Беспечный повеса

Глава 4

Сказанные спокойным тоном слова грянули как гром среди ясного неба.

Дядя Освальд разинул рот, потом взвизгнул:

– Что?! Какого дьявола вы заявляете, что вы герцог Динзтейбл?

Аккуратно одетый джентльмен едва заметно приподнял бровь. Такое движение можно было унаследовать только от многих поколений надменных предков. Дяде Освальду не требовалось дополнительных доказательств.

– Тогда кто, черт возьми, этот растрепанный мошенник? – сердито потребовал он ответа.

Герцог снова приподнял бровь.

– Позвольте представить. Мой кузен лорд Каррадайс. А вы?

– Лорд Каррадайс! – в ужасе воскликнул дядя Освальд. – Лорд Каррадайс? Как?! Я... я наслышан о вас!

Лорд Каррадайс поклонился. Учтивый поклон, подумала сбитая с толку Пруденс, хотя в нем были насмешка, безразличие, забава. Как он смеет так кланяться ее дяде! Она хмуро посмотрела на него.

– Приятно познакомиться...

– Приятно, куда уж там, сударь, – перебил его дядя Освальд. – Я много о вас слышал. Вы – повеса! Прохвост! Бездельник!

– Вы действительно обо мне слышали, – с явным удовольствием пробормотал лорд Каррадайс и снова поклонился.

Пруденс развеселило такое поведение. Едва сдерживая смех, она снова посмотрела на него.

– Как вы смели ввести меня в заблуждение?! – Освальд Мерридью повернулся к герцогу. – Понимаете, ваша светлость, этот... этот...

– Прохвост, – услужливо подсказал лорд Каррадайс. – Распутник. Небритый нахал. Грубиян. Растрепанный мошенник.

– Этот законченный нечестивец, – с достоинством продолжил дядя Освальд, – имел дерзость представиться мне здесь – в этой самой комнате! – вашим именем и титулом.

Герцог вопросительно взглянул на кузена.

– На самом деле я этого не делал, – вежливо сказал лорд Каррадайс.

– Но... – начал сэр Освальд. Лорд Каррадайс поднял руку.

– Возможно, это и не по-джентльменски, но должен напомнить, что меня представила вам ваша внучатая племянница. – Он повернулся к Пруденс. – Мисс Мерридью, слово за вами. – Он насмешливо взглянул на нее, его взгляд выдавал дерзкий, горячий нрав.

Негодяй! Пруденс крепче сжала сумочку. Ему явно доставляет удовольствие ее смущение. Он водил ее за нос и теперь с явным удовольствием наблюдает ее затруднительное положение. Тот факт, что она это заслужила, не уменьшил ее досады. Ей так хотелось запустить чем-нибудь в его красивое лицо.

Неудивительно, что он нисколько не взволновался, когда она сообщила ему о фальшивой помолвке. Он знал, что ему это ничем не грозит – ведь он не герцог Динзтейбл. Он знал, что она будет выглядеть совершеннейшей простофилей. Вот злодей! Он мог бы предупредить ее, объяснить, но нет! Своим молчанием он только усугублял ее ошибку.

В игру играют двое, милорд. Как его назвал герцог? Кажется, Гидеон. Да, его имя Гидеон.

Она невинным взглядом посмотрела на лорда Каррадайса и с недоумением сказала:

– Гидеон, дорогой, я ничего не понимаю. Значит, настоящий герцог не вы, а этот джентльмен? – Она в замешательстве перевела взгляд на настоящего герцога и жалобно улыбнулась. – Но почему вы... – Ее голос артистично сорвался.

Все присутствующие молча обдумывали смысл ее слов. Пруденс с опозданием сообразила, что ее вспыльчивый характер только ухудшил ситуацию.

Дядя Освальд вскочил с кресла.

– Низкий обманщик! Как вы смели так подло обмануть невинную девушку? Воспользоваться чужим именем? Трусливый самозванец! Какой обман! Пытаться ослепить наивное дитя чужим титулом...

– Дитя? – перебил его лорд Динзтейбл.

– Ей было шестнадцать, когда этот мошенник попытался сбить ее с истинного пути. Шестнадцать!

Герцог посмотрел на Гидеона.

