— Товарищи не стоит так кипятиться по вопросам затрат. Вот же экономическое обоснование всей программы. Не стоит забывать, что в нашей стране многое в авиации делалось впервые. И первые цельнометаллические самолеты гиганты, да и первые варианты самолетов с гладкой дюралевой обшивкой, все эти конструкции поначалу казались чрезмерно дорогими. Можно еще вспомнить времена царизма, в которые масса интересных проектов для императорского флота была сначала положена под сукно. Про них потом лихорадочно вспоминали, только когда у британцев, французов и германцев уже сходили со стапелей целые серии новейших крейсеров и линкоров. И в той лихорадке погони за вчерашним днем, пугавшие ранее затраты на производство сразу становились приемлемыми и привычными.

Не меньше споров вызвало обсуждение проектов больших реактивных аппаратов. Мнения снова жестко разделились. Смушкевич с Локтионовым считали, что достаточно дооснастить ускорителями уже имеющиеся образцы хороших самолетов. Рычагов колебался между этими полюсами. Его манили, но и смущали слишком оптимистические заявления инженеров, и возможность использования элементов готовых конструкций для разработки уникальных аппаратов. И уловивший его колебания Давыдов, решил привлечь китайского ветерана на свою сторону хотя бы по проекту облагороженного ДБ-3А со стреловидным крылом…

— Да как же вы не понимаете, товарищи командиры, что оба варианта самолета могут производиться на одном заводе. Одного оснастим восьмью реактивными "Кальмарами" в сдвоенных мотогондолах, а другого четырьмя большими ТВД с толкающими винтами. Все моторы поставим на подкрыльевом пилоне. Само крыло планируем делать заново более тонким чему у ДБ-А. А многоколесное шасси на коротких стойках уберем в ниши у фюзеляжа…

— И сколько времени вы потратите на отработку всех деталей?

— Год-полтора. Ведь основа-то фюзеляжа и шасси у нас уже практически отработаны в серии. А отдельные агрегаты уже проходят испытания на ТБ-3 и на летающей лаборатории "Горын-1".

Дискуссии разгорались снова и снова, и все же по итогам этого совещания появилось сразу несколько интересных документов. А когда за машинами гостей погасли огни стоп-сигналов, к местному начальству подошла еще одна делегация. Доклад вел недавно расконвоированный конструктор Бартини. Давыдов раньше всегда поощрял творческую активность подчиненных. Но увидев новый проект, начальник управления, еще совсем недавно сам уговаривавший гостей отбросить скепсис, даже потерял дар речи. Казалось чувство меры, в этот раз окончательно покинуло инженеров.

— Товарищ Бартини, это уже перебор. Я все понимаю, "кальмары" скоро станут самыми мощными в мире моторами, но страна не может позволить себе строить гигантов. Хватит нам "Максима Горького". Вы думаете, легко мне было продавливать опытную серию реактивных бомберов?

— Товарищ Давыдов, мы все посчитали…

— Да что вы посчитали!

— Спросите товарища Проскуру, стоимость машин всего в четыре раза превышает…

— Ах, всего в четыре!

— Да выслушайте же нас, товарищ комиссар!

— Меня хватит минут на пять, так что поспешите…

— В этом проекте ночного реактивного бомбардировщика могут быть задействованы и расчеты, и даже оставшиеся конструкции от летающего крыла К-7 покойного конструктора Калинина…

— Они разве не разобраны?

— Представьте себе, еще нет. Дюралевую обшивку уже давно извели, а стальные элементы ждут своего часа. Части конструкций двух дублеров К-7, пока хранятся законсервированными на 81-м заводе в Воронеже. Резать их можно только на металл, но бессмысленно, вместо этого можно взять и использовать готовые лонжероны и прочий набор для новой машины.

— Но ведь обшивать-то ее придется все равно дюралем! НКАП не даст нам дюраля на гигантов. Даже АНТ-20 бис они с большим скрипом в прошлом году доделали.

— Вовсе необязательно. Судя по данным полученным от разведки, немцы уже начали проектирование боевых и транспортно-десантных гигантов под восемь моторов…

— Да там подкосная конструкция из стальных труб и полотна. Она принципиально не рассчитана на скорости, превышающие трех сотен километров в час. В вашем, товарищи, проекте такие решения просто непригодны!

— Зато в нем пригодны смешанные конструкции, в которых основной каркас будет сварной из труб. К нему будет сверху крепиться тонкий геодезический набор, а сверху фанерная обшивка.

— И чего вы рассчитываете получить с этого монстра?

— При установке прямо в крыле 12-ти реактивных двухконтурных моторов "Кальмар-4" с тягой по 900-1100 кгс, этого монстра можно будет разогнать до скоростей порядка 850–900 км/ч. Бомбовая нагрузка свыше двадцати тонн позволит нести до десяти сверхмощных двухтонных бомб. Шасси самолета в отличие от К-7 можно делать намного ниже, винтов ведь не будет. Даже один такой аппарат, прорвавшийся к столице вражеской державы, натворит там дел, примерно как эскадрилья дальних бомбардировщиков.

— А не загорится у него крыло?

— В районе сопел спаренных мотогондол придется зашивать поверхность жаропрочной сталью.

— Это уже опробовано?

— Товарищ Давыдов, поверьте, опытные образцы уже имеются и даже проходят испытания на летающих лабораториях. Напрасно вы сомневаетесь. Вы главное в Кремле доложите, а мы вас не подведем…

Задание на проектирование хоть и не без труда удалось согласовать, и попрощавшийся с коллегами, Георгий Федорович Проскура снова заглянул в серую сафьяновую папку. Там аккуратно пронумерованными лежали листы набросков присланных недавно Павлом Колуном, через своего комбрига Петровского. К этим же листам были подколоты скрепкой расчеты с чертежами выполненные бригадой проектировщиков. Профессор хмыкнул. За последние полгода во всех решениях, которые набросала интуиция его юного студента, он ни разу не нашел серьезных ошибок. Действительно феномен этот таинственный старший лейтенант. Вот только прикрывать его прогулы осенней сессии становится все сложней и сложней. Но сам профессор даже не догадывался, что регулярно получаемые им бандероли, были переданы командиру его студента еще три месяца назад. Не знал он и о том, что новые пакеты придут к нему теперь очень не скоро…

* * *

Участники совещания выходили из кабинета, когда Вождь поднял глаза на земляка-соратника.

— Что у тебя ко мне? Что ты так глазами сверкаешь?

— Товарищ Сталин. Помните, я вам в июне пересылал один весьма интересный аналитический отчет Кантонца по гипотетической войне с Финляндией. Он тогда читал курс в Житомирском Центре воздушного боя.

— Это тот отчет, в котором финны со своих многочисленных аэродромов всего лишь с горстью импортных самолетов отбивают атаки авиации всего Ленинградского военного округа? Да еще и с разгромным счетом… Смешно было это читать.

— Да, товарищ Сталин. Было бы действительно смешно об этом размышлять после нашей легкой победы над финнами. Вот только закончившаяся на днях проверка боеготовности авиационных и приданных им технических частей Лен ВО подтвердила значительную часть выводов Кантонца.

— Говори…

Когда Берия закончил рассказ, то под тяжелым взглядом Вождя, привычно напрягся.

— Значит, подтверждается? А почему об этом не было сказано на этом совещании?! Локтионов мог бы ответить на эти претензии. И что там у тебя с другими его грехами?

— Товарищ Сталин. На совещании обсуждались вопросы перевооружения на новые системы, поэтому я решил не мешать все в одну кучу. К тому же, я считаю, что проблем на самом деле намного больше не только в ВВС, но и вообще в РККА. Мы ведь недаром проводим проверки совместно с ПУР РККА. Да и Мехлис готовит доклад как раз…

— Локтионов сейчас заместитель Ворошилова по авиации, и ЦК должен знать обо всех его грехах и проблемах в ВВС.

