Биржевые маги. Интервью с топ-трейдерами

Джек Д. Швагер

БИРЖЕВЫЕ МАГИ

Интервью с топ-трейдерами

2004

Прежде чем учиться летать, следует научиться падать. Пол Саймон

То, что одному потолок, — пол для другого. Пол Саймон

Если бы я захотел стать бродягой, то посоветовался бы с самым удачливым бродягой, какого только

смог найти. Пожелав превратиться в неудачника, я бы прибег к совету людей, никогда не знавших

успеха. Задумав преуспеть во всем, поищу рядом с собой тех, кто преуспевает, и буду поступать, как

они. Джозеф Маршал Уэйд

(цитируется по книге «Сокровищница мудрости Уолл-Стрит», издание Гарри Д. Шульца и Самсона Кослоу) Предисловие

Вот некоторые из удивительных историй, рассказанных в этой книге:

•

трейдер, неоднократно терпевший крах в начале своей карьеры, превратил 30 тысяч долл. в 80

миллионов;

•

управляющий фондом, добившийся, по мнению многих, невозможного, пять лет подряд

получал прибыль, которая в процентах измерялась

трехзначными числами;

•

трейдер из провинциальной Америки, начав чуть ли не с нуля, стал крупнейшим в мире

торговцем облигациями;

•

бывший аналитик рынка ценных бумаг, торгуя в основном фьючерсами

на индекс акций, получал в течение последних семи лет среднемесячную прибыль в 25 процентов

(более 1400 процентов годовых);

•

инженер-электрик, выпускник Массачусетского технологического института, используя

почти полностью компьютерные методы торговли,

за шестнадцать лет получил поразительный доход в 250 000 процентов.

И это — лишь малая толика сведений из интервью, приведенных в книге. Каждый из моих

собеседников достиг невероятного успеха и по-своему феноменален.

Чем же они отличаются от остальных? Чтобы выигрывать на рынке, нужно, по мнению многих, найти некую секретную формулу успеха. На деле же оказывается, что если у моих собеседников и

есть что-то общее, то это, скорее, отношение к делу, а не метод. Одни используют только

фундаментальный анализ, другие — только технический, третьи — оба вместе. Кто-то проводит

сделки в диапазоне часов или даже минут, а кому-то привычны позиции, рассчитанные на месяцы

или даже на годы. Несмотря на такое разнообразие торговых методик, приводимые ниже интервью

высвечивают важные общие черты на уровне принципов торговли и отношения к ней.

Биржевая игра представляет собой один из последних великих оплотов благоприятствования, оставшихся в нашей экономике. Это — один из тех немногих способов, с помощью которых

человек, начав со скромной суммы, может действительно стать мультимиллионером. Конечно, достичь такого триумфа дано лишь единицам (в числе которых и мои собеседники), но, по крайней

мере, попробовать может каждый.

Пусть не все мои читатели станут как один супертрейдерами (так в жизни просто не бывает), но

надеюсь, что благодаря этим интервью, дающим богатую пищу для размышлений, самые вдумчивые

и восприимчивые из читателей повысят результативность своей работы на рынке. А немногие

избранные, возможно, всё же станут супертрейдерами.

Джек Д. Швагер

Голденс Бридж, Нью-Йорк

май, 1989 г.

Выражение благодарности

Прежде всего и более всего я хотел бы поблагодарить Стивена Кроновица за тщательное прочтение

материала каждой из глав, массу полезных предложений и редакционных поправок. Я признателен

Стиву как за объем (в часах), так и за качество затраченного им труда. Какими бы ни были

достоинства этой книги, благодаря его вкладу они сильно возросли.

Своей жене Джо Энн я благодарен не только за терпение, проявленное ею в течение девяти месяцев

пребывания в качестве «книжной вдовы», но и за беспристрастность чуткого камертона, роль

которого она исполняла со всей прямотой. Например, так: «Хуже этого ты еще не писал!» (Не стоит

и говорить, что такие куски тут же удалялись из текста.) Здравого смысла Джо Энн не занимать, и

обычно я следовал ее советам беспрекословно.

Конечно, я хотел бы сказать спасибо всем трейдерам, согласившимся на интервью: без них не было

бы и книги. В целом эти люди не стремятся к известности и в рекламе не нуждаются. Они торгуют

либо только на свои деньги, либо уже сосредоточили под своим управлением столько чужих денег, сколько им было нужно. Во многих случаях они согласились на беседу из альтруистических

побуждений. Вот как, например, сказал об этом один из них: «В самом начале карьеры мне особенно

помогли сведения об удачливых трейдерах из их биографий и интервью. Теперь я таким же образом

хотел бы помочь новичкам».

Выражаю свою искреннюю признательность Элейн Крокер за ее дружеские договоренности,

которым обязаны своим появлением некоторые из глав книги. Большую помощь советами,

подсказками и прочими всевозможными услугами оказали Кортни Смит, Норм Заде, Сьюзен Эббот, Брюс Бэбкок, Мартин Преслер, Чак Карлсон, Лей Стивене, Брайен Гелбер, Майкл Маркус и Уильям

Рафтер.

Наконец, мне очень помогли три трейдера, любезно давшие обширные интервью, которые не вошли

в книгу: это Ирв Кесслер, Даг Редмонд и Мартин Преслер (первые два интервью не вошли в книгу, потому что вопросы, которые я тогда задавал, по прошествии времени показались мне чересчур

специальными и техническими, а третье — из-за жестких сроков публикации, не оставивших

времени на необходимые уточнения и редактирование).

Пролог

«Роман... назывался «Большое табло»... Там рассказывалось, как двух землян — мужчину и

женщину — похитили неземные существа. Эту пару выставили в зоопарке на планете под названием

Циркон-212.

На одной стене обиталища этих вымышленных героев висело большое табло, показывающее якобы

биржевые цены и котировки акций, а у другой стены стоял телетайп новостей и телефон, который

также якобы был подключен к брокерской конторе на Земле. Существа с Циркона-212 сообщили

своим пленникам, что там, на Земле, положили на их счет миллион долларов и теперь дело

пленников управлять этим вкладом так, чтобы, вернувшись на Землю, они стали бы сказочно

богатыми.

Разумеется, и телефон, и большое табло, и телетайп были имитацией. Они понадобились для того, чтобы расшевелить землян на потеху посетителям зоопарка — заставить их скакать от радости, злорадствовать, досадовать, рвать на себе волосы, дрожать от страха или, наоборот, блаженствовать

подобно младенцу в материнских объятиях.

Земляне весьма преуспели в окружении этой бутафории, что тоже было специально подстроено.

Привлекли сюда и религию. По телетайпу напомнили о необходимости молиться, поскольку, дескать, Президент США объявил Общенациональную неделю молитвы. Предыдущая неделя у

землян на рынке ело-жилась скверным образом. Они проиграли немалую сумму на фьючерсах на

оливковое масло.

В ход пустили молитвы.

И помогло. Оливковое масло подорожало».

Курт Воннегут - мл. «Бойня номер пять, или Крестовый поход детей»

Если правы сторонники теории случайных блужданий, то земные трейдеры страдают от тех же

иллюзий, что и обитатели зоопарка из романа Килгора Траута. (Персонаж романов Курта Воннегута

— вездесущий писатель-фантаст Килгор Траут.) Если пленники с Циркона-212 верили, будто их

решения основаны на реальных биржевых котировках, — что было не так, — то трейдеры из

реальной жизни считают, что их прозорливость и мастерство могут победить рынок. Если рынки и

впрямь эффективны и случайны в любом временном интервале, то, значит, успехи и неудачи этих

трейдеров, приписываемые их собственным профессиональным достоинствам или недостатками, являются, в действительности, делом случая.

Теперь, проведя интервью с трейдерами для книги, я вряд ли соглашусь с такой картиной мира.

Сомневаться в ней меня заставляет тот факт, что некоторым трейдерам удается в течение многих лет

неизменно выигрывать большинство сделок. Конечно, при достаточном количестве трейдеров кто-то

из них, просто по законам вероятности, вырвется вперед, и даже на долгое время. Оставим

математикам оценивать вероятность выигрышей такого масштаба и длительности, какие были у

моих собеседников. Кстати, у самих трейдеров нет и тени сомнения в том, что в конечном итоге

победителем или проигравшим человека делает мастерство, а не удача. И я тоже разделяю это

убеждение.

Моя собственная история

Сразу после аспирантуры я получил работу аналитика-исследователя товарных рынков. И был

приятно удивлен, когда увидел, что мой экономико-статистический анализ корректно предсказал ряд

крупных движений цен на товары. Вскоре после этого я стал подумывать о торговле. Единственная

загвоздка была в том, что в моем отделе аналитикам обычно не разрешалось торговать. Я поделился

своими огорчениями по поводу этого с Майклом Маркусом (первое интервью). С ним я подружился, расспрашивая его о должности аналитика, с которой он тогда уходил. «Знаешь, когда я здесь

работал, у меня были те же проблемы, — признался Майкл. — Сделай как я: открой счет в другой

фирме». И он познакомил меня с брокером из своей новой фирмы, который был готов открыть счет.

В то время я зарабатывал меньше секретаря отдела и не имел того, что принято называть «рисковым

капиталом». Уговорив брата открыть счет на 2000 долл., я стал его консультантом. Поскольку счет

нужно было сохранять в тайне, я не мог отдавать приказы со своего рабочего места. Всякий раз, когда требовалось открыть или закрыть позицию, приходилось спускаться на лифте в холл и звонить

по телефону-автомату. (О том, какой выход из аналогичной ситуации нашел Маркус, рассказано в

интервью с ним.) Хуже всего в этом были даже не задержки приказов, нередко стоившие мне

неприятных переживаний, а мои частые отлучки, которые могли вызвать подозрения. Так что

приходилось осторожничать, и иной раз даже откладывать приказ до следующего утра.

Я не помню деталей своих первых немногочисленных сделок. Помню только, что после уплаты

комиссионных я остался почти при своих. Потом пришла и первая, надолго запомнившаяся сделка.

До нее я как раз тщательно проанализировал состояние рынка хлопка за весь период после Второй

мировой войны. Оказалось, что из-за всяческих программ государственной поддержки лишь два

сезона, считая с 1953 года, можно было назвать действительно свободными рынками (рынками, цены на которых определяются спросом и предложением, а не довлеющей государственной

программой). Я справедливо предположил, что прогнозировать цены можно только по этим сезонам.

К сожалению, я не учел другого, более важного обстоятельства, что для серьезного рыночного

анализа имеющихся данных было недостаточно. На основе сопоставления с этими двумя сезонами я

заключил, что рынок хлопка, который шел тогда по цене 25 центов за фунт, будет расти, но не

превысит уровня 32—33 центов.

Первая часть прогноза оказалась верной: цены из месяца в месяц понемногу подрастали. Затем рост

ускорился, и они всего за неделю подскочили с 28 до 31 цента. Этот скачок был вызван какой-то

новостью, которой я почти не придал значения. «Довольно близко к расчетной вершине», —

подумал я и решил сыграть на понижение. После чего, еще чуть поднявшись, рынок быстро съехал

назад — к 29-центовой отметке. Я счел это совершенно естественным, полагая, что рынки просто

обязаны соответствовать моему прогнозу. Однако моим восторгам и прибылям скоро пришел конец.

Цены на хлопок не только вернулись на более высокий уровень, но и неумолимо пошли дальше: 32

цента, 33, 34, 35. В конце концов мой депозит иссяк и позицию пришлось ликвидировать. Именно

отсутствие у меня больших денег на счете я считаю счастливейшим подарком судьбы: ведь в итоге

рынок хлопка взметнулся на невероятную высоту — 99 центов! Это было вдвое выше предыдущего

рекорда столетия.

Из-за этой сделки я на некоторое время разочаровался в рынке. В последующие несколько лет я пару

раз снова испытывал свои силы. Всякий раз я начинал, имея немногим больше 2000 долл., и все их

терял в единственном, но крупном проигрыше. Одно утешало — потери были сравнительно

невелики.

Эту полосу неудач прервали два события. Во-первых, я познакомился со Стивом Кроновицем.

Отвечая за анализ товарных рынков в фирме «Hornblower & Weeks», я принял тогда Стива на

вакантную должность аналитика рынков цветных металлов. Мы работали в одной комнате и быстро

подружились. В отличие от меня, аналитика чисто «фундаментального» склада, Стив использовал

строго технический подход. (Специалист по фундаментальному анализу прогнозирует цены на

основе экономических данных, а технический аналитик — на основе внутренних характеристик

рынка: прошлых цен, объемов сделок и показателей эмоционального настроя.)

До этого я смотрел на технический анализ с большим скепсисом. Мне казалось, что нечто столь

простое, как анализ графиков, вряд ли может представлять какую-то ценность. Однако, поработав

бок о бок со Стивом, я стал замечать, что его торговые приказы часто оказывались правильными. В

конце концов я убедился в том, что моя первичная оценка технического анализа была неверной. Я

понял, по крайней мере по отношению к себе, что для успешной торговли одного фундаментального

анализа недостаточно; кроме того, я нуждался в привлечении технического анализа для определения

моментов входа и выхода из рынка.

Вторым ключевым моментом, благодаря которому я, в итоге, влился в ряды познавших успех, стало

осознание абсолютной необходимости контроля над риском. Я решил никогда впредь не допускать

потерь всего депозита на единственной сделке — как бы я ни был уверен в своем видении рынка.

