Глава 7

Танкисты в растерянности мялись у своих машин. Урчали двигатели «тридцатьчетверок», блестели от конденсата тумана их влажные бока, но рота стояла на месте. С ревом вынырнула из дымки самоходка с комбатом на борту, Гордей Иванович нашел глазами Соколова и коротко приказал:

– Принимай роту, лейтенант! Белогородько в госпиталь отправили, вчерашнее ранение дало о себе знать. Открылось сильное кровотечение, – он сунул документы и карту в руки оторопевшему Алексею. – Полчаса на разбор позиции, с вами стрелковая часть наступает из тринадцатой дивизии, сейчас к тебе ее командир прибудет. Боевая задача – забрать у немца пять километров укреплений по линии Порожки – Гостилицы. Гитлеровцы активно отступают по левому флангу под прикрытием арьергардов. В квадрате 41.6 остались еще укрепленные танковые группировки, они ушли от бомбардировки в укрытие, сейчас возвращаются к линии передних окопов. Лейтенант Соколов, приказываю принять командование ротой вместо выбывшего младшего лейтенанта Белогородько.

– Есть!

– Здравия желаю, – из светлеющей белой мути вынырнула крепкая низкая фигура. – Капитан Момашула, командир стрелкового батальона.

Еременко кивнул, вскочил обратно на броню колесной самоходки и сказал:

– Операция «Январский гром», твои позывные Ветер. На артналет не обращайте внимания, артиллерия будет вести непрерывный обстрел позиций вермахта на Пулковских высотах. Для дезориентирования, – он с размахом стукнул кулаком по борту, давая водителю команду «вперед». – Наступление после подачи сигнала красной ракетой. Держите связь.

САУ с громыханием скрылась в дымке, с каждой минутой ветер раздувал все сильнее обрывки тумана, обнажая черное поле впереди.

Мозолистая смуглая ладонь тряхнула руку Соколова:

– Бауыржан, Боря по-русски, – выговаривал слова командир стрелкового батальона чуть пришептывая, с легким акцентом.

Капитан мгновенно раскрыл карту местности и зачастил, объясняя позицию:

– Мы вот здесь, после немцев отличные фортификации остались, много мест, где можно укрыться и живой силе, и технике. Т-34 атакуют, за ними мои люди, и отступаем назад. Оборона у немцев крепкая, надо их помотать, раскидать отдельными группами по территории. Преследуя нас, противник начнет растягиваться по полю, и тогда мои бойцы с твоими танкистами ударят по нему из условленного места. Будем бить по основным силам врага, пока он двигается в колоннах. И снова отступим, оставив засаду на флангах. Немцы дисциплинированные, пока будут разворачиваться в боевые порядки, мы успеем их атаковать и, уничтожив часть их обороны, отойти.

– Изматывающая тактика, – кивнул, соглашаясь, Соколов. Он указал на холмистый пятак, где несколько возвышенностей образовывали некое подобие полукруга. – Вот с этих позиций можно нанести основной удар, когда отсечем часть германской обороны. Дымовой шашкой прикроем подъем наверх и оттуда откроем огонь.

В узких глазах Момашулы засветилось уважение к командиру танкистов, толковый парень, сразу сообразил, как выстроить стратегию двум подразделениям вместе.

– Танки сверху, мы по флангам ударим, я рассредоточу своих бойцов отдельными огневыми группами, чтобы простреливали с разных сторон этот пятак. Они у нас попадут в котел, – он еще раз одобрительно кивнул и указал пальцем на оранжевый диск солнца. – Через пятнадцать минут надо начинать атаку. Пока туман совсем не рассеялся, можно пробраться на поле по ориентирам.

Соколов в знак согласия кивнул. Капитан пехоты внушил ему чувство уверенности – позиции у них удобные, и при слаженных действиях танкисты и пехотинцы одолеют противника даже со значительным численным перевесом.

