Беспечный повеса

Глава 12

Колеса фаэтона грохотали по булыжной мостовой. Пруденс незаметно прижала руку к груди, у самого сердца тяжело покачивалось подаренное Филиппом кольцо.

Это он должен был помогать ей сейчас, а не лорд Каррадайс.

Это Филипп должен являться ей в ночных грезах и дневных мыслях, а не... лорд Каррадайс.

Когда они свернули в лабиринт узких улиц, газовые фонари на мгновение осветили его профиль. Пруденс сидела неподвижно, отстранившись от него, но всякий раз, когда высокий фаэтон покачивался, она легко касалась его плеча. Она старалась не обращать внимания на тревожное чувство, возникавшее после каждого мимолетного контакта, пыталась держать спину прямо, но это было непросто. На самом деле ей хотелось прильнуть к его руке, физически ощутить его силу и поддержку.

В стороне от главных улиц стояла пугающая тишина. Хотя они в этот час были не одни на улице, в открытой карете они были единственные. Пруденс вздрогнула, хотя ночь была не слишком прохладная.

Она немного откинулась назад, чтобы лучше видеть профиль лорда Каррадайса, и украдкой поглядывала на него, растревоженная своими мыслями. Несколько последних недель она делала все, чтобы выбросить его из своего сердца и ума. Пруденс постоянно твердила себе, что он легкомысленный и не заслуживает доверия, а она глупая, вероломная и порочная, как говорил дедушка.

Леди Джерси и другие предупреждали ее, что лорд Каррадайс всего лишь заигрывает с ней, пока не найдется более интересного развлечения. Ей говорили, что так всегда поступают скучающие светские люди: заведут себе какую-нибудь игрушку, а когда она наскучит, оставят ее без объяснения причин и при следующей встрече даже не узнают. Таков этот обманчивый мир.

И тем не менее сегодня она без колебаний доверила таким людям безопасность сестер и свою собственную: отъявленному повесе и его кузену, слывущему мизантропом. И сейчас она в темноте наедине с повесой и совершенно не страшится за собственную репутацию. Его присутствие и слова поддержки так успокаивают.

Кто бы мог подумать, что повеса превратится в источник силы и покоя? Было трудно устоять перед его уговорами прежде... А теперь становится еще труднее.

– Это далеко? – спросила она. Он искоса посмотрел на нее.

– Вы имеете в виду ювелира? Нет, это рядом, как раз за углом.

Серые рысаки замедлили бег и свернули на узкую улочку, где дома лепились друг к другу. Это был один из тех районов, где газового освещения не было. Если бы не фонари кареты, темнота была бы непроглядной. Ни в одном из домов не горело ни огонька.

Пруденс прижала к себе полированную шкатулку.

– Никогда не думала, что в столь поздний час можно продать украшения. Вы уверены, что это можно сделать?

Он улыбнулся и пустил лошадей шагом к высокому узкому дому.

– Уверен. Я много раз имел с ним дело. Он не станет возражать, что мы его потревожим.

Пруденс кивнула. Острые края шкатулки впивались ей в грудь. Это глупо, твердо сказала она себе. Она давно знала, что придется продать украшения матери, и когда этот момент настал, она цеплялась за последние материальные напоминания о родителях.

Лорд Каррадайс проворно спрыгнул на землю, привязал лошадей и протянул руку Пруденс. Набрав в грудь воздуха, она вложила свою руку в его ладонь, но, к ее удивлению, он лишь поцеловал ей руку.

– Будет лучше, если я отправлюсь к Ситчу один, – сказал он. – Дайте мне шкатулку, я все улажу.

– Не надо меня жалеть... – начала она.

– Дело не в этом. Ситч – хитрая бестия. Если он увидит, что в столь поздний час к нему пришла женщина, то поймет, что дело неотложное, и снизит цену. Совсем другое дело, если я зайду к нему по дороге в игорный дом обменять несколько безделушек на наличные. Он к таким визитам привык. – Лорд Каррадайс протянул руку к шкатулке.