По иронии судьбы, сделка, которую я считаю поворотным моментом и одной из наилучших в своей

карьере, была, по сути, убыточной. Тогда немецкая марка после продолжительного спада вошла, наконец, в длительный период консолидации. Исходя из своего анализа рынка, я заключил, что

марка формирует некое важное ценовое основание. На этом уровне я открыл длинную позицию, одновременно разместив прямо под последним минимумом цены стоп-приказ типа «good-till-cancelled» («действителен до отмены»), полагая, что если мой расчет верен, то рынок не упадет до

новых минимумов. Несколькими днями позже рынок начал падать, и я был закрыт с малыми

потерями. Самое интересное в том, что после этого рынок рухнул, как подкошенный. Раньше в таких

случаях я бы начисто разорился; теперь же понес лишь небольшие убытки.

Вскоре после этого я открылся вверх по японской иене, находившейся в области консолидации с

техническими признаками бычьего направления будущего исхода, что позволило достаточно близко

разместить защитный стоп-приказ. Если обычно я открывал только одноконтрактную позицию, резонно ограничивая свой риск всего 15 тиками на контракт (сейчас уже с трудом верится, что я

смог улизнуть при таком близком размещении стоп-приказа), то теперь я открыл 3-контрактную

позицию. Рынок двинулся без оглядки. Хотя в целом я закрылся слишком рано, один из своих

контрактов я сохранял довольно долго, утроив свой маленький счет. Это стало началом моих

успехов в торговле. За несколько следующих лет, сочетая технический и фундаментальный анализ с

контролем риска, я нарастил свой скромный капитал далеко за 100 000 долл.

Но потом счастливая полоса закончилась. Я вдруг стал торговать более азартно, нарушая мной же

выработанные правила. Теперь мне понятно, что тогда я чересчур расхрабрился. Взять хотя бы

проигрыш на соевых бобах. Рынок двинулся против меня. Я же поверил, будто этот спад есть лишь

коррекция бычьего рынка, и, вместо того чтобы принять малые потери, сильно увеличил позицию.

Эта ошибка усугубилась тем, что я совершил ее перед выходом важной правительственной сводки

об урожае зерновых. Она усилила медвежьи настроения рынка, и мой счет сильно уменьшился. За

считанные дни я потерял более четверти совокупной прибыли.

После того как я снял со счета деньги на покупку дома и на расходы в период академического

отпуска для написания книги (Jack D.Schwager, A Complete Guide to the Futures Markets 1984), мои сбережения

настолько оскудели, что почти на пять лет лишили меня шанса вернуться на рынок. Когда же я снова

стал торговать, то начал, по своему обычаю, с маленькой суммы — 8000 долларов. Большая ее часть

была потеряна в течение года. Добавив к счету еще 8000, после серии умеренных потерь мне удалось

отыграться на нескольких крупных выигрышных сделках. За пару лет я снова довел свой счет до 100

с лишним тысяч долл. Затем я стабилизировался, и в последний год мой счет колебался около этого

пика.

С объективной точки зрения моя торговля была успешной, но в эмоциональном плане я

воспринимал ее скорее как неудачу. Вообще говоря, с моим знанием рынка и опытом мне следовало

бы добиться большего. «Я дважды десятикратно умножил неполные 10 000 долл., но так и не сумел

еще сколько-нибудь увеличить общий счет, не говоря уже о том, чтобы превзойти этот уровень в

разы. Почему?» — недоумевал я.

Желание разобраться в причинах этого стало одним из стимулов для написания данной книги. Мне

хотелось расспросить преуспевших трейдеров о том, каковы основные слагаемые их побед, каков их

подход к рынку, каким правилам они следуют, с чего начиналась их торговая практика. И что они

посоветовали бы другим трейдерам.

Если мое стремление разрешить эти вопросы и имело, в определенной степени, личную подоплеку, то в более широком смысле я представлял себя в образе некоего Обобщенного Трейдера,

интересующегося такими вопросами, которые задали бы и другие, будь у них такая возможность.

Часть I Фьючерсы и валюты

Фьючерсы без ореола тайны

Среди всех рынков, которые обсуждаются в этой книге, большинство инвесторов, вероятно, хуже

всего разбираются во фьючерсных рынках. В то же время сегодня это одни из самых быстро

растущих рынков. За последние двадцать лет объем фьючерсной торговли вырос более чем в

двадцать раз. В 1988 году стоимость всех фьючерсных контрактов, покупаемых и продаваемых в

США, превысила 10 триллионов долл. (Эта грубая, но достаточно умеренная оценка сделана в предположении, что в торгах участвуют 246 миллионов контрактов с примерной средней стоимостью каждого 40 с лишним тысяч

долл. (Если исключить фьючерсы на краткосрочные процентные ставки, например по евродоллару, то стоимость

одного контракта варьируется от 11 000 долл. па рынке сахара при цене 10 центов за 1 фунт до 150 000 долл. по

индексу S&P, когда он равен 300.)) Понятно, что это не только контракты по свиной грудинке.

Сегодняшние фьючерсные рынки охватывают все основные мировые рыночные группы: процентные

ставки (например, казначейские облигации), индексы акций (например, индекс S&P 500), валюты

(например, японская иена), драгоценные металлы (например, золото), энергоносители (например, сырая нефть) и сельхозпродукты (например, зерно). Хотя первые фьючерсные контракты ведут свое

начало с рынков сельхозпродуктов, сейчас этот сектор составляет лишь примерно одну пятую всей

фьючерсной торговли. Появление и впечатляющее распространение многих новых видов

фьючерсных контрактов привело за истекшее десятилетие к образованию рынков финансового типа

(это валюты, процентные ставки и индексы акций), на которые сейчас приходится уже около 60

процентов всей фьючерсной торговли. (Почти половину из оставшихся 40 процентов составляют

рынки энергоносителей и металлов.) Таким образом, термин «товарные рынки», часто используемый

применительно к фьючерсным рынкам, все сильнее расходится с действительностью. Многие

наиболее активные фьючерсные рынки, например по упомянутым выше финансовым инструментам, по сути не являются товарными, а значительное количество товарных рынков не имеет

соответствующих им фьючерсных.

Сущность фьючерсного рынка отражена в его названии: объект торговли на нем — это стандартный

контракт по товару (например, по золоту) или финансовому инструменту (например, по

казначейским облигациям) с датой поставки этого актива в будущем. Например, когда

автопромышленнику нужна медь для текущих операций, он покупает ее непосредственно у

производителя. Но если тот же промышленник опасается, что через шесть месяцев цена на медь

сильно вырастет, то он может зафиксировать ее на весь этот срок где-то около текущего уровня, купив сегодня медные фьючерсы. (Такая компенсация риска будущего роста цены называется

хеджированием.) Если за данный период цена на медь вырастет, то прибыль от фьючерсного хеджа в

какой-то мере скомпенсирует подорожание меди к моменту ее фактической покупки. Разумеется, в

обратном случае, то есть при падении цены на медь, такой фьючерсный хедж станет убыточным. Но

тогда и сам автопромышленник купит медь по более низкой цене, чем та, на которую он соглашался

по фьючерсному контракту.

Если хеджеры вроде упомянутого автопромышленника принимают участие во фьючерсной торговле

для уменьшения риска нежелательного изменения цен, то трейдеры участвуют в ней, стараясь

заработать на прогнозируемых изменениях цены. На деле многие трейдеры, имея выбор между

фьючерсными и соответствующими наличными рынками, предпочтут торговать на фьючерсных

рынках по следующим причинам:

1.

Стандартные контракты. — Фьючерсные контракты стандартизованы (по количеству и

качеству базового актива), вследствие чего трейдеру не нужно подыскивать конкретного покупателя

или продавца для открытия или закрытия позиции.

2.

Ликвидность. — Все основные фьючерсные рынки обладают превосходной ликвидностью.

3.

Удобство открытия короткой позиции. — Открыть короткую позицию на фьючерсных

рынках так же просто, как и длинную. Если для открытия короткой позиции по акции (когда

продавец этой акции фактически берет ее взаймы) нужно дождаться роста ее цены хотя бы на один

тик, то на фьючерсном рынке такого ограничения нет.

4.

Рычаг. — Фьючерсные рынки дают огромный финансовый рычаг. Грубо говоря, размер

требуемой начальной маржи обычно составляет 5—10 процентов от стоимости контракта.

(Употребление термина «маржа» (margin) применительно к фьючерсному рынку неудачно,

поскольку влечет серьезную путаницу с маржой для акций. На фьючерсных рынках маржа не

означает частичной оплаты, ибо до истечения срока действия контракта никаких

фактических перемещений активов не происходит. Здесь маржа служит скорее неким залогом

добросовестности.) (Учитывая данное замечание автора, далее в переводе термин «маржа» применительно к

фьючерсным рынкам дается в устоявшемся русском эквиваленте: «залоговый депозит».) Несмотря на

притягательность высокого рычага фьючерсных рынков для трейдеров, следует подчеркнуть, что это

обоюдоострое оружие. Недисциплинированное использование рычага является главной причиной, по которой большинство трейдеров несут потери на фьючерсных рынках. Обычно фьючерсные цены

не более волатильны, чем наличные цены соответствующих базовых активов или многих акций, если

их рассматривать в таком же качестве. Поэтому своей репутацией инструмента повышенного риска

фьючерсы обязаны в основном фактору рычага.

5.

Низкие транзакционные расходы. — Транзакционные расходы по фьючерсным сделкам очень

низки. Поэтому гораздо дешевле сократить общий риск портфеля акций, продав не сами акции, а

эквивалентную стоимость фьючерсных контрактов на индекс акций.

6.

Удобство офсетирования. — Фьючерсная позиция может быть закрыта с помощью офсетной,

или обратной, сделки в течение всего времени работы рынка при условии, что он не заблокирован на

верхнем или нижнем пределе. (На некоторых фьючерсных рынках максимально допустимое дневное

изменение цены ограничено определенными пределами. Если свободные рыночные силы в поиске

равновесия выходят за них, то рынок просто доходит до предельной цены и торговля практически

прекращается.)

7.

Биржевая гарантия. — Фьючерсному трейдеру незачем беспокоиться о финансовой

состоятельности своего контрпартнера по сделке. Все платежи по фьючерсным контрактам

гарантируются расчетной палатой биржи.

Поскольку в силу самой своей конструкции фьючерсные рынки тесно привязаны к рынкам

соответствующих базовых активов, фьючерсные цены движутся почти параллельно наличным ценам

(действия арбитражеров надежно предотвращают возникновение сколько-нибудь длительных и

значительных рассогласований между фьючерсными и наличными ценами). Если иметь в виду, что

фьючерсная торговля сосредоточена главным образом на финансовых инструментах, то получается, что многие фьючерсные трейдеры по существу являются трейдерами рынков акций, облигаций и

валюты. В этом смысле высказывания фьючерсных трейдеров в публикуемых ниже интервью имеют

прямое отношение и к тем инвесторам, которые никогда не выходили за рамки торговли акциями и

облигациями.

Общее понятие о межбанковском валютном рынке

Межбанковский валютный рынок работает двадцать четыре часа в сутки, буквально следуя за

движением солнца вокруг земли от банковских центров в Америке через Австралию и Дальний

Восток в Европу и, наконец, снова возвращаясь в Америку. Он существует для того, чтобы

удовлетворять нужды компаний по страхованию валютного риска в условиях быстрых колебаний

стоимости валют. (Неопределенность в доходности иностранного актива, связанная с неизвестным заранее курсом, по которому будет обмениваться иностранная валюта в будущем.) Например, когда некий японский

производитель электроники договаривается об экспорте стереоаппаратуры в США на условиях

оплаты в американских долларах через шесть месяцев после поставки, он подвергает себя риску

того, что в этот период произойдет некоторое обесценивание доллара по отношению к иене. Если

этот производитель захочет зафиксировать цену поставки в местной валюте (иене), чтобы сполна

получить свою прибыль, то он может захеджироваться, продав на межбанковском валютном рынке

эквивалентную долларовую сумму на предполагаемую дату платежа по экспортной сделке. Банки

прокотируют этому производителю обменный курс для требуемой суммы и даты в будущем.

Спекулянты торгуют на межбанковском валютном рынке, стараясь заработать на прогнозируемых

ими изменениях обменных курсов. Например, спекулянт, ожидающий понижения британского

фунта относительно доллара, продаст форвардный контракт по британскому фунту. (Все сделки на

межбанковском рынке деноминированы в долларах США.) Спекулянт, который рассчитывает на

понижение британского фунта относительно японской иены, купит определенный долларовый

эквивалент японской иены и продаст соответствующий долларовый эквивалент британского фунта.

Майкл Маркус.

Не ждите второго пришествия саранчи.

Карьера Майкла Маркуса началась в одной из крупных брокерских фирм с должности аналитика-

исследователя товарных рынков. Однако из-за почти маниакальной тяги к биржевой игре он оставил

работу по найму, чтобы все время отдавать торговле. После краткого и чуть ли не курьезного

выступления в роли биржевого трейдера Маркус перешел в «Commodities Corporation», которая

нанимала профессионалов для работы со средствами фирмы, и стал одним из ее самых удачливых

трейдеров. Через несколько лет полученная им прибыль превысила суммарный доход всех

остальных его коллег. А за десять лет он баснословно увеличил счет компании — в 2500 раз!

