Блеф

VI

Огромная складная дверь гаража загрохотала, скользя по рельсам. Вскрывая ее, Том наделал много шума, но инструмент, который он использовал, был хотя и старый, но надежный. В подземный бункер ворвались тучи пыли и солнечный свет. Том выключил фонарик и повесил его на крючок в деревянной балке, служившей опорой массивной, покрытой грязью стены. От волнения его ладони стали влажными. Он вытер их о джинсы и остановился, разглядывая лежащие перед ним груды металла.

Люк в корпусе одного самого старого челнока, Жука, был распахнут настежь. Всю последнюю неделю он занимался тем, что заменял вакуумные лампы, приводил в порядок камеры и проверял проводку. Теперь все было отлажено, как никогда.

– Какие черти меня только за язык тянули? – сказал себе Том. Его слова эхом отразились от стен бункера.

Он мог бы нанять грузовик, может быть, с полуприцепом. Джой мог бы в этом посодействовать. Подогнать его к бункеру, погрузить челноки и без проблем доставить в Джокертаун. Но нет же, он умудрился пойти к Даттону и пообещать, что сам перенесет их к нему. Ни один джокер больше никогда не поверит ни единому его слову, если он воспользуется услугами службы доставки вместо того, чтобы сделать это самому.

Он бросил взгляд на открытый люк и попытался представить, как полезет в эту темноту, загерметизирует дверь, погребая себя в металлическом гробу, и почувствовал, как комок желчи подступает к горлу. Он просто не мог заставить себя это сделать. Все его существо противилось этому.

Но разве у него оставался выбор? Кладбище старых челноков больше ему не принадлежало. Меньше чем через три недели нагрянет бригада рабочих и начнет расчищать весь этот хлам, скопившийся здесь за последние сорок лет. Если челноки все еще будут лежать здесь, когда начнут разгребать груды металла бульдозерами, сделка сорвется, и у него будут серьезные неприятности.

Том собрался с силами и сделал первый шаг. Ничего страшного, убеждал он себя. С челноком все в порядке, он в состоянии переправить его через бухту, как делал это тысячу раз. Нужно лишь решиться на один последний полет, и все. Один последний раз, и он обретет свободу.

Вся королевская конница и вся королевская рать…

Том опустился на колени, ухватился за верхнюю часть люка и сделал глубокий медленных вдох. Под пальцами ощущался леденящий холод металла. Он пригнул голову и втащил себя внутрь, размашистым движением захлопывая люк за собой. В ушах стоял звон от оглушительного лязга металла. Внутри корпуса царила непроглядная тьма и холод пробирал до костей. Во рту пересохло, и сердце заколотилось от необъяснимого ужаса.

Он попытался на ощупь найти кресло пилота и, почувствовав наконец под руками рваную виниловую обшивку, пополз к нему. Бездонно-черная мертвенная тьма пугала – было такое ощущение, что он находится в пещере в самом центре земли или погребен заживо в могиле. Через щели вокруг люка просачивались слабые лучи света, и этого не хватало, чтобы различить очертания предметов. Где же этот чертов выключатель? Последние модели челноков были оснащены сенсорными пультами управления, встроенными в подлокотники кресел, но в этом старом корыте таких новшеств, разумеется, не было. Том в кромешной мгле шарил рукой над головой и больно прищемил палец, наткнувшись на какой-то металлический выступ. В груди все переворачивалось от ужаса, словно там металось насмерть перепуганное животное. Господи, как же здесь темно! Где же этот гребаный включатель?

Внезапно он почувствовал, что падает.

Головокружение обрушилось на него, как сбивающая с ног волна. Том ухватился на подлокотники кресла, пытаясь убедить себя, что ему это чудится, но ощущения не уходили. Вокруг него сомкнулась непроглядная тьма. Тошнота подкатила к горлу, и он пошатнулся вперед, сильно ударившись лбом об изогнутую стену челнока. Я не могу упасть, – громко выкрикнул он. Слова эти звенели у него в ушах, когда он все-таки рухнул на пол и теперь лежал, совершенно беспомощный в бронированном склепе. Почти задыхаясь, Том в отчаянии шарил руками по стене, руки скользили по стеклу и винилу, ища выключатель.

Внезапно все телевизионные экраны в кабине вокруг него ожили и засветились призрачным светом.

Пошатнувшийся мир встал на свое место. Дыхание Тома выровнялось. Он уже не падает. Он в целости и сохранности, сидит на полу в челноке, находящемся в бункере, он уцелел после падения в бездонную яму и, самое главное, уже не падает.

Экраны заполнились черно-белыми изображениями. Аппаратура была самых разных размеров и марок, на некоторых экранах изображение отсутствовало, а на одном из них картинка медленно кружилась, но Тома это нисколько не расстраивало. Он теперь мог видеть и больше не падал.

Он нашел пульт управления системой слежения и привел в движение наружные камеры. Изображения на экране менялись по мере того, как он сканировал окружающую остановку. Два других челнока – пустые оболочки – валялись в паре футов от его убежища. Он включил вентиляционную систему и услышал жужжание вентилятора, потоки свежего воздуха потекли по его лицу. Струйка крови заливала ему глаза – он поранился во время приступа паники. Том вытер ее тыльной стороной ладони и тяжело опустился в кресло.

– Ну, хорошо, – громко произнес он вслух. Пока ему все удается. Но отдых – это все же непозволительная роскошь. Надо подниматься в воздух и отправляться восвояси. Из этого бункера, через Нью-Йорк-бей. Это будет его последний полет – что может быть проще? Он дал команду к старту.

Челнок медленно покачнулся из стороны в сторону, оторвался от земли примерно на дюйм и с грохотом обрушился вниз.

Том чертыхнулся. Вся королевская конница и вся королевская рать, – подумал он. Он попытался изо всех сил сосредоточиться и предпринял новую попытку взлететь, которая также окончилась безрезультатно.

Он сидел там, с мрачным видом уставившись ничего не видящими глазами на блеклые черно-белые силуэты на экранах видеокамер, и, наконец, признался себе в том, о чем даже мысли не допускал. Горькая правда, которую он тщательно скрывал от Джоя ДиАнжелиса, Ксавье Десмонда и даже от себя самого, состояла в том, что на самом деле сломался не только челнок.

В течение двадцати четырех лет он мнил себя неуязвимым под защитой своей брони. Том Тадбари еще мог испытывать определенные страхи, сомнения и опасения, но не Черепаха. Его сила, вскормленная этим чувством неуязвимости, год из года росла, но только тогда, когда он находился под защитой челнока.

И так продолжалось до самого Дня Диких Карт.

Они вышибли его прежде, чем он успел это осознать.

Он летел высоко в небе над Гудзоном во время одной из своих спасательных миссий, когда вдруг почувствовал, как неведомая сила, явно направляемая Тузами, пробила его броню, как будто ее и не существовало. Том внезапно ощутил тошноту и слабость. Ему пришлось приложить большие усилия, чтобы не потерять сознание. Он чувствовал, что массивный челнок начал вдруг двигаться рывками по мере того, как ослабевала его концентрация. Перед тем, как в его глазах помутилось, он крем глаза заметил, как сверху вдруг вынырнул мальчишка на дельтаплане. Затем последовал оглушительный хлопок, от которого его ушные перепонки чуть не лопнули, и челнок умер.

