Благолюбие. Том 2

Из Палладия

Схоластик[85] из Александрии по имени Евлогий, возлюбивший Бога, отрекся от мира, раздал своё имение, оставив себе немного средств на жизнь, потому что не мог работать. Он стал думать, как распорядиться собой. У него не было желания вступать в монашеское братство, но и не было уверенности, что сможет прожить один. Размышляя об этом, учёный увидел на рынке брошенного всеми калеку без рук и без ног. Только язык у него оставался цел, и он просил милостыню у прохожих. Евлогий, увидев несчастного и умилившись сердцем, помолился про себя Богу и дал обет: «Господи, во имя Твоё я возьму к себе этого калеку и буду заботиться о нём до самой смерти, чтобы через него и мне спастись. Дай мне, Господи, терпение на такое служение». Затем Евлогий подошёл к калеке и сказал:

– Не хотел ли бы ты, мой господин, чтобы я взял тебя в мой дом и заботился о тебе?

– Ты милостив, – ответил тот, – но я недостоин твоей милости.

Тогда ученый сказал:

– Сейчас я пойду, приведу осла и заберу тебя отсюда.

Увечный согласился с превеликой радостью.

Евлогий привел осла, посадил на него калеку и внёс в свой дом. Он помогал калеке во всех его нуждах, мыл его и умащал (мазями), носил на руках и охотно служил ему пятнадцать лет. Затем бес злобно напал на увечного и возбудил в нём безумную ненависть к своему благодетелю. Несчастный стал ругать Евлогия и поносить бранными словами, всячески унижая:

– Ты дармоед! Наверняка стащил чужие деньги! Ничтожный раб, уж точно ограбил своего господина, а теперь хочешь прикрыться мной! Ты меня и домой к себе взял, чтобы прикинуться благодетелем, скрыть свои преступления и хочешь спастись за счёт меня!

Евлогий стал успокаивать его:

– Ради Бога, не говори так. Скажи, чем я тебя огорчил, и я исправлюсь.

Но тот с раздражением продолжал:

– Терпеть не могу твоего подхалимства! Отнеси меня обратно на базар! Лучше я буду побираться, чем находиться у тебя!

– Прошу тебя, господин мой, – взмолился Евлогий, – скажи, что тебя так расстроило.

Тот ещё больше разгневался и заорал на него во весь голос:

– О чём мне с тобой говорить? Мне нужны слушатели!

– Я отнесу тебя туда, где много братьев.

Калека, побледнев, закричал:

– Что делать мне, несчастному! Я тебя видеть не могу, а ты меня хочешь отнести к таким же бездельникам и обжорам, как сам! – и, не сдерживая себя, стал кричать. – Не хочу, не хочу! Только на базар! Не терплю насилия! Отнеси меня туда, где взял! Были бы у меня руки, не стал бы тебя просить, а сразу бы удавился или заколол себя мечом, – так распалил беднягу диавол.

Чтобы выйти из затруднения, Евлогий решил по совету ближайших аскетов сходить вместе с калекой к Антонию Великому, рассказать ему обо всем и, как тот скажет, так и сделать. Ему удалось уговорить калеку отправиться в путь, и они на лодке добрались до монастыря учеников великого Антония. Известно было, что святой спускался с горы, иногда раз в десять дней, а иногда раз в двадцать дней, чтобы дать полезные наставления всем, кто приходил в обитель.

Так случилось, что на следующий же день после их прибытия поздно вечером великий святой в своей кожаной хламиде спустился с горы, как рассказывал мне Кроний, присутствовавший при этом. Поздоровавшись со всеми, он сел и сразу окликнул Евлогия по имени, никогда прежде его не видев и ничего о нём не слыхав. Евлогий же, хоть святой трижды назвал его имя, не отозвался, думая, что тот зовет кого-то другого, кого он хорошо знает. Но Антоний Великий сказал ему:

– Я к тебе обращаюсь, прибывшему из Александрии.

Только тут Евлогий откликнулся:

– Что ты повелишь, чтобы я попросил.

–Зачем ты сюда пришел? – спросил великий святой.

– Если Господь открыл тебе моё имя, – ответил он, – то открыл и всё прочее обо мне.

– Я знаю, зачем ты пришёл, – сказал святой, – но скажи всем братьям, чтобы и они знали.

Тогда Евлогий рассказал всем в присутствии калеки следущее:

– Божий человек, я увидел этого калеку на базаре, брошенного и забытого всеми. Мне стало жаль его, и я помолился Богу, чтобы Он даровал мне благодать терпения к нему. Я пообещал Христу до самой его кончины опекать его, чтобы он обрел успокоение благодаря мне, и я бы спасся его молитвами. Я взял его к себе домой и уже пятнадцать лет служу ему, как могу. И вот, после стольких лет, не знаю, чем я его обидел, он меня бранит без конца и просит отнести обратно на базар, прямо принуждая к этому. Потому-то я и пришёл к твоей святости, чтобы ты посоветовал мне, что делать и помолился за меня, – уж очень сурово бедняга меня бранит.

Антоний Великий выговорил ему строго:

– Ты что, хочешь бросить его, Евлогий? Кто сотворил его, Тот его не бросает, а ты смеешь его бросать? Бог пошлёт другого, который лучше тебя, и тот сотворит ему благо.

Евлогий, услышав слова святого, остолбенел и не мог вымолвить ни слова. Затем святой повернулся к калеке и стал его бичевать словами:

– Калека, урод, недостойный земли и неба! Когда ты прекратишь богоборствовать и гневить своего брата? Разве ты не видишь, что Христос тебе прислуживает. Как ты смеешь говорить такие речи против Христа? Разве не ради Христа он стал твоим рабом и слугой!

Как следует отругав калеку, он оставил его и стал говорить с другими братьями об их духовных нуждах. Потом снова обратился к Евлогию и калеке со словами:

– Возвращайтесь, чада, с миром и не разлучайтесь друг с другом, но, оставив всякую обиду, которую вам внушил бес, в чистой любви возвращайтесь в свою келью, в которой вы столько лет прожили. Это искушение устроил вам сатана, потому что он увидел, что вы вместе выдержите до конца и удостоитесь венцов от Бога, ты благодаря ему, а он благодаря тебе. Ни о чём другом не думайте, но только об одном: когда придет ангел, которого за вами пошлёт Бог, вы должны быть вместе, а иначе оба лишитесь своих венцов.

Мужи поспешили обратно и вернулись домой в совершенной любви друг к другу. Через три дня умер блаженный Евлогий, а еще через тридцать семь дней отошел ко Господу и калека. Телом он остался калекой, но стал крепким душой.

Кроний, проводивший время в обителях Фиваиды, через сорок дней прибыл в Александрийские монастыри. Так случилось, что в этот день братья совершали сороковины по Евлогию и поминание третьего дня по калеке. Узнав об этом, Кроний изумился и рассказал братьям, что об этих людях предсказал Антоний. Ведь он там был переводчиком: Евлогий обращался к Антонию по-гречески, а тот отвечал ему и калеке по-арабски, как и всем гостям, потому что другого языка не знал.