Благолюбие. Том 2

А. Из Григория Двоеслова

Пётр: «Прошу тебя, честный владыко, сказать, сколько видов сокрушения существует?»

Григорий: «Есть несколько видов сердечного сокрушения, когда кающийся оплакивает каждый свой грех. Посему и Иеремия говорит от лица кающихся: «Потоки вод изливает око мое» (Плач. 3:48). Но главным образом есть два рода сердечного сокрушения: во-первых, когда сердце, жаждущее Бога, сокрушается от страха, а, во-вторых, когда сокрушается по любви. В первом случае душа горько скорбит, когда, воспоминая о своих грехах, страшится подвергнуться за них вечному мучению. Но когда продолжительная скорбь и беспокойство изгладят этот страх, в душе водворяется некоторое спокойствие от предчувствия избавления. В ней возгорается уже любовь к небесным радостям. И как прежде она плакала, опасаясь мучений, так теперь с ещё большей горестью оплакивает то, что она вне Царства. Ибо душа созерцает и лики ангелов, и взаимное общение блаженных душ, и величие вечного лицезрения Бога.

Она рыдает о своем отлучении от вечных благ сильней, чем прежде, когда боялась вечных мучений. Таким образом, полное сокрушение от страха приводит душу к сокрушению по любви. Прекрасно представлено это в истинном священно-историческом повествовании. Ахсу, дочь Халева[80], сошла с осляти. Халев сказал ей: что тебе? Она сказала:... ты дал мне землю полуденную, дай мне и источники вод. И дал он ей источники верхние и источники нижние (Нав. 15:17–19). Ахсу, сидящая на осляти, есть образ души с её неразумными плотскими стремлениями. Как та, воздыхая, просит у отца влажной земли: так и мы с великим стенанием должны испрашивать у Господа дара слез.

Ибо некоторые получили дар открыто защищать и преподавать истину, охранять угнетаемых, помогать бедным, быть ревнителями веры, но не достигли ещё дара. Они владеют землею полуденною и сухою и нуждаются ещё в земле влажной. Пусть они ревностно творят добрые дела, их возвеличивающие: им непременно необходимо, по страху ли мучений или по любви к Царству Небесному, оплакать прежде содеянные грехи.

Как я сказал, есть два рода сокрушения; отец даёт им землю влажную, вышнюю и нижнюю. Душа приобретает вышнюю землю, когда желание Царства Небесного возбуждает в ней скорбные слезы. Душа приобретает землю нижнюю, когда плачет, страшась мук адских. Впрочем, прежде дается нижняя земля, а потом уже вышняя. Но как сокрушение любви по достоинству выше, то необходимо было упомянуть прежде о земле вышней, а потом уже о земле нижней».

Б. Из святого Ефрема

Начало плача – познание самого себя. Да не будет наш плач человеческим, не на показ людям, но перед Богом, знающим тайны сердца. Он и назвал плачущих блаженными. Будем светлы лицом, когда встречаемся с людьми, но мысленно плакать и скорбеть. Плач созидает и охраняет нас. Плач омывает душу слезами и делает её чистой. Он рождает целомудрие, отсекает наслаждения, совершенствует добродетели. Что говорить? Бог ублажает плач, а ангелы им утешают человека.

Даруй мне, Господи, слёзы умиления, единый благой и милостивый, дабы с этими слезами я рыдал над собой и молитвенно взывал к Твоему милосердию. Очисти меня от скверны греха! Горе мне! Как я выдержу геенну огненную и тьму внешнюю? Горе мне! Как я выдержу тартар и вечные муки? Червя ядовитого и нескончаемого? Горе мне! Как я выдержу страшные угрозы ангелов, поставленных мучить грешников? Они свирепы и немилосердны. Кто даст главе моей влагу и очам моим – источники слёз, чтобы я сел и плакал днём и ночью, умоляя Бога, Которого я разгневал?

Согрешила ты, душа моя, согрешила. Кайся. Дни наши проходят, как тень, ещё немного, и ты уйдешь отсюда. Через страшные испытания предстоит пройти тебе. Сможешь ли, душа моя, миновать всё это. Никто там не подаст тебе помощи: ни отец, ни мать, ни брат, ни друг, ни кто-либо из родных. Только делами своими будешь проходить начальников тьмы. Они не боятся царей, не почитают властителей, не стыдятся ни малого, ни великого, а только пожившего в благочестии и потому за свои благие дела и облеченного покровом Божиим. От лица такого человека они бегут в страхе и освобождают ему дорогу. Впереди таких людей перед глазами их будет шествовать их праведность, и слава Божия станет для них щитом.

