Белые перья шпиона

Через час вместе с техниками, бочкой топлива, и приехавшим к Бенджамину проведать капитаном Бахчиванджи, Дэвис уже подъезжал на грузовом "Фиате" к месту посадки югославского IK-2. Светловолосый парень в комбинезоне при их появлении выскочил из кабины…

Небольшая трибуна у вышки отсюда казалась крошечной. Кому там в этот раз выпало наслаждаться сегодняшним шоу, Павлу так и не известили. Здесь у старта замерли в ожидании вылета два мало похожих друг на друга самолета. Британский "Хариккейн-I" и "Девуатин-511". Обе машины были вооружены только четырьмя пулеметами обычного калибра, и сегодня все они были заряжены боевыми патронами. Октябрьское солнце отсвечивало от нанесенных на борта и крылья машин ярких опознавательных знаков Соединенного королевства и Четвертой Республики. Из-под крыльев истребителей выглядывали серые невзрачные трубы ракетных ускорителей. А стоящие у кабин пилоты долго рассматривали лица друг друга.

"Ну что, "романтик пикирования"? Вот мы и снова встретились с тобой, но на этот раз все закончится. Бой будет честным, и кровавым. Знаю, что в небе все может случиться не только с тобой, но и со мной. Но я-то к своей смерти давно готова. Но и ты сегодня не останешься цел. Если придется, я добью тебя тараном, чтобы оградить наше небо от твоих "подвигов". В этом случае Андрюхе будет непросто продолжить наше дело, но я не сомневаюсь, что он меня не подведет, и что ему поверят дома. А вот твое дело сегодня закончится навсегда. Я никогда не была холодной убийцей, даже когда дралась с мясником Бандерой. Даже такой мрази я оставляла шанс! И сегодня шанс есть и у тебя… Но я отберу этот шанс после взлета…".

Контакт глаз прервался. Пилоты поднялись в кабины. Вот только ремней парашютов поверх их летных комбинезонов застегнуто не было… Провожающий их фигурки взгляд от трибуны, был немного нервным.

— А что это вы такой хмурый, мой друг? Это ведь ваше представление… Или у вас что-то еще не готово?!

— Нет, мой Фюрер, у нас все готово! Разрешите начинать?

— Начинайте, Герман.

— Эрхард, самолетам взлет!

— Да, экселенц. Внимание, внимание! "Сокол" и "Ворон" вам взлет! Повторяю, "Сокол" и "Ворон" вам взлет!

В этот момент из висящего на столбе динамика сквозь треск атмосферных помех послышались переговоры пилотов и диспетчера.

"— Ганс, ты готов рассчитаться? — Можешь не волноваться. Я даже венок для тебя заказал. — Ха-ха! Ну, рассмешил! На твоем венке я добавлю еще одну траурную ленту — "Предусмотрительному Рюделю, от скорбящего Пешке". — "Сокол" и "Ворон" прекратить болтовню! По моей команде, начинайте! — Я "Сокол" к бою готов! — "Ворон" готов к схватке…".

Павла выжимая из своего "британца" все соки, умудрилась сразу оторваться в наборе на полтора километра. Какие бы мысли не лезли в голову, но сегодня, ей нужно было не только сбить эту несостоявшуюся "звезду штурмовой авиации", но и самой остаться в живых. И еще в ней крепла уверенность, что этот бой должен был стать ступенью к будущей славе реактивной авиации Советской Родины. Ведь факт этой схватки уже нельзя будет оспорить. Да и британцы, как ей казалось, не смогут игнорировать слова и мнение первого в Истории "реактивного бойца"…

Снизу воздушный бой смотрелся не слишком зрелищно. Да и что можно разглядеть с расстояния в несколько километров? Но рядом с "воздушными гладиаторами" на разных высотах крутилась пара разведывательных "Хеншелей" с телеоператорами. А внизу на установленных перед зрителями телевизионных экранах мелькали отснятые ими эпизоды воздушной битвы. Оперенные дымовыми струями истребители резко уходили из объектива, чтобы снова показаться в другом участке неба…

— Это фантастично! Роммель, позовите ка сюда фельдмаршала Гальдера, я хочу, чтобы он тоже это оценил.

— Разумеется, мой Фюрер.

— Удет, идите ка сюда! Как так вышло, что этот Пешке летает на британской машине, а Рюдель на французской?

— Эти трофеи, имеют, куда меньшую ценность, чем новые Ме-109. А кто на чем полетит, решил жребий, мой Фюрер.

— Вот как?

— Да. Пешке даже благородно предлагал своему противнику выбрать самолет первым после серии тестов. Но Рюдель посчитал, что фора ему не нужна, и что жребий будет честнее. Так, что пред нами, действительно, рыцарский поединок.

— И какие же у них шансы? Вы ведь хорошо изучили оба эти самолета.

— С точки зрения авиатехники, особых преимуществ нет ни у кого. С ускорителями истребитель "Хоукера" чуть быстрее. Он чуть лучше держит вираж, и чуть меньше раскачивается при стрельбе. Ну, а "Девуатин" чуть маневренней и скороподъемней своего визави. При этом оба "иностранца" сильно уступают "мессерам" с такими же ускорителями. Но в целом, все это не принципиально, и сейчас все дело именно в пилотах…

— И кого же из бойцов вы считаете фаворитом?

— Лично я, в этой схватке ставлю на Пешке, боец он серьезный. В схватке с ним один на один даже я не был бы уверен в успехе. К тому же "янки" уже успешно использовал свои ракеты в Польше, а для Рюделя это новинка, хотя и у него имеются некоторые таланты. Обратите внимание, мой Фюрер, как ловко Пешке дает ему проскочить, и сразу же бьет вдогонку. Рюдель, конечно, уйдет на вертикаль и попробует снова, но Пешке явно сильнее…

Противники оказались очень близко от одного из телеоператоров. На экране телевизора бой становился все зрелищнее, но глава Люфтваффе стоял рядом с Гитлером с гримасой неудовольствия на лице. Покосившись на своего мрачного патрона, Удет все же продолжил комментировать. Сейчас лучший пилотажник Рейха был в своей стихии….

— А вот здесь "янки" наверняка перевиражит его, и оторвется от Рюделя пикированием. Ага, что я говорил!

— На каких скоростях они сейчас дерутся?

— При снижении пикированием возможно превышение восьми сотен километров, но для такой комбинированной установки самый важный режим это набор высоты. Быстро сблизиться с врагом, и не дать ему уйти. Смотрите!

После одной из атак "Хариккейна", висящий под левым крылом "Девуатина", ускоритель, задымился. Скорость самолета сразу снизилась, и его стало слегка разворачивать влево. Поняв, что вертикальный маневр потерян, Рюдель начал крутить виражи, используя преимущества французской машины, но все кончилось очень быстро. Его противник сделал разворот на горке и снова поймал истребитель в прицел. Длинная очередь по фюзеляжу, и французский истребитель вдруг вошел в штопор, так и не выйдя из него до самой земли. Дымный столб еще долго был виден из-за небольшой рощицы в сторону которой тут же выехала команда техников на двух грузовиках. Вскоре на стоянку зарулил британский самолет. Несмотря на весь свой предыдущий опыт, бой с несостявшимся обладателем высшей награды Рейха, Креста с мечами и бриллиантами, дался Павле нелегко. "Хариккейн" все же немного уступал в маневренности "Девуатину" и это стоило самолету советского разведчика пробоин в крыльях и хвосте. Но удача и мастерство сегодня были не на стороне Рюделя. Павла вытерла лицо снятым с головы подшлемником, и собралась хоть минуту посидеть с закрытыми глазами и успокоить дыхание, но этой минуты ей не дали. Подбежавший майор требовательно потянул за собой к трибуне болельщиков. И одного из них она тут же узнала…

"Ах, ты ж, тварь-то мохноусая! Да если б я только знала, что ты сегодня сюда на пикник заглянешь, я бы не на Рюделя, а на тебя боекомплект потратила! Заправила бы твои окорока свинцовыми желудями, даже сквозь трассы вот этих зениток… И у меня даже сейчас еще есть шанс до тебя дотянуться, хотя и много тут разного народа…".

— Так, вот вы какой, Пешке?

— Моя фамилия действительно Пешке, герр рейхспрезидент. Но я не знаю, кого вы имеете в виду.

— Хм. Вы довольно дерзки и заносчивы для своего возраста.

Павла пожала плечами.

— Ответьте нам, юноша. Зачем вы воевали против Отечества ваших предков?!

— Отечество моих предков много веков назад лежало по обе стороны границы между Германией и Польшей. А воевал я не против Германии, а против своего личного врага, но, как видите, тогда не преуспел. И это не моя вина, что Германия много веков назад привечала на своей земле предателей. Но сегодня я выполнил свой долг и перед своим родом и перед Германией.

— Вы, считаете, что такие, как Рюдель, только позорят Германию?

— Они ее дискредитируют. Новые поколения немцев нужно спасти от заразы предательства.

— Мне понравился ваш бой! Хотите служить Германии?!

— А я уже служу Германии!

"И я не шучу! Убивая отморозков вроде Рюделя, и запутывая мозги вашим инженерам, я служу будущей мирной Германии. Германии, которая славится своими рабочими и заводами, умеющими выпускать самую сложную и надежную продукцию. И если ваша коричневая зараза покинет эту землю, у Германии будет великое будущее. По крайней мере, в космосе, она могла бы быть первой…".

— Да-да, мне уже рассказали о ваших изобретениях и том вашем рекорде. Но, как вы понимаете, мой мальчик, оглашать эти достижения мы пока не станем. Все случится в свой срок. Вы еще станете триумфатором Германии и мира, но в более удачное время… Я рад с вами познакомиться. Кстати, после показа полетов самолетов с вашими ракетными трубами, будет обед, присоединяйтесь к нам…

— Я не слишком хорошо себя чувствую после боя, герр рейхспрезидент. Поэтому, если вы позволите, то я лучше побеседую с вами сейчас, а потом пойду, отдохну.

— Конечно, мой мальчик! Хотите меня о чем-то попросить?

— Скорее, я хочу уточнить некоторые моменты. Но это строго конфиденциальные вопросы.

— Гм. Не вижу препятствий. Идемте вон в ту беседку. На Ганса не обращайте внимания, он меня сопровождает в таких поездках, и никому ничего не расскажет.

"Хороший взгляд у этого Ганса, спокойный и выдержанный, прямо как у Голованова. Убьет без малейших эмоций, дай только ему повод. Ну, что ж, придется просто поговорить с этим бесноватым неврастеником. Может быть, будет толк".

После той беседы восторженное настроение Фюрера неожиданно испортилось. Когда победитель в недавнем рыцарском поединке покинул аэродром в сопровождении своих теней из СД, и все самолеты с реактивными ускорителями зарулили на свои стоянки, в большом зале соседнего особняка был накрыт стол. На лицо Гитлера часто набегала тень размышлений. В такие моменты он устремлял свой взгляд вдаль, отвечал невпопад, чертя вилкой на салфетке. Но, наконец, он оживился, и снова включился в беседу с соседями.

— Риббентроп, что там нового по Балканам?

— Мой Фюрер. Из последних новостей по Балканам можно отметить активизацию югославско-греческого военного союза… Франция перегнала часть своего флота на Мальту и Крит, под самым носом у Дуче. Сейчас лягушатники договариваются с греками о совместной атаке на Таранто и Бриндизи, и захвате портов. Но до весны это маловероятно, сейчас грекам нужно удержаться в горах. Да и вряд ли Супермарина даст им шанс добиться такого успеха.

— А вы что скажете Гальдер?

— Наши аналитики предостерегают от благодушного ожидания развязки. Если совместные силы греков, французов и югославов, смогут занять часть побережья Италии, то эта война может сильно затянуться. Мое мнение, уже пора начинать думать, как вытащить Италию из этой лужи, военной силой…

— Не смейте, даже предлагать такое! Югославия союзница Греции, и наша союзница, но нападая на Афины, мы можем потерять поддержку Белграда. Это станет серьезной помехой нашим планам. И все из-за этого перекормленного бритого бездельника! Что еще слышно об этом?!

— Король Георг II в интервью британским газетчикам назвал заверения итальянцев о мире данные Дуче 20 сентября наглой ложью. А Дуче в свою очередь назвал в ответном обращении всех греков безответственными болтунами.

От таких новостей, аппетит у Гитлера куда-то пропал, и дальше раздражение все чаще звучало в его вопросах.

— Неужели оттуда нет ничего обнадеживающего! Есть что-нибудь из Белграда?

— В основном политическая хроника, мой Фюрер… В Скопье прошел небольшой парад союзников. В нем участвовали сводные полки обеих стран. Командовал парадом югославский принц Павел, а принимали его доклад оба монарха. От Франции там присутствовал маршал Петен со свитой. Потом было награждение наиболее отличившихся воинов обеих держав…

— Но ведь война с Болгарией еще не закончена, да и в Албании они не успели продвинуться ни на километр!!!

— Мой Фюрер, это было не празднованием как таковой победы над Болгарией. Скорее это была политическая акция устрашения врагов и воодушевления друзей по Балканскому Союзу.

— Югославия и Греция гораздо больше связаны с нами торговлей, чем с версальскими мерзавцами!!!

— До конца этого лета так и было. Но в сентябре, греки значительно уменьшили объемы своих поставок Германии. Сейчас на них давит Британия. К тому же все будет сильно зависеть от нашего собственного отношения к войне Афин с Римом и Софией. Если не будем вмешиваться, то возможно они замирятся сами, и все вернется на круги своя. А вот если мы примем одну из сторон конфликта, то наш союз Оси может вскоре дать серьезную трещину.

— Но ведь позиции наших сторонников там до сих пор достаточно сильны!

