Бледная звезда при дворе Валуа

Глава 7 Смерть Эрколе

Когда весть об отречении Рене достигла ушей Кальвина, тот презрительно написал в письме своему коадъютору Уильяму Фарелу от 1 ноября 1554 года:

— Есть печальные сведения о герцогине Феррарской, более достоверные, чем я бы хотел, что она сдалась под давлением угроз и упрёков. Что мне сказать, кроме того, что примеры стойкости среди дворян редки?

— Боюсь, Вы оставили прямую дорогу ради мира, — гневно обрушился он затем на Рене. — И в самом деле, дьявол так полностью восторжествовал, что мы издаём стон, и склоняем головы в скорби.

А ведь реформатору так хотелось сделать из Рене мученицу!

В свой черёд, Олимпия Морато не менее строго комментирует «акт слабости» Рене в письме Паоло Верджерио, епископу Капо д'Истрии, датированном «Гейдельберг, 1555 г.»:

— Я огорчена, но не удивлена падением этой принцессы, которую я знала в другие времена и всегда считала слабоумной. Меня больше удивляет печальное отклонение некоторых других. Моя мать твёрдо стоит посреди бури. Слава Богу, которому подобает всяческая хвала!

Это письмо наводит на мысль о том, что Олимпия не забыла про нанесённую ей обиду. Но, хотя всё это время Рене ни разу не вспомнила о своей бывшей протеже, дружба Олимпии с Анной д'Эсте не пострадала из-за её изгнания. В том же году она пыталась побудить герцогиню де Гиз заступиться за преследуемых во Франции реформаторов:

— Хотя, прославленная принцесса Анна, нас долгое время разделяло большое расстояние… я не переставала помнить тебя… Ибо ты знаешь, как тесно (ведь ты была моей принцессой и любимицей) мы прожили столько лет друг с другом и как мы вместе занимались литературными исследованиями… Однако нет ничего, чего я жажду больше, чем того, чтобы ты серьёзно посвятила себя изучению Священного Писания, которое единственное может привести тебя к единению с Богом и утешить тебя во всех страданиях этой жизни… А потому, моя сладчайшая принцесса, поскольку Бог так высоко облагодетельствовал тебя, что открыл тебе Свою истину, и что ты знаешь, что многие из тех людей, которых сейчас сжигают там, где находишься ты, совершенно невиновны и подвергаются всевозможным пыткам во имя Евангелия Христа, несомненно, твой долг проявить свой разум, либо обратившись в их защиту к королю, либо ходатайствуя перед ним. Ибо, если ты молчишь или потворствуешь этим деяниям и подвергаешь своих собратьев-христиан таким мучениям и сожжениям, ни словом не показываешь, что это тебя огорчает, из-за этого молчания ты кажешься соучастницей их резни и соглашаешься с врагами Христа…

Возвращаясь снова к истории Рене, необходимо упомянуть, что она осталась твёрдой в одном вопросе. Герцогиня во многом уступила. Но зато окончательно подвела черту под своим браком с человеком, из-за которого её судили и посадили в тюрьму как обычную преступницу. Рене продолжала жить в отдельном помещении, хотя у Эрколе даже это вызвало недовольство. Он жаловался Генриху II:

— Герцогиня отказалась возвращаться в комнату, которую мы делили пятнадцать лет и в которой у нас родились такие прекрасные дети.

Необходимо также упомянуть о событии, которое произошло через три дня после её освобождения из замка-тюрьмы и, должно быть, принесло ей радость. Это было возвращение её старшего сына Альфонсо и его примирение со своим отцом.

Судебный процесс против жены позволил Эрколе II решить эту проблему. Если Генрих II сначала занял по отношению к тётке-еретичке непримиримую позицию, то в конце судебного разбирательства уже стремился примирить супругов:

— Было бы неуместно видеть дочь Франции в тюрьме по обвинению в ереси!

Поэтому, когда Альфонсо, вероятно, излечившийся от своих воинских пристрастий благодаря участию в тяготах военной кампании, пожелал вернуться в Феррару, 8 сентября король публично заявил, что отпускает его. Эрколе II прекратил судебное разбирательство против Рене ровно через пять дней после этого. При этом принц не испытал никакого негодования со стороны своего отца, в то время как его прибытие было встречено горожанами с большой помпой и ликованием. После этого 12 ноября 1554 года Генрих II выразил удовлетворение в связи с возвращением в католическую веру своей тётки, а также готовность прислать к ней французских дворян и слуг.