Уже через несколько минут танки стали вытягиваться в линию наступления на поле. Соколову не было видно их из-за тумана, но он отсчитывал в ТПУ метры, чтобы все могли выстроиться на заданной позиции. Как и предсказывал Момашула, солнце лучами разогнало морозную влагу и разорвало туман в невесомые клочки на небе. Алексей, приникнув к нарамнику перископа, рассматривал позиции противника. За спиной грохотали орудия, «катюши» все усиливали обстрел, наращивая артиллерийский вал. Впереди на разных направлениях горизонт затягивало черными разрывами артиллерийских снарядов. Красный хвост в небе – в атаку!

С лязгом «тридцатьчетверки» двинулись. За линией немецких укреплений шевелилась черная железная масса. Германские танки, бронетранспортеры с пулеметами на турелях, самоходки с прицепленными к ним зенитными пушками, ряды мотоциклистов. Из-под тентов грузовиков блестели тысячи глубоких касок фашистов, торчали дула автоматов. Армия вермахта отступала, текла бронированной ощетинившейся лентой на запад, тылы отступающих соединений прикрывали «тигры», выставившие вперед огромные дула. При виде русских «тридцатьчетверок» на поле железная река забурлила, набирая скорость, а бронированные «панцеры» смело двинулись навстречу, позади них протянулась колонна броневиков для поддержки контратаки.

– Рота, по противнику прицельный огонь! – скомандовал командир в ларингофон.

Грохнули выстрелы, один за другим, десятки залпов из орудий Т-34. Снаряды рвали землю на части, впивались в гусеницы танков, засыпали огненным дождем осколков, нарушая обзор немецким механикам.

– Огонь!

Новые снаряды взлетели в воздух. Прицел! Выстрел! Черный дым закрыл пространство между стремительно сближающимися машинами двух армий. Несколько «тигров» замерли от метких попаданий. С флангов, подпустив противника поближе, заговорили винтовки и пулеметы стрелкового батальона. С бортов бронетранспортеров полетели немцы. Выстрел! Огонь опалил водителя бронетранспортера, тот бросил руль и пустил машину прямо под колонну, сломав ее стройные ряды.

– Маневр, все экипажи на маневр!

Советские «тридцатьчетверки», не дожидаясь контрогня, дали задний ход и ушли в разные стороны, не приняв открытого столкновения на поле. Быстрыми маневрами они скрылись из поля видимости немецких башнеров, кто за останками сгоревшей во вчерашнем бою техники, кто скрылся в складке местности. «Тигры» замедлили ход, по инерции двигаясь вперед, пытаясь разгадать замысел русских. Боевой строй изгибался все сильнее, пока машины не встали разрозненными отдельными точками на большом расстоянии друг от друга.

– В атаку, первый взвод, левый фланг! Прицельный огонь! Второй взвод, лобовая атака, выстрелы по центральным ориентирам. Третий, правое крыло! Огонь по целям без перерыва!

Над полем поднялся страшный грохот, Т-34 выкатились из своих укрытий, взяли в окружение своих врагов и снова открыли огонь. Снаряд, еще снаряд! От пороховых газов першило в горле, пот в разогретом крохотном пространстве железных танков застилал глаза. Башнеры до рези в глазах высматривали новые цели, выкручивали маховики дула и башни, заряжающие метались от укладки к казеннику, подхватывая горячие гильзы руками в брезентовых варежках и выкидывая их прямо через люк. От грохота выстрелов, ударов, криков закладывало уши, глаза зудели от дыма и напряжения, но ротный командир продолжал направлять танки на врага:

– Подходите ближе! Выстрел! Цель – борта!

Соколов знал, что всю свою мощь немецкий «штурмпанцер» VI мгновенно терял на близком расстоянии, так как не мог маневрировать и быстро крутить башней, реагируя на атаку маневренных Т-34. Поэтому тройки советских танков стремительно сближались и расстреливали одну за другой неповоротливые мишени. На поле горело уже почти с десяток гусеничных германских машин.

– Отступаем, квадрат 41.3. Экипажи, отступаем по направлению высота 3.8.

В шлемофоне раздался крик Еременко:

– Ветер! Доложите обстановку! Прием!

– Говорит Ветер, атакуем. Продолжаем наступление, уничтожены десять единиц немецкой техники.

