Но средства лжи истощила все наконец...
Бат уступами поднимался из зеленой долины, солнце золотило дома, ряды которых карабкались по горе, словно ступени древнеримского амфитеатра.
– Я и не подозревала, что Бат так красив. Он просто восхитителен! – воскликнула Пруденс.
Хоуп и Фейт разглядывали окрестности через окно кареты, Пруденс и Грейс не отрывались от другого окна. Лорд Каррадайс, откинувшись на сиденье и небрежно набросив на плечи сюртук, чтобы скрыть повязку, снисходительно поглядывал на юных леди, рассказывая о встречавшихся по пути достопримечательностях.
– Правда! – согласилась Грейс. – Меня сбило с толку название! Бат! Навевает мысли о бане, – объявила она, наморщив нос. – Кто бы мог подумать, что за скучным названием скрывается очаровательное место.
– Ах, это название романтично само по себе, мисс Грейс, – пояснил лорд Каррадайс. – С древних времен люди приезжали сюда искупаться в минеральных источниках и попить целебной воды. Даже древние римляне оценили это место и построили здесь замечательный город. Мисс Грейс, вы можете представить себе храброго римского центуриона, купающегося здесь после схватки с северными варварами?
– Да! Он смывает кровь после сражения! – кивнула Грейс, вздрогнув от восторга.
– Какая кровожадная особа! – усмехнулся лорд Каррадайс. – Думаю, они смывали кровь задолго до Бата.
– Кажется, что римляне еще здесь, – сказала Фейт, – настолько величественны и прекрасны некоторые здания.
Действительно, в архитектуре преобладал классический стиль, город гордился своим решительным римским характером.
Когда лорд Каррадайс настолько окреп, что можно было тронуться в путь, они покинули Мейденхед и отправились дальше, остановившись на ночь в Хангенфорде, чтобы наутро прибыть в Бат. Сейчас Пруденс с сестрами и лорд Каррадайс ехали в карете герцога. Герцог и Чарити умчались вперед в фаэтоне. Лили и Джеймс сидели наверху кареты, наслаждаясь видами и хорошей погодой.
Путешествие неожиданно оказалось веселым и радостным и больше походило на экскурсию или пикник, чем на тайное бегство от законного опекуна. По дороге не произошло никаких неприятностей, ни ран, ни стычек с разбойниками. Лорд Каррадайс, которого, казалось, рана не беспокоила, оказался на редкость интересным попутчиков. Он рассказывал забавные истории, так что девушки не могли удержаться от смеха. Он учил младших сестер сочинять иронические стишки о том, что с ними произошло в пути: например, об официанте, который чихнул над суповой миской и потом удивлялся, что к супу никто не притронулся, увы! Лорд Каррадайс решительно настаивал, что необходимо придумать рифму к слову «увы», и утверждал, что, когда был ребенком, все так говорили!
Он со стоном требовал уврачевать его раненую гордость пением, а когда выяснил, как мало песен они знают, принялся учить их. Так что они приехали в Бат счастливым смеющимся хором.
Пруденс была готова расцеловать его. Никогда после смерти родителей ее сестры столько не смеялись. Это больше всего убеждало ее в том, что она поступила правильно. Даже если все окончится неудачей, у них были мгновения счастья.
Карета медленно двигалась по крутым улицам Бата. Девушки во все глаза смотрели на достопримечательности этого все еще фешенебельного курорта. Чарити и герцог опередили их на несколько часов, выехав раньше на легком быстром фаэтоне.
Девушки высовывались из окон, восхищаясь видами.
– Боже правый! – вдруг воскликнула Хоуп. – Не может быть. Нет, я уверена! Пруденс, посмотри! Это Филипп!
– Какой Филипп?
– Филипп Оттербери, глупая. С каким Филиппом мы еще знакомы?!
– Не может быть. Он в Индии.
– Значит, он вернулся, – горячо возразила Хоуп. – Он там, на улице. Удаляется от нас, видишь? В коричневом сюртуке и шляпе с загнутыми полями!
Пруденс, как и все ее сестры, выглянула из окна кареты.
– Я не вижу никого в коричневом сюртуке.
– Там молодой человек в сюртуке бутылочно-зеленого цвета. Он немного похож на Филиппа, только гораздо ниже его, – подсказала Фейт.
– Да не в бутылочно-зеленом, бестолковая! В коричневом! Ой, он свернул за угол. Неужели никто из вас его не видел?! – раздраженно воскликнула Хоуп.
Но никто не видел молодого мужчину, даже отдаленно напоминавшего Филиппа Оттербери.
– Должно быть, ты ошиблась, Хоуп. – Пруденс села и расправила юбки. Ее буквально трясло.
– Нет! Это Филипп, я в этом уверена! – стояла на своем Хоуп.
– Как ты могла узнать его через столько лет? – спросила Фейт. – Мы так давно его видели, что я даже не помню, как он выглядит.
– Правда? – нахмурилась Хоуп. – А я его помню.
Он был очень красивый.
Лорд Каррадайс нахмурился.
