Биржевые маги. Интервью с топ-трейдерами

краткосрочной (например, у пятилетних казначейских билетов доходность выше, чем у однолетних

казначейских векселей), то на графике кривая доходности будет представлена непрерывной

восходящей линией.]

Период, когда Ковнер изучал рынки процентных ставок, совпал с началом торговли процентными

фьючерсами. В те годы рынок фьючерсов на процентные ставки был относительно примитивным и

ценовые аномалии, которые сегодня быстро устраняют арбитражеры, сохранялись подолгу. «Тогда

«CityBank» или «Solomon Brothers», в отличие от меня, еще не уделяли особого внимания этому

рынку», — пояснил Ковнер.

Одна из главных особенностей, которую обнаружил Ковнер, была связана с ценовым спрэдом

(разницей) между различными фьючерсными контрактами.

Фьючерсные контракты предполагают поставку в определенном месяце (например, в марте, июне, сентябре и декабре). По теории процентных ставок выходило, что в основной фазе делового цикла

цена ближайшего контракта (например мартовского) должна быть выше (а доходность — ниже), чем

у последующего (то есть июньского) контракта. У двух ближайших к поставке контрактов такая

зависимость действительно отмечалась, но, по наблюдениям Ковнера, у более отдаленных пар

контрактов разница цен в первые недели торговли нередко почти отсутствовала. Поэтому в своей

первой сделке он купил контракт на процентную ставку с отдаленным сроком поставки и продал

еще более отдаленный контракт. Расчет был таков: со временем, когда купленный контракт станет

ближайшим, ценовой спрэд между этими двумя контрактами расширится.

Та, первая, сделка прошла как по писаному, и Ковнер пополнил ряды трейдеров. Его вторая сделка

была также основана на внутрирыночном спрэде (покупка одного контракта с одновременной

продажей другого на одном и том же рынке). В данном случае он купил ближайший контракт по

меди и продал более отдаленный, рассчитывая, что из-за ограниченного предложения цены на

ближайший контракт будут расти быстрее, чем на отдаленный. Хотя расчет Ковнера в итоге оказался

верным, он поспешил и проиграл. Тем не менее по результатам обеих сделок Ковнер оставался в

выигрыше: его исходные 3000 долл. возросли почти до 4000.

По-настоящему я приобщился к торговле лишь на третьей сделке. В начале 1977 года на рынке

соевых бобов наметился явный дефицит. Рынком двигал спрос. С каждой неделей цена продуктов

переработки сои оказывалась выше ожидаемой: цифры были невероятные. Я отслеживал июльско-

ноябрьский спрэд [ценовая разница между июльским контрактом на старый урожай и ноябрьским

контрактом на новый урожай]. Факты, казалось, говорили о том, что запасы соевых бобов скоро

иссякнут, поэтому я решил, что цена июльского контракта поднимется еще выше относительно

ноябрьского. Спрэд между июлем и ноябрем составлял тогда примерно 60 центов в пользу

июльского контракта и некоторое время держался в узкой области консолидации вблизи этого

уровня. По моим расчетам, я мог легко выйти из сделки, если бы спрэд опустился чуть ниже зоны

консолидации, центов до 45. Я тогда недооценил возможную волатильность спрэда. Я открыл один

спрэд (т.е. купил июльский контракт и одновременно продал ноябрьский) при разнице цен около 60

центов, и она возросла до 70. Тогда я открыл второй спрэд и продолжил наращивание позиции за

счет текущей прибыли.

Какого же размера она достигла в итоге?

В итоге она выросла примерно до 15 контрактов, но прежде мне пришлось перейти в другую

брокерскую фирму. В начале сделки я торговал через маленькую брокерскую фирму. Ее глава — сам

старый биржевой трейдер — ежедневно проверял состояние сделок и обнаружил, чем я занимаюсь.

К тому моменту размер моей позиции увеличился до 10—15 контрактов. Залоговый депозит по

одному прямому контракту составлял 2000 долл., а по спрэду — лишь 400.

«Ваша спрэдовая позиция аналогична длинной прямой позиции, — заявил он. — Поэтому я

повышаю ваш залоговый депозит с 400 до 2000 долл. на контракт». [Залоговый депозит по спрэду

ниже, чем по прямому контракту, ибо считается, что нетто длинная или короткая позиция будет

намного волатильнее спрэдовой. Обоснование: бычья составляющая спрэда способна отчасти

скомпенсировать ценовое движение ее медвежьей составляющей. Однако в условиях дефицита

межурожайный спрэд (например, покупка июльского контракта на соевые бобы против продажи

ноябрьского контракта по ним) может оказаться почти таким же волатильным, как и нетто длинная

или короткая позиция.]

Очевидно, он был всерьез озабочен рискованностью вашей позиции.

Да. Его беспокоило, что я внес только 400 долл. залога на один спрэд, хотя он мало чем отличался от

нетто длинной позиции.

По сути, он был не так уж и не прав.

Абсолютно прав. Но я на него разозлился и поэтому перевел счет в другую фирму. Какую именно —

не скажу, а почему — сами скоро поймете.

Вы разозлились оттого, что решили, будто он поступает несправедливо, или же...

Ну, насчет несправедливости я не уверен. Но точно знаю, что увидел в нем преграду на пути к моей

цели. Я перевел счет в крупную брокерскую фирму — и попал к не очень компетентному брокеру.

Рынок всё рос и рос, а я всё добавлял и добавлял к позиции. Свой первый спрэд я открыл 25 февраля.

К 12 апреля он вырос до 35 000 долл.

Вы наращивали позицию лишь потому, что рынок рос, или действовали по какому-то плану?

У меня был план. Я дожидался, когда рынок, поднявшись до определенного уровня, откатится на

заданную величину, и лишь потом добавлял еще один спрэд. Мне не составляло никакого труда

наращивать позицию за счет текущей прибыли.

Рынок вошел в полосу подъемов к верхнему пределу и 13 апреля достиг нового рекордного

максимума. Возник невероятный ажиотаж. Мой брокер позвонил мне домой: «Соевые бобы

поднимутся до облаков, — сказал он. — Похоже, июль пойдет на верхних пределах, а затем то же

самое наверняка случится и с ноябрем. Глупо сохранять короткие позиции по ноябрьским

контрактам. Давайте я их закрою, и тогда вы за те несколько дней, пока рынок идет на верхних

пределах, заработаете побольше». Я согласился, и мы закрыли ноябрьскую короткую позицию.

Как, всю?!

Всю! [Он громко смеется.]

Не было ли это поспешным решением?

Это был приступ безумия. Через четверть часа брокер звонит снова, весь в смятении: «Не знаю, как и

сказать, — в общем, рынок остановился на нижнем пределе*. Даже не знаю, смогу ли вывести вас из

сделки». Я был потрясен. «Выводи!» — рявкнул я в трубку. Как только рынок чуть приподнялся над

нижним пределом, я сразу же вышел из него.

То есть всё закончилось выходом на нижнем пределе?

Я выбрался чуть выше нижнего предела. Сейчас расскажу, с какими потерями. На тот момент, когда

я закрыл короткую ноябрьскую позицию и остался с нетто длинной июльской позицией, мой счет

вырос почти до 45 000 долл. А к концу дня на нем осталось 22 000 долл. Я был потрясен. Даже не

верилось, что я мог так сглупить — я совсем не понял рынка, хотя годами изучал его. Мне было до

того тошно, что я несколько дней ничего не ел. С карьерой трейдера покончено, решил я тогда.

Но у вас еще оставалось 22 000 долл. — а ведь вначале было всего 3000. Если оценивать по итогу, то

ваши дела были не так уж плохи.

Совершенно верно. Дела были неплохи — но тем не менее.

Из-за чего же вы так мучительно переживали? Из-за непростительно глупой ошибки? Или из-за

потерянной прибыли?

Ну, только не из-за денег. Скорее всего, именно тогда я на себе почувствовал, насколько здесь

«горячо». Ведь до этого я проскакал от 3000 долл. до 45 000 совершенно безболезненно.

Выигрывая, вы, наверное, подумали: «Как это просто!»

Но было и впрямь просто.

А вам не приходило в голову, что рынок, в конце концов, может и развернуться?

Да нет. Ведь я решился закрыть короткую часть спрэдовой позиции в разгар паники — то есть

вообще не думая о риске. Нет, тогда меня всерьез обеспокоило другое. Мне кажется, я испугался, что утратил способность трезво мыслить, которая, как я считал, была мне свойственна. А еще я

понял, что рынки действительно могут так же быстро обогатить трейдера, как и разорить. Это

открытие просто потрясло меня. По сути, мне крупно повезло: я вышел из рынка, унеся свои 22 000

долл.

Насколько я понял, вам удалось избежать полного краха только благодаря своей оперативности.

Совершенно верно. После того дня рынок сразу же пошел вниз, причем с той же скоростью, с какой

и поднимался. Быть может, не сделай я той глупой ошибки, я бы сделал другую — то есть

последовал бы за падающим рынком.

Что же в итоге стало со спрэдом?

Спрэд рухнул. В конце концов он упал ниже того уровня, на котором я начал покупать.

Вы ликвидировали позицию в тот день, когда и рынок, и спрэд достигли вершины. Значит, вы всё

равно расстались бы с частью прибыли и роковое решение, из-за которого пришлось выйти из

рынка, было ни при чем.

Может, и так. Но для меня эта сделка была провальной. В данном случае я оказался как никогда

близок к катастрофе и психологически ощущал ее как свершившийся факт.

Эта сделка стала самой мучительной для вас?

Да. Несомненно.

Несмотря на то, что в итоге она принесла немалую прибыль?

На этой сделке я увеличил свой капитал почти в 6 раз. Конечно, рычаг был безумный, и я не

понимал, насколько рискованную позицию держал.

После звонка вашего брокера, сообщившего о том, что рынок на нижнем пределе, вы сразу же

ликвидировали всю позицию. Вы поддались панике? Или это было вашей естественной

инстинктивно здравой реакцией на риск?

Не знаю. В тот момент мне вдруг стало ясно: я пренебрег многим из того, что, как мне казалось, я

знал о дисциплине. Теперь, когда какое-либо событие нарушает мое эмоциональное равновесие и

представление о мире, я ликвидирую все позиции, которые оно задевает.

И каким было последнее из таких событий?

Неделя краха на рынке акций 19 октября 1987 года. 19 и 20 октября я закрыл все позиции, чувствуя, что в мире происходит нечто такое, чего я не понимаю. Первое правило торговли (хотя первых

правил, наверное, много) — избегай ситуаций, в которых можешь потерять много денег по

непонятным тебе причинам.

Вернемся к периоду после сделки по соевым бобам. Когда вы снова вошли в рынок?

Примерно через месяц. А еще через несколько месяцев я довел свой счет почти до 40 000 долл. И

почти тогда же попробовал наняться помощником трейдера в «Commodities Corporation» по их

объявлению. Собеседование провел в своей характерной манере Майкл Маркус. Через несколько

недель он, пригласив меня зайти, сообщил: «Так, у меня для вас две новости — хорошая и

плохая. Плохая: как помощник трейдера вы нам не подходите. Хорошая: а как трейдер —

подходите».

Какую сумму фирма выделила вам для торговли?

35 000 долл.

А на свои деньги вы тогда торговали?

Да, и был очень рад этому. Политика фирмы позволяла трейдерам торговать не только для нее, но и

для себя, и мы с Майклом торговали очень агрессивно.

Майкл влиял на вас?

Да, очень. Он внушил мне одну мысль — невероятно важную. [Следует пауза.] Начало

интригующее. Каков же конец?

Он внушил мне, что на рынке можно сделать миллион. Он показал, что, отдаваясь делу целиком, можно вершить чудеса. Нужно только всё время помнить, что это вполне реально. Майкл на

практике показал: если занять правильную позицию и действовать дисциплинированно, то будет и

миллион.

Похоже, он вселил в вас уверенность.

Верно. Благодаря ему я понял и еще нечто важное: ошибки — дело обычное, и их не нужно бояться.

То есть трейдер может принять оптимальное для себя решение — и ошибиться, опять принять не

менее оптимальное решение — и опять ошибиться, принять еще одно оптимальное решение — и

лишь тогда удвоить капитал.

Вы — один из наиболее удачливых трейдеров в мире. Людей вашего калибра в этом бизнесе очень

мало. В чем разница между вами и средним трейдером?

Не уверен, можно ли вообще определить, почему одни трейдеры преуспевают, а другие — нет. Что

касается меня, то могу назвать два важных качества. Во-первых, я обладаю способностью

представить себе мир иным, нежели теперь, и поверить в возможность такого превращения. То есть

мне нетрудно вообразить, что соевые бобы могут подорожать вдвое или что курс доллара может

упасть до 100 иен. Во-вторых, при давлении извне я сохраняю трезвость мышления и

дисциплинированность.

Можно ли научиться торговать?

Лишь отчасти. На протяжении ряда лет я пытался научить этому человек сорок, но лишь четверо или

пятеро из них оказались способными трейдерами.

А остальные двадцать пять — что стало с ними?

Они оставили рынок, причем вовсе не из-за недостатка интеллекта.

Если сравнить ваших удачных учеников с массой других, то можно ли найти какие-то характерные

различия?

