Беспечный повеса

Глава 19

Гидеон, готовый увести Пруденс прочь при первых же признаках недомогания, подхватил ее. В его голове на долю секунды промелькнула мысль, что ее обморок, как и в прошлый раз, лишь выход из неловкой ситуации. Но Пруденс обмякла в его руках, она действительно потеряла сознание. Неудивительно, в ярости подумал Гидеон.

Пруденс с наивной отвагой предъявила всем кольцо Оттербери. Гидеон знал, почему она так поступила. У нее был такой же вид, когда он впервые поцеловал ее. Так смотрят, когда готовы броситься со скалы или сжечь за собой мосты. Она тогда сказала, что не расставит ему ловушку. Она дала ему слово и намерена выполнить обещание.

Дав обет верности, она уже оказалась в глупом положении.

Скверно, что этот наглец Оттербери женился, не сообщив ей об этом. Еще хуже, что это открылось на вечеринке, в присутствии посторонних. Пруденс походила на бабочку, заживо проколотую булавкой и выставленную в коллекции на всеобщее обозрение. Все ее чувства и мысли стали очевидны. Сцена была тяжелой для всех, чьи клятвы верности когда-либо были грубо и публично попраны. Для всех, кроме самодовольной жены Оттербери, не скрывающей признаков материнства.

Нет более жестокого напоминания о потерянном и тайно погребенном ребенке Пруденс.

Гидеон прижимал ее к себе, беспомощную, лишившуюся чувств, и не хотел отпускать. Ему хотелось увести ее отсюда в свой дом и побыть с ней наедине. Он хотел уложить ее в свою постель и дать ей выплакаться, жаловаться, горевать. Он не хотел оставлять ее одну. Если уж какая-то подушка должна промокнуть от ее слез, пусть это будет его подушка. Он хотел быть тем единственным, кто успокоит, утешит ее, осушит ее слезы, станет лелеять ее и любить.

– Отпусти ее, – раздался за его спиной женский голос. «Никогда», – подумал Гидеон.

– Ей нужен воздух и моя нюхательная соль. Положи ее на эту софу, – увещевала его тетя Гасси.

Гидеон неохотно подчинился, опустил Пруденс на софу и нежно гладил ей руку, пока леди Августа распорядилась принести нюхательную соль.

Через минуту Пруденс пришла в себя. Через две отвергла его руку, поблагодарила его тетушку и поднялась на ноги. Чрезвычайно бледная, но держась очень прямо, она повернулась к вероломному Оттербери и его жене. На ее лице появилась слабая улыбка.

– Примите мои поздравления, – сказала она, – и с бракосочетанием, и с предстоящим радостным событием. Филипп, думаю, твоя мама счастлива. Теперь понятно, почему она последние несколько месяцев к нам не заглядывала.

Филипп неловко кивнул, чувствуя себя весьма неуютно. Тут кроется еще какая-то история, сердито подумал Гидеон.

Пруденс ничем не выдала, какой удар ей был нанесен. Ни следа горечи в голосе. Она необыкновенная, гордо подумал Гидеон. Он подвинулся ближе, на случай если ей понадобится поддержка, и взял ее за локоть. Он тут же почувствовал ее напряжение, она вибрировала как натянутая тетива. Пруденс незаметно отстранилась. Она не хочет его.

– Должно быть, вы уже заждались ужина, миссис Оттербери, – доброжелательно сказала она.

– Да-да, конечно. Пойдем, дорогая. – Филипп торопливо вывел жену из комнаты.

– Скользкий тип, – сказала леди Августа. – Я знала, что он что-то скрывает! Просил тебя неделю сидеть дома, чтобы спасти его уязвленную гордость! Притворялся, что не хочет, чтобы тебя видели вместе со мной, а на самом деле пытался предотвратить встречу жены с невестой! И он думал, что ему удастся этого избежать?

– Они планировали завтра уехать из Бата, – сказала леди Госфорт.

– Тогда все ясно! – фыркнула тетя Гасси. Пруденс покачала головой.

