Благочестивейший муж по имени Ливертин из монастыря святого Онората, где он сначала был учеником Онората, а потом стал вторым лицом в обители, ехал как-то на лошади. С ним повстречался предводитель готфов[96] граф Дардас со своим войском. Его люди тотчас же ссадили Ливертина с лошади, на которой он ехал, и отняли её. Святой благодушно перенёс потерю и даже отдал им хлыст.
– Возьмите и это, чтобы было вам чём погонять мою лошадь, – сказал он и стал молиться.
Войско Дардаса отправилось дальше и вскоре достигло реки Вултурни[97]. Чтобы переправиться чрез неё, кавалеристы начали пришпоривать коней, но как они их ни били, животные не двигались с места, как будто перед ними была глубокая пропасть. Когда всадники сами устали мучить животных, кто-то сказал:
– Эта напасть нам за то, что мы обидели Божьего человека.
Несколько всадников тотчас же поскакали назад, нашли Либертина на том же месте, коленопреклоненно совершавшего молитву.
– Вставай, – сказали они, – и возьми свою лошадь.
– Идите с миром, – отвечал святой, – а лошадь мне не нужна.
Тогда всадники сошли с коней, подхватили Ливертина, посадили его в седло и тотчас ускакали. Когда они вернулись, кони стремительно, как по суше, а не как по воде, переправились через реку, к которой до этого не могли подойти.
Удивляться следует как смирению праведника, кротко перенесшего несправедливость, так и правосудию Бога, пресекшего беззаконие и вразумившего людей через неразумных тварей и при этом дивно прославившего Своего раба.
Великий Маркиан в полночный час, когда, как он думал, никто его не увидит, обычно ходил к знакомому меняле, чтобы за свои золотые монеты получить медные и потом раздать их нищим, и сразу же возвращался к себе. Меняла, для которого ночная тьма облегчала получение лихой выгоды, пользовался неправильными весами. Но Маркиан не возмущался и даже не думал его уличать, оставляя это на совести менялы.
Так было много раз, и тот изумлялся терпению Маркиана, который вел себя так, будто ничего не замечает. И вот однажды темной ночью, он, наконец, понял, в чём было дело жизни Маркиана, и велел слуге проследить за святым, когда тот выйдет от него, чтобы узнать, зачем ему столько медяков. Слуга пошёл вслед за праведником. Между тем божественный муж увидел умершего нищего, лежавшего на постели, сходил в небольшую таверну, взял вина, омыл покойника и переодел. При этом мертвый даже привстал, о чем мы говорили выше, облобызал Маркиана и вновь лег и закрыл глаза.
Увидев такое, слуга в ужасе затрясся и стремглав побежал к хозяину и рассказал всё, как было. Менялу охватило раскаяние за содеянное. Сколько раз он обманывал святого! Совесть бичевала его, он горько заплакал. Когда Маркиан вновь пришёл к нему, чтобы обменять золотник, богач пал ему в ноги и исповедовал зло, которое причинил, и вернул всё, что утаил от него.
Так благое дело, совершаемое в молчании, может тронуть человека больше, чем множество слов. На кого не действуют обличения и уговоры, те исправляются, если узнают о похвальном деле, безмолвном и от глаз людских скрытом. В них просыпается совесть, они становятся лучше и по своей воле начинают учиться благому добру, (а иного не бывает). Маркиан всё же сказал, что не знает этих денег, и отказался брать недостачу: не потому что гнушался менялы (ведь он не только простил его, но и признал его поступок делом любви), но потому что бежал от суетной славы, которая приносит только вред. Он не хотел, чтобы хоть кто-то из людей об этом узнал и сохранял тайну для одного только Бога.
Однажды к святому Спиридону пришёл человек, чтобы купить сто коз. Святой согласился продать. Покупатель назвал цену и пошёл отбирать животных, но заплатил он только за девяносто девять голов, чтобы одну козу взять незаметно, надеясь, что простоватый и совсем не деловой продавец этого не заметит. Когда они вместе зашли в загон, Спиридон, отсчитав сто коз, отдал их и молча взял деньги.