— По поводу командарма Локтионова, я с вашего согласия, еще в сентябре притормозил начатое моим предшественником расследование наркомата. Новая проверка сигналов о разгильдяйстве и пьянстве в ВВС, принесла нам опровержение этих наветов. К тому же аварийность в авиачастях с начала года существенно снизилась, и в этом есть заслуга командарма Локтионова. В Монголии и Польше ВВС отработали в целом хорошо, так что часть пунктов дела о вредительстве также не подтвердились…

— А сейчас, выходит, подтвердились?!

— Не совсем так, Товарищ Сталин. Тут немного другое… На Локтионова было много сигналов в прошлом году. Несколько разоблаченных врагов старались опорочить командарма, но НКВД сейчас тщательно перепроверяет все обвинения, чтобы не идти на поводу у провокаторов…

— То есть НКВД сделало выводы из партийной критики. Это хорошо. А каковы результаты работы командарма Локтионова по укреплению ВВС за этот год?

— В этом году он создал несколько специальных учебных авиадивизий, и начал гонять их на освоение опыта последних войн и конфликтов. Он даже с подачи НИИ ВВС выбил летающие тренажеры. Через год-полтора он прогнал бы через эти учебные части больше половины летного состава ВВС. К тому же сейчас у него неплохо работает штаб ВВС. И часть перечисленных мной проблем, они уже озвучили в рапортах еще до приезда нашей комиссии. Но вот саму операцию против Финляндии планирует не Локтионов, а штаб Мерецкова, от которого сильно зависит…

— Что там с Мерецковым?

— По оперативным данным наркомата, Мерецков игнорировал прямые разведданные армейской разведки, и рапорты командиров соединений о неготовности к зимней войне. Пару командиров он снял, обвинив их в паникерстве, хотя те в рапортах, лишь ставили проблемы и даже предлагали свои решения. На недавнем совещании, переданные ему сведения, полученные нашими высотными разведчиками, были расценены командармом как сомнительные, и не поступили в оперативный отдел для корректировки планов наступления. К тому же Мерецков пустил на самотек и все снабжение Ленинградского военного округа. Фактически сейчас тыловые службы округа будут снабжать сосредоточенные вокруг него войска ДВУХ военных округов. И это при тех же транспортных и прочих возможностях и ущербных планах подготовки тыла. Складывается впечатление, что штаб Мерецкова вообще не планирует операцию, а полагается "на авось". В общем, Товарищ Сталин, уже сейчас очевидно, что проблем будет масса. А в силу вашего распоряжения о более тщательном расследовании причин вредительских действий, я уже сейчас могу предположить появление сотен, если не тысяч таких Дел, сразу же после первых же неудач на фронте. Врачи говорят, что работы по профилактике заболеваний, как правило, менее затратны, чем серьезное лечение. Хотя я отлично понимаю, что снижение накала борьбы с вредителями может аукнуться уже нашему ведомству. Но зато совесть коммуниста…

Хозяин поднял на старого знакомого еще недавно озабоченное лицо, и вдруг хитро ему улыбнулся.

— Это хорошо, что даже у наркома внутренних дел имеется "совесть коммуниста". Ты правильно поступил, рассказав все это мне… И не переживай, ЦК ценит твой наркомат не за количество пойманных с поличным врагов, а как раз за раннее выявление вредительств. И не только вредительств, но и досадной глупости и халатности. У нас действительно много разных дураков на высоких постах. И этот Мерецков хоть и преданный делу коммунист, но как раз из таких дураков. ЦК скоро решит вопрос с его заменой, а пока мы найдем ему толкового заместителя.

В тишине Вождь прошелся по кабинету, и немного раздраженно задал тревоживший его вопрос.

— О чем мы там говорили вначале? О Кантонце… Я никак не пойму… Почему никто из аналитиков, кроме Кантонца не ставил вопрос о скорой войне с Финляндией до самого срыва летних переговоров об обмене территориями? Никто! Еще в июле таких конкретных планов у нас не было. Почему он уже тогда говорил об этом?!

— Он взял этот вариант пограничного конфликта в качестве учебного примера…

— Зачем!? Зачем брать пример, которого никто не понимает, а потом вдруг оказывается, что этот "пример" почти полностью СООТВЕТСТВУЕТ НОВЫМ СЕКРЕТНЫМ ПЛАНАМ и даже проблемам осуществления этих планов? Может быть, этот Кантонец что-то знал об этом уже в мае?

— Скорее, он мог предположить подобное на основе анализа. В его способности предсказателя…

— А кто такой Кантонец, чтобы хотя бы просто предполагать такое?!

— Ну, теперь-то нам уже более-менее понятно "кто он". Его способности анализа оказались удивительно высокими, а выводы точными… А вот тогда в мае, он был еще никем. Но высказаться не побоялся, хотя и знал, что весной за такое могли по голове не погладить. Кстати, начальные высокие потери наших летчиков в Монголии, он тоже предположил в мае. На этом выводе частично была построена наша операция "Степная охота". Все это, конечно, выглядит странным…

— А сам-то, ты, что думаешь о нем? Только правду говори! Сейчас не до обид на него.

— Гм. Товарищ Сталин… Под давлением фактов, я вынужден признать, что многое из добытого Кантонцем за эти полгода, стоит многолетней работы нескольких наших агентов… Он талантлив! Хотя и отвратительно управляем! Нельзя также исключать и его провокационную суть! Он ведь может работать не только на нас, отдавая секреты, найденные им для кого-то еще…

— Этот Кантонец, конечно, "темная лошадка". Но потерять его мы не можем. Все понял?

— Мне все ясно, товарищ Сталин. У нас готовится группа на случай его "эвакуации". Двое членов группы постоянно находятся за границей в готовности.

— Хорошо… Пусть за ним там приглядывают. Но не смей мне, его провалить!

— Я все понимаю.

Берия вернулся в свой кабинет. Там его ожидали новости из Германии. Во-первых, его "вечную головную боль" Кантонца зачем-то повезли в Австрию… А во-вторых, агент "Брайтенбах" сообщил о временном прекращении контактов, в связи со сменой территории пребывания. Следующие сообщения от него должны были поступить из Швейцарии. К чему все это складывается, Берия еще для себя не решил, но на всякий случай срочно вызвал Фитина и Судоплатова…

* * *

В самый разгар монгольских боев, авиационное хозяйство НКВД стало настойчиво расширяться и на Северо-Западе страны. Еще 3-го августа, рукводство Каргопольлага получило из Управления лагерей строжайший приказ. Нужно было в кратчайшие сроки подготовить в окрестностях города две укатанных ВПП, для приема будущего Центра Воздушного Боя погранвойск НКВД. В помощь к имеющемуся местному лагерному контингенту, сразу несколько новых этапов зэка расположились в дополнительных временных лагерях, и тут же приступили к работе. Связать эти события с резко усилившимися примерно в это же время переговорами с финским правительством об обмене территориями, никто тогда даже и не подумал…

В начале сентября одна из вновь построенных взлетных полос уже вступила в строй, и приняла первые транспортные самолеты. А усиленные земляные работы все продолжались. Гатились болота для подъездных дорог, корчевались и укатывались катками будущие места базирования учебных авиачастей. Стройка шла ударными темпами, и вскоре первые эскадрильи, защищенных от учебных пуль тренировочных "Кирасиров", и несколько так же подготовленных учебных бомбардировщиков Р-6УБ, перелетели из Харькова в эти негостеприимные места. А с ними за компанию прибыло и несколько "иностранцев". По одному не принятому ВВС "Девуатину-510", "Фоккеру-XXI", и даже один "японец" И-96. Вместе с летной техникой прибыли и пропахшие порохом воздушные бойцы. Опыт учебных центров Монголии, Харькова и Житомира, позволил провести развертывание нового учебного центра в минимальные сроки. Все шло по накатанной схеме, и назначенный начальником этого центра пограничный майор Скрынников, практически с колес запустил учебный процесс. Начальство было довольно его успехами…