Союз мелких итальянских государств с императором Карлом V была скорее ярмом рабства, чем узами дружбы. Можно предположить, что симпатии Эрколе II тайно были на стороне французов из-за его собственного брака с принцессой Рене и брака его старшей дочери с герцогом де Гизом, что привело к изменению его политики. Тем более, что Генриху II очень был нужен союзник в Италии, особенно после того, как император передал корону Испании, а, вместе с ней, Неаполь и Милан, своему сыну Филиппу II, который опирался на герцога Флорентийского и герцога Пармского. Французскому королю же удалось создать Лигу с новым папой Павлом IV, человеком, с которым шутки были плохи. Поэтому, помня о многолетней борьбе своего отца со Святым Престолом, Эрколе присоединился к Лиге 13 ноября 1556 года и был назначен её генерал-капитаном, и, одновременно, генерал-лейтенантом французской армии в Италии.

Тем временем знаменитый испанский полководец герцог Альба выступил из Неаполя и вторгся в папские владения, захватив там несколько сильных фортов и не встретив сколько-нибудь эффективного сопротивления. В начале 1557 года в Италию во главе французской армии вступил герцог Гиз, зять Эрколе II, «одержимый завоеванием Неаполя». Но тут в Нидерландах Эммануил Филиберт, герцог Савойский, один из самых способных военачальников Филиппа II, одержал победу в битве при Сен-Кантене, в которой были взяты в плен не менее 600 французских дворян и цвет французской знати, включая коннетабля Монморанси. Узнав об этом, Генрих II отозвал герцога Гиза из Италии, оставив Павла IV без армии. Однако Филипп II слишком почитал Святой престол, чтобы потворствовать своей жажде мести, и 14 сентября 1557 года заключил мир с папой на очень унизительных условиях.

А что же делал в это время генерал-капитан Лиги? Эрколе упорно отказывался двигаться далее Ломбардии, хотя Павел IV настоятельно призывал:

— Поверните оружие против Неаполя!

Тем не менее, муж Рене слишком хорошо знал мощь испанских войск в Северной Италии:

— При всём уважении к Вашему Святейшеству я не могу рисковать потерей собственного государства.

Хотя Эрколе II упрямо отказывался сопровождать французскую армию в Абруццо, он согласился снабдить её военным снаряжением, пока сам оставался на севере, чтобы сдерживать испанцев в Милане. Война всегда была неприятна герцогу, и он, конечно, не снискал лавров в этой кампании. Павел IV, однако, наказал за равнодушие своего вассала, не включив герцога Феррарского в свой мирный договор с Филиппом II. Таким образом, Эрколе оставался беззащитным перед врагами. Генрих II тоже проявил полное нежелание помогать своему бывшему союзнику и муж Рене был близок к отчаянию. К счастью, Козимо I Медичи, герцог Флорентийский, согласился выступить посредником на его переговорах с испанцами, и, в знак примирения, предложил наследному принцу Феррары руку своей старшей дочери. Однако по пути к жениху, в порту Ливорно, 19 ноября 1557 года Мария Медичи внезапно скончалась от малярии.

В этот критический момент принц Альфонсо д'Эсте в сопровождении кондотьера Корнелио Бентивольо во главе 4000 пехотинцев, усиленных четырьмя артиллерийскими орудиями, дал бой пармской армии 9 января 1558 года и разгромил её. Война, казалось, возобновилась. Тем не менее, Козимо I снова добился умиротворения, предложив в жёны наследнику Эрколе II свою вторую дочь Лукрецию Медичи.

Однако Рене была против:

— Наш сын достоин руки сестры или дочери короля Франции!

В свой черёд, французы намеренно распространялись ложные слухи о невесте Альфонсо среди прибывших во Флоренцию феррарских послов:

— Эта принцесса слишком уродлива и слаба здоровьем!

Несмотря на это, 13 апреля 1558 года в Пизе был заключён брачный контракт, по которому за дочерью Козимо давалось приданое в 200 000 золотых скудо. 11 мая того же года Алессандро Фьяски, представитель Феррары, в знак обручения преподнёс Лукреции кольцо. Тогда послы впервые увидели её и остались довольны внешностью принцессы. Она показалась им воспитанной и добродетельной девушкой.