Господи, памятуя тот смертный час, мысленно я припадаю к Твоей благости. Не предай меня обидчикам моим, да не похвалятся враги победой над рабом Твоим, благий Господи, скрежеща зубами и устрашая мою грешную душу. Да не скажут они: «Ты в наших руках. Этого дня мы так ждали». Господи, не оставь милость Твою, не воздай мне по беззакониям моим и не отврати лица Твоего от раба Своего.

Ты, Господи, наставь меня, но прояви милость ко мне, ибо я немощен. Да не возрадуется враг, но угрозу его умали и могущество упраздни и дай мне пройти путем к Тебе непостыдно и безбедно. Утешь меня, благий Господи, не потому что я праведен, но потому что Ты щедр и благоутробен без меры. Спаси от смерти душу, призывающую Твоё святое имя.

Вспомни, многомилостивый Господи, что хотя я и грешил, до смерти уязвляя себя грехом, но не прибег я к другому врачу, не обращался с мольбой к богу чуждому, но только к Твоей благости. Ты еси, Господи, Владыка всех, правящий над всяким дыханием, очисти меня, Господи, прежде моей смерти от всякого греха и не отвергни моления моего, благий Господь. Пусть взываю я к Тебе устами нечистыми, сердцем скверным и душою, во грехах погрязшей.

Услышь, Господи, меня недостойного, по многой твоей и несказанной милости и дай мне покаяние чистое и истинное. Ведь нынешнее моё покаяние лживое, и я гневаю Тебя. Утверди сердце моё в страхе перед Тобой, благой Господи, утверди стопы мои на скале истинного покаяния. Пусть благость Твоя, Господи, победит все зло во мне, пусть свет Твоей благодати победит тьму во мне.

Господи! Ты отверз очи слепых. Отверзи помраченные очи сердца моего. Ты словом очистил прокаженных, и очисти нечистоту души моей. Да будет благодать Твоя во мне, Господи, как огонь, попаляющий грехи мои. Ты еси единый врач душ, свет выше всякого света, радость, успокоение, наслаждение, жизнь истинная, спасение во веки веков пребывающее. Тебе подобает слава, честь и поклонение, ныне и присно и во веки. Аминь.

Прошу вас, возлюбленные избранники Божии, помолиться пред благостью Его обо мне грешном, как апостолы помолились о хананеянке, достойные о недостойной, находящиеся в чести об убогом и негодном. Пусть моё моление через ваши благоприемлемые мольбы придёт к Богу, и будет дано мне прощение, и освобожусь я от дьявольского угнетения. И да будет написано моё имя в книге жизни, и стану я достоин поклонятся непостыдно перед престолом Царства Его, ибо Его есть царство, сила и слава во веки. Аминь.

В. Из аввы Исаии

Горе мне, горе! Я не освободился ещё от геенны! Топящие меня в огне ещё успешно действуют в плоти моей, и все дела её обращаются в сердце моем. Я ещё не познал, откуда я и куда иду. Ещё не подготовлен прямой путь. Я ещё не освободился от действий тех, кто за их лукавые во мне действия поставит мне препятствия в воздухе. Я не обрел ещё дерзновение к Судии. Нет свидетельств, что я не заслуживаю смерти. Я не отступил от злодеяний.

Злодей не может радоваться, когда он заключён в темнице. Он не может творить свою волю, когда закован в кандалы. Не будет учить другого запертый в колодки, не будет вспоминать об успокоении изнемогающий в страданиях, не будет есть с удовольствием несущий оковы на шее. Такой человек уже не будет размышлять, какое бы сотворить лукавство, но будет только с сердечной болью плакать, что согрешил. Как бы его ни мучили, ни истязали, он будет говорить: «Да, я это заслужил». Он будет думать только лишь о конце своем, исследуя, какие наказания последуют за его грехами, и он никого не осудит. И боль от истязаний гложет его сердце.

Увы, горестным будет такое исследование о себе: оно не ободряет, но повергает в отчаяние. Такой человек не будет задумываться о том, что ему поесть, но довольствуется милостыней от людей милосердных. Если его в чем-то упрекнут, он не ответит гневно своим хулителям. Смех навсегда сошёл с его уст. Он только качает головой со вздохами, вспоминая, как он предстанет на Суде. Если скажут ему что-то, он не ответит, правильно это или нет, и даже не будет внимать этим речам. Из глаз его текут слезы от тех тяжких условий, в которых он пребывает. Если его родители благородны, это ещё более его огорчает, потому что стыдно будет перед ними явиться на Суд.

