Пароход «Кампания» судоходной компании «Кунард Лайн», следующий из Нью-Йорка в Гавр через Саутгемптон, отходит в полдень от пятьдесят четвертой пристани. На борту будут находиться также известные пассажиры: направляющаяся в Монте-Карло Грейс Вандербильт и возвращающиеся в родовое имение герцог и герцогиня Мальборо.
Во вторник жара спала, и для Дианы Нью-Йорк уже успел превратиться в смягченное ностальгическими красками место, откуда она собиралась уехать навсегда. Густая листва деревьев небольшого парка зеленела, как никогда прежде.
— Шунмейкеры всегда были любвеобильны, — тихо заметила тетя Эдит. Они с племянницей сидели рядышком на обтянутом потертым жаккардом шезлонге у окна в большой гостиной и допивали кофе: Диана в синем хлопчатобумажном платье, а тетушка в белом. Утренний свет почти ослеплял, отражаясь от фарфоровых чашек и падая на тонкие пальцы пожилой леди. «Как мелодраматично, — думала Диана, — что все вокруг начинает исчезать». Завтрак закончился, совсем недавно пробило восемь, и через час или два она пойдет на запад, к пристани, где её уже будет ждать Генри. Они договорились, что Генри купит билеты в последний момент, дабы избежать упоминания о бегстве в газетных новостях, а затем встретится с Дианой, и они вместе сядут на корабль прямо перед отплытием.
— Но не старый Уильям Шунмейкер, это просто невозможно, — рассеянно ответила Диана. Она все думала о пока что спрятанном под кроватью маленьком саквояже, в котором лежали несколько её любимых книг и другие необходимые вещи, и размышляла, как бы незаметно пронести его от спальни до входной двери.
Миссис Холланд бросала любопытные взгляды на перешептывающихся на шезлонге родственниц. У Дианы всегда было много общего с тетей Эдит, и каким-то странным образом она чувствовала, что пожилая леди поймет её поступок. Но девушка не стала рассказывать тетушке об их с Генри замысле. В душе боясь, что обо всем узнает мать, Диана лишь скармливала тете обрывки рассказов об увиденном за границей и очень общими фразами намекала на происходящее между ней и Генри.
— О, но в молодости… — говорила тетушка, словно обращаясь к окну. — Генри — его вылитый портрет.
Диана отвлеклась, увидев, что мать отложила утренние газеты и пошла к шезлонгу. На миссис Холланд было строгое приталенное платье винного цвета почти без оборок, и её взгляд был таким же строгим.
— О чем разговариваете?
Эдит посмотрела на невестку, словно на знакомую, о существовании которой давно забыла, но внезапно увидела перед собой, и отстраненно улыбнулась.
— О… о древней истории, — ответила она.
— Диана, — продолжила миссис Холланд, не обратив внимания на слова Эдит, и встала между двумя романтичными особами, разрушив идиллию. — После завтрака у нас осталось много выпечки. Не отнесешь ли её сестре?
С того места, где сидела Диана, миссис Холланд, казалось, окружало смешение поколений: портрет покойного мужа над каминной доской, множество истертых кресел-бержер, кожаные панели и небольшие декоративные столики, турецкий уголок слева. Услышав простую просьбу матери, Диана тотчас смекнула, как улизнуть из отчего дома вместе с саквояжем. Вот только уйдет она раньше, чем собиралась, и оставшиеся на прощание с домом минуты резко сократятся. От этого потрясения с Дианы мгновенно слетел весь налет дерзости. Она не тронулась с места, переводя взгляд с матери на тетку и поправляя широкий пояс на тонкой девичьей талии.
— Значит, ступай, — поторопила её миссис Холланд. — Можешь взять экипаж.
Диана постаралась выйти из гостиной, не оглядываясь: единственный способ уйти навсегда — сделать это как можно быстрее.
Добравшись до дома Элизабет, Диана сказала новому кучеру, Дональду, что хочет пройтись домой пешком, благо погода ясная и нежаркая. Она взяла большой бумажный пакет с выпечкой и свой маленький саквояж, который прятала под полой длинного плаща — хотя Дональд и не смотрел на неё — и поднялась на крыльцо к входной двери. Хотя она знала, что Элизабет не любит Сноудена, сестра казалась счастливой в семейной жизни, и Диана радовалась, что из сестер Холланд именно старшей, а не младшей, пришлось менять девичью фамилию на титул миссис Кэрнс. Ведь было время, прошлой зимой, еще до возвращения Элизабет, когда миссис Холланд просила Ди быть поласковее с бывшим деловым партнером отца, сделавшим для их семьи столько хорошего. И с этой нежной благодарностью — за все, от чего он спас Элизабет и чего не лишил её саму — Диана поприветствовала зятя.
