Патрик проспал всю ночь и проснулся в полдень на следующий день. Проснувшись, он ощутил, что в его теле не осталось живого места – все мучительно болело. Мускулы онемели, суставы хрустели, голова трещала с чудовищного похмелья.
Со времен юности он не предавался излишествам и никогда не пил много. Что, черт возьми, произошло с ним вчера?
Воспоминания о прошедшей неделе сменялись, как картинки, пока наконец он не увидел себя на лошади. Он ехал в одиночестве по белому снегу, затем ветер сдул шляпу с его головы… Еще одна картинка: он стреляет в голову своей искалеченной лошади и потом… а что же было потом?
Он не помнил, как вернулся на ранчо, и все же он был здесь, здоровый и невредимый. Он страдал от похмелья, уже наступил день, но это не помогло понять, что происходит, поэтому Патрик медленно попытался открыть глаза и не увидел ничего, кроме мутных пятен. От ужаса его сердце подскочило к горлу. Почему, черт возьми, он ничего не видит? Что с ним случилось?
– Патрик, я ждала, когда ты проснешься.
Он знал этот голос с придыханием так же хорошо, как собственный.
– Шарлотта, что с моими глазами? – спросил он. Она взяла его за руку и успокаивающе пожала:
– Вчера ты целый день был на воздухе и твои глаза ничем не были защищены от блеска снега на солнце.
– Это непоправимо?
– Улисс говорит, что это – пройдет. Он услышал скрип стула и шорох платья.
– Ты можешь меня разглядеть?
– Я различаю лишь твой силуэт и, кажется, немножко различаю цвет платья. Ты сегодня не в черном?
– Нет. На мне зеленое платье. И ты на самом деле его видишь?
– Вроде бы вижу. Ты всегда великолепно выглядела в зеленом.
– Я подумала, что для меня наступило время покончить с трауром. Кроме того, я хотела отпраздновать твое благополучное возвращение. Я знаю, у тебя болят глаза, но как насчет остального?
– Чувствую себя, как и полагается старику.
– Ты не старик, могу в этом поручиться, – ответила она с грудным смехом.
Интимная окраска ее смеха заворожила Патрика, как и сами слова.
Почему это она могла поручиться, что он не старик? Неужели он был таким идиотом, что пытался ее соблазнить, когда был пьян? Правда, еще недавно он ощущал потребность в женщине. Хотелось бы только припомнить, когда это было.
Шарлотта склонилась к нему и обняла за плечи. Ее щека коснулась его щеки, и Патрик почувствовал, что она мокрая от слез. Казалось, его руки поднялись сами собой, и он прижал Шарлотту к себе. Боже, чувствовать ее было так приятно! Она была теплая, живая и… нежная там, где женщине полагается быть нежной.
Он и не помышлял о том, что когда-нибудь снова обнимет женщину и уж, конечно, не Шарлотту. И все же ему не хотелось отпускать ее.
– Я так беспокоилась, когда ты не вернулся к ужину вчера вечером, – бормотала она, прижимаясь лицом к его груди. – Улисс отлично организовал твои поиски.
– Так это был не Рио? – спросил Патрик, уткнувшись носом в ее надушенную шею.
– Рио заболел, и Улисс отправил его домой. Всем руководил твой сын. Он и нашел тебя. – Шарлотта высвободилась из его объятий. – Он привез тебя домой, на ранчо, примерно в два часа ночи. Он спас тебе жизнь, Патрик.
Эти слова восстановили пробел в его памяти, будто краеугольный камень встал на место в воздвигнутой арке. Он, как ему вдруг показалось, услышал слова Улисса:
– Я уже потерял мать. И не хочу потерять отца.
– Я хочу видеть своего сына, – сказал Патрик.
– Ты только что проснулся. Не хочешь сначала что-нибудь поесть?
Упоминание о пище пробудило к жизни его пустой желудок, отозвавшийся урчанием. Но Патрик решил не обращать внимания на это ощущение пустоты внутри.
– С едой можно повременить. Господь счел возможным дать мне еще один шанс, и я собираюсь правильно его использовать.
– Что сделать правильно?
– Все, моя дорогая Шарлотта, начиная с того, что хочу быть Улиссу хорошим отцом, настоящим отцом. Видишь ли, у меня есть ангел-хранитель, и я не собираюсь его разочаровывать. Я обязан Улиссу жизнью. Более того, пора платить долги.
