Глава 5

— Что стало с гражданами Сухаревым и Вороновым? — в очередной раз спросил следователь.

— Понятия не имею, — в очередной раз ответил я. — Никогда этих граждан не встречал.

— Пятнадцатого июня около 20:00 их видели в обществе Дроновой Кристины Тарасовны, членом вашей боевой группы Омикрон. Они вместе выпивали в баре «Примула». Затем, в 22:13 они всей компанией зашли в отель «Красный Восход». Из памяти робота-уборщика удалось извлечь запись того, как они вышли на тридцать седьмом этаже. На этом след гражданина Сухарева теряется. Гражданина Воронова видели в вестибюле отеля на следующий день около девяти утра. После чего он зашёл в лифт и тоже таинственным образом исчез.

— Я тут при чём? — я постарался изобразить на лице искреннее возмущение.

— На тот момент на тридцать седьмом этаже отеля проживали только члены вашего отряда и семейная чета Поповых. Они эту ночь провели на яхте в море. У вас же подобного алиби нет.

— Мы ночевали в своих номерах. Это теперь преступление? Кто там ещё проживал или приходил в гости — я не следил. Посмотрите по записям систем наблюдения. Это очень приличный отель, должна же там быть налажена хоть какая-то безопасность.

— Некто взломал все охранные системы, — мрачно проскрежетал следователь. — Записи были стёрты. Весь отель в ту ночь покрыл кибермрак. Геоданные с ПКНК граждан Сухарева и Воронова также исчезли. Не осталось никаких следов — работал настоящий профи. Далеко не каждый выпускник с красным дипломом Университета Кибербезопасности Земного Союза мог бы справиться с подобной задачей. А в вашей группе целых два киберстража высшей квалификации, включая старшего лейтенанта Дронову. При этом она андроид, хоть и получила исключительное право считаться человеком.

— Да, за героизм, проявленный в ходе спасения человечества от угрозы вторжения пришельцев из иного мира, — напомнил я. — Но вы же сами сказали, товарищ капитан, что технически она андроид. Вот и проверьте её память.

— Проверили. Судя по записи, она весь вечер и всю ночь провела за просмотром телесериала. Но специалист её уровня вполне мог подменить фрагменты памяти. По извлечённым из её накопителя данным, она вообще не встречалась с пропавшими гражданами. Однако несколько свидетелей и запись с камеры робота-уборщика говорят об обратном.

— Значит, свидетели ошибаются, а робот сбоит, — пожал я плечами. — Кристина никогда не нарушает закон. Вы же должны быть в курсе, у неё нет даже мелких штрафов. А послужной список безупречен.

— Возможно, — пожал широкими плечами следователь. — Но она бы выполнила ваш прямой приказ, товарищ майор.

— Какой ещё приказ?

— Например, избавиться от улик. Куда вы дели тела?

Я посмотрел на следователя непонимающим взглядом, но по моей спине невольно прошёл холодок. УА модели «Бесёнок» остался под кроватью в моей каюте на борту «Акулы». Я соорудил там небольшой тайничок, о котором знали только члены группы Омикрон. В нём же хранились наши трофеи с последнего задания — запрещённые конвенцией ручные пушки с разрывными ядерными зарядами модели «Шакал».

Если представители СК проведут тщательные обыски, тайник обязательно обнаружат. Но, судя по тому, как следователь задал вопрос, «Бесёнка» они ещё не нашли. Либо капитан Светлов затеял какую-то игру и просто наблюдал за моей реакцией.

В любом случае я не собирался сдаваться так легко. И верил в свою группу. Тем более мы заранее обсудили, какие показания будем давать, если нас арестуют.

— Какие тела, товарищ капитан? — раздражённо спросил я. — Почему вы вообще решили, что эти ваши граждане мертвы? Может, они просто сбежали и скрываются? Или их похитили? А вы тут на нас вешаете непонятно что.

— Буду с вами откровенен, товарищ майор, как с боевым офицером, Героем Земного Союза с множеством наград. Никаких требований выкупа или чего-либо ещё не поступало. И по опыту я уже примерно представляю картину произошедшего. Граждане Сухарев и Воронов отдыхали на курорте с жёнами и детьми. Они сказали своим супругам, что их вызвали по работе на срочную конференцию. Буквально на один день. Но на самом деле они отправились отдыхать в бар, а затем продолжили вечер в одном из ваших номеров в обществе старшего лейтенанта Дроновой, которую неоднократно замечали на отдыхе в компании разных мужчин.