Пруденс в последний раз подняла крышку, вынула стопку носовых платков и нащупала потайной замочек.

– Шкатулка с двойным дном, – пояснила она. Несмотря на темноту, Пруденс заметила, как приподнялись его брови.

– Это было необходимо. Дедушка обыскивал наши вещи. Когда мне было одиннадцать, он забрал мамины бриллианты. Сказал, что она падшая грешница, а ее украшения – мерзость Иезавели. – Ощупывая дно шкатулки, Пруденс быстро взглянула на Гидеона. – Только это не так! Она была милой, доброй, красивой, а он – грешный и злой. – Сделав глубокий вдох, она продолжила: – Я сшила из чулка кошелек для оставшихся маминых украшений и прятала его под нижними юбками. Они принадлежат моим сестрам и мне, а не ему! Но было трудно постоянно носить их, они довольно тяжелые. Поэтому я попросила помощника конюха сделать в этой старой убогой шкатулке фальшивое дно.

Пруденс подняла на Гидеона глаза, ее взгляд был почти озорным.

– Она стояла открытой у всех на глазах, на моем туалетном столике, наполненная носовыми платками, и дедушка ничего не заподозрил, хотя и понимал, что драгоценности спрятаны. Отец моей матери был богат, хотя и не знатного происхождения. Она забрала украшения, когда они с папой убежали.

– А, тайный брак.

– Нет, брак по любви, – поправила его Пруденс. – Они очень любили друг друга. Мамин отец не хотел, чтобы она связала свою жизнь с беспутной аристократией, а дедушка не желал, чтобы его сын женился на простолюдинке. Поэтому они убежали в Италию.

Найдя наконец потайную пружину, Пруденс подняла фальшивое дно шкатулки. Она погрузила пальцы в маленький клад фамильных сокровищ. Пруденс знала их наизусть. Вот сапфировое ожерелье и серьги... такие яркие, синие. Как глаза у мамы и Чарити. Пруденс всегда мечтала, что Чарити наденет их на свадьбу, как мама...

Вот тяжелое, прохладное жемчужное колье, которое мама так любила. Пруденс прикрыла глаза, вспоминая, как папа застегивал его на изящной маминой шее. Замочек был тугой и застегивался с трудом. По этому поводу всегда было много шуток и смеха. Но всякий раз, застегнув колье, папа целовал маму в затылок... смех стихал... и воздух в комнате, казалось, начинал странно вибрировать.

Ребенком Пруденс этого не понимала, но вдруг, спустя годы, сидя в фаэтоне на темной лондонской улице, она поняла, что за напряжение охватывало тогда ее родителей.

Страсть.

Открыв глаза, она увидела, что лорд Каррадайс молча смотрит на нее. И когда глаза их встретились, казалось, воздух зазвенел и завибрировал.

Время остановилось. Гидеон протянул ей руку, ей очень хотелось взять ее. Но когда она подняла руку, один из рысаков всхрапнул и норовисто забил копытами. Пруденс ухватилась за борт фаэтона, а лорд Каррадайс пошел помочь груму.

– Это крыса, милорд, большущая, – услышала она голос Бойла. – Попала прямо под копыта.

Пруденс вздрогнула. Она смотрела на лорда Каррадайса. Поглаживая лошадь по шее, он бормотал что-то успокаивающее, грум успокаивал вторую лошадь.

Момент упущен. Пруденс нужно верить, что он никогда не повторится. Она последний раз взглянула на содержимое шкатулки и заморгала, отгоняя жгучие слезы. Подлинным наследством матери были ее дочери. Что значат оправленные в металл холодные камни по сравнению со счастьем ее детей? А память... память в ее сердце, а не в этой старой шкатулке...

– Вы ничего не хотите оставить?

Пальцы Пруденс сжали медальон. Он был сломан, хотя замочек, без сомнения, можно починить. Медальон был из золота и довольно большой, так что за него можно выручить хорошую сумму. Пруденс открыла медальон. Бросив последний взгляд на миниатюрные портреты, она молча повторила клятву, которую дала умирающей матери, – позаботиться о сестрах.

