В квартире у Насти чисто и со вкусом. Что говорит о том, что должность свою она занимает не зря.
Мне выдают тапочки и отправляют мыть руки.
— Кормить-поить не буду, — предупреждает Настя, стоя в проходе ванной и уперев руки в бока.
В этом своем деловом образе дома она выглядит немного странно. Особенно после того, что я видел вчера ночью… Мой член сразу реагирует на непрошеные воспоминания, поэтому я в очередной раз даю себе мысленную оплеуху.
Какой черт дернул меня увязаться за ней? Я пообещал брату ее не трогать. Но ноги сами понесли меня к крошечной зеленой машинке.
— Одежда сменная у меня вроде есть… — Настя делает странную паузу.
Я напрягаюсь. Логично, если у них с Яром все серьезно, он хранит часть своих вещей здесь.
— У меня с братом один размер, — напоминаю я, но, когда произношу слова вслух, понимаю, как многозначительно они звучат.
— Надеюсь, что мне никогда не выдастся возможности это проверить, — отвечает Настя. — Нет, вещей Ярослава у меня нет. Но есть… вещи Леши.
Пожалуйста, пусть это будет ее брат.
— Мой бывший, — наконец заканчивает она. — Он… ну… немного другой комплекции.
Мало того, что я уже ревную к какому-то непонятному мужику из ее прошлого, так мне еще и предстоит надеть его шмотки. Блеск. Но я бы скорее умер, чем признался, что вещи мне надо забрать из квартиры брата, где мы с ней вчера — так получилось — вчера ненадолго пересеклись.
Эта ночь будет преследовать меня до конца дней. Даже когда я наконец найду нормальную девушку, которая не станет мне изменять, и женюсь. Даже когда стану немощным стариком и отправлюсь на девятом десятке в дом престарелых.
Мы с братом в школе, конечно, менялись, чтобы сдать какие-то экзамены или устроить розыгрыш, но сейчас наша схожесть сыграла в моей жизни самую злую шутку, которую только могла.
Когда Настя выносит спортивные штаны и футболку, я понимаю, о чем идет речь. Этот Леха — пузан и коротышка. И почему шикарные женщины вечно выбирают себе обрыганских мужиков, которые обращаются с ними как с грязью из-под ногтей?
— Спасибо, — говорю я и закрываю дверь ванной, чтобы принять душ и переодеться.
Выгляжу, конечно, как клоун, но это все, что я могу сегодня себе позволить. Майка сильно шире, чем надо, но весь торс не прикрывает, превращаясь в некое подобие женского топика с открытым животом. Штаны же немного висят, демонстрируя нижнее белье, если бы оно было. Но сменного у меня нет, а посему чем богаты, тем и рады. Ну, и заканчиваются они где-то под коленками.
В ванной присутствия Ярослава никакого. Если так подумать, раз и одежды его здесь нет, то заходил он к Насте нечасто. Если вообще заходил.
Картина пока не вырисовывается. Вроде пришла она вчера домой именно к нему, а он ушел явно не к ней. С другой стороны, во время обеда он признался, что собирается на ней жениться. Что-то в этом уравнении не складывается, и я собираюсь разобраться, где кроется та самая переменная.
Хуже всего то, что Настя, похоже, любит Яра.
Я выхожу из ванной с мокрыми после душа волосами и нахожу Настю в гостиной, где она с сосредоточенным видом собирает огромный пазл, детальки которого раскиданы по столу. В левой руке — бокал красного вина.
— Не предлагаю, — отрезает Настя, не поясняя, что именно она не предлагает: пазл или вино. Но, похоже, все вместе.
Она уже переоделась в домашнюю безразмерную футболку. Я молюсь всем богам, чтобы внизу были какие-то шортики, потому что со стороны кажется, что она просто голая. Только этого мне тут не хватает.
— И не прошу, — фыркаю я.
Без приглашения плюхаюсь на тот самый диван, о котором, видимо, и говорила ее мама (судя по этому короткому телефонному разговору, великолепная женщина) и открываю почту со смартфона.
— Мне все равно надо доделать лондонскую работу.
Настя никак это не комментирует — она увлечена своим гигантским пазлом, на котором уже вырисовываются какие-то цветочки.
Я представляю, как подхожу к ней сзади, беру в руки бокал и отставляю в сторону. Отвожу в сторону густые светлые волосы и покрываю шею строем нежных поцелуев. Ее кожа — нежная, почти шелковая — настоящее совершенство. Мои крупные бледные пальцы на фоне ее летнего городского загара и вчера выглядели грубым контрастом.
Затем я бы запустил руки под эту большую футболку. Выводил бы круги по плоскому животу, медленно, осторожно, поднялся бы к груди. Ее соски бы к тому моменту уже затвердели, и она молила бы о том, чтобы я сжал их посильнее. Теперь я знаю о том, что ей нравится жесткая, неотесанная сила.
И это знание когда-нибудь погубит меня.
Сам того не осознавая, я ловлю себя на том, что снова смотрю на нее. На эту женщину, знакомство с которой началось немного не так, как мне хотелось бы. Я проснулся оттого, что она терлась о мой пах, думая, что я — это мой брат. Зашибенная история, буду внукам рассказывать. Если Яр мне, конечно, не оторвет то, чем я буду детей делать, едва узнает о том, что произошло.
Я закрываю письмо от клиента и перехожу к следующему, это по поводу найма нового сотрудника в приемную. У меня в британской фирме неплохой заместитель, Джеймс, он держит меня в курсе всех дел.