— Вы выглядите усталым, — мило отметила она, увидев синяки под глазами Сноудена и восприняв их как подлинное доказательство его заботы о ребенке Элизабет как о собственном. Они несколько секунд стояли, глядя друг на друга, в прихожей, которая показалась Диане слишком пустой и немного неприятной: панели из тисненой черной кожи резко контрастировали с обшивкой из полированной березы.
— Да… — начал он. — Вашей сестре нехорошо. Вчера ночью приходил врач. До рождения ребенка он прописал ей постельный режим и выписал лекарство, чтобы ей лучше спалось.
Диана не смогла подавить короткую вспышку раздражения, поняв, что здоровье сестры может стать угрозой побегу. Но когда спросила, все ли будет хорошо, Сноуден тут же уверенно кивнул, и страх задержаться немедленно испарился.
— Конечно, если Лиз будет следовать предписанию врача и соблюдать постельный режим.
— Значит, я отдам это вам, — беспечно пропела Диана, вновь обретая уверенность. Она передала зятю пакет с утренними булочками и выпечкой, ставший предлогом для последнего визита к сестре. — И быстренько поцелую сестру…
— Не уверен, что…
— Мистер Кэрнс, — перебила Диана, развязывая ленточку на горле, удерживающую шляпу на месте, — вы женаты на девушке из семьи Холландов, поэтому должны знать, что слово «нет» в качестве ответа меня не устроит.
Похоже, Сноуден собирался настаивать на том, что Диане не стоит беспокоить Элизабет, которая и так много несла на плечах, а теперь еще прибавилось беспокойство за ребенка. Но через несколько часов Диана уезжала, надолго и без каких либо надежд по поводу возвращения, и ни один взволнованный отец в мире не смог бы сейчас её остановить. Она протиснулась мимо него и помчалась по лестнице наверх.
— Мисс Диана, — окликнул Сноуден, последовав за ней, — должен настоять…
Оказавшись возле двери в спальню сестры, Диана развернулась и любезно улыбнулась Сноудену — так, как уверенно улыбалась поклонникам Лиз.
— Я посижу всего минутку и уйду. Лиз это не навредит.
Диана вошла в комнату и закрыла за собой дверь.
Элизабет лежала в заваленной тканью кровати с белым балдахином, выступающий живот был едва различим под слоем одеял. Голова больной утопала в подушках, а пепельные волосы разметались вокруг. Она дышала немного шумно для той Элизабет, которую Диана считала соблюдающей правила хорошего тона даже во сне. В воздухе пахло чем-то противным, приторно-сладким, и Диана никак не могла понять, чем, пока не вспомнила, что здесь был врач.
Да, это именно тот самый запах: как будто здесь побывал врач.
Подойдя ближе и присев на краешек кровати, Диана заметила, что обои гранатового цвета немного подсвечивают милое лицо спящей Элизабет и придают её бледным щекам легкий румянец.
— О, Лиз, — сказала Диана и взяла руку сестры. Та казалась безжизненной, но Элизабет и так никогда не отличалась крепкой хваткой. Больная приоткрыла рот и закрыла его на выдохе, и Диана восприняла это как знак продолжать. — Я следую твоему совету и уезжаю — мы уезжаем. — Она хотела произнести это громче, но ей удалось лишь прошептать. Это намерение было настолько невероятным, что даже со своим богатым воображением Диана не могла себе представить, какой будет её жизнь всего лишь через месяц. — Мне так жаль, что я не смогу порадоваться рождению твоего малыша. Но мы будем часто писать… Как ты сказала, для нас с Генри это единственная возможность быть вместе.
Какое-то время она продолжала монолог — тихим голосом, поскольку предполагала, что не стоит будить Элизабет, если той и вправду нехорошо. Слова сливались в бессвязный поток неистового смешения чувств: предвкушения, волнения и присоединившегося к ним чувства вины за то, что она оставляет беременную сестру. Диана могла бы продолжать ещё долго, пусть время и шло, и ей предстояла встреча, на которую нельзя опоздать, но тут пальцы сестры крепче сжали её руку.
— Лиз? — прошептала она.
— Мне нехорошо, — полусонно сказала Элизабет, не открывая глаз.
— Знаю, — сочувственно отозвалась Диана. — Но скоро тебе станет легче. Могу я что-то тебе принести?
— Тедди.
— Что?
Тем же сонным голосом Элизабет пояснила:
— Пожалуйста, приведи ко мне Тедди Каттинга.
Диана изумленно приоткрыла рот. Странно. Она еще немного поразмышляла бы об этом или погрузилась бы в воспоминания о сестре, идущей под руку с Тедди во Флориде, но тут открылась дверь. Диана оглянулась и увидела плотную фигуру домоправительницы.