До недавнего времени Патрик не помышлял о бренности своего тела, даже когда умерла Илке. Ему казалось, что никто не думает о смерти. Смерть – это то, что случается с другими. Если бы люди об этом думали, воины никогда бы не ступали на поле брани, а женщины никогда бы не решились иметь детей.
Но именно мимолетная встреча со смертью заставила его стать другим человеком, а точнее, просто человеком, каким в своей непомерной гордыне он себя и считал.
Шарлотта почувствовала его желание помириться с Улиссом. Она прочла это в выражении лица Патрика. Ей было знакомо это выражение, потому что много раз она видела его в зеркале на своем собственном лице. Особенно в первые годы своего брака с Найджелом, когда считала, что они еще могут решить все свои затруднения.
Найджел никогда не откликался на ее попытки, но чутье подсказывало Шарлотте, что Улисс обрадуется желанию отца помириться с ним.
И вдруг в ее мозгу мелькнула ужасная мысль: если Патрик помирится со своим сыном, ее общество перестанет быть ему необходимо.
В день, когда Шарлотта узнала о смерти Илке, она подняла парус на утлом суденышке изворотливости и полуправды. Малейшее изменение ветра могло сбить ее кораблик с курса.
Примирение отца с сыном разорвет пелену непонимания между ними, а с планами и надеждами Шарлотты будет покончено.
Несмотря на мрачные предчувствия, она хотела поступить так, как было бы лучше для Патрика. Его счастье значило для Шарлотты больше, чем ее собственное. А это, как она знала, было истинным мерилом любви.
– Я сейчас же приведу Улисса, – сказала она. Она шагнула к двери, закрыла ее за собой и, почувствовав, что колени ее ослабли, прислонилась к стене. Патрик именно тот человек, который был ей нужен, но они встретились в неподходящее время. Она почти слышала свой голос, когда говорила Велвет о своих планах: дружбе между Алицией и Улиссом, а в конечном счете и любви. Она и не предполагала, что может попасть в свою же ловушку.
Шарлотта не ожидала, что почувствует что-нибудь большее, чем желание быть полезной Патрику. Но теперь воспоминание о его купании, о крепко сбитом теле Патрика заставляло ее сердце трепетать.
Когда в последний раз она видела обнаженного мужчину? Да, это был ее муж, умерший от сердечного припадка в постели своей очередной любовницы. Вид его белой кожи, вялой плоти и округлого брюшка наполнил ее отвращением.
Тело Патрика столь же разительно отличалось от тела Найджела, как богатая плодородная почва отличается от болотной трясины. Прекрасно развитая мускулатура Патрика говорила о склонности к физическому труду. Вялая плоть Найджела свидетельствовала об обратном – о напрасно потраченной беспутной жизни.
Она отдала бы все на свете за право снова войти в комнату Патрика и тотчас же рассказать ему всю правду о себе: об утраченном состоянии и о своей вновь проснувшейся любви к нему. Но Патрик был не таким человеком, чтобы легко примириться с глупостью или ложью. А она впала в оба эти греха.
Нет, решила Шарлотта, направляясь к лестнице, у нее нет выбора. Алиция еще могла завоевать сердце Улисса, и Шарлотта не сделает ничего, чтобы испортить жизнь дочери.
Улисс сидел за большим письменным столом в библиотеке, пытаясь отшлифовать речь, которую он намеревался произнести на следующей сессии законодательного собрания. Но взгляд его все время отрывался от бумаг и путешествовал к софе, где прошлой ночью спала Райна.
Ему бы хотелось взглянуть на нее утром, когда она только просыпается. Ему бы хотелось видеть выражение ее лица, когда она узнала, что это он нашел Патрика.
Он хотел бы поблагодарить ее за то, что она одолжила ему Старфайера. Кроме всего прочего, ему хотелось проводить ее до дома и быть уверенным, что с ней все благополучно.
Но судьба, принявшая очаровательный облик Алиции Готорн, лишила его всех этих радостей. Алиция поднялась рано, нашла спящую на диване Райну и рассказала ей о спасении Патрика. И к тому времени, когда Улисс вернулся в библиотеку, Райны уже и след простыл, однако ее аромат все еще можно было уловить в комнате.