К началу октября первые группы прикомандированных пилотов довольно успешно отрабатывали задачи перехвата бомбардировщиков и штурмовки наземных целей. На подходе были усиленные тренировки боев против истребителей ближайших сопредельных противников Финляндии и Швеции. В этом должны были помочь и "новые иностранцы". Три полученных из Польши "Пулавчака" Р-11, два "Харрикейна-I" и два американца Р-36. Но внезапно из Москвы прилетела непонятная команда об ускоренном расширении Каргопольского аэроузла во что-то уж вовсе монструозное. Помимо двух уже построенных полос, требовалось возвести еще четыре коротких, и одну полутора километровую асфальтированную. Вдобавок еще одна двухполосная площадка должна была вскоре появиться южнее в районе Тихвина.

По гарнизону и даже по приписанным к нему лагерям немедленно поползли слухи один другого фантастичней. Даже появилась версия про постройку аэропорта для полетов в Америку по дороге Чкалова и Громова. А за колючкой зоны недавние лесорубы, ныне плотно-занятые на дорожных работах, с интересом встречали очередное пополнение, пробуя "на зуб" новичков и попутно хвастаясь увеличенными с сентября пайками. А еще через несколько недель после запуска нового этапа стройки, командный состав Центра увлеченно обсуждал скорое начало войны с финнами…

* * *

Старшему майору госбезопасности Давыдову за последние месяцы слишком часто приходилось быть не столько чекистом, сколько аналитиком, администратором и дипломатом. И эти три роли забирали сил и нервов на порядок больше, но и открытий приносили они немало…

Одно только авиационное вооружение, попортило старшему майору много крови. История с выкраденным из Франции пушечным самолетом, стоила Давыдову седых волос. Причем с получения этого "краденного имущества" все только началось. Кстати, умыкнутый из Виллакубле "Анрио-115" сразу пришелся ко двору, и уже через пару недель гордо рулил по заводской площадке с опытным "Кальмаром" в хвосте гондолы, жестко установленной носовой стойкой шасси, и вынесенной на мотораме далеко вперед пилотской кабиной. А вот с авиационным орудием пришлось помучаться. Прежде всего, для испытания этой оригинальной системы, едва-едва хватало боеприпасов. Поэтому резко встал вопрос с покупкой у концерна "Гочкис" линии по производству гильз. Причем такая покупка не могла быть "засвечена". И лишь хитрые связи зарубежной группы ГУ ГБ помогли получить так необходимое оснащение производства. Всех перипетий той операции Давыдов не знал, но перед майором ГБ Фитиным не забыл проставиться. А когда станки и детали линии прибыли в Ленинград, начались уже авралы по срочной организации нового производства. Зато к концу октября первые тридцати миллиметровые снаряды уже пошли с завода опытной партией, под которую еще только делались стволы, но уже были почти готовы два стендовых комплекта автоматики. Один был взят от той самой "француженки", а второй от модернизированной 23-мм пушки МП-6 разработанной в ОКБ-16 Таубиным. И первые сравнительные испытания этих систем планировалось провести уже этой зимой. Такая, отработанная еще на Березинских пушках, модульная схема проектирования и доводки, здорово экономила время. Но были у старшего майора и другие задачи…

Еще в августе анализируя опыт боев в Монголии, Давыдов наткнулся на описания наземного боя на северном плацдарме, где неожиданно успешно отметился все тот же неутомимый "Кантонец", перед этим сбитый зенитным огнем на своем ракетоносном И-14. Из рапортов участников того боя недвусмысленно следовало, что при обороне плацдарма, ударом ракетных снарядов РС-60 были успешно выкошены наступающая конница и даже танки японцев. Причем заместитель майора Кольчугина старший лейтенант Кулешов утверждал, что этим оружием можно было бы бить и по полевым укреплениям в наступлении, если бы не приличный вес самих "ракетных барабанов". Он также совместно со старшим лейтенантом Иволгиным предложил, для поражения пулеметных гнезд обороны противника, стрелять из отдельных пусковых труб этими ракетами, снабженными зарядами горючей смеси КС. Заинтересовавшийся вопросом Давыдов изучил имеющийся опыт использования в прошлом похожего оружия. Выяснилось, что негативные отзывы в отношении снятых с вооружения динамо-реактивных пушек расстрелянного в прошлом году Курчевского, в основном касались убогого механизма перезарядки, низкой точности стрельбы и малой мощности боеприпасов. Но зато оставались такие плюсы, как высокая мобильность оружия, которое можно было доставить силами самой пехоты куда угодно.

Хотелось, конечно, Давыдову изучить эту тему подробнее, но в начале сентября времени не хватало и на более важное, а все силы приходилось вкладывать в направления работ по реактивной авиации. Поэтому-то, тема "переносных ракет для пехоты и инженерных частей" и была отложена в долгий ящик. Но вот однажды от Хозяина приехал Берия, и тут же, потребовал доклада по ручным ракетным гранатометам. Хорошая память очередной раз спасла Давыдова, позволив стремительно выдать краткий доклад. А еще ему сильно повезло, что за неделю до этого вопроса народного комиссара внутренних дел, сам Давыдов лично ездил в Инженерную Академию по обычным и сверхмощным ракетным и бомбовым боеприпасам. В тот раз с профессором Карбышевым удалось обсудить требования к мощности разнообразных систем ракетного оружия, и даже получить на руки, расчетные таблицы мощности боеприпасов в зависимости от защищенности цели.

Так что, эксперт по подобным системам уже имелся, и контакт с ним был даже налажен. При этом, сам профессор Карбышев оказался не только педагогом и ученым, но и комбригом инженерных войск с боевым капитанским опытом "импералистической". Наверное, поэтому предварительная договоренность о его участии в испытаниях новых бомб и ракет была получена сразу же. И вот, эта тема развиваемая Давыдовым на перспективу, столь неожиданно оказалась на виду у начальства. Сразу же пришелся ко двору и доклад старшего майора об опытах применения ракетного оружия против наземных целей в Монголии и в Польше. Помимо использования ракет в наземных боях на халхин-гольском плацдарме не были обойдены вниманием, и ракетные удары с воздуха, и даже "модлинские ракетные опыты" поляков. Слушавший доклад Сталин заинтересовался возможностью применения и испытания этих новых вооружений на "Больших маневрах" в Карелии. Впрочем, все присутствовавшие на совещании знали, что под "Большими маневрами" понимается операция против Финляндии, уже больше месяца обсуждаемая в штабе РККА.