Вся аппаратура мгновенно вышла из строя. Камеры, компьютеры, магнитофон, вентиляционная система – все перегорело или перестало работать за какую-то долю секунды. Это был электромагнитный импульс, как он узнал позже из газет, но в тот момент он чувствовал лишь слепоту и беспомощность. В определенный момент он был слишком потрясен, чтобы испытывать страх, и лишь пытался судорожно нащупать сенсорный пульт управления в темноте, чтобы снова включить приборы.

Он даже не почувствовал, когда они обрушили на корабль волну напалма. После этой атаки его снова охватила слабость. Именно тогда он и потерял контроль над кораблем – он начал дергаться рывками, устремляясь вниз к реке. На этот раз он действительно потерял сознание.

Том постарался отогнать эти печальные воспоминания и провел рукой по волосам. Его дыхание снова участилось, он весь покрылся липким потом, рубашка прилипла к телу. Признайся же наконец, – сказал он себе. – Ты просто трясешься от страха.

Зря он все это затеял. Черепаха был мертв, а Том Тадбари мог проделывать фокусы с кусками мыла и головами роботов не хуже других, но никогда не сможет поднять пару тон брони в воздух. Надо оставить все эти попытки – все бесполезно. Он должен позвонить Джою и сбросить старые челноки в бухту немедленно. Черт с этими деньгами – стоит ли игра свеч ради восьмидесяти тысяч? Уж конечно, не следует рисковать жизнью ради этого. В любом случае, он разбогатеет благодаря Стиву Брудеру. Воды Нью-Йорк-бей были бездонными, темными и холодными, а путь до Манхэттена долог. Он один раз попытал счастья, и чертов челнок взорвался, упав на дно реки – может, под воздействием напалма или давления воды, или чего-либо еще. Это был нелепый случай, но ледяная вода привела его в чувство, и он попытался выплыть на поверхность, позволяя течению нести свое беспомощное тело. В конце концов, каким-то невероятным образом он оказался на берегу в Джерси-сити. Лучше бы он умер.

Все, что он съел на завтрак, ворочалось у него в животе, и на мгновение Тому даже показалось, что его вот-вот стошнит. Вконец обессиленный, он расстегнул ремни кресла. Руки тряслись. Он выключил вентиляцию, системы слежения, камеры. Его снова окружила тьма.

Челнок должен был делать его неуязвимым, но враги превратили корабль в смертельную ловушку. Он никогда больше не сможет поднять челнок в воздух. Даже для последнего в жизни полета. Лучше бы он умер.

Тьма словно вибрировала вокруг него. Он чувствовал себя так, как будто снова вот-вот упадет. Надо немедленно выбираться отсюда, ведь он задыхается. Он мог тогда умереть.

Но он не умер.

Внезапно откуда-то из глубин сознания поднялась дерзкая мысль. Он мог умереть, но почему-то не умер. Он не мог поднять челнок в воздух, но все же этой ночью ему это почти удалось.

Тот самый челнок. Когда он наконец добрался до свалки, он был истощен, еле волочил ноги и был словно пьяный от шока, но в то же время, как ни странно, ощущал яростное биение жизни и удивительный подъем и радость просто оттого, что выжил. Он поднимет челнок в воздух, пересечет бухту и сделает несколько кругов над Джокертоном. Он снова вскочит на коня, который его сбросил, и покажет всем, что Черепаха еще жив. Он с честью выдержал направленный на него удар. Им удалось сбить его, поджечь напалмом и утопить, как камень, на дне чертового Гудзона, но он все еще был жив.

Люди на улицах приветствовали его.

Том протянул руку, щелкнул выключателем. Экраны снова засветились. Лопасти вентилятора снова начали вращаться.

Не делай этого, – нашептывал ему прячущийся в глубине души страх. – Ты не сможешь этого сделать. Ты бы уже был мертв, если бы челнок не взорвался.

– Но он взорвался, – произнес Том. Напалм, давление воды, другие причины…

Стены его спальни. Повсюду разбитое стекло, разодранные подушки, перья, летающие в воздухе.

Вдруг неподалеку в пронзительной темноте раздается журчащий звук. Мир в мгновение ока переворачивается и начинает погружаться в воду. Слабость и головокружение не позволяют ему сдвинуться с места. Он чувствует, как ледяные пальцы касаются его ног, крадутся все выше и выше, и приходит в себя, лишь когда вода поднимается к его паху. Онемевшими пальцами он почти вырывает ремень, но уже слишком поздно – леденящий холод подступил к груди, Том пошатывается, пол начинает уходить у него из-под ног, а затем вода накрывает его с головой, и он больше не может дышать, очутившись в чудовищной могильной тьме. Надо выбираться , выбираться отсюда…

Трещины на стене его спальни всякий раз, когда приходит этот кошмар. Фотографии в журналах – изломанные, искореженные куски брони, разошедшиеся сварные швы, вывороченные болты, весь корпус словно раздавленное яйцо. Но ведь броня была выгнута наружу. К черту все, – подумал Том. – Я сам это сделал. И я уцелел.

Он взглянул на ближайший экран, крепче схватился за подлокотники и послал мысленный импульс кораблю.

Челнок плавно поднялся вверх и выскользнул из бункера через дверь гаража прямо в утреннее небо. Солнечные лучи ласкали покрытую отслоившейся краской броню.

Том летел с востока, со стороны Бруклина, и солнце освещало корабль сзади. Он выбрал более длинный путь, поскольку пришлось обогнуть Стейтен-Айленд и отделявший его от Лонг-Айленда пролив, так как это помогло скрыть угол захода на посадку, но он успел освоить все премудрости за двадцать лет, когда был Черепахой. Он зашел на посадку со стороны каменной громады Бруклинского моста, низко пролетая над ним с огромной скоростью, и на экранах увидел, как ранние прохожие вскинули голову от удивления, когда по ним скользнула его тень. Это было зрелище, которое обитатели города никогда ранее не видели и вряд ли еще увидят: три Черепахи скользили над Ист-ривер, три железных призрака из прошлых газетных сенсаций, пришельцы из потустороннего мира летели плотным строем, совершенно синхронно совершая виражи и повороты, и даже проделали лихую двойную петлю в опасной близости от крыш домов в Джокертауне.

Том ликовал – эту авантюру стоило проделать только ради того, чтобы увидеть реакцию прохожих на улицах. По крайней мере, он уходит эффектно. Ему не терпелось увидеть заголовки газет, которые, разумеется, объяснят это происшествие происками венерианцев.

Было дьявольски сложно вытащить остальные челноки из бункера – хоть они и были изрядно покорежены, их броня по-прежнему весила немало. В какой-то момент, когда он завис над свалкой в Бэйонне, ему даже показалось, что попытка поднять все три челнока пустая затея. А затем ему в голову пришла идея получше. Вместо того, чтобы пытаться поднять их по одному, он представил, что все они плотно припаяны к вершинам невидимого гигантского треугольника, и поднял воображаемый треугольник в воздух. После этого все пошло как по маслу.

По приглашению Даттона одна группа репортеров ждала его на Бруклинском мосту, а вторая – на крыше знаменитого Музея Диких Карт на Боуэри. При всем том, что они засняли его полет, несомненно, встанет вопрос, кому же принадлежат эти челноки.

– Отлично, – заявил Том через громкоговоритель после того, как посадил челноки на крышу музея. – Представление закончилось. Выключайте камеры. – Одно дело позволить им заснять его полет и приземление, а другое – предстать перед камерами собственной персоной, выбирающейся из люка. И не важно, что лицо его было скрыто под маской – риск был слишком велик, а он вовсе не хотел подставляться.

