Безмолвный ковчег

Глава 2 Курица и яйцо

Домоводство, которое сейчас переименовали в технологию приготовления пищи, никогда не было моим любимым предметом. Тем не менее, именно благодаря этому предмету я в 16 лет отправилась на экскурсию, которая проводилась на тему: яйцо, выращивание цыплят и перерабатывающая фабрика. Эта простая формулировка звучит невинно, однако, мои чувства были совсем другими. Я приняла решение больше никогда не есть мяса, так как не хотела, чтобы из-за меня страдали и погибали животные. Я никогда не видела, как убивают животных, и одна только мысль об этом была мне ненавистна, но теперь, абсолютно по своей воле, я собиралась стать свидетелем именно этого.

Никто из моей семьи также никогда не видел, как забивают животных. И никто из моих знакомых не видел этого. На самом деле, из всех потребителей мяса это видели единицы. Мне казалось странным, что от людей так тщательно скрывают источник происхождения их пищи. Я бы с удовольствием показала другим, как сажаю семена моркови, а потом, как выкапываю зрелый корнеплод из земли, мою и режу на кусочки. Единственное, что я не стала бы демонстрировать, так это процесс готовки, потому как все бы увидели какой из меня плохой кулинар. У мясоедов же, напротив, данные о происхождении их пищи оберегаются сверх меры. Если весь процесс транспортировки, оглушения, забоя и разделки туши настолько естественен для нас, зачем же тогда родители прибегают к разным ухищрениям чтобы их дети не видели этих вещей.

К очередному мрачному, ничем не приметному зданию без окон я подъехала с дурными предчувствиями. Птицеферма находилась в живописном местечке, в сельской местности графства Ланкашир. Уродливость этого здания производила сильное впечатление. На крыше высовывались ряды маленьких круглых вентиляторов, которые стали ассоциироваться с батарейным[3] производством яиц. Практически повсюду в Европе, а сейчас, пожалуй, и во всем мире Вы можете увидеть их, причем в самых живописных, идиллических местах.

Мой гид открыл дверь и сказал мне, чтобы я вошла побыстрее. «Давление воздуха внутри помещения немного выше, чем снаружи. Это удерживает аммиак внизу».

Наверное, я вошла слишком медленно, потому что от всепоглощающего зловония аммиака у меня перехватило дыхание. Он был настолько силен, что у меня почти сразу возникла головная боль, а через несколько мгновений, опомнившись, я услышала шум – кудахтанье 15 000 кур. Это был беспрестанный, беспокойный звук, который в таких местах длится по 17 часов в день. Этот искусственно поддерживаемый световой день не зависит от восхода и заката солнца. Он так растянут для того, чтобы куры сносили максимальное количество яиц.

Это была относительно маленькая птицеферма, многие сейчас вдвое больше. Но даже там ряды клеток, выстроенных в 4 яруса и располагавшиеся по обеим сторонам прохода, заполняли все пространство. Там было несколько проходов, вдоль которых располагалось одинаковое количество клеток. Я подходила то к одним, то к другим клеткам, у меня в ушах стояло кудахтанье кур, а в носу – зловоние аммиака, из-за тусклого света я плохо видела что-либо вокруг. Я не слышала, о чем говорил наш гид.

Один простой факт говорит о том, сколько места предоставлялось каждой птице. Взрослая курица (а там все были взрослые) имеет размах крыльев около 76 сантиметров.

Ширина каждой клетки составляла всего 50 сантиметров, высота – 45. Она была чуть-чуть больше средней микроволновой печи. Каждая птица проводит в клетке от 18 месяцев до 2 лет, и ни разу за это время у нее не появляется возможность распрямить крылья. Причем каждая птица делит это и без того крохотное пространство с четырьмя другими.

А тот факт, что их номер был 579, лишний раз подтверждает то, что к этим курам не относились, как к живым, чувствующим созданиям. Их даже не удостоили чести получить имя.

Состояние их было поистине плачевным. У большинства из них были большие проплешины, на которых не было перьев, а некоторые были практически лысы. Корм и вода подавались через автоматические кормушки, находившиеся спереди клетки. Любое движение, совершаемое птицей для того, чтобы поесть, попить или увернуться от клюва другой птицы, вынуждало ее расталкивать своих соседей по клетке, или даже карабкаться по ним.