– Ветер, немцы стягивают бронетехнику к вашему квадрату. Высылаю помощь! Ветер, ответь, как понял? Прием!

– Информацию принял, Ветер информацию принял.

Соколов снова припал к панораме, стрелки капитана Момашулы пошли цепью в атаку на бронетранспортеры, скидывая с них немецких солдат, с криком «ура!» обстреливая всех, кто пытался ответить им из пулемета. Алексей нашел глазами Саву Хвалова, который со снарядом наготове согнулся у орудия.

– Рядовой Хвалов, боевой приказ, мы отступаем на заготовленные позиции. Найди командира пехоты Бориса Момашулу, передай, что сюда движется подкрепление немецких танков. Мы примем бой в котле. Так и передай. Понял?

– Так точно понял, передам слово в слово, – легконогий Сава загремел сапогами, поднимаясь по стенкам башни к люку.

Алексей прижал плотнее ларингофон к горлу:

– Говорит Ветер, говорит Ветер. Запрашиваю поддержку артиллерии. Координаты сообщу по прибытии на высоту.

Сквозь помехи в эфире раздался глухой голос Еременко, но Алексей не смог разобрать слова. Он снова и снова повторял в эфир свою просьбу, но связь нарушилась из-за многочисленных взрывов, ответа не было. Над головой загрохотали шаги, в люк свесилась голова комбата стрелков:

– Отходим, лейтенант, мои люди у танков на броне. Команду давай! Две роты для прикрытия остаются. Сейчас дымовухи запалят!

– Рота, вперед! В отступление, к высоте! На высоких оборотах.

Механики-водители выжали педали, и «тридцатьчетверки» за завесой из дыма сделали крюк, обходя небольшие холмы. За бронированной кормой у танков отчаянно палили из пулеметов несколько десятков красноармейцев, прикрывая маневр товарищей. Немцы метались по полю, собирая остатки моторизированной части, «тигры» снова выстраивались в атакующую линию, но их офицер никак не мог понять, в какую сторону направить отделения. Советские танки вдруг затихли, прекратив огонь, даже гудение моторов почти затихло за серой дымовой стеной. Но догнать танкистов не давали стрелки из окопа, они поливали без перерыва пространство пулями и минами, так что из-за огневой стены к переднему краю было не сунуться. Но только не «тиграм» с их броней. Экипажи немцев, придя в себя, собрали «панцеры» в колонну, которая стремительно двинулась к окопу. Советские стрелки с оружием наперевес бросились в стороны по длинным ходам фортификаций, которые недавно так старательно прорывал вермахт, сооружая линию «Пантера». «Тигры» на скорости, сыпля снарядами, пулями из пулеметов, за считаные минуты оказались у окопа и замерли от неожиданного открытия. Земляная, укрепленная бревнами яма была пуста, огневая точка русских исчезла. Чуть дальше на холмиках уже затаились советские танки.

Ротный отчеканил в ТПУ:

– Всем экипажам приготовиться, выбрать цель по прямой наводке согласно расположению. Помните, один выстрел – и уходите в укрытие, ищете новую цель, смещаете позицию. Не делайте два выстрела подряд, один выстрел и назад, сменили траекторию выхода и снова ударили. Все снаряды только в цель!

Теперь по застывшим за линией передней фортификации германским машинам начали бить сверху и бить в слабые места – под погон башни, в оптику водителя, делая его «слепым», в стык башни и корпуса, где не было бронированного прикрытия, в крышу «тигра», где расположены воздухопритоки и люки башен.

Позади, не видимые башнерам и командирам немецких «панцеров», ползли советские пехотинцы. У них в руках были зажаты бутылки с горючей жидкостью, чтобы забросить их на корму, где находился двигатель и топливная система.

– Огонь!

Один за другим загорелись танки в боевой линии немцев. Советские машины исчезли с пригорков, дав задний ход. Уцелевшие «панцеры» двинулись поредевшим клином в сторону, как можно дальше от высоты, где засели Т-34 и расстреливали их практически в упор.

– Экипажи, огонь! Немцы уходят на дальний бой! Нельзя их выпустить!