Когда собирается судебное заседание, он не смотрит на народ, кто хорош, а кто плох, но сердце его трепещет, а ноги едва держат его. Если вместе с ним привели и других узников, он не глядит на них и не разговаривает с ними, хотя может делать это. В ожидании приговора каждый несёт своё бремя и смотрит на всех исподлобья. Никто из подсудимых не говорит ничего в свою защиту, потому что боится пыток, но признается во всем и ждет достойного осуждения за все свои грехи.

Что же я пьян без вина и обо всем забываю, когда предстоит мне суд? Жестокость моего сердца иссушила мне очи и увлечения ума заставили меня запамятовать обо всём до самого часа мрачной кончины. Плачьте со мною все, братья мои, знакомые мои, и молитесь Богу, чтобы Он подал мне помощь выше моих сил. Эта помощь, сойдя на меня, сможет освободить меня от лукавых, влекущих меня в геенну.

Братья, постараемся, чтобы в нас жили Марфа и Мария, то есть страдание и плач. Пусть они плачут перед лицом Спасителя, чтобы Он воскресил Лазаря, то есть наш ум, опутанный множеством погребальных пелен своих желаний. Спаситель сотворит милость и воздвигнет его для них. Но их обязанность – развязать и освободить его. Когда Лазарь станет свободным, будет явлено усердие Марии и Марфы. После Лазарь, свободный от забот, будет сидеть и слушать Иисуса; Марфа будет совершать своё служение тщательно и радостно, а Мария принесёт алавастр мира и помажет ноги Господа. Владыка принимает наш плач, как миро. Страдание в ведении истребляет прежнее небрежение, а скорбь чувств исцеляет язвы, нанесенные мысленными врагами.

Вот что делают истинно плачущие. Они сосредотачивают ум и чувства, отвлекаясь от видимых явлений. Они не осуждают ближнего. Ведь тот, у кого своих грехов хватает, уже не глядит на другое творение Божие, чтобы его осудить. Они не воздают злом за зло. Они не сердятся, когда сосед что-то совершает без их ведома. Они не творят свою волю. Они не говорят о ком-либо, что это хороший человек или плохой: ведь позорно вообще знать о том, что кто-то может быть хуже тебя. Они не хотят знать ни о чём, что их не касается. Они не переживают, когда их бранят. Они не злятся, если при общей раздаче их обделили. Они не смущаются, когда на них клевещут и возводят напраслину, но тотчас говорят: «Прости». Они не одобряют в душе, когда их кто-то прославляет. Они безболезненно переносят оскорбления. Они не стремятся завести дружбу со славными людьми мира сего. Они не настаивают на своём, даже если правы, и ни с кем не спорят.

Всё это и следующее за этим показывает, что человек стяжал истинный плач. Он умными очами познал себя и свою немощь и постиг славу Божию, поняв, что он не сможет угодить Богу своей славой. Поэтому он оставляет себе только скорбь, оплакивая себя и не обращая внимания на творения Божии, которых Бог и будет судить. Поэтому он в цельности сохраняет устроение души, которое дало ему плач. Скорбь ради Бога, захватывая всё сердце человека, приводит его в чувство. И, проявив трезвость, она хранит в цельности чувственные способности ума. Когда человек ещё не приведен на Суд и не выслушал приговор и не узнал, каково место его, он не может освободиться от заботы и доверять себе. Поэтому, кто ещё пребывает в теле, должен непрестанно трудиться.

Блаженны, кто не полагались на свой труд, как якобы угодный Богу, и поэтому стыдились предстать перед Ним на Суде. Они всегда оплакивали себя, что не могут сотворить полностью волю Божию, как Он желает. Такие люди поистине обрели несказанное утешение. Когда засвидетельствуют о них небесные силы, что они миновали начальников тьмы, тогда память их будет вместе с небесными силами. А пока идёт война, человек охвачен страхом и трепетом: сегодня он может оказаться победителем или побежденным; завтра может одолеть врага или потерпеть поражение. Ратный труд поэтому всегда гнетёт сердце. А бесстрастие необоримо. Бесстрастный человек получил свою награду и уже не имеет забот. Три его составные части: дух, душа и тело примирились друг с другом и соединились.

Когда эти три части становятся едиными, по слову апостола (Еф. 4:4), благодаря действию Святого Духа, они уже не могут разлучиться. Христос, как сказано, умер и воскрес и более не умрёт, смерть уже не властвует над Ним. Смерть Его стала нашим спасением, ибо грех был умерщвлён Его смертью, и Воскресение Его стало жизнью вечной для всех верующих в Него. Ты не думай о себе, что умираешь, как жертва врагов, наяву или во сне. Ты, жалкий человек, вышел на поприще, не сдавайся и, видя, что тебе предстоит, не полагайся на свои дела. Неразумный человек только и знает, что падает, думая, что победит, и выбывает из состязания.