– Этот мужчина выглядел совсем как он... – продолжала Хоуп, – такой же красивый, только старше, стройнее. И загорелый, – добавила она, ее уверенность явно уменьшилась.
– Хоуп, милая, даже я с трудом помню, как выглядит Филипп.
– В самом деле? – пробормотал лорд Каррадайс. – Очень интересно.
Пруденс не обращала на него внимания.
– Я уверена, что этот мужчина в коричневом сюртуке походил на Филиппа. Но мы уехали из Дерем-Корта всего полтора месяца назад. Если бы Филипп возвращался домой, то миссис Оттербери рассказала бы об этом всему свету, как только узнала. Ты ведь ее знаешь. Вся округа узнала бы о его возвращении через час после того, как миссис Оттербери получила письмо. Даже если письмо пришло в день нашего отъезда, мы бы узнали об этом.
– Это правда, – вздохнула Хоуп. – Наверное, это все-таки не он. Что ему делать в Бате?
Фейт обняла сестру.
– Просто мы так много думали о Филиппе, что тебе хотелось, чтобы он оказался здесь. Незначительное сходство черт подвело тебя.
Хоуп кивнула.
– Если бы Филипп был здесь, он бы спас нас.
– Вместо этого нас спасает лорд Каррадайс! – пылко заявила Грейс. – Я предпочитаю быть спасенной им, а не Филиппом!
– Спасибо, мисс Грейс! Человеку свойственно надеяться, что его скромные усилия кто-нибудь оценит, – пробормотал лорд Каррадайс.
Он печально вздохнул, и все посмотрели на рану, которую он получил, спасая их. Только ему и Пруденс было известно, кто на самом деле ранил его.
– О, сэр, – воскликнула Хоуп, – надеюсь, вы не считаете меня неблагодарной!
– Нет-нет, мисс Хоуп, вовсе нет, – махнул рукой лорд Каррадайс. – теперь посмотрите налево, вот Милсон-стрит, на которой находятся все модные магазины.
Девушки устремили взгляды в том направлении, что он указал, а Гидеон, откинувшись на сиденье, с любопытством посмотрел на Пруденс.
Пруденс почувствовала, что краснеет. Грейс, сама того не зная, произнесла вслух мысли своей самой старшей сестры. Пруденс действительно предпочитала, чтобы ее спас лорд Каррадайс, а не жених. Уставясь в окно, она пыталась выбросить эту мысль из головы.
– Приехали, – сказал лорд Каррадайс.
Карета тянулась мимо особняков, построенных из светлого золотистого камня, величественной дугой огибавших парк, окруженный металлической оградой.
– Какой дом, сэр? – бойко спросила Грейс.
Дом? У Пруденс тревожно кольнуло сердце. Она поступила беспечно, согласившись на это. Они не могут остановиться в доме лорда Каррадайса или у герцога. Под одной крышей с неженатым мужчиной? Это недопустимо. Причем этот холостяк не приходится им родственником. Холостяк с репутацией повесы! Даже если ее сопровождают четыре сестры. Это просто невозможно.
В поездке с лордом Каррадайсом и герцогом Динзтейблом не было ничего предосудительного. Даже придирчивые блюстители правил этикета не нашли бы, к чему придраться – пять девушек путешествовали с горничной и лакеем в сопровождении двух холостяков. Пруденс отбросила мысль о ночной поездке с холостяком и его грумом. В конце концов, это была открытая карета. К тому же в ней могли поместиться только двое. Кроме того, была крайняя необходимость. Наконец, об этом никто не знал...
Но жить под одной крышей, пусть даже короткое время, с этими джентльменами – нет! Этому не бывать. Даже если Чарити выйдет замуж за герцога, Пруденс не желала, чтобы потом шептались, что герцога заставили жениться, поскольку он скомпрометировал девушку.
Они остановятся в отеле. Или снимут комнаты у респектабельной хозяйки.
– Думаю, нам не... – начала Пруденс.
– Три дома с желтыми дверями – наши, – перебил ее лорд Каррадайс, отвечая на вопрос Грейс. – Слева – мой, правый – моего кузена, а в среднем живет наша тетя Августа. Она нас ждет, я послал ей записку, пока залечивал рану. Я уверен, тетя Гасси вам понравится. Она самая лучшая из семьи наших матерей. – Взглянув на Пруденс, он мрачно добавил: – Если бы тетя Гасси в то время не жила в Аргентине, сомневаюсь, что наши родители что-нибудь затеяли бы. Но она лишь недавно вернулась в Бат и, проведя много лет за границей, нашла его скучным. Она в восторге от идеи принять гостей.
– Вы хотите сказать, что мы будем жить в доме вашей тетушки? – Пруденс с облегчением вздохнула. – Не у вас и не в доме герцога?
Гидеон укоризненно посмотрел на нее, но ничего не сказал. Хоуп и Фейт вышли из кареты. Когда и Грейс вслед за ними спрыгнула на землю, он покачал головой с видом оскорбленной добродетели.
