Без обмана

Глава 24

Сиротский приют для девочек “Сакура Гарден” расположился в старом особняке, спроектированном в европейском стиле. Его еще называют викторианским, по имени британской королевы, в период правления которой подобная архитектура и вошла в моду во многих странах. Для дома сам собой напрашивался эпитет “старинный”, но зданию, как я узнал с того же сайта, меньше ста лет, построено где-то в тридцатых годах двадцатого века. Не знаю, чья больная фантазия решила в Японии времен начала эпохи Сёва выбрать именно это архитектурное направление. Серое трехэтажное сооружение с черепичной крышей и башенкой чем-то напоминает небольшой замок из старушки Европы. Смотрится, надо признать, довольно-таки красиво, на мой вкус, но логика выбора стиля от меня ускользает, а именно ее я ценю в первую очередь.

Название тоже достойно критики. Как будто сетевой трехзвездочный отель, рассчитанный на иностранцев. Одно слово японское, второе английское. Не люблю такую двуязычную мешанину. Хорошо хоть тот самый сад из вишневых деревьев присутствует. В весеннюю пору он, наверное смотрится совершенно чудесно. Мрачноватый трехэтажный особняк, утопающий в цветущей сакуре. Прелестный образ. К сожалению, все фото на сайте приюта были сделаны в другое время года и не позволяют оценить если не лично, то хотя бы посредством высоких технологий.

Прошли по тенистой аллее до низенького заборчика, окружающего территорию. Позвонили в архаичного вида колокольчик, исполняющий роль дверного звонка ждем.

– Мне кажется, продав эту землю в центре Токио и этот дом, и переместив сиротский приют куда-то в провинцию, где недвижимость намного дешевле, можно было бы помочь на разницу очень многим детям, – скептически заметил я, наблюдая как от входных дверей к нам вышагивает женщина в классическом кимоно, не дающем ей двигаться быстро. Очень уважительно к спонсорам позволить вот так стоять и ждать под дверью.

– Макото, ты что, придираешься? На тебя это не похоже.

– Обещаю, я буду объективным. Но мне заранее не очень нравится это место. Не люблю шоу-бизнес. Он яркий и красивый снаружи, но жестокий внутри. Полон лжи, обмана и предательства. Не самая лучшая индустрия, чтобы готовить к ней молодых девочек.

– Мне нравятся айдолы. Они много трудятся, чтобы показать зрителю лучшее. Но, наверное, ты прав, не каждую работа на сцене сделает счастливой. Мне вот несколько раз предлагали, когда училась в старшей школе, затем в университете.

– Потому что красивее тебя никого нет?

– Да, потому, что я миленькая. Но увидела примерное расписание тренировок, узнала, какие там ограничения по диете и отказалась. Мама меня поддержала.

Именно на таком, согласно буклетам, специализировалось данное учреждение. Музыка, танцы, модельный бизнес. Из числа воспитанниц вышло несколько известных айдолов, две топ-модели национального уровня, финалистка международного конкурса красоты, многочисленные лауреатки и победительницы соревнований по классической музыке. Художницы, писательницы, телеведущие. И что-то все эти публичные персоны не отличаются особенной щедростью в сторону родного интерната, раз ему нужны деньги простого небогатого бухгалтера.

– Добрый день, господа. Приветствую вас в воспитательном доме для девочек Сакура Гарден, – до нас, наконец, дошла представительница администрации и отворила калитку. Эта женщина лет сорока суровостью выражения своего лица напоминала Асагаву Юзуки. Хотя, конечно, до ледяного взгляда заместительницы начальника кадровой службы ей далековато.

– Перед вами Сакурай Юкино, заместитель директора по воспитательной работе. Давайте пройдем в дом, я вам все покажу, – продолжала женщина.

Мы с Мияби представили ей друг друга. И послушно поплелись за семенящими шажками Сакурай-сан, которая вещала как по писаному. Буквально дословно цитировала тексты, написанные для них профессиональным копирайтером и размещенные на сайте. “В Сакура Гарден мы воспитываем будущую элиту кино и эстрады…” и так далее.