В глаза бросалась высокая темная фигура Даттона, лицо которого по-прежнему было скрыто капюшоном. Повелительным жестом руки в перчатке он велел репортерам – которые, кстати, все были джокерами – сложить оборудование и покинуть крышу. Когда последний из них исчез на ведущей вниз лестнице, Том сделал глубокий вдох, стянул резиновую маску лягушки, выключил двигатель и выбрался наружу под лучи утреннего солнца.

Оказавшись на крыше, он обернулся, чтобы бросить прощальный взгляд на челноки, с которыми он расставался. Там, в свете дня, они выглядели совсем по-другому, чем в кромешной тьме бункера. Они казались меньше по размеру, более искореженными.

– Тяжело покидать их, не так ли? – спросил его Даттон.

Том повернулся к нему.

– Конечно, – сказал он. Он заметил, что лицо Даттона под капюшоном было спрятано под кожаной маской льва с длинной золотистой гривой. – Вы, наверное, купили эту маску в Хоибруке? – спросил он.

– Магазинчик в Холбруке принадлежит мне, – ответил Даттон, внимательно рассматривая челноки. – С трудом представляю, каким образом мы сможем втащить их в музей.

Том безразлично пожал плечами.

– Целого кита умудрились запихнуть в Музей естествознания, что же говорить о нескольких Черепашках. – На самом деле он вовсе не был так беспечен, как старался показать. За все эти годы, когда он был Черепахой, он умудрился насолить многим людям, от уличных хулиганов до Ричарда «Миллионщика» Никсона. Если бы Даттон слил информацию о его личности, все они уже давно были бы здесь, поджидая его. И даже если этого можно было не опасаться, все равно перед ним стояла непростая задача добраться до дома с восьмидесятью тысячами наличными в целости и сохранности.

– Ну что ж, за дело, – сказал он. – Деньги у вас с собой?

– Они в офисе, – ответил Даттон.

Они направились по лестнице вниз. Даттон шел впереди, а Том следовал за ним, осторожно оглядывая каждую лестничную площадку. В здании было темно и прохладно.

– Снова закрылись? – задал вопрос Том.

– Дела идут неважно, – признался Даттон. – Горожане боятся. Новая эпидемия Диких Карт распугала всех туристов, и даже джокеры стараются избегать толпы и не появляются в общественных местах.

Когда они наконец добрались до подвала и вошли в мрачный зал с каменными стенами, Том увидел, что музей все же не совсем безлюден.

– Мы готовим парочку новых экспонатов, – объяснил Даттон, когда Том остановился, чтобы полюбоваться тоненькой, похожей на мальчика девушкой, облачавшей в надлежащие одеяния восковую копию сенатора Хартманна. Она только закончила завязывать галстук на его шее длинными ловкими пальчиками. – Это для нашей сирийской диорамы, – пояснил Даттон, глядя, как девушка натягивает на восковую фигуру сенатора серое клетчатое пальто спортивного покроя. На плече, в которое вошла пуля, виднелся рваный разрез, и ткань вокруг была тщательно закрашена имитирующей кровь краской.

– Прямо как настоящий, – сказал Том.

– Спасибо, – ответила девушка. Он повернулась к Тому и с улыбкой протянула ему руку. У нее были очень странные глаза – сплошная радужка черного цвета с красным отливом, вдвое меньше нормальных глаз. Тем не менее, она двигалась вовсе не как слепой человек. – Меня зовет Кэти. Знаете, мне хотелось бы запечатлеть вас в воске, – сказала она, когда Том пожал ей руку. – Может, попозируете мне в одном из ваших челноков? – Она склонила голову к плечу и отбросила прядь волос от странных черных глаз.

– Да ну, – произнес Том. – Думаю, не стоит.

– Мудрое решение, – сказал Даттон. – Если Лео Барнетт станет президентом, некоторым тузам лучше не высовываться. В нынешние времена не стоит привлекать внимание к своей персоне и вести себя вызывающе.

– Не думаю, что Барнетта изберут, – с горячностью заявил Том. – Хартманн этого не допустит.

– Я тоже отдам свой голос за сенатора Грегга, – с улыбкой сказала Кэти. – Если вы вдруг передумаете насчет восковой фигуры в моем исполнении, дайте мне знать.

– Ты будешь первая, кто об этом узнает, – пообещал Даттон. Он взял Тома под руку. Они прошли мимо остальных экспонатов сирийской диорамы в разной степени готовности: Доктор Тахион в полном арабском облачении со всеми наградами и в шлепанцах с загнутыми носами на ногах; гигант Сайид – восковая фигура высотой десять футов, Карнифекс в ослепительно-белом боевом наряде. В другой части комнаты техники трудились над механическими ушами огромной головы слона, стоящей на деревянном столе. Даттон проследовал мимо них, лишь небрежно кивнув.

И вдруг Том заметил нечто, от чего остановился как вкопанный.

– Твою ж мать, – громко воскликнул он. – Да это же…

– Том Миллер, – сказал Даттон. – Но полагаю, он бы предпочел, чтобы его называли Гимли. Боюсь, что этот экспонат предназначен для нашего Зала Позора. – Карлик огрызнулся на них, подняв кулак над головой, как он делал, когда пытался зажечь толпу последователей речами. Его стеклянные глаза светились ненавистью, и казалось, их взгляд следит за каждым их движением. Он был явно не из воска.

– Прекрасный образчик искусства таксидермии, – изрек Даттон. – Надо доделать его быстрее, пока не пошел процесс разложения. Кожа лопнула в нескольких местах, а внутри обработанные кости, мышцы, внутренние органы – словом, все содержимое. Эта новая Дикая Карта может быть такой же безжалостной, как и прежний вариант.

– Да это же его настоящая кожа, – с отвращением произнес Том.

– А в Смитсоновском институте хранится пенис Джона Диллинджера, – невозмутимо произнес Даттон. – Сюда, пожалуйста.

На этот раз, когда они дошли до офиса Даттона, Том принял его предложение выпить.

Даттон показал ему деньги, аккуратно связанные в пачки и сложенные в довольно обшарпанный зеленый кейс.

– Купюры по десять, двадцать и пятьдесят долларов и несколько по сотне, – пояснил он. – Хотите пересчитать?

Том просто стоял, уставившись на хрустящие зеленые купюры, совсем позабыв про стакан со спиртным в руке.

– Нет, – сказал он вкрадчиво после долгих раздумий. – Если здесь не вся сумма, я знаю, где вас искать.

Даттон вежливо хмыкнул, затем зашел за письменный стол и извлек коричневый бумажный пакет с логотипом музея.

– Что это? – спросил Том.

– Как что? Голова. Я был уверен, что вам понадобится пакет, чтобы ее унести.

На самом деле Том совершенно забыл о голове Модульного Человека.

– Ах да, – сказал он, принимая пакет из рук Даттона. – Конечно. – Он заглянул внутрь. Оттуда на него смотрели глаза Модульного Человека. Он быстро закрыл пакет. – Пакет не помешает.

Был уже полдень, когда он вышел из музея с зеленым кейсом в правой руке и пакетом для покупок в левой. Он постоял немного, моргая от ослепительного солнечного света, а затем быстрым шагом направился вверх по улице по направлению к Боуэри, внимательно следя, нет ли там слежки. Улицы казались почти безлюдными, поэтому он рассчитывал, что обнаружить хвост будет нетрудно.