Двадцатичетырёхлетний Альфонсо д’Эсте торжественно въехал во Флоренцию 18 мая 1558 года. 3 июля того же года он и Лукреция были обвенчаны в часовне палаццо Питти или, по другой версии, в церкви Девы Марии Нуово. По просьбе тёщи, принц согласился отложить брачную ночь до того времени, когда его тринадцатилетняя супруга достигнет половой зрелости. Через три дня после свадьбы сын Рене покинул Флоренцию и отправился ко двору французского короля, который обещал выплатить суверенный долг перед феррарским герцогством в 300 000 дукатов.

По свидетельствам современников, Лукреция Медичи была влюблена в своего мужа, он же был к ней равнодушен. Её многочисленные письма к принцу часто оставались без ответа. Ожидая Альфонсо, она практически ничего не ела и мало говорила, ежедневно подолгу молилась за него на утреннем богослужении. Спустя некоторое время флорентийский герцог выразил недовольство зятю:

— Когда же, наконец, Вы вернётесь за своей супругой?

Но принц не торопился покидать Францию:

— К сожалению, христианнейший король не торопится возвращать долг моему отцу, поэтому мне придётся ещё задержаться в Париже.

Среди этих волнующих событий Рене не могла быть равнодушной наблюдательницей. Судя по прошлому, вполне можно предположить, что она с ликованием приветствовала бы восстановление французского господства в Италии. Знаменитый воин Монлюк в своих мемуарах рассказывает, как по прибытии в Феррару после неудачи при Сен-Кантене его принимали не только герцог и его брат-кардинал, но и «мадам герцогиня», «как если бы он был их родным братом». Затем Монлюк добавляет:

— Они хотели бы, чтобы я поселился в замке.

В другом месте, после рассказа о своём успехе в броске с подкреплением в Верчелли и о своём возвращении в Феррару, когда между Эрколе и Филиппом II уже был восстановлен мир, он самодовольно продолжает:

— Не нужно спрашивать, был ли я принят месье герцогом, месье кардиналом и мадам герцогиней, поскольку я не думаю, что они когда-либо привечали какого-либо мужчину, какого бы состояния он ни был, больше, чем меня.

Узнав в 1558 году о взятии Кале её зятем Франциском де Гизом, Рене, по словам хрониста, «позволила трубам месье (мужа) зазвучать во дворце мадам (герцогини), в честь упомянутого события». После каждой победы французов ею ко двору Генриха II отправлялись поздравительные письма.

Наряду с тем Рене позаботилась о брошенных герцогом Гизом в Италии французских солдатах. Их положение было крайне плачевным. По словам Брантома, не менее 10 000 этих обездоленных существ были спасены от смерти благодаря щедрости герцогини.

— Ибо, — говорит он, — когда они проезжали через Феррару, она снабдила их всех деньгами и лекарствами, насколько это было в её силах; и когда её управляющий указал ей на огромные расходы, она только ответила: «Что Вы хотите, чтобы я сделала? Эти бедные французы и мои соотечественники, которые, если бы Бог дал мне бороду… были бы моими подданными; и… я была бы их королевой, если бы этот несправедливый Салический закон так сильно не ограничивал меня.

Без сомнения, примирение Рене с Римской церковью было актом отчаяния с её стороны, и это «вскоре стало орудием пыток» для неё самой. Некоторое время духовник герцога и его компания не замечали этого, но были другие, кто видел. В частности, среди последних следует назвать итальянского реформатора Галеаццо Караччоли, старшего сына маркиза Вико, который обратился к новой вере в Неаполе, что вызвало негодование его собственной семьи. Он удалился от двора Карла V в 1551 году в Женеву, где стал не просто учеником, но и преданным другом Кальвина. Именно после неудачной попытки его отца в 1555 году отозвать его в Неаполь, Караччоли, «возвращаясь с радостным сердцем» с бесполезной встречи, на которую его привело только чувство сыновнего долга, «приехал в город Феррару, где его ждали». Там он познакомился с герцогиней, которая долго беседовала с ним о смене религии, о Женевской церкви и о Кальвине. После чего, чтобы скрасить ему утомительное путешествие, Рене послала ему свою собственную карету. Таким образом, она отдавала дань уважения тому духу самопожертвования в другом человеке, которого ей недоставало в самой себе.