Я познакомился с Майклом в свой первый рабочий день в фирме «Reynolds Securities», куда я был

принят в качестве аналитика-исследователя фьючерсов вместо Маркуса, только что перешедшего на

похожую работу в одну из конкурирующих фирм. В тот период и моего, и его профессионального

становления мы общались довольно регулярно. Когда наши прогнозы направления рынка не

совпадали, мои доводы обычно казались мне убедительнее, однако потом оказывалось, что прав был

Маркус. Наконец, он нашел работу трейдера, весьма преуспел и перебрался на западное побережье.

Когда у меня возник замысел этой книги, то одним из первых в списке намеченных собеседников я

поставил Маркуса. Сначала он ответил на мое предложение согласием, хотя и нетвердым. А

несколько недель спустя — отказался: желание избежать публичности оказалось сильнее природной

склонности участвовать в том, что ему нравится. (Маркус знал и уважал многих из других моих

собеседников-трейдеров.) Я очень расстроился, потому что Маркус был одним из лучших трейдеров, которых мне довелось знать. К счастью, ненавязчивые увещевания нашего общего знакомого

помогли переубедить Маркуса.

Ко времени нашей встречи прошло уже семь лет с тех пор, как мы виделись в последний раз.

Интервью состоялось у Маркуса дома в Южной Калифорнии — на вилле, представляющей собой

комплекс из двух зданий, расположенных на утесе с видом на его личный пляж. Попасть на виллу

можно было только через массивные ворота («потрясающие ворота», как выразился помощник

Маркуса, объяснивший мне дорогу), имевшие все шансы выдержать атаку танкового дивизиона.

В начале беседы Маркус казался несколько индифферентным и даже замкнутым. Эта неброская

манера лишь усилила впечатление от его рассказа о своей скоротечной попытке стать биржевым

трейдером. Но он сразу же оживился, как только разговор зашел о случаях из его трейдерской

практики. Наиболее интересным Маркус считает период «взлетов и падений* в начале своей

торговой карьеры. На этом и сконцентрировалась наша беседа.

Как вы впервые заинтересовались фьючерсной торговлей?

Я был тогда, можно сказать, человеком науки. В 1969 году, будучи членом общества Phi Beta Kappa и одним из лучших в своей группе окончив университет Джона Хопкинса, я получил стипендию

Кларкского университета для подготовки диссертации на степень доктора философии в области

психологии и ни о чем, кроме преподавания, не помышлял. Тогда-то через нашего общего приятеля

я и познакомился с этим парнем, Джоном. Он заверил меня, что сможет каждые две недели — как по

часам — удваивать мои вложения. Звучало заманчиво. [Маркус рассмеялся.] Кажется, я даже не

поинтересовался, как именно он это сделает. Соблазн был до того велик, что не хотелось портить

картину излишними деталями. Кроме того, я боялся, что, узнав их, могу струсить.

У вас не возникло сомнений? Не слишком ли он походил на торговца подержанными автомобилями?

Нет, я еще никогда и ни во что не вкладывал деньги и был очень наивен. Я пригласил этого Джона, тогда старшекурсника с моего же факультета, поработать на меня в качестве советника по торговле

на товарных рынках за 30 долл. в неделю. Время от времени я угощал его картофельными чипсами и

содовой. У него была теория, что на такой диете вполне можно прожить.

И это все, что вы платили ему? Вы не поощряли его за успехи — например, дополнительной

порцией чипсов?

Нет.

Сколько денег вы отвели на торговлю?

Около 1000 долл. — все, что сумел скопить. Что было дальше?

Мое первое посещение брокерской конторы было очень и очень волнующим. Я принарядился, надев

свой единственный костюм, и мы отправились в офис фирмы «Reynolds Securities» в Балтиморе. Это

было большое и шикарное здание, внушающее мысль об уйме денег с давней историей. Всюду

мебель из красного дерева и почтительный полушепот. Всё это впечатляло.

Центром всеобщего внимания было котировочное табло типа тех, что так старомодно пощелкивают: чик, чик, чик. От этого чиканья просто дух захватывало. Трейдеры могли наблюдать за ценами на

табло со специального балкона, но только в бинокль — так оно было далеко. Это тоже очень

впечатляло, ибо казалось, будто сидишь на трибуне и наблюдаешь за скачками.

Я впервые осознал, что дела могут обернуться скверным образом, когда голос из громкоговорителя

предложил покупать соевую муку. Я посмотрел на Джона в надежде найти уверенность и одобрение

в его глазах. Но он, взглянув на меня, вдруг спросил: «Как считаешь, нужно купить?». [Маркус

рассмеялся.] И тут я понял: Джон вообще в этом не разбирался.

Помню, что рынок соевой муки двигался спокойно: 78,30; 78,40; 78,30; 78,40. Мы отдали приказ о

покупке и едва получили подтверждение об исполнении, как табло, словно по волшебству, зачикало

вниз. Узнав о моем вступлении в сделку, рынок принял это за сигнал к началу игры на понижение.

Но у меня, видимо, уже тогда было хорошее чутье, потому что я сразу же сказал Джону: «Дела у нас

не блестящи. Давай закрываться!» На той сделке мы потеряли около 100 долл.

Следующая сделка была по кукурузе, и история повторилась. Джон опять спросил меня, торговать

или нет. «Ладно, давай попробуем с кукурузой», — ответил я. Мы попробовали — тот же результат.

Но вы понимали, что делали? Вы что-нибудь читали о товарных рынках или о торговле?

Нет.

Вы хотя бы знали размеры контрактов?

Нет.

Вы знали, во что вам обходится тик?

Да.

Очевидно, это было едва ли не единственное, что вы знали?

Верно. Наша следующая сделка, по пшенице, тоже не удалась. Тогда мы вернулись к кукурузе, и

здесь торговля пошла лучше: на проигрыш ушло уже три дня. Мы оценивали свой успех по числу

дней до фиксации проигрыша.

Вы всегда закрывали позицию после того, как теряли около 100 долларов?

Да. Хотя на одной сделке мы потеряли примерно 200 долл. Я был в минусе почти на 500 долл., когда

Джон предложил план, который «должен был спасти положение». По этому плану надо было купить

августовские контракты по свиной грудинке и продать февральские, поскольку спрэд был больше

стоимости фактической поставки [общие затраты на поставку в августе, хранение и перепоставку в

феврале]. Джон сказал, что сделка верная — на такой не проиграешь.

Смысл этого плана я понял довольно смутно, но согласился. Тогда же мы впервые позволили себе

уйти на ленч. В предыдущих случаях мы неотрывно следили за табло, но тут решили: раз «сделка

верная», то ничего страшного не случится, если мы ненадолго отлучимся. Когда мы вернулись, я

был на волоске от краха. Помню свои первые смешанные ощущения — потрясение, страх,

неспособность поверить в происходящее. Как сейчас помню реакцию Джона: он, тучный, очки в

толстой роговой оправе, подходит к котировочному табло и, грозя ему кулаком и задыхаясь от

негодования, кричит: «Неужели никто не хочет гарантированно заработать?!» Позже я узнал, что

августовская грудинка не подлежит поставке по февральскому контракту. То есть в первую очередь

неверной была сама схема сделки.

Джону доводилось торговать раньше?

Нет.

Тогда откуда же он взял, что сможет каждые две недели удваивать ваши вложения ?

Понятия не имею. Но эта сделка меня полностью уничтожила. Я заявил Джону, что, теперь мне

стало ясно, что я знаю столько же, сколько и он, — то есть вообще ничего, а потому собираюсь

расстаться с ним. Так что больше никаких чипсов, никакой диетической содовой. На всю жизнь

запомнил его ответ: «Ты совершаешь величайшую ошибку в своей жизни!» Я поинтересовался, что

он собирается делать дальше. «Поеду на Бермуды. Буду мыть посуду и этим заработаю на игровой

депозит. (Сумма, подлежащая депонированию в качестве залога для допуска к игре на бирже.) А потом стану

миллионером и уйду на покой». Что любопытно: он не сказал «Поеду на Бермуды. Найду работу, чтобы скопить на депозит». Он точно знал, чем будет заниматься: зарабатывать депозит мытьем

посуды.

Что сталось с ним в итоге?

Понятия не имею. Могу лишь предположить, что он живет на Бермудах на свои миллионы,

заработанные мытьем посуды.

Я же после этого случая быстро наскреб еще 500 долл. и провел несколько сделок по серебру. Эти

деньги я тоже проиграл. Так что все мои первые восемь сделок — пять в паре с Джоном и три

собственные — оказались проигрышными.

Вам не пришло в голову, что, может быть, биржевая торговля — это не ваше?

Нет. Я ведь всегда хорошо учился в школе и поэтому считал, что здесь всё дело лишь в навыке. Отец

оставил мне страховку в 3000 долл. (он умер, когда мне было пятнадцать), и я решил

воспользоваться этими деньгами, несмотря на возражения матери.

Однако я уже понял, что действительно должен кое-чему подучиться, прежде чем снова начинать

торговлю. Я прочитал книги Честера Келтнера по рынкам пшеницы и соевых бобов и подписался на

его рыночный бюллетень, в котором давались рекомендации по торговле. Я последовал первой из

них — купить пшеницу — и выиграл. Думаю, что заработал 4 цента на бушель (200 долл.). Эта

первая победа была очень волнующей.

Затем, в промежутке между выходом бюллетеней, рынок вернулся к моей исходной цене покупки, я

снова купил и снова выиграл. Теперь уже самостоятельно. Я почувствовал, что у меня развивается

чутье на торговлю. Даже в самом начале мне нравилось действовать самостоятельно. Последующие

события были просто счастливой случайностью. Летом 1970 года, следуя рекомендации Келтнера, я

купил три декабрьских контракта по кукурузе. И как раз в это лето урожай кукурузы был уничтожен

саранчой.

Это был ваш первый большой выигрыш?

Да. К той сделке я прикупил еще кукурузы, пшеницы и соевых бобов, опираясь частично на

рекомендации из бюллетеня, а частично — на собственную интуицию. К концу этого славного лета я

набрал 30 000 долл. — огромную сумму для меня, выходца из средних слоев. «Такой успех — это

лучшее, что есть на свете», — подумал я тогда.

Как вы решали, когда снять прибыль?

Часть я снял на подъеме цен, а часть, когда рынки начали клониться вниз. В целом я заработал очень

хорошо.

То есть уже тогда вы действовали инстинктивно верно?

Да. Той же осенью я поступил в аспирантуру в Уорчестере (Массачусетс), но оказалось, что мне

вовсе не хотелось думать о диссертации. И я часто сбегал с занятий в офис фирмы «Paine Webber» —

поторговать.

Отличное было время. Я кое-что заработал, но немного и поражался сам себе: в университете Джона

Хопкинса я был прилежным студентом, а здесь регулярно пропускал занятия. Я увидел в этом

«перст судьбы» и, бросив аспирантуру, в декабре 1970 года переехал в Нью-Йорк. Некоторое время я

был на перепутье. На вопросы о моей работе я довольно напыщенно отвечал, что я — биржевой

спекулянт. Звучало красиво.

Весной 1971 года интерес к зерновым снова пробудился. Появилась теория, будто саранча

перезимовала — то есть дала потомство и теперь снова нападет на посевы. Я решил, что на этот раз

крупно поставлю на саранчу.

Это была теория Келтнера или просто рыночные слухи?

По-моему, Келтнер тоже придерживался этой точки зрения. Я занял у матери 20 000 долл. и

поставил их вместе со своими 30 000 долл. на этих паразитов. Я купил максимальное количество

контрактов по кукурузе и пшенице, которое позволяло залоговое обеспечение в 50 000 долл. Сначала

рынки шли горизонтально: еще не прошли опасения роста цен из-за саранчи. Я не зарабатывал, но и

не терял денег. И вот однажды — я на всю жизнь запомнил этот день — в «Wall Street Journal»

появилась статья под заголовком «Чикагская зерновая биржа: опустошение пострашнее, чем на

кукурузных полях Среднего Запада». [Маркус смеется.] Рынок кукурузы резко спикировал при

открытии и очень быстро достиг нижнего ценового предела.

[На многих фьючерсных рынках максимальное изменение цен за день ограничено фиксированным пределом. Нижний

предел определяет максимально возможное понижение цены, а верхний — аналогичный прирост. Если (как в данном

случае) равновесная цена, образовавшаяся в результате взаимодействия свободных рыночных сил, опускается за нижний

предел, то торговля фактически прекращается. Причина: избыток продавцов при отсутствии покупателей, согласных на

установленную цену нижнего предела.]

Вы своими глазами видели падение рынка?

Да. Я наблюдал падение цен по котировочному табло в брокерском офисе.

Вы не подумывали выйти из рынка на спуске, прежде чем он замрет на нижнем пределе?

Я понимал, что надо выходить, но лишь наблюдал за происходящим. Я был полностью парализован

и надеялся, что он вот-вот развернется вверх. Я всё ждал и наблюдал, а потом, после остановки

рынка на нижнем пределе, уже не мог выйти из него. У меня была целая ночь на размышления, но

фактически никакого выбора. Оставалось одно — выходить, потому что денег больше не было. И

наутро, при открытии рынка, я ликвидировал всю позицию.

Рынок опять открылся много ниже?

Нет, не слишком, всего цента на 2.

Сколько вы потеряли на этой сделке к моменту ее ликвидации?

Все свои 30 000 долл. плюс 12 000 из 20 000 долл., занятых у матери. Это послужило мне уроком: не

ставь на все.

Что вы делали дальше?