Но Улиссу не требовалось даже этого, чтобы помнить о ней. Собственно говоря, было бы даже лучше, если бы он нашел способ стереть ее образ из памяти. Слава Богу, законодательное собрание через пару недель вернется к своей деятельности. Возможно, разлука сделает то, что не смогла сделать его воля.
Стук в дверь прервал его размышления.
– Войдите! – крикнул он.
Массивные створки двери красного дерева распахнулись, пропустив в комнату Шарлотту, которая показалась ему особенно эффектной в изумрудно-зеленом платье. Улисс успел заметить, что она сняла траур. Шарлотта торопливо заговорила:
– Твой отец проснулся. Он хочет тебя видеть. Пульс Улисса участился.
– Как он?
– Немного затуманено сознание. Он что-то толковал о своем ангеле-хранителе.
– А как его глаза?
– Он может видеть; еще не совсем ясно, но может. Радость в ее голосе была искренней, и Улисс почувствовал облегчение.
– Слава Богу!
– Идем наверх. Он ждет тебя. Я принесу вам обоим кофе.
Блеснув своим изумрудным платьем, Шарлотта скрылась так же быстро, как и появилась. Не в ее привычках было действовать столь стремительно. Она была не из тех женщин, что могут до смерти заговорить, но она никогда не упускала случая поболтать.
Хотя, казалось, она была искренне рада за Патрика, у Улисса возникло ощущение, что ее что-то беспокоило. Неужели Патрик мог ее чем-то расстроить? Зная характер отца, Улисс счел такое объяснение самым правдоподобным.
Когда Улисс вошел в спальню, Патрик сидел, опираясь на подушки, и выглядел на удивление бодрым и крепким для человека, который всего несколько часов назад чуть не замерз насмерть. Он похлопал рукой по постели и сказал:
– Сядь рядом со мной, сынок.
– Я не хочу тебе мешать.
– Ты не помешаешь.
Улисс осторожно уселся на край кровати.
Патрик глубоко вздохнул, потом ощупью нашел руку Улисса. Необычность этого прикосновения удивила, если не испугала Улисса, и он чуть не отдернул руку.
– Теперь, когда ты здесь, я не нахожу слов, чтобы поблагодарить тебя за то, что ты спас мне жизнь.
– Ты не должен благодарить меня. Ты мой отец. Кроме того, все мужчины принимали участие в розысках. Любой из них мог тебя найти.
– Нет, это сделал ты. Я бы не осудил тебя, если бы ты оставил меня там!
– Право, отец, нет нужды…
– Есть. Я был скверным отцом. И все-таки ты спас меня.
Прошлой ночью Улисс гадал, уж не утратил ли Патрик связь с реальной жизнью. Теперь у него возникли такие сомнения относительно себя самого. Неужели правда то, что он слышит? Или это некий самообман и он принимает желаемое за действительное? Но крепкое пожатие Патрика, прикосновение его огрубевшей от работы руки, все говорило в пользу реальности происходящего.
Во время долгих поисков Улисс не однажды представлял себе возможности новых отношений с отцом. Неужели и с Патриком произошло то же самое?
– Ты вовсе не был плохим, – сказал Улисс, с радостью даруя прощение.
– Ты благороднее меня. Прошлой ночью, когда я умирал, то ясно видел все свои ошибки… – Ты вовсе не обязан мне ничего объяснять.
Патрик, казалось, не слышал его.
– Я хочу, чтобы ты знал, почему я вел себя подобным образом все эти годы. Видишь ли, я ревновал.
– Ревновал? Меня? – выпалил Улисс. – К кому?
– Я ревновал твою мать – она столько времени проводила с тобой! Когда мы с ней встретились, она была замужем за Отто. Я никогда не надеялся, что она станет моей. Но к тому времени, когда это произошло, она уже ожидала тебя. После того как ты родился – ужасно об этом говорить, но я должен признаться, – ты меня начал раздражать.
Улисс замер, пока не почувствовал легкое головокружение, и вынужден был наполнить легкие воздухом. Никогда в жизни с ним никто не говорил так откровенно. Улиссу никогда не приходилось обсуждать чувства и их последствия. Откровения отца были болезненными для него, они его смущали, но в них была исцеляющая сила.