Я заметила, что у каждой птицы отсутствовал кончик клюва, как будто последние несколько миллиметров были отрезаны. Как я потом выяснила, именно это с ними и произошло. В возрасте нескольких дней многим цыплятам, которых в дальнейшем поместят в батарейные клетки, отрезают клюв, раскаленным до красна лезвием специального устройства, предназначенного для этих целей. Оно отсекает часть клюва, теоретически, одновременно с этим происходит прижигание.

Есть нечто особенно трагическое в маленьких, приведенных в замешательство цыплятах, когда они прерывисто щурятся, а кровь сочится каплями из их изувеченного клюва. Многие из них умирают от болевого шока, а некоторые – от большой кровопотери.

В течение многих лет нам внушали, что клюв – это кусок мертвой, нечувствительной ткани, но недавние исследования, проведенные Майклом Джентлом и его коллегами из Эдинбургского института физиологии животных и генетических исследований, опровергли эту точку зрения, таким образом, процедура обрезания клюва сегодня выглядит еще более дико. На самом деле, клюв – это сложноустроенный чувствительный орган с обширной системой нервных окончаний. Боль, причиняемая цыпленку при отрезании клюва, согласно Джентлу, вызывает «длительные хронические боли и депрессию, которые птица может испытывать в течение всей жизни».

Я обнаружила, что для поддержания работы батарейной птицефабрики применяются другие, еще менее привлекательные меры. В их числе – введение антибиотиков для контроля над болезнями, а также скармливание трупов птиц и даже помета в качестве пищевой добавки. Таким образом получается контролировать расходы и сохранять конкурентоспособность. Конечно, это идеальный способ укоренить то или иное заболевание в той местности, где находится птицефабрика.

Объяснение, что животным для счастья нужны лишь корм и вода идет в паре еще с одним, очень распространенным мнением о том, что только счастливые птицы размножаются в неволе. Конечно, батарейные куры не размножаются, потому что они ни разу в жизни не встречаются с петухом, и, поэтому их яйца – неоплодотворенные. Но они, действительно сносят много яиц, в среднем 300 штук за год, в то время как у их диких сородичей эта цифра составляет 10–12 штук, и эта большая яйценоскость преподносится, как показатель того, что птицы довольны своей жизнью. На самом деле, для кур это один из самых больших источников стресса. Клетки, в которых они обитают, состоят из одних только голых решеток – пола, потолка и боковых стенок. Поэтому, им ничего не остается, кроме как все время сидеть вплотную друг к другу. Для их диких предков и даже для их домашних сородичей откладывание яиц – это нечто очень личное, совершаемое в уединение. Эта процедура может длиться до часа, и курица-несушка всегда перед ее началом уходит из стаи.

Тогда, медленно проходя мимо клеток, выстроенных в ряды, я всего этого не знала. Конечно, я видела, как они толкали друг друга, но я не знала, что это были те куры, которые должны были снести яйца и они пытались спрятаться от остальных и для этого подлезали под своих сокамерников, надеясь, таким образом найти покой и уединение. Это примерно то же самое, что искать уединение в телефонной будке, в которой находятся четыре человека.

Снесенные яйца, через отверстия в решетчатом полу падали на маленький конвейер, прикрепленный к задней стороне клетки. Их забирают, моют и упаковывают.

А вот, где торговля цинично проявляет себя во всей своей красе.

Телереклама показывает нам цыплят, которые радостно кудахчут и с удовольствием идут на смерть. А про яйца, произведенные при полностью искусственном освещении, на неестественном, часто канибалистском рационе, в помещении, напоминающем шахтерскую штольню, говорят, что они свежие, только что с фермы! На коробках с яйцами изображены пшеничные колосья и иногда, даже, домики с соломенной крышей. Реклама – двигатель торговли!