В преддверие этих грозных событий руководители всех уровней то и дело выносили разные предложения, из которых едва десятая часть находила поддержку у руководства. В середине октября на очередном совещании у наркома Берии в присутствии приглашенных испытателей НИИ ВВС прозвучал еще один нетипичный вопрос. На этот раз по поводу использования в авиационных частях НКВД трофейных и союзнических самолетов полученных в Польше от "Добровольческой армии". По германским и британским аппаратам никаких особых дебатов не было. Закупив у немцев около сотни новых моторов "Даймлер-Бенц" и "Юмо-211", эти самолеты собирались использовать в четырех Центрах воздушного боя, в качестве образцов современной летной техники вероятных противников. А вот по крылатым "французам" и "полякам" такого единодушия не наблюдалось. Основная часть членов оценочной комиссии, предлагала сохранить по паре образцов каждого типа для испытаний, а все остальное пустить на переплавку…

Но тут за "крылатых буржуев" неожиданно вступились испытатели НИИ ВВС. Летавшие на этих аппаратах Шиянов, Стефановский и Синельников в один голос твердили, что пока своих серийных истребителей такого типа не построено, необходимо использовать этих "французов" по максимуму. Давыдов согласился с выводами стихийных защитников, и даже смог отстоять свое решение перед начальством. В итоге все двенадцать отремонтированных "Девуатинов-510" решено было модернизировать примерно до характеристик D-511C, на которых в сентябре летали в Польше "Кантонец" со своим напарником. Для этого требовалось поставить на усиленные при ремонте дюралевые крылья "французов" полуубираемое шасси от ИП-1 имевшееся в ЗИП. Установить моторы М-103 с новым туннельным радиатором, и по две 20 мм пушки Березина (синхронную и стреляющую через вал редуктора). На валу должен был появиться трехлопастной винт, остальные доработки относились к улучшению аэродинамики (капотирование, фонарь кабины и пр.). На все переделки машины получившей индекс "И-39Ф" начальство отвело лишь две недели, а пока на нескольких самолетах с неубирающимся шасси тренировался летный состав НКВД.

Вскоре не только испытатели, но и пилоты будущей тренировочной авиачасти заметили, что машина получилась и впрямь намного интереснее своего 510-го прототипа. Первые же переделанные образцы с советским мотором удалось разогнать до 505 километров в час, это было уже кое-что (а с "Тюльпанами" на них удавалось разогнаться и до 550-ти). Однако если бы не решение Политбюро ЦК о проведении масштабных испытаний новой техники на Больших учениях в Ленинградском военном округе, то присоединились бы эти камуфлированные красавцы к своим недавним "оппонентам" в тренировочных частях имитирующих вражеские ВВС. А так у них появился шанс снова сойтись с противниками в настоящих воздушных боях…

* * *

Вскоре отдельные детали этой новаторской головоломки сложились в решение Политбюро ЦК и СНК о создании под эгидой НКВД отдельного корпуса особого назначения (сокращенно ОКОН) в составе двух специальных соединений, причем относились они к совершенно разным родам войск. Кроме того, Давыдов сумел добиться, чтобы командиром Инженерно-штурмовой бригады особого назначения (сокращенно ИШБрОН) в корпусе был назначен именно комбриг Карбышев. Это соединение должно было проводить войсковые испытания нового вооружения, и туда сразу же отправили несколько десятков командиров с монгольским опытом. Трое из них оказались бывшими подчиненными покойного майора Кольчугина. На вооружении бригады уже через неделю стали поступать первые еще учебные переносные и станковые ракетные системы. Даже ДРП покойного Курчевского не были забыты, вытащенные со складов, они поступили в качестве учебного оружия в заново создаваемые роты. А вскоре ожидалось поступление мощных ракет "польского типа" на легких пусковых установках с минометными прицелами. Твердотопливные авиационные ускорители должны забрасывать фугасные и зажигательные заряды на дальность около полутора километров. Помимо особого ракетного батальона, пять особых инженерных батальонов бригады вооружались тяжелыми минометами и безоткатными орудиями калибра 130 мм на базе новых РС-130 со складывающимся оперением. А также оснащались ранцевыми огнеметами, расчетами подрывников, пулеметами ДШК, и несколькими опытными автоматическими гранатометами Таубина. Экзотикой смотрелась и рота телетанков.

Второе соединение НКВД входящее в создаваемый корпус, оказалось учебной авиабригадой особого назначения (сокращенно УАБрОН), предназначенной для войсковых испытаний летной техники, и прочих аэродромных новшеств. Командиром авиабригады решено было назначить комбрига Громова. Вместе с ним на разных должностях должны были оказаться десять испытателей НИИ ВВС. Причем Давыдову пришлось убеждать в необходимости столь массового привлечения испытателей, как начальника НИИ ВВС Громова, так и наркома НКВД Берию, а уже тот сумел убедить Хозяина, что мера это далеко не лишняя. Но Сталин внес и свои корректировки в штаты бригады. В результате начальником штаба бригады стал майор Голованов, а заместителем комбрига по летной подготовке майор Стефановский.

— Бомбардировочный полк возглавил майор Водопьянов. В состав полка входили. Одна эскадрилья из 12 Болховитиновских гигантов ДБ-А 3-й модификации (шесть с "Тюльпанами", шесть с обычными ВМГ и парой "Кальмаров" на пилоне под крылом). Опытное звено ТБ-7, у всех "Тюльпаны" и ТК-3 вместо АЦН (агрегата центрального наддува на основе мотора М-100 установленного в фюзеляже). одна эскадрилья ТБ-3 с "Тюльпанами" (12 машин). Одна эскадрилья из шести ТБ-3 ("Звено СПб Вахмистрова" с подвешенными под крыльями — двумя И-16 вооруженными каждый по 2 х ФАБ-250). Эскадрилья скоростных бомбардировщиков из 12 СБ-РК М-103 с "Тюльпаном" и носовыми убираемыми стойками шасси, в качестве которых были взяты модернизированные крыльевые стойки от АНТ-25.

— Разведывательная эскадрилья с шестью РДД (дальний высотный разведчик на основе ДБ-2 с гермокабинами и ВМГ оснащенными ускорителями "Тюльпан-3").

— Транспортно-десантная эскадрилья ПС-84 (10 машин).

— Штурмовой авиаполк — в составе пять эскадрилий БШ-4 (с мотором М-62УВ с удлиненным валом для лучшего капотирования, "Кирасир" ИП-1 блиндированные толстой дюралевой броней с пятнадцатью местами внешней подвески и шестью пулеметами ПВ-1). Эти штурмовики показывали скорость до 330 км/ч, и дальность до 500 км с бомбовой нагрузкой до 350 кг. Помимо этого имелась опытная эскадрилья в составе — двух ЦКБ-55 БШ-2 с М-34ФРН (будущий Ил-2) двух опытных Гру-1+ двух опытных ББ-1(будущий Су-2) + четыре трофейных ПЗЛ Р-38 "Волк", каждый с четырьмя пулеметами, с парой 37-мм пушек Шпитального, и с чешскими моторами "Вальтер-Сагита" в 510 л.с. (закупленными небольшой партией в Германии).

— Истребительно-бомбардировочный полк имел в своем составе. Две эскадрилии по 15 "Зяблик- УБ" (конструктора Бартини на основе того же "Кирассира" с новым стреловидным крылом, Т-образным оперением, носовым колесом шасси, и комбинированной силовой установкой из дизелем БМВ 750л.с.+ 2 х "Тльпан-2" (150 авиадизелей БМВ были получены из Германии в октябре). Опытная истребительная эскадрилья имеющая в составе — два СК-2 (Бисновата) с М-103, два И-28 с М-62У, два И-180 с М-62У, два И-19 (И-17) с моторами М-103, шесть ИП-1М с М-103. Одна эскадрилья И-39Ф (Девуатинов-511С доработанных по советскому проекту).

Войны еще не было, а новый корпус уже осваивался с картой района будущих боевых действий, и начал работы по закладке баз снабжения, и "вывозке" вдоль границы командного состава…

* * *

Павла обернулась ко входу в холл, и увидела нового посетителя.

— Добрый вечер, господа.

— Знакомьтесь, гер Пешке. Герр гауптман Пинтш на сегодня побудет вашим альпийским гидом.

— Рад знакомству, герр Пешке!

— Взаимно рад, гер гауптман. Куда на это раз запланирована наша экскурсия?