20 июля 1558 года она получила новое послание от Кальвина:

— Теперь… я умоляю Вас, мадам, любой ценой упорствовать в ежедневном обучении в школе Господа нашего Иисуса Христа, поскольку на самом деле Вы достаточно хорошо знаете, даже без увещеваний со стороны других, что Вам это необходимо, особенно в то время, когда дьявол устраивает все возможные неприятности, чтобы заставить Вас отвернуться от неё…

— Я также слышал, мадам, что у Вас в собственном доме не без шипов, — продолжает реформатор. — Но всё же Вы должны преодолеть это зло вместе со всеми остальными; и какой бы большой ни казалась опасность того, что те, кто не исправится, но останется упрямым, если Вы отмахнетесь от них, отомстят богохульством и клеветой, всё же лучше один раз рискнуть, чем постоянно оставаться в стороне.

Впрочем, Эрколе II, удовлетворившись тем унижением, которому он подверг свою жену, больше не преследовал её на почве религии в течение короткого оставшегося срока своей жизни. Но их семейная гармония, которая была нарушена ещё до того, как их разногласия стали такими ожесточёнными, так и не была восстановлена. Внешне они примирились, но с тех пор продолжали жить порознь.

Между тем, родина Рене при короле Генрихе II всё больше становилась ареной жестоких преследований протестантов. Как и его отец, Франциск I, он любил наблюдать за мучительной смертью своих жертв, наслаждаясь зрелищем их мук.

— Но тем временем небесный суд вынес приговор неправедному монарху, — пишет Изабелла М. Брейкенридж.

Это произошло во время торжеств по случаю браков его дочери и сестры, которые скрепили Като-Камбрезийский мирный договор с Испанией. Генрих II был смертельно ранен во время рыцарского турнира копьём капитана Монгомери. Упав в объятия принца Альфонсо д’Эсте, он протянул только двенадцать дней и скончался в мучениях. Когда ужасные новости были получены в Ферраре, герцог распорядился отслужить великолепную панихиду по племяннику Рене в кафедральном соборе. Менее чем через три месяца после смерти французского короля, 3 октября 1559 года, Эрколе II скончался в результате непродолжительной болезни, длившейся всего восемь дней, можно сказать, преждевременно, поскольку ему не исполнилось и пятидесяти двух лет. В своём завещании он передал Рене дворец Бельригуардо и половину земель, прилегавших к нему, «до тех пор, пока она будет жить как добрая католичка». Но если Эрколе думал связать её совесть золотой цепью, то он не знал свою жену.

Летописцы семьи Эсте, такие как Родди, Фриззи и Муратори, не жалели похвал покойному герцогу. В том числе, из-за его покровительства искусству и литературе. Сохранился любовный сонет, написанный Эрколе II незадолго до смерти:

Не муку испытывает, но получает истинную и цветущую награду

Тот, кто любовь свою взращивает в ком-то благородном. Но муку испытывает и напрасно гордится и похваляется Тот, кто любит только тело или того, кто лишён добродетели. Если Небо сотворило меня знаменитым и великим, И моё имя каждый прославляет и воспевает, То это всё служит твоей славе, о, моя Аталанта, Ибо ты владеешь тем, что есть во мне, ибо ты владеешь мною целиком. И даже того, что каждый во мне больше всего почитает

И что во мне самое лучшее, ты единственная госпожа, И лишь ты внимаешь моему дару, моей поэзии. Итак, напрасно твоя любовь ко мне заставляет тебя бледнеть, Ведь Эрколе лишь одну тебя любит и превозносит, Он — твой певец, а ты — его вечная Аврора.

Неизвестно, какой красавице посвящён этот стих, но её описание, как ни странно, напоминает Рене…

Смерть мужа произвела большие перемены в положении герцогини. Двое её сыновей, Альфонсо и Луиджи, были далеко, при французском дворе, а кардинал Ипполито, их дядя, покинул Феррару, чтобы занять своё место в Римском конклаве. Франческо д'Эсте, дядя покойного герцога, состоял на службе Испании. Таким образом, бразды правления перешли в руки Рене. Несмотря на то, что её так долго игнорировали и презирали, она всё же показала, что полностью готова к чрезвычайной ситуации. Отправив курьера в Париж с печальным известием и устроив почётные похороны своему мужу, Рене энергично взялась за дело.

Она доверила опеку над Моденой маркизу Монтеккьо, сыну Альфонсо I и Лауры Дианти, и приняла меры по защите Феррары, как будто враг действительно находился у её стен. На самом деле герцог ди Сесса, губернатор Милана, планировал наступательные действия и, скорее всего, осуществил бы своё намерение, если бы его повелитель Филипп II не пожелал, чтобы он воздержался от этого.

