Оруженосец-француз провел небольшой отряд через два узких коридора. Первый был пуст, доступ во второй преграждал часовой-крестьянин, который при виде смельчаков отпрянул в испуге, пронзительным воплем сзывая товарищей.
— Заткни ему глотку, не то нам конец! — крикнул Дюгесклен, бросаясь вперед, и тут, словно струна арфы, прозвенела тетива Эйлварда, и страж упал лицом вниз, судорожно дергая ногами и стискивая пальцы рук. В нескольких шагах от него была узкая, боковая калитка во двор замка. Со двора доносилось такое улюлюканье и гиканье, такие свирепые проклятия и не менее свирепый смех, что даже очень смелый человек не рискнул бы перешагнуть через ненадежный барьер, отделявший их от толпы.
Однако Дюгесклен шепотом сурово и властно приказал:
— Оба лучника идут впереди, дама — между двумя оруженосцами, а мы, трое рыцарей, будем защищать их с тыла и отбивать нападающих сзади. Все! Теперь отворяйте калитку, и да хранит нас бог!
Сначала казалось, что они беспрепятственно достигнут цели, так быстро и бесшумно они шли. Они пересекли уже половину двора, когда кричавшие во весь голос крестьяне сделали попытку их остановить. Несколько человек, преградивших им путь, были уничтожены или отброшены, а преследователей отбили своим оружием три доблестных воина; здравые и невредимые, они добрались до входа в башню, повернулись лицом к толпе, и оруженосец сунул громадный ключ в замок.
— Боже мой, не тот ключ! — воскликнул он.
— Не тот ключ?
— Олух, болван я! Это ключ от ворот замка; башню открывает другой. Я принесу его!
Он повернулся и готов был в своем безрассудстве отправиться за ключом, но в этот миг громадный камень, брошенный дюжим крестьянином, ударил его по уху, и он без чувств упал наземь.
— Вот такой ключ мне и нужен! — воскликнул Хордл Джон, поднял камень и со всего размаха кинул в дверь.
Замок разбился, дерево раскололось, камень разлетелся на несколько кусков, но железные скобы удержали дверь на месте. Хордл Джон наклонился, сунул свои гигантские пальцы под дверь и, натужась, снял с петель эту громаду из дерева и железа. Несколько мгновений она качалась, потом рухнула, похоронив его под обломками, а товарищи ринулись в темный сводчатый проход, который вел к спасению.
— Вверх по лестнице, Тифен! — крикнул Дюгесклен. — А теперь, друзья, повернем и отбросим их назад.
Толпа крестьян ринулась за ними, но два самых надежных клинка в Европе сверкнули на этой лестнице, и четверо преследователей упали у порога. Остальные отошли и столпились полукругом у открытой двери, скрежеща зубами и грозя кулаками защитникам крепости. Крестьяне оттащили тело француза и изрубили его на части. Трое или четверо извлекли Джона из-под обломков, он тут же вскочил на ноги и, схватив каждой рукой по человеку, с такой силой столкнул их лбами, что они замертво повалились друг на друга. Пинками и затрещинами он отбился от вцепившихся в него двух других и через минуту стоял уже в проходе вместе со своими товарищами.
И все же положение защитников было почти безнадежным. Жажда мести привела сюда крестьян из далеких и близких мест, и теперь уже за стенами и внутри замка Вильфранш собралось не менее шести тысяч человек. Плохо вооруженные, голодные и измученные, эти люди, которых больше не пугала никакая опасность, сражались отчаянно: лучше умереть, чем цепляться за такую безрадостную жизнь! Они захватили замок, и ревущее пламя пожара вырывалось из окон и полыхало в небе над башенками, высившимися по двум сторонам четырехугольного двора. Они бежали из комнаты в комнату, из бастиона в бастион, устремляясь к главной башне. Шестеро мужчин и одна женщина оказались в кольце огня, перед целой армией; однако иные из этих мужчин были столь многоопытны в военном искусстве и так привычны к опасностям, что предстоящая схватка не была столь неравной, как можно было предположить. Многочисленным врагам и их ярости противостояли бесстрашие и изобретательность. Картину гибели зловеще освещали огромные оранжевые полотнища бушующего огня.