Гидеон беззаботно вытащил из кармана тонкую пачку бумаг и принялся просматривать их, не обращая внимания на происходящее. Роль похитителя сердец ему явно нравилась. Он никогда не флиртовал с невинными девицами, это было его правило. К тому же он сомневался, что разбил чье-нибудь сердце. Те особы, с которыми у него случались романы, явно им не обладали.

Он бросил быстрый взгляд на мисс Мерридью, и его удовольствие усилилось. Какая необычная женщина. Хорошего происхождения и действительно невинная, подумал он, несмотря на ее беззастенчивое вторжение в дом к незнакомому мужчине и сообщение о тайной помолвке. А может быть, именно поэтому. Искушенная в жизни женщина не отважилась бы на такой безрассудно-смелый поступок. Гидеон понятия не имел, что за причудливую игру она ведет, но все это его весьма забавляло.

– Вы воспользовались чужим титулом, чтобы вырвать невинное сердце из нежной девичьей груди! – пафосно воскликнул сэр Освальд и в ярости указал на него пальцем.

Гидеон беззаботно бросил пачку бумаг в стоявший у камина ящик для угля и принялся с интересом рассматривать нежную девичью грудь. Ее изгибы тут же были прикрыты парой воинственно скрещенных рук. Он поднял глаза и встретился с пристальным взглядом Пруденс. Ее щеки полыхали огнем, грудь тяжело вздымалась от негодования под зеленым муслином. Маленькая ножка сердито притопывала по паркету. Гидеон фыркнул от смеха.

С Пруденс было довольно. Как он смеет так на нее смотреть? От ярости у нее даже дыхание перехватило. Пора заканчивать эту игру.

– Значит, вы обманули меня! – воскликнула она. Не в состоянии вызвать настоящие слезы, она вытащила из сумочки кружевной платок и прижала его к сухим глазам. – Все это время вы вливали в мои уши ложь! – Она подалась вперед и с беспредельным достоинством произнесла: – Я больше этого не вынесу! У вас нет стыда! Я не могу выйти замуж за человека с таким характером!

Лорд Каррадайс, обладавший не меньшими артистическими способностями, трагически прижал руку к сердцу и отпрянул назад, безмолвно изображая раненые чувства.

Сэр Освальд, нахмурившись, наблюдал эту патетическую сцену. Пруденс оглянулась, отчаянно подыскивая, чем закончить эту историю. И тут ее осенило!

Она выхватила бумаги из угольного ящика.

– Мои письма, – объяснила она сэру Освальду, потрясая бумагами перед носом лорда Каррадайса. – Вы так бессердечны, что сделали это на моих глазах! Так небрежно обойтись с ними! Все кончено, лорд Каррадайс! Я не желаю вас больше видеть! – Она театрально бросила бумаги в огонь. – Как же я была глупа! Отдать свое сердце повесе!

Едва тлевший огонь вдруг ярко вспыхнул, рыжие языки пламени заплясали на корчившихся листках бумаги.

– О, нет, только не это, мои billetsdoux!– с пафосом по-французски воскликнул лорд Каррадайс. – Мои любовные письма.

Гидеон бросился к камину, тщетно пытаясь выхватить из огня обуглившиеся листки. Он обжег пальцы и пробормотал проклятие, когда листок рассыпался в его руках, превратившись в хлопья пепла.

Ошеломленная Пруденс не сводила с него глаз. Листки рассыпались на маленькие искорки и, взлетая над языками пламени, остывали, превращаясь в грустные серые снежинки. Не может быть, чтобы он говорил всерьез. Неужели она сожгла настоящую любовную переписку? Он ведь без всякого интереса взглянул на письма и бросил их в угольный ящик. Все, что летит туда, предназначено огню. Разве не так?

Но он так растерян, огорчен. Чувство вины жгло ей грудь.

Что, если это действительно была любовная переписка? И угольный ящик был уловкой? Он бросил письма туда, чтобы позднее забрать их. Она сама использовала всяческие хитрости и окольные пути, чтобы спрятать от любопытных глаз редкие письма Филиппа. Кроме одного письма, которым она дорожила, письма Филиппа не были романтическими. Слог его весьма прозаичен, и письма всегда представляли собой краткий отчет о его жизни. Но она никогда бы не бросила даже самое скучное его письмо в угольный ящик.

Пруденс закусила губу. Лорд Каррадайс смотрел на догорающие письма. Казалось, он был в полном отчаянии. Даже его выразительные глаза больше не смеялись.

