(1967)
Мертвые публикуют слишком много шедевров. Они составляют нечестную конкуренцию с живыми. Раз выходит неизданный роман Исаака Башевиса Зингера, значит, все остальные книги в магазине гроша ломаного не стоят. Извещаю вас о том, как тяжело мне черным по белому признавать сию печальную реальность. Его французский издатель уточняет, что в период с декабря 1967 года по май 1968 года «Шарлатан» вышел в свет как роман, печатающийся в нью-йоркской ежедневной газете на идише Forverts («Вперед»). Как ни парадоксально, этот легкий, глубокий и забавный роман никогда не переводился во Франции (только в Италии). В нем Исаак Башевис Зингер рассказывает, как евреи, которых не истребили в Европе, научились выживать в Соединенных Штатах.
Как они переезжали на другую квартиру, пытались забыть прошлое, как эти попытки оказались безрезультатными, как они выучили английский, преуспели в сфере недвижимости и изменяли своей жене с женой своего лучшего друга. Порой мы путаем Зингера с Солом Беллоу, но так происходит потому, что они все время делают одно и то же. (Единственная разница между Беллоу и Зингером состоит в том, что первый получил Нобелевскую премию по литературе в 1976 году, а другой – двумя годами позже.)
Давшего название роману шарлатана зовут Герц Минскер, но он мог бы носить имя Мозес Герцог (герой романа «Герцог» Беллоу, написанного в 1964 году). Он неловкий интеллектуал, писатель без произведений, знаток талмудической культуры и сексуально озабоченный человек, попадающий в неприятности, едва он перестает погружаться в чтение Зигмунда Фрейда. Его друг Моррис Калишер разбогател, бросив жену Минну. «Шарлатан» – это «Цикада и муравей» из басни Лафонтена, если вообразить, что цикада и муравей спят с одной и той же осой. Эти персонажи напомнили мне аргентинского деда писателя Сантьяго Амигорена, эмигрировавшего в Буэнос-Айрес из Польши, но так и не сумевшего забыть свою мать, которую ему не удалось спасти от холокоста. Действие водевиля Зингера происходит на Манхэттене в 1940 году: бойня уже началась. У жены Герца двое детей, застрявших в варшавском гетто. Счастье невозможно, несмотря на то что в Америке всегда нужно делать вид, что у тебя все хорошо. Чем хуже идут дела, тем больше приходится улыбаться. «От решеток метро поднимался горячий смрад, как из подземного крематория». Зингер пишет свой роман с невероятной непринужденностью, все идеально сочетается между собой, тоска и радость, комические диалоги и панический страх. То, что Амигорена называет «внутренним гетто», способно испоганить каждую минуту вашей жизни. Однако подобная напряженность страдания создает неповторимый стиль, а своеобразное «давление» трагедии на плечи шарлатана придает веселому и вычурному слогу глубину величайших шедевров Достоевского.