— Ну что, теперь я прощена за изрисованную машину? — неожиданно спрашивает Настя, глядя на меня своими большими серыми глазами.
— Посмотрим, — неопределенно отвечаю я, чтобы ее поддразнить.
— В смысле? — закипает она. — Вы на меня целый день орали, а теперь приперлись ко мне домой. В святое место! Да сюда даже Ярослав… — Она недоговаривает и машет рукой. — А, фиг с вами.
Вот эта информация меня заинтересовывает.
— Он что, здесь не был? — искренне удивляюсь я.
— Не ваше дело.
— Согласен. — Я откидываюсь на спинку дивана. — И все же, совсем ни разу? Только у него? И в чем же причина?
— Как-то так получилось, — недовольно бурчит Настя и затем допивает остатки вина.
Ясно. Значит, никак не исправился. Как был козлом, так и остался. Всегда делает только то, что хочет, и там, где хочет. А ведь я почти поверил ему, когда он заливал мне про ошибки молодости.
Я хмыкаю.
— Что? — вскидывается Настя.
— Тебя задевает, что он здесь не был, — резюмирую я с довольным видом.
— Ничего меня не задевает. Ярослав дал мне ключи от своей квартиры, настолько он мне доверяет. И вообще, я не обязана перед вами отчитываться.
Но она сейчас делает именно это — отчитывается. На мгновение мне становится ее жалко. Очередная любовница брата в бесконечной веренице женщин, которые думают, что уж с ними-то он изменится.
— Жизнь вообще несправедливая штука, крошка.
— Не смейте меня так называть.
— А как ты предпочитаешь? Детка? Малышка?
— Называйте меня «я сейчас вышвырну вас из дома, если вы прямо сейчас не заткнетесь». И зачем я вообще пустила вас на порог? — Настя встает и удаляется в сторону кухни — наверное, чтобы отнести бокал.
Последний вопрос, скорее, риторический, но внутри меня появляется надежда. Она что-то поняла? Почувствовала? Не можем же мы с братом быть настолько идентичными, что нас можно перепутать в постели.
— Ай! Блин! — раздается из кухни сразу после звона разбитого стекла.
Я вскакиваю с места и несусь на крики. Настя стоит посреди ярко освещенной кухни, вокруг нее осколки злосчастного бокала. Она босиком, так что риск напороться на стекло немаленький.
— Стой на месте, — командую я, и она от испуга подчиняется.
— Что вы?..
Она не успевает задать свой вопрос, потому что я в несколько просчитанных шагов оказываюсь подле нее и подхватываю на руки.
— Вы же поранитесь… — слабо блеет овечка, к счастью, не оказывая сопротивления.
Но я уже проверенным маршрутом возвращаюсь в коридор с Настей на руках. То, что она так близко и почти голая, это, конечно, хреново, однако иного пути тут нет.
Девушка крепко обхватывает меня за шею, прижимаясь ко мне всем телом. Ощущение, что я как будто ее из горящего здания выношу, а не от разбитого стекла спасаю. Но не мне жаловаться.
Пользуясь случаем, я вдыхаю сладкий аромат ее кожи. Близость автоматически вызывает в моем организме цепную реакцию, которую я не в состоянии остановить.
Шорты действительно на месте. Но такие крошечные, что толку от них как от белья. А значит, мне сложнее себя контролировать.
— И не нужно было так геройствовать, — растерянно бормочет Настя после того, как я опустил ее на пол.
— Чтобы ты поранилась?
— Я бы и сама прекрасно справилась, — настаивает она с покрасневшими щеками. — Идите спать или что вы там хотели делать. Я пока подмету осколки.
— А мне прикажешь наблюдать, как ты рискуешь после того, как я тебя оттуда вытащил? Где тут у тебя совок?
Я знаю таких женщин. Они уверяют окружающих, что со всем справятся сами, но в душе устали быть для себя рыцарями. Они привыкли, что мужики обращаются с ними как с вещью. Надел — поносил — выбросил. И для них это нормально.
У меня все это вызывает лишь сильную, неконтролируемую ярость. Мне хочется разорвать на кусочки этого Леху, который думал, что старая растянутая майка — это все, чего достойна его девушка.
Вырываю у нее швабру и совок почти силой и возвращаюсь на кухню. Много мелких осколков — это нехорошо. Надо будет сверху еще пройтись пылесосом. Оставленный на обеденном столе телефон вибрирует.
Приходится принять вызов. Рано или поздно она все равно меня достанет.
— Yes? — отвечаю я, зажав телефон между ухом и плечом.
Настя тем временем стоит в дверном проеме, прислонившись к косяку, и наблюдает.
Стейси, как и ожидалось, не в духе.
— Алекс, что за странные сообщения? — возмущается она по-английски. — Ты все воспринимаешь слишком близко к сердцу! Этот мужчина ничего не значит. Поверь мне, Алекс. Если хочешь, я могу поклясться…
— Мне не нужны твои клятвы, — спокойно говорю я. — И вообще ничего больше от тебя не нужно. Я вернулся в Россию.
— Вернулся… что? — Она как будто не понимает. — Но, Алекс, мы же обручены! У нас свадьба в декабре! Как ты можешь так поступить со мной? Ты думал, что скажет отец?
— Чарльз все поймет, когда узнает обстоятельства.
— Ну ты и мразь, — заключает Стейси, поняв, что по телефону меня не пробьешь. — Позвони, когда мозги встанут на место.
Судя по тому, что сейчас я в чужой одежде стою на кухне едва знакомой девушки и убираюсь, произойдет это очень и очень нескоро.