Она внутренне застонала. Почему ей в голову пришла такая безумная идея? Сначала она показалась Пруденс весьма удачной. Должно быть, умопомешательство у них в роду. Дедушка определенно очень... эксцентричен. Но даже он никогда не врывался к незнакомым герцогам с несусветными заявлениями и, уж конечно, не сжигал чужую любовную переписку.

Кто знает, может быть, автору этих писем удалось бы перевоспитать повесу. Она слышала, что любовь на это способна.

Она подумала о дорогом ей письме Филиппа. «Ты – единственная мечта, которая держит меня в живых в этой дыре на краю земли».

В любую минуту лорд Каррадайс может в гневе оставить игру и расскажет о ее дерзкой выходке дяде Освальду и герцогу. Тогда ей придется во всем признаться. Она знала, что за этим последует: ее с позором отправят в Норфолк. И ни ей, ни сестрам больше никогда не удастся сбежать.

Пруденс почувствовала приступ дурноты. Она считала, что придумала очень умный план, но оказалось, что она все погубила.

Лорд Каррадайс тяжело вздохнул. Глаза всех тут же обратились к нему.

– Стоило попытаться, – не обращая ни на кого внимания, печально сказал он.

Пруденс со стыдом вспомнила, что он обжег пальцы. Даже обуглившийся клочок письма возлюбленной лучше, чем ничего.

– Что ж, обман в конце концов должен был раскрыться, – добавил он. – Правда всегда выходит наружу. – Он печально посмотрел на Пруденс.

Обман! Он собирается выдать ее. Пруденс глубоко вздохнула и приготовилась к худшему.

– Простите, что ввел вас в заблуждение, мисс Мерридью.

Пруденс от неожиданности заморгала.

– Ты хочешь сказать, что действительно ввел в заблуждение эту юную леди, Гидеон? – Герцог был удивлен.

Лорд Каррадайс повел плечом и застенчиво потупился.

– Ты же знаешь, Эдуард, обо мне идет слава никудышного бездельника. На девушек твой титул производит гораздо большее впечатление, чем мой.

Герцог прищурился, но ничего не сказал. Пруденс едва дышала.

– Вы, сударь, позорите свое имя! – нарушил тишину дядя Освальд. – Наговорить девушке романтических историй – это одно, а представиться герцогом и тайно обручиться – совсем другое! И это бедное доверчивое дитя ждало, когда вы поговорите с ее дедушкой или со мной – как подобает мужчине – почти четыре с половиной года!

– Четыре с половиной года, четыре с половиной месяца, четыре с половиной минуты... – Лорд Каррадайс томно посмотрел на Пруденс. – Когда любишь, время не имеет значения.

Герцог нахмурился, пристально посмотрел на кузена, потом перевел взгляд на Пруденс.

Пруденс не знала, что делать: то ли расцеловать лорда Каррадайса, то ли придушить! Конечно, она была благодарна ему за то, что он не выдал ее. Но его разговоры о любви могут все испортить. Она разорвала несуществующую помолвку, и он свободен. Если он будет вести себя тихо, она сможет уйти. Дядя Освальд, конечно, разозлился, но это не то несчастье, которое страшило ее минуту назад.

– Пойдемте, дядя Освальд, – тихим голосом произнесла Пруденс. – Я не желаю, чтобы мой безрассудный поступок публично обсуждали. Помолвка расторгнута без ущерба для всех, и я буду вам очень признательна, если мы сейчас же покинем этот дом.

Она взяла пожилого человека за руку и потянула к двери, но сэр Освальд не сдвинулся с места. Он переводил взгляд с лорда Каррадайса на герцога и обратно.

– Значит, так?

Ответа на краткий вопрос Освальда Мерридью не последовало. Пруденс напрасно тянула его за рукав.

– Вы тайно обручились с моей племянницей, прикрываясь чужим титулом, и больше четырех лет морочили ей голову. Она прибежала к вам на тайную встречу, одна, без сопровождения.

– Нет! Со мной Лили! – вмешалась Пруденс.

– Она в холле. Это не в счет, – отмахнулся сэр Освальд.

– Тут был дворецкий. Он был с нами почти все время.

– Фи! Дворецкого можно подкупить.

Из-за двери послышалось сердитое ворчание.

Лорд Каррадайс усмехнулся:

– Подкупить Бартлетта? Это слишком дорого обойдется.

– Как бы то ни было, – сказал дядя Освальд, – девушка достаточно скомпрометирована...

