Так как младшая мисс Холланд, Диана, к закрытию сезона уехала, в обществе стало невообразимо скучно, и приходится довольствоваться менее красивыми девушками. Многие помнят шоколадные глаза и блестящие кудри юной леди и на приёмах тоскуют по углам в ожидании её возвращения.
По утрам ей нравилось прогуливаться по дамбе. Она гуляла в одиночестве и обычно встречала лишь одного или двух джентльменов, постукивающих тростями по камню, поскольку местные предпочитали выходить на променад позже, после сиесты. В последнее время погода испортилась, и случалось, что океан преграждал девушке путь. В первый раз она испугалась, но в ту влажную пятницу в начале июля уже расценивала это явление как своего рода крещение. Сила моря, как она написала в блокноте прошлой ночью перед сном, беспокоила её и успокаивала, заставляя чувствовать себя возрожденной.
Перейдя Пасео-дель-Прадо, она свернула в сторону старого города с его тенистыми сводами и крытыми черепицей зелеными патио, выходящими прямо на извилистые улочки. Людей там было больше; они маячили в арочных дверных проемах и сидели за столами на площадях. Головку путешественницы венчала широкополая соломенная шляпа, а короткие каштановые кудри были заколоты на затылке, чтобы скрыть необычную длину волос. Не то чтобы это имело значение — она была иностранкой, и все её особенности затмевались этим единственным отличием. Здесь её никто не узнавал, и ни для кого из встреченных на улице жителей Гаваны не имело значения, что она Диана Холланд.
Так её звали, и в других краях это имя играло определенную роль. Например, с младых ногтей её приучали к тому, что за стенами родного дома нельзя обнажать кожу рук и гулять по улицам без сопровождения. И хотя Диана обычно игнорировала эти предписания, до приезда на Кубу она никогда не знала, каково это — полностью избавиться от правил родного города. В светлом свободном платье на улицах зарубежной столицы она одновременно была заметной и в каком-то смысле невидимой. Она была безымянной, и это состояние, как и море, дарило ей обновление и очищение.
Теперь океан оказался за её спиной, как и синевато-серые тучи, которые нависли над гаванью и постепенно заполняли синее небо. По контрасту зелень пальм казалась кричащей. Воздух был душным и предвещал дождь, погода портилась, но Диану такой пейзаж даже устраивал. Темные тона и марево, казалось, выражали то, что накопилось у неё на душе. Рано или поздно начнется ливень. Сначала на землю упадут первые крупные капли, затем дождь польется стеной, и его струи промочат полосатые навесы и наводнят канавы. Диана приехала в Гавану не так давно (всего несколько недель назад, хотя ей уже казалось, что она находится здесь довольно долго), но быстро изучила местные погодные условия. Этот оттенок страдания был ей хорошо знаком.
Она была одна за тысячи миль от дома, но страдала не только поэтому. Если бы Диану как следует расспросили, ей пришлось бы признать, что хочет она лишь одного. Даже потеря пышной шевелюры не так сильно её огорчила. Она обрезала волосы из-за Генри Шунмейкера — по дурости попыталась завербоваться в армию вслед за ним, пусть он и был бывшим женихом её сестры Элизабет, а в настоящее время состоял в браке с довольно опасной особой, в девичестве носившей имя Пенелопа Хейз. Диана ни перед чем бы не остановилась, чтобы завоевать Генри. До приезда в Гавану она работала официанткой на роскошном лайнере, а раньше обманным путем добралась на поездах до Чикаго. Тогда она ещё верила, что Генри находится в полку, направляющемся на Тихоокеанское побережье через Сан-Франциско.
Диана привыкла к коротким волосам, которые сама же и остригла, и обрезанные топорщащиеся пряди ни в коей мере не умаляли женственности её хрупкого тела. За прошедшие месяцы она обнаружила, что способна на многие вещи, о которых и помыслить не могла в уютных комнатах старых нью-йоркских особняков. Во время своих приключений она никогда не оставалась без куска хлеба и крыши над головой. Но отсутствие Генри больно ранило её нежное сердечко.