– Жить со мной или с герцогом? Я шокирован подобным предположением, мисс Имп! Может быть, я и повеса, но сохранил какие-то понятия о правилах приличия. К тому же вы не согласились бы жить в доме Эдуарда. Его мать и этот дом превратила в египетский кошмар. Рим снаружи, Египет внутри. – Гидеон передернул плечами. – Боюсь, любой, кроме Эдуарда, в этом доме покончил бы с собой. Но мой кузен к этому привык.
Он легко выпрыгнул из кареты и подал Пруденс руку. Когда она ступила на землю, он наклонился и прошептал ей на ухо:
– В действительности я планировал, что вы поселитесь у меня, исключительно ради того, чтобы защитить вас. Но Эдуард был против. Он такой щепетильный, просто ярый приверженец правил этикета! А ведь мы родственники! —
Подмигнув, Гидеон подал ей здоровую руку.
Пруденс молчала. Она была не в состоянии говорить. Спазм стянул ей горло. Лорд Каррадайс давно планировал поселить их у своей тетушки. Она начинала понимать ход его мыслей. Стоило ей начать о чем-то тревожиться, как он совершал что-нибудь неподобающее и дразнил ее, отвлекая от волнения... За самоуверенностью и дерзостью скрывались доброта и забота.
Пруденс молча поднялась по ступеням.
Желтая дверь распахнулась, и на пороге появилась невысокая полная дама, одетая в пурпурный с золотом шелк.
– Леди, рад представить вам мою тетю, леди Августу Монтигуа дель Фуэго. Тетя Гасси, позвольте представить вам мисс Мерридью. Это мисс... – начал Гидеон, Но тетушка прервала его:
– Не сейчас, милый, тут слишком холодно. Входите, мои дорогие, входите! Должно быть, вы проголодались!
Она кружилась вокруг сестер как вихрь, подталкивая их к двери, и без умолку говорила.
– Сюда, милые! Какие же вы очаровательные... Да-да, отдайте Шубриджу ваши мантильи и шляпы. Сейчас же подайте чай, Шубридж. Гидеон, Боже мой, что у тебя с рукой? Шубридж, подайте чай в заднюю гостиную, там гораздо уютнее. И еще, Шубридж, меня ни для кого нет дома... Кто-нибудь хочет кое-куда зайти? Нет? Что значит молодость!
Тетя Гасси перевела дух и, прежде чем кто-нибудь успел вставить слово, продолжила:
– А теперь, мои дорогие, кто из вас Пруденс? Должно быть, это вы. Конечно, такие красивые глаза. Гидеон, милый мой, ах ты, негодник, я просто в восторге! – Она заключила изумленную Пруденс в нежные объятия и, повернувшись к племяннику, добавила: – Я жду объяснений, почему у тебя эта зловещая повязка?!
Пруденс виновато вздрогнула. Знает ли эта удивительная женщина, что во всем виновата Пруденс? Она открыла было рот, чтобы во всем признаться, но их гостеприимная хозяйка болтала без умолку:
– И почему я до сих пор жду, когда меня поцелует самый озорной мой племя... Ох! Отпусти меня сейчас же, несносный мальчишка! Нельзя...
Гидеон одной рукой подхватил тетушку и закружил ее над полом.
– Тетя Гасси, тетя Гасси, я вами всегда восхищаюсь. Вы не меняетесь! – сказал он, пылко расцеловав тетушку в пухлые щечки.
– Отпусти меня, безобразник! – Монтигуа дель Фуэго болтала в воздухе изящными ножками.
Четыре младшие сестры Мерридью, открыв рот, наблюдали эту сцену. Первой хихикнула Грейс, к ней присоединились близнецы Фейт и Хоуп. Пруденс была настолько сбита с толку, что только молча смотрела на происходящее. Она видела, как лорд Каррадайс, смеясь, кружит маленькую пухлую даму, держа ее сильной рукой. Но своим внутренним взором в тайниках своего сердца она видела в его объятиях совсем другую особу...
– Не бойтесь, тетя Гасси. – Гидеон снова закружил ее. – Вы легкая как перышко. Моя рана не настолько серьезна, чтобы я не мог на глазах у всех обнять свою тетушку!
– Фи! – фыркнула леди Августа, вырвавшись из его объятий. Она походила на хлопотливую наседку с взъерошенными перьями. – Меня волнует не твоя рука, а собственное достоинство!
Гидеон расхохотался и снова обнял ее.
– Скверный мальчишка! Знаете, у него всегда были отвратительные манеры, – обратилась она к Пруденс, оттолкнув племянника. – Прекрати, Гидеон! Займись лучше чем-нибудь полезным и усади твою юную леди! Хотя бы сюда! – Леди Августа указала на пунцовый диван.
Гидеон поклонился и с преувеличенной галантностью повел Пруденс через комнату.
Пруденс, слегка одурманенная потоком слов, послушно пошла с ним под руку.
«Твою юную леди». Пруденс чувствовала себя самозванкой. Она села на софу. Лорд Каррадайс сел рядом с ней. Очень близко. Она сквозь одежду чувствовала тепло его тела и немного отодвинулась.
