(Рус)
— Это красивое? Как тебе? — сижу в кожаном кресле одного из модных бутиков, пока Волкова трясёт передо мной своей задницей… И не только ей.
А за эти несколько лет у девчонки выросло неплохое приданое. Проклятие…
О чём я вообще думаю? Кир мне дырку в башке сделает. Я бы точно сделал.
— Нормальное, — отвечаю, сглатывая. — Выбрала?
— Руслан, нет…Ты безучастен! А мне нужно такое платье, которое сразит любого мужика на повал!!! — строит злую гримасу Гербера.
— Совет на будущее. Мужика сражает не платье, а то, что под ним, — кашляю, намеренно отводя взгляд в сторону.
— Да? Ты предлагаешь мне раздеться и спросить у тебя? — она ставит свою голую ступню на маленький столик возле меня и медленно приподнимает и без того безобразно короткое платье. Я тут же беру ноги в руки и оглядываюсь.
— Завязывай, нахуй, Надя! — рявкаю, на что она откидывает назад голову и хохочет, блядь, как мисс Вселенная, словно ей всё дозволено. И все примут это за шутку. — У меня осталось две минуты. — смотрю на часы.
— Нет! Ещё одно! — заявляет она сердито. — Ну, пожалуйста!
Смотрит своими карими глазами прямо в душу. Что это за трюк такой…Где их этому учат? Они у неё вообще без зрачков что ли? Как будто просто горький шоколад растопили. И волосы такие же…Ещё и вьются до самой задницы.
Задницы…
Блядь, Рус!
— Иди! — гоню её рукой, а сам откидываюсь в кресле.
За что?!
Может свалить, пока она там мерит платье…? Ну, правда…
Не могу уже нахер!
Встаю с кресла, смотрю на часы снова. Но как только вспомню эти глаза оленёнка Бэмби, уйти не могу. Словно привороженный. Это уже совсем дичь какая-то…
Так и стою на месте, перебирая ноги от фазы «стоять как пень» до фазы «бежать, сломя голову».
И тут она выходит…В красном, блядь, платье…
Меня тут же триггерит.
— А это? — смотрит настойчиво. — Как тебе это, м…Русланчик? — спрашивает, вертясь перед зеркалом. Будто специально провоцирует… Оно длинное в пол и этот вырез, блядь, оголяет всю её длинную стройную ногу. — Я красивая?
Пиздец…Это не девчонка…Это просто шило в юбке.
— Красивая, — не вру конечно, но…
Чего стоит… Внутри, словно бомба замедленного действия. Тикает. Вот-вот рванёт.
— Красивая — красивая, — повторяю. — Надя, мне пора. — Встаю прямо перед ней. — Я поехал.
На её личике тут же появляется грусть. Как когда-то, когда я уезжал вот так по делам, и она тут же становилась безликой и потерянной. Раньше я как-то вскользь обращал на это внимание. Сейчас же… Не знаю, что с ней происходит. Она что-то в себе держит, а я не способен копаться в чужих чувствах. Мне от своих бы не съехать с катушек.
Она лишь кивает и исчезает в примерочной, а я подхожу к администратору, протягивая ей карту.
— Всё, что она выберет пробейте по вот этой. Потом заберу, — отвечаю, покидая бутик.
Уйду не попрощавшись…Возможно и некрасиво, но я уже тороплюсь.
Так и выхожу оттуда, но к вечеру понимаю, что моим щедрым предложением она так и не воспользовалась. Ничего не взяла. Ничего. Либо же оплатила всё сама, не знаю.
Руслан Адов: «Извини меня. Я был не в себе».
Около полуночи пишу этой Анжелике. Хер проссыт, что у меня в башке. Зачем? Кто она мне? Подруга по переписке? И я ведь даже не пьян…
Анжелика Царёва: «Не в себе ты бываешь часто. А я восприняла твоё сообщение, как прямое оскорбление».
Руслан Адов: «Почему? Потому что мне отсосал кто-то другой? Думаешь, я должен хранить верность своей руке?».
Анжелика Царёва: «Да делай ты что хочешь, Русланчик».
Руслан Адов: «Твою мать. Хватит так меня называть!!!».
Анжелика Царёва: «Русланчик. Русланчик. Руслааааанчик!!!».
Вот ведь заноза в заднице, а…Ещё одна. Сворачиваю телефон. Через несколько минут приходит следующее.
Анжелика Царёва: «Ты что обиделся? Ну ладно. Извини. Я была не в себе».
Руслан Адов: «Ха-ха! Очень смешно…Как дела на твоей учёбе?».
Анжелика Царёва: «Я её бросила. Надоело».
Она это что серьёзно?
Руслан Адов: «Гонишь…Нахрена учиться три года, а потом бросать?».
Анжелика Царёва: «Я не постоянная, взбалмошная и очень-очень импульсивная».
Руслан Адов: «Это я уже понял. Так и что тогда…Москва? Приедешь?».
Анжелика Царёва: «Приеду».
Должен признать. На этой фразе моё сердце начинает, блядь, стучать чаще. С одурелой мощью бьёт, кажется, даже задевая нижние рёбра.
Руслан Адов: «Ладно. Буду ждать сообщения».