— Этот так, мой Фюрер, но наши сторонники не смогут удержать Грецию от противостояния с Италией. Кровь уже пролилась, и нужно дождаться оперативной паузы, для примирения. Кроме того, за спиной своих воюющих армий, и политической трескотни французов и британцев, югославы и греки заключили торговые договора с Россией. Если вы помните, еще этим летом Сталин был готов предоставить гарантии безопасности Греции и другим балканским странам, но Франция и Британия, тогда уклонились от соглашения. А сейчас Сталин просто воспользовался ситуацией. Ведь августовский пакт о ненападении наших стран не включал в себя каких-либо пунктов по Греции и Югославии, вот он и разыграл эту карту. По новому торговому договору с Грецией, помимо уже полученных якобы из Китая русских самолетов, Сталин им предоставит по льготным ценам несколько десятков малых торпедных катеров, шесть подводных лодок и еще около сотни боевых самолетов и запчасти к ним. Он-то отлично понимает свои выгоды от этой свары…

— Этого нам еще не хватало! Влияние Советов на Балканы, должно быть сведено к нулю. Йоахим, вы должны сделать все возможное и невозможное, чтобы разорвать эту большевистскую паутину! Когда я двину войска во Францию, мне не нужны за спиной на Юге тлеющие угли. Вы должны вынудить Дуче прекратить эту мерзость! Как можно скорее! Иначе скоро вместо рядов наших союзников останутся одни руины.

Из Мюнхена гости уехали в Берлин поездом. После этой поездки Фюрер выглядел нездоровым. На следующий день он вызвал к себе Геринга вместе с Удетом и Мильхом. И вопросы на этом совещании звучали довольно неожиданные…

С совещания у Сталина, оба командира уходили встревоженными. Полученные из Греции сведения, смотрелись горящими профсоюзными путевками — перспективы их увлекали, но чуть опоздаешь, и поезд уже ушел. Глава Разведуправления Генштаба, получил информацию первым еще до совещания, поэтому выглядел более заинтересованным, чем главный штабист флота…

— Ну что ты обо всем этом думаешь, Лев Михайлович?

— Не знаю я, Иосиф Иосифович. Так сразу ответа тебе не дам. Нет у нас пока опыта таких масштабных операций! Да еще и выполняемых практически партизанскими методами под самым носом у противника.

— Но ведь у Родоса-то твои "моржи" уже действовали! Пусть и менее масштабно, но они там и разведку провели. И даже несколько фашистских кораблей угробили, кого торпедой, кого минами. Да и нашим группам тогда помогли хорошо. Значит, все-таки какой-то опыт имеется?

— Этого опыта нам может просто не хватить, товарищ комдив. Вы же предлагаете и летающими лодками и легководолазами да еще и эту недоделанную подводную остехбюровскую мелочь нам навязываете! Будто мы без них свою задачу бы не выполнили!

— Не навязываем, а рекомендуем использовать! И не твоим, а моим бойцам! Это раз. И сколько там твои лодки смогут торчать контр-адмирал? Месяц? Два?! А нам нужно, чтобы там, у самых вражеских берегов наши бойцы могли годами жить и с врагом воевать. Может, и твои большие лодки нам весной, да и летом пригодятся, но сейчас хотя б с чего-то начинать нужно!

— Может, вообще пока не нужно начинать?! Вот, дождемся весны…

— Угу. Так тебя там фашисты и дождутся. Там же сразу три вражеских порта у тебя буквально в шаге окажутся! От Сиракуз до Таранто четыре сотни кэмэ, а до Неаполя от Палермо еще ближе. В нужный момент ты у Муссолини с нашей помощью полфлота оттяпаешь. Да и вообще оттуда все Средиземное пасти можно!

— А как ты мне предложишь эти гребанные лагеря захватывать?!

— А вот с лагерями теми нам просто так одними твоими лодками не справиться. Там и летающие лодки пригодятся, и торговый флот поспособствовать должен. Но главное, у страны мощная база появится прямо в штанах муссолинских! Один единственный раз такой шанс выпадает, а ты тут кобенишься! В общем, очень тебя прошу Лев Михалыч, не затягивай с ответом. Неделя у нас на планирование есть, еще неделя-две на подготовку, а вот допиливать все планы под лекало уже в процессе выполнения придется. Я своих начинаю готовить уже сегодня…

Майор Гаврилов не зря, еще два года назад, будучи простым капитаном-десантником, попросился о переводе в разведку. Конечно, часть его души навеки принадлежала десанту, но вот использовать доставшиеся ему от сгинувшей в Гражданскую учительницы, хорошие знания латыни, греческого, и французского, в десантной бригаде было невозможно. В 38-м он подучил испанский, и чуть было не уехал в Испанию, но в том же году НКВД во главе с Ежовым, словно серпом, скосило часть командиров РККА, и жизнь в десантной бригаде замерла на полу вздохе. А, когда рапорту Гаврилова все же дали ход, эвакуация интернационалистов из Испании уже шла полным ходом, и командировка потеряла актуальность. Но Гаврилов надежд не терял, и старался, отовсюду тянуть и впитывать знания и навыки, необходимые ему для работы за кордоном. С согласия начальства он даже несколько недель прожил в Крыму среди греческих рыбаков, оттачивая свои знания в языке. Ходил с ними в море, перенимая говор и повадки, и попутно выучил много турецких фраз. В отпуске он декаду проработал на заводе бок обок с итальянскими эмигрантами-коммунистами. Вернулся с завода и снова впрягся в боевую учебу, благо один хороший паренек-пилот, походя, подарил их тренировочному лагерю очень удобный для парашютных прыжков малый транспортник. А парня того майор потом еще мельком видел, в Подмосковье в тренировочном лагере, куда его самого приглашали для сдачи экзамена перед переводом в Разведуправление. Но после тех экзаменов прошел месяц и о Гаврилове, казалось, забыли…

И вдруг как гром среди ясного неба, в начале октября Гаврилова направляют в снова Москву, но на этот раз в ЦУЛВС. Оказалось, эта жуткая аббревиатура скрывала учебную легководолазную станцию, готовившую легких водолазов, в том числе, и для Разведупра Красной Армии. Опыт химзащиты помог майору. Легководолазные костюмы, похожие одновременно и на десантный комбинезон с нагрудным парашютом и на противогаз с химическим костюмом смотрелись инфернально, но осваивались довольно быстро. За почти неделю с майора сошло семь потов, но значительную часть упражнений он выдержал на хорошо и отлично, а значит, минимальные знания по водолазному делу получил. Там же под Москвой их свозили на небольшое озеро, где отрабатывались тренировки в подводном минировании. Инструкторы-водолазы были новые, и был еще один инструктор-взрывник. Этот приехал откуда-то из Гороховца, но то и дело ронял присказки на испанском, и учил будущих подводных минеров делать мины из всего, что под руку попадется. Даже из бочек с растительным маслом и сельхозудобрений. На девятый день вместе с группой товарищей, майора отправили самолетом в Севастополь. Инструктировал их там лично начальник Разведупра комдив Проскуров. Вот тут-то Гаврилов и понял, что мечта, наконец, сбылась, и что он теперь служит в разведке…

— Среди вас есть, как моряки, так и сухопутчики, но это товарищи не главное. Главное что нет у нас времени долго готовиться и добиваться слаженности в работе. Эта операция не может быть отложена в силу ряда важных причин. В Добровольческую армию, воюющую в Греции прибыли несколько сицилийских эмигрантов, готовых сотрудничать с нами против фалангистов Дуче, и располагающих связями в Италии и на Сицилии. Помощь этих… гм… товарищей, позволит нам получить доступ к удобным местам базирования сил для таких операций на острове Сицилия и соседних островках и даже в Южной Италии. У нас имеются достоверные и точные сведения о нахождении больших групп политических заключенных в нескольких тюремных лагерях на островах вблизи Сицилии, а также недалеко от Неаполя. До конца ноября этого года и уже в апреле следующего года опираясь на упомянутые места базирования, вы должны будете готовить и при поддержке нашего КВМФ проводить боевые операции против фашистского флота. А что конкретно нам предстоит делать, нам с вами сейчас доложит майор Чувырин. Прошу вас Серафим Михайлович.

— Товарищи, не стану скрывать от вас, задача нам предстоит крайне сложная. Более того, в виду большой удаленности самого района операции и сложности оценки быстроменяющейся обстановки, окончательные решения о порядке достижения целей, оперативному штабу группы предстоит принять уже в исходном районе на греческой базе Каламата в Мессенском заливе.

Гаврилов слушал, и диву давался от услышанного. Перед глазами вставали фантастические картины. Виденный только на фотографии огромный двухкорпусной гидросамолет Морской Крейсер должен был в море загрузить с советского торгового корабля какие-то сверхмалые подводные лодки, и доставить их к Сицилии. Перед этим, второй одновременно водоплавающий и летающий монстр АНТ-44 с базы Каламата в Греции должен был в несколько заходов доставить их самих к сицилийскому побережью между портами Катания и Сиракузы за несколько часов перед рассветом. Откуда первая группа, вместе со своей легководолазной техникой, должна была тайно высадиться на берег на надувных лодках и, заняв какие-то пещеры, подготовить их для приема техники. Потом начинались и вовсе чудеса…

— На первом этапе, специальной группе предстоит доплыть до Сицилии и при помощи местных проводников заложить минимум две, по возможности три, временные базы для наших разведывательных сил в этом районе. Со слов сицилийцев из "Сражающейся Европы" на побережье острова имеется большое количество подземных и подводных карстовых пещер, пригодных для базирования легких водолазов и малых подводных лодок. К сожалению, телеуправление с лодок пришлось снять, не сумели его довести до ума. Поэтому АПСС будет использоваться вами в основном в качестве средства доставки водолазов и взрывчатки к цели. Лодок у вас всего три, каждая может буксировать двух-трех легких водолазов. Четвертая лодка другого проекта "Пигмей", ее притащит за собой на буксире подводный минзаг Л-5. Но это случится только через декаду после вашей высадки. Техника, как вы понимаете, новая, не слишком надежная, и многое вам придется чинить на месте. Кстати минзаг, по согласованию со штабом флота тоже останется в том районе, экипаж подлодки планируем менять раз в полтора месяца. Подводники будут прикрывать ваши операции, вместе с летающими лодками, базирующимися на Грецию и кораблями нашего торгового флота, пересекающими этот район. Последние будут привозить вам необходимое оборудование и вооружение (даже рекомпрессионные камеры и разборные душевые), подводников на минзаг. Но личный состав вашей секретной базы придется готовить, в том числе и из местных кадров.

— Старший водолаз Солнцев. Разрешите вопрос, товарищ майор?

— Задавайте, товарищ Солнцев.

— Местные кадры нас могут выдать фашистам. Как нам этого избежать?

— Вопрос не в бровь, а в глаз, товарищ водолаз. Именно потому, что доверие к жителям островов небольшое, в том районе предполагается провести освобождение узников фашистских тюрем. Если говорить точнее, то целями второго этапа операции станут почти одновременное освобождение узников двух тюремных лагерей. Часть этих освобожденных может быть включена в вашу группу, ну, а остальные будут вывезены в островную Грецию для дальнейшей переправки в СССР, или для включения в ряды добровольцев, сражающихся против Италии. Вам все понятно. Товарищ Солнцев?

— Так точно, товарищ майор!

— Вот и отлично. Итак, продолжим. Лагерь Понцу под Неаполем и лагерь на острове Устика близ Сицилии не имеют серьезных укреплений, но защищены самой природой от вторжения. Еще один тюремный лагерь на острове Лампедуза, к нашему сожалению, находится намного дальше, у берегов Туниса. Пока мы не рассматриваем его в качестве приоритетной цели. В каждом из лагерей содержится по нескольку сотен человек, среди которых могут оказаться коммунисты, социалисты, и… гм… просто неблагонадежные граждане и иностранцы. По нашим данным на Устике также находятся несколько офицеров эфиопской армии и несколько соратников Пальмиро Тольятти. Вот этих узников вам обязательно нужно спасти…

Потом была лекция академика Орбели по новым кислородным приборам. В этой операции решено было применять в баллонах гелиокислородную смесь. Основная проблема была с невозможностью получения гелия на Сицилии, поэтому доставку баллонов заправленных гелием на Саратовской опытной станции, должны были осуществлять корабли торгового флота. Потом снова выступал Проскуров, и рассказывал, что Острова Сицилийского пролива очень удобны для разведки. Это ведь самое узкое место Средиземного моря. К примеру, расположенные на островах Пантеллегрия и Валлета фашистские аэродромы могут в один момент перекрыть гражданское судоходство, поэтому все операции должны проводиться так, чтобы не бросить тень на советские торговые корабли, которые будут вывозить бывших узников и сбрасывать грузы для диверсантов. Для обеспечения таких задач придется постоянно использовать сицилийских рыбаков, хоть это и рискованно. Потом снова выступал майор Чувырин, назначенный куратором операции. Маловажных вопросов практически не поднималось. Люди слушали не перебивая. А впереди внимательно слушавших этот последний инструктаж разведчиков и эпроновцев ждала очень непростая работа…

После обычной беседы о планах выпуска самолетов, и новых моделях проходящих испытания шеф Люфтваффе был поставлен в тупик странным вопросом Фюрера…

— Расскажите мне о торпедометании с самолета.

— Мой Фюрер. Вы хотите узнать о методике атак на корабли, или…

— Геринг! Просто ответьте нам, сколько у вас в Люфтваффе на данный момент подготовленных самолетов и экипажей для ударов по большим военным кораблям Франции и Британии?

— Как вы, наверное, помните, мой Фюрер. Одна эскадрилья поплавковых бипланов "Хейнкель-59" получала военный опыт с 37-го в составе Легиона "Кондор", и до начала этого года смогла потопить несколько кораблей и судов республиканцев. В настоящее время имеется уже четыре эскадрильи на Hе-59 и одна эскадрилья на новых поплавковых монопланах He-115. Генерал Удет как раз недавно их инспектировал…

— Удет, расскажите нам по подробнее о численности и характеристиках этих машин.

— Hе-59 у нас порядка трех десятков, они имеют скорость около двухсот двадцати, дальность тысяча семьсот, и вооружены торпедой и тремя пулеметами. Вторую машину вы, мой Фюрер, видели в Киле на испытаниях. В основном данные те же, скорость увеличилась до 300 км/ч, дальность до 2000 км. Таких у нас пока только восемь…

— Мильх, а что там с другими типами?