– Я вижу, вы только в карете готовы прижиматься ко мне, – едва слышно пробормотал он.
Пруденс укоризненно посмотрела на него, но ничего не сказала. Его слова воскресили в ее воображении – а он не сомневался, что так и будет, – долгие часы их путешествия вдвоем. В некоторых отношениях Гидеон совершенно беспринципный. Он подвинул ногу, и Пруденс снова почувствовала его тепло. Она опять отодвинулась и положила между ними сумочку. Он демонстративно испустил тяжелый вздох.
Леди Августа, сияя, обняла пухлой рукой Грейс.
– Должно быть, ты маленькая Грейс, самая младшая в семье. Ох, через несколько лет ты разобьешь не одно сердце! Ты так похожа на Чарити, только цвет волос другой. Кстати, Чарити с Эдуардом приехали несколько часов назад, но их нет, у них какие-то дела в городе. Гидеон, ты не сообщил мне, что сестры тоже красавицы! Неудивительно, что у вас с Эдуардом не было шансов устоять. Сестры! Весь свет заговорит об этом! Но нам это безразлично...
Пруденс озадаченно посмотрела на нее. Гидеон нахмурившись, подался вперед, и тетушка, спохватившись, торопливо затараторила:
– Нет-нет, молчу... Грейс, девочка моя, подвинь сюда это маленькое уютное кресло. Оно мое самое любимое. Садись, ты согласна? – Грейс, улыбнувшись, кивнула и порывисто сжала руку гостеприимной хозяйки. – Ах ты, моя милая! – Леди Августа заключила девочку в объятия. – Я так рада, что вы ко мне приехали. Мои шалопаи племянники иногда поступают правильно. Мы прекрасно проведем время! – Она потрепала Грейс по щеке и материнским жестом пригладила выбившийся рыжий локон. – Какие красивые у тебя и у твоей старшей сестры волосы! Знаете, я всегда мечтала иметь тициановские локоны.
Четыре пары девичьих глаз уставились на пышные рыжие локоны на макушке леди Августы.
Проведя рукой по волосам, она рассмеялась:
– Дорогие мои, это не натуральный цвет! Но я всегда говорила: что упустила природа, то исправит парикмахер. На самом деле цвет моих волос – унылый серо-бурый, и, естественно, я не могла с этим смириться. Серой мышкой я никогда не была!
Вдруг в голове Пруденс эхом прозвучали слова леди Августы: «Ты не сообщил мне, что сестры тоже красавицы».
Тоже? Фраза не выходила у Пруденс из головы. Не важно, как она выглядит. Эти слова, кажется, означают, что лорд Каррадайс говорил леди Августе... о ней. Что он ей сказал? И, главное, почему?
Ведь вряд ли знаменитые повесы рассказывают своим тетушкам о легком флирте? И что леди Августа имела в виду, когда сказала: «Неудивительно, что у вас с Эдуардом не было шансов устоять. Сестры! Весь свет заговорит об этом!» Пруденс могла думать только об одном: это намек на то, что отцы Гидеона и Эдуарда женились на сестрах.
Леди Августа, подхватив под руки близнецов Фейт и Хоуп, повела их по комнате.
– Вы похожи как две капли воды. Кто из вас кто? Нет-нет, я сама догадаюсь. Должно быть, вы – Фейт, потому что вы не сводите глаз с пианино. Ваша сестра сказала, что вы любите музыку. Конечно, моя дорогая, можете играть сколько хотите. – Она повернулась к Хоуп. – А вы, должно быть, Хоуп! Располагайтесь в шезлонге. На досуге я научусь вас различать. Какие красавицы! Это будет ослепительный дебют!
Ошеломленные близнецы, подчиняясь импульсивной хозяйке, позволили усадить себя в шезлонг.
Все наконец уселись, леди Августа плюхнулась в ближайшее кресло и, сияя улыбкой, обвела всех взглядом.
– Эдуард мне уже немного рассказал вашу историю. Девочки, я поговорю с вами попозже и все разузнаю. Гидеон! – Она топнула изящной ножкой. – Сколько раз нужно тебя просить?! Что у тебя с рукой?
– Если вы дадите мне вставить слово, тетя, я тут же все расскажу! – Останавливая поток возможных возражений, Гидеон поднял руку. – Я был ранен в стычке с грабителем. Рана легкая, пуля задела только мягкие ткани. Не пугайтесь, тетя Августа, ничего страшного!
Леди Августа округлила глаза.
– Ох уж эти мужчины! Понятия не имеют, как рассказать историю! Мисс Мерридью, я на вас рассчитываю, вы мне потом все расскажете. Как я понимаю, вы при этом присутствовали.
– Конечно, – ответил лорд Каррадайс. – Без нее это приключение было бы не таким волнующим.
– Ой, расскажите! – подалась вперед леди Августа. Пруденс, прищурившись, посмотрела на лорда Каррадайса. Они договорились, что для всех будет лучше, если случившееся останется их маленьким секретом. Если узнают, что это она ранила лорда Каррадайса, то она станет предметом сплетен и пересудов. И хотя Пруденс не волновало, что о ней станут говорить, она не хотела привлекать внимание к себе и сестрам. Они ведь скрываются.