– Нет-нет! – вскрикнула Пруденс, сообразив, что дядя сейчас начнет настаивать на женитьбе. – Никаких компромиссов. Я решительно отказываюсь. Помолвка расторгнута. Я не могу выйти замуж за человека, такого... такого... такого, как этот!

Не в состоянии придумать подходящего эпитета, она с отвращением указала на лорда Каррадайса и сердито посмотрела на него в надежде, что он подыграет ей.

Лорд Каррадайс открыл рот, собираясь высказаться. У Пруденс немного отлегло от сердца.

– А что, если я побреюсь? – услышала она. – Бритый я выгляжу гораздо лучше, – продолжал лорд Каррадайс. – Мой кузен может это подтвердить. Когда я побрит, то почти красавец, правда, Эдуард? – Не ожидая ответа герцога, он повернулся к Пруденс: – Вы сможете выйти за меня, если я побреюсь?

Герцог нахмурился и пристально посмотрел на лорда Каррадайса. Кузен не обращал на него никакого внимания.

Этот человек просто невозможен! Пруденс в упор посмотрела на него.

– Нет! – отрезала она. – Я не выйду за вас, даже если на всем свете, кроме вас, не останется ни одного мужчины! Вы совершенный... отъявленный...

Она сокрушенно развела руками, не находя подходящего слова. Единственное, что приходило ей на ум, – это дядины эпитеты: распутник, прохвост, небритый нахал, растрепанный мошенник. Но она знала, что стоит ей употребить эти слова, и она погибла.

Это невозможно. Вся история вырвалась из-под контроля. Пруденс перепробовала все и теперь видела только один выход из затруднительного положения.

Она упала в обморок.

Для первой в жизни попытки незапланированный обморок вышел вполне неплохо, решила Пруденс. Он определенно положит конец разговору о ее помолвке с лордом Каррадайсом. Единственная проблема состояла в том, что надо было подать сигнал о надвигающемся обмороке дяде Освальду – вздохнуть или отчаянно всхлипнуть. Пожилые мужчины явно не любят, когда на них неожиданно обрушиваются потерявшие сознание дамы.

Дядя Освальд пошатнулся под ее весом и задохнулся. Казалось, он вот-вот уронит ее на пол. С ее стороны было просчетом обрушиться на дядю, вместо того чтобы изящно лишиться чувств на ладье Клеопатры. Пруденс чувствовала, что дядя не удержит ее. Ей понадобилось все самообладание, чтобы продолжать изображать обморок.

Вдруг пара мускулистых рук спасла ее от неминуемого падения. Ей пришлось приложить усилия, чтобы не взвизгнуть, когда ее подхватили над полом и прижали к широкой мужской груди.

Это был не дядя Освальд. И не герцог. Пруденс очень надеялась, что ее спас дворецкий Бартлетт, но он более пухлый. Пруденс осторожно потянула носом – ни намека на запах мускуса. Она снова принюхалась и уловила слабый запах алкоголя, табака, душистого мыла и... какой-то интригующий аромат... Ей трудно было в этом себе признаться, но он был так притягателен. Может быть, это аромат... повесы?

Пруденс неохотно смирилась с тем, что ее тело в отличие от разума мгновенно нашло ответ. Это лорд Каррадайс держит ее. Это у его груди она уютно устроилась. Надо признаться, на очень широкой и удобной груди. Ее ошеломило желание навсегда прильнуть к нему, хотя для этого не было никаких причин. В этой груди бьется бесчувственное сердце.

Дядя Освальд назвал его знаменитым – нет, имеющим дурную славу – повесой, проходимцем и распутником. И лорд Каррадайс этого не отрицал. Казалось, он даже гордился своей ужасной репутацией. И весьма убедительно подтверждал ее.

Пруденс своими глазами видела, что он ничего не воспринимает всерьез. Его не шокировала ее самоуверенная навязчивость. Вместо этого он впутал их обоих в дальнейший обман, добавив к ее вымыслу о помолвке новые сложности и явно не думая о последствиях.

Она не отрицала своей роли, но ею по крайней мере руководило отчаяние. А он участвовал во всем этом для... забавы! Он даже воспользовался ее затруднительным положением, чтобы украсть поцелуй. Больше того, поцелуй не только поверг ее в изумление, но подорвал ее представления о том, как должна вести себя леди.