Но одна коза, как послушная своему хозяину, будто зная, что он не продал её, убежала обратно в загон. Покупатель потащил её силой, но она снова вырвалась из его рук. Самое удивительное, что она вырвалась и в третий раз. Хозяину пришлось пинать и кричать на бедняжку, но животное упиралась. Покупатель попытался взвалить её на плечи и понести, но она стала сильно и яростно лягаться, бодаться и вырываться из рук. Тем самым животное ясно показало на нечестность покупателя и наказывала его. Те, кто были рядом, смотрели на это с изумлением, но не понимали, в чем причина.
Великий святой не хотел обличать покупателя перед всеми. Поэтому он сказал ему шёпотом:
– Смотри, чадо, может быть не просто так коза брыкается и не хочет уходить. Проверь, заплатил ли ты за неё.
Эти слова задели торговца за самое сердце, он осознал свой грех, устыдился, признался в обмане и попросил прощения.
Как только за козу были доплачены деньги, она перестала блеять и упираться, но спокойно пошла вместе со всеми остальными.
Великий святой, во всем хранивший умеренность и невозмутимое спокойствие, богобоязненно распоряжался делами епархии, но не забывал и о козах и овцах.
Как-то в глухую полночь воры неслышно проникли в овечий загон, чтобы украсть овец. Но Бог, опекающий пастыря, не покинул и пасомых овец. Воры оказались связанными в загоне незримой силой.
Настало утро, и великий святой, зная, что произошло, пришёл к ворам. Увидев, что их руки за спиной скручены и связаны, он молитвой освободил их от уз, затем преподал им длинное наставление, что нужно зарабатывать на жизнь праведными трудами и подарил им барана, сказав с улыбкой:
– Вы же не зря бодрствовали всю ночь.
Вот какой случай произошел с судовладельцем из Тримифуса[98]. Ему понадобились деньги, чтобы отправиться торговать за море. Он пришёл к святому и попросил у него в долг. Святой соблюдал все заповеди, в их числе и повелевающую не отворачиваться и от просящего в долг[99]. Он охотно дал этому человеку несколько золотых монет, которые хранились в епископии на случай нужды. Корабельщик взял золото и, совершив благополучное путешествие и заработав немалую прибыль, вернулся в Тримифус. Он пришёл к святому вернуть долг. Святой даже не проверил и не пересчитал деньги, как поступает большинство людей: он просто велел корабельщику подняться по лестнице и положить деньги в шкатулку, откуда они были взяты.
Корабельщик, очарованный добротой и доверчивостью святого, положил в шкатулку золотые монеты, как ему и сказал заимодавец. И всякий раз, когда ему было нужно, корабельщик брал деньги и без лукавства их возвращал. Так он поступал много раз, но страсть сребролюбия оказалась выше его сил. Его одолело подозрение к человеку, который полностью доверял ему, и в душу его вселилось лукавство, убивающее правдивость. Он обратил данную ему свободу во зло. Однажды он сделал вид, будто пошёл вернуть долг, но ничего не положил в шкатулку, запер её и ушёл, унеся деньги с собой.
Эти украденные деньги он потратил на свои дела, но они не принесли никакой выгоды. Он оказался в нужде и пошёл проторенным путем к великому святому, чтобы ещё раз попросить золото, которое не вернул. От святого не скрылось злодейство корабельщика, и он кротко велел ему, как обычно, пойти и взять деньги.
Корабельщик сделал вид, что ничего лживого и низкого он не совершал. Он пошёл за деньгами и, открыв шкатулку и найдя её пустой (такой он её сам и оставил), сообщил об этом святому, думая, что Спиридон не поймет, почему денег нет. Святой велел ему поискать деньги повнимательнее.
– Ведь, – сказал он, – ты сам их туда положил. Больше никто к шкатулке не прикасался.
Корабельщик снова пошёл и сделал вид, будто все осмотрел, но так как нельзя найти деньги, которых нет, он с притворным удивлением сказал:
– Нигде не могу их найти.
Благой и кроткий муж сказал ему:
– Друг, если ты и вправду их туда положил, то там и должен их взять. А если ты просишь у нас того, что забрал себе, ты над самим собой сейчас издеваешься, а не над нами.
Когда корабельщик это услышал, то больше не мог снести обличения своей совести. Он пал на землю, обхватил колени святого и стал молить о прощении. Святой успел простить его прежде, чем он начал говорить. Он дал ему наставление впредь не зариться на чужое и не отягощать свою совесть злодейством и ложью.