– Теперь это не имеет значения, – сказала она слабым голосом. – Я бы хотела уйти. У меня ужасно разболелась голова. Извините меня, леди Госфорт.

– Конечно, моя дорогая.

– Дядя Освальд, леди Августа, могу я оставить на вас Фейт и Хоуп? Девочки так счастливы. Мне не хочется портить им праздник.

– Конечно, милая, – хрипло произнес сэр Освальд. – Не беспокойся об этом.

– Может быть, мне пойти с тобой? – спросила леди Августа.

– Нет-нет, благодарю вас, – покачала головой Пруденс. – Мне хочется побыть одной. – Только крайняя бледность и слабая дрожь в голосе выдавали ее состояние.

– Я провожу вас! – объявил Гидеон.

– Нет! – Сообразив, что слишком остро отреагировала на его предложение, Пруденс смягчилась: – Спасибо, лорд Каррадайс, не нужно. Мне достаточно нашего лакея Джеймса. Он преданный и сильный человек и поддержит меня, если вдруг понадобится помощь. Хотя она не понадобится, я в этом уверена.

Пруденс хотелось поскорее исчезнуть. Глубоко смущенная своей реакцией на новость Филиппа, она мечтала остаться одна и разобраться в своих чувствах. Меньше всего ей хотелось иметь дело с лордом Каррадайсом сейчас, когда она в таком жалком состоянии. Он захочет утешить, обнять ее. Он всегда так делает. И она тут же упадет в его объятия и выплачет все свои обиды. Ну и жалкое же она будет создание, если позволит себе это. Но она этого не допустит. Она не хочет его жалости. Ничьей жалости.

– Не будем спорить. Я провожу вас, – настаивал Гидеон.

– Благодарю вас, не нужно, – твердо ответила Пруденс. Она начала сердиться. Неужели ей не позволят спокойно покинуть это ужасное место?

– Возьми мой паланкин, – предложила леди Гасси. – Отличная вещь. Если ты снова почувствуешь слабость...

– Спасибо, леди Августа, я действительно предпочитаю немного пройтись. Уверяю вас, я уже хорошо себя чувствую, и легкая прогулка на свежем воздухе пойдет мне на пользу.

– Но вы не можете... – начал лорд Каррадайс. Пруденс жестом остановила его.

– Здесь недалеко, а ночь теплая. Я замечательно прогуляюсь.

Пруденс встала и подняла соскользнувшую на пол шаль. Лорд Каррадайс взял шаль у нее из рук и накинул ей на плечи. Пруденс заставляла себя не откликаться на властный призыв его заботливых рук. Ей нужно подумать. Но она не в состоянии этого сделать, пока он рядом.

Кроме того, нужно разобраться, что хочет она, Пруденс Мерридью, не принимая в расчет желания, планы или приказы мужчины. Она больше не связана с Филиппом, ей вот-вот исполнится двадцать один год, и она освободится от деда. Впервые в жизни она будет сама себе хозяйкой, и ей нужно принять решение. Разумное решение, на которое не повлияют эмоции, страх, обязательства, чувство вины или любовь.

Если рядом с ней будет лорд Каррадайс... Пруденс знала, что произойдет с ее разумом – он мгновенно уступит место чувствам.

– Пожалуйста, не надо меня провожать, – упрашивала она Гидеона. – Приходите завтра утром навестить меня.

Наконец он неохотно согласился. И Пруденс в компании лакея Джеймса покинула вечеринку и пешком отправилась домой.

Пруденс, погруженная в размышления, медленно шла по тротуару. Рядом молчаливой тенью шагал Джеймс.

Она пыталась найти смысл в поступке Филиппа. Почему он не написал ей, что женится на другой? Она неоднократно в своих письмах давала ему возможность высказаться. Она даже уверила его, что, если он захочет нарушить их обязательства, она никогда не бросит ему упрека.