— Больше чем двоим на ступеньке с оружием не встать, — сказал Дюгесклен. — Становитесь со мною на нижнюю, Найджел. Нынешней ночью Франция и Англия сражаются бок о бок. А вас, сэр Отто, прошу занять позицию позади нас, рядом с молодым оруженосцем. Лучники пусть поднимутся еще выше и стреляют через головы стоящих впереди. Жаль, что мы без доспехов, Найджел!
— Дорогой сэр, Джон Чандос сколько раз говорил мне, что рыцарь не должен с ними расставаться даже тогда, когда отправляется в гости. Но больше чести, если мы обойдемся без доспехов. У нас есть преимущество — на врагов падает свет, тогда как нас едва видно. Кажется, они готовятся к атаке.
— Хорошо бы, атака была не слишком серьезной, — сказал богемец, — потому что огонь может вызвать к нам подмогу, если только найдется кому помогать.
— Вспомните, достойный лорд, — обратился Аллейн к сэру Найджелу, — мы никогда не причиняли вреда этим людям, и у нас нет причин для раздоров с ними. Может, нам, хотя бы ради спасения госпожи, честно поговорить с ними и выяснить, нельзя ли на почетных условиях заключить мир.
— Ни за что, клянусь апостолом! — воскликнул сэр Найджел. — Я не унижу своего достоинства и никогда не дам повода для толков, будто я, английский рыцарь, вступил в переговоры с людьми, которые убили благородную даму и благочестивого священника.
— Это все равно, что вести переговоры со стаей свирепых волков, — подхватил французский воин. — Богоматерь Дюгескленская! Святой Ив! Святой Ив!
Как только прогремел его боевой клич, люди, столпившиеся у темной арки возле двери, с неудержимой силой устремились вперед, чтобы овладеть лестницей. Их вожаками были невысокий смуглый мужчина с бородой, заплетенной в две косички, и другой, покрупнее, очень сутулый, который держал в руке здоровенную, утыканную острыми гвоздями дубинку. Первый не сделал и трех шагов, как стрела, пущенная Эйлвардом, вонзилась ему в грудь, и он, кашляя и брызгая слюной, свалился у порога. Второй вырвался вперед, втиснулся между Дюгескленом и сэром Найджелом и одним ударом своего увесистого оружия размозжил голову богемцу. Крестьянин не остановился, он рвался вперед, хотя его прокололи уже тремя мечами; все же смерть настигла его на лестнице. Следом за ними хлынула сотня разъяренных мятежников, которые с неудержимым упорством все вновь и вновь бросались на пять отбивавших их мечей. Клинки вонзались, разили, прокалывали с быстротой молнии, так что глаз едва успевал следить за ними. Вход был завален телами, каменный пол стал скользким от крови. Низкий голос Дюгесклена, тяжелое, свистящее дыхание наседающей толпы, звон стали, падение тел, крики раненых — весь этот хаос звуков еще много лет спустя нарушал порой сон Аллейна. Наконец нехотя, угрюмо крестьяне отступили, свирепо оглядываясь, оставив одиннадцать трупов, лежавших кучей перед лестницей, которой так и не удалось завладеть.
— Псы получили по заслугам! — воскликнул Дюгесклен.
— Клянусь апостолом, среди них, видно, есть весьма достойные и мужественные люди! — заметил сэр Найджел. — Будь они более знатного рода, они достигли бы немалых успехов и почестей. Но, кто бы они ни были, встреча с ними доставила мне большое удовольствие. Однако что они тащат?
— Я этого и боялся! — прорычал Дюгесклен. — Они хотят выкурить нас отсюда огнем, если не удалось прорваться. Ни одной промашки, лучники! Клянусь святым Ивом, от наших добрых мечей теперь мало толку!
Человек десять — двенадцать ринулись вперед, каждый заслонясь огромной охапкой валежника. Свалив в кучу свой груз у дверей, они бросили на нее горящие факелы. Дрова были политы маслом и мгновенно вспыхнули; длинные, шипящие языки желтого пламени взвились над головами защитников крепости, вынудив их отойти на второй этаж. Но едва они туда добрались, как оказалось, что деревянные балки и доски настила уже горят. Упав на высохший, источенный червями пол, искра превращалась в тлеющий огонек, а тлеющий огонек — в жаркое пламя. Воздух наполнился едким дымом, и пятеро смельчаков с трудом пробились к лестнице, которая вела на самый верх квадратной башни.