— Здравствуйте, миссис Шмидт, — сказала Диана. — Лиз и впрямь нехорошо. Она говорит какую-то чепуху.
— Да. — Женщина вошла в комнату. — Думаю, вам стоит позволить ей отдохнуть, мисс.
Диана вздохнула и в последний раз посмотрела на сестру, заворочавшуюся на подушках.
— Не забудь, Ди, — прошептала Элизабет, проваливаясь в забытье.
— Пока, Лиз. — Диана наклонилась и поцеловала сестру в лоб, словно внезапно стала старшей дочерью в семье.
— Пора в путь, — намекнула возвышающаяся над девушками домоправительница, и Диана знала, что женщина права. Пора оставить прежнюю жизнь. Диана положила ладони на колени, будто собираясь с силами, и позволила вывести себя из комнаты на первый этаж.
— Мой зять ещё дома? — спросила она уже у двери.
— Он вышел, — ответила миссис Шмидт.
— Тогда попрощайтесь с ним от моего имени, — наказала Диана и чуть менее убедительным тоном добавила: — Прошу, передайте ему, что я с нетерпением жду нашей следующей встречи.
— Хорошо.
Надев соломенную шляпу и завязав ленту, Диана подхватила саквояж, по-прежнему спрятанный под полой длинного плаща, и вышла на улицу. Юные служанки, работавшие в богатых домах, куда-то спешили по тротуару, а экипажи и автомобили торопились обогнать друг друга по мостовой. Диана глубоко вдохнула, набираясь мужества, но прежде чем спуститься с лестницы, поняла, что была недостаточно бдительна: у обочины стояла тетушка Эдит в коричневом жакете поверх белого платья и простой полотняной шляпе.
Секунду Диана пыталась убедить себя, что их разделяет значительное расстояние, и она могла бы скрыться незамеченной. Но тут тетушка поманила её к себе, и Диане ничего не оставалось, кроме как выдавить улыбку и шагнуть к ней. Оказавшись рядом с племянницей, Эдит обняла её за плечи и отвела в сторону от дома Кэрнсов.
— Слышала новости? — спросила пожилая леди. Несмотря на бескрайнюю голубизну неба, в её голосе слышались мрачноватые нотки.
— Нет… — Диана предположила, что мать знала о побеге с самого начала, и устыдилась того, что до сих страшится гнева миссис Холланд.
— Уильям Шунмейкер… скончался вчера вечером.
— Что? — с диким взглядом переспросила Диана.
Тетушка побледнела, мучительно подбирая слова, и прикрыла рот затянутой в перчатку ладонью.
— Это принесли тебе. Я сумела перехватить её, пока не увидела твоя мать, и подумала, что ты захочешь взглянуть, прежде чем… прежде чем сделаешь что-то ещё.
Она протянула племяннице листок бумаги, который Диана тут же развернула. Нервная дрожь прекратилась, и в душе появилось странное спокойствие.
Дорогая Ди, случилось нечто ужасное, о чем ты не сегодня-завтра прочитаешь в газетах. Из-за этих событий я не смогу встретиться с тобой в полдень. Я скоро приду к тебе, и уже в следующий вторник мы осуществим задуманное.
Значит, все произойдет не сегодня. Она окинула взглядом дома, теснившиеся друг к другу вдоль улицы, как и все прочие дома на всех прочих улицах, пронизывающих остров. После заката они никуда не исчезнут. Диана смяла записку в кулаке. Внутри поселилась пустота — минуту назад её переполняли захватывающие ожидания, а сейчас она не успела до конца понять, что их заменило — облегчение или разочарование. В жизни её возлюбленного случилась ужасная трагедия, а она до сей минуты ничего об этом не знала. Свет больше не пробуждал ностальгических чувств — он казался чужим.
— В дни моей молодости мы обычно съедали такие записки, — заметила Эдит.
Диана почувствовала, как к ней возвращается ощущение пространства, и рассмеялась.
— Ты серьезно думаешь, что это необходимо? Я хотела просто выбросить её в канаву.
Эдит тоже улыбнулась:
— Это было бы излишне драматично, верно? Ладно, ты поражена. Обещаю не задавать никаких вопросов, но настаиваю на обеде в каком-нибудь заведении, где днем подают шампанское…
Диана пожала плечами в знак согласия, и обе леди под руку пошли в сторону центра. В конце концов, когда ещё Диане представится возможность провести день с тетушкой? В следующий вторник она уедет, а в неделе никогда не бывает столько часов, сколько нужно: они всегда летят очень быстро и никто не знает, на что будут потрачены..