Первые сильны, независимы и очень упрямы. Они способны открывать такие позиции, к которым

другие не готовы. Они достаточно дисциплинированны, благодаря чему избирают позиции

правильного размера. Алчный трейдер всегда разоряется. Я знаю несколько действительно

одаренных трейдеров, которым никак не удается сохранить выигранное. Один из трейдеров

«Commodities Corporation» (не хочу называть его имени) всегда поражал меня своими

способностями. Он выдвигал отличные идеи, не раз выбирал самые подходящие рынки. Его знание

рынка намного превосходило мое. Однако я сохранял деньги, а он — терял.

В чем же он ошибался?

В размере позиции. Он слишком крупно торговал. На каждый мой контракт у него было десять. Он

из года в год удваивал свой счет всего на паре сделок, но в итоге все равно ежегодно оставался при

своих.

Всегда ли вы используете фундаментальный анализ при формировании своих торговых решений?

Я почти всегда торгую исходя из рыночной ситуации и никогда не опираюсь только на данные

технического характера. Я широко использую технический анализ, который мне очень помогает. Но

я не смогу удержать позицию, если не понимаю причин, которые движут рынком.

То есть вы хотите сказать, что практически каждая ваша позиция имеет под собой некую

фундаментальную основу?

Да, это верное утверждение. Но я бы добавил, что технический анализ нередко способствует

прояснению фундаментальной картины. Приведу один пример. В течение последних шести месяцев

у меня были веские аргументы и в пользу подъема, и в пользу падения канадского доллара. Мне

было неясно, каково же правильное толкование ситуации. И лишь под дулом пистолета я, пожалуй, предпочел бы вариант падения канадского доллара.

Затем было объявлено о заключении американо-канадского торгового договора, что полностью

изменило ситуацию. Фактически рынок пошел вверх еще за несколько дней до завершения

переговоров. Как только это произошло, я мог совершенно уверенно заявлять, что изменился один из

важных аспектов оценки канадского доллара, — в пользу этого уже проголосовал рынок.

До этого договора мне казалось, что канадский доллар находится на вершине холма. Но куда он

двинется дальше — скатится вниз или пойдет выше? Когда рынок пришел в движение, я был готов

последовать за ним, поскольку совпали два важных элемента: серьезно изменился расклад

фундаментальных факторов (однако я оказался недостаточно прозорлив, чтобы решить, в каком

направлении это подтолкнет рынок) и реализовалась техническая модель восходящего прорыва.

Что вы имеете в виду, говоря, что не смогли предугадать, в какую сторону двинется рынок после

объявления о торговом соглашении? Ведь для Канады торговля с США гораздо значимее, чем для

самих США. Поэтому торговый договор было бы логично расценить как бычий фактор для

канадского доллара, не так ли?

Почему обязательно бычий? Не менее логично было бы предположить, что торговый договор

отрицательно скажется на канадском долларе: из-за снятия торговых барьеров импорт из США мог

потеснить интересы Канады. Некоторые аналитики до сих пор придерживаются такой точки зрения.

Я считаю, что есть хорошо осведомленные трейдеры, которым известно гораздо больше, чем мне, и

просто свожу все факты воедино. Они знали, каким путем пойти, и проголосовали за это на рынке, покупая канадский доллар.

Можно ли обобщить этот пример таким образом: при значимом изменении фундаментального

расклада направление первого движения рынка часто служит хорошим индикатором долгосрочной

тенденции.

Совершенно верно. Рынок обычно идет впереди именно потому, что на нем действуют такие

трейдеры, которые лучше информированы. Например, Советский Союз является очень хорошим

трейдером.

На каких рынках?

На валютных и, отчасти, на зерновых.

Но как можно узнать о действиях Советов?

Они действуют через коммерческие банки и через дилеров, и об этом становится известно.

Но как же страна, которая так плохо управляет собственной экономикой, может быть хорошим

трейдером? По-моему, одно противоречит другому.

Да, но если вы спросите людей из этого бизнеса, то убедитесь в том, что так оно и есть.

Но почему? Вернее, каким образом?

Шутки шутками, но, наверное, они всё-таки читают кое-что из нашей почты. Советы (как и

правительства других стран) время от времени получают самую свежую информацию. А почему бы

и нет? Ведь у них самая разветвленная разведывательная сеть в мире. В разведывательном

сообществе прекрасно известно, что Советы (как и другие государства) занимаются перехватом

информации на линиях коммерческой связи. Поэтому при наиболее конфиденциальных телефонных

переговорах крупные товарные торговые фирмы иногда используют скремблеры.

На мой взгляд, рынком движут тысячи сложных для понимания механизмов, которые срабатывают

раньше, чем новости доходят до рабочего стола бедолаги трейдера. Но то, что крупная покупка или

продажа действительно толкает рынок, — это несомненно.

Разве не на это опирается технический анализ?

По-моему, в техническом анализе всего много: и рационального, и всякой чепухи.

Любопытная оценка. Что же в нем рационально, а что — от черной магии?

Некоторые аналитики превозносят технический анализ, утверждая, будто он позволяет

предсказывать будущее. Технический анализ проецирует прошлое в будущее, а не предсказывает

его. Для того чтобы по поступкам одних трейдеров в прошлом судить о действиях других трейдеров

в будущем нужно работать собственной головой.

Для меня технический анализ похож на термометр. Фундаментальных аналитиков, не обращающих

внимания на графики, можно сравнить с врачом, не желающим измерять температуру у своего

пациента. Разумеется, это абсолютная глупость. Ответственный участник рынка непременно

поинтересуется его «температурой»: разгорячен рынок и возбужден или холоден и вял. Чтобы

получить преимущество перед другими участниками рынка, нужно знать о нем как можно больше.

Технический анализ отражает выбор всех участников рынка, а значит, обязательно высветит

необычность в их поведении. Необычным же, по определению, считается всё то, что формирует

новую ценовую модель. Для меня очень важно проследить детали движения цены, которые

показывают мне, как голосуют участники рынка. Я считаю изучение графиков абсолютно

необходимым для себя, ибо они информируют меня о существующем дисбалансе и возможных

переменах.

Случается ли вам начинать сделку только потому, что на графике появляется модель, которая, как

вы по опыту знаете, часто предшествует подъему рынка? То есть, когда у вас нет для этого никаких

фундаментальных оснований.

Да, такое иногда случается. Хотел бы только добавить, что для меня, пережившего массу бычьих и

медвежьих рынков, нет ничего необычного в выходах цены из торгового коридора, что непонятно

остальным.

То есть обычно вы следуете за прорывами?

Именно так.

Но рынки часто подвержены ложным прорывам. Значит, дело не только в этом.

Я имею в виду сделки на прорывах из узких областей консолидации, которые по непонятным

причинам обычно имеют хорошее соотношение прибыли и риска.

А как насчет прорывов, которые происходят в день публикации какой-нибудь статьи в «Wall Street Journal»?

Ну, это уже вторично. Ситуацию на рынке можно пояснить через аналогию с принципом

Гейзенберга в физике: если нечто тщательно отслеживается, то в ходе процесса оно с высокой

вероятностью изменится. Если цены на кукурузу находятся в области плотной консолидации, а

затем, в день публикации статьи в «Wall Street Journal» о возможном дефиците кукурузы, совершают

прорыв, то шансы сохранения этого ценового хода намного уменьшаются. Если же, напротив, все

считают, что у рынка кукурузы нет оснований для прорыва, а он вдруг происходит, то вероятность

того, что за этим стоит какая-то важная причина, намного повышается.

Из ваших слов следует, что чем менее объяснимо развертывающееся движение цены, тем оно

привлекательнее.

Да, я действительно так считаю. Чем пристальнее спекулянты следят за ценовой моделью, тем

больше риск ложных сигналов. Чем меньше рынок зависит от спекулятивных действий, тем весомее

технические прорывы.

Верно ли, что с расширением использования компьютерных систем, следующих за тенденцией, увеличилась частота ложных технических сигналов?

Думаю, что да. Ведь в торговле на основе технических систем, использующих скользящие средние

или другие простые методы распознавания моделей, задействованы миллиарды долларов, из-за чего

ложных сигналов становится больше. Я и сам разрабатывал похожие системы для того, чтобы

определять момент, когда прочие системы начнут вбрасывать деньги на рынок. Если ясно, что рынок

пришел в движение из-за таких вброшенных миллиардов, то это гораздо менее интересно, чем

прорыв, который происходит из-за русских покупок.

Допустим, вы купили на прорыве рынка вверх из зоны консолидации, а он начинает двигаться

против вас, то есть обратно в коридор. Как вы определяете момент выхода из рынка? Как вы

отличаете мелкий откат от неверно сориентированной сделки?

Всякий раз открывая позицию, я заранее решаю, где размещу стоп-приказ. Только тогда я могу спать

спокойно. Я знаю, где выйти из рынка до того, как войти в него. Размер позиции в сделке

обусловлен стоп-приказом, а уровень стоп-приказа определяется на технической основе. Например, если рынок завяз в торговом коридоре, то нет смысла размещать стоп-приказ внутри этого коридора, поскольку такой стоп-приказ, скорее всего, выбьет вас с рынка. Лично я всегда размещаю стоп-

приказы за каким-либо техническим барьером.

Иногда масса других участников рынка используют один и тот же уровень остановки, что может

подтягивать к нему рынок. Вас не смущает такой вариант?

Я никогда об этом не думаю, потому что суть технического барьера — а я долгое время изучал

технические аспекты рынка — состоит в том, что рынок не должен дойти до него, если ваш расчет

верен. Я стараюсь избегать уровня, до которого могут легко добраться биржевые трейдеры. Иногда я

размещаю стоп-приказ на очевидном уровне, если уверен, что он достаточно отдален или

труднодоступен.

Приведу пример из практики. В эту пятницу, днем, рынок облигаций рухнул из растянутого

торгового коридора. Насколько я понимаю, этот ход был полной неожиданностью. Но я стал

совершенно спокойно продавать облигации: ведь если я не ошибся в этой сделке, то рынок не

должен откатываться выше известного уровня предыдущей консолидации. Там я и разместил свой

стоп-приказ и больше не беспокоился об этой позиции, ибо знал, что если это все же произойдет, то

я уже буду вне рынка.

Полагаю, что вы говорите о мысленных стоп-приказах, поскольку из-за размера своих позиций не

можете размещать их практически. Или это не всегда так?

Скажем иначе: я организовал дело таким образом, что о стоп-приказах есть кому позаботиться. Они

никогда не отдаются на биржевой площадке, но и не остаются только мысленными.

Что в конечном итоге говорит вам о неверном направлении вашей торговли? Стоп-приказ, конечно, ограничит потери от первой сделки. Но если вы уверены в фундаментальном обосновании

выбранного направления, то, видимо, предпримите следующую сделку. Однако когда общее

направление рынка определено неверно, потери пойдут одна за другой, не так ли? В какой же

момент вы признаете свою ошибку?

Во-первых, меня притормозит уже сама потеря денег и я сокращу свои позиции. Во-вторых, такое

изменение технической картины, как в описанном вами случае, заставит меня призадуматься. Так, если я играю .на понижение доллара и вижу, что крупный промежуточный максимум прорван, то

мне придется пересмотреть свою точку зрения.

Вы упомянули о том, что разрабатывали свои системы, следующие за тенденцией, для указания того

уровня, где можно ожидать появления на рынке крупных капиталов, управляемых такими

системами. Используете ли вы системы такого типа для торговли какой-либо частью управляемых

вами капиталов?

Да. Примерно для пяти процентов капитала.

Такова степень вашего доверия? Надеюсь, это не убыточные пять процентов, что было бы еще хуже.

В целом мои системы дают прибыль, но меня не устраивает непостоянство их характеристик, а

также неэффективность в части управления риском. Но поскольку эти системы позволяют

диверсифицировать мою торговлю, я использую их в небольших дозах.

Как вы считаете, можно ли вообще создать такую торговую систему, которая не уступит хорошему

трейдеру?

Думаю, что это маловероятно. Ведь такая система должна обладать сильно развитой способностью к

обучению. Компьютеры бывают хорошими учениками, лишь когда есть четкие связи между входной

информацией и прецедентами решений. Например экспертные системы медицинской диагностики

столь эффективны именно потому, что действуют по строго определенным правилам. Сложность

разработки экспертных систем для торговли связана с тем, что «правила» торговой и

инвестиционной игры всё время меняются. Некоторое время я сотрудничал с разработчиками

экспертных систем, и мы пришли к выводу, что торговля — это малоподходящий объект для

приложения данной методики: слишком широк круг знаний, которые нужны для выработки

торговых решений, и слишком изменчивы правила интерпретации входной информации.

Осложняет ли вашу торговлю то обстоятельство, что теперь вы управляете намного большим

капиталом, чем вначале?

Да. Сейчас намного поубавилось таких рынков, которые обладают достаточной ликвидностью для

оптимального размера моих сделок.

Каким капиталом вы сейчас управляете?

Он превосходит 650 миллионов долл.

Полагаю, что больше половины этой суммы получено благодаря торговой прибыли.

Да. В прошлом году одна только прибыль составила около 300 миллионов долл.

На каких рынках у вас действительно возникают трудности из-за недостаточной ликвидности?