– Нет, ничего, – попыталась сказать она, но слова застряли в горле.

Тряхнув головой, она дрожащими пальцами закрыла медальон и хотела положить его в шкатулку. Портреты не похожи, сказала она себе.

Гидеон остановил ее, удержав руку, сжимавшую медальон.

– Оставьте это. – Его голос прозвучал неожиданно хрипло. – Если понадобится, вы сможете продать его позже, а пока оставьте.

Ее пальцы благодарно сжали старую золотую вещицу. Пруденс осторожно закрыла шкатулку и вручила ее Гидеону.

– Я уверена, вы получите за них хорошую цену, – прошептала она.

Черт побери, подумал Гидеон, неужели она счи тает, что он из тех мужчин, кто станет торговаться из-за дамских безделушек? Он был так взволнован, что почти выхватил у нее шкатулку. Было невыносимо видеть ее столь уязвимой и все же решительно настроенной не принимать его помощь.

Он дернул шнурок. Дверной колокольчик заливисто зазвенел, будя обитателей дома. Через несколько минут наверху отворилось окно, и выглянул старик Ситч в ночном колпаке.

– Кто там? – дрожащим голосом спросил он.

– Каррадайс, – коротко ответил Гидеон.

Что-то проворчав, старик исчез и через несколько минут открыл дверь.

– Раньше вы в такое время не приходили ко мне, милорд! Надеюсь, ничего не случилось?!

Гидеон сунул ему в руки шкатулку.

– Все почистить, закрепить оправу... сделайте что нужно, чтобы привести в порядок.

– Почистить и привести в порядок? – Ситч посмотрел на украшения и озадаченно почесал затылок. – Вы пришли в такое время, чтобы почистить драгоценности?

– Поправить оправу и отремонтировать, – отрывисто добавил Гидеон. – Я сегодня ночью срочно уезжаю из Лондона и хочу, чтобы к моему возвращению все было сделано.

– Вы не бежите из страны, милорд?

– Бегу из страны? О Господи! Нет! – изумленно воскликнул Гидеон и сообразил, что нужно придумать какое-то объяснение. – Мне нужно немедленно уехать, но я вспомнил, что обещал отдать починить эти украшения. Откладывать нельзя. Они понадобятся, когда я вернусь.

– Отлично, милорд! Они снова будут сиять и сверкать и порадуют маленькую леди. – Ситч подошел к двери и распахнул ее.

– Здесь нет никакой маленькой леди! – многозначительно сказал Гидеон.

Ситч всматривался в улицу. В фаэтоне, напряженно выпрямившись, сидела Пруденс. Она выглядела взволнованной, встревоженной и, на взгляд Гидеона, совершенно прелестной.

– Да, милорд. Это игра света. Я не видел никакой маленькой леди.

– Добрый человек! Гидеон вышел.

Когда Пруденс увидела его, на ее лице отразилось такое облегчение, что ему потребовалось все его самообладание, чтобы не схватить ее в объятия, чтобы поцелуями стереть тревогу. Вместо этого он забрался в фаэтон, сосредоточенно напевая веселый мотив.

– Держите, – лаконично сказал он. – Надеюсь, на ваши нужды хватит. – Он вытащил из кармана пальто толстую пачку денег.

У Пруденс глаза округлились.

– Должно быть, в Лондоне самые высокие цены. Вы получили больше, чем я ожидала. Спасибо.

Он пожал плечами, немного смущенный ее неуместной благодарностью.

– Я много лет имею дело с Ситчем. И знал, что он не занизит цену. А теперь надо торопиться, чтобы догнать Эдуарда и ваших сестер. – Он взял вожжи. – Вы всю дорогу собираетесь держать деньги в руках или положите их куда-нибудь?

Пруденс изумленно посмотрела на него.

– Ах да! Конечно!

Отсчитав шесть банкнот, она положила их в свою сумку, украшенную египетским орнаментом. Гидеон с интересом ждал, что она станет делать с остальными.