— Испытывался поплавковый биплан Арадо Ar-95, но…

— Довольно! Пять эскадрилий на весь Гранд Флит Британии и на Флот Франции. Вы считаете это серьезно?!!!

Взгляд Фюрера, еще совсем недавно доброжелательный сейчас метал молнии…

— Сейчас с нами нет Канариса и Редера, но я и без них отлично помню, насколько наш флот уступает франко-британскому. Мы можем разбить французов на континенте, но англичане запрутся на острове, а потом им на помощь придет Америка и их страны сателлиты. И всему флоту этих держав мы готовы противопоставить только полсотни самолетов?!

— Мой Фюрер! На базе в Пилау "Юнкерс-87" из эскадры "Иммельман" готовились к ударам бомбами по кораблям еще с апреля этого года…

— В сентябре только в одной атаке на польские лоханки вы потеряли семь Ю-87! И сейчас вы убеждаете меня, что этих сил достаточно?

— Но, мой Фюрер…

— Геринг, на какие потери наших торпедоносцев вы рассчитываете?

— Приблизительно на…

— Вы не можете их точно рассчитать! Если уж над неумытой Польшей мы всего за месяц боев потеряли целый воздушный флот, то страшно подумать, что случится в боях с британцами и французами!

Удет, выразительно заглянул в глаза своему находящемуся в смятении патрону и, получив кивок Геринга, быстро выступил со своими предложениями.

— Мой Фюрер. Мы сделали серьезные выводы из Польской кампании, и уже сейчас имеем несколько вариантов решения упомянутой вами проблемы.

— Рассказывайте.

— По приказу фельдмаршала в качестве эксперимента, создан учебный штафель "воздушных брандеров" на основе польского проекта. На вооружении пока только устаревшие "Юнкерс-86".

— Геринг, почему вы мне не рассказывали об этом?!

— Результаты пока скромные, мой Фюрер. Но в перспективе, появляется возможность нанесения нескольких сильных ударов по крупным стоянкам и докам военно-морских баз. Гарантировать хороший результат таких ударов пока сложно, но поляки, как мы помним, добивались успеха.

— Да уж. Эти мерзавцы сумели долететь до Берлина. Еще чуть-чуть и они могли таранить Рейстаг. И все же идея интересная. Конечно, терять самолеты в одном вылете чертовски жаль, но все зависит от цены этого размена. Продолжайте, Герман.

— Серьезный вопрос в боевой начинке "брандеров", ее желательно усилить по сравнению с обычными зарядами для бомб. Есть еще идеи по атаке военно-морских баз Александрии и Скапа-Флоу. Но это пока лишь наметки… Ну и совсем уж экзотика вроде придуманного тем американцем самолета гиганта, который можно использовать, как для десантирования крупной техники и большой группы солдат, так и в качестве чрезвычайно грузоподъемного бомбардировщика. Сброс двадцати тонн взрывчатки на вражеский порт сам по себе выглядел бы неплохо, если бы не проектная тихоходность этого монстра…

— Герман, потом подойдите ко мне с этим проектом, и с планами ударов по британским и французским портам. Тут есть над чем подумать… Удет! А что вы там начали говорить о каких-то других мерах?

— Вы были правы, мой Фюрер, насчет противодействия истребителей и ПВО британцев. Здесь торпедоносцам может помочь скорость атаки. Так вот наши He-111 и FW-200 значительно превосходят в скорости новые торпедоносцы He -115. В виде опыта уже проводился сброс торпед с этих машин, поэтому в случае необходимости мы можем перевооружить торпедоносные группы сухопутными аппаратами.

— А вы Мильх, что об этом думаете?

— Некоторый смысл в этом есть. Но имеется еще одна проблема… И очень серьезная…

— Мы вас слушаем, генерал.

— После того рекорда я побеседовал с гауптманом Пешке. И он подверг критике концепцию массовых налетов на страны обладающие радиометрическими средствами обнаружения… Британские Радары по словам того же Пешке уже ставятся в Южной Англии. Во Франции ему повезло краем уха услышать беседу об этом британских офицеров. Мы проверили эту информацию. По данным разведки еще в прошлом году британцы оснастили радиометрическим постом один крейсер "Шеффилд". И теперь при атаках наших самолетов на корабли и британское побережье приходится учитывать и этот фактор. Но вот можно ли верить этому американцу в остальных его рассказах?

Гитлер, устремил свой напряженный взгляд в сторону открытого окна кабинета. Минуту никто не прерывал его размышлений. Но вот его взгляд сверкнул интересом…

— Вопрос с этими как их там… радарами, должен быть тщательно изучен. В беседе со мной Пешке тоже про них рассказывал. Геринг дайте задание Ровелю собрать сведения о строительстве этих станций дальнего обнаружения… Кстати, о самом американце… Сейчас не стоит вопрос о вере его словам, все это можно и нужно тщательно исследовать… Да, и пусть сам гауптман Пешке как можно быстрее изучит наши пороховые ракеты и их производство. Его опыты интересны, пусть продолжает их. А когда наступит победный мир, мы с его помощью, сможем заняться и космосом. И даже придуманными им орбитальными станциями разведки и устрашения. Только представьте, господа! Творческая сила миллионов немцев освободится от рутинных дел по полицейским задачам. Минимум оккупационных частей на новых землях! Только мобильные части в городах, агентура гестапо и покорная гауляйтерам местная полиция. А над головой у них летают всего несколько грозных орбитальных аппаратов, способных кружить над планетой сотни лет! Их экипажи сквозь сверхсильную оптику видят все передвижения людей нашей планеты, и фиксируют все это телекамерами на пленку. Все это в момент сеанса связи передаются обратно на землю для анализа в Центре контроля территорий. И если будет замечена, хотя бы мизерная группа спрятавшихся в лесах партизан, то их уничтожит боевая установка управляемых бомб с орбиты, или сигнал тут же уйдет наземным мобильным полицейским силам…

— Гм!

— Признайтесь честно, вы в это не верите, Герман?!

— Нет, отчего же…В будущем все возможно, прогресс в ракетах, наверное, будет столь же стремительным, как и в авиации… Но, мой Фюрер. Может не стоит показывать Пешке слишком много. Он ведь может потом и не вернуться к нам, и все наши секреты…

— Чушь! Все эти ваши нынешние игры с древним ракетным оружием времен Аустерлица, сейчас не стоят и выеденного яйца! Сейчас они не стоят, даже опыты самого Пешке… Но лет через пятнадцать, когда в Европе не останется сопротивления, а Штаты станут нам совсем послушными.

Улыбка осветила лицо Гитлера, но строгий взгляд скользил по лицам слушателей, не давая им расслабиться.

— Вот тогда мы сможем всерьез заняться этой перспективной темой. Запомните мой дорогой Герман, ПЕРСПЕКТИВНОЙ ТЕМОЙ. Но только тогда! А сейчас, только ваши Люфтваффе над морями, реками, и над городами и дорогами Европы, это реальная сила, способная сломить непокорных! Да, германским пилотам нелегко пришлось в Польше, но теперь-то, мой дорогой Герман… Вы ведь хорошо подготовитесь к грядущим схваткам с RAF и AdF?

— Безусловно, мой Фюрер!!! Но…

— Опять это ваше "Но"! Герман, вы разрываете мне сердце вашей неуверенностью!

— Мой, Фюрер, в победе я уверен! Но… Прошу прощения! Я хотел сказать, может быть, нам все же ограничиться демонстрацией этому Пешке специальных ракет для флота? Там тоже много интересного. Да и кто его знает, этого американского поляка…

— Герман-Герман… Раз уж вы так печетесь о сохранении этих смешных секретов, то просто покажите ему цеха "Рейнметалл", в которых прессуют ракетный порох, а потом свозите Пешке в Румынию к Оберту. Пусть поглядит на его опыты, и заодно оценит схожие проекты космических полетов. Тут-то, надеюсь, вам не мерещатся страшные тайны? Вы ведь сами вместе с Дорнбергером убеждали меня, что за жидкостными ракетами фон Брауна будущее.

Когда Гитлер остался один, он снова представил себе всю красоту и грандиозность покорения космоса. Рейх просто обязан когда-нибудь сделать это первым, и запереть дверь во Вселенную от всяких унтерменшей. Ему очень хотелось дожить до этого "золотого века" и увидеть все своими глазами. Но вокруг было еще много нерешенных проблем, и усилием воли, призраки грядущего были развеяны. Рука Фюрера потянулась к телефону, пора было звонить Риббентропу…

В тот первый день в Греции Мортано не повезло. Вместо командующего Добровольческой Армией, ему пришлось целый день провести в обществе цепкого полковника Винарова с ледяными глазами и кучей острых и неприятных вопросов на языке. Полковник бегло шпарил на английском, но сам был, не был ни "янки" ни "томи". Луиджи спокойно отвечал. Но вскоре от острых и непонятных вопросов у него начали путаться мысли, и Мортано уже начал сомневаться, что эта поездка в Грецию была хорошей идеей. Как вдруг, полковник сменил тактику. Пригласив сицилийца с собой во двор, он направился к небольшому плацу, по которому не слишком стройно шагали люди в военной форме. Громко звучали команды, отдаваемые на жуткой смеси языков, среди которых Мортано с удивлением узнал, английский, французский, итальянский, греческий и какой-то славянский диалект. Из этой-то какофонии сержант узнал, что идет подготовка к завтрашнему параду в Югославии. Какой смысл в этом параде, притом, что эта война и не думала заканчиваться, Мортано так и не понял. Но вот, его сопровождающий, наконец, нашел того, кого искал…

— Капитан Дэвис подойдите ко мне!

— Слушаюсь, господин полковник!

— Вы знаете вот этого мистера из Чикаго? Может быть, видели его там?

— Гм. Впервые вижу его. Впрочем, я ведь был в Чикаго проездом, да и знать всех в Чикаго не под силу никому…

"Этого еще не хватало! Какой-то "уголек", будет здесь подтверждать мою личность. Нашим парням нельзя об этом рассказывать, иначе до конца моих дней не дадут мне проходу своими шуточками… А выговор-то у темнокожего не наш, сам-то он откуда? Если и жил он в Чикаго, то очень не долго. Угу. Но лучше бы ему побыстрее вспомнить, где там он меня видел. Иначе, пусть только вернется в Штаты, и тогда семья Валлоне быстро его научит, правильному поведению…".

— А вот этот мистер утверждает, что так же, как и вы познакомился с Адамом Моровским в Чикаго. Как раз незадолго до отъезда Адама в Европу. Задайте ему несколько вопросов.

— Хм… Э-э… простите мистер?

— Моя фамилия Мортано, зовут Луиджи. Капитан…?

— Бенджамин Дэвис. Рад познакомиться, мистер Мортано. Вам не трудно будет рассказать, при каких обстоятельствах вы познакомились с Адамом в Чикаго?

— Ничуть. В день гонок в Лэнсинге, я…

— А разве вы на аэродроме были в тот день?!

— Я даже помогал тогда еще второму лейтенанту Моровски покупать азотный наркоз для системы форсажа его машины. Взгляните вот на это фото, я храню его с того самого дня…

Вместе с капитаном полковник вгляделся в фотокарточку. Лица людей были хорошо узнаваемы.

— Вот спортивный "Хадсон". А рядом стоим мы. Господа, Моровски, Терновски, а вот и я…

— Все точно, господин полковник! Сам-то я в тот день торчал в университете, но Адам приезжал туда именно в этой форме. Так что Мистеру Мортано можно верить…

— Хорошо. Спасибо вам, капитан. Дальше мы тут сами как-нибудь разберемся. Идите, вас ждут.

— Всего наилучшего, господа. Полковник. Мистер Мортано. Я рад знакомству с вами.

— Взаимно, капитан…

"Гм. А этот черный, оказался нормальным. Но вот как он сам познакомился с "Нашим Шустриком", как назвал его старина Понци? Хотя я не сильно удивлен широте его знакомств. В Голландии его ребята сумели купить половину фабрики и типографию. Документы мы теперь можем делать, не связываясь с Синдикатом. И я не удивлюсь, если узнаю, что у Адама есть еще и собственная семья, считающая его Доном…".