Есть рынок, который мне очень нравится, но у него плохо с ликвидностью: я говорю о рынке меди.

Сейчас мне там уже не развернуться.

Какими позициями можно спокойно оперировать, не создавая проблем на таких рынках, как

медный?

Думаю, что для дневной торговли это 500—800 контрактов, больше — уже сложно. Но сейчас

дневной объем торгов на рынке меди составляет лишь 7000—10 000 контрактов, причем большая их

часть приходится на биржевую площадку и спрэды. И наоборот: на рынке казначейских облигаций

можно без хлопот оперировать 5000 контрактов. Очень крупными позициями можно оперировать и

на межбанковском валютном рынке.

Можете ли вы торговать на таких рынках, где нет высокой ликвидности, но бывают мощные

тенденции? Например, на рынке кофе?

Могу. Я торговал на рынке кофе в прошлом году и заработал несколько миллионов. Теперь, когда я, управляя фондом в 600 миллионов долл., увеличиваю его еще на 2 миллиона, такая прибавка уже не

так существенна. Фактически это может даже ухудшить мои торговые результаты, поскольку, сосредоточиваясь на кофе, я отвлекаюсь от торговли на валютных рынках, где действую гораздо

мощнее.

Похоже, вы добрались до такого размера позиций, который снижает результативность вашей

торговли. У вас есть достаточно личных средств, так почему бы не торговать на их основе? Ведь

тогда вы избежите всех забот, связанных с управлением чужими средствами?

Верно. Но есть несколько причин поступать иначе. Хотя я достаточно крупно инвестировал в свои

фонды, их клиентскую часть я рассматриваю как подобие колл-опциона. [Колл-опцион имеет

неограниченный потенциал прибыли в случае роста цен и риск, ограниченный его стоимостью, в

случае падения цен.] Я не хочу показаться легкомысленным, ибо очень дорожу своей репутацией

среди инвесторов, но колл гораздо безопаснее, чем прямая позиция с равным потенциалом

выигрыша и проигрыша.

Есть ли практический предел капитала, которым вы можете управлять?

На большинстве товарных фьючерсных рынков — конечно, да. Но на таких рынках, как рынок

валют, процентных ставок, а также на товарных рынках типа рынка сырой нефти этот предел очень

высок. Я намерен очень тщательно следить за увеличением капитала, которым сейчас управляю.

Что происходит, когда вы размещаете приказы на тех рынках, которые не относятся к числу самых

ликвидных, — то есть исключая рынки казначейских облигаций и основных валют? Не замечали ли

вы, что эти приказы действительно движут рынком?

Такое возможно, но я никогда специально не давлю на рынок.

Кстати, о давлении. Нередко слышишь истории о том, как очень крупные трейдеры пытаются

толкнуть рынок вверх или вниз. Им это удается?

Я бы так не сказал. Это возможно лишь в краткосрочном плане, и в итоге ведет к серьезным

ошибкам, которые обычно проявляются в пренебрежении собственными движущими силами рынка, в их недооценке как в фундаментальном, так и в техническом плане. Те из моих знакомых

трейдеров, что переоценили себя и пытались давить на рынок, кончали чрезмерной торговлей и

разорением.

Вы не могли бы привести пример, не называя имен?

Свежий пример — одна британская торговая компания, которая столкнулась с серьезными

неприятностями, после того как она попыталась манипулировать рынком сырой нефти. Сначала ей

это удалось, но потом контроль над рынком был утрачен и цены на сырую нефть упали на 4 долл.

Каков был конечный итог?

Компания потеряла около 40 миллионов долл. и попала в трудное положение.

Вероятно, вы сейчас управляете большими деньгами, чем любой другой фьючерсный трейдер в

мире. Как вы справляетесь с эмоциональным стрессом, когда попадаете в полосу неудач?

Эмоциональное бремя торговли очень велико: ведь в любой день я могу потерять миллионы. Если

относить такие потери на свой счет, то торговать станет невозможно.

Значит, потери вас больше вообще не волнуют?

Единственное, что меня лично задевает, — это плохое управление капиталом. Время от времени у

меня случаются достаточно крупные проигрыши. Но я никогда не страдаю от самого процесса

потерь, пока они проистекают из здравой торговой тактики. И наоборот: меня пугают такие

ситуации, как, например, ликвидация короткой стороны июльско-ноябрьского спрэда по соевым

бобам. Я тогда многому научился по части управления риском. Потеря денег как элемент процесса, когда сегодня выиграл, а завтра проиграл, меня не волнует.

У вас были убыточные годы?

Да. В 1981 году я потерял около 16 процентов капитала.

Что послужило причиной — ваши ошибки или непредсказуемость рынка?

Одно сплелось с другим. Главное заключалось в том, что это был мой первый опыт торговли на

крупном медвежьем товарном рынке, а медвежьи рынки отличаются от бычьих.

Вы оптимистично полагали, что рынки движутся только вверх?

Нет. Я не учел свойство медвежьего рынка резко падать, а затем быстро восстанавливаться. Я всё

время опаздывал с продажей, после чего выходил из рынка по стоп-приказу при движении, которое

впоследствии оказывалось частью широкой модели застоя. Для открытия позиций на медвежьем

рынке надо ловить моменты резких корректирующих подъемов.

Какие еще ошибки вы сделали в тот год?

Я плохо управлял капиталом. У меня было слишком много скоррелированных сделок.

Этот год поколебал вашу уверенность в себе? И тогда вы вернулись к графикам и схемам?

Да, вернулся — и разработал множество систем управления риском. Я строго следил за корреляцией

всех моих позиций. С того времени я стал ежедневно подсчитывать суммарный торговый риск.

На каком рынке вы торгуете валютой — на межбанковском или на фьючерсном?

Только на межбанковском рынке, не считая арбитражных сделок против «IMM». [International Monetary Market — Международный валютный рынок, который контролируется Чикагской товарной

биржей и является лидером среди мировых валютных фьючерсных бирж.] Его ликвидность намного

выше, а транзакционные расходы — ниже. К тому же это круглосуточный рынок, что для нас важно, потому что мы торгуем буквально двадцать четыре часа в сутки.

Какова доля валютных операций в вашей торговле?

В среднем 50—60 процентов прибыли поступает именно от них.

Полагаю, что вы торгуете не только теми пятью валютами, которые сейчас наиболее активны на

«IMM»?

Мы торгуем любой валютой, если она высоколиквидна. Фактически это все европейские валюты

(включая и скандинавские), Бее основные азиатские и ближневосточные валюты. Но ключевую роль

в нашем арсенале, пожалуй, играют кросс-сделки, которые невыполнимы на «/ММ». [Кросс-сделки

— это операции с двумя зарубежными валютами. Так, покупка британского фунта и продажа

долларового эквивалента немецких марок называется кросс-сделкой.] Кросс-сделки нельзя

проводить на «/ММ», потому что там используются контракты фиксированного размера.

Но вы могли бы провести кросс-сделку и на «/ММ», уравняв денежную величину каждой позиции

подбором количества контрактов по паре валют.

Да, но всё же более верный и прямой путь — это межбанковский рынок. Например, очень

распространены такие кросс-сделки, как «немецкая марка/ британский фунт» и «немецкая

марка/японская иена».

Полагаю, что заключая сделку типа «марка/иена», вы выражаете ее в долларах, а не в какой-либо из

этих двух валют.

Совершенно верно. Нужно просто сказать: покупаю марки на 100 [миллионов] долларов и продаю

иены на 100 [миллионов] долларов. На межбанковском рынке доллар служит всемирной обменной

единицей.

Неожиданные известия или обнародование данных экономической статистики, которые расходятся с

прогнозами, вызывают резкие изменения в стоимости валют. Как реагирует на это межбанковский

рынок — мягче фьючерсного? Или арбитражеры держат оба рынка в одной упряжке?

Оба рынка сильно арбитражированы. Но в такие моменты расторопный арбитражер неплохо

зарабатывает. Эти рынки действительно немного расходятся, но именно немного.

Межбанковский рынок мягче отреагирует на подобные события?

Да. Ведь что происходит на фьючерсном рынке: площадка отступает, открывая дорогу стоп-

приказам. Единственная сила, толкающая рынки обратно, — это арбитражеры, у которых есть

позиция и на межбанке.

Каково соотношение между коммерческими операциями, или хеджированием, и спекулятивными

сделками в межбанковской торговле?

Федеральная резервная система проводила исследования по этому вопросу. Цифрами сейчас не

располагаю, но могу сказать, что в своей основе межбанковский валютный рынок — хеджинговый.

Главными спекулянтами на нем являются сами банки и кучка игроков вроде меня.

Почему фьючерсный рынок не смог увеличить свою долю в мировой валютной торговле?

Рынок валютных фьючерсов неэффективен в нескольких важнейших отношениях. Во-первых, при

хеджировании обычно требуется обеспечить определенный срок и конкретную сумму в долларах.

Так, если мне нужно захеджировать 3,6 миллиона долл. на 12 апреля, я просто отдаю распоряжение

банку — и всё. На фьючерсном рынке торговля идет лишь на определенные даты и в объемах, которые кратны размеру контракта. Точного хеджирования при этом не получается.

Значит, фьючерсный рынок практически не в состоянии соревноваться с межбанковским рынком, который может подогнать хедж для любого клиента?

Конечно. К тому же все операции производятся в рамках стандартных коммерческих банковских

отношений. Очень часто это используется хеджером для того, чтобы продемонстрировать свой

капитал в виде замороженной прибыли, которая может служить основой для кредитования.

Вы не могли бы рассказать о своей методике фундаментального анализа? Как вы определяете, какой

должна быть справедливая цена на рынке?

Я априори считаю текущую цену справедливой, а затем пытаюсь представить себе, что может

изменить ее тем или иным образом.

Хороший трейдер обязан уметь предвидеть различные варианты развития событий. Я пытаюсь

вообразить себе массу различных картинок будущего и жду подтверждения какой-либо из них на

практике, проверяя все варианты поочередно. Большинство вариантов неизбежно отпадает в том

смысле, что подтверждается лишь малая часть их составляющих. Но потом один из вариантов вдруг

подтверждается на уровне девяти из десяти своих элементов. Он и становится моим видением

реальности.

Приведу такой пример. Ночь на субботу, после краха рынка акций 19 октября, я провел без сна, хотя

бессонницей никогда не страдал. Конечно, я был не единственным трейдером, кто не сомкнул тогда

глаз. Всю следующую неделю я напряженно размышлял, как события той недели скажутся на

долларе. Я прикидывал разные варианты развития событий. Один из них предполагал всеобщую

панику и финансовый конец света.

По этому варианту доллар превращается в самую безопасную политическую нишу, вследствие чего

его курс должен сильно вырасти. Так и произошло: во вторник той недели курс подскочил, поскольку многие обналичили свои средства, находившиеся в других активах. Последующие три дня

прошли в сильном смятении. А к концу недели доллар начал отступать.

Именно в ту ночь у меня сложилась целостная картина событий. Во-первых, мир охватила

сильнейшая финансовая паника. Во-вторых, Японский банк и Бундесбанк не желали предпринимать

каких-либо потенциально инфляционных мер. В-третьих, в США сохранялся крупный дефицит

торгового баланса. Все перечисленное говорило о необходимости каких-то стимулирующих

действий. В этих условиях министру финансов Бейкеру ничего не оставалось, кроме как отпустить

курс доллара. Ведь кто-то же должен сыграть стимулирующую роль — и это были США.

В результате доллар упадет, а прочие центральные банки не станут поддерживать его в ущерб

собственным интересам. Поэтому я нисколько не сомневался, что Бейкер поступит именно так.

Вы поняли это ночью пятницы, уже почти в субботу. Не поздновато ли для каких-то действий на

рынках?

Да, поздновато. Так что суббота и воскресенье прошли у меня в напряженном ожидании: я понял, что доллар может открыться намного ниже. Оставалось одно — посмотреть, как в воскресенье

вечером откроются дальневосточные рынки.

Вы активно торгуете и в нерабочие часы американских рынков?

Да. Во-первых, у меня есть мониторы везде, где я бываю: и в городе, и в загородном доме. Во-

вторых, у меня есть круглосуточные дежурные.

И им предписано немедленно предупреждать вас в случае крупных перемен?

Безусловно. Надо сказать, что по каждой валюте мы установили «сигнальные рамки». Если какой-

либо рынок выйдет за эти рамки, то дежурный обязан подать сигнал: позвонить мне.

Часто ли вам звонят среди ночи?

У меня есть трейдер-помощник, которому в шутку разрешено будить меня не чаще двух раз в год.

Но если говорить серьезно, то такая необходимость возникает довольно редко. Я всегда в курсе

происходящего на рынках. У меня дома есть всё необходимое оборудование, в том числе торговые

мониторы и линии прямой связи. К тому же в обязанности моего помощника входит постоянное

дежурство на телефоне. За ночь ему звонят раза три-четыре.

Вы хотите сказать, что на ночь перепоручаете ему принятие решений?

Не менее раза в неделю мы составляем сценарий развития каждого валютного рынка. Мы намечаем

возможные коридоры движения каждой валюты и меры на случай прорыва этих коридоров.

То есть если рынок данной валюты достигает 135, то ваш помощник знает, что...