– Я ни с кем не мог поговорить об этом, – продолжал Патрик, – особенно с твоей матерью. Иногда, слыша, как ты кашляешь или всхлипываешь, особенно если это случалось ночью, я хотел встать и подойти к тебе, но каждый раз мать уже оказывалась рядом с тобой. Позже, когда ты вырос, окреп и уехал в Гарвард, я сказал Илке, что ты разочаровал меня, не захотев остаться на ранчо. Правда же заключается в том, что я должен был разочаровывать тебя каждый день нашей совместной жизни, потому что не был тебе хорошим отцом.
Улиссу пришлось поморгать, чтобы избавиться от непрошеной влаги, выступившей на глазах.
– Ты никогда не разочаровывал меня. Когда я был маленьким, то смотрел на тебя снизу вверх и мечтал однажды стать таким, как ты. В возрасте между отрочеством и возмужанием я наконец понял, что не смогу быть таким же, и, черт возьми, это открытие чуть не разбило мне сердце. Мама помогла мне понять, как важно стать самим собой.
– Я рад, что она это сделала. Я и не хотел бы, чтобы ты стал похожим на меня, если учесть, сколько дурацких ошибок я совершил. Возможно, мое мнение о юристах и политиках никогда не изменится, но можешь быть уверен: я чертовски горжусь тобой! Мне хотелось бы послушать, как ты произносишь речь в законодательном собрании.
Комок величиной не меньше кулака, образовавшийся в горле Улисса, грозил лишить его возможности говорить вообще.
– Долго я ждал, когда ты скажешь это, – еле выдавил он.
– Теперь не слишком поздно?
– Нет, черт возьми, самое подходящее время. – Улисс помолчал, потом выпалил, будто прыгнул в холодную воду: – По правде говоря, никогда в жизни я так не нуждался в твоем совете, как теперь.
Глаза Патрика ожили и засветились, на лице его расплылась широкая улыбка, и он заключил Улисса в объятия.
– Я постараюсь помочь тебе, если смогу.
– Мне кажется, я влюбился, – выпалил Улисс.
– Так это же замечательно! – Патрик хлопнул сына по спине с такой силой, что от этого поощрительного шлепка могло свалиться дерево.
Это дало Улиссу секунду передышки.
– Загвоздка в том, что я не уверен. Может быть, ты расскажешь мне, что почувствовал, когда впервые увидел маму…
Голос его ослаб. Прошлой ночью, когда он разговаривал с Люком Тигом, с парнем, которого едва знал, он задал ему личный вопрос. Теперь он задал еще более интимный вопрос собственному отцу. Что, черт возьми, с ним творится?
Но Патрик, как видно, не нашел в его вопросе ничего странного:
– Ты знаешь, в твоей матери для меня был сосредоточен весь мир. До того как мы поженились, я думал о ней день и ночь, но особенно много я мечтал о ней ночью. Боже, что за сны мне снились! Каких усилий мне стоило сдерживать себя, когда она еще была замужем за Отто, а он был моим лучшим другом. В те дни я был упрямым ослом и мне было ненавистно такое положение вещей.
– Что же ты делал?
– Я не мог находиться вдали от нее. – Патрик хмыкнул. – Я имел обыкновение ездить верхом в Фредериксберг раз или два в месяц повидать ее. Я говорил ей, что соскучился по булкам Отто. Но уверен, она понимала, что я сохну по его жене. Мы тогда говорили обо всем на свете, и частенько между нами пробегала искра, способная зажечь пожар в прерии.
– Понимаю, что ты хочешь сказать, – откликнулся Улисс. Он всегда это понимал. Он чувствовал, что то же самое происходит между ним и Райной.
– А я знал, сынок, что ты влюблен в Алицию! – сказал Патрик с чувством глубокого удовлетворения. – Ты не мог бы сделать лучшего выбора. Если ты примешь мой совет, не откладывай надолго. Женщины не слишком уважают мужчин, которые сами не знают чего хотят и слишком долго колеблются.
Черт возьми! Улисс уже хотел было признаться отцу, какие чувства он питает к Райне.
– Я не готов, – сказал Улисс, стараясь выиграть время и соображая, как исправить ситуацию.
– Ни один мужчина никогда не бывает готов к браку. – Голос Патрика даже завибрировал от сочувствия к сыну. – Мы все становимся трусами, когда речь заходит о том, чтобы встать на колени перед женщиной.