Конечно, о многих вещах Вам никогда не скажут. Это, например, тонны помета, которые падают вниз из клетки в клетку, и прежде, чем оказаться на полу, помет обязательно побывает на всех курах. Это – слабые, сломанные кости у птиц – результат остеопороза, вызванного дефицитом кальция в рационе и отсутствием движений. Им страдает треть от 35 миллионов батарейных кур в Великобритании, а к моменту забоя этот показатель поднимается до 90 %. Если бы эти факты были достоянием общественности, то вряд ли батарейные яйца составили бы 85–90 % всех проданных яиц в Великобритании, Европе и США, как это произошло в 1995 году.

Трудно вообразить себе степень страданий, которые испытывают миллионы кур, проводящие дни и ночи со сломанными костями, не имея возможности даже отдохнуть или принять такую позу, при которой боль не так сильна. Если Вам нужно подтверждение того, что это больно, то Эдинбургский университет может Вам его предоставить. В 1991 году они сделали обзор всех исследований, посвященных птицефабрикам, и пришли к выводу, что батарейные куры, действительно, страдают. Но, наверное, это можно понять, и, не обладая ученой степенью. Тем не менее, ученые заявили, что батарейную систему следует запретить. Они не были первыми, кто сделал такое заявление.

Но жестокость так и не была отменена. Даже после эдинбургского исследования Совет Корби Боро разрешил Плимутским фермам «Горизонт» построить в одном из живописнейших мест самую большую батарейную птицефабрику в Европе. А Министерство сельского хозяйства выдало грант в размере 50 000 фунтов и рекомендовало Европейскому Сообществу выдать «Горизонту» еще 200 000 фунтов из сельскохозяйственного фонда. Это был удачный маневр: указывалось, что деньги предназначены для упаковки яиц, а не для заточения в клетки 1 600 000 кур. Это избавляло Министерство сельского хозяйства от обвинений в жестоком обращении с животными. Куда, на самом деле, ушли эти деньги – неизвестно, однако, вероятно, без них и без дальнейших финансовых вливаний этот проект оказался экономически нежизнеспособным.

На любые аргументы против такого использования общественных денег находятся возражения, что так создаются новые рабочие места. Если Вы поднимете вопрос о нравственной стороне, Вас осадят замечанием, что это извращенная сентиментальность, которая ставит заботу о животных выше заботы о людях. Однако, забота о создании рабочих мест цинична в своей непоследовательности. Шахтеры, сталевары и судостроители не получают от правительства никаких субсидий и в 80-х годах тысячи из них потеряли работу, тогда как работники ядерных станций, рыбаки и фермеры-животноводы (заметьте, не растениеводы) получили субсидии. Не трудно предположить, что Консервативная партия получает не так уж много голосов от шахтеров, сталеваров и судостроителей, которые придерживаются других политических убеждений.

Очень важно осознавать, на что выдаются субсидии, которые, кстати, складываются из оплачиваемых Вами налогов. На каждую курицу в батарейной клетке приходится одна мертвая. Дело в том, что куры, приносящие потомство, от которых получают батарейных цыплят, обычно производят на свет одинаковое количество самцов и самок. Самки были специально выведены так, чтобы сносить как можно больше яиц и при этом быть худыми и костлявыми для того, чтобы свести потребление корма к минимуму. Самцы – также тощие, поэтому они не годятся для того, что бы быть отправленными на мясо. Яйца нести они, разумеется, также не способны. По сути, они не годятся ни для чего, даже для жизни.

Новорожденных цыплят, которым один день от роду, сортирует специальный работник: птиц женского пола кладет в одну сторону, мужского – в другую. Самок помещают в коробки и отправляют в клетки, где они будут жить примерно до 18 недель, в этом возрасте их переводят в батарейные клетки. Это станет их тюрьмой до тех пор, пока их яйценоскость не снизится, что обычно происходит, когда им исполняется 1,5–2 года. Как только курица начинает нести меньше яиц, ее отправляют на бойню, и затем используют для приготовления супов, паштетов, бульонных кубиков, ресторанных блюд, детского питания и даже школьных завтраков. Существа, естественная продолжительность жизни которых – не меньше 7 лет, уже в 2 года считаются отработанными, и практически всю свою недолгую жизнь лишены возможности реализовывать свои самые элементарные инстинкты.