Пройдя уже третий квартал, Том был совершенно уверен, что его никто не преследует. Те немногие люди, которых он встречал на пути, были джокерами в хирургических масках или других более затейливых личинах, скрывающих лицо, и они старательно обходили друг друга. Тем не менее он продолжал свой путь просто из чувства предосторожности. Кейс с деньгами весил намного больше, чем он предполагал, а пакет с головой Модульного Человека, наоборот, был на удивление легким, и он дважды останавливался, чтобы поменять руки.

Дойдя до «Дома смеха», он поставил кейс и пакет на землю, внимательно осмотрелся по сторонам и снова не заметил никого подозрительного. Он стянул лягушачью маску и засунул ее в карман ветровки.

В «Доме смеха» было темно, а на двери висел замок и объявление: ЗАКРЫТО ДО ДАЛЬНЕЙШЕГО УВЕДОМЛЕНИЯ. Том знал, что заведение закрыли почти сразу после того, как Ксавье Десмонд угодил в больницу. Он читал об этом в газетах. Его это очень расстроило, и он даже почувствовал себя более постаревшим, чем было на самом деле.

С открытым лицом Том изрядно нервничал. Он стоял, переминаясь с ноги на ногу, в ожидании такси.

Движение на улице было не слишком сильным, и чем больше он ждал, тем большее беспокойство испытывал. Он сунул пятьдесят центов какому-то забулдыге, который, ковыляя, подошел к нему, просто чтобы от него избавиться. Три типа довольно бандитской наружности в одежде цветов Принца-Демона бросали на Тома и его кейс долгие, тяжелые взгляды. Однако его одежда была такой же неказистой, как и чемодан, поэтому они, должно быть, решили, что игра не стоит свеч.

Наконец ему удалось поймать такси.

Со вздохом облегчения он забрался на заднее сиденье большого желтого автомобиля в клеточку и положил чемодан на колени.

– Мне надо на Журнальную площадь, – сказал он водителю. Там он может пересесть на другое такси и вернуться в Бэйонн.

– О нет-нет, – заявил таксист. Это был смуглый темноглазый тип. Том бросил взгляд на его водительское удостоверение. Точно, пакистанец. – Только не Джерси, – продолжал водитель. – Не могу ехать в Джерси.

Том извлек помятую стодолларовую купюру из кармана джинсов.

– Возьмите, – сказал он, – Сдачи не надо.

Таксист рассмотрел купюру и расплылся в широкой улыбке.

– Очень хорошо, – сказал он. – Хорошо. В Джерси, отлично, – он завел мотор такси.

Том почувствовал, что может вздохнуть свободно. Он опустил стекло и уселся поудобнее на сиденье, наслаждаясь ощущением ветра на лице и приятной тяжестью кейса на коленях.

Вдруг издали донесся пронзительный, высокий, настойчивый воющий звук.

– Ой, что это такое? – с удивлением произнес таксист.

– Похоже, сирена воздушной тревоги, – ответил Том. Он наклонился вперед, весьма встревоженный.

Раздался звук второй сирены, громкий и оглушительный, который явно к ним приближался. Автомобили начали поворачивать к обочине. Люди на улице останавливались и вглядывались в пустое ярко-синее небо. Том услышал, как вдалеке завыли другие сирены, звук которых сливался с первыми двумя.

– Черт побери, – сказал Том. Он хорошо помнил, что это означало раньше. Сирены воздушной тревоги включили в день гибели Джетбоя, когда на ничего не подозревающих жителей города обрушилась Дикая Карта. – Включите радио, – попросил он.

– Ой, простите, сэр, не работает, о нет.

– Твою мать, – выругался Том. – Ладно, черт с вами. Прибавьте скорости. Везите меня к туннелю Холланда, да побыстрее.

Водитель нажал на газ, и такси сорвалось с места, несмотря на красный свет.

Они ехали уже по Канал-стрит в четырех кварталах от туннеля Холланда, когда движение вдруг остановилось.

Такси притормозило прямо перед серебристо-серым «Ягуаром» с временным водительским удостоверением, прикрепленным к ветровому стеклу. Движение словно замерло. Таксист в отчаянии жал на гудок. По всей улице раздавались гудки других автомобилей, смешиваясь с завываниями сирен воздушной тревоги. За ними, с визгом затормозив, остановился обшарпанный, покрытый ржавчиной «Шевроле» и тоже принялся непрерывно гудеть, выражая нетерпение. Таксист высунул голову из окна и заорал на языке, который Том не понимал, но, тем не менее, смысл гневной тирады был предельно ясен. За фургончиком уже выстроилась длиннющая очередь из автомобилей.

Таксист снова нажал на гудок, а затем повернулся к Тому, чтобы сообщить, что это не его вина, как будто бы Том этого сам не понимал.

– Придется подождать здесь, – не к месту сказал он, так как машины стояли, плотно прижавшись друг к другу бамперами, и ни одна из них не двигалась – при всем желании у таксиста не было никакой возможности вырваться из скопления автомобилей.

Том оставил дверь приоткрытой и стоял на разделительной линии, глядя в сторону Канал-стрит. Движение по всей улице, куда хватало взгляда, было парализовано, и сзади быстро росла ужасающая пробка. Том направился за угол, чтобы получше рассмотреть, что происходит. Машины на перекрестке словно застыли, светофор бесконечно менял цвета от зеленого к желтому и красному, но очередь не продвигалась ни на дюйм. Из открытых окон автомобилей доносилась громкая музыка – ужасная какофония из различных песен и радиостанций, и все это дополнялось гудением автомобильных сигналов и воем сирен воздушной тревоги, но, как ни странно, ни одна из станций не сообщала никаких новостей.

За спиной Тома вдруг возник водитель фургона «Шевроле».

– Ну, и где эта чертова полиция? – с возмущением в голосе спросил он. Это был очень тучный человек с двойным подбородком и изрытым оспинами лицом. Он выглядел так, как будто хотел все крушить на своем пути, и Том не мог не признать, что он прав. Ни одного полицейского не было видно. Где-то впереди в очереди отчаянно заплакал чей-то малыш, и его тоненький пронзительный крик без слов звучал в унисон с воем сирен, усиливая атмосферу отчаяния. Том передернулся от внезапного приступа ужаса. Похоже, это не просто пробка на дороге, подумал он. Было что-то неправильное во всей этой ситуации. Очень и очень неправильное.

Он вернулся к такси. Водитель отчаянно колотил кулаком в ветровое стекло – он, вероятно, был единственным по эту сторону Бродвея, кто не жал на гудок.

– Гудок сломался, – объяснил он.

– Я собираюсь выбраться отсюда, – сказал Том. – Деньги можете не возвращать.

– Катитесь к черту! – Том в любом случае собирался оставить водителю эту сотню, но тон таксиста задел его. Он вытащил кейс и пакет с заднего сиденья и, пройдя некоторое расстояние вверх по Канал-стрит, показал водителю средний палец.

Взгляд его упал на элегантно одетую женщину за рулем серебристого «Ягуара».

– Не знаете, что происходит? – спросила она.

Том пожал плечами.

Многие водители вышли из машин. Хозяин «Мерседеса 450 SL» стоял одной ногой на асфальте с мобильным телефоном в руке.

– Девять-один-один непрерывно занят, – сообщил он собравшимся вокруг него людям.

– Черт бы побрал этих полицейских, – посетовал кто-то.

Том уже подошел к перекрестку, когда вдруг заметил вертолет, скользящий вдоль Канал-стрит прямо над крышами домов. Под ним клубились воронки пыли и шевелились клочки старых газет в придорожных канавах. Даже в отдалении звук его мотора был просто оглушительным. Я никогда не поднимал такого шума, подумал Том. Вертолет странным образом напомнил ему о Черепахе. Внезапно кто-то начал вещать в громкоговоритель, но слова тонули в уличном шуме.