Даже если он испытывал неловкость, ему следовало написать ей сразу же после свадьбы. Почему он этого не сделал? Когда он женился? Его жена сказала: полгода назад. Пруденс задумалась над этим. Шесть месяцев назад... Она шла, опустив голову, пытаясь вспомнить письма, пришедшие четыре-пять месяцев назад... но ничего не могла вспомнить. Филипп перестал писать задолго до этого...

Вдруг она резко остановилась. Слова Филиппа, сказанные несколько дней назад, начали прояснять смысл произошедшего. «Казалось, что твой дед потерял все свое состояние». Пруденс нахмурилась, вспоминая, что он еще сказал. Она в то время думала о другом.

«Компания почти обанкротилась, мы переживали трудные времена». В это тревожное время Филипп перестал писать ждавшей его почти четыре года невесте, наследнице деда, который потерял все свое состояние.

Поэтому он нашел себе другую наследницу. Что он сказал о своих гостеприимных хозяевах? Несомненно, они его новые родственники. «Они чрезвычайно респектабельные люди, с большими связями и хорошим состоянием». Пруденс горько усмехнулась. Не говоря уже о том, что они в родстве с герцогом. Филипп сделал гораздо лучший выбор. Пруденс всего лишь наследница обанкротившегося деда, который, кстати сказать, только барон.

Конечно, все дело в деньгах. Они всегда были для Филиппа главным. Так что с его стороны глупо лгать и притворяться. Не мог же он навечно спрятать от нее свою жену. Очевидно, что-то мешало ему сказать Пруденс, что он женат. В этом кроется какая-то тайна.

Какое облегчение! Ей больше не придется мучиться оттого, что она его бросила. Она изменилась, и не только потому, что прошло четыре с половиной года.

Ее изменил лорд Каррадайс.

Благодаря ему такие, как Филипп, для нее больше не существуют. Гидеон научил ее настоящим поцелуям. Показал, что любовь – это действительно радость, что жизнь создана не только для серьезных вещей, но и для смеха.

Она хотела быть вместе с ним. С Гидеоном. Утром они поговорят, и она откроет ему свое сердце.

Пруденс так глубоко задумалась, что не слышала цокота копыт и грохота колес по мостовой позади нее, а если и слышала, то не придала этому значения. Пока не стало слишком поздно...

Гидеон бродил из комнаты в комнату, погруженный в раздумья, приводя в недоумение всех тех, кто считал, что повесы всегда очаровательны. Чутье подсказывало ему, что нельзя было отпускать Пруденс одну.

Он хотел быть рядом с ней. Черт возьми, ему это необходимо. Он хотел сжать ее в объятиях, поцелуями стереть с ее лица обиду и горечь предательства. Должно быть, она уже дома, его маленькая возлюбленная, проливает слезы из-за этого вероломного, трусливого, недостойного болвана и его глупой самодовольной жены.

Ей не следовало бы оставаться сейчас одной, независимо от того, хочет она этого или нет. Но она упряма. Вряд ли он возражал бы против ее стремления к независимости, когда думал о том, что ему в ней нравилось. Но сейчас его это тревожило. Именно сейчас ему хотелось, чтобы она была менее упрямой, независимой и самостоятельной. Черт побери, он хотел, чтобы она была в его объятиях, там, где ей и надлежит быть.

Дама в очень открытом шелковом платье цвета бронзы неторопливо направлялась к нему. На ее губах играла призывная улыбка. Как он мог думать, что подобного рода интрижки и заигрывания привлекательны? Дама продолжала двигаться к нему. В каждом движении ее роскошного тела читался откровенный намек, улыбка стала еще многозначительнее.

Гидеон что-то проворчал, и она, испуганно заморгав, поспешила прочь.

Он больше не в состоянии оставаться на этом чертовом вечере. Сэр Освальд позаботится о тете Гасси, Фейт и Хоуп. Нужно сейчас же отправляться в дом тетушки. И что делать? Смотреть в темное окно Пруденс? Это лучше, чем торчать здесь, решил Гидеон и начал пробираться к выходу.