Черный капитан вернулся к шагистике, но командующий тренировочным парадом югославский полковник распустил строй на отдых. В тот же момент к недавнему собеседнику Мортано подскочил молодой парень в похожем на британский офицерском мундире, и что-то задиристо крикнул на своем славянском. Дальнейшего Мортано не разглядел, тем более что сразу же, после этой проверки его, наконец-то, допустили до генерала Корнильон-Молинье…

За последующую после той беседы неделю, Луиджи успел многое. На летающей лодке русских добровольцев он вместе с Джани слетал в Мессину, разыскал там падре Франческо в монастыре Святого Сальваторе, и передал ему послание от Дона Валлоне, и его Нью-Йоркских друзей. Поначалу задача казалось простой — всего-то наладить связь с родиной через нужных людей, используя возможности добровольцев и имя Моровски. Но новости, с которыми они с Джанни вернулись в штаб Армии Добровольцев, перевернули все верх дном. Теперь просто так уехать обратно в Штаты было нельзя. Ведь именно сейчас появилась возможность освободить дальнюю родню Дона, и еще несколько каподрежиме из других кланов. У падре Франческо и его людей были хорошие связи на Устике и в Неаполе, но не хватало подготовленных боевиков для этого дела, а всего в тысяче километров от Сицилии имелись бойцы и командиры, готовые на многое во имя борьбы против Дуче. Этот шанс грех было не использовать. Один только этот жест сразу же мог поднять Дона Валлоне над равными ему главами семей. И значит, использовать этот шанс было просто необходимо. В телефонной беседе с Аллиотто на этот вопрос, заданный эзоповым языком, Луиджи получил четкий ответ, недопускающий сомнений. Вот только проведение такой операции паре молодых людей было не по силам, и нуждалось в серьезной поддержке…

Через пару недель такая поддержка была Добровольческой Армией получена из России. Группы будущих участников налета на тюрьмы Устики и Неаполя, прибывали в Каламату по отдельности. Русские разведчики и водолазы, уже приступили к тренировкам вместе с ныряльщиками островов Калимноса и Симы. Греками командовал пожилой Адонис Спанидис, брат старшины калимносской артели ныряльщиков за губками. Старик хорошо знал водолазное дело, и даже случайно получил опыт подводной схватки. Когда на его дядю напала большая акула, Спанидис сумел ее ранить топориком, и тем спас своему родственнику жизнь. Вместе с ним в тренировках участвовало десятка полтора греческих ныряльщиков лучшим, из которых был молодой Петрис Лериос. Мортано постепенно перезнакомился с греками, с русскими, и даже с парой французов. Неделю назад из Марселя на Крит пришел французский крейсер, который привез двух энтузиастов подводного плавания. Лейтенанта Мартинье, и мичмана Кусто. Большим опытом погружений они похвастаться не могли, зато привезли с собой двадцать комплектов "ножного пропеллера де Корле" и четыре аппарата для подводного дыхания "Марк-II" Ле Приера. Русским идея с ножными плавниками очень понравилась, и в последние дни они азартно учились подводному плаванию с этим приспособлением. Но вот, когда подготовка почти уже подошла к концу, на базу пожаловали очередные гости. И цвет кожи этих гостей очень сильно напомнил Луиджи тот самый первый день, когда его личность устанавливалась опросом одного темнокожего капитан-пилота. В этот раз с гостями знакомил улыбчивый русский майор, которого на базе все звали Гауриос. Говорил он на французском, который Мортано и все остальные понимали достаточно хорошо…

— Вот, прошу любить и жаловать. Звания у наших гостей — язык сломаешь, поэтому, буду назвать их европейские аналоги. Итак, знакомьтесь. Старшим по званию в абиссинской делегации является подполковник Бабичев. Он прилетел сюда в Каламату за штурвалом летающей лодки. Сейчас Михаил Иванович временный командующий ВВС Абиссинии.

Мортано в душе присвистнул. Внешне тот эфиопский пилот с русским именем и фамилией, больше походил на араба, чем на русского, хотя отвечал по-французски довольно бойко. И как потом рассказывал Майор Гауриос, по-русски он шпарил не хуже…

— Как видите, перед вами потомок русского офицера и абиссинской аристократки. Человек компанейский и очень смелый.

— Да, неужели?!

— Представьте себе, его связные самолеты летали в Абиссинии до самого конца организованного сопротивления абиссинских армий, и ни разу не были сбиты врагом. А сам подполковник в последний момент эвакуировал монарха во французские колонии.

— Не перехвалите, мсье майор. Благодарю вас…

— Кстати, мсье подполковник, а как вас отпустил со службы ваш король?

— Мы в Женеве получили известия о том, что на Устике держат в плену князя Имру и еще несколько наших офицеров. Король Селласие очень уважает генерала, поэтому, сразу же вызвал нас, и попросил оказать любую посильную помощь в освобождении князя и наших людей. Такой человек как раса Имру очень бы пригодился в дальнейшей борьбе с нашим общим врагом. И вот поэтому с согласия моего короля, и надеюсь, с вашего разрешения, я бы очень хотел принять участие в этом достойном деле. Те, кто борется против палачей Муссолини, вызывают у меня восхищение, и желание помочь. Думаю, еще один гидросамолет не будет лишним?

— Браво! Вот это по-нашему. Из командующих ВВС, и прямо в простые добровольцы!

— Господа, шутки потом, продолжим наше знакомство. Второй наш гость Майор Умвата.

— Знакомится рад… мсье.

— Мы также рады знакомству майор.

— Будьте как дома. Кофе хотите?

— После… Э-э… удовольствие…

— Может быть, расскажете о войне у вас на родине?

— Сфините, не очень… сказать франка…

— Господа помилосердствуйте, мсье Умвата, только с дороги, к тому же французский и греческий не слишком удобны для майора. Ну, а немецкий и итальянский здесь не все поймут. Если передать вкратце его опыт, о котором я его уже расспросил, то картина выйдет такая. В 20-х майор служил несколько лет в итальянских колониальных войсках, затем командовал взводом в абиссинской гвардии называемой Кебур Забанга. В декабре 35-го во время итальянского вторжения служил офицером связи, и участвовал в наступлении на Асуму. Лично знаком с князем Имру и некоторыми офицерами его штаба. После этого майора Умвату перевели в другую армию, и он воевал под командованием маршала Мулугеты под Амба-Арадом, где был ранен и эвакуирован во Французское Сомали. Это спасло его от смерти, когда через три дня после его ранения, фашисты применили ядовитые газы против армии маршала Мулугеты. Тогда погибли десятки тысяч…

— Стыдно мне… я жить… а раса Мулугета и солдата…

— Перестаньте майор, вы сражались честно! И не ваша вина, что они погибли, а вас ранило чуть раньше!

— Муссолини мерзавец!!! Применение газов — это подлое нарушение Конвенций!

— Да господа, фашисты хуже зверей. Но сейчас нам не до проклятий. Давайте продолжим знакомиться с нашими гостями, ведь скоро нам всем идти в бой с фашистами. Будем учиться взаимодействию, чтобы было легче воевать и понимать друг друга… Итак, представляю вам. Лейтенант Кимана, из первого выпуска военной школы в Холете, рядовой член союза "Черные Львы"…

Последние дни, все жили в напряжении. Майор Гауриос часто ездил в штаб гидроавиабазы. Что-то там с подготовкой операции не клеилось. Но вот, наконец, Мортано услышал команду всем прибыть на пирс, занять места на катере, и ждать посадки в бухту русской летающей лодки. Луиджи уже почти привык к дисциплине. В Чикаго и Милуоки его сержантские лычки значили немного, но там и спрос с него был невелик. Там он был скорее инструктором по парашютному спуску, и воспитателем юношей, которых присылали в "Лигу Юных Командос" со всей округи. А вот здесь он действительно почувствовал себя на армейской службе. И не сказать, чтобы ему совсем не нравилось это чувство…

Первое, что Павла увидела меж стреляющими болью веками, была спина огромного дядьки одетого я явно казачью форму. Лампасы, шашка на боку. Сбоку раздался насмешливый голос…

— О!! Очнулся, краснозадый?! Глянь Семен, какой нам живучий попался?

— Ничё, это не надолго.

— Беззубцев что там со связью?

— Помехи, ваш бродь. Следующий сеанс через три часа будет. Ждать остается…

"Неужели снова Монголия?! Как же я так? А Америка и Европа как же. Неужели все мне приснилось?".

— Чего ты там себе под нос бормочешь комуняка! Какая тебе тут Монголия?!

— С четниками свяжись, пусть у нас этих под конвой примут.

— Душан! Душан! Я Хвист… Душан…

Голова у Павлы болела, мысли перескакивали с одного на другое. В смысл происходящего вокруг вникать категорически не получалось…

— Господин хорунжий, четники тоже не слышат меня.

— Ладно, подождем. Пока новых команд не было, можно и здесь схорониться.

— Верно ваш бродь. Може еще какие краснюки тут мимо нашей лежки поскачут.

— А с этим, что делать? Кончить или ждем?

— Да шлепнуть его, нам такой дохлый язык без надобности. Тащи его еще мимо их бандитских постов.

— Погоди, Павло. Это офицер ихний, пусть пока немного подуркует в припадошного играя. У генерала Панвитца и не такие на допросах пели…

— Ваш бродь, радио!

— Что там Сенчук?!

— Их благородие господин майор, приказывают нам отсюда ночью уходить. Если не сможем этих с собой забрать, то всех кончать разрешается. Там вроде еще одних поймали. Так что будет кого Панвицу на допрос послать…

— Добре. А теперь вражин послушай. Может чего нужное узнаем…

"Значит, генерал Панвиц, казачки и четники. И что-то еще услышала но упустила… Выходит, все же где-то в Югославии мы. Но как я сюда попала! Черт побери, как!!! Мать же в детсад, ничего ведь не помню…".

— Пан, майор, как вы?

"Какой нахрен, майор?!! Капитан мое последнее звание. Да что же такое прах меня побери происходит?!!".

— Ты кто? Где мы?

— Це ж я, Рузчак. Припомнили?

— Уммм… Чем меня стукнули?

— Вот тот мордатый прикладом вас огрел…

"Угу. Опять прикладом, и опять в голову. Да сколько же можно-то?!"

— Сколько нас здесь? Кто старший?

— Семеро нас из отряда осталось вместе с вами. Старший вы…

"Этого мне еще не хватало. Да что за жизнь у меня такая. Нет бы просто пристрелили, так теперь еще за бойцов которых я совсем не помню, отвечать перед своей совестью!".

— А ну краснозадые, молитесь своей комуняцкой богоматери! Ежели, кто из вас хочет тут чего рассказать, то самое время. А нет, так у нас и без вас всякого брахла хватает. Нет на вас места во вьюках. Мы щас вас всех вон в той канаве и упокоим…

— Семен, а пусть они нам свой Тернационал напоследок споют. Я его давно не слухал.

— Да на кой оно тебе? Хреновенько они в прошлый раз пели.

— А ну пойте, суки красные!

Рядом шуршало казачье радио, время от времени прорываясь чьими-то голосами. Люди молчали и глядели ей в лицо. В их глазах стояла тоска. Понимали они, что смертный час близок и до ночи не доживут, но зачем-то еще вглядывались в глаза своего командира. А Павле стало стыдно, что она ничего не может сделать для них. И от этой обиды слова сами полезли на язык. Словно чужой голос стал глухо отдавать команды…

— Отряд построиться…

Прихрамывая, и поддерживая друг друга, шестеро выстроили в неровную шеренгу у сложенной из грубых камней каменной кладки какого-то амбара.

— Перестроиться. За мной в колонну по двое становись! Запевать буду я…

Павла повернулась к стене спиной и, слегка покачиваясь от головокружения, распрямилась. Казаки в форме похожей одновременно, и на казачью, и на немецкую, подтягивались поближе к зрелищу. На лицах гуляли улыбки. Павла сглотнула слюну, и негромко запела…

Когда мы были на войне…

Когда мы были на войне.

Там каждый думал о своей подруге или о жене.

Там каждый думал о своей подруге или о жене…

Казаки слушали, ухмыляясь. Песня явно нравилась им.

— Семен то ж про тебя спето. Ну ка, дай мне свою носогрейку с тютюном подымить!

— Хрен те. Сыщи свою…

Свои за спиной как-то невнятно бубнили, подпевая. А впереди пожилой казак, спокойно закрывал крышку ствольной коробки немецкого пулемета. В глазах казаков не было ни тени сочувствия к пленным. Павла глядела в глаза этим русским людям, и пыталась понять, как же они могли встать на сторону врага. Как?! Борьба с большевизмом? Убивая русских людей, они борются не с большевиками, а с Россией. Неужели же им это не понятно?!"

— Гляньте ка станичники, чем они разжалобить нас решили?! Во, дают коммуняки!

— А ну хватит брехать, собаки советские! Кому сказано, замолкли! Тихо! А то мозги на волю выпущу!!!

Кашлянул "Люгер", и пуля чиркнула о каменную стену совсем рядом, обдав стоящего ближе всех партизана каменными осколками. Павла глядя прямо в еще дымящийся ствол продолжала петь чуть глуше, но все также резко выплевывая слова. И замолкшие было за ее спиной люди, снова начали тихо подпевать, еле шевеля губами. Короткая пулеметная очередь раскрошила еще кусок стены. Павла не оборачивалась…

…навстречу пулям полечу на вороном своем коне…

— Ну, щас я всех этих одной очередью.

— Погодь Губанов. Не спеши…

Черный зрачок MG-34 чуть пошевелился, словно бы всматриваясь в лицо. Но фельдфебель носком сапога отвернул его немного в сторону.

— Еще успеешь ты их на бисову сковороду отправить, Сашка. А, пущай еще попоют! Вишь, как они душевно выводят.

— А ну, слыхали краснюки?! Дальше пойте! И шоб мне так же душевно выводили, правильно я говорю ваш бродь?

— Да пусть себе попоют. Все равно нам тут до ночи ждать. Хоть какое-то развлечение. А шлепнуть-то мы их завсегда успеем…

"Ах, вам песен подавай?! Их есть у меня! Раскройте ваши ухи нашему таланту. Вот как мыв им сейчас споем, хлопцы".

С каждым куплетом голос звучал все яростнее, а лица казаков смурнели все сильнее. Павла чувствовала, что слова "ветеранского гимна" хоть и с трудом, но доходят до очерствевшего сердца солдат Панвитца. А за спиной шесть голосов чеканным ритмом подпевали последние строки куплетов…

…нужна одна победа. Одна на всех мы за ценой не постоим!

Одна на всех мы за ценой не постоим!

— А ну, ша!! Другую песню давай! И шоб казацкую!

— Тю, так они тебе и споют.

— Да откуда им казацкие песни знать? Только первая вроде и звучала похоже.

Павла разозлилась, и ее хриплый голос неожиданно для будущих палачей спросил.

— А зачем вам казацкие песни?

— Не твоего ума дело! Пой, тебе сказали!

— Спою, но про настоящих казаков. А не про такое как вы недоразумение.

— Дозволь, господин хорунжий, я его нагайкой вдоль перетяну? Враз, как надобно запоет!

— Да пусть этот майор подерзит напоследок. Слышь майор, чем тебе мы не казаки?

— Казаки защищают свою Родину, а вы ее топчете, и служите мучителям нашей Родины. Падальщики вы. Вот вам песня про настоящих русских казаков! Отряд запевай!

За спиной с каждым куплетом все громче и громче звучал припев. Слова "наши казаки!" партизаны пели резко и нагло. Мол, это наши казаки уже в Берлине, а не вы в Москве. В этот момент из динамика радиостанции сквозь шум помех раздался далекий голос…

… апреля, преодолев ожесточенное сопротивление противника, штурмом захватили Зееловские высоты, и вышли к окраинам Берлина!!! Одновременным ударом в район Магдебурга опрокинули две резервные германские армии… и замкнули кольцо окружения вокруг германской столицы!!! Наша артиллерия ведет огонь по предместьям Берлина! Ура, товарищи!!!