— Бред какой-то, — проворчал я.

— Я сейчас не пытаюсь никого осуждать, товарищ майор, — неодобрительно покачал головой следователь. — Следить за моральным обликом членов группы — задача непосредственного руководства и отдела нравов. Но на отдыхе случается всякое. Все мы люди и хотим немного расслабиться после целого года тяжёлого труда. Даже андроид, как выясняется. Вероятно, застолье продолжилось в номере. И вы там присутствовали. Не думаю, что вы заранее планировали ограбить или убить граждан Сухарева и Воронова. У вас очень приличное денежное довольствие, дополнительные наградные выплаты, социальные льготы, доступ к высоким технологиям. Насколько мне удалось выяснить, в прошлом вы с ними никогда не пересекались, так что личный мотив можно исключить вместе с корыстным.

— К чему вы ведёте?

— К самому банальному. В ходе совместного распития спиртных напитков, на почве внезапно возникшей неприязни… Знаете, как оно бывает?

— Не знаю. У меня и моих людей так не бывает. Мы боевые офицеры, представители славных Вооружённых Сил Земного Союза. И умеем себя контролировать в любых ситуациях.

— Да. А ещё вы — беглецы из прогнившей, погрязшей в коррупции и беззаконии Межзвёздной Федерации. Ваша биография за пределами последних четырёх лет весьма туманна и вызывает подозрения о характере былых деяний.

— Это закрытая информация, — я нахмурился.

— Дело особо важное — пропали два очень уважаемых человека. Я в любом случае выясню, что с ними стало. Это моя работа.

— Вы роете не в том направлении, капитан. Могу вас заверить.

В этот момент раздался громкий сигнал — стальные створки дверей распахнулись, и в комнату для допросов вошёл мужчина средних лет, облачённый в идеально сидящий по фигуре классический костюм.

— Адвокат Богомолов Алексей Фёдорович, — представился мужчина с самодовольной ухмылкой. — Товарищ Бобров, я буду представлять ваши интересы и защищать вас по поручению председателя Корпуса Галактической Безопасности. Товарищ Светлов, почему вы начали допрос, не предоставив мне возможность сначала поговорить с клиентом?

— Он согласился ответить на мои вопросы добровольно. Заверил, что ему нечего скрывать.

— Ну да, ну да. А теперь я настоятельно попрошу вас следовать букве закона. Перешлите мне файл с копией допроса и освободите помещение на десять минут, чтобы я мог поговорить с клиентом с глазу на глаз.

— Я всегда работаю строго по закону, товарищ адвокат, — пробурчал следователь, поднимаясь со стула.

— Разумеется.

Едва капитан Светлов покинул допросную, юрист сел на его место.

— Я изучил материалы дела, Артур Вениаминович, — начал он без предисловий. — У них на вас практически ничего нет. Лишь косвенные и весьма сомнительные улики. Ни один суд их не примет. Однако следователь Светлов известен своей настойчивостью и педантизмом, поэтому он будет проверять вас самым тщательным образом. Тем не менее, он не сможет удерживать вас здесь дольше положенного срока без предъявления обвинений. Вам придётся провести в этом месте одну ночь, но уже завтра к обеду вы вернётесь домой.

— Как моя команда? — спросил я, не особо скрывая беспокойства.

— Всё в порядке, я уже посетил всех. Вас допрашивают последним, и, судя по тому, что я вижу, показания полностью совпадают с членами вашей группы. Я бы подал ходатайство о вашем немедленном освобождении из-под стражи, но дело имеет гриф «особо важное», а вы официально признаны лицом, представляющим повышенную опасность и потенциально склонным к побегу.

— Это просто оскорбительно, — пробурчал я.

— Понимаю ваше негодование, Артур Вениаминович. Но уверяю, всё это лишь большое недоразумение, и уже завтра вас отпустят. Как можно столь безосновательно подозревать в тяжких преступлениях доблестных защитников нашей Родины, Героев Земного Союза, верно?

— Верно, — кивнул я, с честью выдержав испытующий взгляд адвоката. — Подозрения абсолютно беспочвенны.

— Я так и думал, — расплылся в улыбке мужчина. — Кстати, подполковник Есения Дачаева просила кое-что вам передать устно. Цитирую: «Игрушки из-под кровати вымела, рыбка спит спокойно».