Поэтому Господь, посылая некогда своих учеников на проповедь, сказал им: «Никого на дороге не приветствуйте. В какой дом войдете, сперва говорите: мир дому сему; и если будет там сын мира, то почиет на нем мир ваш» (Лк. 10:4–7). Даже апостолы должны были проявлять осторожность.

Он же сказал, что потому наши враги доставляют нам столько трудов, что мы не признали наши ошибки и не осознали, что такое плач. Если будет откровенным в нас плач, то Он явит нам наши грехи, и если враги начнут говорить нам о наших грехах, то нам станет стыдно. Мы не сможем посмотреть в лицо даже женщинам, торгующим собою, потому что они гораздо честнее нас. Они совершают свои грехи смело и не знают Бога. А у нас, верующих, сердца свыклись с грехами.

Еще Он сказал, что человек, который всегда видит свои грехи, не сможет разговаривать ни с кем из людей.

Он же сказал: «Горе мне, жалкая душа! Скорбь во мне и неослабная боль в моём сердце. Раскаленные стрелы врага вонзились в меня и ослепили внутреннего человека, и тень смерти покрыла меня. Горе мне, жалкая душа, избравшая скорбь вместо радости, землю и грязь вместо наслаждения райского и Царства Небесного возлюбившая. Кто не заплачет обо мне? Кто не заскорбит обо мне горько, если я всю свою жизнь попусту растратила?

Помилуйте меня! Помилуйте! Помилуйте меня, братья, изо всех сил молитесь за меня ради моего освобождения от привычных мне зол. Умоляйте обо мне долготерпеливого и благого Владыку Христа, да внемлет Он мольбам вашим и смилостивится надо мной и изгонит страшное помрачение ненавистника зла дьявола из разума моего. Тогда я увижу, в какую яму я провалился и не могу подняться. Мне осталось жить недолго, и это лишает меня всякой надежды.

Боль моя превзошла всякую боль, рана души – всякую рану, скорбь сердца – всякую скорбь. Ибо беззакония мои превысили голову мою (Пс. 37:5). Я погряз в глубоком болоте, и не на чем стать (Пс. 68:3). Горе тебе, душа, прозри и посмотри, что все настоящее временно и скоро минует. Подумай о будущем, вечно устойчивом и пребывающем, от каких великих благ ты отпадаешь и наследником каких мучений ты себя делаешь, безысходно и безутешно. Прежде, чем солнце померкнет над головою твоею, поспеши, приди, припади в стенаниях и в слезах, молись и умоляй Подателя бессмертного света. Пусть Он освободит тебя от невыносимого и мрачного того пламени и всех прочих кар. Ибо Он один может простить грехи и оставить беззакония нам, недостойным Его милости; и Его есть царство, сила и слава во веки. Аминь.

Г. Из аввы Исаака

Одни слёзы жгут, другие приносят облегчение. Первые бывают от страха, вторые от любви. Первые происходят от греха, они иссушают и опаляют тело и сопровождаются болью. Часто даже правящая часть души в этих слезах находит для себя препятствие. А вторые могут возникнуть у человека, когда он много пролил первых и по милости Божией омыл ими свои грехи. Они происходят без принуждения и с радостью. Душа вкушает божественную благодать и в радости и жажде любви без боли их проливает. Они делают тело легким и свободным, омывают его лаской, и даже выражение лица у человека меняется. Как сказано в Писании: «Веселое сердце делает лице веселым, а при сердечой скорби дух унывает» (Притч. 15:13–14). Если мы желаем изведать вторые слёзы, поусердствуем, насколько возможно, над приобретением первых. Тогда мы и эти вторые слезы вскоре приобретем по благодати Божией.

Д. Его же

Вопрос: «Но разве возможно всегда плакать?»

Ответ: «Возможно. Ведь всё учение монаха в келье есть не что иное, как плач, и дела его – скорбь. Таково призвание монаха, его мольба и предназначение, поэтому его называют «скорбным», ибо в его сердце – скорбь. Все святые уходили из этой жизни в слезах. Если даже святые постоянно плакали, то как же может не плакать тот, кто всё время самому себе наносит вред? Твоя душа, стоящая больше, чем весь мир (Ср.: Мф. 16:26), умерщвлена грехами и лежит мёртвая перед тобой, да как же тебе не рыдать? Утешение монаха – в слезах. Страсти не смутят того, кто непрестанно плачет. А у кого из памяти уходят страсти, тот очищается и благодаря очищению удостаивается утешения от Бога. Это утешение Господь обещал дать непрестанно плачущим[81]".

Е. Из святого Варсонофия

Брат спросил старца:

– Как отсечь от себя многословие и удерживать свой язык?