Гидеон ответил ей невинным взглядом.
– Тетя Гасси, джентльмен никогда не станет об этом рассказывать.
– Чепуха, Гидеон! – отрезала леди Августа. – Мы родственники. Кроме того, ты должен объяснить своей тетушке, как ты получил рану. Это твой долг племянника!
Леди Августа весьма энергичная особа, решила Пруденс. Она снова посмотрела на лорда Каррадайса, мечтая, чтобы он промолчал, поскольку ни на йоту ему не доверяла. В его глазах вспыхнули озорные огоньки.
Он с нарочитой неуверенностью посмотрел на Пруденс и сказал:
– Прости, дорогая тетя, но это будет не по-джентльменски. – Гидеон снова посмотрел на Пруденс и добавил: – Кроме того, это неинтересно. Что может быть интересного в криках и обмороках?
Пруденс задохнулась от возмущения. Какой негодник! Представить ее глупой слабонервной девицей не лучше, чем сказать правду! Даже хуже! Она пристально посмотрела на него.
Лорд Каррадайс торопливо продолжил:
– Но потом она великодушно пожертвовала нижней юбкой, чтобы остановить мне кровь, за что я ей навеки благодарен.
На леди Августу этот рассказ не произвел впечатления. Фыркнув, она сказала Пруденс:
– Да, разбойники опасны, но я никогда не считала обморок подходящей тактикой. Вот если нужно избежать неловких вопросов, он весьма полезен. В Аргентине мне много раз доводилось попадать в стычки с бандитами, и я твердо убеждена, что в подобных случаях помогают только холодный рассудок и демонстрация силы.
– Да, мэм, – пробормотала Пруденс, поклявшись про себя придушить лорда Каррадайса, как только представится подходящий момент.
– Не огорчайтесь, дитя мое. – Голос леди Августы смягчился. – Вы не виноваты. В этой стране женщин благородного происхождения учат быть только слабыми красивыми куклами. Какая чепуха! Я в поездках всегда имею при себе пистолет. И вы хорошо сделаете, если станете поступать так же!
– Да, леди Августа, я так и сделаю, – сказала Пруденс, мрачно взглянув на лорда Каррадайса.
Он ответил ей улыбкой пожилого благодушного дядюшки.
– Милая девочка! – просияла леди Августа. – Вот это характер. Если хотите, я научу вас пользоваться оружием. У меня есть маленький, но надежный пистолет, сделанный на заказ.
– Спасибо, леди Августа, – вежливо сказала Пруденс. – Я очень ценю ваше предложение. Я бы нашла применение маленькому пистолету. Прямо сейчас.
Лорд Каррадайс издал сдавленный звук и попытался замаскировать его кашлем.
Прищурившись, леди Августа переводила взгляд с племянника на сидевшую рядом с ним чопорную молодую леди.
– Ого! Даже так? Гидеон, ты и сейчас такой же шалопай, каким был всегда. Не беспокойтесь, дорогая. Я уверена, что этот негодник вас оклеветал. И не спорь, Гидеон. Я вижу это по озорным чертикам в твоих черных глазах. Меня тебе никогда не удавалось обмануть! – Она повернулась к Пруденс. – Как я понимаю, он наговорил тут массу чепухи.
– Тетя! – прижал руку к груди Гидеон. – Вы ранили меня в самое сердце!
– Это только подтверждает мои слова, – фыркнула леди Августа. – Мисс Мерридью, мы поговорим об этом позже, и вы мне все расскажете – да? Это не простое любопытство, уверяю вас, я – само благоразумие.
У Гидеона снова вырвался сдавленный звук.
– Я хотела сказать, когда это касается семьи! – с достоинством добавила хозяйка дома.
Семьи? Пруденс вскинула голову и судорожно переводила взгляд с лорда Каррадайса на его тетушку. Что он ей рассказал? Он сказал леди Августе, что они помолвлены? И поэтому леди Августа радушно приняла в свой дом пять незнакомых девушек?
– Семьи? – спросила она.
Нужно сейчас же прояснить ситуацию. Она не может под фальшивым предлогом воспользоваться великодушием леди Августы. И не может на глазах у обожающей Гидеона тетушки притворяться, что помолвлена с лордом Каррадайсом. На щеках у Пруденс вспыхнули красные пятна.
– Леди Августа, думаю, вы должны знать...
– Тетя Гасси, конечно, имела в виду неофициальную помолвку Эдуарда с вашей сестрой, – вкрадчивым тоном перебил ее лорд Каррадайс.
Пруденс от неожиданности заморгала.
– Тетя Гасси приходится тетушкой и ему, ведь она родная сестра наших матерей.
– О! – только и вымолвила Пруденс. – Конечно!
Она готова была сквозь землю провалиться. В этот момент двери распахнулись, впустив Шубриджа и нескольких лакеев с подносами. Запах свежеиспеченных бисквитов поплыл по комнате, отвлекая от темы разговора. Леди Августа принялась разливать чай, щедрой рукой подкладывая всем бисквиты, джем и пышно взбитый крем.