Услышав, что в холле внезапно раздался шум, Гидеон поспешил туда и успел как раз вовремя. В дом, шатаясь, вошел мужчина в ливрее, из его головы текла кровь. Одна леди вскрикнула, другая лишилась чувств. Возникла суматоха, потом все отступили, не зная, что делать.

– Принесите бинт, быстро, – бросил Гидеон. Схватив покачнувшегося мужчину, он отнес его в кухню, подальше от гостей.

– Вы, – приказал Гидеон дворецкому, – немедленно пошлите за врачом, а вы, – он повернулся к лакею, – сейчас же позовите сэра Освальда Мерридью.

Сердце готово было выскочить у него из груди. Гидеон узнал раненого. Это был молодой лакей Джеймс. Единственный провожатый Пруденс.

– Что случилось? Где мисс Мерридью?

– Увезли, – выдохнул Джеймс. – Простите, милорд. Они напали на меня сзади... сбили с ног... – Он поднял руку к голове и поморщился от боли. – Забрали мисс Пруденс... карета... черная карета... гнедые лошади... одна с белой ногой.

Гидеон выругался. Появился сэр Освальд.

– Пруденс похищена, – кратко сказал Гидеон. – Я отправляюсь в погоню верхом. Вы... – он ткнул пальцем стоявшего поблизости лакея, – найдите мне лошадь, лучшую в конюшне.

Сэр Освальд, демонстрируя способность мгновенно принимать решения, благодаря чему он и разбогател, повернулся к слуге:

– Беги ко мне домой. Пусть приготовят мою дорожную карету и пистолеты. И прыгай в нее.

Слуга убежал.

– Я догоню вас, Каррадайс.

Гидеон кивнул и торопливо спросил у раненого:

– Джеймс, ты видел, куда они поехали? Джеймс нахмурился, собираясь с мыслями.

– На восход... луны...

Гидеон благодарно сжал ему плечо.

– Спасибо! Не беспокойся, я найду ее. – Он поднялся и пробормотал, обращаясь к самому себе: – Какой дьявол схватил ее на улице?

Джеймс слабеющей рукой потянул его за полу сюртука.

– Думал, вы знаете, милорд. Это... ее дед... Старый лорд... я его видел.

– Зачем деду похищать ее на улице? – изумленно уставился на Джеймса Гидеон.

– Ненавидит ее... ненавидит мисс Пруденс, – теряя сознание, произнес Джеймс. – Вы должны найти ее, милорд. В приступе ярости он... – Голова Джеймса откинулась, глаза закрылись, но он сумел прошептать: – В последний раз... старый черт... чуть не убил ее.

Пробормотав проклятие, Гидеон выскочил из дома. Какой-то опоздавший гость только что слез с гнедого коня. Других лошадей не было видно. Времени ждать не было. Гидеон выхватил у незнакомца поводья.

– Мне нужна ваша лошадь, сэр. Крайняя необходимость. Леди Госфорт поручится за меня.

Не успел поздний гость возразить, как Гидеон вскочил в седло и умчался прочь.

Он гнал лошадь навстречу луне и всматривался в ночь, стараясь разглядеть черную карету, запряженную четверкой гнедых.

Пруденс лежала на сиденье кареты, оцепенев от шока, страха и неопределенности. Только недавно она шла по улице, погруженная в свои мысли, как вдруг ее схватили и бросили в карету. Она ничего не видела. Ее чуть не задушили какой-то толстой тканью, чем-то вроде одеяла или плаща. Ткань была пыльная. Пруденс могла дышать только через нос. Ей в рот сунули кляп, который не давал не только крикнуть, но и дышать. Ее руки были туго связаны, грубая веревка врезалась ей в кожу.

Кони несли карету прочь. Она грохотала по булыжной мостовой с наводящей ужас скоростью, подпрыгивая на ухабах и выбоинах, и кренилась набок при резких поворотах. Пруденс бросало из стороны в сторону. Ничего не видящей, ей приходилось собрать все силы, чтобы удержаться на сиденье. Несколько раз она падала на пол. Чьи-то руки грубо швыряли ее обратно.