– Пожалуйста, отвернитесь, – смутившись, сказала Пруденс.

Он вопросительно посмотрел на нее, потом пожал плечами.

– Отвернись, Бойл, – приказал он груму и сам повернулся, насколько это позволяло сиденье фаэтона.

Места для маневра было немного. Какое несчастье, что он родился джентльменом! Гидеон просто умирал от желания узнать, куда она спрячет остальные деньги. Он чувствовал, как она суетится за его спиной. Маленький острый локоть угодил ему в плечо.

– Простите, – выдохнула она. – Не поворачивайтесь, я еще не закончила.

Судя по положению ее локтя, ее корсаж пополнел на несколько сотен фунтов, решил Гидеон. Он усмехнулся про себя. Неужели она думает, что там можно спрятать такие деньги! У нее восхитительные формы, но они слишком деликатны, чтобы скрыть толстую пачку банкнот.

– Не поворачивайтесь! – прошипела она.

Он услышал шелест ткани, на колени ему волной упал бархат мантильи и муслин платья. Гидеон улыбнулся. Насколько он догадывается, мисс Импруденс Мерридью выставила напоказ свои ножки. И хотя на улице темно и пусто, это все-таки улица. Он снова улыбнулся.

– Замерзли, мисс Имп? – пробормотал он.

Ответом ему был возмущенный вздох и торопливо сдернутая с его колен ткань платья.

– Я же просила вас не подсматривать! Если бы вы были джентльменом...

– Успокойтесь, мисс Имп. Я не обманщик.

– Тогда как...

– Как вы просили, я повернулся к вам спиной. Но я же не глухой. Когда эти волны, – он указал на складки мантильи и платья, – упали мне на колени, я обо всем догадался.

– Да, это правда, – призналась она, – мне пришлось немного приподнять юбки. Но здесь никого нет, а деньги теперь надежно спрятаны.

– Весьма разумно. А теперь можно мне повернуться?

Она тихо фыркнула, Гидеон принял этот звук за разрешение и, повернувшись, свистнул груму. Лошади пошли шагом.

– Сколько стоит ваш корсаж? Я полагаю... – он прищурился, – пятьсот фунтов.

Пруденс заморгала и со слабым возгласом прижала руку к груди.

– Вы подсматривали, вы... вы мошенник!

Она в гневе стукнула его в плечо, но он рассмеялся, отрицая обвинения.

– Вовсе нет! Я догадлив! Это единственное, в чем вы меня можете обвинить. Вы задели меня локтем. Ваша рука находилась в таком положении, что сообразить было нетрудно.

– Допустим. – Пруденс, прищурившись, посмотрела на него. – Но откуда вы знаете, что в моем корсаже пятьсот фунтов?

Он многозначительно посмотрел на нее, словно говоря: «Догадайтесь, моя дорогая».

Она заморгала. Он, должно быть, заметил... что ее корсаж изменился в размерах. Значит, он разглядывает ее! Внимательно и пристально! Нет, он действительно не джентльмен!

– Вот именно, – сказал он, словно прочитав ее мысли. – Я заметил перемены в вашем корсаже.

– Вы... вы... Это... возмутительно!

– Я знаю, – сказал он извиняющимся тоном, но Пруденс не поддалась на уловку. – Я же вам говорил, какое беспокойство доставляют мне мои глаза, – продолжал он. – Они так тревожатся. Ради собственного блага им надо быть поспокойнее.

Пруденс, нахмурившись, молчала, решая, то ли сохранять равнодушное достоинство, то ли удовлетворить любопытство. Лошади рысью миновали три дома, прежде чем любопытство одержало верх.

– Что вы хотите этим сказать? На мой взгляд, в ваших глазах нет никакой тревоги! Насколько я вижу, они бесстыжие и самоуверенные!

Около рынка царила сутолока, спешили торговцы с тележками и тачками. Гидеон пустил лошадей шагом.