– Ведь от этого, – прибавил он, – нет никакой выгоды, лишь одни потери.
Несколько святотатцев ночью проломили стену в храме, где служил преподобный Евфимий, и похитили священные сосуды. Когда наутро кража обнаружилась, поднялось всё село и начало искать злодеев – слух о краже распространялся быстро. Воры были схвачены и преданы в руки правосудия. Судьи собирались вынести приговор без всякого снисхождения и потребовать для этих жалких преступников самого жестокого наказания.
Когда великий святой услышал об их решении, вышел на середину и сказал:
– Нехорошо, чтобы эти мерзавцы получили возмездие от других, когда перед вами стоит потерпевший. Кто понес ущерб, у того и право негодовать. Выдайте их мне, я беспощадно накажу их, так, что они скоро умрут от мук, голода и жажды.
Горожане рассудили, что он говорит правильно. Когда народ разошёлся, святой отвёл воров к себе домой. Там он отнесся к ним радушно, дал им всё необходимое, освободил от оков и отпустил на все четыре стороны.
В другой раз во время полнолуния, когда по земле разлился холодный свет, великий святой, как обычно, после славословия Богу делал обход своего хозяйства, как вдруг увидел двоих людей, воровавших муку из подвала. Один через подкоп пролез вниз и оттуда подавал мешки наверх, а другой принимал и относил в сторонку, надеясь, что никто не заметит. Он был настороже и как только заметил святого, бросился наутек, оставив товарища.
Божественный Евфимий считал большим злом лишать бедных муки, особенно когда хлеба не хватало, и он ценился чуть ли не на вес золота. И он решил заменить беглеца и помочь его товарищу. Тот, не зная, что произошло наверху, продолжал подавать мешки, а святой принимал их и складывал.
Когда вор извлек достаточно количество мешков и собирался вылезать, святой шепнул ему на ухо:
– А чего мы пойдем, не забрав сыр? – пальцем показал, где лежат головки сыра. Со страху тот не догадался, с кем разговаривает, и спросил:
– А ты откуда знаешь?
– Епископ об этом недавно говорил, я слышал, – ответил Евфимий.
Вор начал ощупывать указанное ему место и добрался до сыра. Он взял головки и подал их святому. Но как только несчастный увидел его руку, сразу понял, кто это, от страха и стыда рухнул на землю и стал просить прощения, ползая у него в ногах.
Святой почтительно взял его за руку, поднял с земли, обнял и сказал:
– Не бойся, чадо, и не думай, что совершил что-то ужасное. Взятые тобой вещи принадлежат Богу и тебе. Если ты возьмешь часть, знай, что берешь свое, а не чужое. Если тебе понадобится еще, приходи и бери все, что нужно.
Вор утешился этими словами и ушёл, дивясь незлобивости и сострадательности святого, и всем рассказал о произошедшем. А святой по своей великой добродетели не считал свой поступок даже стоящим внимания, потому что полагал, что настоящий христианин должен считать всё материальное общим для всех людей и ничего не считать своим (Ср.: Деян. 4:32). Его душу созидала любовь, а сохраняло блаженное смирение; потому сума его не оскудевала (Ср.: Мф. 6:19–20).
Брат спросил авву Пимена:
– Что означают в Писания слова «гневающийся на брата своего напрасно?» (Мф. 5:22).
Авва ответил:
– Если брат погрешил против тебя, даже очень сильно, и ты разгневался на него, это напрасный гнев. Если он тебе вырвет правый глаз и отсечет правую руку, ты не должен на него гневаться. Но если он тебя отделит от Бога, вот тогда гневайся.
Сказал старец: «Несправедливо обиженный и простивший ближнего по природе своей от Иисуса. Кто не обижен и не обижает других, тот по природе своей от Адама. А кто обижает ближнего, требует с него проценты, наживается на чужом горе, тот по природе своей от дьявола».