Улисс попытался возразить:
– Мы еще плохо знаем друг друга. Похоже, что Алиция не питает ко мне романтических чувств. Не думаю, что Шарлотта пробудет здесь достаточно долго, чтобы мы с Алицией познакомились получше. У них в Англии другая жизнь. Я уверен, что им не терпится вернуться обратно. – Улисс замолчал.
Отъезд Шарлотты положит конец этому нелепому недоразумению. Хотя он и привязался к ней, но ему вдруг захотелось ускорить их отъезд. Тем временем на губах Патрика расцвела блаженная улыбка.
– Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Мне потребовалось много времени, чтобы понять, что Илке моя женщина. Но, думаю, я прекрасно могу разрешить твою дилемму.
– Не понимаю.
Впрочем, Улисс и не хотел понимать. У них завязалась странная беседа, и была опасность, что она станет еще более странной.
– Я как раз думал, – продолжал Патрик, – как нам уговорить остаться погостить наших дам подольше. И мне кажется, я нашел убедительную причину. На свете еще не родилась женщина, за исключением твоей матери, которая могла бы устоять против предложения отправиться по магазинам.
– Я не понимаю, какое отношение это имеет к Шарлотте и Алиции.
– У твоей матери не было времени обставить новое крыло. Я, бывало, журил ее за это. Думаю, у нее просто не хватало сил, но она не хотела, чтобы я знал об этом. Но ведь жалко, что целое крыло пропадает зря. Кроме того, это будет прекрасное место для новобрачных.
– Я все еще не понимаю.
– Я попрошу Шарлотту заняться новым крылом, конечно, с помощью Алиции. Это позволит мне задержать их здесь на несколько месяцев.
Отчаяние сжало сердце Улисса. И в то же время план Патрика был столь совершенным, что он не мог удержаться от смеха.
– Я и не представлял, что ты настолько хитер, отец. Знаю, что такой комплимент тебе вряд ли придется по вкусу, но из тебя бы вышел чертовски ловкий политик.
Террилл Микс не помнил такой зимы, как эта. В прошлом году зима была тоже суровой, но нынешняя обещала быть еще жестче. Во время снежного бурана навалило столько снегу, ни один старожил не мог такого припомнить.
Он чувствовал себя дураком, отправляясь верхом на ранчо «Гордость Прайда» в такой холодный день только ради того, чтобы узнать, что Алиция не пострадала во время этого урагана. Скорее всего она в эти дни и ногой не ступала за дверь, так что самой серьезной опасностью для нее мог стать грипп.
И все-таки он должен был видеть Алицию, чтобы удостовериться в ее безопасности. Он даже придумал предлог для своего появления на ранчо, такой, что Патрик проглотит и вопросов не будет задавать. Но в отношении Шарлотты Террилл не был столь же уверен. Она умела так посмотреть на мужчину, будто видела его насквозь и могла разглядеть, что у него в сердце. А если ей удастся раз увидеть, что у него внутри, она тут же увезет свою дочь в Англию.
Он выехал на дорогу, ведущую к ранчо де Варгасов, и неохотно повернул лошадь к их дому. Совесть не позволяла ему проехать прямо к Прайдам, не заглянув по дороге к де Варгасам и не проведав Рио и Велвет. Въехав по пологому склону на вершину холма, Террилл увидел их дом, уютно примостившийся в долине, похожей на блюдце, и остановился полюбоваться видом. Из труб поднимался дым, суля безветренную погоду.
Несколькими минутами позже он спрыгнул с лошади и привязал ее к коновязи. Дверь открыла Велвет. Хотя со времени его последнего визита прошло меньше двух недель, она выглядела более усталой и озабоченной, чем когда бы то ни было. Но гостеприимство не изменило ей.
– Входи, Террилл, – сказала она, беря его за руку и втаскивая в комнату. – Как приятно тебя видеть!
– Мне тоже приятно тебя видеть, – ответил он, снимая шляпу и куртку. – Я беспокоился о вас.
– О Рио и обо мне или о Райне? – Велвет бросила на него проницательный взгляд.
– Я беспокоился обо всех вас, и о Прайдах тоже, – объяснил он, потирая руки. – На улице изрядный морозец. Я бы не отказался от чашки кофе.
– Я только что сварила, – ответила Велвет, направляясь в кухню. Она слегка улыбалась, но на лице было задумчивое выражение. – Раз уж ты проделал такой дальний путь, оставайся обедать. Райна скоро вернется домой проведать Рио. Пока отец болеет, она все взяла на себя. Эта девочка может управлять ранчо не хуже любого мужчины.
