Арло
Сон так и не пришел, ни после убийства Леонида, ни после того, как я завладел Галиной. Я обнимал ее часами, ее мягкое тело прижималось к моему, сладкий аромат, которым пахли ее волосы, заполнял мой нос при каждом вдохе. Ее возбуждение и девственная кровь, высыхающая на моем члене, напоминали о том, что я не заслуживаю ее, но не могу позволить ей уйти.
Я постоянно прикасался к ней, мои пальцы двигались по ее руке, по спине, убирали пряди шелковистых темных волос с ее лица, только чтобы я мог смотреть на нее и наблюдать, как она спит.
Я никогда не считал себя счастливчиком. Этого не давала жизнь. Я скреб дно бочки, чтобы выжить, когтями выбирался из засыпанной могилы с грязью под ногтями и кровью на теле, лишь бы дожить до следующего дня. Но когда я смотрел на спящее лицо Галины, считал каждую длинную густую ресницу, образовавшую темные полумесяцы на ее алебастровой коже, я впервые в жизни понял, что мне повезло. Потому что она была моей.
Я боялся, что мои бурные эмоции и напряжение в теле разбудят ее, поэтому последний час сидел за столом и чистил пистолет — кропотливая работа помогала успокоить бушующие внутри меня эмоции. Они были чужими, не такими, какие я когда-либо испытывал или хотел, и все из-за Галины. Теперь, когда я ощутил их вкус, мне уже не хотелось, чтобы они исчезли.
Я слышал, как она шевелится, представлял, как простыни скользят по ее гладкой, обнаженной коже. Я был твердым, с тех пор как она заснула в моих объятиях, положив голову мне на грудь, а ее шелковистые волосы рассыпались по моей груди.
Мой член пульсировал, яйца болели. Я хотел ее снова. И снова, и снова.
Я почувствовал, как мышцы напряглись еще сильнее, когда на меня с новой силой обрушилось желание трахнуть Галину. Я хотел запутаться рукой в ее волосах и откинуть голову назад, зарываясь лицом в изящную линию ее горла.
И как будто мои мысли призвали ее ко мне, она вышла из прихожей, белая простыня обернулась вокруг изящных изгибов ее тела. Простыня была скомкана прямо над грудью, а одна рука держала ее, как мне показалось, в судорожном захвате.
От ее вида у меня что-то сжалось в груди, что-то мощное и опасное. Необратимое.
Я отложил предмет, который чистил, и отодвинул стул. Достаточно.
— Иди сюда.
Я видел, как напряглись ее соски под слишком тонкой простыней, когда мои слова подействовали на нее. Она молчала, подавшись вперед, материал мягко волочился по твердому дереву, шорох наполнял густую тишину.
Она остановилась в паре футов от меня, пульс у самого основания ее уха подсказал, как ее тело отреагировало на меня. Быстрый. Неустойчивый.
— Подойди ближе, маленькое солнышко. — Маленькое солнышко. Вот кем она была. Свет для моей тьмы. Тепло для моего холода.
Ее глаза опустились на мой член, и она увидела, какой я уже твердый для нее.
Подойди ближе, Галина. Подойди ближе к волку, который так голоден, что не задумываясь сожрет тебя.
А потом она позволила простыне упасть, и ее тело обнажилось и стало мягким, огни города за окном скользили по ее коже, тени играли на идеальных линиях и изгибах ее форм.
Иди сюда и позволь мне поглотить тебя, как уже сделала это со мной. Позволь разрушить тебя так же, как ты разрушила каждую часть меня.
Она сделала еще один шаг ко мне, и еще. Я не мог остановиться, даже не пытался сделать вид, что контролирую себя, когда дело касается ее. Я протянул руку и обхватил ее талию, впившись пальцами в ее мягкую плоть. Слишком сильно, слишком решительно. Завтра останутся следы. Но я не мог найти причин для беспокойства. Я хотел, чтобы эти синяки покрывали ее мягкое, хрупкое тело. Я хотел, чтобы она могла смотреть на них и знать, что получила их из-за меня… потому что она моя.
Я рывком потянул ее на себя, пока она не уперлась ступнями по обе стороны от моих бедер. Галина опустилась на меня, ее киска прижалась прямо к моему члену. Она задыхалась, а я скользнул рукой по ее талии и провел по изгибу груди, прежде чем обхватить пальцами ее горло. Я слегка надавил, чтобы напомнить себе, что она моя. Физическое, чувственное напоминание.
— Скажи это. Скажи слова.
Она задыхалась, и я еще сильнее притянул ее к себе, наши губы едва касались друг друга, а ее дыхание смешивалось с моим. Я глубоко вдохнул, вбирая ее в свои легкие, нуждаясь в том, чтобы выжить за счет нее.
— Трахни меня, Арло.
Я застонал и впился в ее рот, зверь снова ожил и прорвался сквозь меня. Я отпустил ее горло и обхватил за талию, побуждая ее слегка приподняться. Я схватил основание своего члена, выровняв кончик с ее входом, а затем потянул ее вниз, обеими руками за бедра, впиваясь пальцами в ее кожу.
Я откинул голову назад и громко застонал, звук смешался с ее вздохами удовольствия и боли. Я знал, что ей больно, и приказал себе быть нежным. Быть помягче. Но когда она начала скакать на мне, я увидел дымку удовольствия и потребности. Я приподнял бедра и притянул ее к себе, трахал так, словно она была воздухом, а я задыхался.
Я хотел кончить в нее снова. Я хотел оставить в ней частичку себя, как она сделала это со мной. Галина пробиралась в мое тело, снимала слой за слоем, сдирала с меня кожу заживо, пока я не стал уязвимее, чем когда-либо. А она даже не знала об этом. Никогда не поймет, насколько я был обнажен.
— Моя, — прорычал я, прежде чем завладеть ее ртом в убийственном поцелуе. Она прижалась ко мне, словно боялась, что я когда-нибудь отпущу ее.
Никогда.
После смерти Леонида оставалась только одна угроза, от которой нужно было избавиться, — отправиться в Вегас и найти тех, от кого убегала Галина, кто угрожал ей, думал, что может причинить боль и использовать ее. Я бы не стал ждать. Я бы сделал это прямо сейчас, взяв Галину с собой, потому что не мог вынести, если бы она не была рядом, моя тревога за нее и необходимость защитить были слишком сильны, чтобы игнорировать их. Она никогда не будет в большей безопасности, чем рядом со мной.
Я был сильным человеком. Злым человеком. Но для нее хотел быть добрым и нежным.
Хотел бы быть кем-то другим.