— Экий вы, оказывается, стремительный по части вопросов… Гм. Ваше начальство выписало вам отпуск на 48 часов. Вас ведь вчера предупреждали об отъезде?

— Это так… Только дата поездки была назначена не на сегодня, а на послезавтра…

— Герр Дитрих, подтвердите мои полномочия!

— Все верно, герр Пешке, мы получили разрешение на эти изменения.

— Вот видите, я вас не обманываю… Клаус мы уезжаем, подгоните "Опель" к подъезду!

"Угу. "Полномочия". Нашли себе лоха, товарищи Бендер с Кисой со своим "Союзом меча и орала". Прямо "деловая колбаса" этот вышколенный капитан. Откуда только такой взялся?!"

— Гм… А герр Ленберг уже уведомлен о сегодняшней поездке?

— Все давно все знают, герр Пешке. К чему эти сомнения?! Пожалуйста, собирайтесь, у нас не так много времени.

— И куда же мы все-таки едем?

— Садитесь в машину, все остальное я поясню вам по пути. Герр Дитрих, письменный приказ вступает в силу с момента нашего отъезда…

— Разумеется, герр Пинтш.

"Гляди ка. А Дитрих-то побаивается этого Питнша… Или его патрона. Скорее второе. Видать тот немалая шишка. Угу. Жаль только, что "Брайтенбах" уже уехал. Теперь даже парой слов не перекинуться с нормальным человеком, только нордическое тявканье со всех сторон. А с другой стороны… Да и пусть его! Пусть эти детки играются… Такие игрища нашему заданию помешать не должны. Шелленберг и Гейдрих своего ведь точно не упустят, а шведскую часть операции теперь могут остановить только Гимлер, ну или уже сам Дядя Адя. И то вряд ли…".

Колеса "Опеля" шелестели по хорошему асфальту. Небо понемногу темнело. Сверкающий огнями Мюнхен давно скрылся за поворотом шоссе. Трасса шла на подъем. Еще через час машина свернула с шоссе на узкую дорогу и сбавила скорость. И без того холмистая местность еще больше повысилась. Справа замаячили еще зеленеющие склоны предгорий.

"Зимой тут, наверное, для лыжников раздолье. И куда это меня сегодня тянут? Ведь не на лыжи же! Явно какую-то интригу мутят".

— Странно, неужели мы уже в Австрии?

— С чего это вы так решили, герр гауптман?

— Вчера меня предупреждали о поездке в Восточную Марку…

— Расслабьтесь, герр Пешке. Альпы теперь почти полностью наши. А вам как бывалому альпинисту должны нравиться горы! Нет? Да и какая теперь разница, мы с вами уже в бывшей Австрии, или все еще в Баварии?

— Никакой разницы. И какая же программа у этого "альпийского тура"?

— Все будет зависеть от вас. Кстати, нам осталось ехать несколько километров. А Хинделанг — это хорошее место для дружеского отдыха. А вам перед новой работой настоящий отдых просто необходим…

— Вы говорите загадками, герр гауптман. А загадки я очень не люблю. Да "кстати"… О цели моей "новой работы" я буду говорить, лишь в присутствии господ Ленберга и Лемке. Да и отдых мне совсем не нужен, тут вы немного ошиблись. И вот еще, герр капитан… Я убедительно прошу передать вашему начальству, что спать с агентессами из прислуги я также не намерен. Ни здесь в Баварии, ни где-либо в других местах…

— Ха-ха-ха! Ваш шеф из СД предупреждал нас, что вы большой оригинал, да к тому же немного параноик. Но я не представлял насколько он прав… Извините меня за "параноика", герр Пешке, и успокойтесь. С вами просто хотят побеседовать…

Перед украшенным фонарями входом в шале Павла огляделась и прислушалась. Построенный в традиционном альпийском стиле дом был довольно большим. Сзади виднелись какие-то хозяйственные постройки. Небольшой флигель охраны прикрывал от нежелательных гостей въезд с дороги. В вечерней дымке угадывались темные громады гор. И еще здесь было очень тихо.

— Ну и какие у вас впечатления?

Павла обернулась на вопрос Пинтша и пожала плечами. Так или иначе он лишь курьер, и говорить предстояло не с ним. В обширном и высоком холле шале весело потрескивал камин. На каминной полке стояли фужеры, и двое мужчин увлеченно рассматривали какой-то альбом. Взгляд разведчика тут же зацепился за знакомые лица. В обсерватории они виделись мельком, но лица этих господ перепутать было сложно.

"Интересно хлопцi скачут (r). Знакомые же лица! Никак я в гостях у самого заместителя главного нацистского пахана и одного из идеологов Аннэнербэ. Ну, ни хрена себе! Это даже похлеще будет пятиминутной беседы на аэродроме с Усатым гадом. Тут явно встреча не детская выйдет. Это до какой же тундры на оленях меня сегодня могут довезти такие беседы?!".

— А вот и наш гость! Благодарю вас Карл, дальше мы как-нибудь сами. Распорядитесь, чтобы нас здесь не беспокоили.

— Все указания уже отданы.

— Вот и отлично! Отдохните пока. Ну, а с вами герр "швед по месту рождения" у нас будет до-олгая беседа. Но не будем слишком спешить, возьмите бокал…

"Чего это он к моим Львовским речёвкам прицепился-то? Я же там, вроде как в Вальхалу собиралась. Или они как раз туда курьера ищут… Наливають это добже. Тiльки бы тут у нас до тостов не дошло. За Усача точно пить не стану! И "уважаю" от меня не услышат. Хрен им с петрушкой в одном салате!".

— Господа. Профессор, я так понимаю, что…

— Вы ведь немного удивлены составом этой встречи, гауптман. Не так ли?

— Возможно, герр профессор, моим предложениям по институту Луны уже дали ход, вот и…

— Вовсе не поэтому, гауптман Пешке! Совсем не поэтому…

— Да, герр Пешке это не совсем мое приглашение. Герр Гесс заинтересован в беседе с вами и сам и по воле Фюрера. И для вас, гауптман, эта нечаянная встреча может оказаться весьма судьбоносной. Мы помним, в Грюнвальде вы своим зажигательным выступлением сумели увлечь наших научных светил. Кстати, доклад герра Пешке о стратосферном прыжке и перспективах высадки на ближайшее к нашей планете небесное тело, и о возможных следах "предтеч" на невидимой нами стороне Луны, уже вышел ограниченным тиражом для научных организаций Рейха. У вас, гауптман, чрезвычайно изощренный мыслительный аппарат.

— Вы мне льстите, профессор.

— Нисколько, гауптман. Даже ваш выдающийся соратник Оберт не смог за несколько лет добиться чего-либо подобного в одиночку. Не стану скрывать, вам была оказана высокая протекция, но… Но я уверен, даже и без нее вы бы много достигли.

— Пожалуй, и я соглашусь с профессором. Оберт велик в первую очередь своими замыслами, а вот вы своими свершениями. Таких людей в мире немного.

— Я уже немного устал от похвал господа. И думаю, меня пригласили сюда совсем не для этого.

— Вы правы, гауптман. Нас с профессором интересуют сугубо практические вопросы. Что вы знаете о нашем движении?

— Не слишком много.

— Что-то помните из книг?

— Пожалуй, отдельные места из "Майн Капф".

— Расскажите нам своими словами…

— Не хочу оказаться неточным чтецом этого труда…

— Вы правы, это великий труд!

За этой фразой последовала пятиминутная лекция о национал-социализме. Павла слушала, с трудом понимая смысл происходящего…

"Это что тут за кино и немцы? Это они что, меня тут в свою вонючую партию вступать агитируют?! Совсем в корягу охренели!! Матерей их по яслям, да на продленку! Меня?! Старого коммуниста и дважды комсомольца в фашисты записывать!!!".