Прыщавый подросток высунулся из окна белого фургона «Форд» с номером Джерси.

– Гвардия! – проорал он. – Это их вертушка. – Он с энтузиазмом махал вертолету рукой.

Жужжание мотора, смешивающееся с гудением автомобильных сигналов, воем сирен и криками на улице, заглушали слова, доносящиеся из громкоговорителя. Гудки начали утихать.

– … возвращайтесь домой.

Кто-то начал выкрикивать ругательства.

Вертолет нырнул вниз и продолжил свой путь. Теперь Том уже четко мог различить военные опознавательные знаки на его броне – эмблему Национальной гвардии. Чей-то голос орал в громкоговоритель:

– закрыт… повторяю: туннель Холланда закрыт. Возвращайтесь домой, соблюдая спокойствие и порядок.

Мощные порывы ветра сбили его с ног, когда вертолет пронесся над его головой. Том упал на одно колено и закрыл лицо, спасая его от пыли и грязи.

– Туннель закрыт, – расслышал он, когда вертолет вернулся . – Не пытайтесь покинуть Манхэттен. Туннель Холланда закрыт. Возвращайтесь домой, соблюдая спокойствие и порядок.

Когда вертолет долетел до конца очереди из стоящих в пробке автомобилей за два квартала от места, где находился Том, он резко взмыл высоко вверх, превратившись в крошечный темный силуэт на фоне яркого неба, затем развернулся и зашел на новый круг. Люди на улице обменивались недоуменными взглядами.

– Меня это не касается – я же из Айовы, – заявила полная женщина, как будто бы этот факт имел хоть какое-то значение. Том прекрасно понимал, какие чувства она испытывает.

Наконец появились полицейские. Две патрульные машины медленно подкатили по тротуару, объезжая самую безнадежную часть пробки. Чернокожий полицейский выбрался из автомобиля и резким голосом начал отдавать приказы. Несколько людей послушно вернулись в машины. Остальные окружили полицейского, хором высказывая все, что они думают. Многие бросали свои машины, и поток людей потек вверх по Канал-стрит по направлению к туннелю Холланда.

Том присоединился к толпе, но двигался он медленнее, чем большинство из них, отягощенный немалым весом своих сумок. Он обливался потом. Мимо него пронеслась бегущая сломя голову женщина, которая имела весьма помятый вид и, казалось, была на грани истерики. Над их головами снова пролетел вертолет, откуда доносились предостережения толпе вернуться назад.

– Ввели военное положение! – выкрикнул водитель грузовика, свесившись из кабины. Вокруг него сразу же образовалась толпа людей, в которой оказался и Том. Жаждущие новостей люди оттеснили его к заднему колесу большой машины. – Только что объявили по СВ, – продолжал водитель. – Эти чертовы мудилы объявили, что вводят военное положение. Не только туннель Холланда закрыт, эти сволочи все перекрыли, все мосты и туннели, даже отменили паром на Стейтен-айленд. Всем запрещено покидать остров.

– О боже, – воскликнул за спиной Тома мужской голос, хриплый от страха. – Боже, это же Дикая Карта!

– Мы все умрем, – сказала пожилая женщина, – Я видела, как это бывает, в сорок шестом году. Они запрут нас здесь.

– Все из-за этих джокеров, – заявил мужчина в костюме-тройке. – Барнетт совершенно прав – они не должны жить среди нормальных людей, они распространяют инфекцию.

– Это не так, – подал голос Том. – Дикая Карта не заразна.

– Не говорите ерунду! О боже, мы, наверное, уже все заразились.

– Это носитель, – продолжал выкрикивать шофер грузовика. – Какой-то гребаный джокер. Он распространяет инфекцию везде, где появляется.

– Говорю вам, это невозможно, – произнес Том.

– А ты, значит, любишь джокеров? – заорал кто-то в адрес Тома.

– Мне надо домой, к детям, – скулила молодая женщина.

– Соблюдайте спокойствие, – начал было Том, но было уже слишком поздно. Вокруг раздавались крики, визг и ругательства. Казалось, толпа взорвалась, люди начали разбегаться в разные стороны. Кто-то со всей силы врезался в него. Том пошатнулся назад, а потом упал от удара в бок. Он чуть было не выпустил из рук свой кейс, но стоически продолжал сжимать пальцы, даже когда чья-то ступня обрушилась на его лодыжку. Ему удалось закатиться под грузовик. Мимо неслись сотни ног. Он прополз между колесами грузовика, волоча за собой свою поклажу, и поднялся на ноги на тротуаре, почти в полуобморочном состоянии. Это проклятый мир сошел с ума, – подумал он.

Вертолет начал новый заход вдоль Канал-стрит. Том наблюдал, как он приближается, а вокруг бесновалась толпа. Вертушка их успокоит, – подумал он, – по-другому и быть не может.

Когда на улицу начали падать первые канистры со слезоточивым газом, за которыми тянулся желтоватый дым, он повернул в направлении первого переулка и побежал со всех ног.

Шум стихал по мере того, как он несся по переулкам и боковым улочкам. Том пробежал три квартала и почти задыхался, когда внезапно заметил распахнутую дверь, ведущую в подвал под книжным магазинчиком. Он на секунду остановился в раздумье, но, когда услышал грохот сотен бегущих ног на соседней улице, его сознание приняло решение за него.

Внутри было прохладно и очень тихо. Том с облегчением поставил на пол кейс и уселся, скрестив ноги, на цементном полу. Он прислонился к стене и прислушался. Сирены воздушной тревоги наконец замолчали, но он мог различить гудки автомобилей, вой машин «Скорой помощи» и отдаленные яростные крики.

Вдруг справа он услышал скрип ступеньки. Том резко повернулся:

– Кто здесь?

Никто не откликнулся. В подвале по-прежнему царила мрачная тьма. Том поднялся на ноги. Он мог поклясться, что слышал скрип. Он сделал шаг вперед, застыл на месте и внимательно прислушался. Теперь не было сомнений – кто-то прятался там, за коробками. Он отчетливо слышал сдерживаемое, прерывистое дыхание.

Том решил на всякий случай не приближаться к тому, кто скрывался в углу. Он отступил к двери и, сосредоточившись, направил на груду коробок сильный телекинетический удар. Коробки обрушились, картон порвался, и оттуда вывалились десятки экземпляров «Отвратительных шуток джокеров» в мягкой обложке. Существо, прячущееся там, вскрикнуло от удивления и боли.

Том осторожно сделал несколько шагов вперед и столкнул в сторону верхние коробки, под которыми кто-то слабо шевелился, на сей раз руками.

– Не бойтесь, никто не причинит вам вреда, – сказал Том. Он подвинул порванную коробку, и новый поток книжонок хлынул на пол. Под ней обнаружился человек, скрючившийся в позе эмбриона и испуганно закрывающий голову руками. – Вылезайте оттуда.

– Я не делал ничего плохого, – тонким, едва слышным голосом произнес лежащий на полу человек. – Я просто здесь спрятался.

– И я тоже, – сказал Том. – Все хорошо. Вылезайте. – Человек шевельнулся, выпрямился и устало поднялся на ноги. – На меня неприятно смотреть, – предупредил он тихим шелестящим голосом. В том, как он двигался, было что-то ужасающе неправильное.

– Не имеет значения, – ответил Том.