Черные борта с белыми крестами медленно удалялись, тяжеловесные гиганты размеренно ползли в сторону понижения рельефа, собираясь укрыться в складке местности.

– В атаку, семерка и двадцатка, – отправил на маневр Соколов танкистов. – Вниз, заходи с флангов!

Пехота, поддерживая маневр танкистов, рассредоточилась вдоль линии окопов и открыла огонь из минометов. Мины с визгом вгрызались в гусеницы и катки, разбивая железные ленты на куски металла. Обездвиженные танки замерли, и «тридцатьчетверки» могли теперь навести прицел на огромную застывшую цель.

Выстрел, пламя окатило башню левого «панцера», за ним подпрыгнул и задымил черным маревом танк, находившийся в центре. Из башен бросились бежать германские экипажи. Но пехота в окопах несколькими длинными очередями уничтожила их, разбросав вокруг полыхающих машин. Прикрытие танковой поддержки отступающей дивизии вермахта было разбито подчистую. В танковой роте и у стрелков КРКА было без потерь.

С пригорка теперь было видно, что от немецких позиций движется огромная колонна САУ. «Ягдтигры», которые были созданы, чтобы вести охоту на знаменитые советские Т-34. Истребители танков с огромнейшим нарезным 128-мм орудием одним выстрелом могли пробить любую броню 28-килограммовым бронебойным снарядом. Но было и у «ягдтигра» слабое место – ходовая часть, которая от огромной нагрузки и откатов орудия очень быстро приходила в негодность, превращая на поле боя грозного великана в беспомощного инвалида. Решение пришло мгновенно, Соколов поплотнее натянул на голову шлемофон:

– Экипажи на поддержке, ноль ноль семь и двадцать, вы внизу?

– Так точно, товарищ командир, на позициях! – отозвался голос Логунова.

САУ были слишком далеко, чтобы нанести по ним удар, но и подпускать их близко, чтобы те могли заметить Т-34 на холмиках и атаковать, тоже опасно. Хорошая оптика и дальнобойность позволят немецким танкистам уничтожить советские «тридцатьчетверки» на расстоянии в несколько тысяч метров, а вот мощности пушек советских танков не хватит, чтобы пробить рубку или бронированный бок великанов. Да и число САУ превосходило советскую роту в количестве десяти машин в два раза. Огромные и неторопливые, они ползли по снежной корке поля, словно гигантские железные звери, обходя опаленные «тигры».

– Ребята, прокатитесь между подбитыми «тиграми», сделайте вид, что осматриваете поле боя, и уходите в разные стороны в укрытие. По моей команде сделаете вторую прокатку на максимальной скорости от позиции к позиции. Сейчас дам ориентиры, где можно незаметно встать.

Соколов понял, как действовать, чтобы сохранить как можно больше за собой снарядов и не вступать в прямой бой с мощными штурмтанками. Надо использовать слабую ходовку бронированных монстров, измотать их, заставить кататься по полю, пока не задымится слабенький двигатель или не полетит трансмиссия с деталями ходовой части. С пригорка он наметил траекторию движения для «тридцатьчетверок», и как только истребители танков подберутся ближе, они расстреляют их сверху.

По его приказу экипажи направили свои машины к дымящим подбитым танкам врага, объехали их по кругу и ушли из поля видимости немецких штурмовиков. Ягдтигры, прибавив ходу, пустились в погоню за двумя советскими машинами. Соколов, прильнув к нарамнику, стал отсчитывать в перископе метры – тысяча, шестьсот, четыреста. Черные широкие пластины становились все ближе, они уже почти подошли, и тут у кого-то из башнеров не выдержали нервы.

Огонь!

Германские САУ остановились и задрали свои дула вверх, выискивая цель. Соколов инстинктивно дернулся у экрана перископа, грозные пушки смотрели ему прямо в лицо.

– Уходим, всем покинуть позицию!

Он успел выкрикнуть приказ, и тут же грохнули выстрелы «штурмпанцеров». Крайняя «тридцатьчетверка» с цифрами 017 на борту дрогнула, развернулась бортом, где зияла огромная рана от немецкого снаряда. Разорванные края раны лизало пламя. Танк затрепетал в агонии, его гусеницы вывернулись, и машина с ужасным грохотом полетела вниз по склону.