...что надо делать — покупать или продавать. Такие решения у нас заготовлены заранее. Но моим

помощникам приказано звонить мне в случае отставки премьер-министра, крупного неожиданного

изменения курса валюты или других событий, которые идут вразрез с нашим текущим сценарием.

Случается ли вам торговать до глубокой ночи?

Да. Довольно часто.

Но вы же не можете торговать круглосуточно. Как вы распределяете свое время между работой и

личной жизнью?

Обычно я стараюсь ограничивать торговлю интервалом с восьми утра до шести-семи часов вечера.

Но дальневосточный район имеет особую важность, так что когда его валютные рынки очень

активны, я торгую на них с самого открытия — с восьми часов вечера. Утренняя торговая сессия на

Токийской бирже длится до двенадцати ночи. Если же рынки приходят в быстрое движение, то я

ложусь спать только часа на два и встаю к открытию очередного рынка. Всё это так увлекает, так

волнует!

Вы видите, как волна перекатывается из страны в страну?

Ну конечно! Ведь если ты по-настоящему увлечен, то сидишь у монитора, как на привязи. Движение

цен меняется: оно приобретает размах и резкость. Я связан с каждым из этих рынков по всему миру

и нахожусь в курсе происходящего там. Это невероятно захватывающая игра. Всё время появляются

новые возможности. Если на минуту исключить фактор собственно торговли, то окажется, что я

занимаюсь всем этим, потому что меня очень увлекает анализ мировых политических и

экономических событий.

Вы говорите об этом как о некой нескончаемой игре, а не как о работе. Вы действительно так

считаете?

Я не ощущаю, что это работа, — разве только когда проигрываю: вот тогда — да, работа. [Он смеется.]

Для меня анализ рынка — это нечто вроде огромной многомерной шахматной доски. Удовольствие

от игры на ней — чисто интеллектуальное. Попробуйте, например, определить, какие проблемы

стоят перед министром финансов Новой Зеландии и как он попытается их решить. Для многих всё

это — экзотика, доведенная до абсурда. Но для меня — ничуть. Ведь есть реальный управляющий

маленькой страны, а у него — действительно масса проблем. Ему нужно решить, как справиться с

Австралией, США и профсоюзами, которые ему сильно досаждают. Моя задача — решить эту

головоломку параллельно с ним, вычислить его ближайшие действия и те их последствия, о которых

он сам или рынок еще не догадываются. Для меня это — уже само по себе огромное удовольствие.

Наблюдая за мировыми рынками во всем их разнообразии, вы, как известно, прочитываете горы

экономической литературы. Обращаетесь ли вы и к рыночным бюллетеням?

Я ежедневно получаю «отчеты гуру».

Кто входит в их число?

Все авторы бюллетеней, у которых много подписчиков. Это Пректер, Цвейг, Дэйвис, Элайдес и

другие.

Используете ли вы отчеты гуру как критерий противоположного мнения?

Я стараюсь не умничать, потому что при крупных ценовых ходах прогнозы гуру сбываются хотя бы

на отдельных этапах. Чего я действительно ищу, так это консенсуса в оценках, который не

подтверждается рынком. Мне приятно знать, что масса людей готова совершить ошибку.

Предположим, что во время консолидации большинство гуру предсказывают бычью тенденцию, которая не поддерживается рынком (т.е. он не идет вверх), а у вас есть определенные

фундаментальные основания для медвежьего прогноза. Укрепит ли такое расхождение вашу

уверенность в сделке?

Да. И очень сильно.

Не считаете ли вы, что можно выигрывать, просто следуя советам гуру?

Пожалуй, да. Хотя мне кажется, что для выигрыша нужно всё-таки верить в сделку. А это очень

нелегко, если следуешь не собственному, а чужому мнению. Конечно, есть и действительно хорошие

гуру. На рынке акций, например, меня радует Марти Цвейг. Он превосходно контролирует риск. В

отличие от некоторых своих коллег он не считает, будто предсказывает события, он просто

наблюдает за ними и делает рациональные ставки.

Вы упомянули два необходимых элемента — контроль над риском и уверенность в заключаемой

сделке. Каков обычный риск ваших сделок?

Во-первых, я строго слежу за тем, чтобы в единичной сделке он не превосходил одного процента от

размера моего портфеля. Во-вторых, чтобы уменьшить общий риск портфеля, я анализирую

корреляцию сделок. Мы проводим ежедневный компьютерный анализ, чтобы выявить

скоррелированность наших позиций. Я на горьком опыте убедился в том, что недооценка

взаимосвязанности позиций — это источник многих наиболее серьезных торговых проблем. Так, восемь позиций с высокой корреляцией — это, по сути, одна позиция восьмикратного размера.

Значит, имея бычий прогноз и по немецкой марке, и по швейцарскому франку, вы выбираете из них

что-то одно и размещаете там всю свою длинную позицию?

Именно так. Но еще продуктивнее сочетать длинную позицию на одном рынке с короткой позицией

на родственном рынке. Сейчас, например, имея по совокупности нетто короткую позицию по

доллару, я держу длинную позицию по иене и короткую по немецкой марке. Вся моя торговля

строится таким образом, что если у меня есть длинная позиция на каком-то одном рынке, то, скорее

всего, будет и короткая — на другом.

Верно ли, что кросс-курсы, например немецкой марки к японской иене, меняются медленнее, чем

курсы самих валют по отдельности?

Не всегда. Например, некоторое время кросс-курс британского фунта к немецкой марке находился в

области застоя между 2,96 и 3,00, которая длилась уже год. Но месяц назад он всё же прорвал эту

зону. В день прорыва кросс-курс почти 20-кратно превысил верхнюю границу прежнего диапазона.

Английский банк продолжал защищать фунт, но в конце концов сдался. Как только кросс-курс

превысил отметку 3,01, сделок больше не заключалось. Практически их не было вплоть до

достижения уровня 3,0350 — то есть рынок продвинулся фактически на целый процент без торгов.

А это не характерно для межбанковского рынка?

Весьма не характерно. Это означало, что в центре всеобщего внимания был уровень 3,00. Как только

стало ясно, что Английский банк не собирается вмешиваться, желающих продавать не оказалось.

Такой прорыв — мощный и быстрый — намного надежнее обычного?

Да. Намного.

Даже несмотря на то, что при этом ваши приказы исполняются хуже?

Хуже некуда. Но чем хуже исполнение, тем лучше результаты торговли. В данном случае после

торговли в течение около двух часов в диапазоне 3,04— 3,02 курс поднялся сразу до 3,11.

Не считаете ли вы, что валютный рынок благоприятнее в кросс-курсах, а не в нетто коротких или

длинных позициях против доллара?

Это верно. Ведь за кросс-курсами следят немногие. Общее правило таково: чем меньше внимания

привлекает сделка — тем лучше.

Ваш торговый стиль синтезирует в себе и фундаментальные, и технические методы. А если бы вас

изолировали и предоставили на выбор либо только всю необходимую вам фундаментальную

информацию, либо только графики и другие технические данные? Что бы вы предпочли?

Ставить вопрос так — это всё равно, что предложить врачу лечить пациента с помощью либо только

диагностики, либо только по мониторингу его состояния. А нужно и то и другое. Но если говорить о

значимости, то сейчас важнее фундаментальные данные. В 70-е годы было намного легче

выигрывать на основе только технического анализа. Тогда было гораздо меньше ложных прорывов.

Теперь же все вооружились графиками, и действует масса технических торговых систем. На мой

взгляд, эта перемена осложнила работу технически ориентированных трейдеров.

Но увеличение объема торговли с помощью систем, следующих за тенденцией, и схожесть

принципов действия большинства из них могут привести в итоге к их самоликвидации как метода.

Вы так не считаете?

Да, вы правы. Единственное, что может спасти такие технические системы, — это период высокой

инфляции: тогда снова заработают простые методики следования за тенденцией. Однако для меня

бесспорно, что при устойчивых и умеренных темпах инфляции технические торговые системы

похоронят друг друга.

Перейдем теперь к рынку акций. Отличается ли, по-вашему, его поведение от прочих рынков? Если

да, то чем?

У рынка акций гораздо больше краткосрочных контртенденций. После подъема ему всегда нужно

опуститься. Движение товарных рынков стимулируют спрос и предложение физических товаров; в

случае действительного дефицита цены обычно продолжают расти.

Рынок индекса акций намного подвижнее. Существуют ли для него какие-то эффективные

технические методы?

Не исключено, но эти методы постоянно изменяются. По моим наблюдениям, системы принятия

решений, ориентированные на долгосрочную перспективу, улавливают более крупные ходы рынка

акций, но тогда приходится использовать сильно удаленные стоп-приказы.

Значит, отсеять шумы можно только на очень долгосрочных сделках?

Гораздо долгосрочнее тех, что по силам большинству трейдеров: при данной тактике от них

требуется выдерживать крупные коррекции. В качестве альтернативы могу привести метод одного

из моих знакомых трейдеров, успешно работающего с индексами акций. Он пытается определить, как рынок акций может навредить большинству трейдеров. Похоже, его метод срабатывает.

На какие количественные показатели он опирается?

Он отслеживает психологические индикаторы рынка, но в основном опирается на интуицию.

Некоторые эксперты обвинили в октябрьском крахе 1987 года программную торговлю. Что вы на это

скажете?

Я бы назвал две причины. Во-первых, из-за запредельно высоких цен сильно возросли шансы спада.

Сам он был инициирован ростом процентных ставок и прочими фундаментальными факторами. Во-

вторых, падение было усилено мощными продажами со стороны пенсионных фондов,

осуществлявших так называемое страхование портфеля.

Вы имеете в виду именно страхование портфеля, а не программную торговлю арбитражного типа?

[Страхование портфеля — это снижение портфельного риска путем систематической продажи

фьючерсов на индексы акций при падении цен и путем закрытия этих коротких позиций при росте

цен на акции. Программной торговлей обычно называется покупка и продажа фьючерсов на индекс

акций против встречной позиции в наборе акций, когда цены на то и другое рассогласовываются.]

Да. Можно сказать, что арбитраж усугубил проблему, а не способствовал ее решению: без

программной торговли, возможно, не возникло бы и страхование портфеля.

Значит, винить арбитражеров за спад на рынке можно лишь в той мере, в какой он вызван

страхованием портфеля?

Да. Прочтите бюллетень Брейди — и вы убедитесь, что портфельные страхователи за считанные

часы выбросили на рынок миллиарды долларов продаж. Проглотить их он не смог. Страхование

портфеля — страшная идея, такое страхование — одно название. Фактически это было не что иное, как массовое срабатывание защитных стоп-приказов. Не будь продаж страхования портфеля, рынок

всё равно бы рухнул. Но ничего, похожего на обвал в 500 пунктов, не произошло бы.

Не думаете ли вы, что выдающиеся трейдеры обладают особым даром?

В каком-то смысле это так. Поскольку торговля — это игра с нулевым исходом, то, по определению, супертрейдерами могут стать лишь единицы.

Какова доля таланта и труда в торговом успехе?

Без упорного труда стать хорошим трейдером практически нереально.

Разве нет таких трейдеров, которые держатся лишь за счет природной одаренности?

Есть, но их век недолог. История знает массу рыночных звезд-однолеток. Есть немало таких, кому

интуиция подсказала, что, допустим, цена на сахар достигнет 40 центов или что спрэды по меди

резко возрастут, — и это, одно-единственное, сильное предчувствие сбылось. Кстати, недавно я

узнал, что в этом году один трейдер заработал 27 миллионов долл. на торговле спрэдами по меди, а

потом почти всё проиграл.

Какой совет вы бы дали начинающим трейдерам?

Во-первых, я бы напомнил, что управление риском — это самое главное, чем нужно овладеть.

Сокращайте, сокращайте и еще раз сокращайте размер позиции — вот мой второй совет. Какой бы

размер вы ни выбрали — урежьте его хотя бы наполовину. По опыту работы с новичками я знаю, что они торгуют в 3—5 раз мощнее, чем следовало бы. Вместо положенных 1—2% риска на сделку

они рискуют 5—10%.

Какие еще ошибки, помимо чрезмерной торговли, обычно допускают новички?

Они склонны персонифицировать рынок. Они видят в нем личного врага. Меж тем рынок абсолютно

бездушен, ему безразлично, выигрывает кто-то или проигрывает. Говоря «хочу» или «надеюсь», трейдер скатывается к деструктивному мышлению, ибо это уводит его от диагностического

процесса.

В беседе с Ковнером меня поразила чрезвычайная комплексность и масштабность его анализа. До

сих пор не могу понять, как он находит время для того, чтобы следить за экономическим

положением сразу многих стран и проводить сложный анализ по каждой из них, не говоря уже о

сведении результатов в единую картину. Ясно, что рядовому трейдеру вряд ли овладеть его

уникальным синтезом фундаментального и технического анализа в мировом масштабе. Тем не менее

ключевые элементы торговой методологии Ковнера имеют прямое отношение и к более

приземленным трейдерам.

Ковнер указывает, что управление риском — ключ к успешной торговле; лично он всегда определяет

точку выхода из рынка до того, как войти в него. Он также подчеркивает, что следует оценивать

риск применительно к портфелю в целом, а не для каждой составляющей его сделки по отдельности.

