Безмолвный ковчег

Глава 4 Конец конвейера

Покидая ферму, я знала, что вечером начнут свою работу ловцы цыплят. Так местные парни нелегально подрабатывают. Почти в полной темноте они будут хватать цыплят пригоршнями за лапы, естественно, не обращая при этом внимания на переломы, ожоги и сердечные заболевания, и набивать ими клетки, которые на следующий день отправят на перерабатывающий завод. На этом заводе предстояло побывать и мне. Опять же, то, что я там увидела – типично для всех современных заводов.

Я ожидала увидеть другое. Это была стерильная модель чистой производственной эффективности, где все подчинено двум понятиям: время и действие, и где не существовало никаких издержек, даже лишнего времени, проведенного в туалете. Во время разговора с одним из работников я узнала про «учетную книгу». Чтобы работники не теряли время, ответственный за эту область человек, заносил их в «учетную книгу» всякий раз, когда они шли в туалет. Так компания могла проследить за тем, как часто каждый работник ходит в туалет и сколько времени у него это занимает. Таковы методы административного управления, вследствие которых цыплята из роскоши превратились в пищу, которая часто бывает дешевле помидоров.

Частью этой модели производственной эффективности является неизменный поток птиц, запускаемых на конвейер. В течение всего дня в определенное время к зданию завода подъезжают грузовики, после которых, пока они едут по сельской местности, остается след из белых перьев.

Из каждой прибывшей машины выгружают птиц. На том заводе это делали в крытом разгрузочном отсеке, примыкавшем к основному помещению. С идущего по верху конвейера свисали, раскачиваясь, оковы – грузчики засовывали лапы цыплят в эти оковы, и висящих вниз головой птиц, с едва трепещущими крыльями медленно уносила конвейерная лента. Нетрудно представить себе как чувствовали себя при этом птицы с переломами костей или 27-килограммовые индюки с пораженными тазобедренными суставами.

Конвейер с трепещущими цыплятами исчезал в проеме стены, но перед этим он проходил через большую емкость с водой, при этом туда погружались голова и шея каждой птицы. Через воду был пущен электрический ток – таким образом птиц оглушали. После прохождения через эту емкость трепетание на конвейере прекращалось. За исключением редких спазмов, никто больше не шевелился, и обездвиженные животные, с которых стекали капли воды, исчезали из вида.

Сначала я решила не присутствовать при самом процессе убийства птиц, но ведь тут вся индустрия основана на убое. Поэтому я решила, что это будет нелепо, если 16-летняя девушка будет такой робкой «маменькиной дочкой», что побоится увидеть то, что ежегодно происходит свыше 600 миллионов раз в одной маленькой стране.

Итак, меня повели в главное здание, там продолжалась конвейерная лента с того места, на котором она исчезла из вида в предыдущем помещении. Появились птицы, по-прежнему неподвижные, после электрической ванны с них все еще капала вода. Конвейерная лента проходила мимо человека, который стоял у водостока. На нем была белая одежда и длинный водонепроницаемый фартук.

Его работа заключалась в двух действиях: левой рукой он брал голову птицы, а правой перерезал ей с помощью острого ножа шею. Мгновенно кровь начинала хлестать сильным потоком. Человек повторял это действие весь день. Его руки и фартук от груди до самого пола были ярко красного цвета. На них была кровь бесчисленного количества несчастных маленьких созданий, которых породила для жалкого существования мультинациональная корпорация, а теперь она же их убивала.

Вряд ли местные работники, привыкшие к данному зрелищу, вдруг проснулись в одно прекрасное утро с непреодолимым желанием работать на заводе по убою и переработке цыплят, но это «лучше, чем сидеть на пособии по безработице», как сказал мне один из них. Мне показалось, что эта маленькая фраза сосредоточила в себе именно те ценности, которые господствуют в нашем обществе. Одиннадцать лет школьного образования, библиотеки и университеты, шедевры мировой литературы, музыки и живописи, философы и политические мыслители, пытающиеся познать суть жизни – и этот человек резал глотки, потому что у него не было другого выхода.

Весь процесс убоя подействовал на меня так, как я меньше всего ожидала. Я смотрела на эти монотонные, хладнокровные, совершаемые как нечто обыденное, действия, после которых бесконечная череда свисающих, окровавленных существ с перерезанными шеями двигалась дальше – и мне было очень их жалко. Но эта жалость не была сильнее той, что я испытывала при виде их несчастного, убогого существования в бройлерных птичниках. То, что меня на самом деле поразило – это глобальная жестокость, которую представляла эта бойня.