А Гесс, вдруг зачем-то вспомнил времена Священной Римской империи германской нации, и пустился во все тяжкие. Приготовившись сдерживаться от излишне сильных чувств, Павла вдруг совершенно успокоилась. Ей стало даже немного весело. За кого только не агитировали ее в навсегда утерянном демократическом будущем. Вот только в нацисты ее там никто не приглашал. Не было тогда в Эрефии такой партии. А тут ей предлагалось бесплатное представление почище цирка с конями. Но, наконец, хозяин шале перешел к какой-то конкретике.

— Вы, герр Пешке, нужны нам для одного чрезвычайно важного и секретного дела…

— Я могу узнать о сути проблемы, герр Гесс?

— Только после вашего согласия на это предложение!

— Рудольф, да погодите же! Наш гость перенервничал и устал в пути, а вы тут от него требуете согласия вслепую. Да он себе бог знает что, вообразит теперь. Лучше зайдем немного издалека. Герр Пешке, скажите, а как вы относитесь к британскому миру и нейтралам?

— К британцам, как к нарциссическим снобам. К нейтралам, как к продажным флюгерам.

— Поясните свое мнение о нейтралах.

— Нейтралитет, на мой взгляд, это лишь способ для небольших стран выторговать у судьбы некоторое время для выбора себе Хозяина. А Хозяином нейтрала ВСЕГДА становится победитель. Вот поэтому они продажные флюгеры. Их политическая независимость и нейтральность лишь магазинный ценник и рекламный слоган. "Покупайте наших слонов!" Вы там, в смысле великие державы, для начала повоюйте между собой, а уж потом мы решим, кому из вас кланяться и помогать явно или тайно. Очень удобная позиция…

— А он не прост Карл. А? Вас не смущает, гауптман, что вашим "родным по месту рождения" шведам, не слишком приятно было бы услышать такое?

— Ничуть не смущает. Времена викингов давно прошли. А мне нечего стыдиться. Ни сейчас, ни раньше. Здесь в Германии мне никто не платит за то, что я делаю. Пусть мне и помогают в "лунном проекте", но лишь для взаимной выгоды. Я помогаю Германии, а Германия помогает мне достичь моей цели. И хотя я продавал свою шпагу полякам, но воевал я только за самого себя и свою веру. А шведы будут воевать только за тех, кто оденет им торбу с овсом на морду и повесит колокольчик на шею.

— Неплохо сказано, герр Пешке!

— И довольно остроумно подмечено, Рудольф. И все-таки, гауптман, хотелось бы прояснить, а кого вы видите в роли того самого Хозяина?

— Для Шведов?

— И для них тоже.

— Швеция сейчас это слуга двух господ. В "Великую Войну", да и теперь, они поставляли Германии стратегическое сырье, зато Британии и доминионам они с удовольствием продавали оружие и легко сдадут в аренду свой торговый флот. Это вообще-то довольно выгодное дело торговать оружием и логистикой. Ведь пока шведы пытались завоевать Европу, они были нищими, зато теперь они медленно, но уверенно движутся к социализму для своих граждан. При этом британские секретные агенты наверняка чувствуют там себя как дома. Впрочем, как и германские агенты. Так что Хозяев тут минимум двое.

— Раз вы это понимаете, значит, осознаете и то, насколько важна для Рейха борьба за эти страны. Не только за саму Швецию и прочих нейтралов, но и за Британию и ее колонии.

— Гм. Простите, герр Гесс, вы какую борьбу имеете в виду?

Взгляд голубых глаз Гесса на пару мгновений зондировал серые глаза молодого собеседника, а затем погас. "Наци номер два" ответил уклончиво.

— Мы должны использовать все средства для победы. А кровь между братскими народами имеющими общее прошлое, это последнее средство для достижения единства.

— Но ведь до сих пор "лайми" бомбят города Германии, и мир еще не наступил. Неужели вы всерьез верите в возможность альянса с Лондоном?

— Мы не будем этого здесь обсуждать! Пока вы должны помнить только одно. На Острове есть те, кто нам близок. И в свете ваших будущих заграничных поездок для Рейха и для Партии очень важно, чтобы вы были готовы подставить свое плечо в нужный момент. Вы готовы!

— Вполне!

— Вот и отлично! А у нас для вас есть подарок! Карл, принесите, пожалуйста, альбом.

"А то ж! Я ведь вам от всей души, не только плечо, но и бедро, и даже без малейшего душевного трепета локоть подставлю, ежели шо. В общем, останетесь мной довольны. Угу…"

Профессор легко поднялся и вернулся к столу с толстым фотоальбомом. Гесс открыл на заложенном месте и развернул фотографии перед гостем.

— Вы узнаете этих людей?

— Конечно! Это отец, а вот это мать. Но почему…

— Переверните фотографию и прочтите, что там написано. А вот вам письмо вашей матери к этому мужчине вы узнаете ее почерк?

"Что еще за хрень! Йозеф и София 1920. Почему Йозеф, а не Йоган. Сменил имя, но зачем? "Любимый и дорогой Йозеф…". "Нашему ребенку уже скоро год…". Что с моей легендой? Есть проколы или нет? Залесский полностью подтвердит все, это точно. И к чему тогда эти фото и письмо?".

— А на этом фото, вот этих двух улыбающихся молодых людей вы узнаете?

— Это, наверное, монтаж… У отца ведь не было братьев.

— Ошибаетесь, дорогой Пешке. Вот тут вы как раз ошибаетесь. У вашего отца был кузен Йозеф, с которым они были очень похожи внешне. Он был старше вашего отца на три года. Так что вы не ошиблись, на первом фото вы действительно видели вашу мать и вашего отца. Вашего НАСТОЯЩЕГО отца. Теперь вам понятно, почему семья Пешке распалась в 1923-м году?

— Гм. Вы хотите сказать, что мой отец бросил маму за то, что та предала его с другим человеком?

— Мне понятно, сколь нелегко вам такое узнать про ваших близких. Но, увы… все это горькая правда, гауптман. Тот Йоганн Пешке, которого вы знали, как отца бросившего вас с мамой в Силезии, и который этим летом погиб в пожаре в Чикаго, вам вовсе не отец, хотя все же дальний родственник. А вот вашего настоящего отца (правда, фамилия у него совсем не Пешке) мы сумели разыскать… Пешке, вам плохо? Что с вами?!

"Обалдеть! Я думал скунс! Ну, прямо какое-то индийское кино тут у нас! "У тебя на попе родинка, поэтому я твой брат, А я твоя бабушка…". Это что за Содом с Гоморой?! Как это вообще звучит — нашелся отец у самозванца?! Почти что "награда нашла героя". И похоже оба эти ухаря верят в этот бред. Или они хорошие артисты. И мне-то что теперь делать?!".

— Успокойтесь, мой друг. Выпейте вина. Вот так. Это нелегко принять, но вы мужчина, в конце концов. Возьмите себя в руки!

— Я в порядке, герр Гесс. Но я далеко не убежден, что все рассказанное вами, правда.

— Ну, что ж, ваши сомнения нам с профессором вполне понятны. Завтра Клаус отвезет вас в лагерь и покажет вам Йозефа Кранца. Вашего отца. Тогда ваши сомнения растают как дым. Даже про легенду о проклятии вашего рода, с ним можно будет вдумчиво побеседовать…

"Какую еще нахрен легенду?!! Тьфу ты! Да я ту легенду на ходу сама себе из мухи выдула, чтобы хоть как-то объяснить свои кровные терки с покойным Рюделем и аполитичность Пешке! Так это что, мой провал что ли?! Уже все, приехали, или еще нет?! Только не похоже это все на провал. Мдя. Может, просто сразу шеи свернуть двум этим гадам, и последний бой тут принять? В штыки нахрен! В гранаты их мать в дет сад! Щас увидите, как умеют умирать польско-монгольские ветераны! Гм. Стоять! И кто же тогда в сороковом в Британию полетит? Бред какой-то! Бред и жуйня! И зачем им тогда меня выспрашивать насчет Швеции и Британии!? Ну, бред же! Ни хрена же я сейчас не розумею!".