– Плачем, – ответил старец.

– А как сохранить плач, если я вращаюсь среди людей и думаю об обязанностях, которые на меня возложены? – спросил брат. – Разве можно плакать только сердцем и не проливать слез?

– Не плач бывает ради слез, но слезы ради плача, – был ответ. – Человек, живущий среди людей, если отсечёт собственную волю и не будет обращать внимания на грехи других, обретет плач. Тогда помыслы его соберутся воедино, и в таком сосредоточении родят божественную скорбь в сердце, а эта скорбь – слезы.

Ж. Из Отечника

Брат спросил старца:

– Как приходит к человеку рыдание?

– Рыдание – это привычка. Нужно посвятить немало времени, чтобы обрести её. Ум должен всегда думать о грехах, которые человек совершил, и о мучениях за это. Следует постоянно помнить о гробе, о том, что все прежние отцы умерли, и нет их уже на земле.

Брат спросил:

– А должен ли монах вспоминать о своих родителях[82], если они уже умерли?

Старец ответил:

– Если видишь, что воспоминание о них даёт твоей душе умиление, останавливайся на нём, но когда выступит слеза, перенеси всё своё внимание на другое – на свои грехи или ещё на какое-нибудь благое воспоминание.

Я знал брата трудника, который по своему жестокосердию часто бил себя и начинал плакать от боли, а после начинал вспоминать о месте мучений и обо всех грехах своих.

Знал я ещё одного брата, который, отрекшись от мира, поселился на Нитрийской горе. Он жил неподалеку от кельи другого брата, и он слышал, как брат каждый день непрерывно оплакивал свои грехи. А когда на какое-то время слезы иссякали, он спрашивал свою душе: «Ты не плачешь, несчастная, не рыдаешь? Знай, раз ты не хочешь, то я тебя заставлю». И встав, он брал жесткую верёвку и хлестал себя, пока не начинал рыдать от боли.

Сосед не мог надивиться на это и молил Бога открыть ему, правильно ли делает брат, истязая себя. И однажды ночью он увидел брата, стоящим с венцом на голове в лике мучеников. И голос сказал ему: «Вот добрый страдалец, себя ради Христа истязавший и увенчанный вместе с мучениками».

Авва Арсений всё время своей жизни, когда садился за рукоделие, клал за пазуху платок из грубой ткани, чтобы вытирать слезы, непрестанно лившиеся из глаз. Славнейший монах Пимен, увидев это, сказал ему:

– Блажен ты, Арсений, – ты оплакал себя в мире сем, и потому не будет плача над тобой там.

Говорят, что о нём вспомнил и епископ Феофил Александрийский, когда тот умирал. Он сказал:

– Блажен ты, Арсений, потому что даже в этот час ты не переставал вспоминать свои грехи и плакать безутешно.

Брат попросил авву Аммона:

– Скажи слово, как мне спастись.

Старец ответил:

– Иди и рассуждай, как рассуждают злодеи в тюрьме. Они постоянно спрашивают людей, где правитель и когда он будет, и плачут, потому что не могут его дождаться. Так и монах должен всегда внимать душе своей и говорить: «Горе мне, как я смогу предстать пред судом Христовым и как я оправдаюсь перед Христом?» Если ты все время будешь об этом думать, сможешь спастись.

Сказал авва Лонгин: «Пост смиряет тело, бдение очищает ум, безмолвие приносит плач. Плача, человек омывается в купели слез, становясь безгрешным». Сам авва Лонгин всегда пребывал в великом сокрушении на молитве и псалмопении. Однажды ученик спросил его:

– Авва, в том ли духовное правило, чтобы монах всегда плакал во время богослужения?

Старец ответил:

– Да, чадо, это и есть правило, которого требует Бог. Бог сотворил человека не для плача, но для радости и счастья, чтобы тот прославлял Его чистой и безгрешной душой, как ангелы. Но впавший в грех человек нуждается в плаче. Только там нет нужды в плаче, где нет греха».

Говорил авва Макарий Египетский: «Когда я был ребёнком и вместе с другими детьми пас телят, мы пошли красть инжир. И когда мы убегали, один плод упал, я поднял его и съел. И когда я вспоминаю об этом, сажусь и начинаю плакать».

Сказал авва Моисей: «Когда нас одолевает телесная страсть, не будем пренебрегать покаянием и будем оплакивать себя, прежде чем нас застигнет скорбь Суда».

Он же сказал: «Слезами человек стяжает добродетели, и благодаря слезам приходит оставление грехов. Когда ты плачешь, не повышай глас стенания твоего, и пусть левая рука твоя не знает, что делает правая (Мф. 6:3). Левая рука – это твоё тщеславие».