Я был очень подавлен. И решил, что надо наниматься на работу. Дело было во время упадка, и я

понимал, что действительно стоящее место найти проблематично и надо поискать что-нибудь

поскромнее. Однако, даже пытаясь получить работу, для которой моя квалификация была много

выше требуемой, я так ничего и не добился. В конце концов я понял, что это происходило из-за того, что я сам не особенно хотел такой работы.

Наилучшим из подвернувшихся вариантов была вакансия аналитика товарных рынков в фирме

«Reynolds Securities». Несмотря на более высокий статус этой должности, получить ее оказалось

легче. Там поняли, что эта работа мне действительно по душе. Я же усвоил, что если стремиться к

тому, чего действительно желаешь, то это сильно увеличит шансы на успех, ибо тогда стараешься

куда больше.

Так или иначе, но теперь я сидел за стеклянной перегородкой, отделяющей мой кабинет от главной

части офиса, где располагались брокеры. Биржевой зуд у меня еще не прошел, и мне было

мучительно слышать их оживленные крики и видеть, как они торгуют.

А вы тогда занимались только анализом?

Вот именно. Ведь аналитикам было строго запрещено торговать. Но я решил, что меня это не

остановит. Снова заняв у матери, а также у брата и у своей подруги, я открыл счет в другой фирме.

Мы с моим брокером изобрели хитроумную кодовую систему, чтобы мои коллеги не заметили, что я

нарушаю правила. Например, если я говорил «Солнце скрылось», то это означало одно, а если

«Облачно» то другое. Трудясь над отчетами о рынках, я всё время поглядывал на стеклянную

перегородку, следя за ценами на большом котировочном табло в главном офисе. Выиграв, я старался

скрыть восторг, а проиграв — огорчение, чтобы никто не смог догадаться об этом по моему лицу. Я

постоянно находился в состоянии стресса, но об этом вряд ли кто-то подозревал. Я весь извелся, потому что хотел торговать открыто, безо всяких ухищрений.

Тогда вы проигрывали или выигрывали?

Проигрывал. Я крутился все в том же замкнутом круге: занимал деньги и постоянно их проигрывал.

Вы понимали, что именно делали тогда неверно?

Хороший вопрос. Прежде всего я еще по-настоящему не овладел принципами торговли, я всё делал

неверно. Но позже, в октябре 1971 года, в офисе моего брокера я познакомился с одним из тех, кому

обязан своим успехом.

Кто же это был?

Эд Сейкота. Это — гений, выдающийся и феноменально удачливый трейдер. Ко времени нашего

знакомства Эд только что закончил Массачусетский технологический институт и одним из первых

разработал программное обеспечение для тестирования технических систем и их практического

применения в торговле. ( Массачусетский технологический институт (Massachusetts Institute of Technology, MIT) основан в 1863 году Бартоном Роджерсом (Barton Rogers) и наиболее известен исследовательской работой и учебными

программами подготовки студентов и аспирантов в области естественных и инженерных наук. Прием на обучение

производится на основе сложных вступительных экзаменов, что не характерно для системы высшего образования

США.) До сих пор удивляюсь, как же он, такой молодой, успел накопить столько знаний в области

биржевой торговли.

«По-моему, тебе нужно работать у нас, — сказал мне Эд. — Мы формируем исследовательскую

группу, и ты сможешь торговать со своего собственного счета». Предложение было отличное; единственная загвоздка была в том, что директор фирмы по исследовательской работе не хотел меня

брать.

Почему?

Я и сам не понимал, ведь я имел опыт работы и писал грамотные отчеты. Когда я стал допытываться

о причинах, он признался: «Я не могу взять тебя, потому что ты уже слишком много знаешь, а мне

нужно кого-то учить». Я заверил его, что буду делать всё, что он захочет, и, в конце концов, уговорил принять меня.

Это было действительно здорово, потому что я мог учиться у Эда, а он уже тогда был весьма

удачливым трейдером. Основу его тактики составляло следование за тенденцией и использование

классических торговых принципов. Эд научил меня пресекать убытки, а также объяснил, как важно

сохранять прибыльные позиции.

Эд был превосходным примером для подражания. Например, однажды он держал короткую позицию

по серебру, а рынок изо дня в день отступал лишь на пенс или полпенса за день. Всеми, похоже, уже

овладели бычьи предчувствия: при такой дешевизне серебра цены на него должны были вот-вот

повернуть вверх. Но Эд сохранял позицию. «Сейчас тенденция нисходящая, и я буду медведем, пока

она не изменится», — пояснил он. Его упорное следование за тенденцией научило меня терпению.

Пример Эда изменил вас как трейдера?

Не сразу. Я продолжал проигрывать даже в его присутствии.

Вы помните, что по-прежнему делали неверно?

Я думаю, что мне не хватало терпения, чтобы дождаться четко определенной ситуации.

Вам не приходило в голову просто копировать Эда, раз он был так удачлив?

Нет. Я не мог заставить себя поступить таким образом.

А вы не подумывали о том, чтобы совсем бросить торговлю?

Иногда я думал, что мне следует остановиться — настолько болезненными были постоянные

проигрыши. В «Скрипаче на крыше» есть эпизод, в котором главный герой, возведя очи, обращается

к Богу. (Музыкальная комедия по мотивам коротких рассказов Шолом-Алейхема, впервые поставленная в «Yiddish Art Theatre» в Нью-Йорке в 1964 г.)

Так и я, вперившись в потолок, вопрошал: «Неужели я настолько глуп?» И кто-то, казалось, четко

отвечал: «Нет, ты не глуп. Но будь упорен». Что я и делал.

Тогда меня поддержал один очень приятный человек — весьма сведущий и преуспевший, но уже

почти отошедший от дел брокер из фирмы «Shearson» по имени Амос Хостеттер. Ему нравились мои

отчеты, и мы часто общались друг с другом. Амос закрепил во мне многое из того, чему я научился у

Эда. Я впитывал одни и те же принципы из двух источников.

Тогда вы все еще готовили рекомендации для своей фирмы?

Да.

И как, удачно?

Мои рекомендации улучшились, поскольку я сам стал терпеливее. Между тем я оказался совсем без

денег и без тех, у кого их можно было бы занять. Но я продолжал упорно верить в то, что каким-то

образом еще вырулю на верный путь. Зарабатывая всего 12 500 долл. в год, я сумел отложить 700

долл. Поскольку этого не хватало даже на открытие счета, я открыл совместный счет с приятелем, который добавил свои 700 долл.

Но торговлей по совместному счету управляли только вы?

Да, мой приятель совсем не разбирался в рынках. Это было в июле 1972 года, когда действовала

политика регулирования цен. Считалось, что она распространялась и на фьючерсные рынки.

Вы имеете в виду никсоновское замораживание цен?

Да. Насколько я помню, цены на фанеру были декларативно заморожены на уровне 110 долл. за 1000

кв. футов. Рынок фанеры был одним из тех, которые я отслеживал для своей фирмы. Когда цены

подобрались к отметке 110 долл., я составил медвежий бюллетень, утверждавший, что, несмотря на

нехватку наличной фанеры, вызванной невозможностью повышения цены выше 110 долл., начиная с

этого уровня можно было безбоязненно играть на понижение.

Как правительство удерживало цены на установленных границах? Что мешало спросу и

предложению диктовать более высокие цены?

Повышение цен было бы нарушением закона.

Вы имеете в виду, что производственники не могли запрашивать больше?

Совершенно верно. На самом деле заниженные цены поддерживались искусственно. А это, по

известному экономическому закону, ведет к дефициту. Поэтому образовалась нехватка фанеры на

наличном рынке. Считалось, что ценовые ограничения распространялись и на фьючерсы по фанере.

Но никто в этом полностью уверен не был — с юридической точки зрения ситуация была не ясной.

И вот однажды, глядя на котировочное табло, я увидел, как цена достигла 110 долл. Потом она

поднялась до 110,10, а затем — и до 110,20. Иными словами, фьючерсный рынок на 20 центов

превысил законный предел. Я принялся названивать повсюду, пытаясь узнать, к чему это приведет.

Но, похоже, никто этого не знал.

Была ли фанера единственным рынком, который превысил свой предельный уровень?

Да. Впрочем безо всяких последствий. По-моему, в тот день рынок закрылся чуть выше 110 долл. А

наутро открылся около 110,80 долл. Я рассудил, что если сегодня разрешат торговать выше 110

долл., то, возможно, запретов вообще не будет. И я купил один контракт. В итоге фанера поднялась

до 200 долл. Так что после покупки первого контракта при дальнейшем росте цен мне оставалось

только сохранять позицию и наращивать ее за счет текущей прибыли.

Эта была ваша первая действительно крупная сделка после краха на рынке кукурузы?

Да.

А наличная фанера так и осталась на ПО долларах?

Да. Фьючерсный рынок действовал как последнее средство получения фанеры для тех, кто не мог

достать ее как-то иначе.

По сути, образовался некий двухзвенный рынок: и легальный, и черный одновременно?

Да. Тот, кто пострадал при замораживании цен, не имея долгосрочных соглашений с

производственниками, мог достать фанеру по более высокой цене на фьючерсном рынке.

Производители буквально кипели от злости при мысли о том, что они вынуждены продавать на

законном ценовом пределе.

Почему же производители не стали просто продавать фьючерсы и поставлять по ним фанеру, вместо

того чтобы продавать ее на наличном рынке по контролируемой цене?

Те, кто попроворнее, начинали понимать это, но торговля фьючерсами на фанеру еще только

начиналась, и большинство производственников в ней не разбиралось. Некоторые, возможно, сомневались в законности подобных действий. А тот, кто не сомневался, мог послушаться советов

своего юриста: «Возможно, на фьючерсных рынках и разрешено покупать фанеру по любой цене, но

нам лучше воздержаться от продаж и поставок выше законного предела». В общем, причины были

разные.

Пыталось ли правительство как-то повлиять на фьючерсные рынки?

Не впрямую, — я позже вернусь к этому. Всего за несколько месяцев торговли фанерой мои 700

долл. превратились в 12 000.

Тогда вы проводили только одну эту сделку?

Да. А потом меня осенило: ведь далее такой же дефицит возникнет и по пиломатериалам. И я все

поставил на одну сделку (как и в случае с кукурузно-пшеничной сделкой), рассчитывая на то, что

пиломатериалы тоже пробьют ценовой потолок.

А как себя вели пиломатериалы?

Никак. Рынок пиломатериалов вообще не отреагировал на рост фанеры от 110 до 200 долл. Но и то и

другое производится из дерева. Поскольку наличные пиломатериалы тоже оказались в дефиците, я

рассудил, что они могут — и должны — подорожать. Однако после того как я купил пиломатериалы

около 130 долл., до правительства дошло наконец, что получилось с фанерой, и оно решило не

допустить повторения этого с пиломатериалами.

На следующий день после моего вступления в сделку какой-то правительственный чиновник заявил, что за попытку поднять рынок пиломатериалов по аналогии с рынком фанеры спекулянты будут

наказаны. Сразу после этого заявления рынок пиломатериалов обвалился. Я оказался настолько в

минусе, что мне снова грозило разорение. Еще целых две недели правительство продолжало

выступать с такими заявлениями. И рынок закрепился на уровне, чуть ниже которого я был бы

принудительно закрыт. Оставшихся денег едва хватало для сохранения позиции.

Вы купили, когда рынок был на уровне 130 долл. А где он оказался в тот момент?

Около 117 долл.

Хотя такое падение было много меньше подорожания фанеры, вы потеряли почти столько же, сколько заработали на фанере, потому что ваша позиция по ней была гораздо меньше, чем по

пиломатериалам.

Верно. В течение этих двух недель я постоянно балансировал на грани разорения. Это были самые

худшие две недели в моей жизни. Каждый день, приходя в офис, я был почти готов сдаться.

Сдаться — только бы прекратить страдания или для того, чтобы хоть что-то сохранить?

По обеим причинам. Я так переживал, что даже не мог унять дрожи в руках.

Насколько близко было новое разорение?

От моих 12 000 долл. осталось меньше 4 000.

И вы подумали: «Неужели я снова попался»?

Подумал и уже больше не попадался. Этот был последний раз, когда я все ставил на одну сделку.

Чем же закончилась эта история?

Мне удалось выстоять, и рынок, наконец, развернулся вверх. В условиях дефицита правительству, видимо, не хватило воли, чтобы остановить фьючерсный рынок.

Что придало вам стойкости: интуиция или мужество?

В основном это было отчаяние, хотя на графиках был такой уровень поддержки, который, похоже, должен бы устоять. В общем, я сохранил позицию. В конце года мои 700 долл., которые я сначала

поднял выше 12 000, а потом опустил ниже 4 000, стоили уже 24 000 долл. После этого ужасного

случая я уже больше никогда не втягивался в чрезмерную торговлю.

В следующем, 1973, году правительство начало снимать ценовые ограничения. В период их действия

образовался обширный искусственный дефицит товаров; теперь же, с отменой ограничений, на

многих товарных рынках начался мощнейший подъем. Почти всё двинулось вверх. На многих

рынках цены удвоились, и я смог воспользоваться огромным кредитным рычагом низкого

залогового депозита по фьючерсам. Навык следования за крупными тенденциями, приобретенный

благодаря Сейкоте, окупился сполна. В 1973 году мой счет вырос с 24 000 до 64 000 долл.

В то время происходило что-то совершенно новое. Я помню тогдашние рынки. Даже если цена

вырастала только на 10 процентов своего итогового подъема (глядя в ретроспективе), то это казалось

очень большим движением цены. Откуда вы знали, что цены могут пойти значительно дальше?

