Слова благодарности

Прежде всего — полная восторга благодарность покойному Теду Хьюзу. Его «Истории из Овидия»[122] — одна из самых захватывающих книг, какие я когда-либо читал. Я обязан ей не одной лишь великолепной главой «Эхо и Нарцисс», которую цитирую и перефразирую на протяжении всего текста, — куда большим.

«Известный историк-марксист» — Эрик Хобсбаум; приводимые в тексте цитаты взяты из его книги «Век крайностей». Подробности о Муссолини я почерпнул из блестящей биографии Дениса Мака Смита, которую отличает негромкий и неизменный комизм.

«Деянье мимолетно — дуновенье // Иль шаг, движенье мускула…» — отрывок из трагедии У. Вордсворта «Жители пограничья». Стихотворение «Любовь с улыбкой за руку взяла…» принадлежит перу Джорджа Герберта. «Слова, что дышат правдой и добром» — эти строки (как и многое другое) взяты из «Разговора в постели» Филипа Ларкина. «Сей стержень общества экономический…» — цитата из «Письма к лорду Байрону», стихотворения Одена.

Под «одним афористичным психологом» имеется в виду Адам Филипс. Фраза «акт, посредством которого передавалсь бы любовь, существуй она на деле» была впервые использована Солом Беллоу в романе «Больше умирают от разбитого сердца»; строчку о фиговом листке и ценнике я взял из его же «Дара Гумбольдта».

«От боли сердце замереть готово…» — это, разумеется, цитата из Китса. Еще одно стихотворение, которое я привожу, «Больная роза», написано Уильямом Блейком. Наконец, «Ты открываешь рот, и сквозь меня несется шторм» — последняя строчка «Шторма» Иэна Хамильтона.

Кроме того, я хотел бы поблагодарить Джейн Остин. Бездетная, подобно стольким великим феминисткам, она, я полагаю, тем не менее является матерью «линии разума», столь типичной для английского романа. Чтобы продемонстрировать этот ее проницательный разум, процитирую ее последние слова. Когда она умирала от рака, от которого не существовало облегчения, ее спросили, что ей нужно. Она ответила: «Ничего — лишь смерть». Или, иными словами, «Ничего — лишь ничто». Д.-Г. Лоуренсу, последние слова которого я тоже цитирую, было сорок четыре года, когда он их произнес. Когда Джейн Остин произнесла свои, ей было сорок один.

Шекспир, как обычно, бросающий вызов всем правилам и приличиям, не нуждается в благодарности от автора этих строк. Как сказал о нем Мэттью Арнольд (в несколько — почти неуловимо — отличном смысле): «Пусть к нашим вопросам прислушиваются другие. Ты — свободен».

И все-таки это потрясает меня едва ли не каждый день, этот факт сродни волшебству — то, что наиболее печальное описание времени, в котором я жил (я и сотни миллионов других), появилось в 1610 году. Песня Ариэля звучит в «Буре» — этой подобной маскараду романтической пьесе, последней из написанных Шекспиром; и я вновь цитирую второй куплет:

Отец твой спит на дне морском,

Он тиною затянут,

И станет плоть его песком,

Кораллом кости станут.

Он не исчезнет, будет он

Лишь в дивной форме воплощен.

Чу! Слышен похоронный звон!

Морские нимфы, дин-дин-дон,

Хранят его последний сон…

Лондон, 2010

Загрузка...