Брат спросил авву Моисея:

– Что делать при всяком приближающемся искушении и помысле, внушаемом врагом?

Старец ответил:

– Человек должен плакать пред лицом благости Божией, чтобы Бог помог ему. И тогда он вскоре обретет успокоение, если разумно попросит Бога. В Писании сказано: «На Бога уповаю, не боюсь, что сделает мне человек» (Пс. 55:12).

Авва Пимен на пути в Египет увидел женщину, сидевшую у гробницы и горько плакавшую. «Если бы, – воскликнул он, – все услады этого мира явились здесь, они не смогли бы избавить душу этой женщины от её скорби. Так и монах должен всегда сохранять в себе скорбь».

Брат спросил авву Пимена:

– Что мне делать, чтобы спастись?

Старец ответил:

– Авраам, когда вошёл в землю обетованную, купил себе гробницу и от этой гробницы унаследовал землю. Брат спросил:

– Что означает слово «гробница»?

Старец ответил:

– Место рыдания и скорби.

А вот что он ответил другому брату, который тоже спросил, как ему спастись.

– Если Бог посетит нас, – сказал старец, – то о чём нам ещё беспокоиться?

– О грехах, – заметил брат.

– Итак, – сказал старец, – войдём к себе в келью, сядем за своё делание и будем вспоминать наши грехи перед Всеблагим Богом, пока Он не окажет нам Свою милость.

Авва Исаак рассказывал: «Как-то я сидел с аввой Пименом и увидел, как он пришёл в исступление и заплакал. Так как я имел к нему великое дерзновение, то поклонился ему с просьбой:

– Скажи мне, где ты был?

Уступив моим просьбам, он сказал:

– Мой помысел был там, где Святая Мария Богородица стояла и плакала у Креста Спасителя. И мне захотелось так же плакать всегда.

Сказал авва Павел: «Я погружен по шею в яму нечистот и плачу перед Иисусом – помилуй меня».

Авва Силуан хранил непрестанный плач и никогда не выходил из своей кельи. А если ему приходилось выйти по необходимости, он надвигал куколь на глаза. Если его спрашивали, чего ради он так делает, он отвечал: «Зачем видеть этот временный свет, от которого мне никакой пользы?»

Рассказывал нам авва Феодор, что брат, живший в Келлиях, стяжал дар умиления. Однажды от сердечной скорби он пролил очень много слез. Заметив это, он сказал себе: «Истинное знамение, что близок день моей смерти». Только он об этом подумал, как слезы умножились, и он с уверенностью сказал: «Действительно, настал срок». Так каждый день, думая об этом, он умножал плач.

Так как мы получили великую пользу от рассказа старца, то спросили его о слезах:

– Почему иногда они приходят сами по себе, а иногда только с помощью сердечных усилий.

– Слезы, – ответил он, – подобны буре и ливню, а монах – что земледелец. Он должен, когда придут слезы, биться за то, чтобы не пропала ни одна капля, но все попало в сад сердца и напоило его. Говорю вам, чада, что часто бывает только один дождливый день за весь год, но он спасает весь урожай. Поэтому, если мы поймем, что слезы пришли, будем изо всех сил сохранять их, настойчиво моля Бога. Ведь мы никогда не знаем, выпадет ли такой дождь еще раз.

Мы снова спросили:

– Как же, отче, сохранить умиление, когда оно приходит?

– В тот день или час ни с кем не нужно встречаться и хранить сердце и утробу свободными от мечтаний, что вот, мол, такой-то всем своим существом плачет и погружен в молитву и в чтение. Когда придет к нам скорбь, то она сама нас научит, что способствует слезам, а что мешает.

Я знал брата, – продолжал авва Феодор, – который жил в своей келье и вил веревки. Когда приходили к нему слезы, он вставал на молитву, но тотчас его молитва встречала препятствия. Он снова садился, начинал вить веревку и сосредотачивать свой ум, и тотчас приходили слезы. Подобным образом происходило и при чтении. Когда он сокрушался, то поднимался на молитву, и тотчас слезы оставляли его. И как только он вновь брал в руки книгу, слезы приходили снова. Тогда брат сказал себе: «Правильно изрекли отцы, что скорбь – учитель. Ибо она учит человека всему полезному для него».

Думаю, – добавил он, – во время молитвы слезы прекращались по двум причинам. Прежде всего, он ещё не стяжал чистую и немечтательную молитву, он рассеивался в мечтах ума и утрачивал прежнее умиление; а когда садился за рукоделие и чтение, то мог лучше сосредоточиться умом. Кроме того, такое было необходимо, чтобы он не приписывал себе заслугу плача, будто он своим усердием и молитвой обеспечил себе эту добродетель. Плач – это дар, зависящий только от милости и благодати Божией. Это подвигало его благодарить милостивого Бога и ещё больше смиряться, а смирение позволяло дольше удерживать плач.