Пруденс ела и пила молча. Конечно, нет никакой необходимости притворяться перед его тетушкой, что между ними что-то есть. Этот вымысел больше не нужен. Он был предназначен для дяди Освальда, но теперь цель достигнута. Чарити вышла в свет и нашла себе мужа. Как только она выйдет замуж, то позаботится о младших, пока Пруденс не вступит в права наследства.
Пруденс медленно откусила кусочек бисквита. Игра окончена. Лорд Каррадайс свободен и теперь волен поступать, как пожелает. Он может откланяться, оставив сестер Мерридью на попечение своей тетушки и кузена, и вернуться к прежней, достойной порицания и полной удовольствий жизни. Это будет таким облегчением.
Он больше никогда ее не потревожит. Ей больше не придется мириться с чепухой, которая так легко слетает с его языка. Не будет больше его насмешливых, дразнящих взглядов, недозволенных поцелуев и ласки, от которых трепещет сердце и тает тело. Жизнь вернется к обычному размеренному ритму.
Это будет облегчением. Будет, она в этом уверена. Когда-нибудь она привыкнет к этой мысли. Вот в чем беда его легкомысленности и веселья: к ним привыкаешь. Ее жизнь была такой унылой и лишенной радости, пока... в нее не вошел лорд Каррадайс. И проблемы, казалось, отступили. Вглядываясь в его темные смеющиеся глаза, Пруденс верила, что ее никто и ничто больше не обидит. Глядя в эти глаза, она была готова поверить во все, что угодно, даже в то, что она красавица. Ее зеркало, однако, было более честным, а здравый смысл – правдивым.
Проблема заключается в том, что он нужен ей больше, чем она – ему. И теперь он волен уйти.
Гидеон видел, что Пруденс снова встревожилась. Легкая морщинка пролегла у нее между бровями. Ему не нравилось, что она из-за чего-то волнуется. Его пальцы стремились разгладить эту морщинку. Он готов жизнь посвятить, чтобы эта морщинка больше никогда не появлялась.
Если бы только она это ему позволила!
Попробуй поговори с ней об этом! Он провел большую часть жизни так, что все считали его легкомысленным, ничего не принимающим всерьез человеком. И когда он впервые захотел, чтобы кто-то понял, что это притворная поза, Пруденс не смогла этого сделать. Она не верит его словам и решительно настроена держать его на расстоянии вытянутой руки. Даже сейчас он чувствовал, как она отклоняется в сторону, словно их соприкосновение может ее скомпрометировать.
Ему почти хотелось, чтобы она была немного скомпрометирована. Тогда, черт побери, он с легкостью овладел бы ею. Нет, не стал бы. Она должна прийти к нему по собственной воле, без принуждения, без страха и сомнения. Вот в чем дело.
Потому что по собственной воле она дала клятву Оттербери. Не Гидеону. Гидеон всего лишь слабая замена, случайный попутчик!
Дверь открылась, и вошли Чарити и герцог.
– Отлично! – воскликнула леди Августа, – Вы как раз вовремя. Шубридж, подайте еще две чашки.
Гидеон посмотрел на кузена. Эдуард, казалось, изменился: он выглядел гораздо увереннее, хоть и был взволнован.
– Где вы были? – небрежно спросил Гидеон.
Чарити и герцог переглянулись, словно провинившиеся школьники. Герцог вопросительно посмотрел на Чарити, она молча кивнула, от волнения прикусив губу.
– Мы разговаривали с епископом, – объявил Эдуард.
– С каким епископом? И зачем?! – воскликнула тетя Гасси.
– С епископом! – недовольно протянула Хоуп. – Я думала, в Бате есть места поинтереснее епископского дворца.
– Дворец епископа находится в Уэллзе, а не в Бате, – сказала леди Августа. – не говорите мне, что вы ездили...
Но Гидеон сразу все понял.
– Ты получил ее?
Кузен кивнул и похлопал по карману.
– Что получил? Прекратите говорить загадками, негодные мальчишки, и объясните все толком, – рассердилась тетя Гасси. – Чарити, милая, о чем они говорят?
Покраснев, Чарити виновато посмотрела на Пруденс и тихо сказала:
– Эдуард показывал мне город, когда услышал, что в Бате гостит епископ. Он сказал, что нам следует воспользоваться такой возможностью и получить лицензию. Чтобы не ездить в Уэллз.
Воцарившуюся тишину нарушил голосок Грейс:
– Какую лицензию? Для чего?
– Чтобы вступить в брак, не дожидаясь церемонии оглашения имен, – дрожащим голосом сказала Пруденс. – О, Чарити, ты выходишь замуж!
В комнате началось столпотворение. Пять женщин, вскочив с мест, кинулись обнимать Чарити, наперебой засыпая ее вопросами и поздравлениями. Забытый чай остывал в чашках.
Гидеон подошел к Эдуарду, стоявшему чуть в стороне от кружка взволнованных леди.