Пруденс не могла отделаться от мысли, что сильнее прижимается к нему. К чему отрицать, что ощущение – хоть и шокирующее – было восхитительным. Прошло несколько мгновений, прежде чем она попыталась оттолкнуть его.

Всякий раз, когда он смотрел на нее, его темные насмешливые глаза говорили ей, что он понимает ее чувства. Это совсем не по-джентльменски.

Казалось, он имеет весьма слабые понятия о том, как должен вести себя джентльмен. Она предполагала, что повесы должны это знать, а иначе как они будут повесами? Дамы не желают, чтобы их репутация была погублена. Значит, нужно использовать хитрость и обман. Разве не так?

Пруденс вздохнула. Чувствуя призывную силу держащих ее рук, она поняла, как добродетельная леди может желать падения.

Она ждала, когда он отпустит ее, вспомнив, что она «не газель, а пони» и что любому мужчине будет тяжело ее держать. Поэтому она затаила дыхание и ждала... ждала... но он не выказал ни малейшего желания сделать это. Пруденс никогда в жизни не чувствовала себя столь изящной и женственной. Она знала, что на самом деле это не так, но ощущение было неописуемым.

Очень хорошо, что не принято носить дам на руках, иначе в мире было бы гораздо больше греха, решила она.

Крепко зажмурившись, она прижалась к его груди в абсолютной уверенности, что он удержит ее. Если она поднимет веки, то увидит перед собой пару темных смеющихся глаз. И это окажется фатальным.

Пруденс безвольно повисла в его руках, прислушиваясь к шуму в комнате. Бартлетт, судя по всему, раздобыл перья и теперь хотел зажечь их у нее под носом.

Лорд Каррадайс возражал, заявив, что у жженых перьев отвратительный запах.

Бартлетт говорил, что в этом весь смысл.

Лорд Каррадайс ответил, что не желает, чтобы это ужасное событие усугублялось отвратительным запахом. Бартлетт его очень обяжет, если унесет перья, а вместо них принесет стакан воды.

Бартлетт фыркнул. Запах мускуса растаял, и Пруденс решила, что дворецкий отправился за водой.

Дядя Освальд рылся в сумочке Пруденс, причитая, что женщины вечно расстраивают своим недомоганием мужчин – очень расстраивают! Почему, черт возьми, она не взяла с собой нюхательную соль?

Герцог – настоящий герцог, – судя по всему, нашел горничную Пруденс и пытался выяснить, может ли Лили чем-нибудь помочь. Но Лили, совершенно ошеломленная знатной компанией, в которой оказалась, снова и снова повторяла герцогу, путая титулы:

– Я не знаю, ваше высочество. С ней раньше такого не было.

Пруденс снова стал разбирать смех. Она шевельнулась и тут же почувствовала, что ее сжали сильнее.

– Если вы засмеетесь, я брошу вас в камин, вслед за счетами от моего портного, – прошептал лорд Каррадайс, почти прижавшись ртом к ее уху. – Вы прекрасно разыграли обморок. Но если засмеетесь, то все погубите.

Он знал, что она притворяется. И продолжал поразительно интимно держать ее. Пруденс напряглась от возмущения. Вдруг до нее дошел смысл его слов.

Счета его портного? Любовная переписка, которую он с душераздирающим видом пытался спасти из огня, была счетами портного? Она сильнее сжала подрагивающие губы. Он настоящий дьявол. А она-то переживала, что сожгла бумаги. Счета от портного!

– Отпустите меня сейчас же, – прошипела она сквозь сжатые губы.

Лорд Каррадайс и не подумал подчиниться. Вместо этого он встряхнул ее самым провоцирующим образом.

– Отпустите ее сейчас же! – неожиданно громким эхом повторил ее слова дядя Освальд.

– Не беспокойтесь, я ее не уроню, – беззаботно сказал лорд Каррадайс и снова встряхнул Пруденс. – Я просто хочу, чтобы в ее легкие попало больше воздуха. Но если вы настаиваете, я положу ее на диван.

Пруденс почувствовала, что ее опускают на что-то мягкое. Ладья Клеопатры, подумала она. Когда его руки покинули ее, она вздохнула. С облегчением, сказала себе Пруденс.

– Может быть, найти карету и отправить ее домой? – послышался мягкий голос герцога Динзтейбла.