Это крайне необходимо, когда держишь сильно скоррелированные позиции, поскольку общий

портфельный риск может оказаться гораздо выше, чем кажется.

Одно особенно поразившее меня утверждение Ковнера касается его подхода к размещению стоп-

приказов: «Я размещаю стоп-приказы на уровне, который достаточно отдален или труднодоступен».

Таким образом Ковнер максимально увеличивает шансы уберечь правильную позицию от закрытия

по стоп-приказу, не отступая от жесткой дисциплины управления капиталом. Данный подход

основан на следующем принципе: закладываться на максимальный расчетный денежный риск в

сделке из меньшего числа контрактов и одновременно использовать удаленный стоп-приказ. Это

прямо противоположно тому, что делает обычный трейдер, который старается ограничить потери на

контракт, но торгует их максимальным количеством. В результате многие хорошие сделки обычно

завершаются по стоп-приказу еще до того, как рынок пойдет в ожидаемом направлении. Вывод

таков: размещать стоп-приказы на том уровне, который в случае его достижения четко укажет на

ошибочность самой сделки, а не так, как это диктуется максимально допустимой для трейдера

денежной потерей на контракт. Если обоснованный уровень стоп-приказа предполагает

неприемлемо большие потери на контракт, то следует торговать меньшим количеством контрактов.

Свою самую серьезную торговую ошибку («провальную сделку», по его собственному выражению) Ковнер совершил под влиянием минутного порыва. По собственному опыту знаю, что, вероятно, нет

более неудачных сделок, чем импульсивные (не путать с интуитивными). Выбрав стратегию, трейдер — независимо от используемого подхода — должен твердо придерживаться плана игры и

избегать импульсивных торговых решений (например, вступать в незапланированную сделку просто

по совету приятеля или при неблагоприятном ходе рынка ликвидировать позицию раньше

расчетного уровня стоп-приказа).

И последнее: говоря о хорошем трейдере как о «сильном, независимом и очень упрямом человеке», Брюс Ковнер добавляет, что у удачливого трейдера есть еще две важные черты — это

дисциплинированность, а также готовность оказаться неправым и признать это.

Ричард Денис.

Легенда уходит со сцены

Ричард Деннис увлекся торговлей на товарных рынках в конце 1960-х, когда его заработок состоял

лишь из минимального оклада посыльного на биржевой площадке. Летом 1970 года он решил

проявить себя в торговле за свой счет и, одолжив у родственников 1600 долл., купил место на

Центральноамериканской бирже.

Эта биржа, или «Mid Am», как ее называют, относится, так сказать, к низшей биржевой лиге, поскольку на ней торгуют малыми версиями контрактов, обращающихся на крупных биржах. К

«Mid Am» обычно тяготеют мелкие хеджеры и спекулянты, для которых единичный контракт

обычного размера оказывается слишком большой позицией. Денниса, как новичка с малым

рисковым капиталом, это вполне устраивало — он мог позволить себе приобрести место только на

этой бирже.

Место на бирже обошлось Деннису в 1200 долл., оставив ему для торговли какие-то жалкие 400

долл. Каким бы невероятным это ни казалось, но в итоге он превратил эти гроши в целое состояние, которое по некоторым оценкам приближается к 200 миллионам долл. Говорят, что его отец

отреагировал на это фразой, которая наверняка может послужить одним из величайших образцов

сдержанности всех времен и народов: «Пожалуй, Ричи и впрямь неплохо раскрутил эти четыре

сотни!»

Несмотря на исключительный успех, сопутствующий Деннису долгие годы, ему довелось пережить

и несколько серьезных поражений. Одно из них пришлось как раз на время нашего интервью. За

период с конца 1987 по начало 1988 года потери нескольких общественных фондов под его

управлением оказались настолько велики, что привели к прекращению торговли по сигналу 50-

процентного отсечения потерь. Такая же судьба постигла и его собственный счет, о чем Деннис

сообщил в письме своим инвесторам: «Эти результаты соразмерны моим собственным огромным

потерям».

Пожалуй, одним из наиболее впечатляющих качеств Денниса как трейдера является его способность

стоически переносить трудные времена. Очевидно, он научился воспринимать крупные спонтанные

потери как часть игры. В такие периоды он сохранял непоколебимую уверенность в себе, ибо твердо

верил, что если он будет строго придерживаться своей базовой торговой стратегии, то в конце

концов возьмет реванш. Не будь я в курсе происходящего, то, судя по настроению и уверенности

моего собеседника, скорее заключил бы, что он только что весьма неплохо заработал, а не проиграл.

Каким бы ни был стереотипный образ мультимиллионера, Деннис не укладывается в него.

Экономный стиль его жизни стал настоящей легендой. Фактически единственное, в чем он

действительно экстравагантен, так это в своих масштабных пожертвованиях на политические и

благотворительные цели. Его политические взгляды тоже не соответствуют расхожему образу

богатея. Деннис является основателем Рузвельтовского Центра Американских Политических

Исследований — этого бродильного котла либеральной мысли и выступает в поддержку идеи более

высокого налогообложения богатых американцев. В последнее время он играет все более активную

роль в политической жизни, поддерживая многих либеральных кандидатов. Однако в отличие от

торговли соотношение его политических побед и поражений несколько разочаровывает. На

президентских выборах 1988 года Деннис был сопредседателем национального движения за

избрание Бэббита.

В списке кандидатов на интервью для этой книги имя Денниса занимало важное место. Ведь он

является величайшей биржевой легендой нашего времени — трейдером, которого многие другие

герои этой книги называют «птицей более высокого полета»!

Организацию нашей встречи я обговаривал с одним из его помощников. Выслушав мои

предложения, тот обещал доложить Деннису, а потом известить меня о результатах. Примерно через

неделю он позвонил и сказал, что Деннис готов побеседовать со мной приблизительно через месяц в

течение ровно одного часа. Я стал объяснять, что приеду в Чикаго главным образом ради интервью с

ним и для обсуждения всех основных вопросов одного часа вряд ли хватит. Суть ответа сводилась к

тому, что большего времени выделено не будет, а подтекст предполагал: «не хочешь — как хочешь».

И я согласился, надеясь, что если интервью пройдет хорошо, то я получу чуть больше времени.

Я прибыл минут на пять раньше назначенного времени, и меня сразу проводили в большой, но

подчеркнуто скромный кабинет. Деннис явился точно в срок и после вежливого рукопожатия занял

свое место за рабочим столом. Он заранее извинился за то, что в ходе беседы будет поглядывать на

котировочный экран, объяснив, что сможет не отвлекаться от интервью, и даст мне знать, когда ему

понадобится отдать какие-либо приказы. Обладая собственным опытом торговли (хотя и бесконечно

меньшего масштаба), я выразил свое понимание.

В начале интервью чувствовалась некоторая обоюдная неловкость. Я почти физически ощущал

тиканье часов, отсчитывающих остаток отведенного мне времени. В случае Денниса причиной, думаю, была его природная осторожность, по крайней мере в том, что касается первого знакомства.

Минут через пять-десять напряжение спало, обстановка разрядилась и разговор приобрел плавный

характер.

Через сорок пять минут беседы мне показалось, что все идет настолько хорошо, что Деннис продлит

нашу беседу сверх отведенного мне часа. Но, когда до конца оставалось ровно 10 минут, мои

иллюзии рассеялись. «В моем распоряжении осталось еще около 10 минут, — напомнил он. — Так

что если у вас есть еще что-то важное, то, наверное, нужно перейти к этому прямо сейчас». Я

перебрал карточки с темами, пытаясь с ходу отобрать какие-то ключевые вопросы, которых я еще не

коснулся. Ровно через шестьдесят минут Деннис заявил: «Благодарю вас, мое время истекло».

Круг вопросов, который я не затронул, относился к политической стороне карьеры Денниса. Эти

вопросы касались слушаний в Сенате по делу о манипуляциях на рынке соевых бобов, чем якобы

занимался Деннис, его Рузвельтовского института, политических деятелей, с которыми он был

знаком. При всей своей занимательности эти вопросы не имели отношения к основной теме книги.

Поэтому в первую очередь я отобрал то, что было связано с торговлей, оставив политику на потом.

Под конец интервью я, как бы спохватившись, разыграл свою последнюю карту: «Мы еще даже не

затронули политическую сторону». — «А это никому не интересно» — заключил Деннис и, вежливо

попрощавшись, вышел из кабинета.

Примерно через шесть недель я попросил Денниса о продолжении интервью и получил его согласие.

Та часть интервью, где обсуждаются проблемы дефицита бюджета и крупные потери общественных

фондов, управляемых Деннисом, записана во время второй встречи.

Месяц спустя после нашего последнего разговора Деннис объявил, что он оставляет торговлю, чтобы полностью заняться политикой. Неужели он никогда больше не выйдет на рынок? Возможно, так и будет, но биться об заклад я бы не стал.

Как вы приобщились к торговле на товарных рынках?

После окончания института я на лето устроился на биржевую площадку, где немного пообтерся в

торговой среде. Получая 40 долл. в неделю (такой была минимальная заработная плита в стране) я

ровно столько же спускал всего за час торговли. Я не ведал, что творил. Единственным моим

преимуществом было то, что сначала у меня было очень мало денег. Я люблю повторять, что

заплатил за учебу меньше, чем стоили полученные мной знания.

Говорят, что пока вам не исполнилось двадцати одного года, на площадке находился ваш отец, а вы, стоя в стороне, руководили сделками с помощью жестов.

Это было в 1968 и 1969 годах. Мой отец был членом биржи, но слабо разбирался в торговле. Он

согласился на это только потому, что я был несовершеннолетним, но очень хотел торговать. Тот

день, когда мне исполнился двадцать один год, стал одним из счастливейших в жизни отца. «Если

честно, то я терпеть этого не могу, — признался он мне. — Я совсем ничего в этом не понимаю! Это

— твое!»

Вам мешало то, что приказы шли через вашего отца, что отодвигало вас на шаг от остальных?

Конечно. Мы постоянно проигрывали.

Но много потерять вы не могли, поскольку торговали очень скромно.

За тот период я потерял, наверное, пару тысяч долларов.

Тем не менее этот период вы считаете плодотворным из-за полученных уроков, не так ли?

Именно так. Оглядываясь назад, я бы поделился с начинающими трейдерами такой, возможно, не

очень обнадеживающей мыслью: вначале трейдер должен как можно больше ошибаться, чтобы не

совершать ошибок в будущем.

Потому что так это обойдется дешевле?

Верно. И не нужно слишком удивляться, если придется по-настоящему туго.

Знаете ли вы трейдеров, чей ранний успех оказался для них гибельным?

Я наблюдал множество подобных случаев. Есть масса людей, которые так же внушаемы, как утки.

Когда они еще достаточно молоды, им можно внушить, что военный корабль — это их мама-утка.

Для многих трейдеров важно не то, была ли их первая сделка удачной или нет, а то, с какой стороны

получена первая крупная прибыль: с длинной или с короткой. Такие люди часто становятся

предвзятыми быками или медведями, что очень плохо. Обе стороны должны быть одинаково

хороши. Ни одна из них не может иметь каких-то психологических преимуществ перед другой.

Иначе торговля пойдет наперекосяк.

Думаю, что именно это и произошло в 1973 году со многими трейдерами во время взлета бычьего

рынка соевых бобов. Даже если они сами не торговали, а лишь наблюдали рыночный психоз и

видели горстку людей, заработавших кучу денег, то все равно оказались под гипнозом.

Вы имеете в виду, что из-за этого многие стали склонны к бычьей ориентации?

Да.

На чем основывалась ваша вера в успех, когда вы впервые начали торговать на «Mid Am» с такой

малой ставки? Ведь всего одна ошибка — и игра окончена.

Ну, это не так. Преимущество «Mid Am» состояло в том, что на ней торговали мини-контрактами.

Кое в чем я ошибся, но не во всем. Не стану утверждать, что у меня была какая-то вера. Просто у

меня было то же самое, что и у многих других, приходящих в этот бизнес: потребность добиться

успеха. Я имею в виду, что мы ставили исключительно на удачу, тогда как реальных шансов было

больше у обратного исхода. В этом нет никаких сомнений.

У большинства трейдеров первый год бывает неудачным. Что вы делали не так, как они?

Я многое делал правильно, благодаря чему оставался на плаву даже при столь малой капитализации.

Мне посчастливилось перескакивать с одной верной позиции по кукурузе на другую вплоть до

гибели урожая 1970 года.

Это было везение или предвидение?

Думаю, что в этом было больше предвидения. У меня тогда были очень смутные понятия о рынке, его оценке и стратегии торговли. Но то немногое, что я усвоил, было правильным, как, например, необходимость следовать за тенденцией.

Однажды в пятницу все рынки зерна закрылись на своих годовых максимумах. Я считал, и по-

прежнему считаю, что нужно следовать за тенденцией, и чем она сильней, тем лучше. Помню, я

тогда начал сделку на закрытии рынка, купив по паре мини-контрактов в кукурузе, пшенице и бобах.

В понедельник утром все они открылись на своих верхних пределах из-за новости о гибели урожая

зерновых.

