Блеск

Глава 41

— Надеюсь, это вас не затруднит, — с нехарактерным раскаянием сказала миссис Генри Шунмейкер. Она окинула взглядом величественный вход в особняк Шунмейкеров, возможно, в последний раз, и кривовато улыбнулась алыми губами. Затруднение, о котором она говорила, представляло собой перегородившие весь холл восемь или девять сундуков с её лучшими нарядами и драгоценностями. Только ранним утром этого дня она наконец покинула постель принца Баварии и использовала эту возможность, чтобы вновь прихорошиться для него. Пенелопа выкупалась и переоделась с помощью горничной, и теперь стояла на пороге особняка, чистая, свежая и высокая в приталенном жакете цвета слоновой кости и того же цвета юбке. Длинную шею Пенелопы обвивали нежно-голубые кружева, а собранные в высокую прическу темные волосы скрывала широкополая соломенная шляпа, украшенная декоративными воробушками. — Я поручила забрать их мистеру Ратмиллу, дворецкому нашей семьи.

Дворецкий Шунмейкеров холодно кивнул.

— Тогда до свидания, — заключила Пенелопа, натягивая перчатки. Она старалась вести себя мило, потому что хотя они с Генри и желали быстрого расторжения брака, никогда не известно, как поведут себя в подобной ситуации их семьи, и вдобавок здесь осталось ещё несколько сотен предметов, которые Пенелопе в случае чего хотелось бы видеть в особняке Хейзов. Но день продолжался, и запас ее доброжелательности исчерпался. Пенелопа вышла через парадную дверь и, не оглядываясь, спустилась по белокаменным ступеням.

Девушкам её класса не полагалось ездить в наемных экипажах, но Пенелопа сейчас оказалась в неудобном положении, когда пользоваться конюшней супруга ей уже не позволялось, а брать коляску любовника ещё не пришло время. В любом случае она не дебютантка, а замужняя женщина, соблазнившая принца. И он совершенно точно уже станет её мужем ко времени Рождества в Альпах. Она махнула рукой извозчику прямо на Пятой авеню, на виду у проносящихся мимо экипажей, полных любопытных глаз и болтливых языков. Заняв свое место, приказала отвезти её в отель «Новая Голландия».

Войдя в вестибюль отеля с его натертым до блеска мозаичным полом, запахом цветов и чая и снующими туда-сюда коридорными в синей униформе, Пенелопа не смогла удержаться от мысли, что однажды вернется в Нью-Йорк и остановится здесь. Тогда она будет уже взрослее, гораздо более холеной и обладать парой новых титулов, и на неё нахлынут воспоминания о первом имеющем значение любовном приключении. Потому что сейчас, глядя на все свысока, она понимала, что Генри был лишь первым блином.

— Мадам, чем могу вам помочь?

На неё смотрел мистер Каллен, щуплый консьерж. Он сцепил руки в замок за спиной, и Пенелопе показалось странным, что он подошел к ней посреди обычной гостиничной суматохи, хотя совершенно точно знал, что предыдущие две ночи она провела здесь. Разве что хотел соблюсти правила приличия.

Но вся странность улетучилась, когда Пенелопа улыбнулась и произнесла:

— Я пришла к принцу Баварии.

Секунду на это не последовало никакого ответа, поэтому она решила уточнить:

— Фредерику.

Мистер Каллен набрал в грудь воздуха:

— Принц больше не постоялец отеля, мадам.

— Должно быть, вы ошибаетесь, — с налетом уверенности и легкого раздражения ответила Пенелопа.

— Совершенно точно, мадам, но его лакей сейчас вон там…

Пенелопа резко оглянулась и в дальнем конце холла рядом с рощей пальм в кадках заметила слугу принца, руководящего погрузкой груды багажа. Не обращая более внимания на консьержа, она поспешила туда.

— Где Фредерик? — потребовала ответа она, подойдя к груде кожаных чемоданов и упакованных сундуков.

— А… миссис Шунмейкер. — Слуга поднял глаза от сложенного большого листа бумаги. В его чопорном британском акценте Пенелопа отчетливо услышала все ассоциации, навеянные лакею её фамилией. — Боюсь, он уже отбыл.

— Что вы имеете в виду, говоря «отбыл»? — Плечи Пенелопы застыли под жакетом. — Отбыл куда? В другой отель? Неужели его обслужили не как подобает? Моя семья часто устраивает приемы в «Новой Голландии», и если требуется, чтобы мой отец поговорил с управляющим…

— Сегодня принц отплывает в Европу.

— Он просил что-либо мне передать? — После этой досадной новости в голосе Пенелопы отчетливо слышалось отчаяние, и она корила себя за это, но ничего не могла поделать. — Должна ли я встретиться с ним в порту, или…

— Принц сегодня отплывает, — продолжил лакей, тщательно подбирая слова. — Он обручился с Терезой, будущей графиней Периньон, и пожелал уехать ради разговора с родными как можно быстрее. Он надеется успеть сообщить им новость, прежде чем её предадут огласке.

— Но… — Пенелопа закрыла глаза, чувствуя себя бесконечно униженной. — Я думала… — начала она, но чудом сдержалась и не сказала «Я думала, он любит меня».

Слуга определенно заметил, как её овальное лицо побледнело от потрясения и унижения. Возможно, он даже немного сочувствовал ей, поскольку шепотом продолжил:

— Вам стоит расценить это как комплимент, потому что на родине принц известен как искусный соблазнитель, и леди, отдавшие ему свою честь, хвастаются этим ещё долгие годы.

— О Господи, какая же я дура! — выплюнула Пенелопа. Чтобы удержать равновесие, ей пришлось положить руку на знаменитую тонкую талию. С этого дня талия бесполезна, поскольку Пенелопе ещё нет и двадцати, а она уже товар второго сорта. Девушка, репутация которой испорчена. Она не станет принцессой, это будущее ей не суждено. Ей придется остаться в Нью-Йорке, где все уже злобно перешептываются, обсуждая её непристойное поведение, а муж находится на грани того, чтобы поменять постылую жену на привилегированную юную мисс.

— Думаю, вы ещё успеете с ним встретиться. — Лакей с сомнением посмотрел на неё. — Корабль отходит в полдень, но принц захотел выехать пораньше, чтобы убедиться, что его невеста и её мать хорошо устроились.

Но Пенелопа не желала ехать на пристань. Для девушки, которую принц использовал и вскоре выбросил за ненадобностью, унижения и так было предостаточно. На этой неделе она провела с ним так много времени, не отходила от него ни на секунду с того дня, как отменили свадьбу Каролины Брод, и ей казалось невозможным, что он умудрился выкроить час, чтобы сделать предложение крохотной француженке. Но потом Пенелопа поняла, что он, возможно, уже был обручен, когда она приехала к нему в воскресенье. За считанные минуты всё её стройное тело пронзила ошеломляющая дрожь стыда. Это было слишком, и огромные голубые глаза Пенелопы скрылись за густыми ресницами. Её высокая фигура в белом покачнулась и рухнула на пол, словно разлетевшись на куски. Склонив голову на плечо и теряя сознание, Пенелопа успела услышать топот ног. Кто-то звал врача. Последним она уловила лукавый женский голос, сказавший:

— Честное слово, это и есть падшая миссис Шунмейкер.