— Отлично! — вырвалось у меня.

— Это что-то, о чём я должен знать? Имейте в виду, что наш разговор не записывается и останется строго между нами. Я гарантирую полную конфиденциальность.

— Ничего особо криминального, — поспешил я заверить. — Просто пара неучтённых трофеев с наших операций.

— Ясно, — судя по взгляду, адвокат не совсем мне поверил. — У вас на квартирах и местах постоянной службы проводятся обыски. Нам будет куда проще, если они не найдут ничего запрещённого. Любая, пусть и не относящаяся напрямую к делу улика, может послужить основанием для продления задержания.

— Думаю, они ничего не найдут.

— Тогда смело вызываем следователя и продолжаем допрос. Я буду присутствовать и, по мере необходимости, давать вам советы. Дело плёвое, Артур Вениаминович, так что сильно не переживайте. Я прослежу, чтобы всё оставалось в рамках.

— Благодарю, товарищ адвокат.

* * *

Допрос продолжался ещё несколько часов. Следователь вновь и вновь задавал мне одни и те же вопросы, словно надеялся услышать в моих ответах что-то новое. А я каждый раз твердил одно и то же.

Возможно, он просто пытался вывести меня из себя, чтобы я сболтнул что-либо лишнее, как это у меня совсем недавно вышло с Бестией. Но я усвоил урок, а потому держался спокойно и уверенно. Тем более адвокат находился рядом и непрерывно делал язвительные замечания, выбешивая капитана Светлова, что придавало мне моральных сил и даже в какой-то мере забавляло.

Затем меня отвели в одиночную камеру, проигнорировав просьбу увидеться с друзьями.

Я пребывал в полной уверенности, что очередная шалость сойдёт мне с рук, хотя и ругал себя за несдержанность. Все эти разборки со следствием начались очень не вовремя, учитывая, что Натан Леви возобновил на нас охоту. К тому же у меня произошла самая крупная ссора с женой за всю историю наших непростых отношений.

Лёжа на нарах, я размышлял о группе «Призраки». Биороботы показали себя в бою крайне умело. С их навыками и снаряжением они без особых проблем могли проникнуть куда угодно, даже в самое охраняемое здание вроде изолятора временного содержания.

Впрочем, я очень надеялся, что Дивия меня не обманула и в ближайшие дни незваные гости к нам не заявятся. А как только выйдем, сможем сбежать — при помощи властей или своими силами.

Другое дело, что я не представлял, как помириться с Бестией. Находясь в шоке от открытия её интимных отношений с Фурией, я максимально глупо себя выдал. Одно я знал наверняка: потерять демоницу для меня означало потерять практически всё. Я просто не мог этого допустить.

Впрочем, следовало решать по одной проблеме за раз. Первоочередной задачей стояло выбраться из заключения. А уже потом следовало что-то решать с женой и… любовницей.

Почему-то это слово казалось мне до крайности вульгарным и омерзительным. Несмотря на то, что оно происходило от слова «любовь», для меня термин «любовница» означал синоним предательства, похоти, низменности, измены, а вовсе не те чистые, светлые чувства, которые я испытывал к моей мёртвой жене.

Я не воспринимал Фурию как любовницу. Она для меня стала не просто биороботом с внешностью и личностью ледяной королевы. Она превратилась в мою Лилит — любимую жену, которую я трагически потерял, но вопреки всему обрёл вновь. И мне всё сложнее было отделять их личности. Да и не хотелось.

Осознание того, что я совершенно запутался и совершал одни лишь ошибки, прочно засело в моём мозгу. И как со всем этим разбираться, я не знал. Возможно, стоило бухнуться перед Бестией на колени, вымаливать прощения и надеяться, что её сердце смягчится…

Нет, такой вариант не стоило даже рассматривать. Демоница имела свой собственный кодекс чести, но излишним добродушием и состраданием похвастаться не могла. К тому же лишиться её уважения казалось куда более худшим вариантом, чем потерять любовь. А уважала она только одно — силу.

Бестия никогда не стала бы строить со мной серьёзные отношения, если бы не знала совершенно точно, что я был более чем способен её убить.

* * *

Не сказать, что нары оказались особо жёсткими или неудобными, но выспаться мне абсолютно не удалось. Всё из-за роившихся в голове мыслей, не дававших мне уснуть почти до самого рассвета.