Конечно, этого вполне могло не произойти и тогда я бы проиграл. Мне потребовалось бы гораздо

дольше добираться до 2000 долл., которые по сравнению с 400 долл. были просто кучей денег. И все

же я играл не наугад, как в «орла или решку». Я делал то, что должно было оправдаться в итоге: следовал за тенденцией.

Вы считаете эту конкретную модель рынка — очень сильное закрытие в пятницу — полезным

индикатором поведения цены на следующей неделе?

Да. По меньшей мере, в пятницу следует избегать убыточной короткой позиции, если рынок

закрывается на максимуме, и длинной позиции, если он закрывается на минимуме.

Удивительно, что, несмотря на выигрыш на старте, вы пошли в аспирантуру.

Я записался в аспирантуру еще до лета 1970 года, когда начал торговать на площадке. Торговле

отводилось только лето, но эти три месяца и заработанные 3000 долл. произвели на меня сильное

впечатление. Я отправился в Ту-лейн в Новом Орлеане, но продержался там всего неделю. Я

заключал сделки, звоня в Чикаго по телефону, и использовал для этого четвертаки, предназначенные

для стиральных автоматов. Истратив все четвертаки и не имея ничего, кроме грязного белья, я был

вынужден вернуться в Чикаго — другого выбора у меня не было.

С тех пор вы стали профессиональным товарным трейдером?

Да.

Какие сделки запомнились вам как наиболее драматичные или волнующие?

Такая сделка была у меня на первом году торговли. Я только что ушел из аспирантуры, чтобы

заняться торговлей. Однажды я сыграл особенно плохо и потерял около 300 долл. Поскольку у меня

было всего около 3000 долл., это было очень большой потерей, что вывело меня из равновесия.

Далее я усугубил эту ошибку, обратив свою исходную позицию, и вновь проиграл. В довершение

всего, я опять вернулся к исходной позиции и проиграл в третий раз. К концу дня я потерял 1000

долл., или треть всего своего капитала.

С тех пор я усвоил, что в случае дестабилизирующего проигрыша следует выйти из рынка, пойти

домой вздремнуть и заняться чем-нибудь другим, лишь бы сделать небольшой перерыв между этим

проигрышем и своим следующим решением. Оказавшись на краю пропасти — отойди от него. Глядя

назад, я понимаю, что будь у меня правило отсечения потерь, то такого кошмара со мной бы не

произошло.

Можно ли в ретроспективе назвать эту сделку одной из ваших лучших, поскольку она оказала на вас

такое гипнотическое воздействие, что вы больше никогда не совершали ошибки подобного

масштаба, считая в процентах?

Совершенно верно. Я научился избегать искушения отыгрываться, пытаясь догнать сильное

движение или удваивая позиции. Кроме того, я уяснил, что потери определенной величины влияют

на наши суждения, поэтому между проигрышем и следующей сделкой необходимо делать перерыв.

Полагаю, что отсюда можно было бы сделать такой вывод: если ситуация развивается не в вашу

пользу, то не стоит переламывать ее силой.

Верно. Сделав все возможное, вы должны далее просто минимизировать потери и постараться

сохранить капитал для тех редких случаев, когда можно много заработать за очень короткое время.

Чего никак нельзя допустить — так это выбросить капитал на субоптимальных сделках. Иначе уже

не хватит сил для торговли, когда подвернется стоящая позиция. Даже если вы откроете эту

позицию, то она будет сравнительно невелика, потому что капитал уже растрачен на других сделках.

Рынок соевых бобов 1973 года стал вашим первым действительно крупным рынком?

Я заработал на этом рынке достаточно много, благодаря чему на следующий год перешел на биржу

Чикагской торговой палаты. Эти деньги были получены не только на длинных позициях по соевым

бобам. Ведь я же был биржевым трейдером, а они помногу торгуют и так и эдак. Рынки были очень

хороши благодаря прекрасному потоку торговых приказов. Это время как нельзя лучше подходило

для торговли на площадке.

Значит, улавливание тенденции было не самым главным. Более важную роль играло успешное

скальпирование рынка.

Кроме того, очень многие торговали из ряда вон плохо — лишь бы взять прибыль. Они выходили из

рынка, даже если он был блокирован на верхнем ценовом пределе и на следующий день почти

наверняка должен был подняться выше. Они не могли устоять перед прибылью, которая просто жгла

их карманы. Я старался входить в рынок, когда они выходили из него.

Похоже, это была легкая добыча.

Не обошлось и без некоторого риска. Однако у тех, кто был расположен следовать за сильной

тенденцией, все получалось. Конкуренты предоставляли такую возможность.

Увеличивая ваши шансы опередить их на следующий день?

Нельзя забывать о том, что некоторые рынки двигались на верхних ценовых пределах по десять дней

подряд. А большинство трейдеров считало, что даже четыре или пять дней подряд на верхнем

пределе — это невозможно.

Если рынок трижды подряд поднимается до верхнего предела, то в какой-то момент он может

открыться на нижнем пределе. Как вы определите или почувствуете, когда нельзя открывать

длинную позицию на верхнем пределе?

Это просто дело случая. Предсказать исход очень сложно, но иногда чувствуешь, что шансы в твою

пользу, когда покупаешь на верхнем пределе.

Столько лет проведя на бирже, вы пережили и по-настоящему плохие годы. Не так ли? Это были

какие-то конкретные рынки, где вы абсолютно просчитались, что и сделало год неудачным?

Когда у нас были плохие торговые периоды, дело было не в каком-то одном рынке. В таких случаях

почти все рынки движутся горизонтально и образуют массу ложных прорывов. Если хотя бы один из

рынков ведет себя прилично, то этого обычно достаточно, чтобы избежать неприятностей.

А был ли особенный год?

Плохим для торговли был 1978 год. Я неоправданно умножал потери из-за того, что в это время

переходил от торговли на площадке к дистанционной торговле и совершенно не понимал разницы

между ними.

То есть в 1978 году вы начали торговать из офиса?

В 1977 году я в основном торговал на площадке, а с 1978 года полностью переключился на офис.

Из-за этого ваши торговые позиции стали более долгосрочными?

По сути дела, 1978 год научил меня тому, что в офисе нужно быть более долгосрочным трейдером.

Если бы на площадке я почувствовал, что соевые бобы упадут на 3 цента, то продал бы, а в

противном случае — вышел бы из сделки. В офисе такого преимущества у вас нет, ибо вы не

чувствуете настрой площадки при размещении приказов. Кроме того, решения, которые вы

принимаете, глядя на цены на экране, качественно уступают тем, которые принимают на площадке, наблюдая за всем происходящим вокруг. На площадке есть такие индикаторы, которые вы

воспринимаете подсознательно. Вот, например, те трое всегда ошибаются на разворотах рынка. Если

все они одновременно делают одно и то же, то в голове что-то срабатывает. Мне понадобилось

много времени для того, чтобы понять, что впредь таких инструментов у меня не будет.

К чему тогда эти перемены? Ведь на площадке вы действительно хорошо работали. Зачем

переходить в офис?

Когда я начинал в 1970 году, не было фьючерсных рынков валют, процентных ставок или золота. К

1978 году такие рынки уже достаточно давно числились на табло и доказали свою

жизнеспособность. Валютный рынок появился в 1974 году, но ему понадобилось несколько лет для

того, чтобы набрать достаточный объем.

То есть вами руководило желание торговать на большем количестве рынков, чем физически было

возможно, находясь на единственной площадке?

А такой возможности пять лет назад и не было.

Насколько я знаю, вы организовали курсы обучения трейдеров. Когда это было?

Мы набрали одну группу в начале 1984 года, а вторую — в начале 1985 года. Какими были ваши

мотивы?

У меня есть партнер, с которым я дружу со старших классов школы. С ним мы ведем философские

споры любой мыслимой направленности. Однажды мы поспорили, можно ли мастерство успешного

трейдера свести к набору правил — это моя точка зрения — или в нем есть что-то неописуемое, мистическое, субъективное или интуитивное. Этот спор продолжался долгое время, и я чувствовал

себя неудовлетворенным теоретической аргументацией. В конце концов я предложил: «Я знаю, как

окончательно решить наш спор. Наберем и обучим несколько человек, тогда и посмотрим, что

получится». Партнер согласился.

Это был интеллектуальный эксперимент. Мы учили трейдеров, не жалея сил. Мне казалось, что

только так можно получить достоверный результат. Я постарался систематизировать все свои знания

о рынках. Мы обучали азам теории вероятности, управления капиталом и собственно торговле. И я

оказался прав. Говорю это не ради хвастовства, а потому, что и сам удивился, как хорошо это

сработало. Настолько хорошо, что я даже испугался.

Ваша основная идея состояла в том, что можно взять почти любого достаточно умного человека и

превратить его в удачливого трейдера?

Нет. Мы отбирали тех людей, которые нам казались подходящими. Мы получили 1000 заявок, отобрали по ним сорок человек, из которых после собеседования оставили десять.

Какими качествами вы интересовались?

Мне не хотелось бы говорить об этом, поскольку скажи я, что мы искали шахматистов, и в

следующий раз они завалят нас своими резюме.

Одним из ключевых аспектов был интеллект?

Он был одной из характеристик, но не был главным аспектом. В поиске желаемого мы могли

выбирать между умными и очень умными людьми. Мы отобрали очень умных лишь потому, что

таковые были в наличии.

Вы не боялись раскрывать свои торговые секреты?

Конечно, боялся. Но я не согласен с большинством трейдеров, думающих, будто торговые стратегии

настолько неустойчивы, что перестанут работать, если о них узнают другие. Если то, что вы делаете,

— правильно, то оно будет работать, даже если общее представление об этом будет и у других

людей. Я всегда говорю, что можно было бы опубликовать торговые правила в газете и никто им не

последует. Главное — это методичность и дисциплина. Почти каждый может составить список

правил, которые на 80 процентов столь же хороши, как и те, которым обучали мы. Чего сделать

нельзя — это передать свою веру, которая позволяет держаться этих правил, даже когда дела идут

плохо.

Сколько продолжалось обучение?

Поразительно мало. В первый год мы уложились в две недели. После этого наши ученики месяц

торговали на рынке и вели дневник с объяснением причин совершения сделок. Мы хотели

проверить, насколько методично они выполняют то, чему их научили. Настоящий успех пришел на

второй год — курс обучения занял всего неделю.

Сколько было учеников?

Всего двадцать три.

Каковы были результаты?

Мы отчислили троих, у которых дело не пошло. Зато оставшиеся двадцать вышли на уровень около

100 процентов среднегодового дохода.

Обучая людей, вы раскрываете перед ними сущность своей рыночной стратегии. Разве это не

чревато созданием двадцати клонов Ричарда Денниса? Ведь результаты их торговли будут сильно

скоррелированы с вашими действиями?

Нет, эти результаты сильно различались. Своим ученикам мы постоянно повторяли: «Мы научим вас

тому, что считаем действенным, но надеемся, что вы добавите к этому собственный стиль, интуицию

и рассудительность».

Ставки какой величины используют эти трейдеры?

С годами, по мере роста зарабатываемой прибыли, ставки увеличивались. Я бы сказал, что в среднем

— это было около 2 миллионов долл. на сделку.

А с чего они начали?

Со 100000 долл. на сделку.

Говорят, что эту группу трейдеров называют «черепашками». Забавное название. Откуда оно

взялось?

Когда я решил организовать курсы подготовки трейдеров, я только что вернулся из поездки на

Дальний Восток. Рассказывая кому-то об этой программе, я сказал: «Мы собираемся воспитывать

трейдеров точно так же, как в Сингапуре разводят черепах». Я побывал на одной такой ферме, где

увидел огромный чан, в котором барахтались тысячи черепашек; для меня это стало

метафорическим обозначением воспитания трейдеров.

Насколько большую роль в торговле играет везение?

В конечном итоге нулевую. Абсолютно нулевую. Не думаю, чтобы хоть кто-то смог бы

продержаться в этом бизнесе, только потому что ему повезло на старте.

Но в отдельных сделках роль везения, очевидно, иная?

В этом-то и вся путаница. В любой отдельной сделке почти всё сводится к удаче. Это простая

статистика. Если постоянно делать нечто, что каждый раз имеет 53-процентные шансы на успех, то

через какое-то время шансы на успех вырастут до 100 процентов. Я считаю, что бессмысленно

сравнивать двух трейдеров по результатам их работы меньше чем за год. А может пройти и пара лет, прежде чем вы сможете определить, какой из трейдеров лучше.

Вы являетесь одним из немногих, кто одновременно пользуется механической системой и принимает

решения самостоятельно. Как бы вы сравнили эти два подхода?

Профессиональные трейдеры иногда могут действовать весьма разумно, но они не склонны

систематически обдумывать то, что делают. Например, большинство трейдеров, совершив

успешную сделку, не задумываются, почему она удалась. Что я сделал такого, что смог бы

применить на другом рынке или в другой раз? Они мало размышляют о процессе торговли. В

отличие от них я, как мне кажется, всегда подходил к торговле аналитически, даже еще не

разработав ни одной механической системы.

Другая крайность — трейдеры академического склада, которые углубляются в анализ, не проведя

еще ни одной сделки. Им не хватает практических знаний, необходимых для создания хорошей

торговой системы. К счастью, я начал с практики. Поэтому наши разработки более применимы к

реальности.

Не могли бы вы привести пример того, как недостаток практического опыта может повредить

разработчику систем?