– Да-да! – с явным облегчением воскликнул дядя Освальд. – Ее сестры знают, что делать. Оставим дамские недомогания дамам. Ты, девушка, как там тебя! – обратился он к Лили. – Присмотри за своей хозяйкой, пока... Черт! Я отослал карету домой. Думал, что долго здесь пробуду. – Он повернулся к герцогу. – Может быть, можно найти коляску? Только пусть ваш человек ее сначала осмотрит. А то мне недавно попалась коляска, которая провоняла луком! И пусть проверит сиденья, на тот случай если моей племяннице придется прилечь. Нет, я все сам проверю. После этой суматохи мне просто необходимо выйти на свежий воздух. – Он повернулся к Лили и грозно рявкнул: – Не оставляй ее ни на минуту!

– Да, сэр Освальд, – испуганно пролепетала девушка.

Пруденс знала, что Лили присела в реверансе. Она услышала, что дядя Освальд и герцог вышли из комнаты. Наступила тишина. Она осталась одна. То есть с лордом Каррадайсом и Лили. Это... из ряда вон.

Не двигаясь, едва дыша, прикрыв глаза, Пруденс обдумывала решение. Ладья Клеопатры была удивительно удобной. Она все-таки развалилась на ней, вдруг сообразила Пруденс и с трудом удержалась от смеха.

– Лили, так кажется? – обратился к горничной лорд Каррадайс. – Могу я попросить тебя сбегать на кухню к миссис Хендерсон, экономке, и попросить у нее флакон с нюхательной солью?

– Да, сэр, конечно, но... – Она замялась.

Лорд Каррадайс усмехнулся.

– Ты же не думаешь, что я обижу твою хозяйку, Лили? – вкрадчиво спросил он.

Пруденс пошевелилась. Ни одна женщина не сможет устоять перед таким голосом, что уж говорить о Лили, простой деревенской девушке. Пруденс решила дать Лили повод остаться и тихо застонала, словно вот-вот придет в себя.

– Видите? – же сказал лорд Каррадайс. – Она сейчас очнется. Скорее бегите за солью, милая девушка.

– Но сэр Освальд сказал... Мне нельзя остаться?

– А что, если она снова потеряет сознание, Лили? Ты такая маленькая и хрупкая, ты ее не удержишь. Думаю, остаться лучше мне.

«Маленькая и хрупкая», – возмутилась про себя Пруденс. В Лили добрых девяносто килограммов, как-то она одним ударом свалила с ног нахального лакея. Лорд Каррадайс действительно повеса! Олицетворение зла. Ни слова правды!

– Слушаюсь, сэр, – с обожанием в голосе пролепетала потрясенная Лили. – Так будет лучше. Я сейчас принесу соль, не беспокойтесь.

– И сердечные капли, – заботливым тоном добавил лорд Каррадайс. – Миссис Хендерсон знает какие.

В комнате стало тихо. Пруденс вдруг ногами ощутила тепло. Он имел дерзость сесть на диван рядом с ней! Так близко, что она даже сквозь юбки чувствовала жар его тела. Она осторожно приподняла веки и тут же встретилась взглядом с самыми темными и самыми живыми глазами, какие ей только доводилось видеть. Лорд Каррадайс наклонился к ней, держась рукой за золоченое резное изголовье канапе, не касаясь Пруденс, но поймав ее в ловушку.

– Вам лучше? – улыбнулся он.

«Такие улыбки нужно запретить законом», – подумала ошеломленная Пруденс. Но он, без сомнения, столь же ласково улыбался ее впечатлительной горничной.

– Вы прекрасно знаете, что я не теряла сознания. В сущности, вы должны быть мне благодарны за этот спектакль.

– О, я вам правда очень благодарен, – сказал он, не переставая улыбаться, и она почему-то сразу поняла, что он вспомнил, как баюкал ее на руках.

Пруденс, вжавшись в подушки, пыталась отстраниться от него. Она едва дышала. Он с пониманием улыбнулся ей, словно прочитал ее тайные мысли и желания. Если бы он знал, как они противоречат ее принципам! Защищаясь, она перевела взгляд на его рот. Очень красивый рот. Красиво очерчен и создан для улыбок. И для поцелуев.

– Убирайтесь! – Она уперлась рукой в широкую грудь. – Отпустите меня.

– Не нужно так на меня смотреть, – мягко сказал он. – Слишком поздно пытаться бежать.

И с этими словами он накрыл ее рот поцелуем.