В восемь утра меня разбудили, накормили сытным завтраком и даже пожелали доброго дня. Меня подкупила вежливость местных надзирателей. Хотя, возможно, они просто знали мой статус и понимали, что меня подозревали совершенно несправедливо. И должны были выпустить уже к обеду, как обещал адвокат.

На допрос меня больше не вызывали, так что мне оставалось лишь терпеливо ждать, пока истечёт срок задержания без предъявления обвинений.

Однако к полудню никто за мной не пришёл. Время текло ужасно медленно: прошёл ещё один час, за ним второй и третий. К пяти часам вечера я уже начал откровенно нервничать.

«Либо этот адвокат меня обманул, либо следствие нашло ещё какие-то улики или свидетелей, — напряжённо размышлял я. — Или кто-то из моих ребят раскололся? Но почему меня не ведут на новый допрос? Херня какая-то».

Только я решил позвать надзирателя и потребовать звонок юристу, как дверь в камеру раскрылась. Ко мне вошёл Богомолов Алексей Фёдорович. Но на сей раз на его лице не играла самодовольная ухмылка. Он хмурился.

— Что случилось? — сразу выпалил я.

— Боюсь, новости неутешительные, Артур Вениаминович, — мрачно произнёс адвокат. — Дело в том, что тесть пропавшего гражданина Сухарева служит в чине действительного советника юстиции Генпрокуратуры ЗС. И он очень хочет найти своего зятя. Он надавил на судью, который выписал постановление об использовании в интересах следствия по этому делу инъекции ОСИ228.

— Что ещё за инъекция? — с подозрением спросил я.

— Если по-простому — это сыворотка правды. Когда её вводят в организм, человек всё рассказывает против своей воли. Выдаёт любые секреты и тайны, даже те, что уже забыл. Беда в том, что ОСИ228 порой очень пагубно влияет на головной мозг и может в редких случаях изменить или даже полностью стереть личность. Шанс того, что процедура пройдёт без последствий, крайне велик, но ничего исключать нельзя. Поэтому используют эту инъекцию редко и только в особых случаях.

— Ёб твою, — ошарашенно пробормотал я. — Этого как-то можно избежать?

— Теперь уже нет. Процедура назначена на завтра в 15:00 ЗВГ. Скажите, Артур Вениаминович, нам ведь не о чем беспокоиться? Вы же не совершали ничего противозаконного в тот день?

— Разумеется, нет! — выпалил я с такой уверенностью, будто уже сам поверил в собственную невиновность.

— Замечательно! Я буду присутствовать на допросе и прослежу, чтобы не задавали лишних вопросов, не касающихся дела напрямую. Так что, если у вас есть какие-либо грешки в прошлом, беспокоиться не о чем.

— Инъекцию сделают всем членам группы?

— Только вам, — покачал головой адвокат. — Её бы сделали старшему лейтенанту Дроновой как главному подозреваемому. Но, несмотря на официальный статус, она остаётся андроидом. Инъекция, как вы понимаете, на неё не подействует. На вас ложится ответственность как на старшего группы. Но не волнуйтесь, Артур Вениаминович. Если после процедуры будут обнаружены хоть малейшие нарушения когнитивных функций вашего мозга, мы их засудим на миллионы кредитов! Их ошибка дорого им обойдётся и обеспечит вам безбедную старость!

— Звучит просто потрясающе, — хмуро пробурчал я.

— Крепитесь, товарищ майор. Справедливость восторжествует, вот увидите!

— Ага, — кивнул я и до крови закусил нижнюю губу.

* * *

Бежать было уже поздно. Браслет на моей ноге не давал возможности использовать «способность», а без взлома ОКС проникнуть или выбраться наружу из изолятора представлялось делом маловероятным.

В общем, выхода из сложившейся ситуации я не находил. Оставалось надеяться, что я смогу каким-то образом сопротивляться влиянию инъекции и ничего лишнего не расскажу. Хотя совершенно не представлял, как она работала и воздействовала на организм.

Вечер, ночь и утро следующего дня я провёл в крайней тревоге и размышлениях, тщетно пытаясь найти хоть какую-нибудь лазейку. Но так ничего путного и не придумал.

Без пятнадцати три за мной пришли. Конвоиры отвели меня в процедурную и пристегнули ремнями по рукам и ногам к белому медицинскому креслу. Затем медработник под надзором трёх следователей и моего адвоката поднёс пистолет с инъекцией к моему правому плечу и ввёл препарат.