Лица двух казаков пулеметного расчета все сильнее багровели. Звука пулеметной очереди Павла не услышала. Сильный удар в грудь, и свет сразу поогас…

— Герр Пешке, собирайтесь.

— Что, где?!

— Подъезжаем к Медиашу. Нас там встретят.

— Гер Лемке?!

— А что вас так сильно удивило? Вы сейчас словно с вашей любимой Луны свалились. Забыли для чего мы едем к профессору Оберту?

— Нет, нет. Я помню. Я все помню…

"А Победа все равно придет, и неважно где и в каком агрегатном состоянии к тому времени будет находиться капитан Пешке или старший лейтенант Павел Колун. Совсем не важно…".

С ДНЕМ ПОБЕДЫ!!!!

"Темно и страшно тут. Правда, я-то свое уже давно отбоялась. И все равно, как-то странно все это. Да еще и "Прассоне" эти уродливые над башкой грусть моей душе навевают. Того и гляди рванут эти пузыри синим пламенем, и все… привет. Глупее такой смерти уже и не придумаешь. Люди в газетах прочтут и только фыркнут. Это как вообще звучит? Советский разведчик Павел Колун идиотски погиб в Румынии. При испытании немецкой ракеты в целях дезинформации британской контрразведки, инспирированной секретной службой Третьего Рейха. Да еще и "при посредстве воздушного шара". Бред жутчайший. Но теперь, нет мне уже обратного хода. Да, и в пассажирском модуле этой недоракеты, "ракетонавты" мои пищат, ну так жалобно. Аж, слезы на глаза наворачиваются, как жалко этих зверушек. Уж скорее бы они бедные где-нибудь приземлились…"

Павла кинула взгляд вниз и успела заметить серию световых сигналов. Наземная команда видимо протравила трос на максимальную четырехкилометровую длину, и сигналила о своей готовности к отцеплению. Ветер был южный и не слишком сильный. Ненадолго в памяти всплыла череда последних событий. Шелленберг сам предложил съездить к Оберту, и потом сильно дулся, услышав вместо ожидаемого восхищения дружескую резолюцию…

— Вальтер! От души благодарю вас за эти "Сказки Венского Леса". Давно я уже так не смеялся…

— О чем это вы, мой друг?! Вы же видели, профессор уже далеко продвинулся, и совсем скоро приступит к созданию полноразмерной ракеты. По-моему, его проект большой ракеты воплотится во что-то грандиозное!

— Вальтер, вы комик. Я едва сдерживаюсь от смеха!

— Адам, прекратите паясничать! Я не понимаю вашего сарказма!

— Не понимаете?!

— Совершенно!

— То есть вы хотите мне внушить, что весь тот "Венский заповедник имени Оберта" несет в себе более серьезную нагрузку, чем изоляция гения ракетостроения, от настоящей проектной работы. А где-то на секретном полигоне…

— Адам, это чушь…

— Молчите, мой друг. Лучше молчите. Иногда как говорится, лучше жевать что-нибудь. Это, чтобы не жевать слова. Да-а, а я ведь чуть было не поверил, в свою удачу. Но если мне уготована судьба Оберта, то лучше сразу отдайте команду на мою ликвидацию. Если вы НАСТОЛЬКО не доверяете мне, то продолжать все эти танцы нам с вами просто незачем…

"Вот теперь-то, "дружище" я действительно верю выражению твоих глаз. Угу. Ты разочарован, что ваш цирк с Обертом, вот так быстро раскрыт. Да и кем? Непрофессионалом! А чего ты хотел? Наивных восторгов юного адепта секты ракетчиков?! А вот, хрен тебе! История ракетостроения была моей любимой темой в 70-х, и читала я тогда довольно много. А вот мысль, что ваш "камуфляж" не стоит и ломанного польского грошика в глазах любого разведчика, теперь будет тебя преследовать постоянно. И, значит, деваться тебе будет некуда от моих бредовых идей…".

Потом Павла не раз задумывалась, не слишком ли тогда вышло? Не перебрала ли она с юмором? Однако следующая беседа на удивление прошла полностью конструктивно. Более того, Шелленберг искренне восхитился прозорливости столь юного агента, и предложил капитану рассказать и о других выявленных косяках режима секретности. На что получил циничное предложение в стиле "утром деньги — вечером стулья", но и на это не обиделся. По всей видимости, широта его ума допускала и такие выверты сотрудничества с агентурой. А Пешке в его глазах стал кем-то вроде прирученного хакера, способного своими ценными комментариями здорово усилить защиту корпорации…

Дальше обсуждение грядущей шведской эпопеи шло как по маслу. Согласившись с тем, что Оберта можно и нужно использовать в игре намного эффективнее, Шелленберг, санкционировал и первый этап операции. А скорость, с которой тот улаживал все формальности и запреты, показалась Павле просто запредельной. На следующей встрече в Вене, объектом уговоров стал уже сам Оберт…

— Профессор! Я только предлагаю вам раскрыть глаза, и трезво оценить свои шансы на успех вашего дела в Германии.

— То есть вы считаете, что успеха в Германии мне не добиться?!

— Я на вашей стороне. Вы ведь уже видели фото моих достижений, и надеюсь, понимаете и мои перспективы?

— Гм. Да уж… Ракетный самолет, скафандр, противоперегрузочное кресло, крылатый снаряд с тремя типами ускорителей… Я ничего серьезного не упустил?

— Ничего серьезного. Но ваш-то опыт 35-го года имел куда как лучшие перспективы…

— Мда-а. Вы, юноша, и правда, много добились за ничтожное время. Вместе мы могли бы построить ракету и здесь в Германии.

— В Германии нам с вами не стоит надеяться на серьезную помощь. Вы ведь знаете, что Рейх готовится к войне, и не собирается вкладывать большие деньги в бесконечные эксперименты во имя какого-то туманного приоритета.

— Но ведь ко мне уже даже приезжали с намеками, на привлечение к более серьезным работам!

— Это только пыль, профессор… Вы слишком заметная фигура, чтобы пускать такого матерого зайца на "армейские ракетные грядки". Такой жест сразу сделает бессмысленной любую секретность, а противники Германии моментально сделают свои выводы.

Собеседники немного помолчали. Павла выдерживала паузу, чтобы не передавить этого все-таки очень наивного усатого дядьку. Умного, но, увы, не слишком мудрого и фантастически доверчивого…

— Вскоре вас поставят перед выбором. Или работа на армию и производство боевых ракет, или концлагерь. Вы ведь иностранец, следовательно, любое ваше проникновение в военные секреты должно быть пресечено, как, впрочем, и возможность разглашения этих секретов. И ладно бы речь шла только о вас! Вас ведь наверняка будут шантажировать семьей. Возможно, вам даже предложат гражданство, но вот лавров первооткрывателя и главного действующего лица вам точно не видать.

— А в чем ваш интерес, герр Пешке?

— Я просто хочу быть первым на орбите Земли. И вскоре такой шанс у меня появится, с вами или без вас…

— Хорошо, я готов выслушать ваше предложение.

— Вот и отлично, герр профессор…

Следующие дни оказались заполненными событиями до предела. Цеха заводов, сменяли лаборатории мюнхенской клиники Люфтваффе. А вскоре состоялась и третья их встреча в румынском Медиаше…

— Профессор, как вы уже заметили вся ваша семья сейчас в Румынии. Ваш венский контракт стоил недорого, а смысла имел еще меньше. Как и обещал вам, неустойку за его расторжение, я готов оплатить немедленно.

— И что будет дальше? Я помню те ваши венские намеки, но мне хотелось бы все представить поточнее…

— После старта нашей ракеты, когда ваши знакомые астрономы из пяти румынских городов подтвердят своими наблюдениями, что наша ракета долетит до высоты около тридцати километров, в нескольких румынских и французских газетах появятся сообщения и ваша статья "о первых в мире ракетонавтах в стратосфере". Грызуны станут мировыми знаменитостями, а нас с вами ждет регистрация девятнадцати патентных заявок, и усиленное внимание со стороны ваших коллег по всему миру.

— Но ведь это лишь пыль, как вы говорите. Тут будет гораздо больше рекламы, чем реального успеха…

— А что вы хотели. В мире победившего чистогана без рекламы никуда. В идеале нам с вами нужно получить самый мощный в мире носитель, способный вывести уже полноразмерную ракету для старта на высоты свыше пяти тысяч метров. И без предварительной рекламы нам с вами его никто не даст. Кстати, германская лодка "Дорьне-X" хоть и имеет титанические размеры, для этой цели не годится, как и его итальянские клоны. А вот взлетевший в этом году русский самолет Туполева "20бис", брат которого до своей гибели звался "Максим Горький", нам как раз подойдет.

— И на что мы с ним можем рассчитывать?

— На пять-шесть тысяч метров с грузом в шесть-семь тонн на скорости стопятьдесят — стовосемьдесят…

— Хм. Двух человек мы, наверное, сможем забросить на высоту в сто километров.

— Не будем пока так далеко загадывать. Завершить бы уже начатое. На вас сейчас вся наземная часть нашего эксперимента. А на мне воздушная.

— А, вы не боитесь, Адам? Я, конечно, помню, и о вашем парашютном опыте, и о польских подвигах, да и о рекорде скорости. А сколько у вас полетов на шарах?

— Этот будет третьим. И вы рано сомневаетесь в нашем успехе, профессор. Кроме меня сейчас в мире нет ни одного пилота, столь же хорошо подготовленного к космическому старту. За мышей тоже не волнуйтесь, на самолете они уже испытывали пятикратную перегрузку, и этого им должно хватить. Просто доверьтесь мне, и не прогадаете…

"Не скрипите мозгами, герр патриарх космонавтики. Я знаю, что рискую, и все-таки в предсказание Харьковской бабки верю с каждым днем все сильнее. Потому трястись от страха я сейчас права не имею. А Шелленберг, хоть и змий редкостный, в технике понимает слабо. Что ему и аукнется в итоге…".

— Эх, юноша… Вам бы поступить в институт, и поучиться хотя бы пару лет. Не желаете поступить на экстернатуру здесь в Медиаше?

— Я подумаю над вашим предложением, после успеха ракетного пуска этой ночью… А затем нас с вами ждет путешествие в Швецию. У шведов хорошая компрессорная индустрия, да и с русскими нам будет легче договариваться из нейтральной страны. Все-таки у них нет общей границы с Россией…

"Кстати, насчет экстерната в Румынии это ведь стоящая мысль. Спасибо за нее герру профессору, может, что и получится…".

Павла просигналила фонариком в ответ и почувствовала толчок отсоединения троса от лебедки. Начался свободный полет. Сейчас пилот балансировал на трехслойном брезентовом полу этой странной воздушной конструкции. В основе были поставленные вертикально баллоны двух аэростатов "Прассоне" итальянской конструкции общим объемом чуть меньше трех тысяч кубических метров. Между ними было восемь метров легкой дюралевой фермы с большим просветом посредине для запуска ракеты. Как таковой корзины у сдвоенного аэростата, с двумя вращающимися за хвостами винтами, попросту не было.

По счастью двухметровый ветерок не сильно мешал подъему. Связанная между собой дюралевыми трубами со смонтированными снизу мотогондолами моторов "Циррус" в 60 л.с. каракатица, довольно быстро набрала высоту. Павла поглядела на альтиметр, и отметила прохождение четвертого километра над землей. Двухсоткилограммовая трехступенчатая ракета, пока просто покоилась на своем подвесе. Помимо самописцев и метеоприборов в ее грузовом отсеке находился пластиковый контейнер амортизированный резиновыми шнурами и пружинными подвесами. В нем своей судьбы дожидались четыре грызуна. Причем двое должны были на себе испытать жесткую систему амортизации, а другие двое более мягкую.

— Юлиус! Позови сюда капитана Кордеску.

— Сейчас, папа.

Профессор сильно нервничал перед этим стартом. Радиоуправление аппаратом на тридцатикилометровой высоте казалось не слишком надежным. Уверенность могли обеспечить сдублированные хронометрические приборы отстрела разгонной ступени, и выпуска осветительных ракет. А вот управлять обитаемой кабинкой с грызунами на этапе спуска было не возможно. Одна надежда была на радиомаяки и поисковые команды.

— Герр профессор?

— Капитан, передайте, пожалуйста, наблюдателям в Яссах, Бухаресте, Галаце и Констанце, что пора наводить телескопы.

— Условные сигналы уже отданы по телефону. Еще что-нибудь требуется, профессор?

— Нет, благодарю вас, капитан.

Подъем все сильнее замедлялся, и Павла начала подготовку к запуску. Заодно проверив парашют, кабель электрозапала и тросы брезентовых клапанов, которые нужно было выдернуть сразу перед прыжком вниз от стартующей над головой ракеты. Страшно разведчику не было. В узком просвете между баллонов вращался клочок звездного неба. Подъем прекратился, и Павла выставила таймер. Затем выдернув лини клапанов баллонов и спуски трех кинокамер, резко включила электрозапал замедлителя, и сгруппировавшись без задержки прыгнула в пустоту между вращающихся воздушных винтов. Над головой раздался резкий свист. Как только удалось стабилизировать полет и взглянуть в верх, в глаза бросился далекий блеск ракетного выхлопа. До отстрела сигнальных ракет на максимальной высоте, и раскрытия спасательного парашюта ракетной кабины было еще далеко. Поэтому Павла просто сосредоточилась на спуске своего парашюта в ночном небе Румынии…

Заминка доклада наркома вызвала неудовольствие хозяина кабинета.

— Чего же вы остановились, товарищ Берия? Мы слушаем вас.

— Товарищ Сталин. Гхм… В Румынии Кантонец, как-то смог расшифровать нашего агента в гестапо Брайтенбаха, и сам в свою очередь раскрылся перед ним в беседе один на один. Правда, раскрылся не полностью…

— Вы хоть понимаете, что вы говорите?! Что это значит, раскрылся не полностью?!