Анжелика Царёва: «Ок».
На этом всё. Откладываю телефон, ворочаюсь в постели. К часу ночи понимаю, что всё ещё лежу с закрытыми глазами, а уснуть не могу, представляя под собой её. Неужели вкус настолько запомнился?
Лину я уже просто не могу представлять. Как вспоминаю, у меня сердце в груди камнем становится. Так что, если снится…Я потом сутки не могу с постели встать. Это чертовски больно.
С мыслями о той девчонке в красном вырубаюсь около двух, полностью погружаясь в свои пошлые омерзительные сны…
Новость об отце настигает меня внезапно. Мать кладут в больницу. Успокаивал как мог, но у неё всё равно случилась истерика, а после приступ. Микроинсульт…Всё, сука, смешалось…
Любимый отец изменял ей и заделал на стороне ребенка…Девочку. С женой бывшего компаньона…Красота. Как она способна терпеть такое отношение???
А после творится вообще что-то невообразимое.
Гришаня ставит в известность об одном инциденте. Гришка, блядь. Старый наш с Глебом приятель. Григорьев Демид Августович. Не просто человек. А Человечище с большой буквы. Если бы его рядом не было, я бы вероятно спалил к хуям весь дом.
Отец в сговоре с сынком своей ненаглядной любовницы подстроил аварию, в которой умерла моя невеста и мой сын. А всё потому что, сука, мы нарушили его планы по слиянию двух компаний через брачный договор с Вуйчик. Он ведь тогда хотел меня женить на этой чёртовой Василисе, на которую я даже смотреть не мог. И ведь отреагировал нормально, когда я отказал. А выходит, всё это ебучим фарсом было. Он просто притворился, что воспринял нормально, чтобы незаметно вонзить мне нож в самое сердце.
Заказал её…Её и моего ребёнка…
Мысли вскачь, в горле — жгучее месиво. Мечтаю проломить отцу башку, ненавижу его так сильно, что готов растереть в порошок. Как это?
Лина…Моя Лина…Мой сын…
Меня с такой силой трясёт, что Гришаня еле сдерживает, а он больше меня и так, и эдак. И ростом, и вширь. Целая машина для убийств. Да только вот отличается тем, что мозги всегда на месте. Два высших, везде приспособится. Знает несколько языков, думает наперед. Очень полезный друг. Очень, мать его, необходимый.
— Звони Глебу, разбирайтесь, — цедит он, удерживая меня.
— Не хочу я никому звонить. Хочу череп ему расквасить, — заявляю в полубреду. Не пьян почти, нет. Просто, сука…Перед глазами всё плывёт.
— Звони говорю! — рычит он на меня, обхватываю за грудину. Достаёт телефон и заставляет набрать.
— Дарова, Глеб…Как ты… — выдаю голосом, как мне кажется, уничтоженным вдребезги. А последней каплей является то, что я знаю, что все мои разговоры слушают…
— Нормально. Решаю вопросы, — отвечает расплывчато.
— Слушай…Помнишь, я тебе говорил про один проект, — надеюсь, что сразу допрёт.
— Ну.
— Кое-что всплыло. Я должен отъехать. Родителям ничего не говорил, а то знаешь же…Начнётся…Недосказанности, претензии…Обиды…
— Угу, знаю. Хорошо, я понял. Рус?
— М?
— Без меня не влезай в этот проект. Не надо.
Зубы стучат. Дыхание сбивается.
— Встретимся в Москве через четыре дня. Ты мне нужен. Компания прошла регистрацию. Акции на бирже. Будь на связи, прошу тебя.
— Я на связи, Рус. Я здесь.
— Хорошо…
Когда прилетает Глеб, я в говно. Пью четвёртый день у нас дома и не знаю, как выдержать всё это. Я не то, чтобы раздавлен, я блядь, словно на самом дне. И хотя есть план, есть, конечно есть. И брат есть. А внутри всё равно такой коллапс, что уже вся система отказала.
Разбиваю руку в мясо о зеркало, когда Глеб рядом. И узнаю, что его Катерина беременна, и что отец пытался и это подправить. Блядь, что за гнида, а…
У него на всех свои планы были…
В полукоматозном состоянии парни отвозят меня к Волкову домой.
А там…Тазик. Вода. Аспирин…И, мать его, Гербера…
— Поблюй, тебе легче станет, — сидит надо мной и гладит по голове, пока Кирюха с Глебом болтают в соседней комнате.
— Ты что эксперт? Иди, блядь, отсюда, хрена ли тебе надо? — еле шевелю лыком, хотя тащусь от того, как она гладит мои волосы. Щас вырубит с концами.
— Просто пытаюсь помочь, — говорит она и, мне кажется, плачет.
— Не реви, я не хотел обидеть, — перед глазами всё плывёт. Рука ноет. Да и всё тело в целом. Когда много напрягаешься, шрамы дают о себе знать…
— Русланчик, спи, — успокаивает она, после чего начинает что-то напевать…
Сначала у меня от этой мелодии дрожь по телу, а потом я понимаю, что успокаиваюсь. А она всё гладит и поёт, после чего я отключаюсь на диване их гостиной…