– В этом-то и заключается их трагедия. Вся эта самоуверенность напускная. Они очень печалятся. Особенно о вашем корсаже. – Он помолчал немного и добавил: – А если что-нибудь вывалится? Это очень тревожно.

Задохнувшись от возмущения, Пруденс хмуро посмотрела на него, плотнее запахнула мантилью и скрестила на груди руки.

– Вы неисправимы!

Но Гидеон видел, что, хоть она и смотрит на него надменно, в уголках ее рта появились ямочки.

– На вашем месте я бы не возмущался, – беззаботно сказал он. – Вас это все время выдает.

Возникла долгая пауза. Пруденс обдумывала его слова.

– Не возмущаться? О чем вы говорите? Не думаю, что я на это способна.

– Способны. Вы все время себя выдаете.

Она с любопытством повернулась к нему, не понимая, о чем идет речь.

– Чем?

– Вас выдают ямочки.

Она резко отвернулась и принялась разглядывать дорогу.

– Смотрите, они опять появились. Всякий раз, когда вы пытаетесь сердиться, изображать школьную учительницу и поставить меня на место, у вас на щеках появляются ямочки и выдают вас.

Ямочки исчезли с ее лица и тут же появились снова, когда Пруденс попыталась изобразить холодное достоинство.

– Я нахожу это восхитительным, – проговорил он и обнял ее, чтобы поддержать, когда лошади рысью свернули за угол.

Закутавшись в пышную мантилью, она не могла сопротивляться.

– Я прокляну себя, если вы вывалитесь из фаэтона, – пробормотал он, теснее прижимая ее к себе. – Это так неэстетично, не говоря уже о том, что опасно.

Она нерешительно попыталась вырваться, потом вздохнула и позволила себе опереться на него. Ее твердый взгляд говорил, что она не потерпит дальнейших посягательств. Но через несколько минут молчаливой напряженности Пруденс расслабилась и, прижавшись к нему, покачивалась в такт карете.

Гидеон улыбнулся. За все их знакомство они не были так близки.

Они миновали заставу. Гидеон правил рысаками одной рукой, не в силах оторваться от Пруденс. Она бы снова рассердилась на него, узнай, что он не продал украшения. Да будь он проклят, если стал бы продавать дорогие ей безделушки только ради того, чтобы соблюсти бессмысленные правила этикета.

Сначала он хотел продать их без лишних размышлений. Что такое, в сущности, украшения? Кусок холодного металла и блестящие камушки, декоративная форма коммерческой сделки. Он по собственному опыту знал, что мужчины и женщины постоянно продавали и покупали драгоценности. Бриллиантовое ожерелье в знак любви, сапфировые серьги в знак просьбы о прощении, изумрудный браслет как молчаливое прощание. О, женщины постоянно разглагольствовали о символах любви, но он всегда думал, что это чепуха, вежливая ложь, чтобы прикрыть жадность.

До сих пор.

Он вспомнил, как нежно рассматривала Пруденс содержимое шкатулки, с какой тоской перебирала украшения, словно молча прощалась с ними. Женщины, которых он знал, вряд ли бы расстались с сапфировым ожерельем и серьгами. Это, безусловно, красивые и дорогие украшения. Но для Пруденс труднее всего было расстаться со старым поцарапанным медальоном с двумя любительскими портретами внутри.

Хотя вокруг было темно, он знал, что на ее глазах были слезы, когда она держала в руках медальон. Он понял это по ее охрипшему голосу и уклончивому взгляду.

Слезы. Из-за старого медальона с двумя скверными портретами. Он плохо их разглядел, но один был мужской. Ее родители? Или Оттербери? Если бы она тогда не боролась со слезами, он бы спросил ее об этом. Но сейчас неподходящий момент.

Огни Лондона скоро исчезли вдали. Фаэтон быстро миновал несколько спящих деревень. Только луна да фонари кареты освещали им путь. Стук копыт разносился по окрестностям, нарушая тишину и тревожа собак, которые отвечали заливистым лаем. Пруденс казалось, что весь мир спит, только они двое бодрствуют.