– Поздравляю, кузен. Думаю, ты будешь с ней счастлив. Эдуард, просияв улыбкой, кивнул.
– Никогда не верил, что буду счастлив от того, что женюсь. Ты же помнишь, Гидеон, мы оба поклялись избежать этого. Но с Чарити все изменилось. Я не могу представить жизни без нее. Она... она само совершенство, правда?
– Для тебя – да, – сказал Гидеон. – Должен сказать, что ты выглядишь настоящим счастливчиком. – Он задумчиво посмотрел на кузена и добавил: – Не думаю, что ты уже сделал дело.
Пруденс услышала последние слова.
– Что? Что вы сказали? Уже сделал дело? – Она посмотрела на Эдуарда, потом повернулась к Чарити: – Только не говорите, что вы уже поженились! Чарити, ведь это не так?
Эдуард притянул к себе невесту.
– Я уверен, что уговорил бы старика немедленно нас обвенчать, все-таки герцогский титул имеет свои преимущества. – Он посмотрел на Чарити, которая уютно устроилась в его объятиях. – Но моя невеста не хотела торопиться.
– Конечно, не хотела, глупый ты мальчишка! – воскликнула леди Августа. – Она не хочет поспешной свадьбы в этом забытом Богом уголке. Она хочет заказать наряды, разослать приглашения, дать торжественный завтрак...
– Нет, – мягко прервала ее Чарити. – Меня это совершенно не занимает. Я была бы рада обвенчаться немедленно. Скромная церемония – это то, чего мы оба хотим. К тому же благодаря щедрости дяди Освальда у меня много новых платьев.
– Тогда в чем причина отсрочки, дитя мое?
– Я хотела, чтобы мои сестры были рядом, – просто сказала Чарити. – Мы все так долго ждали этого дня... – Она вспыхнула и тихо добавила: – Только я никогда не ожидала, что это будет такое счастье.
Гидеон заметил, что серые глаза Пруденс наполнились слезами.
– Ты ведь счастлива, Чари? – тихо прошептала старшая сестра.
– Да, Пруденс, – с повлажневшими глазами ответила Чарити. – Очень. – Она вытерла глаза и добавила: – Я никогда об этом не мечтала. – Она теснее прижалась к плечу герцога. – Все как ты обещала.
– Ох, Чарити...
Гидеон подал Пруденс носовой платок. Она вцепилась в него, ничего не видя от слез. Отобрав платок, Гидеон принялся вытирать ей глаза, не обращая внимания на ее слабые попытки оттолкнуть его.
– Не волнуйтесь, Имп, – мягко сказал он. – Все глаза обращены на невесту. На вас никто не смотрит.
– А вы? – сказала она дрожащим от слез голосом.
– Да, но я ничего не могу с собой поделать. Даже если захотите, вы не сможете заставить меня не смотреть на вас. Вы такая красивая, когда плачете.
Эти слова почему-то вызвали новый поток слез, и Гидеон снова принялся вытирать их.
Леди Августа нахмурилась и посмотрела на девушек.
– Из этого толку не будет, поэтому сядем у камина, и пока этот джентльмен вытирает слезы вашей сестре, обсудим наши наряды. Грейс, детка, не волнуйся, на свадьбе всегда плачут! Такова традиция. – Она улыбнулась сестрам. – Как я рада, что вы приехали погостить у меня. Знаете, я тут смертельно скучала. В те времена, когда я еще не покинула страну, Бат слыл фешенебельным местом, но теперь город наводнили люди, о которых прежде и не слыхивали. Какие-то дурно одетые женщины, унылые старички. И знаете, что хуже всего?
Девушки отрицательно покачали головами.
– Здесь никогда ничего не происходит! – Леди Августа откинулась на спинку кресла и обвела всех победным взглядом. – По крайней мере так было, пока здесь не появились сестры Мерридью. – Повысив голос, она спросила: – Эдуард, когда свадьба?
– В следующую среду, – небрежно ответил герцог, занятый своей невестой.
– В среду?! Осталась всего неделя! – Всплеснув руками, леди Августа вскочила на ноги. – Пойдемте, девочки! Нужно столько сделать! Одно дело – приватная церемония, но нельзя же появляться на ней кое-как одетой. Ваша сестра считает, что у нее достаточно платьев, но ей предстоит стать герцогиней. А вы будете свояченицами герцога. Если это не повод пройтись по магазинам, то я не знаю, что и придумать! – И она выплыла из комнаты вслед за сестрами-близнецами и Грейс.
Гидеон посмотрел на кузена и Чарити.
– Думаю, нужно ненадолго оставить их, – пробормотал он.
Пруденс, все еще немного ошеломленная, кивнула и под руку с лордом Каррадайсом вышла из комнаты. Он провел ее по коридору в маленькую уютную комнату, отделанную в золотых и голубых тонах. Не успев ничего понять, Пруденс уже сидела на софе, в кольце сильных мужских рук.
– Нет, я не... – слабым голосом начала она.
– Шшш... – прошептал он, прижимая ее к своей груди. – Позвольте мне обнять вас. Только чтобы успокоить. Никто не увидит, и обещаю вам, я буду воплощенное приличие.