Все вокруг напряжённо ждали, пока ОСИ228 подействует. В первую минуту я ничего странного не ощутил и уже понадеялся, что всё обойдётся. Но затем постепенно меня начало накрывать знакомыми ощущениями, как в те далёкие дни, когда я глушил душевную боль наркотиками после смерти Ангел.

При этом я прекрасно понимал, что мне требовалось придерживаться легенды. Осознавал, что от меня зависела не только моя жизнь, но и судьба моих друзей, моей семьи, моих любимых. Однако, когда следователь начал допрос, я принялся отвечать предельно откровенно вопреки своей воле. Я словно слышал себя со стороны и рассказал всё в подробностях, которых даже не помнил.

Я поведал, как утром шестнадцатого июня встретил в коридоре отеля «Красный Восход» незнакомого мужчину, выходившего из номера старшего лейтенанта Дроновой. Как зашёл к ней с целью отсчитать по поводу поведения, порочащего форму офицера. Как убил в порыве неконтролируемого гнева второго мужчину, приняв корочку за пистолет. Как приказал Прелести замести следы, взломать охранные киберсистемы, вызвать и устранить первого незнакомца с целью избавиться от свидетеля. Как нам потом помогали Фурия и Бестия. Как нас за сокрытием улик обнаружил Сварог, но не стал докладывать властям.

Я без утайки и в ярких подробностях выдал буквально всё. Сдал всех с потрохами.

Следователь Светлов с довольной ухмылкой кивал и продолжал задавать вопросы, в то время как адвокат Богомолов хмурился и неодобрительно качал головой. Допрос продолжался несколько часов. Затем мне официально предъявили обвинения и арестовали до суда без права выхода под залог.

Я не стану вдаваться в подробности по поводу всех мыслей, тревог и самобичевания, которым предавался последующие несколько дней. В принципе, ничем другим я не занимался.

Выходило, что в этот раз я реально облажался. Причём умудрился угодить в яму с дерьмом на абсолютно ровном месте, а заодно утянуть всех своих близких за собой.

Мы прошли через сотни битв, собственноручно устранили тысячи врагов, находились на грани гибели бесчисленное количество раз. И лишь одна досадная ошибка, моя несдержанность и глупость перечеркнули буквально всё. Я это отлично понимал, но уже ничего не мог поделать. Разве что ответить за преступление перед законом и обществом. Впрочем, выбора мне не предоставляли.

Через пять дней состоялся суд. Там я впервые с момента задержания увидел членов своей группы. Моих дорогих друзей и тех, кого считал семьёй: Бестию, Фурию, Прелесть, Сварога и Сказку. И только последняя избежала скамьи подсудимых, оставшись в статусе свидетеля по уголовному делу.

Однако пообщаться нам не удалось. Я ловил их взгляды, желая искренне перед ними извиниться. Мне показалось, что они всё понимали и не держали на меня зла. Хотя, возможно, я просто очень хотел в это верить и читал на их мрачных лицах то, чего жаждал больше всего — прощения.

Моя голова разрывалась от противоречивых мыслей. Я не заметил в себе каких-то изменений в поведении или иных негативных последствий после воздействия опасной инъекции ОСИ228. Но во время скорого суда перед моими глазами всё плыло, я будто пребывал в тумане. Голос судьи, оглашавшего после процесса и перерыва на совещание приговор, звучал отдалённо и гулко:

— Таким образом, Верховный Суд Земного Союза постановил: признать майора Корпуса Галактической Безопасности Боброва Артура Вениаминовича виновным по статьям 169 части третьей Уголовного кодекса Земного Союза — умышленное причинение смерти с особым цинизмом, 169 части седьмой — соучастие в убийстве группой лиц по предварительному сговору, 404 части первой — отдача заведомо преступного приказа лицу, находящегося в непосредственном подчинении, 203 части шестой — организация и руководство организованной преступной группировкой в погонах… По совокупности статей путём полного сложения Верховный Суд Земного Союза назначает Боброву Артуру Вениаминовичу наказание в виде смертной казни посредством ввода в тело препарата СТС-5 без возможности обжаловать приговор.