В то время я держался правой политической ориентации, которая оправдывала инфляционное

паникерство. Тезис правых о том, что злонамеренное правительство постоянно обесценивает

национальную валюту, открывал прекрасные перспективы для торговли на инфляционных рынках

середины 70-х.

Правая идея для «правого» дела?

Да. Тогдашние рынки настолько благоприятствовали торговле, что я мог бы наделать массу ошибок

и все равно преуспеть.

Играя строго на повышение?

Конечно. Ведь всё шло вверх. При всех моих успехах я все же сделал одну ужасную ошибку. На

мощном бычьем рынке соевых бобов (он поднялся с 3,25 почти до 12 долл.) я импульсивно снял

прибыль и закрыл все позиции. Я попытался предвосхитить события, вместо того чтобы следовать за

тенденцией. Эд Сейкота никогда и ничего бы не закрыл, пока тенденция сохраняется. Поэтому он

был в рынке, а я — нет. Мне оставалось лишь мучительно наблюдать за тем, как рынок шел на

верхних пределах двенадцать дней подряд. Мне далеко не чужд дух соперничества, и каждый день, входя в офис, я не мог отделаться от мысли, что Эд в рынке, а я — нет. Мне уже страшно было идти

на работу, потому что я знал: рынок опять откроется на верхнем пределе и я не смогу войти в него.

Можно ли сказать, что пребывание вне быстро растущего рынка столь же невыносимо, как и

реальные потери?

Да, и даже хуже. Это было настолько невыносимо, что однажды я почувствовал, что больше не

выдержу, и прибег к транквилизаторам, чтобы заглушить душевную боль. Когда это не помогло, кто-то мне посоветовал: «Почему бы тебе не принять кое-что посильнее под названием торазин?»

(Антипсихотическое средство (торговая марка «Thorazine»), используемое при лечении шизофрении с симптомами

раздвоения личности, параноидальной концентрации на одном предмете, галлюцинациях. Позволяет многим пациентам

психиатрических клиник вернуться к приемлемой жизни в обществе.)

Помню, как, приняв дома этот самый торазин, я отправился на работу на метро. Двери вагона стали

закрываться, когда я входил в него, и я начал падать. Сначала я не связал это с торазином. В общем, я поплелся назад домой и не вошел, а буквально ввалился в двери — до того сильно он на меня

подействовал. Я отключился и на работу в тот день так и не попал. Это была низшая точка моей

торговой карьеры.

Вы так и не смогли собраться с силами и вернуться на рынок бобов?

Нет, я боялся проиграть.

Вы ранее сказали, что, несмотря на эту ошибку, к концу года довели свой счет до 64 000 долл. Что

было дальше?

Примерно в то же время мне иногда приходилось бывать на хлопковой бирже. От шума и криков

трейдеров у меня повышался адреналин. Для меня это было самым притягательным местом в мире.

Но, как я узнал, чтобы попасть туда, нужно было предъявить 100 000 долл. наличными. У меня же

помимо торгового счета не было практически никаких средств, так что я не мог выполнить этого

условия.

Я продолжал успешно торговать и через несколько месяцев перевалил за 100 000-долларовую

отметку. Примерно тогда же Эд Сейкота посоветовал мне сыграть на повышение рынка кофе. Я так

и сделал, но разместил стоп-приказ чуть ниже текущего рынка — на тот случай, если он пойдет вниз.

Рынок развернулся, и я вскоре был остановлен по этому стоп-приказу. А у Эда, который всегда

следовал за более крупными тенденциями, такого приказа не было. В итоге в течение нескольких

следующих дней он был заблокирован на нижнем пределе рынка.

Убыточная позиция Сейкоты ежедневно блокировалась, а я оставался вне рынка. Эта ситуация была

прямо противоположна той, что сложилась во время моей сделки по соевым бобам, когда у него

была выигрышная позиция, а я был вне рынка. Вопреки себе я испытывал от этого нечто вроде

удовлетворения. «Что же это за место такое, где одни радуются неудачам других?» — думал я.

Именно тогда я понял, что мой дух соперничества слишком силен, и решил стать трейдером на

площадке Нью-йоркской хлопковой биржи.

То есть, по-вашему, конкуренция на биржевой площадке должна быть еще острее?

Такие ожидания у меня, возможно, и были, но они не оправдались.

Вас не беспокоило то обстоятельство, что, став биржевым трейдером, вы ограничили свои

возможности только одним рынком?

Меня это мало беспокоило. И, как оказалось, совершенно напрасно. Меня очень привлекала мысль о

торговле на площадке. Проблема заключалась в том, что, весьма поднаторев в искусстве выбора

сделок, я был полным профаном в части их исполнения. Я сильно робел и стеснялся перекрикивать

соседей на площадке. (Все фьючерсные приказы исполняются «свободным выкриком», то есть участник торгов, желающий купить или продать фьючерсный контракт, должен выкрикнуть приказ и цену, по которой он готов

заключить сделку. В результате этого приказ будет услышан всеми трейдерами, находящимися на площадке, что

позволит начаться аукциону, в результате которого приказ будет исполнен по наилучшей цене.) Кончилось тем, что

я стал отдавать приказы через другого трейдера, моего приятеля. Так продолжалось несколько

месяцев, и лишь потом я опомнился.

Торгуя на площадке, вы по-прежнему действовали как позиционный трейдер?

Да, но только из-за робости.

Значит, вы подолгу не заключали сделок?

Верно.

Какие преимущества давало пребывание на площадке?

Мне — никаких. Но я действительно многому там научился и посоветовал бы то же самое каждому, кто хочет торговать лучше. Я многие годы пользуюсь теми навыками, которые там приобрел.

И какими же?

На площадке у вас вырабатывается почти бессознательное чувство рынка. Формируются навыки

оценки ценовых движений по интенсивности выкриков. Например, если сначала площадка была

активна и рынок направленно двигался, а потом она затихла, то это нередко означает, что

дальнейшее движение будет невелико. Если шум на площадке из умеренного вдруг становится очень

сильным, то это чаще всего говорит о росте числа противоположных приказов, а не о готовности

рынка к новому старту, как вы могли бы подумать.

Но как вы используете такую информацию, уже не будучи на площадке? Ведь вы сказали, что

приобретенный там опыт помогал вам и далее.

Я осознал важность таких точек внутридневных графиков, как предыдущие дневные максимумы. В

ключевых точках внутридневного графика я могу открывать более крупные позиции, чем способен

выдержать, и если не получаю моментального эффекта, то сразу же закрываю их. Например, в

критической внутридневной точке я бы открыл позицию из двадцати контрактов вместо доступных

мне трех—пяти, размещая в самой непосредственной близости защитный стоп-приказ. Рынок либо

рванет в нужном направлении, либо закроет меня. Иногда таким образом я брал по 300, 400 или

более пунктов, рискуя лишь 10 пунктами. А все потому, что, будучи на площадке, я изучил реакцию

рынка на эти внутридневные точки.

В то время моя торговля чем-то напоминала сёрфинг. Я пытался попасть на гребень волны в нужный

момент, а если это не получалось, то просто уходил в сторону. Я наловчился брать по несколько

сотен пунктов, почти ничем не рискуя. Позднее я применял этот «серфинговый» метод, торгуя уже

вне биржевой площадки. Тогда он срабатывал отлично, хотя в нынешних условиях вряд ли будет

столь же эффективен.

Потому что рынки стали хаотичнее?

Верно. В те времена рынок, достигнув некоего переломного внутридневного уровня, мог легко

прорвать его и уйти без оглядки. Теперь же он часто возвращается.

Каков же выход из такого положения?

Я думаю, секрет в уменьшении числа проводимых сделок. Наилучшие сделки — это те, на которых в

вашу пользу действуют все три фактора: фундаментальный, технический и психологический.

Фундаментальные показатели должны указывать на дисбаланс спроса и предложения, который

способен привести к крупному движению. График должен свидетельствовать о том, что рынок

движется в направлении, которое обозначено фундаментальными показателями. И, наконец, при

выходе новостей рынок должен реагировать на них согласно их психологической окраске. То есть

бычий рынок должен игнорировать медвежьи новости и бурно реагировать на бычьи. Если вам

удастся ограничиться лишь такими сделками, то вы обязательно будете выигрывать на любом рынке

и при любых условиях.

В таком ограничительном стиле вы и стали торговать?

Нет, потому что мне слишком нравился сам процесс игры. Я понимал, что надо заключать только

оптимальные сделки, но торговля была для меня и отдушиной, и увлечением. Она заменила многое

другое в моей жизни. Удовольствие от игры отодвинуло мои же критерии на второй план. Меня

спасало то, что в сделку, которая отвечала всем этим критериям, я вступал с размером позиции в

пять-шесть раз большим, чем в остальных сделках.

И всю свою прибыль вы получали от тех сделок, которые отвечали этим критериям?

Да.

А остальные сделки были безубыточными?

Да, остальные были безубыточными и служили развлечением.

Но вы различали их между собой, чтобы следить за происходящим?

Только умозрительно. В прочих сделках главным для меня было остаться «при своих». Я знал, что

смогу выиграть по-крупному лишь в тех сделках, которые отвечают моим критериям. А такие всегда

появляются, пусть и редко, из-за чего приходится быть куда более терпеливым.

Почему сейчас такие сделки попадаются реже? Не потому ли, что участники рынка стали более

искушенными?

Да. Сейчас профессионалов гораздо больше, чем в моей юности. Тогда я имел преимущество перед

другими уже потому, что владел теми хитростями, которым меня обучили Эд Сейкота и Амос

Хостеттер. Сейчас они общеизвестны, а в торговых офисах полным-полно блестящих специалистов

и компьютеров.

В те времена было так: смотришь на табло и покупаешь кукурузу, как только она поднимется выше

некой ключевой точки на графике. Часом позже владелец зернового элеватора получает звонок от

своего брокера и тоже может купить. На следующий день брокерская фирма рекомендует такую же

сделку, еще чуть-чуть поднимая рынок. На третий день те, кто просчитался, покупают, чтобы

покрыть свои короткие позиции, а затем на рынок приходят неприкаянные дантисты, до которых, наконец, дошел слух о благоприятном моменте для покупки. (В оригинале «dentists of the world»: свободные

дантисты.) В то время я был среди первых покупателей, ибо входил в число немногих

профессиональных трейдеров, делающих игру. Свои позиции я закрывал несколько дней спустя, распродавая их вышеназванным дилетантам.

То, что вы говорите, касается только краткосрочных сделок. Разве вы не следовали за крупными

движениями рынка?

Я провел несколько сделок и на крупных движениях, но чаще получал прибыль за два-три дня

именно на таких краткосрочных сделках.

Когда вы снова входили в рынок?

Дилетанты не могли сохранить своих позиций, ибо они купили слишком поздно. Поэтому, когда

рынок откатывался назад, я опять входил в него.

А сегодня тот момент, когда рынок прорывает ключевую точку на графике, одновременно

улавливает все трейдерское сообщество.

То есть опоздавших трейдеров сегодня уже нет?

Увы, нет. Элеваторщик свой ход не пропустит. А дантисты — не в счет из-за ничтожной доли их

участия в торговле.

Потому что теперь они вкладывают свои деньги в инвестиционные фонды и сами больше не торгуют

?

Верно. Но если на рынке еще и остались дилетанты, то они торгуют единичными лотами, — пустяк

по сравнению с позициями управляющих фондами, которые за раз выставляют тысячу лотов. Теперь

вам почти ничего не остается делать, кроме как действовать по принципу «от обратного». Сегодня и

вправду задумаешься: «Раз все мои коллеги-профессионалы уже в рынке, то кто же еще станет

покупать?» Раньше об этом можно было не беспокоиться, все равно еще кто-нибудь да купит — тот, кто получает сведения с опозданием или реагирует на них медленнее. Сейчас все одинаково

решительны и одинаково оперативны.

Не считаете ли вы, что сегодня рынки более склонны к ложным прорывам?

Да, гораздо более, чем раньше.

Значит, системы, следующие за тенденцией, обречены на посредственные результаты?

Думаю, да. Я считаю, что их время прошло, за исключением тех случаев, когда на рынке возникает

резкий дисбаланс, который способен перевесить всё остальное. [Засуха 1988 года, поразившая

зерновой пояс вскоре после этого интервью, служит ярким примером исключений, о которых

упомянул Маркус.) Другим исключением могли бы стать периоды сильной инфляции или дефляции.

Иными словами, когда есть какая-то очень мощная сила, подавляющая влияние всех прочих

факторов.

Да.

Не считаете ли вы, что за последние пятьдесять лет рынки изменились благодаря тому, что сейчас на

долю профессиональных управляющих капиталом приходится гораздо большая доля спекулятивной

торговли по сравнению с мелкими спекулянтами, которые обычно и делают все мыслимые ошибки?

Да, рынки изменились. Доказательство тому — случай с Ричардом Деннисом. Много лет ему

сопутствовал успех, а в 1988 году он потерял более половины активов, которыми управлял.

Системы, следующие за тенденцией, утратили свою эффективность. Дело в том, что к тому моменту, когда вы выявите тенденцию и откроете позицию, то же самое сделают и все остальные трейдеры.

Поскольку потенциальных покупателей не остается, рынок разворачивается в другую сторону и

выкидывает вас вон.

Одна из причин, по которой у нас теперь меньше хороших тенденций, состоит в том, что

центральные банки не выпускают курсы валют из-под своего контроля, выступая, при

необходимости, против тенденции.