– Не думаю, что блюстители этикета высоко ценят ваши понятия о приличиях, – усмехнулась сквозь слезы Пруденс.
Даже оставаться с ним наедине неприлично, особенно когда он держит ее так. Но ее это не волновало. Как чудесно побыть с ним, хоть короткое время. Только для того, чтобы успокоиться, твердила себе Пруденс, уверяя себя, что питает к нему лишь дружеские чувства.
– Расскажите об обещании, о котором упомянула Чарити.
– О, я обычно говорила им это, когда наступали совсем мрачные времена.
Гидеон легко погладил внутреннюю часть ее руки, и восхитительная дрожь пробежала по ее телу.
– Расскажите, – мягко настаивал он.
– Мама и папа были очень счастливы вместе, – начала Пруденс. – Мы жили в Италии. Думаю, потому что им пришлось тайно пожениться. И они, и мы были счастливы... пока они не умерли...
– Что с ними произошло?
– Лихорадка. Они подхватили ее в городе, где провели в гостях около недели. Папа умер в городе, очень быстро. А когда мама вернулась с этой ужасной вестью, с первого взгляда было понятно, что она тоже больна. – Пруденс вздрогнула от воспоминаний. – Слуги тут же распознали болезнь и разбежались. Я нашла Кончетту, нашу няню, она-то и сказала мне, что все ушли.
Гидеон обнял ее за плечи, и Пруденс позволила себе прижаться к нему. Только чтобы успокоиться.
– Я уговорила Кончетту забрать с собой малышку Грейс и девочек.
– И вы, сама еще ребенок, остались ухаживать за матерью?
Пруденс кивнула.
– Но она все-таки умерла...
Слезы потекли по лицу Пруденс, и Гидеон крепче прижал ее к себе.
– Умирая, мама взяла с меня слово, что я присмотрю за сестрами. Она обещала, что как бы ни повернулась наша жизнь, каждая из нас найдет любовь и счастье... – Пруденс потерла глаза, смущенная всплеском эмоций. – Когда мы переехали к дедушке, в нашей жизни не стало солнца, любви, смеха, радостные мгновения выпадали крайне редко. Поэтому, когда становилось совсем уж плохо, я обещала сестрам, что в один прекрасный день мы снова заживем, как тогда в Италии. И в нашей жизни будут солнце, смех, любовь и счастье.
– Понимаю.
– Да, – вздохнула Пруденс. – И Чарити первая из них нашла любовь и счастье.
– В самом деле? – пробормотал Гидеон, заправляя ей за ухо выбившийся локон. – Почему вы сказали «из них». Разве вы не верите, что это обещание распространяется и на вас?
Пруденс заколебалась.
– Не думаю, что я рождена для счастья.
– Почему нет? – мягко спросил он.
– Ну... я думала, что нашла... – Ее голос сорвался.
– Вы думали, что нашли любовь, когда вам было шестнадцать, – сказал Гидеон глубоким голосом.
Она кивнула.
– И потом вы поняли, что ошиблись. Что этот Оттербери, как сказано в Библии, оказался «колоссом на глиняных ногах», и с такими же мозгами в придачу.
– Нет! Я больше не желаю об этом говорить, – сказала Пруденс, решительно стараясь выпрямиться.
Гидеон позволил ей сесть прямо, но, взяв за плечи, повернул лицом к себе. От резкого движения руки его рана заныла, но он не обратил на это внимания. Пристально глядя ей в глаза, Гидеон неторопливо сказал:
– Он оставил вас, Имп. Оставил на милость вашего дедушки, который, по словам ваших сестер, бил вас хлыстом. Ваш Оттерклогс знал об этом?
Пруденс опустила глаза.
– Так он знал и оставил вас!
– Нет! – прервала его Пруденс. – Пока Филипп не уехал, дедушка не был таким жестоким.
Гидеон не сводил с нее глаз.
– Что произошло после отъезда Филиппа, Имп? – тихо спросил он. – Что заставило вашего деда так сурово обходиться с вами?
– Я была... – Гримаса горя исказила ее лицо. Пруденс попыталась вырваться. – Нет, не могу!
– Вы можете все сказать мне, любимая, – нежно настаивал он. – Что случилось после отъезда Филиппа?
– Тогда... Я узнала... – Она на мгновение прикрыла глаза, судорожно проглотила ком в горле, набрала в грудь воздуха и сказала: – Я узнала, что у меня будет ребенок. Вот что связывает меня с Филиппом, а не только обещание.
В сущности, она не сама это поняла. Это дедушка заметил, что несколько дней подряд ее мутит и завтрак не лезет ей в горло. Это дедушка распознал симптомы, которые были ей неведомы. Это он сообщил, что как блудница, которой он ее всегда считал, она родит ублюдка.
Это худший день в ее жизни. До сих пор она никому не говорила об этом, кроме Филиппа. Даже ее сестры ничего не знали.
Теперь она сказала Гидеону. Не дожидаясь его реакции, она выбежала из комнаты.