Предположим, для примера, что я разрабатываю механическую систему, которая часто подает

сигналы о размещении стоп-приказов там, где они, как я знаю, бывают в избытке. На практике не

слишком разумно размещать свой стоп-приказ там, где их ставит каждый. Кроме того, у такой

системы величина проскальзываний обычно будет превосходить средний уровень. Если вы этого не

поймете и не внесете соответствующих поправок в результаты, то получите систему, которая

прекрасно выглядит на бумаге, но значительно хуже проявляет себя на практике.

Вы сказали, что до того, как заняться разработкой механических торговых систем, вы уделяли

пристальное внимание процессу торговли. Вы вели учет своих ошибок и успехов или же просто их

запоминали?

Да, я записывал и обдумывал свои наблюдения. Я размышлял обо всем, что делал.

Именно это вы посоветовали бы другим трейдерам — то есть вести учет своих ошибок и успехов?

Абсолютно верно. Торговые переживания настолько сильны, что естественно постараться забыть о

них с окончанием торгового дня. Я поступаю точно так же, когда все в порядке. Осложнения, наоборот, заставляют меня задуматься о том, что я делаю и как можно было бы сделать это лучше.

Если дела идут плохо, то трейдеру не следует зарывать голову в песок в пустой надежде, что всё

наладится само собой.

Выходит, что о рынках совсем не хочется думать именно тогда, когда это более всего необходимо.

Верно. Я непрерывно думаю о рынках, поэтому у меня такой проблемы нет.

Как вы поступаете, если ваше трейдерское чутье говорит одно, а ваши системы — другое?

Если налицо абсолютное противоречие, то я ничего не предпринимаю до тех пор, пока не смогу

разрешить этот конфликт.

Большинство ваших систем по своей конструкции ориентировано на следование за тенденцией, не

так ли?

Так.

Значит, по определению, они никогда не будут правильно позиционированы на разворотах рынка.

Но вы, как опытный трейдер, способны уловить то, что рынок склонен к развороту. Станете ли вы в

такой ситуации покупать, основываясь на своем трейдерском чутье, даже если ваша система

предлагает играть на понижение?

Вероятно, мне бы больше подошла нейтральная позиция, поскольку для меня обычно одинаково

весомы как психологический настрой рынка, так и технические аспекты следования за тенденцией.

То есть прежде чем принять решение, вам желательно дождаться появления каких-то признаков

разворота рынка?

Вероятнее всего, что я интуитивно правильно сориентирую позицию на направление тенденции и

ликвидирую позицию раньше, чем получу такой сигнал от системы, следующей за тенденцией.

А как насчет того, чтобы открыть сделку против доминирующей тенденции?

Конечно, я делал это — то есть открывался против тенденции. Но начинать сделку, что называется, на глазок, я бы не советовал.

Подобные сделки удаются хуже других?

Как правило, да. Хотя время от времени они становятся притчей во языцех, вроде моей короткой

позиции по сахару, которую я открыл на уровне 60 центов. [Всего за семь месяцев рынок сахара

рухнул с 66 центов — ноябрьской вершины 1974 года — до относительного минимума ниже 12

центов. Подвижка цены в 1 цент на контракт на этом рынке стоит 1120 долл. Крупный трейдер

уровня Денниса часто держит позиции, измеряемые несколькими тысячами контрактов.] У меня

было десять похожих случаев. Но должен откровенно признаться, что в целом сделки, проведенные

мной таким образом, не были прибыльными.

Короткая сделка по сахару — прекрасный пример. Ведь на рынке происходил невероятно резкий

подъем, и требовалось большое мужество, чтобы решиться на продажу по 60 центов. Но возьмем

обратный случай, когда был настоящий медвежий рынок по сахару и он падал до 5 центов, а все

системы, следующие за тенденцией, давали медвежий сигнал. Однако фундаментальные показатели

пребывали в переходном состоянии, и рыночная цена сахара едва превышала стоимость своей

упаковки. Разве тогда вы не сделали бы исключения?

На самом деле, я больше проиграл в таких ситуациях, потому что рынок просто вышибал меня из

игры, опустившись еще на цент. Я заработал кучу денег, продав сахар по 60 центов, но потерял

гораздо больше, играя на повышение сахара от 6 центов.

Если вы проводите такую сделку, то есть покупаете, когда потенциал движения вниз ограничен, то

вы идете до победы или в какой-то момент сдаетесь?

Тут любой сдастся. Ведь как знать, чем все закончится? Может, рынок дойдет до 2 центов, а может, и до одного.

Видимо, основная неприятность состоит в том, что вы постоянно теряете премию на отдаленных

месяцах. [На медвежьем рынке контракты с более отдаленным сроком обычно стоят дороже.

Например майский сахар может стоить 6 центов, июльский — 6,5, а октябрьский — 7. Даже при

стабильности наличных цен владелец октябрьских фьючерсов потеряет 1 цент за период с мая по

октябрь.]

Конечно. Вы вынуждены выйти из рынка на уровне 3 центов и вновь войти в него при 5 центах. А

потом он снова падает до 3.

В противном случае такая сделка не была бы столь рискованной.

Верно. Чистое заблуждение — считать какое-то направление рынка более вероятным, не имея к тому

хоть каких-то оснований. Рынок и не шевельнется, не будь для того определенной причины. В 1973

году многие трейдеры открыли короткие позиции в соевых бобах по 4 долл., считая, что бобы не

могут подняться выше 4 долл., как и в случае с сахаром, который «не мог» упасть ниже 4 центов. А

бобы не только поднялись — они взлетели на высоту 12,97 долл. всего за четыре или пять месяцев.

Есть и еще одно обстоятельство, которое представляется мне не менее важным. В этом бизнесе

нужно быть готовым к любым неожиданностям, ожидать крайностей. Следует забыть о пределах, за

которые рынку якобы не выйти. Если моя почти двадцатилетняя биржевая карьера меня чему-то и

научила, так это тому, что время от времени происходит нечто неожиданное и невозможное.

Стало быть, нельзя слишком полагаться на прецеденты?

Правильно.

Однако все ваши правила основаны прецедентах. Нет ли здесь противоречия?

Нет, поскольку надежная система, следующая за тенденцией, будет сохранять позицию, пока не

обнаружатся доказательства того, что тенденция изменилась. Если провести ретроспективный

анализ рынка соевых бобов за 1972 год, то можно было бы заключить, что после изменения цены на

50 центов лучше выходить из рынка, ибо, падая или поднимаясь, он ни разу существенно не

превосходил этого порога. Очевидно, такой вывод оказался бы ошибочным, так как рынок поднялся

еще на 8 долл. А вот надежная система, следующая за тенденцией, сохранила бы позицию в течение

большей части всего движения.

Значит, вы не склонны втискивать поведение рынка в какие-то исторические рамки?

Верно. Правильная трактовка такова: вот эта модель означает подъем, а эта — прекращение

подъема, но никогда модель не укажет вам, что рынок поднимется до определенного уровня и

ничуть больше.

Как системный трейдер вы используете такую систему, которая наилучшим образом прошла

тестирование по прошлым данным, или руководствуетесь иными факторами?

Одна из сложнейших проблем — это выбор подхода к торговле: следовать ли тому, что оптимально

для накопленной базы данных, или же руководствоваться какими-то другими соображениями. В

торговле можно осознанно опираться на что-то иное, чем оптимальный набор параметров [вариант

системы с наивысшей результативностью в прошлом], полагая, что будущее определенным образом

будет отличаться от прошлого. По определению, при любом другом наборе параметров

результативность по прошлым данным будет ниже, чем при оптимальном наборе. Но если разница в

результативности составляет только 10 процентов, то такой субоптимальный (по прошлым данным) набор вполне может лучше соответствовать поведению рынка в будущем.

Начав весьма скромно, вы стали очень крупным трейдером, особенно сегодня, когда вы управляете

внешними средствами. Влияет ли масштаб торговли на ее результативность? Труднее ли добиваться

успеха, торгуя по-крупному?

На каком-то уровне это, вероятно, так. Но до него мы еще не дошли, хоть и сильно приблизились. Я

думаю, что этот уровень примерно в три раза выше того, чем мы оперируем. Сейчас у нас имеется

около 120 миллионов долл. клиентских средств.

Другими словами, в стену вы еще не уперлись?

Верно.

Это объясняется тем, что вы используете много различных методов торговли, и поэтому у вас не

бывает такого, чтобы все ваши приказы отдавались единовременно?

Да. Нужно помнить о диверсификации. Если вы используете один метод торговли или если решения

принимаются кем-то одним, то с такими объемами уже не справиться. Но если вы задействуете

различные стратегии и несколько человек, принимающих решения, то без особых проблем можете

оперировать сотнями миллионов долл.

Можно ли сказать, что подсознательной причиной организации ваших трейдерских курсов было

стремление диверсифицировать процесс принятия решений?

Хотя мы и не думали об этом в таком ключе, но трейдерские курсы действительно помогли нам, и

мы собираемся опробовать некоторых обученных нами трейдеров в работе с клиентскими счетами.

Мешает ли вам проскальзывание? [Разница между теоретической ценой исполнения,

рекомендованной компьютером, и фактической ценой исполнения приказа.]

Нет. Мы стараемся делать реалистичные оценки, когда рассчитываем накладные расходы при

системной торговле. Кроме того, мы значительно снижаем эти расходы за счет работы с

собственными брокерами.

Как вы приходите к выводу о том, что ваша крупная позиция ошибочна? Что вам подсказывает

закрыть ее?

Если по истечении недели или двух позиция дает убыток, то вы, очевидно, ошиблись. Даже если вы

оказываетесь почти при своих по прошествии значительного времени, то вы тоже, скорее всего, не

правы.

Задаетесь ли вы максимально допустимым уровнем риска, когда начинаете сделку?

Всегда необходимо знать свой худший вариант, единственный выход из которого — постараться

скорее закрыть позицию.

Можно ли сказать, что вы, в основном, самоучка, или другие трейдеры научили вас чему-то

полезному?

Я бы назвал себя самоучкой. Поразительно, как мало у нас публикаций по вопросам торговли.

Что бы вы могли порекомендовать тем, кто интересуется торговлей?

Думаю, что книга «Воспоминания биржевого спекулянта» Эдвина Лефевра (считается

полумифологизированной биографией Джесса Ливермора — легендарного трейдера рынка акций) хорошо передает дух торговли и будет интересна читателям. Однако эта книга написана шестьдесят

пять лет назад.

Есть ли такие торговые принципы, о которых вы могли бы рассказать, не раскрывая своих секретов?

Наличие тенденции рынка — вот главное, что в конечном итоге заставляет вступать в сделки. Это

совсем простая мысль. Методичность и постоянство действий от начала до конца, пожалуй, важнее

специальных показателей, которые применяются для выявления тенденции. Какой бы метод

открытия сделки ни использовался, совершенно необходимо, чтобы при наличии крупной тенденции

он не упустил бы ее.

Тенденцию легко выявить и с помощью простой системы. Используете ли вы для этого какие-то

особенные признаки?

Не использую. Обнаружив развитие тенденции, я понимаю, что все равно придется войти в рынок.

Вопрос лишь в том, когда войти: пораньше или попозже. А это может зависеть от того, как я

оцениваю реакцию рынка на новости. Если он, как и следовало бы, идет вверх, то я поспешу купить.

Если же он идет вниз, когда должен бы идти вверх, то я подожду, пока тенденция не оформится

более четко.

Насколько одинаково поведение различных рынков? Похожи ли ценовые модели рынка бобов и

рынка облигаций или же им свойственна определенная индивидуальность?

Я могу торговать, даже не зная названия рынка.

То есть, по-вашему, модели разных рынков очень схожи?

Да. В нашем исследовании торговых систем мы отбрасывали те из них, которые не были одинаково

хороши и для рынка бобов, и для рынка облигаций.

Не считаете ли вы, что рынок акций отличается от других рынков? Или он ведет себя так же, как и

другие рынки?

Пожалуй, он стоит особняком. А почему?

Мое исследование индивидуальных акций показывает, что их ценовые колебания ближе к

случайным, нежели колебания цен на товарных рынках. Однако если направленность в движении

товарных рынков бесспорна, то случайный характер рынков акций не так очевиден и нуждается в

доказательстве.

Как вы объясняете этот феномен?

Думаю, здесь дело в недостатке фундаментальной информации по акциям, которая могла бы

упорядочить движение их цен в рамках отчетливой тенденции. Кроме того, самих акций значительно

больше, чем товаров.

Другими словами, здесь иной поток информации, нежели на товарных рынках?

Мало данных, мало фундаментальной информации. Как будто ничего и не происходит.

Техническая информация по товарным рынкам исчерпывается, в основном, показателями цены, объема и открытого интереса. А по индексам акций ее намного больше: это коэффициенты

роста/падения, разнообразные психологические показатели, соотношения различных групп акций и

так далее. Означает ли это, что обычные системы, следующие за тенденцией, изначально

оказываются в невыгодном положении из-за того, что они недостаточно используют информацию?

Я бы не назвал это невыгодным положением. По-моему, настоящее неудобство состоит в другом: цены индексов акций слишком близки к случайным и не образовывают достаточно четких

тенденций, поскольку поведение их исходных объектов — индивидуальных акций — во многом

случайно.