А разве раньше этого не было?

Думаю, что нет. Если вы посмотрите на график нашей казначейской задолженности иностранным

центральным банкам, то увидите, что за последние два-три года она астрономически выросла.

Похоже, что центральные банки постепенно перехватывают финансирование наших торговых

долгов у частных иностранных инвесторов.

Что, по-вашему, это означает в плане биржевой торговли и как это сказалось на вашем собственном

торговом стиле?

Одно время я активно торговал валютами. Например, в годы первого президентства Рейгана, когда

доллар был очень силен, я открывал позиции размером в 600 миллионов немецких марок, используя

для этого и свой счет, и счет компании. По тогдашнему курсу это составляло около 300 миллионов

долл. Это был отличный стиль. Тогда я был, вероятно, одним из крупнейших валютных трейдеров

мира, включая и банки.

Это очень изматывало, поскольку торговля шла круглосуточно. Я засыпал, зная, что должен

просыпаться почти через каждые два часа, чтобы проверить состояние рынков. Мне приходилось

настраиваться на цены открытия всех крупных торговых центров: в Австралии, Гонконге, Цюрихе и

в Лондоне. Это погубило мой брак. Теперь я стараюсь избегать валютных рынков, поскольку считаю

их полностью зависящими от политики центральных банков, о намерениях которых можно только

догадываться.

Активно торгуя валютами, вы вскакивали по ночам из-за того, что боялись оказаться не по ту

сторону крупного движения, когда откроются рынки в США?

Да.

Вы всегда торговали в круглосуточном режиме или перешли на него после неоднократных

попаданий в такие ловушки?

Я стал осмотрительнее именно после таких неоднократных попаданий.

А были ли крупные ценовые разрывы, которых можно было бы избежать, торгуй вы за рубежом?

Были. Помню, в конце 1978 года доллар сильно зашатался, каждый день падая до новых минимумов.

В то время я сотрудничал и торговал на пару с Брюсом Ковнером. Каждый день мы часами

обсуждали наши дела. Однажды мы заметили, что доллар окреп по непонятной нам причине.

Развертывалось мощное ценовое движение, но мы не находили ему объяснения ни в одном из

известных фактов. Поэтому мы просто спешно свернули свои длинные валютные позиции. В конце

недели президент Картер огласил программу поддержки доллара. Подожди мы тогда до следующей

торговой сессии в США, и от нас бы мокрого места не осталось.

Этот пример иллюстрирует один из наших принципов, которому мы неотступно следуем на

практике, — крупные игроки, в том числе правительства, всегда чем-то себя выдадут. Поэтому, заметив неожиданный и необъяснимый ход рынка против нас, мы часто сначала выходили из него, а

уже потом искали причину.

Я хорошо помню то время. После заявления президента Картера валютные фьючерсные рынки были

заблокированы на нижнем пределе несколько дней подряд. Судя по всему, вы закрыли позиции

перед самой вершиной рынка.

Мы очень удачно вышли из той сделки. Вообще, мне кажется, что наши власти в порядке

любезности сообщают европейским центральным банкам о тех важных изменениях, которые они

собираются провести в стране, и часто действия этих банков опережают объявление подобных мер в

США. В результате этого подвижка цен сначала обнаруживается в Европе, даже если движущая

причина находится в США. Если же инициаторами какого-либо действия выступают сами

европейцы, то ценовое движение начинается тоже, естественно, в Европе. На мой взгляд, наилучшие

часы торговли нередко приходятся на Европу. Будь у меня в жизни период, который я мог бы

целиком посвятить биржевой игре, то я бы предпочел провести его в Европе.

Давайте вернемся к развитию вашей торговой карьеры и проясним кое-какие детали. Чем вы

занялись, решив уйти с площадки хлопковой биржи?

Мне позвонил Амос Хостеттер, опекавший меня в фирме «Shearson». Кроме прочего, теперь он

торговал и от фирмы «Commodities Corporation». Амос рекомендовал мне подумать о поступлении

туда на работу в качестве трейдера.

В тот период эта фирма вознамерилась привлечь к трейдерской работе на себя светил эконометрии.

В совете директоров у них были такие люди, как Пол Сэмюэлсон. (Сэмюэлсон Пол (Samuelson, Paul, 1915 г.

рожд.) американский ученый-экономист, в 1970 г. удостоен Нобелевской премии по экономике за фундаментальный

вклад почти во все разделы экономической теории.) Собеседование со мной руководство решило провести на

одном из своих заседаний. Первый из вопросов был таким: «Какие вы имеете публикации и в каких

научных изданиях?» У меня был диплом бакалавра в области гуманитарных наук — и только. Когда

я ответил, что просто торгую, все очень позабавились.

Но разве они занимались этим делом не ради заработка на торговле?

Они считали, что можно действительно зарабатывать на этом только при наличии степени доктора

философии. И все же Амос убедил их дать мне шанс. Пожалуй, я стал у них первым трейдером без

ученой степени. Для начала — это было в августе 1974 года — они выделили мне счет в 30 000 долл.

Лет через десять я превратил их в 80 миллионов долл. Это были довольно удачные годы.

Вы довели до 80 миллионов исходные 30 000 долл., или по ходу дела они что-то добавляли на ваш

счет?

Спустя года два или три они добавили к моему счету еще 100 000 долл., но потом только снимали с

него. Тогда фирма переживала период экспансии, бремя которой она возложила на своих трейдеров, изымая с их счетов по 30 процентов годовых.

Значит, только для сохранения счета на прежнем уровне вам нужно было зарабатывать по 30

процентов годовых. Учитывая фактический рост вашего счета, да еще в таких невыгодных условиях, это были невероятно прибыльные годы.

Из года в год я делал не менее 100 процентов годовых. А какой год был самым лучшим?

Должно быть, это был 1979 год. Действительно, невероятный год. Я ухватил золото на подъеме, который взметнул его выше 800 долл.

Вы взяли весь этот подъем?

Нет, я то входил в рынок, то выходил из него, но, помню, захватывал крупные участки подъема —

по 100 долл. на унцию за раз. Это было бурное время. Я покупал золото в Австралии, Гонконг

поднимал его на 10 долл. выше, а в Лондоне оно подрастало еще на 10 долл. В результате при

открытии Нью-йоркской биржи я мог распродавать его с прибылью в 30 долл. на унцию.

Выходит, покупать золото на зарубежных рынках было намного выгоднее, чем в США?

В то время я пользовался преимуществом своего проживания в Калифорнии: когда мои нью-

йоркские коллеги еще спали, я уже вовсю торговал на гонконгской бирже. Помню, например, как, узнав из теленовостей о вторжении в Афганистан, я позвонил в Гонконг — проверить, знают там об

этом или нет. Оказалось, что нет: по крайней мере, цены не изменились. И мне удалось купить 200

000 унций золота, прежде чем остальные узнали о произошедших событиях.

Да это же 2000 контрактов! При открытии такой огромной позиции у вас не возникло проблемы с

ликвидностью в Гонконге? Нет, мне выдали всё сполна, но, конечно, скрепя сердце. А во время

моего последнего визита в Гонконг мне посоветовали воздержаться от посещения биржевой

площадки золота. Некоторые до сих пор помнят этот случай.

А они тогда знали, с кем заключают сделку?

Да.

Но им и в голову не пришло, что вам стало что-то известно?

Нет. Скорее всего, они решили, что я просто сошел с ума: ведь только безумец может скупать золото

тоннами. Но когда минут через пять-десять новость достигла и Гонконга, на рынке началась свалка.

Я сразу получил 10 долл. прибыли на каждую из своих 200 000 унций.

Даже не верится, что вы смогли так сыграть на теленовостях.

Понимаю. Тем более что раньше я этого не делал. Это был первый, последний и единственный

случай. И у меня все получилось.

После почти вертикального взлета этот рынок золота закончился падением. Удалось ли вам вовремя

выйти из него?

Да. Я вышел еще на подъеме рынка у отметки 750 долл. Когда он дошел почти до 900 долл., мне

стало плохо. Зато потом, когда он вернулся к 400 долл., я почувствовал себя значительно лучше.

Что ни говори, а вышли вы очень удачно. Что подсказало вам о приближении вершины?

В то время многие рынки были очень подвижны. Согласно одному из моих правил выходить нужно

было тогда, когда волатильность и темп движения цен становились абсолютно невменяемыми. Об

этом я судил, в частности, по количеству дней, когда цены останавливались на верхнем пределе. В

тот период часто бывало, что рынок достигал верхнего предела несколько дней подряд. На третий

день такой серии я становился очень и очень осторожным. На четвертый день я почти всегда

выходил из рынка. Если же мне каким-то образом удавалось продержаться и дальше хоть с частью

позиции, то вступало в силу мое обязательное правило: на пятый день предельного роста цены —

выходить окончательно. То есть при такой волатильности я насильно выталкивал себя из рынка.

Ваш переход от проигрышей к большому успеху совпал с крупной бычьей фазой развития товарных

рынков начала—середины 1970-х. В какой мере этим начальным успехом вы обязаны своим

трейдерским навыкам, а в какой — просто благоприятной рыночной конъюнктуре?

Честно говоря, я думаю, что тогдашние рынки были настолько хороши, что, действуя по принципу

«купил — и держи», проиграть было просто невозможно. В этом моя история ничем не отличается

от многих других. Тогда на рынках делались целые состояния.

Но многие люди не сумели их сохранить.

Это верно. А мне очень посчастливилось. К тому времени, когда ситуация на рынках снова

осложнилась, я уже стал хорошим трейдером. Я по-настоящему овладел этим ремеслом.

К тому же у меня тогда было свое преимущество: я стал большим знатоком одного рынка — рынка

какао. Почти два года я торговал практически только на нем, потому что получал сведения и помощь

от Хельмута Веймара [основатель фирмы «Commodities Corporation»]. Он был непревзойденным

специалистом по какао. Он написал о нем целую книгу, настолько глубокую, что я даже не смог

понять написанного на ее обложке. Вдобавок у него в этой области была масса всевозможных

дружеских связей. Благодаря знаниям и информации, которые я черпал у Хельмута и его друзей, я

чувствовал, что понимаю мир какао так хорошо, как никогда не понимал ни одного другого рынка.

Очевидно, потом этот период чуть ли не эксклюзивной торговли какао закончился. Что случилось?

Хельмут ушел из торговли какао.

Надо полагать, что как трейдер Хельмут был далеко не так удачлив, как вы?

Скажу лишь, что я торговал на основе информации Хельмута гораздо лучше, чем он сам.

Если не считать проигрышей первых лет, не было ли у вас таких сделок, из-за которых вы особенно

переживали?

Ну, я никогда бы не допустил того, чтобы попасться на чем-либо, что грозило мне возможностью

краха. Самый тяжелый случай произошел со мной, когда я активно торговал валютой. Мне тогда

везло, и я мог позволить себе держать крупные позиции. Однажды, когда у меня была очень крупная

позиция по немецкой марке, в дело вмешался Бундесбанк и решил наказать спекулянтов. Узнав об

этом почти в самом начале событий, я обнаружил, что примерно за пять минут уже потерял 2,5

миллиона долл. Поэтому я предпочел закрыть сделку, чтобы не идти на риск увеличения этих потерь

до 10 миллионов. Потом я об этом сильно пожалел, когда увидел, что рынок полностью отыграл все

это падение.

И как скоро после вашего выхода?

Примерно через полчаса. Вы вернулись в рынок?

Нет. К тому моменту у меня уже не было сил.

Оглядываясь назад, вы и теперь думаете, что правильно поступили, закрыв эту сделку?

Да. Хотя до сих пор мне становится досадно при мысли о том, что, пережди я тогда сложа руки, и

всё обошлось бы без потери двух с половиной миллионов долл.

Какую-то часть денег, заработанных на торговле, вы инвестировали или все накапливали на своем

счете?

Я сделал массу неудачных инвестиций и потерял серьезную часть прибыли, полученной от торговли.

Торгуя по-крупному, я нуждался в столь же масштабном внешнем стимуле, но не нашел ничего

лучше, чем просто безумно растрачивать заработанное. Одно время я владел почти десятком домов, но в конце концов на каждом из них потерял. Причем некоторые дома я продал, даже не переночевав

там ни разу. Было у меня и собственное агентство чартерных авиаперевозок, на котором я тоже

много потерял. Я как-то подсчитал, что из каждого доллара, полученного от торговли, 30 процентов

уходило государству, 30 процентов — на финансирование агентства и 20 процентов — на

содержание недвижимости. В конце концов я решил все распродать.

Выходит, что как трейдер вы были столь же благоразумны, сколь и наивны как инвестор.

Да, я был невероятно наивен. Из довольно большого числа сделок с недвижимостью — в основном в

Калифорнии — я потерял деньги на всех, кроме одной. По-видимому, из ныне здравствующих я

единственный, кто может похвастать столь сомнительным достижением.

Почему, на ваш взгляд, вы были так неудачливы в инвестициях?

Потому что я действовал импульсивно. И ничего не анализировал.

В каком-то смысле вы повторяли ошибки начального периода своей торговли: вы брались за то, в

чем совершенно не разбирались, и несли потери. Неужели вас ничего не насторожило? Весьма

похоже на то, что в вас возобладало саморазрушительное стремление как-то потратить все

заработанное.

Вы абсолютно правы. Я потерял, наверное, более половины того, что заработал.