Внутри здание такое же мрачное, как и снаружи. Антуража и атмосферности хорошо бы добавила паутина по всем углам, но чего нет, того нет. С точки зрения чистоты к убранству приюта я придраться не могу. Но это же дети! Разве может им понравиться дом с черными стенами и атмосферой кладбища?

Внутри я активно вертел головой, глазея на местных подопечных. Обычные девочки, самого разного возраста от семи и до семнадцати. Понятное дело, интерес тут может представлять только одна. Та, которую я спас от спекулянтов. Раз выручил – принимай ответственность. Так меня папа учил, а он плохого не посоветует. Нужно убедиться, что у нее тут все хорошо. Ну и заодно разобраться, насколько плохо у остальных.

Пока что по впечатлениям не очень плохо. Нас отвели в музыкальную комнату, где четыре младшеклассницы пиликали на скрипках. Получалось у них вполне сносно. У меня отличный слух, близкий к музыкальному и любая фальшь сильно раздражает. Но тут все вполне себе мелодично.

Репетиция актерского кружка. Занятия по вокалу с профессиональным педагогом. Понятно, зачем им постоянно требуются деньги. Надо нанимать самых изысканных мастеров пыток, чтобы издеваться над несчастными девчатами.

И, наконец, танцевальная студия, где я, наконец, увидел интересующую меня персону. В балетном трико маленькая спекулянтка с ее короткой стрижкой похожа на ощипанного цыпленка. Да тут все такие. Слишком худощавые, как будто не доедают. Я понимаю, что танцы есть танцы, и пирожные – это главный враг любой балерины. Но что-то не вижу я на лицах девочек радости от приобщения к искусству.

Прямо сейчас у девочек занятия под руководством педагога – мужчины с идеальной осанкой, который мне инстинктивно не понравился. Как-то не так на своих учениц он смотрит. Не как на детей, а как на ходячие куски мяса. Очень уж оценивающий взгляд.

– Перед вами Гун Юньлунь, бывший солист Пекинского театра. Для нас большая честь, что он согласился преподавать в Сакура Гарден танцы. Гун-сан? Не откажите нашим потенциальным спонсорам в чести увидеть скромный танцевальный номер. А это Ниида-сан и Цуцуи-сан, наши будущие спонсоры, которые хотят сделать очень щедрый взнос в процветание нашего дома, – то, что о пожертвовании сказано, как о свершившемся факте – еще один неприятный звоночек. Такой элемент психологического давления, чтобы мне было неуютно отказывать, разочаровывая тем самым кучу людей, которые уже рассчитывают на мои йены.

Девочки взяли пятиминутный перерыв и вернулись к нам не только в трико, но и в пачках, после чего начали танцевать. Мне не понравилось. Бедняжек хотелось немедленно накормить, а не позволять им и дальше расходовать дефицитную энергию, дрыгая ногами на потеху тем, кто в их ремесле ничуть не разбирается. Хотя, насчет Мияби есть сомнения. Очень уж она грациозная. Вполне могла заниматься в танцевальном кружке в школьные времена.

Сам танец – что-то из европейского балета. Озеро с утками или как-то так, точно не помню, где я про него слышал. По мере развития представления исполнительницы приблизились к зрителям, то есть к нам. И тут моя знакомая споткнулась, потеряла равновесие, ее повело в сторону и девочка врезалась прямо в меня. Хорошо, что мое пузо прекрасный амортизатор, а весовые категории у нас настолько различаются, что поколебать меня одной такой худышкой невозможно. Как бы она там в танце не раскрутилась.

– Сяо Мори! Это что такое было?! – рявкнул китаец. У него просто отвратительный акцент. И еще это его “сяо”. Аналог нашего исконного “тян”, применяется для обозначения младших, но ставится перед словом, а не после. Все у них, выходцев с континента, шиворот-навыворот.

– Позор! Какой позор! У меня еще не было ученицы хуже! Ты умеешь хорошо двигаться, в тебе есть природная грация. Но почему ты постоянно падаешь, когда выступаешь перед зрителями? Сяо Мори?

Уж такой-то профи мог бы догадаться, что по крайне мере в данном случае девчонка споткнулась специально. Как я это узнал? Во-первых, смотрел на нее больше, чем на остальных. Во-вторых, во время столкновения она передала мне клочок бумажки с запиской. Пыталась незаметно положить в карман, но я же карманы заблокировал. Пришлось перехватить послание и спрятать в рукаве.