Как вы относитесь к недавним нападкам на программную торговлю?

Тем, кто жалуется на нее, должно быть стыдно за себя.

Вы имеете в виду недовольных из финансовых кругов?

Да. Будь они более сообразительны, то сами бы поняли бессмысленность того, на что они жалуются.

Не кажется ли вам, что программная торговля — это просто удобный «козел отпущения», на

которого возложили вину за падение рынка?

Безусловно. Жалобами на нее удобно оправдывать свою небрежную работу как перед собой, так и

перед своими клиентами. Считается, что программные трейдеры запускают руку в карман тех, кто

инвестирует в рынок акций. Это совершенно неверно. Программная торговля может при случае

слегка «подкрутить» рынок акций, но не надолго. Если из-за нее цены слишком подскочили или

упали, то это должно создавать более подходящие условия для долгосрочного инвестора.

Разумеется, это плохо для того, кто только называет себя долгосрочным инвестором, а на деле

остается просто трейдером.

Как вы справляетесь с полосой неудач?

Сокращаю позиции. Если дела действительно плохи — прекращаю торговлю и выхожу из рынка.

Не требуется ли вам иногда отвлечься от рынков на несколько дней?

Обычно мне хватает одного-двух дней. Ничего не поделаешь, передышка действительно время от

времени необходима. Здесь — как в бейсболе, когда подающему нужно хотя бы на миг

остановиться, а не бросать сходу. Так и для меня — короткая пауза, пусть и на день.

Каково наибольшее заблуждение публики в отношении рынка?

Рынкам приписывают осмысленность.

А в отношении технического анализа?

Мнение, будто технические факторы менее важны, чем фундаментальные. Есть ли аналитики, работу которых вы цените?

Таких немало. Цвейг, например, весьма неплох.

Опираетесь ли вы на рекомендации внешних аналитиков при открытии сделок?

Нет. На занятиях с будущими трейдерами я предлагал им такую гипотетическую задачу: допустим, все известные вам данные о рынках говорят «покупай». Вы звоните в операционный зал и узнаёте, что я продаю. Как вы поступите: (а) будете покупать; (б) откроете короткую позицию; (в) не

сделаете ни того, ни другого. Если в итоге кто-то так и не поймет, что правильный ответ — (а), ибо

каждый должен принимать самостоятельные решения на рынке, то, значит, он для этой учебной

программы не подходит.

Зачем вам понадобилось управлять чужим капиталом? Ведь все, что нужно, вы можете получить от

своего?

Ну, здесь есть большое преимущество. Управление капиталом предлагает потенциальный доход безо

всякого риска. В течение последнего десятилетия у меня допытывались, не устаю ли я от этого

вечного риска. Не вредит ли это моему здоровью? Не хочу ли остановиться? И я все никак не мог

понять, о чем же они говорят. Должен признаться, что теперь я осознал важность сокращения

собственного риска. Я мог бы торговать менее масштабно, получать меньше прибыли и подвергаться

меньшему риску. Но если использовать деньги клиентов, то это позволяет повысить прибыльность, сохраняя свой риск на низком уровне. Это создает более выгодные условия.

В следующем интервью Деннис изменил свое мнение по этому вопросу, возможно, из-за трудностей, связанных с крупными убытками управляемых им общественных фондов. Он решил постепенно

уйти от управления капиталом, ибо в этом деле, как он говорил, «больше беспокойства, чем оно того

стоит, и затраты не финансовые, а психологические».

Далее следуют материалы второго интервью.

Я понимаю, что следующий вопрос будет для вас не самым приятным, но всё же вынужден задать

его. Некоторые из фондов, которыми вы управляли, прекратили торговлю в 1988 году. Это

произошло автоматически по достижении критической точки отсечения потерь на уровне 50

процентов, не так ли?

На самом деле, когда мы перестали торговать, потери были все еще чуть ниже 49 процентов. Не

доходя до уровня автоматической остановки, мы ликвидировали все позиции и обратились к

инвесторам за разрешением перейти на новую, более низкую точку отсечения потерь.

Благодаря произошедшему, впредь вы стали бы действовать как-то иначе?

Я бы сократил позицию чуть быстрее, чем сделал это раньше, но торговал бы по-прежнему. Мне

как-то сказали: «Вы утверждаете, что рынки были плохими. А если бы вы сделали все наоборот, то

выиграли бы кучу денег. Разве это не означает, что рынки на самом деле были хорошими?» Я

ответил на это, что меньше всего на свете хотел бы оказаться на месте контрпартнеров по тем

сделкам. Ведь в конечном счете это способ потерять бесконечное количество денег.

Игра на понижение на рынках процентных ставок в октябре 1987 года привела к одной из ваших

крупнейших потерь. Как это получилось?

Большей частью потерь мы обязаны тому, что рынок перескочил через наш уровень закрытия

короткой позиции. Например, 20 октября наша короткая позиция по евродоллару должна была бы

закрыться по стоп-приказу при подъеме рынка на 40-50 пунктов. А он в тот день только открылся

уже на 240 пунктов выше. И мы «продули» 190 пунктов на этом скачке, избежать которого было

абсолютно невозможно.

Если рынок так сильно отходит от нормы, то вы по-прежнему сразу же выходите из него?

Конечно. Если в такой ситуации у вас есть хоть какие-то сомнения о целесообразности

наискорейшего выхода из рынка, то вам действительно грозят крупные неприятности.

Вы считаете, что ваши внезапные потери являются следствием каких-то изменений на рынках?

Трудно сказать. Единственный фактор, на который я могу объективно указать, — это тенденция к

увеличению частоты ложных прорывов.

Не кажется ли вам, что отмечающийся рост количества ложных прорывов как-то связан со

значительным распространением компьютеризованной торговли на принципах следования за

тенденцией, которое произошло за последние пять—десять лет? Может быть, дело в том, что просто

слишком многие принялись делать одно и то же, мешая друг другу?

Несомненно, это так и есть. Неким извращенным образом данное явление знаменует собой

окончательную победу технической торговли над фундаментальной. Но это «пиррова победа», ибо

она обесценивает техническую торговлю как таковую.

Вы полагаете, что мы доживем до того дня, когда системы, следующие за тенденцией, станут

неэффективными?

Придет время, когда окончательно утратят эффективность наиболее прямолинейные и

незамысловатые системы, следующие за тенденцией. Разработать хорошую систему становится все

труднее.

Смогут ли в этих условиях давать прежний эффект те методы, которыми вы пользовались раньше?

Вообще говоря, мне кажется, что при правильном взгляде на эту проблему нельзя не заметить, что

обилие на рынке массы других последователей тенденции работает в вашу пользу. Я не могу

вдаваться в подробности, ибо если мы правы, то это слишком ценная информация. Для успеха нужно

всегда на шаг опережать других.

Создается впечатление, что вы начали работать над этой проблемой задолго до ваших торговых

неудач конца 1987 года.

Верно. За последнее десятилетие отмечается прямо-таки повальное увлечение методами следования

за тенденцией. Мы уже давно обдумываем эту проблему. Половина решения — это правильная

постановка задачи. Мы затратили годы, прежде чем поняли, на какие вопросы следует искать ответ.

Когда вы, наконец, нашли удовлетворившее вас решение?

По иронии судьбы, это произошло почти в то же время, когда мы закрыли общественные фонды.

Я понимаю, что вы не можете вдаваться в подробности, но разве ваш подход к ложным прорывам не

влечет переход на более краткосрочную торговлю, которая позволяет быстрее реагировать на такие

ситуации?

Секрет состоит в том, чтобы иметь настолько кратко- или долгосрочные позиции, насколько вы

можете выдержать в зависимости от вашего торгового стиля. Среднесрочные позиции выбирает

абсолютное большинство тех, кто следует за тенденцией. Лучшая тактика — бежать от этой

середины, как от чумы.

Ваш рассказ о том, как, управляя фондом в 100 с лишним миллионов долл., вы проиграли почти 50

процентов, не считая крупных личных потерь, прозвучал подчеркнуто отстраненно. Вы

действительно относитесь к этому настолько спокойно? Разве тут можно обойтись без эмоций?

Стараюсь обходиться. Горевать по поводу результатов абсолютно контрпродуктивно. Торговые

решения нужно принимать максимально хладнокровно.

Согласен. Но как вы это делаете?

Не замыкайтесь, будьте открыты миру, ибо жизнь не сводится только к торговле. Нельзя падать

духом — для меня это значило бы потерять уверенность в том, что я делаю. Я избегаю этого, поскольку не раз замечал, что, сосредоточиваясь на краткосрочном итоге, теряешь перспективу.

Это позволяет вам избегать эмоциональных ловушек?

Да, но оборотной стороной этого у меня стала сдержанность и в проявлении восторга по поводу

успехов. Здесь нельзя играть в одни ворота. Если слишком радуешься, когда дела идут хорошо, то

обязательно будешь чрезмерно переживать, когда дела пойдут плохо. Не скажу, будто понял это на

четвертый год торговли, но, занимаясь ей двадцать лет, либо сойдешь с ума, либо научишься

подходить к ней с более широких позиций.

По прошествии двадцати лет это стало проще?

Необязательно. [Он смеется.] Становится проще смотреть на торговлю шире, но амортизаторы, которые есть у каждого, со временем изнашиваются. Трейдер напоминает боксера: время от времени

он получает от рынка хорошую взбучку и через двадцать лет начинает слегка пошатываться.

Что бы вы могли посоветовать другим трейдерам относительно того, как сохранять спокойствие в

периоды торговых потерь?

Почти то же самое, что советуют при игре в гольф. Вы можете отшвырнуть клюшку после

неудачного удара, но при следующем ударе необходимо сосредоточиться: голову — вниз, взгляд —

на мяч.

Используете ли вы долгосрочные сценарии экономического роста, инфляции и курса доллара, вырабатывая свои торговые решения?

Я держу их в голове, но во время торговли стараюсь от них абстрагироваться. Для меня торговля

сродни игре в кости, когда вы думаете, что один из исходов чуть-чуть «заряжен» в вашу пользу, ибо

знаете кое-какие статистические закономерности рынка. Долгосрочные сценарии могут оказаться

как верными, так и неверными. Но даже когда они правильны, я не уверен, что в среднем это

оказывает какое-то влияние за время реализации конкретной сделки.

Даже если вы считаете, что доллар вот-вот упадет, то это все равно не скажется на основных схемах

вашей торговли?

Пожалуй, нет. И, думаю, не должно сказываться, хотя в прошлом такое, вероятно, бывало. Самое

худшее для трейдера — упустить выигрышную ситуацию (при условии, что трейдер уже достаточно

дисциплинирован, чтобы быстро пресекать потери). Если вдуматься, то негибкая ориентация на

долгосрочную перспективу и есть то, что чаще всего ведет к такой ошибке. Например, если я

ожидаю падения доллара и поэтому не обращаю внимания на сигнал к продаже иностранной

валюты, то я рискую упустить крупную прибыль. Чем я был бы вознагражден, окажись я прав?

Избежал бы небольших потерь. Поэтому в моем торговом стиле подход к соотношению «прибыль/

риск» совсем иной.

Учитывая это разъяснение, какие новые тенденции, на ваш взгляд, как давнего знатока рынков

ожидают нашу экономику в ближайшем будущем?

Ручаюсь за рекордный уровень инфляции к концу 1990 года. [Время этого интервью — середина 1988 года.]

Что будет ее движущей силой?

Ее будут увеличивать попытки избежать глубокого спада. А причина последнего — дефицит

федерального бюджета, который образуется из-за требований инвесторов все выше и выше

поднимать реальные процентные ставки для покрытия долга. Правительство попытается избежать

спада, стимулируя экономику, то есть применяя, по сути, неэффективную тактику.

Иными словами, страх перед спадом приведет к значительным монетаристским послаблениям и, как

следствие, к инфляции?

Такова, к сожалению, республиканская точка зрения, но, думаю, она верна. Нравится вам это или

нет, но финансовые рынки находятся в руках у консерваторов. Те, кто одалживает деньги

государству и бизнесу, не «купится» на монетаристские послабления как на лекарство от спада.

Вы имеете в виду, что проблема дефицита — это просто бомба с часовым механизмом, которая в

конце концов подорвет экономику?

Совершенно верно. Нам свойственно думать, что раз сейчас нет проблемы, значит, и потом ее не

будет. Мы ожидаем плавного течения своей жизни, но развитие экономики, а тем более рынков, скорее, скачкообразное, нежели плавное.

То есть, видя, как дефицит переходит из года в год, люди думают: «Ну, не так уж всё плохо, экономика выдерживает». Но однажды все проснутся и...

Вот именно. Ведь это всё равно, что иметь термитов под фундаментом дома. Их можно не замечать, пока в один прекрасный день они не переточат опоры, и весь дом рухнет. Вряд ли можно всерьез

утешать себя тем, что ситуация, вроде бы, поддерживается сама собой.

Предположим, что вы — президент и можете влиять на ситуацию. Стала бы проблема дефицита

первым объектом ваших действий?

Безусловно. Я думаю, что для демократов, которые первыми подняли знамя кейнсианства

[поддержка правительственных программ по повышению занятости], особенно важно признать, что