Неужели в тот период, когда вы совершали все эти неразумные поступки, не нашлось никого, кто бы

встряхнул вас и сказал: «Что ты делаешь, опомнись!»?

Были такие, но каждый раз, когда кто-то из моих служащих делал это, я его увольнял. Одно время у

меня работало человек шестьдесят или семьдесят. Вдобавок ко всем моим убыточным начинаниям я

должен был платить им приличную зарплату. Честно говоря, большая часть моих прибылей была

просто-напросто выброшена на ветер.

Но эти потери не были так же болезненны, как потери на рынке? Я спрашиваю об этом потому, что

вы говорите об инвестиционных потерях как-то очень спокойно. Конечно, мне больно осознавать, что я оказался таким дураком, но в результате этого я научился избегать всяческих материальных

привязанностей. Для меня это стало зароком на всю оставшуюся жизнь. Я понял, что мне совсем

необязательно иметь по дому во всех милых уголках земли; ведь там можно остановиться в

гостинице, позагорать на общественном пляже или побродить по горным тропам вместе с туристами.

А если действительно захочется побаловать себя, то можно зафрахтовать самолет — собственный

иметь необязательно.

Да, это действительно разумнее. Но я имел в виду нечто другое: мне кажется, что потеряй вы

столько же денег на бирже, то это было бы намного болезненнее. Можно ли сказать, что все прочие

предприятия не слишком задевали ваше самолюбие?

Да, это, несомненно, так. Я всегда чувствовал, что силен по крайней мере в одном деле. По-моему, торговля и есть то, что мне действительно удается. Если бы не торговля, то мне, наверное, оставалось бы пойти лишь в чистильщики обуви.

Не считаете ли вы, что великие трейдеры обладают врожденным даром?

На мой взгляд, для того чтобы попасть в верхний эшелон удачливых трейдеров, нужно иметь

природный дар, талант. Как и для того, например, чтобы стать великим скрипачом. Но стать

грамотным трейдером и зарабатывать деньги способен каждый — этому можно научиться.

Имея за плечами весь свой торговый опыт — от поражения до исключительного успеха, — что бы в

первую очередь вы посоветовали начинающему трейдеру или трейдеру-неудачнику?

Во-первых, я бы посоветовал на любую отдельную торговую идею ставить менее 5 процентов

капитала. Тогда можно ошибаться больше двадцати раз и на полное разорение уйдет много времени.

Подчеркиваю, что 5 процентов отводятся на одну идею. Если вы открываете длинные позиции на

двух разных, но взаимосвязанных зерновых рынках, то это все равно одна торговая идея.

Во-вторых, я бы посоветовал непременно использовать стоп-приказы. Я имею в виду их фактическое

размещение, что принуждает к закрытию позиции в конкретной точке рынка.

Вы всегда задаетесь уровнем, на котором выйдете из сделки еще до вступления в нее?

Да, я всегда так делаю. Иначе нельзя.

Мне кажется, что в вашем случае вы не можете так просто разместить стоп-приказ, поскольку ваши

приказы слишком велики.

Верно. Но он может храниться у моего брокера.

Когда вы отдаете приказ об открытии позиции, сопровождается ли он приказом по выходу из нее?

Да. Другое дело, когда позиция перестает вам нравиться сразу же после ее открытия. Тогда нужно

безо всякого смущения изменить свое решение и не медля закрыть такую позицию.

То есть если вы открыли позицию, в которой уже через пять минут разочаровались, то вам и в

голову не придет беспокоиться о том, что сразу закрывать позицию неприлично и что брокер может

подумать, что вы сошли с ума.

Совершенно верно. Если вы засомневались в позиции и не знаете, как поступить, то просто

ликвидируйте ее. Вернуться никогда не поздно. Как говорят преферансисты: «Не уверен — не

вистуй». Лучше хорошенько выспаться. Я неоднократно поступал таким образом, и наутро все

прояснялось.

А случалось ли вам возвращаться в сделку сразу же после выхода из нее?

Да. И нередко прямо на следующий день. Пока держишь позицию, мысли путаются. А когда

закроешь ее, в голове все снова проясняется.

Что бы еще вы посоветовали новичку?

Пожалуй, самое важное правило — сохранять прибыльные позиции и пресекать убыточные. Причем

важно и то и другое. Не сохранив прибыльных позиций, не сможешь рассчитаться за убыточные.

Кроме того, нужно следовать за собственной «путеводной звездой». У меня очень много знакомых

из числа одаренных трейдеров, поэтому мне часто приходится напоминать себе о том, что попытайся

я торговать в их стиле или по их схемам, то я неизбежно проиграю. У каждого трейдера есть свои

сильные и слабые стороны. Одни умело сохраняют прибыльные позиции, но могут передерживать

убыточные. Другие могут чуть поспешить с закрытием прибыльных позиций, но зато быстро

фиксируют свои потери. Пока трейдер торгует в собственном стиле, он пожинает лишь собственные

победы и поражения. Если же он пытается перенять чужой стиль, то в конечном итоге часто

получает худшее с обеих сторон. У меня так бывало много раз.

И все из-за того, что в чужой сделке чувствуешь себя менее уверенным, чем в своей?

Вот именно. Ведь в итоге именно вам нужно быть достаточно уверенным, чтобы сохранить позицию

и пойти на риск. Если все сведется к тому, чтобы начать сделку, ибо так же поступил Брюс, то у вас

наверняка не хватит воли, чтобы твердо держаться этой сделки до конца. Поэтому лучше всего

вообще не начинать ее.

Вы по-прежнему обсуждаете рынки с другими трейдерами?

Не часто. Оглядываясь назад, могу сказать, что чаще всего это влетало мне в копеечку. Говоря с

другими трейдерами, я стараюсь не забывать о том, что должен слушать прежде всего самого себя. Я

воспринимаю информацию других трейдеров, пытаясь в то же время избежать чрезмерного влияния

их оценок.

Предполагаю, что речь идет об очень талантливых трейдерах. Но даже это не меняет дела. Значит, если идея вам не принадлежит, то она ухудшает ваши результаты?

Верно. Нужно помнить, что окружающий мир весьма искушен, и все время задаваться вопросом:

«Сколько людей все еще действуют согласно с данной идеей?» Нужно учитывать, что рынок уже

мог отработать эту идею.

Но как это можно определить?

Используя те или иные разновидности классического индикатора темпа и наблюдая за настроем

рынка. Например, я учитываю, сколько дней подряд рынок шел вверх или вниз, а также показания

психологических индикаторов.

Не приведете ли какой-то яркий пример того, как настрой рынка подсказал вам решение о сделке?

Самый яркий пример, пожалуй, связан с подъемом на рынке соевых бобов в конце 1970-х. Тогда

бобы были в большом дефиците. Одним из факторов, толкавших рынок вверх, были еженедельные

правительственные отчеты, которые свидетельствовали о значительных экспортных поставках и

продажах. У меня былая крупная длинная позиция по соевым бобам, когда мне позвонил кто-то из

«Commodities Corporation», чтобы сообщить последние данные по экспорту. «У меня для вас две

новости — хорошая и плохая», — сказал он. «Начните с хорошей», — попросил я. «Цифры

экспортных поставок просто фантастические, и это хорошо. А плохо то, что ваша позиция меньше

предельной [максимально допустимый размер спекулятивной позиции]». В «Commodities

Corporation» ожидали, что все три следующих дня рынок будет идти на верхних пределах.

Я, разумеется, завелся, коря себя за то, что не отрыл большей позиции. На следующее утро я отдал

приказ докупить несколько контрактов при открытии рынка на тот случай, если мне вдруг повезет и

он еще поработает перед блокировкой на верхнем пределе. И уселся у экрана в предвкушении

веселья. Как и ожидалось, рынок открылся на верхнем пределе. Вскоре после этого я заметил на

экране массу мелких движений, свидетельствующих о торговле на верхнем пределе. Затем, когда

цены уже немного опустились с этого уровня, мне позвонил брокер и сообщил о выполнении моего

приказа. Рынок пошел вниз. «По их расчетам, — размышлял я, — соевые бобы должны были идти на

верхних пределах три дня подряд, а они не удержались там в первое же утро». Я тут же позвонил

брокеру и яростно прокричал: «Продавай, продавай и продавай!»

Вы полностью закрыли позицию?

Более того. Я так разволновался, что потерял счет своим продажам. Из-за этой оплошности у меня в

итоге образовалась серьезная короткая позиция по бобам, которую я сам потом и выкупил на 40—50

центов дешевле. Это был единственный случай, когда я заработал кучу денег на своей же ошибке.

Мне вспоминается похожий случай. Дело было на бычьем рынке хлопка, когда цены достигли почти

1 долл. за фунт. К моменту публикации недельной экспортной сводки, извещавшей о поставке в

Китай полумиллиона тюков хлопка, у меня была длинная позиция. Столь бычьих экспортных

данных по хлопку я никогда еще не видывал. Но на следующий день рынок открылся не на верхнем

пределе, а лишь пунктов на 150 выше, а потом и вовсе начал отыгрывать вниз. Оказалось, что это

был самый пик его подъема.

Другой интересный случай, как я помню, произошел в период сильной инфляции, когда все

товарные рынки нога в ногу шагали вверх. Однажды, когда торговля шла особенно энергично, почти

все рынки поднялись до верхних пределов. В этот же день хлопок открылся на верхнем пределе, съехал вниз и лишь чуть-чуть приподнялся при закрытии. Это оказалось его вершиной. Все

остальные рынки оставались запертыми на верхних пределах, а хлопок так и не смог оправиться.

Не вытекает ли отсюда такое правило: если вы считаете, что общий подъем рынков происходит под

влиянием какого-то общего фактора, то нужно сыграть на понижение того рынка, который отстает

от других, как только он начнет клониться вниз?

Безусловно, нужно играть на понижение, когда какой-то рынок ведет себя гораздо хуже всех

остальных. Если новости хороши, а рынок не может подняться, то его наверняка нужно продавать.

Какие заблуждения приводят к неудачам в торговле?

На мой взгляд, к финансовому краху чаще всего ведет необоснованная вера в помощь экспертов. В

этом не было бы ничего плохого, знай вы подходящего эксперта. Например, если вы — парикмахер

Пола Тюдора Джонса и, выполняя свою работу, слышите его разговоры о торговле, то к ним не

плохо бы и прислушаться. Обычно же так называемые «эксперты» сами не являются трейдерами.

Наш средний брокер не смог бы стать трейдером и за миллион лет. Слушая таких брокеров, люди

теряют денег больше, чем из-за всего прочего. Торговля требует значительного личного участия.

Нужно самостоятельно вести свой домашний анализ, что я всем и советую.

Есть ли другие заблуждения?

Да. Это нелепые домыслы о сговоре на рынках. Я знаком со многими выдающимися трейдерами

мирового уровня и могу заверить, что почти все время рынок сильнее кого бы то ни было и рано или

поздно он идет туда, куда ему надо. Бывают исключения, но они недолговечны.

Вы сказали, что своим успехом во многом обязаны Эду и Амосу, которые обучили вас принципам

торговли. А у вас есть свои ученики?

Да. В этом смысле моим высшим достижением является Брюс Ковнер. Он стал лучшим из

трейдеров, с которыми мне доводилось работать, и моим близким другом.

В какой пропорции вы относите его достижения к своему наставничеству и к его собственному

таланту?

Когда я познакомился с Брюсом, он писал книги и преподавал, а в свободное время немного играл на

бирже. Меня поразила широта рыночных знаний, которые он при этом приобрел. Помню, при нашей

первой беседе я попытался произвести на него впечатление сложными теоретическими

рассуждениями. И что же? Я, профессиональный трейдер, занимавшийся тогда торговлей и анализом

рынков по пятнадцать часов в сутки, не сумел выдать хоть что-нибудь, в чем он не разобрался бы. Я

сразу распознал его талант.

Это касается его интеллекта. А было ли в нем нечто такое, что выдавало задатки хорошего трейдера?

Да, его объективность. Хороший трейдер не может быть зашоренным. Если вам встретится тот, кто

действительно способен воспринимать все, как оно есть, то знайте — перед вами человек с

задатками хорошего трейдера. Я сразу заметил это в Брюсе. С самого момента нашего знакомства я

понял, что он станет выдающимся трейдером.

Я стремился передать Брюсу то главное, что сам почерпнул у Эда и Амоса, а также кое-какие

приемы, выработанные мной лично. Свои лучшие сделки я провел в годы нашего с Брюсом

сотрудничества, мы добивались просто феноменальных результатов. Были такие годы, когда я делал

по 300, а он — по 1000 процентов годовых. Брюс — очень одаренный человек.

А вы не чувствуете, что переутомились как трейдер?

Безусловно. Где-то в 1983 году моя торговля стала ослабевать. Я понял, что мне нужно, как

говорится, перезарядить батарейки.

Какую роль в торговле играет интуиция?

Очень важную. Я не знаю ни одного крупного профессионального трейдера, который не обладал бы

ей. Кроме интуиции для успеха в торговле нужна смелость: смелость начать игру, смелость

проиграть, смелость выиграть и смелость продолжить игру, когда становится туго.

Есть ли у вас на сегодня какие-то цели вне торговли?

Я много лет занимаюсь карате и уже достиг высокого уровня, но хотел бы получить черный пояс.

Кроме того, я изучаю восточные духовные традиции и хотел бы сделать еще кое-что в этом

направлении.

Это звучит очень туманно. Вы этого и хотите?