Наконец ей удалось примоститься в углу, упершись ногами в пол. Теперь она могла обдумать свое положение.

Сначала она решила, что ее с кем-то перепутали и похитили ради выкупа. Или для того чтобы натешиться ею. Когда ее застигли на улице, были какие-то крики, но она не обратила на них внимания, пытаясь вырваться. Когда ей на голову набросили одеяло, Пруденс потеряла все шансы на спасение. Нападавших было по меньшей мере трое. Двое вскарабкались наверх, один правил лошадьми. Она слышала, как они переговариваются.

Еще один человек был с ней в карете. Главарь. Он не сказал ей ни слова. Но она слышала, как он тростью постучал по крыше, и карета помчалась по дороге. Она слышала его тяжелое хриплое дыхание.

Он не произнес ни слова, но по неуловимым приметам Пруденс поняла, кто это. Страх сковал ее душу, когда она даже сквозь толстое одеяло почувствовала запах старого человека. Дедушка.

Она попыталась что-то сказать сквозь кляп.

Трость со свистом разрезала воздух и с силой ударила ее по плечу и шее. Даже сквозь одеяло ей было очень больно. Он не потерял силы.

– Молчи, дрянь.

Пруденс закрыла глаза и съежилась под одеялом. Она знала, что одним ударом он не ограничится. Прежде такого никогда не было. Ничего не видя, она не знала, когда на нее обрушится следующий удар, и должна быть к нему готова. Она это выдержит. Она втянула голову в плечи и ждала... ждала...

Удар трости обжег ей руку.

– Не вертись.

Это будет долгая ночь. Пруденс молча молилась о том, чтобы дожить до рассвета. И ждала нового удара. Прошло довольно много времени, а потом...

– Решила пустить меня по ложному следу, потаскуха? Сначала в Лондон! – Удар. – Потом в Дербишир! – Удар. – А затем в Шотландию? – Удар.

Пруденс проглотила ком в горле. Она рассчитывала, что хитрость даст им возможность выиграть время, но... Удар.

– Спустила мои деньги на дорогие безделушки! Трость хлестнула ее по ногам. Пруденс задохнулась от боли и едва не подавилась кляпом. Одеяло не закрывало ей ноги, а синий с серебром шелк вечернего платья был слабой защитой.

Новый удар по лодыжкам. Она услышала, как рвется серебряное кружево. Дед удовлетворенно заворчал:

– Вырядилась в красивые перышки и думаешь, стала леди?! Не все то золото, что блестит!

Пруденс не оставалось ничего другого, как терпеть. Она сжалась, ожидая нового удара, но дед, казалось, немного успокоился. Тишину нарушал только стук копыт да скрип кареты.

– Удивляешься, как я тебя нашел?

Пруденс украдкой пошевелила пальцами ног. Они двигались, значит, перелома нет.

– Молодой Оттербери написал мне. Письмо ждало меня, когда я вернулся из Шотландии. Он сообщил мне, что ты сбежала. Подлизывается! Он работал на меня, тебе это известно? И некоторое время назад ушел из компании. Пытается вернуться обратно. Дурак! Ничего он от меня не получит!

Вот и последнее звено головоломки, устало подумала Пруденс. Филипп снова предал ее. Наступила мрачная тишина.

Удар!

– Будь ты проклята, если по твоей милости меня посадят в тюрьму, шлюха.

В тюрьму? О чем он говорит? Это не похоже на яростные атаки, когда дед набрасывался на нее, брызгая слюной от бешенства. События развиваются как-то... неторопливо... Словно у деда в распоряжении масса времени. И он постепенно готовится к... Пруденс не осмеливалась думать к чему. Она не знала, что предпочтительнее: мгновенная вспышка ярости или это томительное ожидание... в полной темноте... в неведении. Воображение рисовало ей ужасные картины. На деле все может оказаться еще хуже. Долгая, тягучая тишина, и вдруг...