Если с нами произойдет нечто подобное, – посоветовал старец, – умиление сердца и горячие слезы, то следует тотчас же обо всем забыть и устремиться на молитву, а в молитве быть очень стойкими, пока не почувствуем, что в нас разгорелся сердечный огонь. А иначе мы не преуспеем в духовной жизни.

Сказал старец: «Если увидишь, что Бог прежде времени даровал тебе умиление, в этот миг забудь о своем рукоделии, как поймешь, что умиление тебе полезно, то есть найдешь в нём причину для плача. Тогда посвяти себя плачу, ведь, может, близок час твоего исхода, и поэтому Бог даровал тебе слезы, чтобы ими получить себе хоть малую милость. Сатана при конце человека спешит погубить его. А Бог часто при конце человека даёт ему прощение, чтобы спасти его».

Сказал старец: «Как мы повсюду носим с собой наше зло, то есть страсти и грехи, так мы и должны всегда иметь при себе плач и умиление, где бы то ни было».

Брат спросил старца:

– Что мне делать, отче?

– Постоянно плакать, – сказал старец. – Так случилось, что один старец заболел и забылся, а после пришёл в себя. Мы попросили его сказать, что он видел там, куда удалялся. Старец рассказал, что слышал громкий плач тех, кто произносили непрестанно: «Горе мне, горе!». Итак, мы ни за что не должны оставлять нашей скорби.

Два брата по плоти отреклись от мира и предали себя в послушание духовному отцу на Нитрийской горе. Бог даровал обоим благодатный дар слёз и умиления. Однажды старцу было видение. Перед ним предстали оба брата – те стояли на молитве со списками в руках и орошали эти списки своими слезами. У одного имена легко стирались, а у другого дело шло туго: казалось, у него имена были написаны нестираемыми чернилами. Старец Божий помолился, чтобы видение было ему истолковано. Ангел Господень явился ему и объяснил: «Слова в списках – это их грехи. Один согрешил по природе и потому его грехи легко стирались, а другой от нечистоты и мерзких падений осквернил себя вопреки природе и потому нуждается во много больших усилиях для покаяния и во многом смирении».

Тогда старец сказал:

– Поработай, брат, ибо твои грехи въелись, как едкие чернила, и с трудом стираются.

Старец, хотя и не рассказал брату о видении до самой его смерти, чтобы не пресечь его рвения, но всегда повторял:

– Усердно трудись, брат, ибо твои грехи, – как начертанные раскаленным железом.

Некий весьма усердный брат, когда творил правило вместе со своим родным братом, его настолько одолевали слезы, что он не в силах был произнести стих псалма. Однажды брат попросил его сказать, о чем он задумывается во время правила, так горестно плача. Тот ответил:

– Прости меня, брат, я всегда во время правила вижу Судию и себя как подсудимого, которого Он спрашивает: «Почему ты грешил?» А я не знаю, что ответить в своё оправдание, смыкаются мои уста, и я забываю стих псалма. Прости, что я огорчил тебя. Если тебе будет так удобнее, пусть каждый из нас творит правило отдельно».

Брат сказал:

– Нет, отче, я совсем не огорчаюсь, но когда смотрю на тебя, думаю, как я ничтожен.

И Бог, узрев его смирение, даровал спасительную скорбь его брата и ему. Постараемся и мы внимать тем из нас, кто плачет, чтобы приобрести такой же дар, что и у того брата.

Сказал старец: «Всякий грех, какой ни сотворит человек, бывает вне тела. А совершающий блуд погрешает против собственного тела, ибо из тела исходит осквернение. Так и всякое делание, которое совершает человек, находится вне тела. А тот, кто плачет, очищает собственную душу и тело. Плач, спускаясь свыше, омывает и освящает всё тело.

Он же сказал: «Разговоры о вере и чтение догматических сочинений иссушают умиление человека и истребляют его. А жития и слова святых просвещают душу, исполняя её духовных слёз».

Сказал старец: «Человек, сидящий в своей келье и внимательно читающий псалмы подобен человеку, стоящему снаружи дворца и ждущему царя. А тот, кто молит Бога со слезами, подобен тому, кто, обняв ноги Царя, просит милости у Него, как та блудница[83], и скоро смоет слезами все свои прегрешения».

Сказал старец: «Если какой-нибудь человек по природе подвижник, Бог требует от него не иметь пристрастия ни к какой телесной вещи, даже к малому кусочку ткани. Ведь это может сбить его помысел и отвлечь от слушания Иисуса и от плача».