Когда известие о смерти его отца дошло до принца Альфонсо, он немедленно отправил Корнелио Бентивольо в Феррару с различными поручениями и «самыми любящими письмами к своей матери и городу». Затем 18 октября он отправился в Эсклерон, чтобы попрощаться с юным королём Франциском II, который после отъезда нового герцога Феррары издал бреве, назначив ему ежегодное вознаграждение в размере 20 000 экю за услуги, оказанные его покойному отцу Генриху II.

Сев на корабль в Марселе, Альфонсо II отплыл в Ливорно, откуда направился во Флоренцию, чтобы навестить свою жену Лукрецию Медичи, с которой он так внезапно расстался после их женитьбы летом прошлого года. Его тесть, герцог Козимо I, составил ему компанию на пути к его собственным владениям. При спуске с гор Моденезе Альфонсо был встречен своим дядей, графом Монтеккьо, в сопровождении большого числа дворян и вельмож. Вскоре после этого прибыл владетель Мирандолы Лодовико Пико с обычными поздравлениями молодому герцогу по случаю его вступления на престол, а правитель Сассуоло Эрколе ди Пиа устроил ему великолепный приём в своём маленьком государстве.

— И вся Модена, — свидетельствует хронист Муратори, — вышла 21 ноября, чтобы порадоваться при виде своего нового герцога.

Альфонсо, однако, продолжил своё путешествие в Феррару. Ожидалось, что он спешится, согласно обычаю, во дворце Бельведер, и знать Феррары собралась там, чтобы встретить его. Но он разочаровал их ожидания, отправившись сначала инкогнито навестить герцогиню, свою мать, в её дворце в черте города. На следующий день он удалился в Бельведер, где оставался в уединении до завершения подготовки к его первому публичному въезду в Феррару в качестве герцога.

По прибытие своим первым актом милосердия он, наконец, освободил к восторгу народа своего престарелого родственника Джулио д'Эсте, сводного брата Альфонсо I, который за участие в заговоре 1505 года провёл пятьдесят три ужасных года в тюрьме.

26 ноября 1559 года Совет магистратов Феррары собрался во дворце Бельведер и его глава, граф Галеаццо Тассоне вручил герцогский скипетр Альфонсо II. После чего молодой герцог совершил великолепное «шествие по городу, который снова был по-королевски украшен триумфальными арками в разных местах». Так как Альфонсо был всеобщим любимцем, горожане разразились громкими приветствиями, а знаменитая артиллерия Феррары продолжала беспрерывный салют. Клятва верности в соборе и акт милосердия в честь Джулио завершили этот день. Более мрачная церемония была запланирована назавтра. Это было празднование похорон покойного герцога, которое проходило в Кафедральном соборе, хотя тело уже было предано земле в церкви Корпус Домини. В герцогской часовне был приготовлен катафалк, освещённый многочисленными свечами, и на него были установлены носилки со статуей, представляющей покойного. В сопровождении феррарской знати прибыли двадцатишестилетний герцог и его дядя Альфонсо д’Эсте, граф Монтеккьо, и заняли свои места под большим балдахином, где выслушали надгробную речь, составленную секретарём Джаном Баттистой Пиньей. Траурная процессия всего двора к церкви, где был похоронен Эрколе II, завершила церемонию.

Альфонсо II ознаменовал своё восшествие на престол различными милостями городу Феррара и другим городам, и объявил о начале своего правления итальянским дворам с помощью своих послов. 26 декабря был избран новый папа Пий IV и три вечера подряд в Ферраре устраивались грандиозные празднества в ознаменование этого события. Молодой герцог отправил в качестве чрезвычайного посла к новому понтифику графа Ипполито Турки, которому было поручено по прибытии связаться с епископом Англонским (обычным послом), кардиналом Ипполито д’Эсте и кардиналом Карлом де Гизом, и, с их помощью, добиться от Пия кардинальской шапки для младшего сына Рене, Луиджи д'Эсте.