Осиротев, она мало путешествовала и, сказать правду, фаэтон его светлости казался ей ненадежным. Очень легкомысленно нестись в ночи сломя голову, не зная цели, поэтому ее радовало когда свет луны прорывался сквозь тучи.

Луна! Она недавно поднялась над горизонтом тяжелым золотистым шаром и светила им точно в спину.

– Лорд Каррадайс, луна светит нам в спину! – воскликнула она.

– Именно так.

Пруденс дернула его за рукав.

– Но луна встает на востоке!

– Да, это очень романтично. Вы не находите?

– А Дербишир находится на севере.

– Совершенно верно, мисс Мерридью, – похвалил ее лорд Каррадайс. – Как я вижу, у вас хорошие познания в географии. Может быть, поиграем в вопросы и ответы? Я бы с удовольствием поговорил о географии, а вы? – Он взял ее под руку и весело продолжил: – Знаете, в Шотландии есть городок, чье название переводится как «упавший козел». Можно только предполагать, за что благородное животное отдало свою жизнь...

Пруденс высвободила руку и раздраженно сказала:

– Но вы сказали Ниблетту, что мы поедем в ваше поместье в Дербишире. Тогда почему, вместо того чтобы ехать на север, мы мчимся на запад?

– Потому что если мы хотим поужинать, то нам надо торопиться. Вы проголодались? Должен сказать, что я...

– Господи! О чем вы говорите?

– Вы хотите сказать, что не хотите перекусить?

– Конечно, хочу, но...

– Тогда нам следует поспешить. Нехорошо заставлять леди голодать.

Он погнал лошадей, и Пруденс снова пришлось уцепиться за его рукав, на этот раз чтобы не потерять равновесия. Ей было действительно страшно, но она ухитрилась твердым голосом потребовать:

– Лорд Каррадайс, я настаиваю, чтобы вы объяснили, почему мы едем на запад.

Гидеон повернулся к ней, и луна осветила его озорную улыбку.

– Мой кузен послал слугу, чтобы заказать комнаты и поздний ужин в «Синем пеликане» в Мейденхеде. Это не слишком далеко от Лондона, нам не стоит путешествовать по ночам, как почтовые кареты.

Услышав, что герцог и ее сестры тоже направляются в Мейденхед, Пруденс немного успокоилась, хотя выбор места показался довольно странным.

– Если мои сестры в безопасности, то меня мало беспокоит, можно ехать ночью или нет. Но дело не в этом! Почему Мейденхед? Какое это имеет отношение к Дербиширу?

– Никакого, – согласился лорд Каррадайс, явно озадаченный ее настойчивостью.

– Но вы сказали Ниблетту, что мы отправляемся в Дербишир, и заплатили кучу денег, чтобы он не проговорился!

– Я сказал, что вы можете доверять моему умению разбираться в людях. Но вы не обратили на это внимания! – Гидеон попытался печально потупить взгляд, изображая, что его огорчило ее недоверие, но не мог удержаться от улыбки.

Пруденс от изумления открыла рот.

– Вы хотите сказать, что заплатили Ниблетту, но... обманули его, зная, что ему нельзя доверять?

– Я в него верю, – обиженно посмотрел на нее лорд Каррадайс. – Верю, что он тут же все расскажет.

– Откуда вы знали, что он возьмет деньги?

Он напустил на себя важный вид, но Пруденс это не обмануло.

– Вы и раньше пытались его подкупить! – догадалась она.

– Вы очень сообразительны, мисс Имп, – сделал невинное лицо лорд Каррадайс.

Пруденс удовлетворенно кивнула:

– Я так и думала. Подкупать слуг очень дурно, но в этом случае вы поступили правильно. Будем надеяться, что Ниблетт не изменит своим привычкам. Будет большим несчастьем, если он решит промолчать.

– Этого не произойдет, – пробормотал лорд Каррадайс, поправляя вожжи. – Я дал ему только пять гиней.

– Пять гиней? – в ужасе воскликнула Пруденс. – Но это слишком много!