Я тяжко вздохнул и печально улыбнулся. В ушах звенело, а в висках стучало. Судья неумолимо продолжал зачитывать приговоры лишённым эмоций металлическим голосом, но мой мозг смог уловить лишь отдельные фразы:

— Капитана Корпуса Галактической Безопасности Боброву Ирину Гомеровну признать виновной по статьям… и назначить наказание в виде смертной казни посредством ввода в тело препарата СТС5 без возможности обжаловать приговор. Лейтенанта Корпуса Галактической Безопасности Фролову Ольгу Искандеровну признать виновной по статьям… и назначить наказание в виде смертной казни посредством ввода в тело препарата СТС5 без возможности обжаловать приговор. Старшего лейтенанта Корпуса Галактической Безопасности Дронову Кристину Тарасовну признать виновной по статьям… и назначить наказание в виде смертной казни посредством… э… отключения центрального процессора и всех электронных систем без возможности обжаловать приговор. Подполковника Корпуса Галактической Безопасности Дачаева Сергея Владленовича признать виновным по статьям… и назначить наказание в виде лишения свободы сроком на шестьдесят лет с отбыванием в трудовом лагере строгого режима без возможности обжаловать приговор и подачи ходатайства об условно-досрочном освобождении…

* * *

Последний день, последняя прогулка, последний ужин.

Воздух никогда не казался мне таким свежим, еда никогда не казалась мне такой вкусной, а простая вода никогда не казалась мне такой сладкой.

Нас сопроводили в полутёмный мрачный зал, где посадили на ряд чёрных стульев с креплениями для рук, ног, туловища и головы. Я едва мог шевелиться, но всеми силами пытался посмотреть в глаза моим любимым. У меня так и не получилось с ними поговорить и хотя бы попросить прощения. Мне было отказано видеться с кем-либо, кроме адвоката, который после вынесения приговора больше не появлялся.

Прелесть внешне оставалась спокойной, хотя даже для неё смерть не являлась чем-то, к чему она могла относиться безразлично. Фурия печально смотрела в пол, но её лицо, как обычно, не выражало никаких эмоций. Бестия дерзко ухмылялась, не выказывая никакого страха. Когда наши взгляды встретились, она мне едва заметно кивнула и подмигнула.

Я прошептал ей последнее: «Я тебя люблю», и мою голову привязали к подголовнику таким образом, что я мог смотреть только вперёд.

Дальняя стена оказалась полностью прозрачной. За ней располагались несколько рядов сидений, словно в театре. На нас смотрели около двадцати человек: в основном родственники убитых. Я видел заплаканных женщин и детей. Мне даже стало их искренне жаль.

Пожалуй, впервые я вживую увидел тех, в чьи дома принёс настоящее горе своими собственными руками. Хотя, даже по самым скромным подсчётам, таких семей по всей галактике мы оставили за своими плечами многие сотни.

Мы стали настоящими героями, возможно, даже спасителями всего человечества. Но в то же время оставались страшным злом, которое привнесло в этот несовершенный мир много страданий и смертей.

Лишь один из зрителей, сурового вида мужчина средних лет с усами, смотрел мне прямо в глаза и хищно ухмылялся. Каким-то образом я знал, что это был тот самый тесть гражданина Сухарева в чине действительного советника юстиции Генеральной прокуратуры Земного Союза. Именно благодаря его вмешательству вся боевая группа Омикрон не сумела избежать заслуженного наказания.

Справедливость восторжествовала, как и обещал адвокат.

Исполнитель приговора что-то говорил, обращаясь сначала к аудитории, затем к осуждённым, но я его не слушал. Я закрыл глаза и надеялся лишь на то, что очень скоро смогу обнять мою Ангел и вновь воссоединюсь с моими Бестией и Лилит. В моих мыслях крутились только они.

Но заслуживал ли я этого? Я не желал об этом думать и надеялся лишь на бесконечную милость Великой Пустоты. Хотя на самом деле никакой милостью она не славилась.

Холодная игла вонзилась в мою шею. Я почувствовал, как ядовитая жидкость побежала по моим венам. Всё тело за считаные мгновения онемело. Меня пронзил лютый холод, а сердце начало замедлять ритм, пока через несколько секунд не остановилось совсем. Я издал свой последний вздох.

* * *

Вокруг меня сгустилась тьма.

Но она была совсем не похожа на ту, что царила в отсутствие источников света. Меня окутала совершенная Тьма, казавшаяся осязаемой и живой. Вязкая, густая, липкая и холодная, она накрыла меня с головой, и я начал в ней тонуть.