— Кантонец, не назвал своей принадлежности, и не раскрыл цели заброски, однако намеки и совет, который он дал Брайтенбаху, навели того на мысль, что Кантонец наш агент.

— Что еще за совет?

— В этот раз он посоветовал куратору от гестапо ознакомить, с переданной им информацией только "лучшего друга". После ряда намеков собеседнику стало ясно, что Кантонец не считает друзьями Брайтенбаха его начальство…

— Как вы думаете, почему он это сделал?

— Может быть, потому что в Германии любой лист, вышедший из-под пера Кантонца, сразу получал гриф секретности. А вот в Румынии, с подачи Шелленберга, режим стал существенно мягче. Кроме того и сам Брайтенбах в Румынии получил большую свободу действий. Наверное, поэтому Кантонец, и решил вот так выйти на связь с Центром…

— И это у вас называется секретная операция?! Он что псих, этот Кантонец?! С чего ему примерещился наш агент в гестаповце? Притом, что, вашего Брайтенбаха уже три года не может расшифровать контрразведка Германии!

— Не хватает данных, товарищ Сталин. У самого Брайтенбаха об этом пока нет никаких версий.

— Тогда, может быть, у товарища Голованова имеются такие версии?

— Товарищ Сталин. Возможно, Брайтенбах просто неправильно понял Кантонца…

— Хватит!!! Это ваша недоработка. Вы инструктировали Кантонца перед заданием.

Лишь слегка шевельнулись желваки, но взгляд личного порученца Сталина остался спокоен. Тяжелый взгляд Вождя он все-таки выдержал…

— Попробуйте ответить, как вообще могло так случиться, что Кантонец, решил откровенничать с вражеским агентом именно в Румынии?

— Возможно, что вычислил он своего коллегу еще раньше в Баварии, а раскрылся перед ним только в Румынии, из-за срочности передачи сообщения и чтобы снизить риск…

— Значит, вот так он снижает риск, раскрывая карты, перед врагом?! Товарищ Берия, а что за информацию переслал Кантонец через Брайтенбаха?

— Выдержки из своих бесед с Гитлером и Шелленбергом. А также проекты авиационной и ракетной техники. Вот, взгляните, товарищ Сталин.

— А что вы сами считаете наиболее интересным из всего этого?

— Во время личной беседы, по словам Кантонца, Гитлер с большим интересом рассуждал о сверхоружии, одним из компонентов которого должны стать ракеты. При этом Гитлер обронил фразу, что очень скоро немецкие ученые создадут нечто невероятное. И вот тогда-то ракетные идеи Кантонца и смогут получить самое серьезное развитие на благо Рейха…

— Гм. То есть Гитлер взял, и раскрыл перед юным польско-американским выскочкой, настолько секретные сведения?

— Скорее, лишь намекнул. Кстати, наши аналитики, проверили германскую печать по "Чикагской теме", и действительно нашли за 1938 год много схожего в публикациях немецких ученых. Но вот в последнее время таких статей практически не публиковалось.

— Насколько серьезные личности заняты в этой области?

— Фриш, Майтнер, Флюгге, Дросте, Ган, Штрасман и Маттаух широко известны в мире и даже в СССР. О своих опытах с ураном и делении ядер они писали неоднократно еще до эмиграции Нильса Бора. Звучали гипотезы о получении запредельных энергетических возможностей… Но все это было год назад, а вот сейчас тишина.

— Хорошо. Работайте по этой теме. Что еще поступило от Кантонца?

— Наблюдения и подслушанные разговоры о возможностях использования славянских и прибалтийских частей и авиагрупп в будущей войне на Востоке. Как в качестве вспомогательных частей, так и в качестве частей особого назначения, забрасываемых накануне и вначале войны. Были и другие темы. Вот здесь на первой странице краткая аннотация их беседы с Гитлером об Англии. На основе этих данных можно сделать предварительный вывод, что Гитлер собирается предлагать британцам союз в следующем году, но только обеспечив блокаду Острова со стороны континента. А для этого весь Запад Европы должен быть практически полностью завоеван…

— Как я понимаю, опять только слухи и ничего конкретного. А вот это что еще за рисунки с таблицами?

— Насколько мы разобрались, это проект "Безаэродромной объектовой ПВО". Кантонец не стал светить этими разработками в Мюнхене, и намеками убедил Брайтенбаха переслать все нам, никому это предварительно не показывая.

— А у нас кто-то уже это видел?

— Только я и Давыдов из Управления перспективных разработок.

— И каково мнение товарища Давыдова?

— Давыдов очень удивился. Фактически Кантонец предлагает довольно недорогую систему ПВО, для особо важных объектов. Как фронтовое средство она, по-видимому, непригодна. А вот в ПВО… Пилотируемые ракеты в его проекте взлетают со стартовых установок, смонтированных на лафетах крупнокалиберных зениток и в кузовах большегрузных автомобилей.

— Почему вы с Давыдовым считаете этот проект дешевым?

— Ну, во-первых, ему совсем не нужны аэродромы. Как видно на схеме, кроме восьми стартовых расчетов с шестнадцатью ракетами, тут имеются три аэростата с установками звуколокации, способные не только услышать врага за полсотни километров, но и установить его примерные курс, скорость и высоту. А вообще, систему можно ставить даже на корабли и поезда. Кроме того, сама конструкция ориентирована на низкую квалификацию рабочих и самые дешевые материалы. Деловой древесины практически не используется. Металлические детали ракеты прессованные в формах. Очень простая технология сборки треугольного деревянного крыла и такого же фанерно-деревянного фюзеляжа. Перед крылом цельноповоротное оперение. За кабиной цельноповоротный киль с триммером. Минимум приборов в кабине… Так что планер получается одноразовый, а вот начинку Кантонец предлагает использовать многократно. Двигательная установка ракеты состоит из пороховых ускорителей и реактивного двигателя. После старта пилотируемая ракета забрасывается на высоту от шести до одиннадцати тысяч метров, при этом наведение на цель на первом этапе производится по радиокомандам с земли. Когда пилот уже видит цель, то он берет управление ракетой на себя и, достигнув боевой дистанции, производит запуск полусотни легких реактивных снарядов, расположенных под сбрасываемым носовым обтекателем…

— А если на такую ракету нападут вражеские истребители, или стрелки бомбардировщиков откроют огонь из бортового оружия.

— Истребители его просто не догонят. А при атаке бомбардировщиков спереди пилота защищает бронестекло и довольно простая броня, выполняющая также функцию противопожарной перегородки отгораживающая кабину от отсека РС. После отстрела снарядов по цели, ракета переходит на траекторию снижения. На высоте около трех-пяти километров, происходит разделение ракеты на два спасаемых отсека. Отсек ракетных направляющих, двигатель. При этом кабина пилота раскрывается, и пилот приземляется с парашютом…

— На какую скорость своей ракеты рассчитывает Кантонец?

— От семисот пятидесяти до девятисот километров в час, товарищ Сталин. Этого вполне достаточно для быстрого набора высоты и атаки сходу…

Медленно успокаиваясь, Вождь прошелся по кабинету, и снова взглянул в лицо Берии.

— Что еще у вас?

— По Кантонцу есть лишь небольшое, но очень важное дополнение, товарищ Сталин…

— Что может быть еще важного после уже озвученных вами новостей?!

— Брайтенбах буквально сегодня передал последние сведения. После того ракетного запуска произведенного в компании Оберта в Румынии, Кантонец привез в Мюнхен кинофильм о "мышином рейсе" и демонстрировал его на закрытой конференции ученых в Грюнвальдской обсерватории.

— О чем там говорилось?

— Вот этого Брайтенбах выяснить не смог…

— Вы свободны, товарищ Берия. А вы, товарищ Голованов останьтесь…

Уходя из кабинета, Берия бросил короткий торжествующий взгляд на Голованова. Сегодня раздражение Вождя коснулось вот этого "ледяного гвардейца". Да и поделом…

В этот раз Шелленберг приехал к начальству домой. Выйдя из машины, он поежился от холодного ветра, осыпавшего лицо мелким дождем. Осень надежно оккупировала Европу своим унылым блеклым "режимом", но Вальтеру сейчас было не до сентиментальностей. Его планы, словно струны арфы, требовали постоянного внимания к каждой мелкой детали…

— Вызывали, группенфюрер.

— Проходите Вальтер. Сегодня сыро. Хотите коньяк?

— Не откажусь.

— Сегодня Фюрер хвалил вас и Науйокса за отлично проведенную операцию. Так что награду вы с ним заслужили вполне достойно.

— Благодарю, группенфюрер. Хотя, мне чертовски жаль, что вместо серьезной игры с британцами, нам пришлось ограничиться примитивной провокацией.

— Ну-ну, мой друг, вы напрасно расстраиваетесь. Раскрытое покушение на Фюрера, это совсем не пустяки. Даже если забыть о пропагандистском аспекте в Германии, такой повод автоматически развязывает Рейху руки в европейской политике. Никакие былые договоренности с Лондоном, теперь не станут тормозом наших планов. Зато перед Рейхом открыты все пути…

— Вы правы, группенфюрер, это важно для Рейха. Но упущенных перспектив мне все-таки жаль…

— Отбросьте уныние, Вальтер! Имеющийся результат можно с уверенностью назвать грандиозным успехом. Сейчас британцы нервничают, и их позиции в Европе стали гораздо слабее. Впрочем, дальше уже начинается работа Риббентропа. Ну, что ж… Вы, Вальтер, недавно показали себя довольно умелым резидентом в Голландии. Однако, мне вы все же нужнее в роли творца новых операций. Кстати, эти ваши игры с любителями от разведки, не слишком ли рискованны? В другой раз они ведь могут привести и к провалу.

— Тут, я не могу с вами согласиться. Опытный психолог вполне может вжиться в роль полковника Вермахта. А опытный пилот и спортсмен, сможет стать интересным объектом для вербовки и не только у нас…

— Логично. Ваш изощренный ум, вас пока не подводил.

Гейдрих задумчиво прошелся по комнате и поставил бокал на полку камина.

— Что ж, я не возражаю против использования вами любителей. Однако их вербовку нужно производить надежно. К вашей голландской операции у меня нет претензий. Она проведена превосходно. А вот в операции с Пешке вы ходите по канату. Два агента, один из которых дал лишь устное обещание, а второй имеет мировое имя и просто используется втемную… В любой момент это может привести к громкому скандалу и провалу всей игры. Почему бы вам не взять с Пешке нормальную расписку о сотрудничестве?

— Ни в коем случае! Поймите же, группенфюрер! Нельзя на него давить! Нынешние гении во многом сродни алхимикам прошлого. Там, где лесть и описания блестящих перспектив дают отличный результат, порою бессильны угрозы и прямой подкуп. Идиоты Канариса уже совершали с ним эту ошибку. И, как раз, поэтому более аккуратная работа наших сотрудников дает лучшие результаты.

— Вы серьезно считаете, что у Пешке нет слабых мест?

— Пфф! Людей без слабостей не бывает. Безусловно, они имеются и у Пешке. За несколько недель его можно полностью дезориентировать нашими методами. Но вот результат такой с позволения сказать "работы" окажется непредсказуем. Если мы сейчас сломаем его, это будет уже не тот агент, который нам с вами нужен. Совсем не тот… Я трачу уйму сил, чтобы сделать из Пешке знаменитость, а знаменитость не может спокойно работать под дамокловым мечом. Нет-нет. С Пешке срабатывают только пряники. Да и то не всякие…

— Хм. Может быть, нам для мотивирования Пешке использовать его отца? Насколько я помню, мы сейчас готовим его к заброске в Россию… Кстати, как вам мысль замаскировать эту заброску под "похищение мерзавцами из НКВД"?

— Я думаю, не стоит. Риск слишком высок. У Адама очень не простые отношения с Иоганном. Обладая иллюзией свободы и висящей перед самым носом морковкой будущего успеха, такие агенты сворачивают горы. Уже сейчас его идеи подтолкнули несколько наших тем, до этого безнадежно заброшенных…

— Вы о выманивании в Швецию эмиссаров IS?

— Не только, группенфюрер. Перед этим в Риге наш "троянский конь", кстати, это ведь его термин… Так вот, там Пешке умудрился по собственной инициативе пообщаться нетолько с научной братией, но и с военными атташе. Британцы не зря сделали стойку. В той встрече помимо хозяев принимали участие военные атташе Литвы, Эстонии, Дании, Швеции и Финляндии. Пешке рисовал перед ними зажигательные перспективы о создании орбитального аппарата "для наблюдения за балтийским бассейном и обеспечения стабильности в регионе". И сумел их заинтересовать…

— После дифирамбов в Европейской прессе о мышах, поднявшихся на двадцать семь километров, и вернувшихся на землю живыми, это вполне понятный интерес. Хотя, все равно, впечатляет.

— "Фигаро" писала о первом шаге из земной колыбели к звездному владычеству. Пешке еще с Польской компании стал для них кумиром, поэтому они и воспевают его якобы бегство в Румынию, не особо вдаваясь в детали. Да и американские газеты "Дейли Ньюс" и "Вашингтон пост" утверждают, что именно в Америке Пешке и создал свой проект ракеты для полета в стратосферу. Их научная братия, кстати, раскритиковала данные румынских астрономов и заявили, что высота подъема ракеты явно занижена, ведь отстрел световых ракет произошел не в верхней точке траектории…

— А что они с Обертом, действительно, добились столь серьезного результата?

— Я не специалист по теме, группенфюрер. Оберт описал все это уже давно. Просто Дорнбергер с Брауном решили задвинуть его в чулан, чтобы строить наши боевые ракеты, не привлекая к ним излишнего внимания. Но вот эта румынская ракета и ее "летающий пусковой лафет", практически детище самого Пешке. Он, конечно, изучил массу материалов, привлек множество людей в Баварии к созданию агрегатов, и консультировался с самим профессором, но…

— Вот это-то меня и пугает в нем. У этого гауптмана Пешке получается практически все, за что он не возьмется. А что, если такого хранителя идей и секретов, возьмут да и переманят к себе британцы? Об этом вы думали?