Удивительная картина открылась им с этой высоты. Куда ни глянь, до самого горизонта раскинулся мирный край; волнистые долины, дремучие леса — все вокруг было мягко и нежно посеребрено луной. Не видно было ни огонька, ни какого-либо движения, никаких признаков возможной человеческой помощи, только где-то далеко в холодном воздухе то слабее, то громче гудели удары тяжелого колокола. Внизу полыхало огромное яркое пламя, бушевавшее вокруг замка со всех сторон; две угловые башенки с оглушительным треском рухнули на их глазах, а сам замок казался теперь какой-то бесформенной грудой: из каждого его окна, из каждой амбразуры выбивался огонь и валил дым. Среди этого моря огня, словно последний островок, высилась черная, массивная башня, на которой они стояли, но зловещий рев и свист пламени внизу показывали, что скоро и от нее останутся только руины. У самого основания лежал квадратный замковый двор, набитый кричащими и пляшущими крестьянами; опьяненные пролитой кровью и жаждой мести, они подняли свирепые лица и угрожающе размахивали кулаками. Когда они увидели своих последних врагов, которые еще остались в живых и смотрят на них с высоты башни, раздался неистовый взрыв брани, криков и злобного смеха. Они продолжали обкладывать основание башни валежником и, взявшись за руки начали плясать вокруг пылающего костра, выкрикивая бессмысленные слова, которые в течение долгого времени служили призывным кличем жакерии:
Перестаньте, ратники и стражники,
Обирать мужика-простака!
Жан-простак с давних времен
Зовется он.
Их высокие, пронзительные голоса заглушали рев пламени и треск кирпичной кладки, казалось, это воют волки, которые видят перед собой добычу и знают, что теперь уже скоро ее настигнут.
— Клянусь эфесом, — сказал Эйлвард Джону, — сдается мне, что не видать нам Испании в этом походе. Я очень рад, что свою перину и ценные вещи пристроил у достойной женщины в Линдхерсте, пусть они ей и достанутся. Но у меня все-таки есть еще тринадцать стрел, и клянусь тетивой, если хоть одна пролетит мимо цели, я заслужил свою гибель! Первую — в того, кто размахивает шелковым платьем миледи. Попал, слава тебе, господи, хоть и на ладонь ниже, чем метил. Теперь в того негодяя — на пике у него отрубленная голова. Ага! Прямо в точку, Джон. Да и ты не зеваешь, Джон! Негодяй свалился прямо в огонь! Но прошу тебя, Джон, пускай стрелу мягко и отучись дергать тетиву, такая привычка пошла не впрок многим хорошим стрелкам.
Пока оба лучника без промаха стреляли в толпу, Дюгесклен, его жена и сэр Найджел совещались о том, как избежать уготованной им страшной участи.
— Странный конец для человека, который уцелел в стольких жарких боях, — сказал французский воин. — Мне-то все равно, какой смертью умереть, но сердце разрывается, как подумаю, что ее должна разделить моя дорогая супруга!
— Что ты, Бертран, ведь и я не боюсь смерти. Мое единственное желание — умереть вместе с тобой!
— Достойный ответ, прекрасная дама! — воскликнул сэр Найджел. — Я уверен, что и моя жена ответила бы так же. Мне по крайней мере выпало счастье жить в такие времена, когда можно завоевать немалую славу и встретиться со многими доблестными рыцарями и джентльменами. Но что случилось, почему ты дергаешь меня за рукав, Аллейн?
— Простите, достойный лорд, но вон в том углу две огромные железные трубы и много тяжелых шаров, видно, это те самые бомбарды, про которые я слышал.
— Клянусь святым Ивом, ты прав! — воскликнул сэр Бертран, шагнув в нишу, где стояли неуклюжие машины. — Это действительно бомбарды, к тому же внушительных размеров. Мы можем выстрелить вниз.
— Это из них-то стрелять? — откликнулся Эйлвард с презрением, ибо неминуемая опасность уничтожает все сословные различия. — Как же целиться из этих дурацких игрушек, и разве они могут причинить вред?
