Битва за Гималаи. НКВД: магия и шпионаж

Глава 27. Тридцать три несчастья

Обвал в горах начинается с одного маленького камня. Падая, он увлекает за собой целый поток — так разрушаются горы. Примерно так же происходят катастрофы. И они посыпались в 1927 году на экспедицию и на все, что с ней было связано.

Началось с того, что 6 апреля 1927 года в 11 часов утра в Пекине, находившемся под контролем войск правого китайского генерала Чжао Цзолина, произошло экстраординарное событие. Вооруженный отряд китайской полиции, поддержанный солдатами, ворвался на территорию Советского посольства— точнее, в его западную часть, где располагались квартира и служебные помещения военного атташе. Сотрудники этого учреждения были застигнуты врасплох и не успели уничтожить секретную переписку и шифровки. Многие находившиеся в тот момент на территории атташата были арестованы и избиты, а затем препровождены в неизвестном направлении.

Уже при первом обыске в руки чжао-цзолиновских полицейских попали ценнейшие материалы разведки, стенограммы закрытой Китайской комиссии, листовки и пропагандистские плакаты. Документы свидетельствовали, что войска левого генерала Фын Юйсяна действительно снабжаются оружием из СССР, поступавшим к Фыну из Монголии с секретных складов, разместившихся на территории, прилегавшей к Урге.

Многочисленные шифровки и донесения находились в советском учреждении не случайно. Согласно пункта 10 «Положения о военном атташе и службе военных работников в Китае», главе советской военной миссии «в оперативном отношении подчиняется резидентура Разведуправления в Китае, которая выполняет его задания и обслуживает в отношении информации»[215]. Свое принципиальное согласие с подчинением резидентуры Разведуправления военному атташе Ян Берзин выразил еще в начале 1926 года.

Уже в мае 1927 года тянцзинский журнал «Норт Чайна Стандарт» опубликовал на русском языке с параллельным английским переводом часть материалов, обнаруженных в апартаментах атташе. Это была лишь малая часть конфискованного. И многое остальное попало не только в сейфы китайской разведки Чжао Цзолина, но и по определенным каналам в английское посольство. Синхронно с событиями 6 апреля 1927 года, но несколькими днями спустя, английский посол в Пекине Лэмпсон (считавшийся тайным вдохновителем нападения на советского атташе) отправляет в Форин Офис сообщение о движении в сторону Тибета экспедиции Рериха и предлагает ее срочно задержать. Тайна движения каравана была раскрыта уже тогда, когда экспедиция двигалась на автомобилях по территории Монголии.

Следующий прокол случился в Урге и, возможно, был самым неприятным. В Монгольской армии, кроме советников из СССР, служили бывшие белогвардейцы. Одним из них был Нестеров — секретарь издательского отдела Военсовета. И все несчастья начались из-за него, точнее из-за его ареста. Блюмкин получил шифрограмму из Центра, в которой ему приказывалось арестовать бывшего офицера, так как он будто бы связан с японской разведкой, и препроводить его в пределы СССР. В ночь с 15 на 16 октября Блюмкин и новый начштаба Шеко, сменивший ненавистного Григорию Блюмкину Кангелари, явились на квартиру к монгольскому главкому Чойбалсану и заявили о получении сообщения из Москвы от руководства Иностранного отдела ОГПУ. В нем им предлагалось отконвоировать Нестерова в СССР. Главком был ошарашен этим известием и еще больше тем, что руководство ОГПУ так свободно распоряжается гражданами Монголии, то есть другого для него государства. Чойбалсан сослался прежде всего на то, что Нестеров находится в подчинении Военного Совета Республики и только Совет может санкционировать его депортацию.

Через день Чойболсану доложили — Нестеров арестован Блюмкиным и Шеко и связанным насильно отправлен самолетом в Верхнеудинск. 18 сентября состоялось заседание ЦК МНРП, принявшее резкое постановление: «Шеко и Блюмкина снять с занимаемых должностей и выдворить их обратно на родину»[216]. Копия документа была вручена монгольской делегацией, прибывшей в Москву на празднование 10-летия Октября, Сталину, Бухарину, возглавлявшему тогда Коминтерн, и начальнику Иностранного отдела ОГПУ (разведка) Трилиссеру. Вскоре виновные были отозваны. Блюмкин оказался в Москве в тот пиковый момент, когда экспедиция Рериха уже продвигалась по контрабандистским тропам к Лхасе.

Информационный поток, приходивший из Тибета в Ургу, оставался без ответа. Действия по оказанию поддержки экспедиции были на некоторое время парализованы, а Центр судорожно искал замену Блюмкину и, кажется, нашел ее в лице Быстрова, сидевшего резидентом в Урумчи. И все же его назначение было пожарной мерой и едва ли могло смягчить удар, нанесенный отзывом неврастеничного профессионала. Так директива, присланная из Москвы, осложнила ход операции. В конце концов Нестерова могли просто выкрасть. Он мог просто пропасть— и дело с концом. Начальник ИНО ОГПУ Трилиссер пилил сук, на котором сидел. Он подставил резидента. И это ему еще вспомнят в 1937 году[217].