Удар!

– Я, Дерем... лучше мы оба умрем, чем я допущу, чтобы меня бросили в тюрьму.

В тюрьму? За что? «Лучше мы оба умрем?»

Пруденс съежилась на сиденье, с трудом дыша сквозь одеяло. Никогда она не была такой одинокой. На этот раз ей никто не поможет. Рядом нет ни сестер, ни слуг. Она наедине с дедом, беспомощная. В темной карете. На дороге в ад.

На какое-то время удары прекратились. Это уже лучше. Конечно, страшно, забившись в угол, ждать своей участи, но это все же лучше яростных побоев. Пруденс надеялась, что сумеет сберечь силы. Они понадобятся ей в конце. Когда бы он ни наступил.

Она не сдастся. Ее не победить. Она видела проблеск счастья, оно всегда с ней.

Дед время от времени что-то бормотал себе под нос. Иногда Пруденс разбирала его слова, иногда – нет. Временами что-то раздражало его, и он злобно шипел на нее, угрожающе взмахивая тростью.

– Сбежала к своему любовнику? – Удар! – Блудница! Бесстыжая распутница!

У нее в ушах звенело от грязных эпитетов, которыми он ее награждал. Слова не причиняют боли. Она и прежде их не раз слышала. Любовник? Откуда он это узнал? Это не имеет значения. Она любит Гидеона. И ее не волнует, кому об этом известно. Ей ни к чему это теперь скрывать, даже от себя самой.

Она любит Гидеона. Пруденс представила себе его лицо, цепляясь за мысли о нем. Он ее путеводный маяк в сильный шторм. Гидеон. Его темные озорные глаза заставляли ее смеяться и в то же время сулили несказанные удовольствия. «С тобой вкушу блаженство я». Блаженство, а не боль.

Она думала только об этом.

Лошадей придется сменить. От Бата до Норфолка долгий путь. И придется сменить их скоро, их быстрый бег давно замедлился. Возможно, у нее появится шанс сбежать. Пруденс попыталась незаметно распрямить затекшие ноги.

И тут же получила удар по голени.

Чтобы задушить поднимавшуюся в ней волну ненависти, она цеплялась за мысли о Гидеоне. Гидеоне, который заставил ее почувствовать себя красавицей. Чьи поцелуи согревали ее даже сейчас, когда она оказалась в ледяной западне деда. О Гидеоне, который рос одиноким печальным мальчиком в доме, лишенном любви. Ему так нужно, чтобы его любили, даже если он сам этого не понимает. И он сказал, что желает ее, что она нужна ему, она, скромная, невзрачная Пруденс Мерридью. Он сказал ей это с огнем в глазах и стихами на устах.

Приди, любимая моя!

С тобой вкушу блаженство я.

А она позволила себе пасть жертвой сомнений. Позволила словам деда и Филиппа повлиять на нее. Глупая Пруденс, где были твои глаза? Усомниться в человеке, которому так нужна, которого любишь всем сердцем, только из-за того, что он повеса! Что из того, что он не произнес нужных слов? Он хотел любить ее, и даже если...

Удар! Что, если она сегодня умрет? Умрет, не ус пев сказать, что любит его?

Она не умрет. Она выживет. Должна. Она должна сказать Гидеону о своей любви.

Гидеон торопил мчавшегося в ночи коня. Он доверял своей интуиции, а она подсказала, что старик потащит Пруденс в свое логово, в Дерем-Корт. На окраине Бата он заметил у дороги сидевшего на лавочке мужчину с кружкой эля.

– Не видели здесь в последние полчаса черную карету, запряженную четверкой гнедых, у одной белая нога? – спросил Гидеон, придержав лошадь.

Мужчина ненадолго задумался.

– Насчет белой ноги не скажу, но черная карета недавно промчалась здесь так, будто на козлах сидел сам дьявол. Никаких фонарей. Какая глупость, серп луны такой узенький, что от него мало света.

