я давно привык. Проблем, как мне известно, у него тоже не было. А там как знать.
— Как знать? То есть ты хочешь сказать, что не уверен на все сто, что у него их не было?
— Может, и так, Яна, может, и так. Ведь у него была своя личная жизнь, в любой момент могли возникнуть какие-то непредсказуемые проблемы.
— Интересно, какие же, если он не смог поделиться ими даже с тобой?
— Да что ты в самом деле, Яна! Может, и никакие! Я ведь только высказал свое предположение!
— Предположение ли? — Яна подозрительно прищурила глаза.
— Конечно, ведь если он украл картину, как они говорят, значит, это понадобилось ему позарез.
— И ты, его родной брат и самый ближайший друг, конечно же ничего об этом не знал?
У Гриши округлились глаза:
— Что за допрос с пристрастием? Ты меня в чем-то подозреваешь?
— Нет, — сказала Яна и опустила глаза, но в голове ее мелькнула мысль: «Если Володя и впрямь украл эту злосчастную картину, то брат не мог об этом не знать». Однако она промолчала, испугавшись, что Гриша может обидеться на нее и, чего доброго, встать и уйти.
С минуту они молчали. Гриша заговорил первым:
— Яна, я вполне понимаю твое состояние. Ведь ты, в силу своей молодости и любви к Володьке, сотворила для себя кумира, наделив мужа только теми качествами, которые желала в нем видеть.
«Глупости! — подумала Яна, она вполне реально оценивала мужа и зачастую ощущала недостатки его характера на себе. — Глупости», — повторила она про себя, однако вслух ничего не сказала.
— Поверь мне, он был далеко не святой! — продолжал Гриша. — Я говорю тебе об этом не потому, что хочу опорочить память и перевернуть твои представления о нем, а потому, что я знаю его гораздо лучше тебя.
— Одним словом, ты допускаешь, что он мог украсть картину?
— Считай, что так!
— Господи! Но для чего ему это могло понадобиться, ведь не для собственной же коллекции!
— Конечно нет! Да это теперь и не важно! То, ради чего он на это пошел, уже не имеет для него никакого значения. Теперь все, что произойдет дальше, будет иметь значение только для тебя, Яна. И после того, что случилось с Володей, ты должна осознавать, насколько это может быть опасно!
— Я осознаю! — Яна тяжело вздохнула. — Что ты конкретно предлагаешь?
— Надо отыскать эту картину и отдать им! Да таким образом, чтобы с ними не столкнуться!
— Это как?
— Ну, передать через кого-то или оставить в условленном месте, одним словом, сделать так, чтобы их не видеть!
— Ты хочешь сказать, что тогда у меня будет больше шансов остаться живой?
— Яна, береженого Бог бережет! Ну сама подумай, разве им надо оставлять свидетелей, которые смогут кого-то опознать при случае? А так?! Ну звонили! Ну угрожали! Кто — ты не знаешь, а потому и спрос с тебя невелик.
— А милиция, Гриш? Ты совсем ее отвергаешь?
— Отвергаю! Не воспринимаю я всерьез нашу милицию, Яна. Ну не воспринимаю! Да и кто ее воспринимает? Может, ты назовешь мне хоть одного из наших с тобой общих знакомых? Подключить милицию — значит рискнуть, а цена этого риска может быть слишком высокой.
— Ладно, я в общем-то с тобой согласна! — сказала Яна и поднялась с пуфика.
— Ты хочешь продолжить поиски прямо сейчас? — спросил Гриша.
— Можно и сейчас, пока Машка спит, да и ты мне поможешь.
— Помогу, только для начала напои меня кофе.
— Хорошо!
Яна направилась на кухню, но на полпути остановилась, взглянув на Гришу испуганными глазами:
— А если мы ее не найдем?
— Тогда дальше будем думать! — успокоил ее Гриша. — Иди готовь кофе и пока ни о чем не беспокойся.
Они перерыли всю квартиру, обшарили кладовку и антресоли, вскрыли даже два чемодана, в которых хранились вещи покойной бабушки Иды и которые Елена Васильевна оставила здесь после своего переезда. Картины не было. И когда это стало окончательно ясно, Гриша забеспокоился:
— Ничего не понимаю!
— Что? Что ты имеешь в виду? — насторожилась Яна.
— Ну ведь где-то же он ее спрятал?!
— А может, в мастерской? — высказала предположение Яна.
— Вряд ли!
— Почему? Это вполне допустимо!
— Я знаю все о любом, даже самом захламленном закоулке нашей мастерской! Неужели ты думаешь, что я бы до сих пор ее не обнаружил? Не наткнулся бы на нее? Картина ведь не иголка!
— Но ты же не искал ее специально! Может, Володя ее куда-нибудь запихнул. При вашем-то бардаке.
— Может быть, но я не уверен!
— Ну так поедем, поищем там. Другого ведь ничего не остается!
— Ну да, не остается, — сказал Гриша задумчиво. — Только тебе туда ехать совсем ни к чему. В мастерской я и сам могу покопаться.
— Это хорошо, — согласилась Яна, — Машку не придется с собой тащить.
Гриша быстро собрался и уехал, пообещав Яне позвонить и сообщить о результатах своих поисков.
Вскоре проснулась Машенька. Яна покормила ее и, отложив на сегодня прогулку, принялась за уборку квартиры, с сожалением думая о том, что после такого погрома ей придется провозиться до самого вечера.