Но если не везет, так не везет по-настоящему. Различные сводки уже сообщали о возможном скором движении делегации Таши-ламы на запад Китая с целью посещения монгольских монастырей[218]. Впрочем, для спецслужб его истинный маршрут не был тайной. И вскоре произошел случай, о котором в экспедиции, ждавшей сообщений от Панчена, узнали значительно позднее.

Караван «Бога», груженный провиантом и различной утварью, двигался через провинцию Алашань в сторону монастыря Гумбун. Великий святой пока оставался в безопасном месте в Маньчжурии и напряженно следил за известиями, приходившими от собственного каравана, и ожидал сообщений из Лхасы. На восьми верблюдах везли канистры с бензином для автомобилей, которые доставили бы его к священному городу. Но неожиданно караван был остановлен войсками Народно-Революционной партии Внутренней Монголии. Они находились в подчинении маршала Фына, с которым у Панчена была тайная договоренность о пропуске каравана. Но на местах обстановка не контролировалась. Солдат заинтересовал именно бензин, и он был конфискован[219]. И хотя вскоре топливо по приказу китайского маршала Фына было возвращено, Панчен отложил свою поездку через опасные районы, так как его неприкосновенность не была гарантирована.

А в это время напряжение на границах Британской Индии росло. В начале января 1927 года министр по делам Индии Самюэль Хор вылетел в колонию для оперативного инспектирования аппарата управления ВВС. Государственный чиновник империи в этот раз сосредоточивал свое внимание на Северо-Западном пограничном районе, лежавшем между Гиндукушем, Памиром и Гималаями. 19 января он прибыл в Пешавар, где находились ангары 20-й эскадрильи 1-го авиаотряда Королевского Воздушного Флота. После кратковременной остановки и беседы с авиаторами Хор покинул военную часть, и его самолет взял курс на Разгелькул, в окрестностях которого располагались 5-я и 27-я эскадрильи, входившие в состав 2-го авиаотряда. Удовлетворившись осмотром, министр предпринял несколько облетов Пешаварской долины и наблюдал в полевой бинокль британские части, сосредоточенные в Малаканде. Затем он пересел в армейский автомобиль и по шоссе проехал через Хайберский проход. После этого Хор снова оказался на борту самолета, вылетевшего через Мирамшах в Кветту. Здесь состоялась встреча с личным составом 3-го авиаотряда и курсантами штабного колледжа индийской армии. В откровенной беседе, проходившей в местном офицерском клубе, Самюэль Хор сообщил собравшимся о своем восхищении новейшими британскими гидропланами и признался, что испытал сильное чувство, когда его самолет парил над Хайбером.

В интервью, данном в тот день корреспонденту «Морнинг пост», Хор сказал: «Я хотел бы, чтобы как можно больше политиков ознакомились с трудностями, которые представляет из себя пограничная проблема».

В Северо-Западном пограничном районе располагалась ударная группировка армии Великобритании. Здесь находились прибывшие из туманного Альбиона элитные части, прошедшие испытание на полях Первой мировой войны, войска особого назначения, укомплектованные англо-индийскими метисами, туземная территориальная армия, войска туземных князей и военная полиция.

В состав регулярной армии включались также и полки безрассудных гурков— непальских горцев, бригады потанов и газаров, обученных для ведения боевых действий в пустыне и на перевалах, специфические подразделения, набранные из мужчин-индусов, принадлежавших к военным кастам, и «дикие» батальоны, целиком состоявшие из представителей северных воинственных народностей.

На озерах Кашмира находились эллинги, в которых ждали своего часа гидропланы, способные высаживать десант везде, где есть вода. От Кветты к Дуздапу шла стратегическая железная дорога — даже кассы на ее станциях были бронированы и устроены как пулеметные гнезда.

Хайберский перевал связывал этот район с Афганистаном, а Каракорумский с Китаем (Синцзяном). Именно на территории этих сопредельных государств должны были состояться первые сражения с армией «бешеных бабуинов и гнусных клоунов», как Уинстон Черчилль называл большевиков.

Пограничные посты Советов располагались значительно севернее. Но там и еще дальше, в Москве, вполне реально оценивали возможность столкновения с англичанами первоначально на территории соседних государств и внимательно следили за всем, что творилось на озерах Кашмира. Вскоре за Хором в Индию прилетел и гений британской разведки на Востоке Лоуренс Аравийский. А в середине 1927 года в Северо-Западный район Британской Индии прибыла депутация магистров «Великой ложи Англии» во главе с родственником короля герцогом Коннаутским. Высокие британские масоны также ознакомились с положением дел в стратегическом центре Пешавар, где торжественно были встречены на вокзале целым рядом своих влиятельных братьев из различных лож Северо-Западной пограничной провинции Индии. Во время поездки по территории района их сопровождал главный комиссар и правительственный агент Северо-Западной пограничной провинции сэр Джон Лодер Моффей, бывший личный секретарь лорда Чельмосфорда, вице-короля и генерал-губернатора Индии. Масоны Британии, попав в предгорья Гималаев, пристально вглядывались в даль. Они уже слышали барабаны войны и жалостные ноты волынок. После всех этих визитов газета «Дейли телеграф» со ссылкой на агентство Рейтер сообщала о распространении усиленных слухов об образовании нового Северо-Восточного военно-пограничного округа со штаб-квартирой в Шилонге. На языке генералов это означало только одно — близкую войну.