Пятьдесят лет назад каждая американская девушка мечтала стать европейской принцессой. Это желание проскальзывало в нарядах и жестах, поскольку все девушки старались одеваться как европейские леди и подражать манерам, принятым в парижских салонах. Но теперь уже люди из Старого Света тянутся в Америку, чтобы посмотреть, как ведем себя и одеваемся мы. Они стоят на палубах пароходов и держатся затянутыми в перчатки руками за перила, в первый раз глядя на Манхэттен, остров высотных зданий и мрачных тайн, до краёв наполненный миллионами как процветающих, так и забытых жизней. И путешественники неизбежно с удивлением вспоминают об этой узкой полоске земли, когда начинают изучать Новый Свет, поскольку здесь их ждёт много увлекательных приключений.
Конечно, из гавани выходит столько же кораблей, сколько в неё входит. Даже те, чьи имена во всей своей сомнительной славе регулярно мелькают в колонках сплетен, и за кем неутомимым взором следит алчная публика, иногда должны уезжать. Сколько высокопоставленных людей доверились «Компании Кунарда», чей двенадцатичасовой пароход уже уверенно отошел от материка, следуя из Нью-Йорка во Францию? Толпа на деревянной палубе уменьшалась, как и город, который на глазах съеживался за бортом корабля. Опершиеся на перила джентльмены и леди больше не различали машущих им платочков, хотя и знали, что великолепно вышитые образцы по-прежнему колышутся в знойном летнем воздухе. Относились ли эти дамы и господа к родному городу с любовью, ностальгией или отвращением? Доставляло ли им радость смотреть, как город проплывает мимо, квартал за кварталом, или они уже скучали по привычным гостиным и темным клубам, по зеленеющему в самом центре города парку и обрамляющим его кварталам особняков?
Там, на палубе, эти богатые ньюйоркцы, глядя на родной город, могли думать: «Если я пойду по этой улице, то приду в «Рыбный ресторан Мами», а если по той, то дойду до Шунмейкеров или до особняка Бака, или до любого из домов Асторов». Вспоминая о примечательных домах города, они могли бы решить, что Нью-Йорк всегда был миром, который держит детей крепко прижатыми к груди или же отсылает их прочь бродить по миру, как изгнанников. От чего же могут пытаться сбежать эти путешественники под безоблачным июльским небом? От каких удушающих браков, в корне неверных в глазах общества шагов и непростительных ошибок, от каких презрения и неловкости?
В любой паре сияющих глаз, в последний раз окидывающих взглядом родной остров, виднелась определенная тоска по тому, что осталось позади. Но печаль отъезда с каждой проходящей секундой затмевалась всё возрастающим предвкушением того, что ждёт впереди. Особенно ждала грядущего девушка, которая, скажем, только недавно пришла к пониманию, на что способны любящие сердца, и куда могут привести любовь и здоровое любопытство; или парень, который только что впервые пережил захватывающе упоительный окончательный разрыв уз и стал хозяином своей судьбы. В конечном итоге всего за несколько сезонов можно выучить, как и с какой скоростью всё меняется, осознать, что шикарные и гротескные жизни, проживаемые обитателями ныне респектабельных особняков, скоро будут казаться чудными и старомодными. Нью-Йорк всегда будет стоять на месте, но с каждым днём начнет приобретать все более незнакомые черты, и даже если его обитатели останутся прежними, эти перемены невозможно будет остановить.
И, в конце концов, это неважно, потому что путешествие уже началось, а расстояние до берега быстро увеличилось так, что его стало невозможно переплыть. И теперь пути назад нет.