— Я покажу вам, как, — ответил сэр Найджел, — ведь тут еще большой ящик с порохом, и если ты, Джон, поднимешь его, я покажу, что надо делать. Иди сюда, вон там вокруг огня собралась самая густая толпа. А теперь, Эйлвард, наклони голову и посмотри на то, что люди считали бабушкиными сказками, когда мы только принялись за военную науку. Сними крышку, Джон, и бросай ящик прямо в огонь!
Раздался оглушительный грохот, вспыхнуло голубоватое пламя, огромная четырехугольная башня дрогнула и затряслась до самого основания, раскачиваясь, как тростник на ветру. Защитники крепости, ошеломленные, оглушенные, вцепились, чтобы не сорваться, в треснувший парапет и смотрели на летевшие мимо них огромные камни, горящие балки, искалеченные тела. Когда они наконец стали на ноги, то обнаружили, что башня покосилась, а сами они с трудом удерживают равновесие на покатой площадке. Поглядев вниз, они увидели, какие ужасные разрушения причинил взрыв. Земля у ворот на протяжении сорока ярдов была черна от корчившихся в предсмертных муках, вопящих людей, которые судорожными усилиями пытались подняться, но падали снова, метались, обожженные и ослепленные, в горящей, изодранной одежде. Их товарищи, находившиеся за этим кольцом смерти, потрясенные и сбитые с толку, согнувшись, отступали от черной башни и от непобедимых людей наверху, оказавшихся наиболее опасными, когда они меньше всего могли надеяться на спасение.
— На вылазку, Дюгесклен, на вылазку! — крикнул сэр Найджел. — Клянусь апостолом, они не знают, на что решиться, и какой-нибудь смельчак может заставить их повернуть обратно.
С этими словами он выхватил меч из ножен и стал спускаться по витой лестнице, а за ним и четверо остальных. Но, дойдя до второго этажа, он остановился, воздев руки.
— Mon Dieu! — воскликнул он. — Мы погибли!
— Что там еще? — спросили шедшие следом.
— Стена рухнула, лестницу завалило, а внизу все еще бушует огонь. Клянусь апостолом, мы доблестно сражались, друзья, и можем без ложной скромности сказать, что с честью выполнили свой долг, а теперь вернемся к леди Тифен и прочитаем молитвы, ибо мы сыграли свою роль в этом мире и время готовиться к переходу в мир иной.
Узкий проход был загроможден глыбами камней, беспорядочно наваленных одна на другую, а из щелей между ними поднимался удушливый сизый дым. Взрыв разрушил стену и отрезал их от единственной лестницы, по которой можно было спуститься. Защитники крепости были заперты на высоте сотни футов над землей. Под ними, словно в раскаленном горниле, металось пламя, а вокруг неистовствовала толпа, жаждавшая их крови, — казалось, из такого положения нет и не может быть выхода. Медленно возвращались они наверх, а когда пришли, леди Тифен бросилась к мужу и схватила его за руку.
— Бертран, — сказала она, — подожди! Я слышала голоса людей, они пели хором на незнакомом языке.
Все стояли молча, затаив дыхание, но, кроме рева пламени и крика врагов, не доносилось ни звука.
— Этого не могло быть, дорогая, — сказал Дюгесклен, — сегодняшняя ночь измучила тебя, и это обман чувств. Откуда взяться в этих краях людям, которые пели бы на незнакомом языке?
— Hola! — воскликнул Эйлвард и вдруг подскочил с радостным выражением лица, размахивая руками. — Мне почудились голоса еще до того, как мы спустились, а теперь я слышу их ясно. Мы спасены, друзья! Клянусь моими десятью пальцами, мы спасены. Это боевая песня Белого отряда. Тише!
Подняв указательный палец и склонив голову, он весь превратился в слух. Откуда-то из темноты, все нарастая, долетели густые звуки бодрой хоровой песни. Никогда самые нежные и прелестные мелодии Прованса или Лангедока так не ласкали слух этих шестерых людей, как грубая сакская песня, которую они слушали на башне горящей крепости, ловя каждое слово:
Пью от души теперь я
За гусиные серые перья
И за родину серых гусей.
— Эй, клянусь эфесом, — заорал Эйлвард, — да ведь это старая, славная песня лучников Белого отряда! Сюда идут две сотни молодцов, лучших из всех, кто когда-либо пускал стрелу! Слушайте, как лихо поют эти черти!