Терриллу понадобилось несколько минут, чтобы переварить все то, что сказала Велвет.
– А что с Рио?
– Он свалился с инфлюэнцей как раз после снежного бурана и пока еще не вставал с постели. Но не знаю, как долго я еще смогу удерживать его дома. Может, ты сумеешь вразумить его.
Она налила кофе в эмалированную кружку и протянула ему.
– Ты знаешь, где его комната. Прихвати с собой кофе. Хотя Терриллу не терпелось увидеть Алицию, он не мог отказаться выполнить просьбу Велвет.
– Тебя правда не затруднит накормить меня?
Велвет разразилась своим характерным смехом, отличавшим ее от всех других женщин:
– Красивый мужчина никогда не бывает в тягость, солнышко.
Вид Рио привел Террилла в ужас. Он был белым как полотно, тело, казалось, съежилось и стало меньше.
«Боже, да он совсем старик», – вдруг осознал Террилл, пытаясь вспомнить возраст Рио. Когда Террилл нанялся работать к Прайдам, Рио было сорок пять. Значит, теперь под семьдесят.
– Что тебя к нам привело? – спросил Рио, откашлявшись и обретя нормальный ритм дыхания.
Террилл нашел в себе силы ответить улыбкой на улыбку Рио, хотя Миксу было больно видеть его в таком состоянии.
– Я слышал, что Велвет надоели твои капризы, что ты не хочешь лежать в постели, вот я и приехал отчитать тебя и навести порядок.
– Сынок, нужен не один мужчина, чтобы заставить меня лежать в постели, – похвастался Рио, и теперь его голос звучал, как прежде.
– На всякий случай я захватил наручники и ножные кандалы, они у меня там, в седельной сумке. – Террилл помолчал. – Скажи честно, старина, как ты себя чувствуешь?
– Со мной все в порядке, – ответил Рио. – А теперь ты скажи, что привело тебя в наши края? И не говори, что ты гонялся за преступниками.
– Они предпочитают сидеть в тепле в такую мерзкую погоду, а значит, у них больше здравого смысла, чем у нас с тобой. Я здесь потому, что беспокоился о вас и Прайдах, как вы пережили этот снежный буран, и чтобы рассказать о ваших соседях.
В течение следующих тридцати минут Террилл оживленно болтал, просвещая Рио насчет местных условий и рассказывая о положении в штате, стараясь не давать Рио говорить особенно много.
Райна пришла сообщить, что обед готов. Она крепко обняла Террилла, потом начала суетиться вокруг Рио, взбивая подушки, разглаживать простыни и щупать лоб. Рио с улыбкой разрешал ей все это. На Райне были ее обычные штаны от Леви и тяжелый свитер поверх мужской рубашки.
Тяжелая многослойная одежда не могла скрыть восхитительных линий ее тела. Террилл в очередной раз подумал, какой чудесной женой была бы ему Райна, если бы не его заблудшее сердце. Но потом он решительно запретил себе думать об этом. Райна заслуживала, чтобы ее любили ради нее самой, а не потому, что жениться на ней было бы разумным шагом.
Террилл последовал за Райной в кухню, где стол был накрыт на двоих.
– Разве ты не будешь есть с нами? – спросил он Велвет.
– Я ем вместе с Рио, – ответила она. – Но не сомневаюсь, что у вас с Райной найдется о чем поговорить.
– Я в этом уверена, – подтвердила Райна таким тоном, что, казалось, в ее словах заключено нечто большее, чем она сказала.
Выражение ее глаз, заметил Террилл, было таким же, как у Велвет. «Женщины», – подумал он, пожимая плечами и присаживаясь к столу.
Райна дождалась, когда затихнут шаги Велвет, потом повернулась к нему:
– Ты, конечно, мог бы ввести в заблуждение моих родителей и одурачить Прайдов, но я-то знаю, что весь этот путь ты проделал не для того, чтобы нанести нам визит. Ты хочешь повидать Алицию, верно?
Террилл как раз подносил ко рту ложку. Его рука дрогнула, и куриный суп пролился на стол. Бормоча извинения, он поспешил исправить оплошность.
– Террилл, посмотри мне в глаза, – скомандовала Райна.