Двигаясь вбок, как краб, явно с трудом, человек вышел на освещенную часть подвала, и Том наконец смог его рассмотреть. Отвращение, которое он испытал при первом взгляде на незнакомца, сменилось острой жалостью. Даже в приглушенном освещении подвала Том мог рассмотреть, как ужасно искорежено тело джокера. Одна нога была намного длинней другой и имела три сустава, вывернутые так, что колени торчали назад. Другая нога – вроде бы нормальная, заканчивалась нелепо смотрящей внутрь ступней. На сильно раздутом правом предплечье росло множество недоразвитых конечностей. Блестящая кожа была сплошь покрыта черными, кремовыми, шоколадно-бурыми и медно-красными пятнами. Только лицо его было нормальным. Это было красивое лицо, обрамленное светлыми волосами – с голубыми глазами, четкими чертами. Это было лицо кинозвезды.

– Меня зовут Мишмэш, – застенчиво прошептал джокер.

При этом красивые губы, которые могли бы принадлежать голливудскому герою, не шевелились, и в глубоких ясных голубых глазах не было жизни. Потом Том заметил вторую голову с отвратительным маленьким обезьяньим личиком, осторожно выглядывающую из-под расстегнутой рубашки. Она причудливым образом росла из его объемистого живота, пурпурного, как старая рана.

Том почувствовал, как к его горлу подкатывается тошнота. Видимо, отвращение отразилось на его лице, поэтому Мишмэш отвернулся.

– Простите, – пробормотал он. – Простите меня.

– Что произошло? – с трудом заставил себя произнести Том. – Почему вы здесь прячетесь?

– Я их увидел, – произнес джокер, по-прежнему стоя спиной к Тому. – Этих людей. Аборигенов. Они поймали этого джокера и избили его до полусмерти. Они и со мной проделали бы то же самое, но я ускользнул от них. Говорят, все это из-за нас. Мне надо попасть домой.

– Где вы живете? – спросил Том.

Мишмэш сдавленно всхлипнул, что, видимо, означало смех, и слегка повернулся к Тому. Маленькая головенка под странным углом извернулась на шее так, чтобы взглянуть на Тома.

– В Джокертауне, – сказал он.

– Понятно, – произнес Том, чувствуя себя полным идиотом. Конечно же. Он жил в Джокертауне, где же еще он мог жить?

– Это всего лишь в нескольких кварталах отсюда. Я вас туда доставлю.

– У вас есть машина?

– Нет, – ответил Том. – Нам придется пойти пешком.

– Мне трудно ходить.

– Мы пойдем медленно, – сказал Том.

Они так и сделали.

Уже сгущались сумерки, когда Том наконец осторожно выбрался из подвала, где они прятались. На улице уже несколько часов не было слышно никакого шума, но Мишмэш был слишком напуган, чтобы решиться показаться на улице до наступления темноты.

– Они на меня нападут, – твердил он.

Даже в сумерках джокер все еще не горел желанием показаться на улице. Том отправился на разведку, чтобы понять обстановку в квартале. Окна некоторых квартир светились, и он слышал звуки работающего телевизора, доносившиеся из одного из окон на третьем этаже. Где-то вдалеке раздавался вой сирен. Во всем остальном в городе царило спокойствие. Он медленным шагом обошел квартал, крадучись переходя от подъезда к подъезду, как солдат в фильме о войне. Улица словно вымерла – не было ни машин, ни прохожих. В витринах магазинов не было огней, и они были защищены складными решетками и стальными ставнями. Том заметил, что несколько окон были разбиты, а за углом на самом перекрестке лежал обугленный остов перевернутой полицейской машины. Огромный щит с рекламой сигарет «Мальборо» был изуродован надписью, намалеванной красной краской, которая гласила: УБЕЙТЕ ВСЕХ ДЖОКЕРОВ. Он решил, что не стоит вести Мишмэша по этой улице.

Когда он вернулся, джокер терпеливо его ждал. Кейс и пакет были передвинуты ближе к двери.

– Я же не велел трогать мои вещи, – раздраженно сказал Том и тут же пожалел об этом, так как Мишмэш принялся едва слышно скулить.

Том поднял свой багаж.

– Пошли, – произнес он, выходя наружу. Мишмэш поковылял за ним. Каждый его шаг казался уродливым, причудливым танцевальным па. Они шли медленно. Они шли очень-очень медленно.

В основном они старались идти по переулкам и боковым улочкам к югу от Канал-стрит, и им приходилось часто останавливаться. Казалось, проклятый кейс становился тяжелее с каждым шагом.

Они остановились перевести дух у мусорного бака неподалеку от Черч-стрит, когда вдруг увидели танк, который ехал вверх, к началу улицы в сопровождении почти десятка пеших гвардейцев. Один из них взглянул влево, увидел Мишмэша и вскинул винтовку. Том выпрямился и встал перед джокером, заслонив его собой. На мгновение глаза гвардейца и Тома встретились. Том заметил, что это почти ребенок – не больше девятнадцати или двадцати лет. Мальчишка довольно долго смотрел на Тома, затем опустил винтовку и последовал дальше.

Бродвей был совершенно опустевшим. Одинокая патрульная машина пробиралась между загородившими ей путь брошенными машинами. Том наблюдал, как она проезжает мимо них, в то время как Мишмэш прятался, скрючившись за мусорными баками.

– Пошли дальше, – скомандовал Том..

– Они нас заметят, – сказал Мишмэш. – Они причинят мне боль.

– Нет, они этого не сделают, – пообещал Том. – Посмотри, как темно кругом. – Они уже прошли почти половину Бродвея, осторожно двигаясь от машины к машине, когда на пустынной улице вдруг зажглись уличные огни. Спасительные тени исчезли. – Пойдем, – настойчиво сказал Том. Они направились к дальнему концу улицы.

– Стой, где стоишь!

Повинуясь окрику, они остановились на краю тротуара. Почти удалось. Подумал Том, но «почти» не считается, когда, как в песне поется, счет идет на подковы и гранаты.

Лицо копа было скрыто марлевой хирургической повязкой, приглушавшей его голос, который, тем не менее, звучал весьма властно и уверенно. Кобура была расстегнута, и он держал пистолет в руке.

– Не стоит… – нервно произнес Том.

– Заткнись, скотина, – сказал коп. – Вы нарушаете комендантский час.

– Комендантский час? – спросил Том.

– Ты что, оглох? Разве не слышал об этом по радио? – Он даже не дождался ответа. – Ну-ка, предъявите документы.

Том осторожно опустил кейс на землю.

– Я из Джерси, – сказал он. – Пытался уехать домой, но тут перекрыли туннели. – Он наконец выудил из кармана документы и передал их полицейскому.

– Джерси, – произнес коп, задумчиво изучая водительское удостоверение. – А почему тогда ты не в Портовом управлении?

– В Портовом управлении? – повторил озадаченный Том.

– Там, где проверяют документы. – Полицейский по-прежнему говорил резким неприветливым тоном, но, скорее всего, уже решил, что они не представляют угрозы. – Все, кто из другого города, должны обращаться в Портовое управление. – Проходишь медицинское обследование, тебе выдают синюю карту и отправляют домой. На вашем месте я бы направился прямо туда.