— Думал, группенфюрер. Я не наивен, и понимаю, что риск потерять его достаточно серьезен, но пока он видит осязаемую цель в работе с нами, за его лояльность можно не беспокоиться. Это своего рода зависимость от грандиозных планов. Именно поэтому я не просто добился согласования того проекта тяжелого самолета, но и разрешил Пешке съездить к Мессершмитту. Видели бы вы их непримиримый спор по поводу компоновки "Гиганта"!

— Фанатики своего дела, прикованные к своим фетишам… На мой взгляд, нужно что-то более надежное. Ну да ладно, вам виднее, вы ведь друг этого Пешке.

— Ученые лишь зондируют почву на будущее. А Пешке пусть думает, что работа уже идет. А когда он поймет, что цель недостижима, мы проводим его в вечность… Я думаю, светлый образ "неистового лунного пилота" еще послужит Рейху в будущем…

— Все это нужно тщательно спланировать, ошибки в этой игре недопустимы. Но все это в будущем, а что же, ждет нас с вами сейчас?

— Сейчас, группенфюрер? У нас имеются неплохие перспективы для продолжения игры в Швеции. Резидентура в Стокгольме докладывает, что те, кого мы ждем, похоже, уже выходят на нашу "наживку". Кстати, Оберт пока туда едет без Пешке, но наша агент, приставленная к нему гидом, не позволит ему играть по-своему…

— Это все у вас по теме "Ахиллес"?

— Почти все, группенфюрер. Вы читали доклад о Грюнвальде?

— Еще не успел. Это о том, как Пешке покорял там наших ученых? Хм. На мой взгляд, этот эпизод проходит скорее по ведомству Геббельса. Не будь сейчас войны и требований секретности, и он устроил бы из этого мировую шумиху.

— После их с Обертом "рижского триумфа", наш Пешке не просто очаровал в Грюнвальде германских астрономов и историков, тут все намного интереснее, группенфюрер! Представьте, не только Вюста и Фаута, но даже Зиверса заинтересовала его теория о "базах Предтеч" на обратной стороне Луны! Ему удалось убедить даже присутствовавших там Гесса и Хаусхоффера, создать институт исследования Луны! И ведь это свершившийся факт.

— Гм. А это-то как мы с вами сможем использовать?

— Как вы думаете, клюнут ли на такой куш наши британские коллеги?

— Гм. Это блюдо смотрится вполне аппетитно, но теперь запланированный нами "побег Пешке" может вызвать массу подозрений. Он ведь фактически свободен в Рейхе. Да и эта реклама в европейских газетах…

— Не беспокойтесь, группенфюрер. Сейчас Пешке отправлен в лагерь поляков, выбирать себе новых "подопытных мышей". Вскоре побег состоится…

— Хорошо, я вам верю, Вальтер. Кстати Гесс мне звонил, и практически требовал принять Пешке в НСДАП. Он считает, что "творец космической славы Рейха" не может быть беспартийным…

— Группенфюрер, я заклинаю вас, остановите эту глупость! Иначе, они все погубят!

— Чего это вы так всполошились? Успокойтесь мой дорогой Вальтер.

В ходе дальнейшей эмоциональной беседы Шелленбергу удалось убедить своего патрона в преждевременности вступления в партию юного агента. Вот только убедить в том же самом "Наци N3" представлялось задачей гораздо более сложной…

На два дня все полеты "штафеля гладиаторов" были остановлены. Прибывшая из Мюнхена комиссия придирчиво проверяла причины аварии. Допрашивали всех. Гауптману Пешке и обер-лейтенанту Терновскому, как старшим инструкторам учебной реактивной эскадрильи, тоже пришлось отвечать на вопросы. И хотя кроме техников никому не удалось бы заминировать опытную машину, следователи гестапо в течение пары часов настырно ловили бывших польских офицеров на нестыковках. А к вечеру второго дня, комиссия, наконец-то, покинула секретный аэродром. К тому моменту от Вильгельма Павла уже знала, что собранные улики заставили сменить первоначальную версию теракта на более нейтральную. Следующим утром прошли короткие похороны литовского пилота Яна Круминя. Хоронили его в закрытом гробу. Все, что смогли собрать среди разбросанных по лесной опушке деталей его мото-реактивного Хейнкеля-112. Это была уже пятая потеря. Причем из тех пяти потерь, боевой условно можно было считать лишь третью. Куратор от Абвера полковник Штольце так до сих пор и не разрешил отрабатывать воздушные бои с использованием боевых патронов и снарядов. И помимо лишь слегка разбавивших холостые очереди деревянных пуль, опасаться курсантам было нечего. Однако, в тот раз украинский курсант Манюта погиб не от деревянной пули инструктора, а всего лишь от срыва в штопор при потере скорости на развороте. Все остальные потери и вовсе случились из-за отказов техники. Две из-за пожара ускорителей, и одна из-за отказа управления во время затягивания в пикирование.

"А Штольце-то по всему видать злобу на меня затаил. За тот давнишний скандал с Удетом и Бандерой. Ну да ничего. Его-то мелкие пакости мне как раз на руку будут. Второго косяка ему тут точно не простят. А значит, быть вскоре полковнику самым ценным экземпляром этого заповедника. Дорогим козлом отпущения. Ну да поглядим, посмотрим…"

В летный парк секретного штафеля с самого начала попала не слишком ценная авиатехника. Помимо сильно ушатанных предыдущей эксплуатацией четырех He-112А и вдвое большего количества Me-109В, в части имелось два учебных FW-56 "Штессера", и два отвергнутых Люфтваффе Ар-80 с неубирающимися шасси. Последние старички "Арадо" едва могли набирать с ускорителями четыреста пятьдесят, а "Штессеры" не дотягивали и до трехсот двадцати. Из всей этой "барахолки" неплохие характеристики показывали лишь устаревшие "мессеры", которых удавалось разогнать на "факеле" почти до семисот километров в горизонтальном полете. Маневренность также не блистала. Но Павлу не слишком интересовали вершины пилотажа и новые рекорды. Пора было готовиться к побегу, поэтому кандидаты на роль попутчиков были намного интереснее.

Пилотский состав не был однородным. Тридцать фольксдойче с польскими, прибалтийскими и украинскими корнями. Причем среди отобранных абвером и гестапо курсантов, оказалось несколько по-настоящему талантливых парней. Среди поляков профессиональное уважение вызывали пятеро, причем если глаза не изменяли разведчику, то двоих доводилось видеть еще во Львове во вспомогательном дивизионе воздушного ополчения. Терновский подтвердил выбор своего командира, но осторожно намекнул, что одного из отобранных все же лучше оставить тут. Выразительный взгляд напарника снова все расставил по своим местам. Павла вспомнила, как еще в Аугсбурге Анджей намекал, что Голованов показывал пару фотографий польских пилотов, и просил одного из них обязательно забрать с собой в Англию. Оставалось добавить еще пару подельников и срежиссировать сам спектакль. Действовать строго по назначенному с Вальтером Ленбергом плану Павла не собиралась. Как впрочем и по плану Центра…

"Нечего мне тут всякие либретто подсовывать. Сами мы с усами, чтобы и без германской политической разведки придумать надежный способ побега отседова. А то из каждой затеи этого хитреца Вальтера полуметровые заячьи уши гестапо торчат. То ли специально он меня подставить хочет, то ли просто "звездит". Нетушки! Сразу в Швецию мы с Андрюхой точно лыжи вострить не станем. Тут надобно похитрее вывернуться. И уж точно тех трех агентов Шелленберга я с собой тащить туда и не подумаю. Хрен им дикорастущий вместе с Гейдрихом на пару… Как там у классика звучало? "Хоть ты и Хрен, но Горькому не пара. Пора бы Мать твою снимать с репертуара". Пусть подотрутся своим сценарием, кукольники хреновы!".

За несколько дней до намеченной кульминации, состоялось прощание с Лемке. Хотя какой он на самом деле "Лемке" Павла поняла еще в Баварии. Когда Вильгельма настиг острый приступ диабета во время одного из испытаний прототипов, Павла не могла отделаться от странного ощущения. Она явно что-то помнила из Истории об этом человеке, но лишь на следующий день разобралась в своих ощущениях и обрывках воспоминаний. Гауптштурмфюрер тогда искренне благодарил за быстро вызванную помощь, и шутливо удивился тому что подопечный не воспользовался случаем для побега. В тот момент картинка как раз и сложилась в мозгу разведчика. Павла тогда буквально по-наитию нашла способ проверки своих подозрений, и спросила куратора, не пора ли ему уже уйти на покой, поселиться где-нибудь в Швейцарии в маленьком отеле. На это Вильгельм оживился, и тут же проговорился о своей мечте насчет покупки горной гостиницы.

"Мдя. Вот так встреча. Словно в лифте в час пик по звонку с работы. И тут мне свезло. Так вот вы какой товарищ Штирлиц, он же Брайтенбах дробь Леман…". После того случая Павла исподволь троллила этого "коллегу", пока в Румынском Медиаше не решила проверить его окончательно. Охрана им не слишком досаждала, видимо Шелленберг вполне доверял своему сотруднику. Беседа вышла долгой. Сначала Павла живописно пересказала свои беседы с Гитлером и Шелленбергом, потом перешла на интересные "аналитические гадания". А закончила свой спич откровенным перечислением пунктов доклада в Москву и очень толстым намеком на далеких кураторов. Когда отблеск страха мелькнул в глазах гестаповского куратора, кивнула сама себе. Нежданный канал связи с Центром нашелся…

А в этот раз Вильгельм зашел к подопечному с приглашением прогуляться, сославшись на скорый отъезд. Доверительность беседы подчеркнула просьба гаупт-штурмфюрера обращаться по имени. Разговаривали в пол голоса. Вильгельм был задумчив…

— Ваша подготовка, Адам, закончится дней через пять… Гм…

— Вас все-таки отзывают, Вильгельм?

— Хм… Да, дорогой Адам, отзывают.

— А может, я просто вам столь сильно надоел, что вы сами попросились куда подальше от такого хлопотного подопечного…

— Вы шутник. В этом я уже убедился. Но на этот раз вы ошибаетесь, и дело совсем не в вас. Просто других дел много. Так что, увидимся мы с вами не слишком скоро…

— Может так случиться, Вильгельм, что и не увидимся вовсе. Хотя я был бы рад такой встрече.

— Я бы тоже был рад. Но, с чего это вы столь пессимистичны сегодня? Земля, как говорится, круглая. Не век же вам сидеть в Швеции и Британии. Вернетесь в Рейх, тогда и…

— Это вряд ли. Вы уж простите, Вильгельм, но не верю я вашему шефу родом из Саарбрюккена с его университетским образованием. Ну, ни на каплю не верю.

— Вальтер очень умный руководитель, он ценит таланты. И если ваша миссия пройдет успешно, вы могли бы послужить Рейху и на ниве конструирования. Гм…

— Бросьте, Вильгельм. Меня скорее пристрелят в Рейхе или за его пределами, чем подпустят к серьезным проектам. Это знаете вы, и это знаю я. Нам ли с вами играть в эти игры?

"Если до этой беседы, какие-то сомнения по поводу этого юноши и оставались, то сейчас с ним, действительно, можно не играть. Он насквозь видит все наши маневры. Однако возраст! В двадцать лет и с таким заданием! Хотя, кто его знает, что у него там за задание…"

— Даже если вы правы в некоторых выводах о режиме секретности, но откуда у вас столь мрачные мысли о вашей скорой ликвидации?

— Считайте это вещим сном, Вильгельм. Уверен, все так и будет. А когда моя карта будет окончательно разыграна, вождю Рейха возвестят о неожиданной кончине "юного дарования" во время очередной попытки достижения рекорда…

— Даже так?

— …А рейхсминистр пропаганды со скорбью в голосе расскажет немцам и нашим союзникам о моем жизненном пути и геройской гибели во славу Фаттерлянда. Мол, даже некоторые достойные враги, узнав всю правду о Рейхе и идеях национал-социализма, встают на сторону Отечества, и потом служат ему на совесть своим талантом и горячим сердцем. Как там у русского классика — "Безумству храбрых поем мы песню!"…

— М-да. И вот с таким настроением вы собираетесь выполнять сложнейшую разведывательную миссию? Что с вами Адам? Устали? Хотите, я доложу о ваших настроениях Вальтеру, и мы вообще отложим этот этап операции?

— Не беспокойтесь обо мне, дорогой Вильгельм. О своем будущем я позабочусь сам. Будьте уверены, все будет нормально. А вот вам неплохо бы позаботиться и о самом себе.

— Вы снова шутите?!

— Не хочу быть бесцеремонным, Вильгельм… Но ваша мечта о горной гостинице, может стать удачным решением на долгие годы. Когда начнется большая война, именно контакты разведок в нейтральной горной стране станут "золотым дном" для ВСЕХ ваших шефов. Именно там в горах уже лежат ключи вашего профессионального и физического здоровья и долголетия… И, мой вам совет, убедите ДРУГИХ ваших ДРУЗЕЙ, не забывать об осторожности и осмотрительности в общении. Чтобы и годы спустя, не только вы сами, но и люди подобные вам, все также успешно могли нести свое нелегкое бремя…

— Для чего вам это, Адам? К чему эта странная забота обо мне? Или ваши намеки нацелены на…

— Дорогой Вильгельм, я ни о чем вас не прошу, кроме вашей дружбы мне от вас ничего не нужно. Просто вспомните мои слова, обдумайте ценность этой идеи, и расскажите Вальтеру, уже как о своем предложении. У вас ведь слабое здоровье, и он поймет, что загнав вас, как лошадь, потеряет намного больше, чем получит. И ДРУГИЕ тоже поймут. Решать только вам, но лучше бы с этим не затягивать…

— Вы умеете удивлять своими пророчествами, Адам. Пойдемте назад, мне уже пора собираться в путь…

"Мда, герр гауптшутрмфюрер. Вот так, наверное, и приходит к нам старость… Еще вчера ты считал себя опытным филином, способным проникнуть в душу агента, и вдруг ты уже посрамлен каким-то мальчишкой. Странное чувство. Это тревожит, и в то же время восхищает. Если у русских уже сейчас вот такие юные таланты исполняют в игре далеко не последнюю партию, то пять лет назад я был абсолютно прав. Играть в одной команде с такими игроками не стыдно. Но от этого его пророчества насчет Швейцарии повеяло какой-то инфернальной жутью. Никогда я не был склонен к суевериям, но в этот раз готов поверить, что он догадывается о причине моей гибели в начале войны… Это все странно… Очень странно".