Вначале я пытался идти, но мои ноги увязали. Тогда я попробовал плыть, хотя мои озябшие конечности жадно касалось что-то ледяное и шершавое. Это нечто будто пыталось схватить меня и утащить на самое дно. Туда, откуда никто никогда не возвращался.

Испытывая страшное омерзение, я сопротивлялся изо всех сил, пытаясь оттолкнуть это нечто от себя. Я работал руками и ногами так быстро, как только мог. Силы мои постепенно кончались, а тварь со дна не сдавалась и пыталась утянуть меня всё настойчивее.

Я погрузился во тьму с головой и схватил окоченевшими пальцами то, что показалось мне мёртвой ледяной рукой. Этих рук вокруг оказалось бесконечное множество. Они хватали меня и тащили за собой, но я продолжал отчаянно отбиваться.

В какой-то момент мне удалось вырваться из цепкой хватки и всплыть. Но на поверхности ничего не было. Лишь бесконечная пустота и тьма. Я осознавал, что моя борьба лишь ненадолго отсрочила неизбежное. Силы истощались, а ледяные руки всё ещё пытались до меня дотянуться.

Меня обуял ледяной страх. Я боялся так сильно, как никогда прежде. Отчаяние, безнадёжность и дикий ужас сковали мой разум, лишая воли. Я кричал, но не слышал собственного голоса. И лишь захлёбывался тьмой, пронзавшей меня насквозь.

Я знал, что моя судьба заключалась в том, чтобы уйти на дно и стать одним из них — тех, кто тонул целую вечность, отчаянно цепляясь за всех, кто ещё пытался плыть и не желал покоряться неизбежному.

Всё было напрасно, ничего больше не имело смысла. Вокруг осталась лишь тьма — вязкая, густая, липкая и холодная.

Но, вопреки всему, я продолжал плыть.

Я не знал, почему так упорствовал, хотя чувствовал полную обречённость. Наверное, просто не привык сдаваться. Время шло, моё тело болело и изнемогало от усталости, мышцы сводило, но я продолжал плыть всё дальше и дальше. Отчего-то, несмотря на дикую усталость, я не терял сознания и не засыпал.

Однако тьма лишь сгущалась. Она давила, изматывала, ломала.

Тьма словно надо мной насмехалась, мучила, игралась, упиваясь моими страданиями. Она прекрасно понимала, что её новой жертве никуда не деться, ведь кроме неё вокруг не было абсолютно ничего.

Искушение остановиться и предаться забвению накатывало волнами. Но я всё равно упорно плыл вперёд.

После долгих минут, часов, дней, лет, столетий и даже тысячелетий, когда у меня не осталось ни капли воли, надежды и сил, я опустил голову. Мои мысли заполнили воспоминания о всей моей жизни, очень яркие и живые, будто я заново переживал каждый момент в ускоренном темпе.

И вдруг пришло осознание, что вся моя борьба не имела никакого смысла. Я совершенно чётко понял, мне уже давно следовало подвести итог. И самому стать судьёй того, чего я заслуживал после смерти.

Тьма и забвение. Мой приговор — вечность. Воспоминания начали исчезать из моей памяти одно за другим.

Я посмотрел вниз. И хотя не мог разглядеть ничего, но знал, что ледяные руки всё ещё подо мной копошились. Они ждали меня. Жаждали, чтобы я присоединился к ним и ловил таких же заблудших глупцов, которые пока не потеряли надежды, продолжая плыть.

Глупцы не осознавали, что тьма вокруг — ничто иное, как наше собственное создание. Наши деяния определяли окружение. Мы пожинали то, что посеяли при жизни.

Наша общая судьба — утонуть во тьме, стать её частью. И ничто не могло это изменить. Борьба оставалась лишь иллюзией, потехой для тьмы, тщетной надеждой в ловушке, которую мы возвели для себя сами.

Но я теперь это понимал. Мне потребовались тысячелетия, но я осознал и смирился. Тьма поглотила меня ещё при жизни. А свет даровала лишь она… Я забыл, как её звали. Впрочем, я уже не помнил даже собственного имени. Она умерла, и это лишило меня надежды.

И я раскаялся. И смиренно принял своё наказание. И перестал плыть. И прекратил борьбу.

— Лазарь!

Её голос… Я поднял глаза и увидел Свет.