Он выполнил просьбу:
– Что заставляет тебя думать, будто я хочу повидаться с Алицией?
– Террилл, все эти годы мы были друзьями. Я не помню, чтобы ты хоть раз солгал или что-то приукрасил в своем рассказе. И тем не менее ты солгал, солгал ради Алиции.
– А почему не для того, чтобы защитить тебя?
– Потому что не я была с тобой наедине в лесу. И не меня ты поцеловал.
Черт! Он должен был сообразить, что Алиция скажет Райне правду. Женщины откровенничают друг с другом до такой степени, до какой в своей откровенности никогда не доходят мужчины.
– Она сердится на меня?
Райна разразилась хохотом:
– А ты, наверное, считаешь, что воспользовался обстоятельствами? Я бы сказала, что это произошло по обоюдному согласию.
– По обоюдному согласию! Что это значит? Райна улыбнулась ему сообщнической улыбкой, перегнулась через стол и, понизив голос, сказала:
– Это значит, Алиция не возражала бы, если бы ты снова поцеловал ее. Вернее, она будет очень разочарована, если ты этого не сделаешь. – Райна дала ему передышку, чтобы он мог обдумать сказанное ею, затем добавила: – У меня хорошие новости. Алиция еще долго останется на ранчо «Гордость Прайда». Можешь поблагодарить за это Патрика. Кажется, он попросил Шарлотту обставить новое крыло дома, а она сказала Алиции, что на это уйдут месяцы.
Месяцы, думал Террилл, охваченный неимоверным счастьем. Его улыбка была такой широкой, что заболели губы. Он жил все это время в страшном предчувствии, что Алиция вернется в Англию. Он с трудом сдерживал ликование. Но, размышляя трезво, можно было сделать следующий вывод: он выиграл сражение, но не всю кампанию.
– Это хорошая новость, – ответил он. – Но не думаю, что Шарлотта одобрит мои ухаживания за ее дочерью. Откровенно говоря, я бы не осудил ее за это. Я слишком стар для Алиции, и, Бог свидетель, у меня нет ни денег, ни перспектив.
– Алиции не нравятся мужчины ее возраста. Она говорит, что они обтекаемы, как вареные яйца. Но не это главное. У Алиции есть свои планы. Но что касается Шарлотты, тут ты прав. Об этом-то я и хочу поговорить.
– Планы? Ты хочешь сказать, деньги, которые она унаследовала от отца? Я никогда не приму денег от женщины.
– Алиция ни словом не упоминала о наследстве. Насколько ей известно, всем распоряжается ее мать. А что касается ее проектов, то я уверена, что однажды она сама все тебе расскажет. И этот день скоро наступит.
Терриллу требовалось время, чтобы все осмыслить. Он уже понял, что Райна и Алиция в заговоре. Если бы он присоединился к ним, он мог бы добиться того, чего жаждало его сердце. Но в этом случае он не остался бы самим собой. Никогда его сердце не было так полно, как теперь: оно было полно Алицией. Он так страстно желал ее, что готов был рискнуть чем угодно.
– Что ты имеешь в виду, когда говоришь о том, что сама вступаешь в игру? – спросил он Райну.
– Шарлотта думает, что за Алицией ухаживает Улисс. Если моя мать воображает, что за мной ухаживаешь ты, то мы все спокойно можем проводить вместе много времени.
Терриллу и в голову не приходило, что у него мог быть соперник. От этой мысли внутри у него все похолодело.
– Так Улисс ухаживает за Алицией?
– Она клянется, что нет, а кому знать, как не ей?
– А ты в самом деле рассчитываешь, что твой план удастся?
– Сработал же он в тот день, когда мы катались на коньках.
Сердце Террилла сделало отчаянный скачок.
– Так вы вдвоем все это придумали? Райна кивнула головой:
– Все, кроме моего купания. Это был непредвиденный случай.
Он оттолкнул миску с супом. В заговоре, оказывается, есть свои достоинства, думал он, улыбаясь своей открытой улыбкой.
– Ты настоящий друг, Райна. Могу я попросить тебя еще об одном одолжении?
– О каком же?
– Не могла бы ты поехать сегодня со мной на ранчо Прайда? Если ты поможешь мне остаться наедине с Алицией, я помогу тебе с работой, когда мы вернемся.
Райна улыбнулась ему:
– Ну как тут откажешься?