— Кстати Йозеф написал вам короткое письмо. Вот, возьмите.

Поначалу строчки мелькали перед глазами разведчика, но вскоре Павла собрала волю в кулак, и вчиталась в написанный суровым готичским шрифтом текст послания.

Я не вправе называть себя твоим отцом. Адам.

Я ничего не сделал для тебя и твоей матери в этой жизни. И я не ищу себе каких-либо оправданий.

С Йоганном мы дружили в Санкт-Петербурге задолго до встречи с Софией. А с Софией я встретился позже в начале войны. Кто знает… Все ведь тогда могло сложиться совсем по-другому. Это к моей матери бежали твои родители во времена большевистской смуты. Так уж получилось, что София перед этим вышла замуж за Йоганна. Но полюбила она меня, а не его.

Ты рос без отца, и в этом виноват только я. Но я тогда сделал свой выбор, и считал его правильным. Жаль, что я ничего не могу тебе дать теперь. Ты сам всего добился в жизни, и вряд ли примешь от меня помощь. И все же я бы хотел хоть что-то сделать для тебя…

Стыдно ли мне сейчас перед Йоганном? Не знаю. Мы были молоды с Софией, и любили друг друга. Потом она осталась с Йоганном в Швеции, а я уехал и долго жил вдали от вас. Думаю, Йоганн давно простил меня. Теперь прошу о прощении тебя…

"Гм… Все это очень странно. Йоганн в Чикаго был только транзитным аэродромом для моего задания, и привязаться к нему я тогда не успела. Впрочем, иногда что-то шевелилось под моей толстой детдомовской кожей. Его смерть у меня тогда вызвала грусть и досаду на рациональную безжалостность гэбистов или прочих отморозков. А тут… Почерк в письме изменен качественно, но рука, несомненно, Йоганна. Хреновый из меня, конечно, графолог, но пару характерных закорючек я все же отследила. А еще там странное напутствие в конце — "Для настоящего немца, помимо религиозности, бережливости и аккуратности в еде, есть еще кое-что столь же важное и даже намного важнее. Я имею в виду верность нашему Отечеству. Мы с Йоганном по-разному смотрели на это. А вот ты решай сам…" это же явно ретушированный кусок нашей с Йоганном чикагской беседы! Беседы, о которой, никто кроме меня и самого Йоганна не знал. Или знал? Что же он хотел мне сказать этим? Что все это подстава? Инсценировали его смерть, но зачем?! И чего тогда монгольский знакомый глазами улыбался на мое возмущение? Все спланировало НКВД? Да, ежкин кот! А эти идеологи германского величия купились на всю эту хрень, а теперь и сами хотят меня как лоха развести. Ну, дела-а…".

Дальше в беседе Павла вела себя полностью спокойно. Все части мозаики сложились воедино, и теперь она уже могла просчитывать свои ответы и будущие шаги. Когда после короткого отдыха в отдельной комнате гость покинул шале, два соратника снова встретились у камина, чтобы обсудить итоги вербовки…

— Как вы находите нашего гостя, Карл, он справится?

— По-моему, дорогой Рудольф, это именно тот, кого вы ищете.

— Мне понравились его харизма и вера.

— Вы в этом уверены?

— Даже если его миссия в Швеции ничего не даст, этот юноша нам пригодится. Вюст рассказывал мне о почти готовом проекте космолета…

— Рудольф, все эти планы дело далекого будущего. Ни я, ни Вюст, ни Зиверс пока не готовы ходатайствовать о вложении серьезных денег в это дело, но… Но аргументы герра Пешке опровергнуть никто пока не смог, да и реальные таланты нашего гостя приводят в изумление.

— Вы о рекорде скорости? И о его умении выпутываться из любых ситуаций. Вспомните досье. Примирить сицилийцев и германскую общину в Милуоки, выиграть гонку, получить связи в армиях нескольких стран. Создать юношескую лигу и сильную международную военную организацию. Этот человек гений. Хотя Мартин и предлагал мне его изолировать для более глубокой проверки.

— Дорогой Рудольф, я бы на вашем месте не раскрывал перед вашим заместителем всех деталей ваших планов в отношении этого Пешке. Борман карьерист и может все повернуть по-своему. Вы, я, Розенберг, и ваш адъютант, этого вполне достаточно. Рейнгарду мы скажем, что речь шла о вступлении Пешке в партию, деталей они знать не должны. Кстати, после Швеции это вполне можно устроить…

— Я подумаю над этим, мой друг. Хотя есть ведь вероятность, что Пешке расскажет о наших переговорах Шелленбергу, и тогда…

— Пока ему не о чем рассказывать, а вот если он окажет нам первую услугу, то соскочить с крючка он уже не сможет.

А "Опель-капитан" уносил обсуждаемую персону к новой не менее примечательной встрече…


Матово мерцающий в скупых лучах фонаря бок морской хищницы снова и снова появляется и исчезает в подводных сумерках. Перед высадкой с сейнера старый рыбак дедушка Ренци, напомнил об осторожности, потому что лагерная охрана специально подкармливала этих бестий умершими узниками, чтобы люди боялись побега вплавь. На острове имелось кладбище только для солдат охраны. Тварь снова мотнула зубастой мордой, и развернувшись, дернулась по кругу мимо. Сбоку на запястье костюма болтается открытый фиксатор резиновых ножен, из которых торчит ручка клинка. Если эта гадина полезет ближе, то действовать придется очень быстро. Хорошо тем ребятам, что идут к острову на трех русских минисубмаринах. Если их заметят, то расстреляют из пушки, но зубы акул их мяса не отведают. Опять она дергает хвостом, проходя мимо. Под сморщенной резиной костюма, жара и усталость сменяются холодным потом…

Ему было страшно. По-настоящему страшно. В сотню раз страшнее сейчас, чем когда бы то ни было. Столь сильные чувства давно подернулись дымкой забвения, хотя когда-то пылали огнем. В школе его часто обижали сверстники, из-за чего пришлось научиться драться и самоутверждаться в детской банде участвуя в разных шалостях. Но за те шалости иногда могло влететь сильнее, чем от громилы Марио. Семья его жила голодно, и маленький Лу боялся даже просто остаться без ужина, из-за чего стал успешно осваивать методы дворовой конспирации. Потом начался Сухой закон, и по всем штатам то и дело вспыхивали перестрелки. Даже у Великих Озер такое случалось достаточно часто. Как раз в это время семья Мортано по протекции Братьев Дженна, переселилась из Бостона на небольшую квартиру в городке, стоящем в паре миль от берега Мичигана.

Когда на соседней улице стрелки из Чикаго расстреляли из "Томми-Ганов" винный склад папаши Лоренсо, Лу два дня не мог заставить себя выйти на улицу. А когда уже их дом попал под удар бойцов Лени Патрика, юноша сжимал в трясущихся руках заряженную картечью двустволку, и молился святой Марии, чтобы все остались живы. Молитва не спасла его отца. Но лишь бросив горсть земли на крышку гроба, и оторвав от могилы сразу постаревшую мать, он понял, что детство закончилось. Однако, осиротев в самом начале одной из бутлегерских войн, Луиджи почти перестал бояться. Оставаться на месте было глупо, поэтому Луиджи вернул самогонное производство и дом старому Лоренсо. Удалось списался с одним бостонским приятелем отца, осевшем на Севере, и тот организовал переезд семьи в Висконсин. Из последних денег были оплачены дорога и маленькая квартирка в пригороде Милуоки. Через день он упрямо глядел в глаза Сэма Феррары, который уже тогда был одним из лучших каподрежиме Дона Валлонэ.