– Уходим, уходим с линии огня! Всем экипажам, отступление!

Но Соколов понимал, что они оказались в ловушке. Немцы знают их месторасположение и не выйдут на открытую территорию, не подставят себя под огонь Т-34. Просто будут обстреливать вслепую площадки высоты в надежде попасть на такой небольшой огневой линии в цель. При этом будут терпеливо выжидать, когда рота спустится вниз, и контратакуют на склоне холма. А вот у Т-34 почти нет возможностей для маневра. Он сам привел экипажи в ловушку.

Вдруг сквозь шум бьющих орудий прорвался рев двигателя и крики солдат. С тыла и с правого фланга к штурмовикам бежали черные фигурки стрелков, закидывая под днище машин связки гранат, а с левого фланга немецкие машины начал теснить безостановочной пальбой экипаж Логунова. Двадцатишеститонная «тридцатьчетверка» смотрелась игрушкой рядом с «штурмтиграми» весом в семьдесят пять тонн, но она так яростно нападала, бесстрашно выплевывая снаряды один за другим, что штурмовики дрогнули и попятились, уходя углом клина в котел между холмов. В поддержку семерке вылетел экипаж двадцатки и тоже открыл отчаянный огонь, расстреливая снаряды один за другим в броню штурмовиков.

– Семерка, двадцатка, уходите через просветы между холмами, они не смогут за вами пройти! Проходы чуть больше трех метров, сможете ускользнуть от них. Мы атакуем!

Он обратился к другим экипажам:

– Товарищи, мы можем закидать их гранатами. Бросать на рубку танка, там броня всего сорок миллиметров! Это шанс их уничтожить.

– Младший сержант Омаев! Выполняю приказ!

Руслан стянул с головы шлемофон, подхватил связку «колотушек» и бросился к проему люка. Каждая секунда на счету, сейчас «ягдтигры» опомнятся от неожиданной атаки, выставят прицел и откроют огонь по машинам поддержки, одним выстрелом разнеся бронированный Т-34 в клочки. От других машин бежали еще добровольцы со связками лимонок. С самой высокой точки холма Руслан посмотрел вниз. Там неловко крутились массивные железные «панцеры», выставляя свои пятиметровые дула на миниатюрные по сравнению с ними советские танки. Миг, корма семерки и двадцатки скользнула в проход между двумя возвышенностями, «панцер» бросился следом, но широкие борта уткнулись в земляные склоны.

– Бросай! – выкрикнул младший сержант и метнул свой груз точно в середину крыши квадратного великана.

Выстрел пушки и взрыв произошли одновременно, через секунду с громким хлопком сдетонировали остальные гранаты, и площадка внизу превратилась в горящий котел. Пламя переползало по мечущимся в ловушке штурмтанкам, оплавляя броню, проникая в пробоины, оставленные зарядами пороха. Взрыв! Загорелся топливный бак у одной из машин, остальные тяжело выли, пытаясь вырваться из стены огня. Но выход с флангов обстреливали семерка с двадцаткой, которые обошли холмы вокруг и снова атаковали врага у широкого входа на площадку между пригорками. Столб пламени становился все выше и выше, разгораясь от снарядов, взрывов топливных систем. Оглушительно грохнул боезапас внутри танков, и Руслана вместе с остальными откинуло взрывной волной с гребня возвышенностей. Он кубарем скатился, обсыпанный снегом и камнями, прямо под гусеницы своей машины, куда перед атакой поставил его командиром Соколов. Взобрался, не отряхиваясь, внутрь и кинулся к шлемофону:

– Двадцатка, семерка, прием! Живы? Успели уйти?

– На месте, – прогудел Логунов, и Руслан вздохнул с облегчением. Они отбили контратаку немцев.

– Ветер, Ветер, на исходную, отступай на исходную. Два часа артиллерийского обстрела. Огневой вал. К вам идет пополнение, лейтенанту Соколову принять командование над двумя ротами, – поступил из эфира приказ командира.