– Простите нашу воспитанницу, Ниида-сан. Она занимается всего несколько недель. Очень талантлива, но не прилагает должного усердия, – начала поспешно извиняться Сакурай-сан. – Вы не ушиблись?

Мори после отскока на ногах не удержалась, сидела на полу и держалась за лодыжку, выслушивая нотации от китайского садиста, который, казалось, мстил. Отыгрывался на ребенке за всё то, что было между нашими нациями в годы, когда Япония вторгалась на континент.

– Извините, а это нормально, что Гун-сан так кричит на девочку? – я тоже умею говорить строгим тоном. – Это что у вас, норма, что ребенок покалечился, а на нее орут?

– Он просто очень эмоционален. Человек искусства, – поспешила оправдать танцора заместительница директора. Спекулянтка при этом сделала такое жалобное лицо, что кажется, будто сейчас разрыдается, но в глазах ее бесенята пляшут. Я-то вижу. Все у нее с ногой в порядке.

– Позовите девочке врача! Вызовите скорую! – потребовала Мияби.

– Конечно-конечно, сейчас Мори-тян ее подруги проводят в медицинский кабинет. Помогут идти. Плечо подставят, – под взглядом представительницы руководства девочки с неохотой начали помогать своей товарке подняться. Та постоянно припадала на ногу и ойкала. Знаю, что это игра, что нога у нее в порядке, но все равно не мог не предложить.

– Давайте я помогу…

– Ни в коем случае. Вы посторонний мужчина, вам запрещено прикасаться к нашим воспитанницам. Девочки сами прекрасно справятся.

– Я не мужчина. Я помогу, – вызвалась Цуцуи. И тут представительнице интерната для сирот крыть ее аргумент было уже нечем. Пришлось допустить мою подругу до девочки.

Пока все суетились вокруг “пострадавшей” я мельком глянул на записку, что та мне передала. Написано неразборчиво, прямо полумертвая змея. Ей бы с таким почерком в медицинский университет поступать, а не в айдолы метить.

“Дядь, спасибо, что тогда спас, меня бы прибили. Уродам из приюта не давай ни йены. Тут неподалеку есть кафешка Парфэ, если там меня дождешься, все про этих ублюдков тебе расскажу”

Не очень информативно, но я еще сильнее уверился, что не хочу давать деньги этому концлагерю для маленьких девочек.

Как только суета немного спала, Сакурай пригласила нас в свой кабинет для беседы и там, на стене, прямо за спиной владелицы, я увидел портрет. Старая черно-белая фотография времен тридцатых годов, то есть того исторического периода, когда был построен особняк. Худощавый темноволосый мужчина со щегольскими усиками. Тонкие черты лица. Волосы тщательно уложены. Безукоризненный костюм, сейчас показавшийся бы старомодным. Ужасно знакомый мне человек! Не знаю откуда. Мелькнула мысль, что это Хидео-сан, но нет. Авантюриста я во снах видел много и часто, это точно не он. Другой нос, другие скулы, иная линия волос. Бывает, что-то пытаешься вспомнить изо всех сил. Какое-то слово или имя вертится на языке, но полная ассоциативная цепочка не выстраивается. Я человека с портрета, безусловно, узнал, но назвать не смог бы.

– Простите, что прерываю, а это кто на старой фотографии позади вас? – прервал я Юкино-сан, которая как раз начала речь о том, почему их учреждению нужны мои деньги и как много балетмейстеров с манерами демона-сержанта они смогут благодаря мне нанять. Утрирую, конечно. Но смысл сказанного примерно такой.

– Что? Вы про портрет основателя нашего Приюта? Его зовут Акияма Кэнсин. Я больше занимаюсь девочками и дисциплиной, чем историей, а потому знаю про него очень мало. Акияма-сама был сказочно богат и пожертвовал все свои деньги на дома для сирот. В том числе на наш. Он тогда назывался иначе, Сад Просветления или Сад Пробуждения. Не сбивайте меня с мысли, пожалуйста. Я говорила о наших программах по стажировке в модельных школах.

Пришлось еще добрые полчаса слушать ее самодовольные речи, прежде чем откланяться со словами “мы изучим все имеющиеся варианты, ваше учреждение меня очень впечатлило”.