Автобусный терминал при Портовом управлении и в обычных обстоятельствах был настоящим зверинцем. Том мог лишь представить, что там творилось сейчас. Все туристы, жители пригорода или люди, которые имели несчастье оказаться здесь проездом, а также куча перепуганных насмерть манхэттенцев, прикинувшихся, что живут за городом, толпящихся в очередях на медицинское обследование или пытающихся купить билет на один из автобусов загородного маршрута, и тьма-тьмущая гвардейцев, пытающихся поддерживать порядок. Так что не надо было обладать большим воображением, чтобы представить кошмар, творившийся сейчас на Сорок Второй улице.

– Я просто не знал об этом, – соврал Том. – Я сейчас провожу своего друга до дома и сразу же отправлюсь туда.

Коп уставился на Мишмэша тяжелым взглядом.

– Ты сильно рискуешь, дружище. Носитель, говорят, какой-то альбинос, и вроде ничего не говорилось о лишних головах, но ведь в темноте все джокеры одинаковы, не так ли? А эти ребята из Гвардии тоже нервничают. Увидят такую странную парочку и решат сначала стрелять, а только потом проверят документы.

– А что, черт подери, происходит? – спросил Том. Видимо, дела обстояли гораздо хуже, чем он мог представить. – В чем дело?

– Советую все же иногда слушать радио, – сказал коп. – Может, тогда будет меньше шансов получить пулю в лоб.

– Кого вы ищете?

– Какого-то гребаного джокера, распространяющего новый вид Дикой Карты по всему городу. Говорят, он очень силен и ведет себя, как буйнопомешанный. Очень опасен. С ним дружок – какой-то неизвестный Туз, выглядит нормально, но пули от него отскакивают. На вашем месте я бы бросил этого уродца и понесся бы в Портовое управление.

– Я ничего плохого не делал, – прошептал Мишмэш.

Он говорил едва слышно и в первый раз осмелился подать голос, но полицейский его хорошо расслышал.

– Заткнись, урод. У меня нет никакого желания слушать джокерские бредни. Если я захочу тебя послушать, я тебе об этом сообщу.

Мишмэш испуганно съежился. Том был потрясен ненавистью в голосе полицейского.

– Не стоит говорить с ним в таком тоне.

Это было ошибкой с его стороны, большой ошибкой. Глаза полицейского поверх хирургической маски сузились.

– Вот, значит, как? Значит, ты один из тех, кто любит трахаться с джокерами?

Нет, ослиная задница, – подумал Том, не на шутку разозлившись, – я Великий и Ужасный Черепаха, и, если бы сейчас я был в своем челноке, я бы поднял тебя и швырнул прямо в помойку, где тебе и место. Но вслух он сказал:

– Извините, офицер, я не имел в виду ничего дурного. День был тяжелый для всех, так? Может, нам просто разойтись? – Он сделал усилие и улыбнулся, поднимая кейс и пакет. – Все в порядке, Мишмэш, – сказал он.

– Что в сумках? – неожиданно спросил коп.

Голова Модульного Человека и восемьдесят тысяч долларов наличными, подумал Том, но благоразумно промолчал. Он не считал, что нарушил какие-то законы, но правдивый ответ вызвал бы вопросы, на которые он был не готов отвечать.

– Ничего особенного, – сказал он копу. – Кое-какая одежда. – Но, видимо, он слишком замешкался.

– Почему бы нам не взглянуть? – настаивал полицейский.

– Нет, – выпалил Том. – Не имеете права. Я имею в виду, разве вы не должны предъявить ордер на обыск или достаточное основание или что-то в этом роде?

– Я сейчас выдам тебе твое дерьмовое основание, – коп начал вынимать ствол. – Сейчас военное положение, и мы уполномочены стрелять в грабителей без предупреждения. А теперь медленно опускай сумки на землю и отходи, скотина.

Тому показалось, что в этот момент время замерло. Он сделал, как ему было сказано.

– Еще дальше, – рявкнул коп. Том отошел к тротуару. – Тебя это тоже касается, идиот. – Мишмэш отошел и встал рядом с Томом. Полицейский подошел, наклонился и приоткрыл пакет, чтобы заглянуть внутрь.

Голова Модульного Человека вылетела наружу и ударила его прямо в лицо. Из носа полицейского хлынула кровь и запачкала белую марлю его маски. Он приглушенно взвизгнул и отшатнулся назад. В следующее мгновение, кувыркаясь, как пушечное ядро, голова дала ему прямо под дых. Коп задохнулся, и ноги у него подкосились. Со всего размаху он приземлился на задницу посреди улицы.

Голова атаковала его со всех сторон. Коп схватил револьвер обеими руками и стал палить наугад. Стекло окна на втором этаже разлетелось на мелкие осколки, когда голова врезалась в раму. Коп навел на нее дуло пистолета, но вдруг что-то вырвало ствол из его рук и швырнуло в сточную канаву.

– С-сукин сын, – едва выговорил незадачливый страж порядка. Он попытался подняться на ноги; его глаза остекленели, точно как у Модульного Человека. Из носа все еще текла кровь, хирургическая маска пропиталась ею насквозь и стала красной.

Голова снова атаковала. На этот раз он изловчился, схватил ее и держал на расстоянии нескольких дюймов от лица. Длинный кабель, свисавший с шеи, вдруг ожил и вполз подобно змее в окровавленную ноздрю. Коп заорал и ухватился за кабель. Голова рванулась вперед. Два лба крепко приложились друг о друга. Коп вырубился. Голова кружила над ним. Коп слабо застонал и перевернулся. Он не сделал попытки подняться. К Тому снова вернулась способность дышать.

– Он что, умер? – вожделенно прошептал Мишмэш.

Сердце Тома все еще бешено колотилось, получив добрую порцию адреналина. Понадобилось некоторое время, чтобы он мог вымолвить слово.

– Вот дерьмо, – сказал он. – Что, черт возьми, он наделал? Все случилось так быстро.

Голова Модульного Человека свалилась откуда-то сверху, ударилась оземь и покатилась. Том склонился над полицейским и потрогал пульс.

– Он жив, – сказал он. – Дыхание слабое. У него, должно быть, сотрясение, возможно, даже трещина в черепе.

Мишмэш подошел ближе.

– Убей его.

Том резко повернулся и в ужасе уставился на джокера.

– Ты спятил?

Безобразное обезьянье личико лилового цвета торчало из рубашки. На тонких губах блестела слюна.

– Он хотел убить нас. Ты же сам слышал, как он обзывал нас. Он не имел права. Убей его.

– Так не пойдет, – твердо сказал Том. Он встал, с отвращением вытирая руки о джинсы. Возбуждение улеглось; он чувствовал себя совершенно разбитым.

– Он тебя узнает, – прошептал Мишмэш.

Том как-то не подумал об этом.

– Вот дерьмо, – выругался он. Коп видел его водительское удостоверение.

– Они придут за тобой, – не унимался Мишмэш, – они знают, что ты это сделал, и придут. Убей его. Давай, я никому не скажу. Тогда это сделаю я, – сказал Мишмэш. Его губы раздвинулись, обнажив острые желтые резцы. Сморщенная мордочка потянулась к горлу полицейского, рубашка обвисла там, где находилось пузо. Мерзкая головенка, болтающаяся на конце глянцевитой прозрачной трубки фута три длиной, впилась в мягкую плоть ниже груди копа. Том услышал хлюпающие звуки жадного сосания. Ноги полицейского слабо задергались. Кровь била струей. Мишмэш все глотал и сосал, и густая красная жидкость начала подниматься по его прозрачному горлу.

– Нет! – закричал Том. – Прекрати это!

Обезьянья мордочка продолжала насыщаться, в то время как вторая голова на его туловище, голова кинозвезды, повернулась, уставилась на Тома ясными голубыми глазами и очаровательно улыбнулась.