Цыплят мужского пола бесцеремонно грудой сваливают в контейнер. Когда он доверху наполняется тысячами, наваленных друг на друга цыплят, при этом нижние отчаянно пытаются выбраться наверх – контейнер отправляют либо в камеру, наполненную углекислым газом, либо на дробилку, в зависимости от интересов конкретного производителя. В дальнейшем, эти крошечные создания будут либо скормлены другим животным, содержащимся в неволе, либо они превратятся в удобрение, либо же они будут переработаны на куриный и другие корма. Масштаб такого убийства по-настоящему впечатляет – согласно Министерству сельского хозяйства, ежегодно убивают 40 миллионов цыплят в возрасте одного дня.

Многие люди становились свидетелями того, как некоторые цыплята, оказавшиеся внизу, выживали после газовой камеры, и как они выкарабкивались из-под тяжести своих соплеменников. Остается только догадываться об их дальнейшей судьбе.

Разумеется, у Министерства сельского хозяйства есть абсолютно четкая позиция относительно этой бойни: «Мы настоятельно рекомендуем использовать 100 %-ый углекислый газ».

Постоянное стремление наращивать все виды животноводства и увеличивать количество животных продуктов началось после Второй мировой войны и достигло апогея в наши дни. Оно не имеет ничего общего с питанием или с потребностями людей, а лишь основано на соображениях о том, какую прибыль можно получить из вложенного капитала. Для людей, инвестирующих свои деньги, животноводство ничем не отличается от банка или строительной компании. Проценты – это единственное, в чем заинтересован инвестор. Если куры перестанут приносить прибыль, деньги будут вложены в другое дело, например, в табачное производство, вооружение или автомобили. Чтобы инвесторы были довольны, животноводы идут на все, лишь бы как можно больше увеличить прибыль. А это значит – эксплуатировать животных до такой степени, что выдержать подобные условия становится выше их сил. Они – просто звенья в производственной цепи. Правда заключается в том, что капитализм не подразумевает моральных норм, и единственное, что способно привнести положительные изменения – это давление со стороны общества.

В процессе этой экскурсии я начала понимать, почему люди выходят на демонстрации, громко выкрикивают протесты и пытаются заставить равнодушное общество услышать правду. Отказ в каких либо правах живым, наделенным чувствами существам, было выше моего понимания. Но когда я шла по той батарейной птицефабрике с ее тусклым освещением и аммиачным зловонием, я уже начинала приобретать навыки политика. Я не стала громко протестовать и не затевала споров с гидом, а просто решила поговорить с первым лицом. Это оказалось проще, чем я думала. Владельцем оказался мужчина средних лет, на нем была типичная фермерская одежда, держался он вежливо и спокойно. Он рассказал вкратце историю своей фермы и заметил, что хотя в помещении, которое я видела, находится 15 000 птиц, всего их – 200 000. Затем, его речь приняла необычный поворот – он принялся критиковать ситуацию, указывая на то, что у производителей на континенте батарейные птицефабрики намного крупнее, как будто камнем преткновения были масштабы производства, а не сама система.

«Я очень люблю кур», настаивал он, «и все, что я делаю здесь – это в лучших интересах птиц». Тут я впервые узнала, как используется статистика. «Цыплятам, находящимся на свободном содержании гораздо хуже. Им не отрезают клюв, в результате они клюют друг друга. Кроме того, они гораздо больше болеют. Здесь же, все продумано с тем, чтобы был должный контроль их здоровья. Даже тусклый свет здесь – для пользы птиц. Послушайте, я не хочу, чтобы птицы умирали, для меня это финансовые потери, а смертность среди батарейных кур на 3 % ниже, чем среди кур, находящихся на свободном содержании.

Я чувствовала, что то, что он говорит, не соответствует действительности и это так и оказалось.

Он сравнивал батарейных кур с птицами, которых набивают в помещение по 2–3 тысячи, но поскольку, у них есть доступ к маленькому участку земли снаружи, про них говорят, что они «на свободном содержании». В таких условиях весь социальный порядок оказывается нарушен, и многие птицы не рискуют выйти наружу, потому что боятся попасть на территорию своих соседей, или по причине того, что все входы и выходы закрыты курами. Участок земли снаружи пропитывается испражнениями, и почва там становится отравленной. Это и является причиной высокой смертности.