Конвейер продолжал двигаться, дальше птиц протаскивали через ванну с горячей водой, которая известна как «емкость для ошпаривания». Она предназначена для того, чтобы ослабить перья. Оттуда трупы переправлялись в машину для ощипывания, где резиновые пальцы требушили тушки, выдергивая у них перья.

Конструкторские изобретения – это замечательное явление, которое действительно обогатило и улучшило нашу жизнь в самых разных областях. Но если бы я была конструктором, как бы я, интересно, отреагировала, если бы кто-то позвонил мне и предложил разработать устройство для отрывания цыплятам голов. На самом деле ответ прост – это должно быть что-то вроде винта Архимеда, который с каждым поворотом оттягивал бы голову цыпленка все дальше, и, наконец, оторвал бы ее совсем.

Следующая остановка – это потрошение. Опять же, все делается автоматически. В анальное отверстие вводилось приспособление, похожее на металлическую ложку и тщательно выгребало оттуда все внутренности. Одна и та же ложка использовалась для всех цыплят.

Потом наступала очередь мытья, подготовки и упаковки. Цыплят, предназначенных для продажи в свежем виде, аккуратно заворачивали в прозрачный полиэтилен, упаковывая их так, чтобы грудка оказывалась сверху. Каждая тушка во время упаковки находилась на индивидуальном подносе, так стекали остатки жидкости. Цыплят, предназначенных для замораживания, отправляли в морозильное отделение.

Спустя всего несколько часов после прибытия цыплят на завод их уже маркировали для выхода в продажу и награждали престижными ярлыками: «высшее качество», «первый сорт», «отборный продукт». Так же, как и гениям из мира людей, этим созданиям пришлось дождаться смерти, и только после этого о них прозвучали хвалебные слова.

Во время одного беглого осмотра нельзя увидеть все, но в дальнейшем я выяснила еще некоторые подробности. Когда цыплят подвешивают вверх ногами, то их первая реакция – поднять голову. Это может означать, что они не попадают в водяную емкость для оглушения, в результате, когда им перерезают горло, они находятся в полном сознании.

Хуже того, технология совершенствуется, и сейчас на многих заводах роль человека в окровавленном фартуке и с ножом в руке выполняет специальное автоматическое устройство. Но у цыплят шеи не одинаковые, поэтому лезвие не всегда занимает идеальную позицию. Это значит, что более крупным птицам лезвие попадает на грудь, а более мелким – на голову, и в результате, и те и другие попадают в емкость с кипятком, будучи в сознании.

Но даже если шея перерезана, большинство используемых в наши дни механизмов надрезают шею сзади или сбоку, и редко перерезают сонную артерию. Это значит, что на этой стадии миллионы птиц все еще находятся в сознании. В одном исследовании были осмотрены три партии бройлеров, и выяснилось, что в первой партии 6,8 %, во второй 10 %, в третьей 23,4 % были еще живы, когда их опускали в бак с кипятком.

Доктор Генри Картер, бывший президент Королевского Колледжа ветеринарных хирургов заявил в своем докладе:

«Способы, которые применяются на многих птичьих бойнях, не гарантируют того, что птицы оказываются полностью оглушены. Таким образом, остается никому неизвестным количество птиц, которые попадают в бак для ошпаривания живыми и в полном сознании. Политикам и законодателям уже давно пора положить конец тем практикам, которые являются неприемлемыми и антигуманными».

В нашей жизни бывают ситуации, которые запоминаются нам в виде всего лишь одного яркого визуального образа. Таким был взгляд того кабана. Когда я уходила с завода по переработке птиц, то пережила еще один такой момент. Около разгрузочного отсека стояли огромные грузовики, а один из них был доверху заполнен пустыми проволочными клетками. В самой верхней клетке, прижавшись к полу, сидел один единственный цыпленок. Сильный ветер ерошил его перья. Не знаю, почему он там был, и что с ним потом произошло, но эта одинокая птица сконцентрировала все мои чувства и эмоции, испытанные в тот день. Именно тогда я решила посвятить жизнь тому, чтобы постараться изменить мир, в котором узаконенная жестокость не вызывает нареканий, а сострадание считается чуть ли не преступлением.