Все ближе и громче звучал в ночи веселый походный марш:
Так что ж сказать о луке?
Он в Англии сработан, лук.
Искуснейшие руки
Из тиса выгнули его.
Поэтому сердцем чистым
Мы любим наш тис смолистый,
И землю тиса своего…
А что сказать о людях?
Мы в доброй Англии росли,
Мы нашу землю любим.
Мы лучники, и нрав наш крут…
Так пусть же наполнятся чаши —
Мы выпьем за родину нашу,
За край, где лучники живут!
— Они поют так весело, — сказал Дюгесклен, — будто идут на пир.
— Такой у них обычай, когда предстоит бой.
— Клянусь апостолом, это они! — воскликнул сэр Найджел. — Но, кажется, они опоздали, ибо я ума не приложу, как нам спуститься с этой башни.
— Смотрите, вот они, золотые ребятки! — крикнул Эйлвард. — Они выходят из тени. Пересекли луг. Теперь подошли ко рву. Hola, друзья, Hola! Джонстон, Эклс, Кук, Харвард, Блай! Неужели вы допустите, чтобы прекрасная дама и два храбрых рыцаря погибли гнусной смертью?
— Кто там? — раздался басовитый голос снизу. — Кто здесь говорит на английском языке?
— Это я, дружище. Я, Сэм Эйлвард из Белого отряда! Здесь и ваш командир, сэр Найджел Лоринг, и еще четверо, всех нас положили на рашпер, чтобы поджарить, как истерлингскую селедку.
— Разрази меня гром, такая манера выражаться только у старины Сэмкина Эйлварда, — произнес человек внизу среди жужжания остальных голосов. — Где стычка, там Сэмми — главный участник. Но кто эти мордачи, которые загородили дорогу? Прочь в свои конуры, негодяи! Как? Вы еще смеете глядеть нам в глаза? Хватай мечи, ребята, и бей их плашмя. Не тратьте стрел на этих бунтовщиков и мошенников.
Но крестьяне еще не опомнились после взрыва и были подавлены своими потерями, а появление регулярного отряда лучников вконец лишило их мужества. Через несколько минут они во весь опор мчались к себе в заросли. Между тем солнце уже всходило над черными, залитыми кровью развалинами, где еще накануне вечером стоял величественный замок сенешала Оверни. На небосклоне занималась утренняя заря, когда лучники собрались у подножия крепости, чтобы решить, как спасти ее защитников, оставшихся в живых.
— С этой стороны пока нет огня, — сказал Аллейн, — и будь у нас веревка, мы могли бы спуститься по стене.
— Но где достать веревку?
— Есть такой фокус, — отозвался Эйлвард. — Hola Джонстон! Брось-ка мне веревку, как тогда при осаде Мопертюи.
Седой лучник, к которому он обратился, собрал у своих товарищей куски веревки разной длины и, крепко связав их вместе, растянул на земле по длинной тени, которая падала от зловещей башни, озаренной лучами восходящего солнца. Потом он воткнул в землю конец тисового стержня своего лука у конца тени и измерил длину тонкой черной полоски, которая обозначилась на земле.
— Шестифутовый стержень отбрасывает тень в двенадцать футов, — пробормотал он. — Тень от башни — шестьдесят шагов. Значит, веревки в тридцать шагов хватит за глаза. Еще кусок, Уоткин, для большей верности. Подвяжи к концу. Теперь готово.
— А как они до нее дотянутся? — спросил молодой стрелок, стоявший позади.
— Раскрой глаза и увидишь, дурья твоя голова, — прорычал старый лучник.
Он вынул из своей сумки тонкую бечеву и привязал ее к стреле.
— Ты готов, Сэмкин?
— Готов, дружище.
— Тогда пускаю.
Лучник легонько натянул тетиву, стрела мягко вспорхнула и упала на каменный пол у ног Эйлварда. Другой конец бечевки привязали к веревке, и через минуту надежный канат висел на единственной уцелевшей стене горящей башни. Леди Тифен спустили с помощью петли, затянутой под мышками, за ней пятеро остальных быстро соскользнули на землю, где спасители встретили их, радостно приветствуя и поздравляя.