Еще в 1948 году Л. Ф. Истербрук написал в своей книге «Художественная открытка»:

«Может ли быть правдой то, что птицы, содержащиеся в неестественных условиях, без движений, без солнечного света, ветра и дождя, ослабленные настолько, что они не годятся даже для разведения, зачастую с костями настолько хрупкими, что они ломаются, как сухие прутики – может ли быть правдой то, что производимые ими яйца обладают теми же питательными свойствами, что и яйца тех птиц, которых содержат в совершенно иных условиях?»

Хрупкие кости, о которых он пишет – это прямое следствие того, что кур вынуждают нести неестественно большое количество яиц, к тому же, в плохих условиях. На скорлупу одного яйца требуется 2,5 грамма кальция, что составляет почти 10 % от общего количества кальция, содержащегося в организме курицы. На 300 яиц, снесенных за год, расход кальция в организме курицы в 25 раз превысит естественные нормативы. В результате, развивается остеопороз. Кости изнашиваются, ослабевают и очень легко ломаются. Это заболевание поражает практически всех кур-несушек.

Но на этом проблемы не кончаются. У них, также, часто встречаются выпадения органов, воспаление брюшины, инфекционный бронхит, и «изможденность батарейных несушек», являющаяся формой паралича. Все чаще приходится сталкиваться с болезнью Гумборо, вирусным раком и птичьей лейкемией. Последнее заболевание сейчас встречается повсеместно.

Наиболее гуманный способ производства яиц – это птицы, находящиеся на свободном содержании в небольшом количестве, примерно 100 кур на 1 акр[4] земли, а не 400, как было рекомендовано Европейским Сообществом. Так между ними формируются более-менее естественные отношения. Но не стоит забывать, что до сих пор практикуется убийство цыплят мужского пола одного дня от роду вне зависимости от способа содержания птиц: в клетках на батарейной птицефабрике или же на фермах со свободным содержанием. Людям, которые полагают, что куры не страдают оттого, что проводят всю жизнь, заточенными в клетках, где они могут только стоять или сидеть на решетчатом полу, стоит понаблюдать за этими птицами, содержащимися в по-настоящему свободных условиях и за их повадками. Если у птицы есть такая возможность, она может обойти огромную территорию, даже в несколько акров. В сильную жару она спокойно будет сидеть в тени, а в остальное время дня она постоянно будет бродить по округе и с помощью своих сильных лап добывать себе насекомых, семена и зерна. Она ходит с важным видом, большими шагами, сильными ударами лап откидывает траву и пристально вглядывается – что ей удалось там раскопать. Эта птица обязательно найдет пыльный участок и будет с удовольствием купаться в пыли. Нет необходимости знать о том, что эта птица обладает достаточно крупным мозгом для размеров своего тела, так как наличие у нее интеллекта очевидно. Куры очень заботятся о цыплятах, но по иронии судьбы, эти машины для производства батарейных яиц никогда не станут матерями.

В моем понимании, одним из самых антигуманных явлений, представляющих угрозу для нашего мира, является то, как мы обращаемся с птицами. С самых древних времен люди смотрели на птиц с восхищением и завистью. Нас всегда завораживала и очаровывала их способность взлетать в небо, парить, оседлав воздушные потоки, смотреть вниз и видеть мир так, как мы могли бы только мечтать.

И что мы сделали с этими созданиями и их восхитительной свободой? Мы заточили в клетки попугаев – общительных, шумливых, как ватага детей, и хвастаемся, что научили их говорить: «Полли хороший». Коноплянок мы забрали с вершин деревьев, ослепили их и все, что им осталось – лишь петь о своей печали в полной темноте. Мы взяли потомков диких кур, обитавших в густых зарослях и бороздивших лес в неустанных поисках пищи, и напихали их по 5 птиц в клетку. И цинично лжем всему миру, заявляя, что так для них лучше.