Я так давно не видел света, не слышал звуков, не чувствовал ничего, кроме вязкой, густой, липкой и холодной тьмы.

Свет прорезал тьму. И тьме это не понравилось. Я отчётливо ощутил её боль и раздражение. Прекрасная девушка с золотыми волосами и небесно-голубыми глазами протягивала мне руку из всполохов ослепительного света. Она сама была светом, он наполнял и питал каждую её частицу.

Она пришла меня спасти.

Мне казалась она знакомой, но я не мог вспомнить, где её видел. Это было так давно, что за прошедшее время могли родиться и погибнуть целые цивилизации.

— Лазарь! — повторила девушка, протягивая мне ладонь. — Я наконец-то нашла тебя!

Я начал к ней тянуться, но вдруг одёрнул руку. Я не был достоин света. Моя судьба — тонуть во тьме и ловить глупцов ледяными мёртвыми руками. Таков мой приговор. Так я решил сам.

— Прошу тебя, Лазарь! — не унималась девушка. — Ты не можешь утонуть! Ты не можешь меня бросить! Только не после того, как я тебя нашла!

Ледяные руки обхватили мои лодыжки. Они тянули меня вниз, на самое дно тьмы. В то место, которому я принадлежал.

Я ещё раз посмотрел наверх: девушка глядела на меня полными отчаяния очами, а по её щекам текли слёзы. Она была неописуемо красива и чиста, словно настоящий небесный ангел.

Ангел!

Острые колья воспоминаний вонзились в мой мозг. Я когда-то её любил больше всего на свете. И она любила меня. Нам было не суждено прожить жизнь вместе, хотя я не желал ничего столь же сильно.

Ледяные руки утянули меня с головой.

Но благодаря вернувшимся воспоминаниям я вновь начал борьбу. Я отчаянно и яростно бил, рвал, кусал ледяные руки — однако они не желали сдаваться. Как и тьма. Она не привыкла отдавать то, что принадлежало ей по праву. Она протестовала и злилась, острой болью отражаясь в каждой клетке моего тела.

Часть меня очень хотела уступить тьме и уйти на дно, откуда никто никогда не возвращался. Разве что в виде ледяных рук, ловивших глупцов, которые ещё не смирились и продолжали плыть.

Но я бился. Так же, как делал это всю свою недолгую жизнь. С кем бы ни приходилось сражаться, мы всегда в итоге так или иначе одерживали верх. Когда абсолютные хищники выходили на охоту, все, кто вставал на их пути, становились не больше, чем обычными жертвами.

Мы справимся. Мы Омикрон. Мы лучшие.

Так она говорила. А она всегда права.

Я вырвался из плена, сломав кости, разгрызя плоть, разорвав тьму, уничтожив всё, что стояло на пути к ней. К той, кого я любил больше жизни, больше смирения, больше принятия, больше забвения и даже больше смерти. Той, что я почти позабыл, но до конца так и не смог.

Наши пальцы соприкоснулись. Сверкнула вспышка, и меня обдало жаром — это придало мне сил. Я схватился за её руку, и она потянула меня вверх. Тьма отчаянно стенала и верещала, но больше ничего не могла сделать, ибо она не имела сил противиться свету.

Вдохнув полной грудью, я рухнул на колени и впервые за целую вечность ощутил тепло. Она села напротив и заключила меня в ласковые объятия. Я прижал её к себе. От нахлынувшего счастья на наших глазах выступили слёзы. Нас окутывал, убаюкивал и защищал тёплый свет, который всегда оставался сильнее тьмы, пытавшейся проникнуть всюду, включая наши мысли и сердца.

Мы обнимались и целовались. Я не мог вспомнить, чтобы когда-либо ощущал подобное блаженство. Прошло несколько лет, прежде чем я нашёл в себе силы отпустить Ангел из своих объятий.

Нас окружали свет и бескрайняя голубизна моря. Золотистый пляж ласкал серебристый прибой. По щиколотку в воде к нам бежали Лилит и Бестия. Они держались за руки и улыбались, а их лица светились от счастья. Они сели на тёплый мягкий песок рядом со мной и Ангел. Мы обнялись, и меня охватило чувство всеобъемлющей любви и счастья. В тот момент тьма, что ещё продолжала во мне жить, истлела и исчезла навечно.

Те, кого я когда-либо по-настоящему любил, были со мной. И ничто в Бесконечной Пустоте больше не имело никакого значения.

Загрузка...