– Если посидите здесь и расскажете это седому мужчине, который едет за мной в карете, получите столько же. – Гидеон бросил гинею и помчался дальше.

Он мчался быстрее кареты Дерема, но все равно боялся за Пруденс.

Слова Джеймса звенели у него в ушах. «Ненавидит мисс Пруденс... В последний раз... старый черт... чуть не убил ее».

Чуть не убил ее? Видимо, от страха за Пруденс он медленно соображает, решил Гидеон, погоняя лошадь, и тут же вспомнил, как Хоуп однажды проговорилась, что дед бил их, а Пруденс сек хлыстом.

Если дед ее обидит, то он покойник.

Гидеон молился, прося Господа защитить Пруденс. Он жалел, что не надел сапоги со шпорами.

Веревка впивалась в ее запястья. Весь последний час Пруденс пыталась ослабить узел и освободить руки, но ее усилия были напрасны. Почти. Она не сумела развязать веревку, но ухватила край одеяла, наброшенного на ее голову. Пруденс потихоньку тянула его, и теперь достаточно одного рывка, чтобы сбросить его. Она увидит, куда бежать. Ведь у нее будет шанс. Должен быть.

Пруденс ждала этого момента. Ее связанные руки болезненно ныли. Она сгибала пальцы, пытаясь восстановить кровообращение.

К счастью, дед, казалось, утих. Он уже давно замолчал. Стука трости тоже не слышно. Не заснул ли он? Пруденс надеялась на это, но, поскольку не была уверена, не рискнула сбросить с головы одеяло. Она не может пошевелиться, пока карета не остановится. Это безумие – прыгнуть на ходу из кареты в темноту. Она не в таком отчаянном положении. Пока.

Казалось, прошла целая вечность, пока карета наконец замедлила ход. Стук копыт стал другим, значит, изменилась дорога. Они въехали в город? Или на платную дорогу? Они остановятся сменить лошадей или заплатить за проезд? Она осторожно расправила мышцы, готовясь действовать.

Это был постоялый двор. Пруденс слышала, как заторопились конюхи, слышала приказ дать свежих лошадей. Возник какой-то спор, и Пруденс услышала, как дед выбрался из кареты, чтобы проучить посмевшего перечить ему хозяина постоялого двора.

Связанными руками Пруденс нащупала ручку дверцы и повернула ее. Дверь открылась. В одно мгновение Пруденс сорвала с головы одеяло и спрыгнула на землю. После долгих часов неподвижности у нее подгибались колени, и она пошатнулась.

Позади нее раздался крик. Пруденс упрямо пробиралась вперед, каждый шаг отдавался болью. На булыжниках двора лежала узкая золотистая полоска света – входная дверь была приоткрыта. Без колебаний Пруденс пошла на свет.

Проскользнув в дверь, она оглянулась. Комната была почти пуста. Сидевшие у камина двое пожилых мужчин уставились на нее с открытыми ртами. Средних лет женщина вытирала тряпкой стол. Больше никого не было. Пруденс кинулась к женщине, пытаясь что-то сказать сквозь кляп.

– Боже милостивый! – воскликнула хозяйка. – Что случилось? Посмотри, Артур, кто-то связал этой леди руки и сунул в рот кляп!

Мужчина средних лет выпрямился из-под барной стойки и посмотрел на нее.

– С чего ты взяла, что она леди? – спросил один из сидевших у огня.

Пруденс испуганно посмотрела на дверь. Она слышала нарастающий шум. Почему эти люди медлят?

– Посмотри на ее платье, простофиля, – отозвался другой. – Красивое как пятипенсовик. Было... пока его не порвали. Теперь оно ничего не стоит.

– Не обращайте внимания на этих болванов, милая, – сказала хозяйка. – Мы о вас позаботимся. – Она, успокаивая, обняла Пруденс за талию. – Артур, она дрожит как осиновый лист, бедняжка. Не знаю, что с вами стряслось, мисс, но теперь вы в безопасности. Мой Артур вас защитит. – Хозяйка постоялого двора потянулась вытащить изо рта Пруденс кляп. – Кто это сделал, дорогая?