/Дай Бог чтоб из этого перемирия вырос настоящий мир без угнетения русских людей на Донбасе…/

Грузо-пассажирский "Квебек" под канадским флагом удалось захватить еще днем, практически мгновенно. За этот успех нужно было, благодарить Марсельского информатора добровольцев. Дальше был давно запланированный "палубный маскарад", в котором свою роль выполнили, присланные падре итальянские мундиры и документы. Когда две тяжелых летающих лодки с опознавательными знаками Аэронаутики одновременно приземлились по курсу, и на двух языках (по-итальянски и по-английски) в довольно-таки грубой форме потребовали досмотра судна, капитан Мартинель решил, что с ним произошла какая-то ошибка. Пройдя Гибралтар, "Квебек" шел себе в Неаполь порожняком, и обладал всеми необходимыми документами. Мартинель пытался воззвать к разуму сеньоров офицеров, объясняя, что судно идет без груза, и ни о какой контрабанде речи быть не может. Но сеньоры меланхолично шевелили своими пышными усами, о чем-то шутили по-итальянски, при этом непреклонно командовали обыском судна, ссылаясь на грозный приказ Супермарины. Первой была захвачена радиорубка, а два десятка молчаливых "итальянцев" быстро обыскивали "Квебек". Увещевания капитана результата не принесли. Более того, какой-то толстячок в форме итальянского унтер-офицера всего через пять минут после подъема на борт, визгливо сообщил своему начальству о найденной подрывной литературе. На столик кают компании упала тяжелая кипа упакованных листовок антифашистского толка. Разглядев карикатуру на Муссолини, капитан перестал протестовать, подписал постановление об аресте судна, и был быстро заперт в его же каюте. Его команда, кроме механиков, также была стремительно заперта по кубрикам, куда добрые итальянские сеньоры даже выставили несколько ящиков найденного на судне вина. Вечером "Квебек" вошел на рейд Неаполя.

Глядя с воды на этот древний город, Гаврилов вспоминал полузабытые впитанный еще мальцом в барской усадьбе сюжет Лопе де Вега. Встреча с наивными детскими грезами в этот раз лишь взбодрила майора. Сегодня ночью Неаполь снова должен будет вспомнить о необузданных страстях и борьбе за справедливость. Давно уже купленные агентурой сотрудники таможни порта, в считанные минуты выправили документы об эпидемии на канадском судне, и конфисковав судовой журнал, удалились. И уже на закате, "Квебек" ошвартовался у небольшого причала почти за территорией порта. На причале даже появился пост из капрала и двух солдат портовой охраны, ожидающих прихода утром санитарной службы, а до того момента запретивших команде покидать судно. Вот только Гаврилов со своей группой не собирались ждать каких-либо разрешений. Они покинули "Квебек" на моторных шлюпках еще до входа на рейд. Встретившая их в море рыбацкая посудина, в сумерках доставила сеньоров к берегу, и спустя час группа уже приближалась к ограждению концентрационного лагеря. В оливковой роще к диверсантам присоединились два агента Коминтерна и группа местных подпольщиков. И тут, моментально вспомнившему все известные ему итальянские и французские ругательства Гаврилову, пришлось наводить порядок среди союзников. Народ был слишком шумный и плохо управляемый. По уровню своего разгильдяйства итальянцы, пожалуй, могли дать фору даже представителям одесской шпаны и балтийским анархистам времен Гражданской.

Расположенный между двух небольших возвышенностей лагерь охранялся все же достаточно серьезно. Два небольших форта, несколько вышек по периметру и казарма на пару взводов караульных быстро тонули в коротких южных сумерках. Судя по размеру бараков, здесь содержалось сотни три-четыре узников, из которых освободителей интересовала едва ли седьмая часть. К часовым на вышках подобраться на дистанцию выстрела было не слишком сложно, поскольку открытое пространство простиралось едва на сотню метров, а дальше все заросло колючим кустарником. Гаврилов опустил бинокль, отметив для себя, что до помещения казармы можно добросить гранатами прямо от угла ограждения или от ближнего форта. И все же для полноценного удара, помимо четырех троек бойцов Разведупра Красной Армии с бесшумным оружием и десятка диверсантов поддержки, требовалось собрать еще несколько штурмовых групп с участием местных "герильясов". Готовый план нападения нужно было спешно подгонять по месту. На перетасовку кадров ушел целый час. Каждой новой группе был придан снайпер с оснащенным оптикой и "Брамитом" трехлинейным карабином и пара диверсантов с пистолет-пулеметами. Небо еще светилось на западе, а территорию уже осветили электрические фонари. На посты промаршировала две группы караульных с разводящими.

Атака на лагерь началась в тишине неапольской ночи. Одновременно с первым движением диверсантов, была перерезана телефонная линия связи с гарнизоном Неаполя, и ближайшими итальянскими частями. Майор со своей смешанной группой должен брать форт у казармы. Из-под стены слышались только негромкие разговоры и приглушенный смех караульных. Не забывая поглядывать в бинокль на часовых ближайших вышек, Гаврилов кивнул эфиопу. И пара греков тут же закинули обмотанные тряпками стальные кошки на верхнюю площадку, куда быстро вскарабкался майор Умвата с двумя бойцами. Сверху раздались сдавленные хрипы, и вскоре над стеной на едва различимом в темноте лице эфиопа появилась белозубая улыбка победителя. Следом поднялся Гаврилов, и сразу занял позицию для стрельбы из снабженного оптикой карабина. Он еще даже не начал стрельбу, а на трех вышках уже беззвучно сползали на настил убитые охранники. Тихий кашель "брамитов" возвестил начало "всеобщего веселья". За считанные минуты периметр был взят под контроль, осталось лишь несколько постов в центре лагеря. Внутри ограждения серыми пятнами метались первые прорвавшиеся на территорию лагеря диверсанты…

На тихо отошедшем от берега судне во всех трюмах и каютах стоял несмолкаемый гомон целого батальона недавних узников Неаполя. Кого тут только не было. Коммунисты и социалисты азартно переругивались с уголовниками, а несколько священников, пленных греков и албанцев оживленно болтали со своими спасителями. На пирсе у наскоро поставленного шлагбаума среди пятен крови и двух остывающих тел, обмирающий от ужаса капрал приложив связанными руками телефонную трубку ко рту старательно изображал спокойствие. У кадыка капрала слегка подрагивало острое лезвие. Гаврилов окинул взглядом сереющее на востоке небо и решил, что можно не дожидаться смены караула. Резать телефонный кабель и уходить, самолет подберет их в море. И только после этого можно будет считать первый этап операции завершенным и на очереди останется второй этап, связанный с повторением сегодняшней работы в другом лагере на острове Устика…

Предыдущий показ новой техники проходил всего месяц назад в камерном варианте. В тот раз на него не попали, ни представители командования ВВС, ни руководство авиапрома. Впрочем, от руководства НКАП и сейчас никого не было. Зато на этом показе была собрана солидная и разносторонняя комиссия, из тех, кому в уже скором времени придется вплотную заниматься именно реактивной авиацией. Но принимать этой комиссии сегодня было практически нечего. Задачи нынешнего показа были чисто ознакомительными, нацеленными на выработку, как планов внедрения новой техники, так и планов постановки ее в массовое производство, а также и концепций будущего боевого применения этой летающей экзотики.

Тройкой, словно самолетным звеном, к каждому опытному образцу стремительно планировали будущие "покупатели" — командующий ВВС Локтионов и оба его заместителя Смушкевич и Рычагов. Летное начальство РККА въедливо расспрашивало стоящих тут же на аэродроме представителей КБ о будущих ТТХ и вероятных повадках новых машин. Не отставали от авиаторов и производственники. Это ведь им в скором времени предстояло налаживать крупносерийный выпуск этой непростой техники. И поэтому директора серийных авиазаводов, переведенных из НКАП в ведение Управления перспективных разработок, с интересом выпытывали у своих же коллег из опытного производства нюансы производственных процессов. Уточняли точности обработки и требования к сортаменту материалов. Чуть в стороне Архип Люлька и Глеб Лозино-Лозинский, в который уже раз давали пояснения у стенда представленных в разрезе реактивных моторов (причем моторов сразу нескольких генераций от первого "Тюльпана" до "Ромашки-3" с соосными винтами на редукторе). Командующий сегодняшним "научно-техническим праздником" Давыдов, в этот раз старался больше слушать, чем говорить, а сопровождающие его профессора Брилинг, Уваров и Проскура тихо обсуждали последние новости об испытаниях двухконтурного "Кальмара-5". Среди гостей и хозяев, скучающих не было…

Потом был короткий обед, после которого начался кинопоказ самих недавних испытаний. На большом экране под монотонные объяснения диктора, совершали рулежки и пробежки, виденные недавно членами комиссии необычные летательные аппараты. Затем потекли кадры летных испытаний, где снятые с разных ракурсов "ракетопланы" не слишком уверенно маневрировали, выполняя лишь простой пилотаж. После одного из сюжетов вдруг возбужденно что-то начал доказывать своим коллегам из штаба ВВС комбриг Рычагов. На него тут же зашикали, и тишина в зале восстановилась. Вот побежали кадры стрельб по большому конусу и по наземным целям из длинноствольной пушки с дульным тормозом. Трассеры летели эффектно, но результаты стрельбы "француженки" оказались довольно скромными. Со ста двадцати снарядов всего одно попадание на километровой дистанции. Чуть более успешной оказалась стрельба на полукилометровой дистанции по конусу и наземным целям из четырех Березинских пушек калибра 20 мм.

По мнению организаторов, прорыв был на лицо. Реактивные самолеты могли летать, стреляли, и даже регулярные отказы моторов в полете, не могли отменить этого успеха. Теперь в СССР появились по-настоящему революционные авиационные конструкции и технологии. Вот только изучающие новинки военные, далеко не полностью разделяли гордость создателей новой техники. И, как и положено по армейской субординации, первым свой скепсис выразил вслух командарм Локтионов…

— Спасибо за кино товарищи. Огонь за хвостом, конечно, впечатляет! Хех! Значит, у нас теперь имеется девять опытных реактивных самолетов. Гм… Девять. Да уж, изобилие у вас тут, прямо, как на выставке достижений… Ну, и которая, по-вашему, из девяти машин в итоге окажется лучшей, и пригодной к принятию на вооружение? Да еще и когда? Через сколько лет?

— Сейчас у нас продолжаются, и летные испытания, и продувки моделей всех девяти конструкций в трубах со скоростным потоком. Неделю назад, как вы только что видели, взлетели две новые конструкции. Голландский "Фокер", кстати, летает с "Кальмаром" уже пару недель, а "Анрио" почти месяц. А на ваш, товарищ Локтионов, вопрос по срокам смогут ответить только войсковые испытания, запланированные Управлением на следующее лето. А сейчас лишь первые шаги…

— Мда-а. Первые шаги… А вы представляете, товарищи, сколько сил и народных денег будет потрачено только на производство таких вот машин, не считая самих испытаний и прочего? Причем, машин, из которых, только четыре, да и те пока с большим трудом летают… А две из девяти этих машин пока отвратительно стреляют и бомбят…

— Товарищ Локтионов, мы ведь…

— А остальные из ваших красавцев пока и вовсе не несут вооружения… И это в то самое время, когда страна стоит на пороге войны с империалистами всей Европы! Сейчас нашей стране УЖЕ нужны бригады ГОТОВЫХ новейших самолетов! Самолетов, превосходных по своим боевым характеристикам… Самолетов доступных пилоту средней квалификации… И ко всему этому самолетов ДЕШЕВЫХ! А вы нам что предлагаете?!

— Ключевое слово "пока", товарищ командарм…

— Что, товарищ профессор?!

— Я говорю, что только ПОКА они не могут выполнить курс огневой и летной подготовки ВВС РККА. Уже к осени 1940-го половина этих машин далеко превзойдет все что летает и у нас и за рубежом.

— И как быстро обычные пилоты освоят эти ваши реактивные чудеса?! Как же вы не поймете, товарищи инженеры, что нельзя такую сложную технику сразу массово внедрять. А мы в ВВС не меньше полка народу только на освоении этих ваших "зажигалок" в катастрофах угробим! Причем лучших пилотов положим, поскольку другие на этой красоте летать вообще не смогут! Вам бы перед партией отчитаться, и награды поскорей навесить, а моим хлопцам в этих гробах гореть!

— Вы товарищ Локтионов про учебные реактивные полки немного запамятовали. У нас уже сейчас полсотни инструкторов на "Зябликах" имеется. А к лету три учебных авиабригады развернем…

— Кстати, товарищ Локтионов, а на какую дату у нас уже "намечена" война с империалистами всей Европы? Не слишком ли вы торопите события?

— Не играйте словами, товарищи! Вы прекрасно поняли, о чем я говорил. Раньше, чем через три года из этой вашей выставки нашей авиации ничего не пригодится. Ничего! Лучше бы СБ-РК нормально пикировать научили, и монгольскими ускорителями оснастили, а не разбазаривали на бесконечные опыты, гигантские средства, заложенные в бюджете страны на перевооружение ВВС!

— А мы, товарищ командарм, и не предлагаем нашей советской Родине, разбазаривать средства. Как не предлагаем, и плестись в хвосте у капиталистов… Зато у СССР появился шанс первым шагнуть в реактивную эру авиации, и тем на десятилетие оторваться от зарубежных соперников. И сделать это можно только сейчас, а не тогда, когда у потенциальных противников появятся свои массовые наработки по реактивной технике…