– Есть! – Алексей облегченно на секунду приоткрыл глаза и тут же кинулся к люку, чтобы пустить внутрь загазованного железного помещения хоть каплю воздуха. Высунул голову и радостно крикнул: – Победа, ребята. Атака отбита! Ура! Да здравствуют Т-34! Ура советской пехоте!

Его крик подхватили танкисты на своих бронированных машинах, стрелки в окопах и командир батальона капитан Момашула.

Ветер поймал их крики и понес по полю через выстрелы, визг мин и вой обстрела. Гуля, которая только что стащила в окоп очередного раненого, повернула голову, услышав ликующее «победа», и улыбнулась – живой, он живой, он победил!

После короткого перерыва Соколов пересчитывал и расставлял по позициям вновь поступившие отделения, следил за получением матчасти, на ходу успев сунуть в рот две ложки похлебки, переданной с полевой кухни. Короткое совещание с комбатом пехотинцев – и снова атака. До самого заката они гнали и гнали немцев, расстреливая их прикрытие бронебойными и фугасами, без остановки, уничтожая движущиеся силы вермахта, не давая им сгруппироваться при отступлении. За кормой танка оставались выжженные, изрытые воронками, чадящие горящей техникой, усеянные трупами солдат обеих армий километры территории. Теперь уже советской территории, которую они возвращали обратно, выдирая из лап гитлеровской армии.

Алексей пребывал словно во сне. Он смутно понимал, что происходит. А приехал командир бригады, он громогласно объявил благодарность подвижной ударной группе из двух танковых рот и стрелкового батальона. Соколов пожимал руки, кивал, принимал знамя полка как награду за проявленное мужество, а сам словно плавал в густом утреннем тумане, не чувствуя боли в ободранных о снаряды пальцах, на которых запеклась кровь. Когда майор Еременко отдал команду «Вольно!», у него едва хватило сил дойти до танка и нырнуть под брезент. Он лег и сразу провалился в глубокий сон.

* * *

В Ленинграде Софа не давала уснуть Миньке, который так и норовил прикрыть глаза. Но бойкая девочка сразу замечала трепетание его ресниц и строго повторяла бабушкины слова:

– Сделал дело – гуляй смело. Я дочитаю, и спи!

Минька молчал, не пререкался, послушно открывал глаза и вслушивался в тонкий голос сестренки, хоть и знал, что читать та не умеет. Но Софе, которая сама растопила печь и приготовила тюрю из добытого пайка, очень хотелось немного поболтать со старшим братом, пока от печурки тянет теплом, не сосет под ложечкой от вечного голода, а стекла не дрожат от авианалета. Она нашла среди мусора небольшую желтую бумажку и делала вид, что читает сообщение с фронта.

– Тенкель Григорий, летчик, скоро прилетит в Ленинград на самолете и побьет фашистов. Всем раздадут печенье и каждому яблоко и тарелку щей. А девочкам дадут красивые наряды.

– Так и написано? – Минька решил немного подыграть Софе.

Та с абсолютно серьезным видом кивнула и ткнула пальчиком в слово посередине документа, поднесла бумагу поближе к лицу брата.

– Да, смотри И, потом закорючка, В, Е. Я их знаю. Значит, вещи, одежда! А вот это что за буква? Заборчик с хвостом. Что это? Прочитай!

Минька скользнул взглядом по строчкам официальной бумаги. «Извещение. Ваш муж, Тенкель Григорий Матвеевич, лейтенант, в бою за социалистическую Родину проявил мужество и был убит…» Минька закрыл глаза, чтобы не видеть черные строчки.

– Да, верно прочитала, выдадут нарядные платья и туфельки. Будет салют в честь победы.

– И куклу новую! – Софа прилегла рядом с братом, закрыла глаза мечтательно. Перед ней сразу поплыли вперемешку мамины оладушки, красные лаковые туфли, улыбающийся с фотографии, стоящей в серванте, отец. – А что такое салют, Минька?

Ответить он не успел, Софа уткнулась холодным носом ему в плечо и засопела.

Загрузка...