Она хорошо знала, сколько можно купить на эти деньги, и ей казалось глупой недальновидностью потратить такую сумму, чтобы сбить с толку не стоящего доверия дворецкого.

– Чепуха. Это заставит его понять, что информация крайне важная. Поверьте мне, мисс Имп, Ниблетт ценит себя гораздо дороже пяти гиней. И оскорбленный ничтожностью суммы поспешит проинформировать вашего дедушку о цели нашего путешествия. Поэтому если ваш дедушка погонится за нами, то отправится прямиком в Дербишир, а мои слуги, получив указания, отправят его в Шотландию. Возможно, он решит, что это слишком далеко, и откажется от своих намерений.

Пруденс вздрогнула.

– Он погонится за нами, – тихо сказала она. – Тут нет сомнений.

Лорд Каррадайс нахмурился, услышав в ее голосе печальную уверенность, и положил ладонь на ее стиснутые руки.

– Он может гнаться за вами, но он вас не найдет, – твердо заверил он.

Охваченная дурными предчувствиями, Пруденс уныло посмотрела на него.

– Дедушка так легко не отступится. Он умеет запугивать людей. И вашим слугам может внушить благоговейный страх.

– Сомневаюсь, – сказал он, но, увидев, что ее это не убедило, продолжил: – А если, паче чаяния, он нас настигнет, обещаю вам, он вас пальцем не коснется. Со мной вы в безопасности, моя Имп, и ваши сестры – тоже.

Его глубокий голос звучал твердо и уверенно, и Пруденс, несмотря на свои страхи, немного успокоилась. Нужно убрать руки, подумала она, но не смогла заставить себя это сделать. Казалось, через его ладонь в нее перетекают его сила и уверенность. Она испытывала ошеломляющее желание прижаться щекой к его плечу, словно это могло хотя бы на время переложить все ее беды и заботы на его широкие сильные плечи.

Но она не могла этого сделать. Это всего лишь минутная слабость. Лорд Каррадайс думает, что его помощь, галантность, великодушие могут что-нибудь изменить. Он думает, что она нарушит данное Филиппу обещание, и это только вопрос времени. Но ведь лорд Каррадайс привык к женщинам, которым ничего не стоит нарушить клятву, даже супружескую.

Для Пруденс эта клятва священна.

И даже если ее чувства изменились, даже если то, что она когда-то питала к Филиппу, всего лишь бледная тень чувств, что она сейчас испытывает к лорду Каррадайсу, она не предаст многолетнюю верность Филиппа. Они соединили свои жизни, хотя и не в глазах общества и закона. Филипп дал ей кольцо, и она приняла его, принеся клятву пред очами Бога.

Их узы скреплены кровью.

Если она когда-нибудь придет к лорду Каррадайсу – а в глубине души она сознавала, что хочет этого, – она придет к нему свободной, с чистой душой и открытым сердцем, а не как клятвопреступница. Любовь слишком драгоценна, чтобы пятнать ее ложью.

Пруденс спрятала руки в складки мантильи. Она справлялась с собой раньше, справится и теперь. Даже если дедушка найдет их и прибегнет к помощи закона, чтобы вернуть сестер обратно, она не подчинится. Ей скоро исполнится двадцать один год.

И если Чарити и герцог поженятся – а Пруденс надеялась, что так и будет, – возможно, герцог поможет ей заставить дедушку отдать им деньги.

Лорд Каррадайс может попытаться, но герцог, особенно если он станет родственником, обладает большей властью. Если герцог и Чарити поженятся.

А пока сестер будет опекать Пруденс.

Наверное, дедушка не настолько разъярен, чтобы снова избить ее до потери сознания...

Пруденс проглотила ком в горле. Не стоит останавливаться на своих страхах. Страх лишает силы. Если она будет сильной, дедушка с ней не справится. В тот раз она была больна и чувствовала себя потерянной и покинутой. Он поймал ее, когда она была наиболее уязвима. Больше она этого не допустит.