Рассказывали об авве Геласии, что у него была книга на пергаменте ценой в восемнадцать номисм[100]. В ней были переписаны весь Ветхий и Новый Завет, и она лежала в церкви, чтобы каждый желающий из братьев мог читать её. Пришел брат-чужестранец и когда зашёл к старцу, увидел книгу, то сразу позарился на неё, украл её и ушёл. А старец, хотя все видел, не стал гнаться за ним. Тот человек пришёл в город и стал продавать книгу. Он нашёл покупателя и попросил за неё шестнадцать номисм. А покупатель сказал:
– Я сначала поспрашиваю, что это за книга, а потом скажу о цене, которую ты просишь.
Чужестранец отдал ему книгу. А торговец принес её авве Геласию, чтобы тот оценил товар, и сказал, сколько за неё просят.
Старец принялся рассматривать книгу так, будто никогда раньше не видел её, потом сказал:
– Покупай, книга хорошая и стоит названной цены.
Торговец вернулся к себе, но ответил продавцу не так, как велел старец.
– Я показал книгу авве Геласию. Он сказал мне, что шестнадцать номисм слишком дорого, и книга не стоит того.
Похититель, услышав это, спросил:
– А больше ничего тебе не сказал старец?
Тот ответил:
– Нет.
Растроганный незлобием старца, продавец сказал:
– Не буду её продавать, – он забрал книгу, пришёл к старцу с покаянием, хотел вернуть её назад, но тот отказался принимать её. Тогда брат сказал:
– Если не примешь, мне не будет покоя.
– В таком случае я возьму её.
И брат оставался у старца до самой его кончины, поскольку получил большую пользу от делания старца.
Когда авву Евпрепия грабили, он помогал грабителям выносить свои вещи. Они вынесли всё из кельи, оставив старцу только дорожный посох. Увидев это, авва смутился, и, взяв его, побежал за ними, чтобы отдать и его. Но они не захотели брать простую палку и поспешили скорее убраться прочь. Тогда старец вручил посох первым попавшимся путникам и сказал, кому передать его.
Как-то на авву Феодора напали трое разбойников: двое держали его, а третий выносил из кельи его имущество. Когда они вынесли книги, то хотели забрать и рясу, которую старец надевал на богослужение, но он попросил:
– Оставьте рясу.
Они не послушались. Тогда старец одним движением рук повалил на землю обоих державших его разбойников. Увидев такое, они перепугались.
– Не бойтесь, – сказал старец. – Поделите моё имущество на четыре части, себе возьмите три, а мне оставьте одну.
Они так и сделали, и старец получил свою долю – служебную рясу.
Про авву Иоанна Перса рассказывали, что когда на его келью напали злодеи, он вынес таз и всем омыл ноги. Они устыдились и с покаянием ушли.
Авва Макарий вернулся к себе в келью и увидел человека, который приехал на осле и выносил его имущество. Он присоединился к грабителю и стал навьючивать на осла вещи, будто они были не его. Затем, не проронив ни слова, он проводил его и сказал:
– Мы ничего не принесли с собой в мир и поэтому ничего не унесем из него. Господь дал, что пожелал, так и стало. Да будет Господь благословен во всем.
Ещё о нём говорили, что в его отсутствие к нему в келью пришёл разбойник. Когда авва вернулся, то застал разбойника, нагружавшего его имущество на верблюдицу. Авва стал помогать выносить свои вещи и вместе с разбойником навьючивать на животное. Когда всё было погружено, разбойник стал бить верблюдицу, чтобы она вставала, но она не поднималась. Авва Макарий, видя, что животное не поднимается, вернулся в келью, нашёл маленькую скамеечку, вынес её, положил на верблюдицу и сказал:
– Брат, вот чего не хватало, – и, ударив верблюдицу по ноге, крикнул: – Вставай.
Верблюдица тотчас встала и, сделав несколько шагов по слову его, вновь улеглась и уже не вставала, пока с неё не сняли всю поклажу. Пристыженный разбойник ушёл ни с чем.
Пришли как-то в келью старца разбойники и сказали ему:
– Мы сейчас возьмем всё из твоей кельи.
– Берите, чада, всё, что вам нужно, – сказал он.
Они все взяли и ушли, и забыли захватить только какой-то сверток. Старец взял его и побежал догонять их, крича во весь голос:
– Чада, возьмите, вы забыли это у меня в келье.