Удар трости. В маленькой комнате он прозвучал как ружейный выстрел.

– Я запрещаю развязывать эту женщину! – прогремел лорд Дерем.

Тяжело опираясь на черную трость с серебряным набалдашником, он как хозяин вышел на середину комнаты с низким потолком. В правой руке он держал хлыст.

Пруденс охватило отчаяние, когда она увидела, какое впечатление произвели властные аристократические манеры деда на посетителей. Они застыли.

Хлыст со свистом разрезал воздух. Все находящиеся в комнате разом подпрыгнули, когда снова щелкнул хлыст. Два приспешника деда вошли в комнату и встали за хозяином, молча угрожая каждому, кто осмелится ослушаться человека с хлыстом.

– Она безумная и опасна для людей! Отойди от нее, хозяйка, подумай о себе! – Дерем поигрывал хлыстом, который, словно живой, извивался у его сапога.

Пруденс отрицательно замотала головой, умоляя взглядом не верить деду и вытащить кляп. Тогда она сможет хоть слово сказать в свою защиту.

Хозяйка не шевельнулась, но и не отошла от Пруденс. Блеснул крошечный лучик надежды.

– Я сказал, отойди от нее! – рявкнул дед, посмотрев на хозяйку постоялого двора как на букашку, и снова щелкнул хлыстом.

– Вы в моем доме не командуйте! – смело посмотрела на него хозяйка. – Какое отношение вы имеете к этой юной леди? Откуда мне знать, что у вас добрые намерения?

Пруденс отчаянно закивала женщине, подтверждая ее слова. У дедушки нет добрых намерений.

– Ах ты, дерзкая неряха! Я лорд Дерем из Дерем-Корта в Норфолке. – Он замолчал, давая слушателям время проникнуться его словами. – А это моя сбежавшая жена, которую я везу в Бедлам. А теперь прочь от нее, мои люди заберут ее обратно в карету.

Сбежавшая жена? Бедлам? Королевский госпиталь, где держат умалишенных? У Пруденс от ужаса тошнота подкатила к горлу. Он действительно собирается запереть ее в сумасшедшем доме? Если она там окажется, то ей никто не поверит, ее даже никто не найдет. В этом ужасном месте она действительно сойдет с ума. Пруденс отчаянно замотала головой, глядя на женщину.

– Что-то она не похожа на безумную, – сказала хозяйка. – И слишком молода, чтобы быть вам женой. Пусть она сама все расскажет. – Женщина снова потянулась к кляпу.

– Не прикасайся к ней, жирная гусыня!

Хлыст полоснул женщину по руке, и хозяйка постоялого двора вскрикнула от обиды и боли. Дед схватил ее и отшвырнул в сторону. Она больно ударилась о барную стойку.

– Эй, оставь мою жену в покое! – сжал кулаки Артур. – Я не позволю, чтобы дурно обращались с женщинами, особенно с моей женой!

Лорд Дерем ударил его хлыстом, метя в глаза. Схватившись за лицо и взвыв от боли, Артур отпрянул назад. Жена бросилась ему на помощь.

Извиваясь как змея, хлыст разрезал воздух.

– Ну, кто следующий?

Угроза подействовала на молчаливых зрителей. Схватив Пруденс за волосы, дед потащил ее к двери. Она брыкалась и сопротивлялась как могла.

– Живей, маленькая дрянь! – заревел дед и поднял хлыст.

– Только троньте ее, и я убью вас, Дерем!

Хлыст замер в воздухе. Пруденс от радости чуть не лишилась сил. Она узнала этот голос. Гидеон. Слава Богу! Слава Богу!!!

Гидеон подошел ближе.

– Я Каррадайс и не допущу насилия над любой женщиной, тем более над этой.

– Эта женщина не имеет к вам никакого отношения. Она одержима дьяволом, и я...

– Она моя жена...