Мне очень сложно говорить об этом. Попробую выразиться точнее. Альберт Эйнштейн сказал, что

мы не знаем единственно главного — дружественна ли к нам Вселенная. Я думаю, что для каждого

из нас важно достичь такого состояния души, которое позволит почувствовать во Вселенной своего

друга.

А вы достигли такого ощущения?

Теперь я стал к нему много ближе. Но вначале ощущение было иным?

Да. Сначала мне казалось, что я живу во враждебном окружении.

Кем вы себя видите лет через десять—двадцать — по-прежнему трейдером?

Да. От такого удовольствия трудно отказаться. За большими деньгами я не гонюсь. Не исключаю, что все кончится тем, что я снова потеряю их на недвижимости.

Значит, вы испытываете прежнее удовольствие от торговли, если занимаетесь ей по тринадцать

часов в сутки?

Нет. Поглотив вашу жизнь без остатка, торговля доставляет мучительные ощущения. Но если ваша

жизнь сбалансирована, то торговля будет вам в радость. Все успешные трейдеры, которые

продержались в этом бизнесе так же долго, как я, рано или поздно приходили к тому же. Их жизнь

сбалансирована, они находят удовольствия и вне рынка. Если у вас не будет каких-то других

интересов, то вы просто не выдержите. В итоге вы либо заторгуетесь, либо вконец испереживаетесь

из-за временных неудач.

Как вы поступаете, попав в полосу неудач?

В прошлом я иногда пытался сопротивляться, торгуя крупнее, чем до начала неудач, но обычно это

не помогало. Потом я начал очень быстро сокращать торговлю вплоть до полной ее остановки, если

становилось совсем плохо. Но обычно до такой крайности не доходило.

А вам удавалось вырываться из полосы неудач?

Иногда удавалось, но в большинстве случаев для меня было бы гораздо лучше просто остановиться.

Мне нелегко заставить себя пойти на это, ибо от природы у меня бойцовский характер. Стандартная

схема была такой: проигрываю, бьюсь изо всех сил, опять проигрываю, затем частично, а иногда и

полностью свертываю позиции до тех пор, пока не попаду в выигрышную колею.

На какое время вы останавливались?

Обычно недели на три-четыре.

Вы попадали в полосу неудач из-за того, что нарушалась ваша синхронизация с рынком, или это

лучше описать как-то иначе?

Я думаю, все дело в том, что одна неудача порождает другую. Когда вы начинаете проигрывать, это

затрагивает негативные элементы вашей психики, что ведет к пессимизму.

Известно очень мало трейдеров, которые столь же удачливы, как вы. Что, на ваш взгляд, отличает

вас от остальных?

Я очень восприимчив к новому. Я с готовностью воспользуюсь информацией, которую трудно

принять в эмоциональном плане, если, конечно, считаю ее истинной. Например, бывало так, что

другие делали деньги гораздо быстрее меня, но в итоге теряли все, потому что, начав проигрывать, не могли остановиться. Я же, оказавшись в серьезной полосе неудач, всегда находил в себе силы, чтобы сказать: «Я просто не способен торговать дальше». Когда рынок идет вопреки моим

ожиданиям, у меня всегда хватает воли признаться: «Я надеялся хорошо заработать на этой позиции, но ничего не получается, поэтому я выхожу».

Ведете ли вы ежедневный учет своего баланса? Строите ли его график?

Я много занимался этим в прошлом.

Насколько это полезно? Стоит ли трейдерам строить графики своего баланса?

Думаю, да. Если тенденция вашего баланса направлена вниз, то это говорит о том, что нужно

остановиться и заново оценить положение. Когда вы видите, что теряете деньги гораздо быстрее, чем зарабатываете их, это должно вас насторожить.

Вы читаете какие-нибудь аналитические бюллетени?

С точки зрения простоты изложения, креативности и знания темы мне более других бюллетеней

нравится «California Technology Stock Letter». Мне также нравятся бюллетени, которые издают

Марти Цвейг и Ричард Расселл.

Цвейг, пожалуй, чаще других упоминается в моих интервью с трейдерами.

От Марти Цвейга всегда узнаёшь что-нибудь ценное. Он очень основателен.

Судя по упомянутым бюллетеням, я понимаю, что вы торгуете и акциями. Как давно?

Последние года два.

Вы торгуете акциями иначе, чем фьючерсами?

Тут я более терпелив.

Процесс отбора также чем-то отличается?

Нет. Я ищу подтверждения на графиках, в фундаментальных показателях и в поведении рынка. На

мой взгляд, таким путем можно торговать чем угодно.

Вы предпочитаете какие-то определенные типы акций?

Я не торгую акциями, по которым рассчитывается индекс Доу. Предпочитаю мелкие акции, потому

что в торговле ими не доминируют крупные трейдеры-профессионалы, пожирающие друг друга

подобно акулам. Основной принцип таков: лучше торговать австралийским долларом, чем немецкой

маркой, а равно, акциями мелких компаний внебиржевого рынка, чем солидными акциями Доу.

Какие фундаментальные показатели вы отслеживаете применительно к рынку акций?

Предпочитаю использовать то, что публикуется в «Investor's Daily*: показатель дохода на акцию

(EPS). [Ранжирование EPS основано на сравнении акций по показателям роста дохода на акцию. Подробнее о EPS

говорится в интервью с Уильямом О'Нилом и Дэвидом Райаном.] Я учитываю EPS в комбинации с собственной

оценкой долевого потенциала компании на рынке. Если компания уже исчерпала свою нишу, то

высокий EPS уже не столь важен. Но по тем акциям, у которых EPS растет и где все еще остается

недоеденной большая часть рыночного пирога, ситуация гораздо привлекательнее.

Кроме того, я интересуюсь коэффициентом цена/доход (Р/Е) в привязке к EPS. Другими словами, когда мне нужно найти компанию с устойчивой тенденцией роста доходности, я также учитываю, сколько рынок за это платит.

То есть вас привлекает высокий EPS при низком Р/Е.

Да. Это наилучшее сочетание. Уверен, что с помощью компьютера можно скомбинировать оба этих

показателя и прийти к очень хорошей торговой системе.

А как насчет относительной силы [мера ценовой динамики данной акции по отношению ко всем другим акциям], которая является еще одним ключевым индикатором из «Investor's Daily».

Думаю, она мало что дает. Индикатор относительной силы отражает поведение акции в прошлом.

Зачастую к тому времени, когда акция выходит на высокие показатели относительной силы, ее

потенциал оказывается уже исчерпанным.

Чем еще вы интересуетесь при выборе акций?

Состоянием базовой отрасли ее эмитента. Например, сейчас [май 1988 года] я рассчитываю на рост

танкерных тарифов и, соответственно, на подъем отрасли морских перевозок.

На каком основании?

На основании соотношения между спросом и предложением. Танкерные тарифы похожи на

товарные цены: они изменяются согласно классической циклической модели. Если цены растут, то

все крупно зарабатывают и начинают строить много кораблей, что приводит к падению цен. В итоге

корабли идут на слом и цены снова растут. В течение многих последних лет тарифы были очень

низкими и ежегодно масса танкеров шла на слом. Поэтому впереди у нас та часть цикла, где цены

вновь поднимаются.

Труднее ли становится торговать с увеличением счета?

Да, потому что это вынуждает вас ограничиваться соперничеством на все меньшем количестве

рынков, где заправляют другие крупные профессионалы.

Много ли общего в поведении различных рынков? Например, можете ли вы торговать облигациями

так же, как кукурузой?

Уверен, что если вы умеете торговать на одном рынке, то сумеете и на всех остальных. В основе

лежат одни и те же принципы. Торговля — это эмоции, отправления массовой психологии, алчность

и страх, что везде одинаково.

Для большинства выдающихся трейдеров ранние неудачи скорее правило, чем исключение.

Несмотря на невероятно продолжительный успех торговой карьеры Майкла Маркуса, она началась с

череды потерь. Более того, он неоднократно терпел полный крах. Отсюда мораль: неудачи в начале

торговли говорят лишь о том, что вы что-то делаете неправильно, и не могут служить верным

признаком возможного провала или успеха в итоге.

На мой взгляд, особенно интересно то, что, пережив несколько болезненных торговых потерь, Маркус был более всего потрясен случаем с прибыльной сделкой, из которой он преждевременно

вышел. Реализовывать весь потенциал крупной выигрышной сделки нужно не только для

психического здоровья трейдера — без этого не выйти в победители. В своем интервью Маркус

подчеркнул, что уметь раскрутить прибыльную позицию так же важно, как и свернуть убыточную.

Говоря его словами: «Не сохранив прибыльных позиций, не сможешь рассчитаться за убыточные».

Маркус на собственном нелегком опыте познал опасности, связанные с чрезмерной торговлей. В

первый раз счет, доведенный им с ничтожной суммы до 30 000 долл., был уничтожен одной сделкой

(по зерновым на основе неосуществившегося прогноза о нашествии саранчи), в которую он вложил

все свои деньги. Второй раз ту же ошибку он совершил на рынке пиломатериалов, подойдя к самому

краю пропасти и чуть не угодив в нее. Эти случаи оказали серьезное влияние на торговую

философию Маркуса. Поэтому неслучайно, что в ответ на просьбу дать совет среднему трейдеру он

в первую очередь приводит такое правило: «Никогда не вкладывайте в одну торговую идею более 5

процентов своих денег».

Предостерегая от чрезмерной торговли, Маркус подчеркивает также, как важно ни в одной сделке не

отступать от выбранной точки выхода. Он считает, что защитные стоп-приказы очень важны тем, что принуждают трейдера к закрытию позиции. Он также рекомендует для восстановления ясности

мысли временно выйти из рынка, если проигрываешь и не уверен в правильности своих торговых

решений.

Маркус также особо указывает на необходимость придерживаться собственного трейдерского

видения рынка. По его мнению, следовать совету другого, даже хорошего трейдера, — значит, во

многих случаях вредить самому себе, поскольку при этом суммируются худшие черты обоих.

Наконец, несмотря на свою агрессивность в торговле, Маркус твердо убежден, что нужно строже

подходить к выбору сделок. Он советует ждать таких сделок, в которых все решающие факторы

выстраиваются в одном направлении. Поступая таким образом, вы сильно увеличиваете вероятность

успеха каждой сделки. Интенсивно торгуя в условиях, которые лишь минимально благоприятствуют

реализации вашей торговой идеи, можно скорее развлечься, нежели преуспеть.

Брюс Ковнер.

Трейдер мирового уровня

Вполне вероятно, что сегодня Брюс Ковнер является крупнейшим в мире трейдером межбанковского

валютного рынка и фьючерсных рынков. За один только 1987 год он получил более 300 миллионов

долларов прибыли для себя и для удачливых инвесторов своих фондов. А за прошедшее десятилетие

он добился замечательного среднегодового суммарного дохода — 87%. Так что 2000 долларов, вложенных в фонд Ковнера в начале 1978 года, через 10 лет превратились бы в миллион.

И при этом, несмотря на немыслимую доходность и огромные масштабы торговых операций, Ковнер

сумел остаться поразительно неприметным. Он старательно избегал внимания прессы, упорно

отклоняя все просьбы об интервью. «Вы, наверное, удивляетесь, почему вам я не отказал», —

заметил он. Я действительно удивился, но не хотел затрагивать эту тему, расценив его согласие как

знак доверия. Семью годами ранее наши пути ненадолго пересеклись — мы тогда оба работали в

«Commodities Corporation»: он был одним из ее главных трейдеров, а я — аналитиком.

«Похоже, некоторой известности мне всё же не избежать, — продолжил он. — Обычно в

публикациях обо мне есть много искажений и домыслов. Вот я и подумал — пусть это интервью

станет хотя бы одной достоверной историей».Ковнер едва ли соответствует интуитивному

представлению о трейдере, который привычно управляет позициями с многомиллиардной

номинальной стоимостью. Своим остроумием и непринужденностью он больше напоминает

преподавателя, а не трейдера-титана валютных и фьючерсных рынков, известных своим высоким

рычагом. Ковнер и в самом деле начинал как университетский преподаватель.

После окончания Гарвардского университета он вел курс политологии там же и в Пенсильванском

университете. И хотя ему нравилась эта работа, научная карьера его совсем не привлекала: «Ну что

за радость оставаться каждое утро один на один с чистым листом бумаги в раздумьях о том, какой

бы шедевр сотворить».

В начале 1970-х Брюс Ковнер принял участие в организации ряда политических кампаний,

рассчитывая впоследствии выдвинуть и собственную кандидатуру. Но, не обладая ни финансовыми

ресурсами, ни страстным желанием пробиваться вверх по политической лестнице с уровня

комитетов поддержки, он оставил политику. В этот период Ковнер также работал консультантом в

ряде государственных учреждений на федеральном уровне и в штатах.

В середине 1970-х Ковнер, продолжая искать свою стезю, переключился на финансовые рынки. Он

считал, что его экономическое и политологическое образование позволяет заняться ими, и страстно

увлекся идеей формирования торговых решений на основе глобального экономического анализа.

Ковнер почти на год погрузился в изучение рынков и соответствующей экономической теории. Он

перечитал всё, что сумел найти на эту тему.

Один из вопросов он проштудировал с особой тщательностью — это была концепция процентной

ставки: «Меня просто очаровала кривая доходности». [Кривая доходности — это зависимость

доходности государственных ценных бумаг от времени до срока погашения. Так, если у каждой

бумаги из серии с последовательно возрастающим сроком обращения доходность выше, чем у более