С самого начала своего правления Альфонсо II представил доказательства того, что он унаследовал литературные вкусы, которые на протяжении поколений отличали семью Эсте. Он восстановил и вновь открыл Феррарский университет, который практически прекратил своё существование в последние годы жизни его отца. Он внёс щедрые дополнения в библиотеку Эстенсе, которую в старину обогатили завещания его предков. Помимо того, герцог приказал закупать за любые деньги все книги, которые были подарены миру с момента изобретения книгопечатания. Он также объявил о своём намерении открыть типографию в Ферраре.

17 февраля 1560 года Лукреция Медичи, наконец, торжественно въехала в Феррару. Но так как молодая герцогиня из-за слабого здоровья почти всё своё время проводила в своих личных покоях, управлять государством во время отсутствия сына приходилось Рене. Полагаясь на своё влияние на Альфонсо II, его мать не считала нужным скрывать свою склонность к новой религии.

— …с этого дня (смерти мужа) Рене полностью перешла из сферы Возрождения в сферу Реформации, — утверждает М. Бересфорд Райли.

Тем временем её старший сын отправился в Рим, чтобы в мае 1560 года совершить обычный унизительный акт поклонения, требуемого от вассала Святого Престола. Воспользовавшись этим, Пий IV сообщил ему о новом скандале, в который «ересь матери правящего герцога Феррарского» снова ввергла дом Эсте. Альфонсо II не осмелился возражать папе и по возвращении в Феррару, «после тщетных молитв с его стороны, а также увещеваний и доводов учёных и религиозных людей», по словам хрониста, он поставил свою мать перед выбором: либо сменить религию, либо уехать из Италии. В свой черёд, Анна д’Эсте передала ей приглашение вернуться во Францию от королевы-матери Екатерины Медичи, желавшей использовать принцессу-кальвинистку в борьбе за власть. На этом же настаивал Субиз в надежде, что возвращение Рене усилит позиции протестантов при дворе.

Тогда вдова решила посоветоваться с Кальвином. Не скрывая своего колебания, реформатор предупредил её:

— Правительство, в котором они Вас просят принять участие, сегодня настолько сбито с толку, что весь мир плачет.

Если же она настаивает на отъезде, ей придётся «измениться, чтобы служить Богу с разборчивостью, стремясь к цели, не запутываясь в сетях, которые было бы трудно разорвать».

Рене предпочла покинуть Феррару, дабы больше не возвращаться, даже внешне, в лоно католической религии. Ведь её старшие дети были уже устроены, младший, Луиджи, поедет с ней, а о незамужних дочерях, двадцатичетырёхлетней Лукреции и двадцатидвухлетней Элеоноре, вполне может позаботиться их брат-герцог.

Жители Феррары, города, который более тридцати лет считался домом Рене, были, по словам хрониста Муратори, безутешны, узнав о том, что любимая герцогиня покидает их навсегда:

— Потеря этой принцессы королевской крови вызвала сильное недовольство… потому что, очаровывая всех живостью своего интеллекта и мягкостью манер, она была всеми в высшей степени любима… из-за своей непревзойдённой щедрости, ибо она никогда не уставала помогать нуждающимся милостыней.

Рене действительно «делала всё, что могла», чтобы уменьшить количество человеческих страданий, и те, кому она помогла, были ей искренне благодарны.

— Да! Они видели в ней плоды Духа и были вынуждены любить её, — недовольно добавляет хронист, — но они, находясь во тьме и предпочитая её свету, не желали знать о её путях.

Истинная причина возвращения вдовствующей герцогини во Францию не была известна феррарцам: «распространённым сообщением было, что она ушла, потому что была недовольна герцогом, своим сыном». 2 сентября 1560 года Рене отправилась на родину, и баржа доставила её приближённых и её личные вещи до Турина. Сама же герцогиня отбыла на носилках в сопровождении своего младшего сына Луиджи, который отправился с ней во Францию. Герцог Альфонсо проводил свою мать со своей свитой из 300 человек знати, дам и кавалеров до Модены, и там простился с ней.

7 октября Рене остановилась в Савильяно, где тогда находился савойский двор герцога Эммануила Филиберта, женатого на её племяннице Маргарите Валуа. И здесь она не могла обойтись без того, чтобы не заступиться за гонимых, попросив герцога прекратить преследования вальденсов (представителей секты, предшествовавшей Реформации), которые из Южной Франции постепенно перебрались в труднодоступные альпийские долины Пьемонта. Эммануил Филиберт не прислушался к увещеваниям Рене, однако во Франции, где она надеялась сыграть важную роль в управлении государством и в распространении кальвинизма, её ждало ещё большее разочарование.