– Тоже не понравилось? – на улице сделала наполовину вопрос, наполовину утверждение моя возлюбленная. – Очень жалко было девочку, которая ногу подвернула. И этот гадкий чанкоро так на нее орал. А бедняга теперь неделю ходить не сможет.

– Не горячись. Уверен, она встанет на ноги гораздо быстрее, чем за неделю. Вот увидишь. Не знал, что ты используешь такие грубые слова, как “чанкоро”.

– А он заслужил! – Мияби так мило надувала губки, когда сердилась, что поцеловать ее хотелось нестерпимо.

– Пойдем лучше съедим по паре Парфэ. Вон в том кафе.

Мы доедали только первые десерты, когда к нам за столик плюхнулось знакомое мне чучело в мужском пиджаке и брюках. Одежда, правда, намного более чистая и свежая, чем в нашу первую с ней встречу. И логотип школы на кармане совсем другой. Внешность у юной девушки при этом оставалась достаточно узнаваемой, чтобы Мияби поняла, кто перед ней.

– Ого! У нас тут чудесное исцеление! – провозгласил я, голос между тем особенно не повышая. Нечего лишнее внимание привлекать.

– Да захлопнись ты, дядь. Ты, конечно, молодец и жизнь мне тогда спас. Вовек благодарна буду. Но не надо мне тут язвить. О, это вы заранее на меня взяли? – и реквизировала мой второй стаканчик со слоеным угощением. Так-то мне не жалко, но могла бы и разрешения спросить.

– Спас? Вы что знакомы? – не поняла Цуцуи.

– А он тебе не рассказал, сестренка? – отвлекшись от сливочного десерта сказала девчонка. – Да твой жених настоящий герой. Жених же? Колец я у вас не заметила, а смотрите друг на друга так, как я на парфэ. Я типа просто гуляла по парку, как меня хватает за руку какой-то извращенец и тащит в кусты. Ну, не совсем кусты, там у них такой сарайчик для вских граблей и прочей дряни оказался. А внутри сарая еще пятеро горилл поперек себя шире. Как будто с конкурса бодибилдеров сбежали. Я уж думала всё, капец, сейчас будет как в том меме про девушку и десять негров. Или их другое количество было, вы тот ролик не смотрели? – Мияби покраснела. Возможно, смотрела, а может быть, самого понимания о чем идет речь оказалось достаточно.

Рассказ прервал телефонный звонок. Аппарат запиликал во внутреннем кармашке жакета мелкой вруньи.

– Извиняюсь, важный звонок, партнеры по бизнесу, – Мори-тян достала самый дешевый мобильник, даже не смартфон. Очевидно, одноразовый. Примерно таким же пользовался тайчо.

– “Slushaiu”, – сказала она с чудовищным акцентом. Я это слово знал. Тоже самое, что и “моши-моши”, но на русском. Сам его иногда использую, чтобы ответить на телефонный вызов. Только я специально тренировался, чтобы говорить аутентично, а у девочки звучит настолько же плохо, как в самых первых моих попытках. Как? Зачем? Не могла же она за мной все это время следить, чтобы узнать особенности моего поведения? Конечно, не могла. Все выходит на то, у воспитанницы Сакуры Гарден такое же психологическое отклонение, что и у меня. Может быть, и свой темный попутчик есть? Оттого и ощущаю ее не как кого-то постороннего, а как самую настоящую младшую сестру, которой у меня никогда не было.

– Как хочу, так и говорю! Будешь еще меня учить. Я вообще больше не в Токио, свалила от таких грязных животных, как ты. Да отдам я тебе твои деньги, там совсем немного было. Да, пятьдесят тысяч это немного. Всё, захлопнись. У меня тут важная встреча, а ты меня перед людьми позоришь.

– Нам точно стоило это слышать? – спросил я.

– Конечно не стоило, теперь мне придется вас убить, чтобы вы никому не рассказали. Да шучу я, шучу, не кривись, сестренка. Я еще не до конца рассказала, как Ниида-сан меня спас. Сейчас продолжу. Слышь, дядь, а ты не тот самый Ниида, который знаменитый сумоист? Я слышала, как возле арены болтают, что его там видели.