С тех пор как в марте её мальчишеская стрижка не смогла убедить офицеров армии Соединенных Штатов, что она готова к учебной подготовке, Диана успела побывать во множестве мест, но ни одно из них не было похоже на это. Прогуливаясь, она не могла избавиться от ощущения, что находится в очень старом городе. Она знала, что Нью-Йорк не намного моложе Гаваны, но каким-то образом он более действенно предавал забвению свою историю. Диане нравилось мечтать, что соборы, мимо которых она проходила, фасады домов с коваными металлическими решетками и красные крыши над головой все ещё дают приют стареющим конкистадорам.
По официальной версии она находилась в Париже. Именно так сообщили в газетах с небольшой помощью её друга Дэвиса Барнарда, который вёл колонку светских новостей для «Нью-Йорк Империал». От него же Диана узнала, что Генри находится не там, где ему положено. Очевидно, старый Уильям Шунмейкер обладал достаточной властью и смог не только отправить своего сына на Кубу в более безопасную воинскую часть, но и заткнуть рты нью-йоркским газетчикам, чтобы никто не проболтался о переводе. Диане нравилось думать, что сейчас они с Генри оба находятся не там, где должны. Оба имели прикрытие где-то там, во внешнем мире, а сами украдкой двигались навстречу друг другу.
В эту самую минуту Диана пересекала площадь, где в тени лежали собаки, а мужчины попивали кофе в уличных кафе. Она никогда не бывала в Европе и не могла с уверенностью утверждать, но ей казалось, что в этом городе есть что-то от Старого Света: долгая память и обветшалые дома, призраки в переулках и звон колоколов в католических соборах, неспешные и приятные традиции.
В воздухе разливался запах, какой всегда возникает перед дождём, когда сухая городская пыль в последний раз поднимается вверх, прежде чем её смоют потоки воды, и Диана ускорила шаг, предвкушая начало ливня.
Она надеялась успеть домой, в небольшую арендованную квартиру, не вымокнув до нитки. Диана уже подошла к краю площади и двигалась так стремительно, что предусмотрительно решила придержать шляпку, чтобы та не слетела с головы. Впереди шли двое американских солдат в темно-синих мундирах и серых брюках, и внимание Дианы неотвратимо привлекла легкая походка солдата в лихо заломленной фуражке, который был повыше своего спутника. Его поступь притягивала ее взгляд, словно магнит, и казалась очень знакомой, и на какое-то мгновение Диана готова была поклясться, что, должно быть, солнечный луч пробился сквозь тучи и позолотил его шею тем самым привычным оттенком.
— Генри! — громко выкрикнула она. Диане было свойственно сначала говорить, а потом думать.
Высокий солдат обернулся первым. На секунду из легких Дианы словно выкачали весь воздух, а её ноги превратились в неподъемные копыта, неспособные двигаться вне зависимости от её желания броситься вперед. Она с усилием вдохнула, но к тому моменту уже успела разглядеть лицо мужчины и разочарованно понять, что его черты слишком мягкие и мальчишеские, а подбородок покрыт рыжеватой бородой, которая точно не могла принадлежать Генри. Парень выглядел озадаченным и явно не узнавал Диану, хотя не сводил с неё глаз. На несколько секунд он даже приоткрыл рот, но тут же расплылся в улыбке.
— Меня зовут не Генри, — протянул он. — Но вы, маленькая леди, можете называть меня как вам угодно.
Он продолжал смотреть на неё лихорадочным взглядом, и Диана была вынуждена слабо улыбнуться ему в ответ. Ей нравилось, когда ею восхищались, но задерживаться здесь не хотелось. Она уже совершила ошибку, потеряв Генри тогда, когда он ей ещё не принадлежал, и воспоминания об этом всё ещё внушали ей ужас.
Весь город наводнили американские войска, и когда-нибудь она встретит нужного человека. В этом Диана была уверена, словно ей подсказывала сама судьба.
А пока что она подмигнула высокому солдату, но совершенно без намека, и поспешила дальше к Калле Обрапиа[1], где собиралась переодеться к вечеру. День только начинался, город пестрил красками, а Генри был где-то здесь, и Диане хотелось быть готовой к тому часу, когда звезды сойдутся благополучно, и разлученные влюбленные снова встретятся.