Жизнь изменилась навсегда. Раньше за какие-нибудь шалости отвечать приходилось перед родителями, и возможная взбучка вызывала опаску. Теперь наказать его мог лишь Дон Валлонэ, человек, который принял беглецов, и потому вызывал безграничное уважение. Луиджи делал все, чтобы не огорчать Дона, и Феррару. А, глава Милуокской семьи и сам благоволил к своему молодому гангстеру. Он ценил старательного и умного юношу, за веселый нрав, бесстрашие и умение налаживать связи с нужными людьми. Вскоре Дон перевел его под опеку Джонни Аллиотто, по команде которого, Мортано затевал уличные потасовки, дразнил полицию, отвлекая патруль во время ограбления. и даже вступил в клуб парашютистов Висконсина. Его трижды выкупали из предварительного заключения, но даже сидя за решеткой он был спокоен. К тому же успех Луиджи никогда не оставался без награды. Как-то раз, Мортано удалось задешево достать на заводе в Ошкоше ценное оборудование для фабрики семьи. И на ласковый вопрос Дона Валлонэ, "Чего бы ты хотел за эту работу, дружок?", 17-ти летний парень признался в своем желании получить диплом колледжа. И босс, без тени неудовольствия, оплатил два года обучения. Поэтому при выполнении любых заданий Семьи, страха не было. Даже ныряя в стылые осенние воды Мичигана за утопленным курьером портфелем с наличностью, и прыгая с парашютом с неуклюжего трехмоторного биплана, Луиджи испытывал лишь легкий мандраж приключения. А вот сейчас ему очень хотелось поджать ноги к груди, и прислониться к чему-нибудь спиной. Хотя прекрасно понимаешь, что при атаке зубастой гадины, это тебя не спасет. Акула снова улыбается в свете фонаря своей отвратительной улыбкой. Панический крик готов сорваться с губ легководолаза…

— Луиджи! Эй, Луиджи! Проснись!

Плечи вздрогнули. Глаза распахнулись от звонкого детского крика. И бешено стучащий пульс, стал, наконец, замедляться. Приснилось! Это был все тот же сон. А сейчас он в безопасности…

— Что случилось, Паулита?

— Иди скорей, тебя бабушка зовет!

— Хорошо, иду.

Он быстро умылся из уличного умывальника, висящего на увитой виноградом стене большого дома, и пошел за непоседливой попрыгуньей. Паула то скакала, как все дети, то смешно копировала женщин своего рода, всей мимикой и жестами изображая взрослую. Озорные взгляды, бросаемые ею на вывезшего их семью с Сицилии молодого сержанта, выдавали девичий интерес. Луиджи хмыкнул, на это незатейливое кокетство. Паула ему нравилась просто, как забавный ребенок. В Штатах у него случались девчонки, но прикипеть к кому-то Мортано так и не смог. А среди близких Паулы ему было тепло и спокойно…

— Как вы себя чувствуете, Донья Изабелла?

— Уже лучше, мой мальчик. Спаси тебя Пресвятая Мария, за все тобой сделанное!

Женщина по-доброму коснулась щеки Луиджи и едва заметно улыбнулась. Но дальше она продолжила беседу строгим и властным тоном.

— Ты должен запомнить и передать Джозефу слово в слово, то что я сейчас тебе скажу.

— Конечно, Донья Изабелла, но как же ваше письмо Дону Валлонэ?

— Оно уже написано, и все-таки сначала тебе придется объяснить моему кузену, почему мы с Джакомо в Штаты пока не поедем? Вижу вопрос на твоем лице. Не волнуйся, вы с друзьями справились с вашим заданием превосходно. Вы спасли много людей, там на проклятых островах и в Наполи. И хотя, наверное, не всех из них нужно было спасать, но ни тебя, ни Джозефа, ни твоих русских друзей, теперь никто не посмеет упрекнуть. Я говорила с Падре Сильвестро. Он будет и дальше помогать вам.

— Но зачем вам оставаться тут?! Дон Валлонэ, приказал привезти вас в Висконсин. Я не могу его ослушаться.

— Все верно, сынок. Джозеф, хочет нам добра, но он не знает, что далекий путь убьет Джакомо даже быстрее, чем пытка голодом и побоями, устроенная мерзавцами Дуче. Мы поедем к Джозефу через год, прежде всего потому, что в России безопасно, и вдобавок тут дешевле услуги врачей. Я обязана заботиться о брате, и пока он болен мы никуда не сдвинемся с места. Возможно, через год мы будем у вас в Милуоки, но не сейчас.

— И вы не боитесь оставаться здесь, среди коммунистов?!

— Все это глупости, Луиджи. Они отлично видят, что мы им не враги. Даже, наоборот, у нас с ними есть один общий смертельный враг — Толстый Бенито. Сейчас он сцепился с греками и французами, и русские своего тоже не упустят. Мы даже готовы помочь коммунистам и добровольцам нашими связями с другими семьями.

— Но я слышал, что вас поселят отдельно, в специальном поселке здесь на полуострове. Вам не дадут свободно ездить по России. Неужели, вы не боитесь, что отношения с русскими могут резко поменяться?

— Им это не выгодно, Луиджи. Дружба с нашими семьями даст русским гораздо больше. Будем жить в этом Крыму, к тому же тут есть и другие эмигранты из Италии. Хватит споров! Иди собирайся, дружок. И не забудь мои слова. И да спасет тебя Святая Мария!

— Прощайте, Донья Изабелла.

Через двое суток, вдоволь побродив по широким авеню красной столицы Советской России, он готовился к отъезду. В тот же день в большом номере гостиницы "Москва" прошла его беседа с двумя офицерами русской разведки. На Луиджи никто не давил. Наоборот, попросили передать его Дону предложение наладить постоянный канал, переправки итальянских и сицилийских беженцев через Одессу. Взамен интересовались содействием в закупках на взаимовыгодной основе самого разного оборудования в Штатах, и просили переправить небольшую посылку. Договорившись о взаимных услугах, Луиджи улетал в Стокгольм через Ригу на красивом десятиместном АНТ-35. В памяти засыпающего сержанта всплывали огромные крылья русских гидросамолетов в сумерках над проливом, светящиеся в подводной мгле зубы акул, и брызгающие каменной крошкой близкие попадания пуль, огрызающихся очередями старых пулеметов "Фиат-Ревелли" фортов лагерной тюрьмы на Устике. В Греции, Южной Италии и Сицилии остались боевые друзья вроде русского офицера Гавриоса, и могилы пяти погибших при атаке острова добровольцев. Перед молодым человеком лежал далекий путь через океан и нелегкая беседа с Донном Валлонэ. Гнева босса Луиджи не боялся, но очень надеялся, что отказ родни босса сразу поехать в Штаты, не сильно огорчит главу Семьи. Ведь самое главное достигнуто, люди спасены, и живут среди таких же беженцев от фашистского режима.

На полувоенном фрэнче заснувшего в самолетном кресле сержанта тускло мерцали греческий военный крест (утвержденный монархом всего месяц назад), добровольческий знак участника греческой компании, и странная "Красная звезда" от московского начальства майора Гавриоса. И еще здесь в России оставалась маленькая девочка, которую вместе с почти сотней беженцев чудом удалось вывезти на русском корабле с родной Сицилии. За нею Луиджи обещал самому себе вернуться, что бы там дальше не случилось.

Загрузка...