Том попытался воздействовать на Мишмэша телекинетически, но ничего не вышло. Гнев, охвативший его при угрозах полицейского, прошел; теперь им правил ужас, а его сверхспособности никогда не работали, если он испытывал страх. Он стоял беспомощный, сжимая и разжимая кулаки, а Мишмэш беспощадно грыз зубами, острыми как иглы.

Том кинулся вперед, схватил джокера сзади и, вывернув ему руки назад, оторвал от жертвы. Какое-то время они боролись. Том располнел, был нетренирован, да и никогда не отличался особой силой, но тело джокера было столь же слабым, как и изуродованным. Они неуклюже пятились назад; Мишмэш дергался в руках Тома, пока голова не оторвалась от разорванного горла полицейского с тихим хлопком. Джокер шипел от ярости. Длинная прозрачная шея обвилась, как змея, вокруг левого плеча, а бесцветные глаза глядели вниз с безумным отчаянием. Кровь размазалась по всей сморщенной лиловой мордочке. Испачканные кровью зубы щелкали от бешенства, но шея-трубка была недостаточно длинной.

Том развернул его и швырнул в сторону. Разные ноги джокера подогнулись, он запутался и тяжело шлепнулся в сточную канаву.

– Убирайся отсюда! – закричал Том. – Убирайся немедленно, или я познакомлю тебя с той же штукой, с какой познакомился он.

Мишмэш зашипел, его жуткая голова болталась взад-вперед. Затем жажда крови прошла так же неожиданно, как и возникла, джокер съежился от страха.

– Не надо, – зашептал он, – пожалуйста, не надо. Я просто хотел помочь. Не делайте мне больно, мистер. – Его шея медленно убралась в ворот рубашки, словно длинный толстый стеклянный угорь вернулся в свое логово, осталась только крохотная испуганная мордочка, снующая между пуговиц. К тому времени Мишмэш уже поднялся на ноги. Он бросил на Тома последний умоляющий взгляд, потом вдруг развернулся и пустился наутек, неуклюже работая руками и ногами.

Том остановил кровотечение, перевязав шею полицейского носовым платком. Пульс еще слабо прощупывался, хотя бедолага явно потерял очень много крови. Он надеялся, что еще не поздно.

Том оглядел все брошенные машины и направился к одной из них. Однажды Джой показал ему, как включить зажигание, замкнув два провода. Он надеялся, что еще не забыл, как это делается.

В приемном отделении Клиники Джокертауна не было сидений, поэтому Том поставил кейс у стены и сел на него. Пакет с окровавленной головой Модульного Человека он сунул между ног. В приемной было жарко и шумно. Он старался избегать смотреть на испуганные лица людей вокруг, пропускал мимо ушей вопли боли в соседнем кабинете и сосредоточил внимание на напольной плитке, пытаясь ни о чем не думать. Пот покрыл лицо под прилипшей маской лягушки.

Он провел в ожидании уже полчаса, когда в приемную вошел толстый клыкастый мальчишка – разносчик газет с охапкой печатной продукции. Он был одет в гавайскую рубашку, а на голове красовался колпак, напоминавший мясной пирог. Том купил номер «Джокертаунского крика», снова устроился на кейсе и начал читать. Он прочитывал каждое слово в каждой статье на каждой странице, а прочитав, начинал все сначала.

Заголовки пестрели сообщениями о военном положении и повсеместной охоте за Кройдом Кренсоном, или Тифозным Кройдом, как называл его «Крик». Каждый, кто входил в контакт с носителем, мог подцепить бешеную карту. Не удивительно, что все были напуганы. Доктор Тахион заявил властям, что это была мутировавшая форма, способная заразить даже устойчивых тузов и джокеров.

Черепаха мог бы вывезти его, подумал Том. Кто угодно, полицейский, или Стражник, или туз рисковали заразиться и умереть, если бы попытались задержать инфицированного, но Черепаха мог бы доставить его, находясь в полной безопасности, как конфетку в обертке. Ему не нужно было входить в близкий контакт с кем-либо, чтобы воздействовать телекинетически, а его челнок обеспечивал надежную защиту. Только больше не было челнока, Черепаха умер.

Шестьдесят три человека обратились за медицинской помощью после массовых беспорядков в районе туннеля Холланда, ущерб, причиненный собственности, как писали, исчислялся суммой свыше миллиона долларов.

Черепаха мог бы рассеять эту толпу, не причинив никому вреда. Он просто поговорил бы с ними, выиграл время, чтобы побороть их страхи, а если бы ситуация вышла из-под контроля, то разогнал бы их, применив телекинез. Ему не были нужны стволы или слезоточивый газ.

Приходили донесения о единичных случаях насилия в городе против джокеров. Два джокера были убиты, а с десяток госпитализированы после избиения, в том числе камнями.

В Гарлеме шли повальные грабежи.

Арсон разгромил первый этаж представительства джокеров именем Христа, а прибывшие по тревоге пожарные были забросаны кирпичами и собачьим дерьмом.

Лео Барнетт молился за души страждущих и призывал к карантину во имя здоровья людей.

Двадцатилетняя студентка из Колумбии была подвергнута групповому изнасилованию на бильярдном столе в Подвале Сквишера. Десяток джокеров наблюдали, сидя на барных стульях, половина из них выстроились в ожидании своей очереди после того, как насильники закончили свое дело. Кто-то сказал им, что они излечатся от своих уродств, если вступят в сексуальную связь с этой женщиной.

Черепаха был мертв, а Том Тадбари сидел на старом кейсе, набитом десятками тысяч долларов наличкой, когда мир все больше и больше сходил с ума.

Вся королевская конница, вся королевская рать, подумал он. Том не успел пройтись по страницам газеты в третий раз, как чья-то тень упала на него. Он поднял глаза и увидел большую чернокожую сестру, которая помогала ему тащить полицейского в больницу из машины.

– Доктор Тахион примет вас сейчас, – сказала она.

Том последовал за ней в небольшую одноместную палату, где Тахион сидел устало за столом.

– Ну как? – спросил Том, когда сестра вышла.

– Он будет жить, – ответил Тах. Фиалковые глаза задержались на шершавой маске Тома. – Закон требует, чтобы мы докладывали о таких происшествиях. Полиция захочет допросить вас после того, как все уладится. Нам нужно знать имя.

– Томас Тадбари, – сказал Том. Он стянул маску и бросил ее на пол.

– Черепаха, – воскликнул Тах в изумлении. Он встал.

Черепаха мертв, подумал Том, но не сказал этого вслух. Доктор Тахион нахмурился.

– Том, что там произошло?

– Это долгая и страшная история. Ты хочешь знать? Тогда залезь в мои проклятые мозги и узнай. Я не хочу говорить об этом.

Инопланетянин Тах задумчиво посмотрел на него, поморщился и снова сел.

– По крайней мере, чертов Астроном дал мне возможность отличать хороших парней от плохих, – сказал Том.

– Он носит твое имя, – заметил Тах.

– Одно из моих имен, – напомнил Том. – Провалиться на месте, если мне не понадобится твоя помощь.

Инопланетянин Тах все еще был связан с его сознанием, он взглянул на Тома и резко сказал:

– Я не стану этого делать.

Том склонился над столом, нависая над небольшой фигурой доктора.

– Ты это сделаешь, – сказал он твердо. – Ты мне должен, Тахион. Выхода нет. Я убью себя, если ты мне не поможешь.