Один старец взял своего ученика в город на дело. Там они прожили неделю и видели, как с раннего утра мужчины и женщины ходили на могилы и оплакивали своих умерших до третьего часа. Старец сказал своему ученику:

– Видишь, брат, ради чего они встают? Поверь мне, что, если и мы не будем так поступать, то нас ждет гибель.

Вернувшись в келью, они выкопали себе могилы на некотором расстоянии друг от друга. Каждый день они садились с утра и оплакивали свои души, как оплакивают умерших. И если в утренние часы ученик засыпал на службе, старец окликал его: «Брат, вставай. Горожане уже на могилах занимаются делом».

Однажды брат сказал старцу:

– Авва, ожесточилась моя душа – я больше не могу плакать.

– Разве ты не знаешь, – сказал в ответ старец, – скорбь – как зажженный светильник: если не укроешь его от ветра, он быстро погаснет. Так скорбь гасит обилие яств, ей мешает длительный сон, убивает осуждение и многословие. Проще говоря, всякое плотское наслаждение разрушает скорбь. Итак, кто любит Бога, тот часть всякого своего дела должен посвятить Христу.

– Что это значит, отче? – спросил брат.

Старец переспросил:

– Хочешь знать, как посвящать Христу часть своего дела? Тогда слушай. Когда на стол подадут хлеб из чистой муки, оставь его для другого и ешь хлеб с примесями ради Христа. И если окажется хорошее вино, примешай к нему немного уксуса и пей ради Христа, пившего уксус. И не насыщайся, но вкушай только часть еды, сказав: «А это для Христа». И если будет у тебя мягкая подушка, отложи её в сторону и положи под голову камень – ради Христа.

Если ты спишь на холоде, терпи и говори: «Другие вообще не спят». Если тебя оскорбляют, молчи ради Христа и говори, что и Его оскорбляли ради нас. Если ты что-то варишь себе, вкуси немного и скажи, что другие достойные люди не видят и хлеба, а я совершенно недостоин и должен есть прах и пепел, а ем вареное. Проще говоря, к каждому своему делу подмешивай немного скорби и живи со смирением, вспоминая, как жили святые, чтобы, когда придет час смерти, мы пребывали в скорби и стеснении, и тем самым обрели успокоение (Лк. 16:25).

Потом старец добавил: «Если ты вышел из своей кельи, направился в путь, но заметил, что твой плач хоть немного ослаб или от слишком хорошей пищи, или по другой какой-то причине, возвращайся скорее и бери на себя прежний подвиг, чтобы плач в тебе возобновился, и ты его уже не утрачивал».

Он же сказал: «Если хочешь стяжать скорбь, постарайся, чтобы всё твое имущество и вообще все твои вещи были нищенскими, как у наших братьев, сидящих на площади и просящих милостыню».

Он же сказал: «Если в тебе нет умиления, знай, что страдаешь тщеславием или сластолюбием. Они и не позволяют душе прийти в умиление».

Он же сказал: «Если Бог даровал тебе плач, не думай, что ты совершил что-то великое: не позволяй, чтобы помыслы тщеславия завелись в твоём сердце. Иначе Бог отнимет у тебя слезы, и сердце твоё останется жестоким и нераскаянным».

Он же сказал: «Если в том месте, где ты живешь, есть могилы, ходи туда постоянно и размышляй о покоящихся там, особенно во времена плотского борения; и когда узнаешь, что какой-нибудь брат отходит ко Господу, иди и оставайся там, чтобы видеть, как душа отделяется от тела. От этого ты обретешь умиление».

Он же сказал: «Когда сатана увидит, что Бог милует тебя и дарует сокрушение твоей душе, он придумает дело для тебя в келье, будто бы самое неотложное, говоря: «Сделай сегодня дело, которое уже нельзя не сделать». Или: «Вставай и иди к такому-то, чтобы ему помочь», или другой какой-то благой предлог, якобы для твоего же духовного настроя. Все это он делает, чтобы не позволить тебе оставаться внимательным в келье и вкушать сладость скорби. И если ты разгадаешь коварство сатаны и начнешь хранить себя, внимая молитве и чтению, тотчас жди искушения или от людей, или от бесов. Ибо сатана яростно сражается с человеком тогда, когда он хорошо воюет. Гнев больше всего истребляет сокрушение и смирение души».

Он же сказал: «Когда Бог поразил язвами Египет[84], там не было ни одного дома, где бы не плакали. Так если и в нас страх и слово попирают грех, мы не можем прекратить плакать. Плач двойствен: он созидает и охраняет нас. Поэтому мы должны молиться о даровании плача».