Разбойники, изумленные незлобием старца, вернули всё, что взяли, и, покаявшись, сказали:
– Поистине, он человек Божий.
Рассказывали, что как-то философы[101] решили испытать монахов. Проходил мимо монах, хорошо одетый, и они говорят ему:
– Эй ты, подойди-ка сюда.
Тот в гневе обругал их.
Проходил и другой монах, ливиец, и они сказали:
– Эй ты, монах, старый греховодник, подойди-ка сюда.
Тот сразу подошёл, и они ударили его по щеке. Он подставил другую щеку. Они тотчас пали перед ним на колени и с изумлением воскликнули:
– Вот истинный монах!
Они посадили его рядом с собой и стали расспрашивать:
– Каким же делом вы превзошли нас в пустыне? Вы поститесь? И мы постимся. Вы бодрствуете? И мы бодрствуем. Все что вы делаете, и мы делаем. Но в чем же вы выше нас, пустынники?
Старец ответил:
– Мы надеемся на благодать Божию и храним свой ум.
Философы сказали:
– Этого мы хранить не можем.
Так, получив духовную пользу, они попрощались с монахом.
Два монаха жили рядом. Старец пришёл к ним, чтобы испытать их. Он взял посох и стал истреблять овощи, которые вырастил один из них. Завидев это, брат спрятался и не выходил до тех пор, пока от овощей ничего не осталось. Затем он вышел и увидел, что уцелело одно только растение. Он сказал старику: «Если хочешь, я сейчас приготовлю его, и мы вместе поедим». Старец совершил перед братом поклон, сказав:
– Ради твоего незлобия почил Дух Святой на тебе, брат.
Блаженный Зосима рассказывал об одном старце: «Когда я был в монастыре в Тире[102], пришёл к нам один добродетельный старец. Мы стали с ним читать книгу «Изречения старцев» (мы всегда её по нашему обычаю читали) и дошли до рассказа о том старце, к которому пришли разбойники и все взяли, кроме одного небольшого свертка. Там было написано, что старец гнался за ними, крича во весь голос: «Чада, возьмите, это вы забыли в моей келье». Они, восхищенные его незлобием, вернули все украденное.
Когда мы прочли это, старец сказал мне:
– Ты знаешь, авва, это высказывание весьма помогло мне.
Я стал его расспрашивать:
– Как это, отче?
Он ответил:
– Когда я жил на берегу Иордана, я прочел это высказывание и, восхитившись незлобивостью и кротостью старца, обратился к Богу и сказал: «Господи, удостоивший меня принять тот же монашеский образ, что и он, удостой меня по следам его ступать и следовать, как и он, тем же путем, направляемый Твоей благодатью».
Когда мной овладело это стремление, уже через два дня моего сиденья в келье слышу, как несколько человек подошли к келье, постояли и постучались в дверь. Я понял, что это разбойники. Сказал я про себя: «Слава Богу, настало время явить плод моего желания». Я открыл дверь и радушно их принял, зажег светильник и начал показывать им вещи, приговаривая:
– Не беспокойтесь, верую Господу, что не скрою от вас ничего.
– У тебя есть золото? – спросили они.
– Да, три золотника, – ответил я и открыл ящичек.
Они взяли золото и ушли с миром.
– А я, – сказал блаженный Зосима, – поблагодарил старца за рассказ и спросил его:
– А что было потом? Они вернулись, как те разбойники к старцу из повести?
Он тотчас ответил:
– Упаси Господи! Я не хотел их возвращения.
Вот, видите, – добавил в заключение авва Зосима, – к какому преуспеянию, славе перед Богом привели его желание и душевная готовность. Он не только не пожалел о вещах, но и радовался, как будто удостоился великого блага».
Другой старец, которому нужна была одежда, пришёл на рынок и купил одежду за нумию[103] с мелочью. Он взял плащ, положил на землю, сел на него и, отдав продавцу номисму, стал отсчитывать медяки, раскладывая их на валявшейся рядом дощечке. Кто-то подошёл сзади и стал вытягивать покупку из-под него. Старец чувствовал, что кто-то вытаскивает одеяние, но молчал и только все больше нагибался над монетами, пока вор не вытянул одеяние полностью и не скрылся. А старец, заплатив полную цену, ушёл с пустыми руками.