Блеск клинка

Глава 17

Пока сэр Роберт угрожал своей жене, в другой части замка Бернар и Пьер ожидали министра в библиотеке.

— Если де Кози еще не предупредил тебя, Пьер, — сказал Кер, — а он, вероятно, сделал это, твое задание для всех связано исключительно с платой лоцманам. Мне иногда приходилось посылать агентов в Константинополь, чтобы добиться снижения этих непомерных ростовщических запросов. Они с каждым годом все больше напоминают узаконенную дань. Тебе в самом деле, возможно, удастся добиться ее снижения.

Пьер, конечно, знал, что местные лоцманы в каждом порту, особенно в узких проливах в окрестности Константинополя, имели право подняться на борт каждого проходящего судна и потребовать королевскую оплату за то, что они знают навигационные маршруты лучше, чем судовые лоцманы. Часто так оно и было.

— Как мой посланник, уполномоченный вести переговоры с местными властями, — продолжал министр, — ты будешь моим главным ревизором, то есть человеком, занимающим определенное положение. — Он слегка улыбнулся.

— Но тебе не следует торговаться слишком настойчиво, — вмешался Бернар. — Если греки сочтут тебя неопытным, тем лучше. Не слишком поддавайся возникающим заботам. Я правильно интерпретирую ваши указания, благородный хозяин?

— В каком-то смысле де Кози прав, Пьер. Не задерживайся и не наживай себе врагов. Твоя сфера действий, или скорее наблюдений, располагается далеко за столицей Восточной империи.

— Я уверен, что не составит труда найти правдоподобный предлог для продолжения плавания до Трапезунда, — сказал Пьер. У него был здоровый румянец, а в голосе звучала уверенность. Жак Кер, пожалуй, единственный человек в Монпелье, не знавший о прогулке Пьера за городские стены лунным вечером, был доволен его серьезным и решительным видом.

— Тебе, разумеется, следует всеми возможными способами укреплять дружбу с Балта Оглы, — сказал он. — Оглы имеет большую власть в Трапезунде.

— Не будет ли разумно, милорд, — спросил Бернар, — сразу же проинформировать Пашу Оглы о случившемся? Пьер может сказать ему или я могу написать ему от вашего имени.

— Поскольку я не хочу показаться глупцом ни здесь, ни в Константинополе, — быстро перебил Пьер, — я должен сказать, что это был бы самый худший способ поведения.

Министр задумался, а лицо де Кози приобрело оттенок прелестного гранатового сока его хозяина.

— Оглы может оказать тебе громадную помощь, Пьер, — произнес Кер. — Конечно, моим делам он посвящает лишь небольшую часть своего времени. Ты приобретешь больший вес в его глазах, если он будет знать, по какой важной причине я прислал тебя. Я бы не хотел, чтобы ты оказался в Трапезунде без друзей.

— Я не осмеливаюсь советовать вам, милорд министр, — сказал Пьер, — но если секрет никому не известен, то не будет и утечки. Я бы хотел использовать этот шанс.

— Я только хотел повысить вероятность успеха юноши. Но Пьер, конечно, находчив, — произнес Бернар.

— Ты должен быть очень осторожен, — продолжал министр. — Постарайся оценить характеры людей, которые мне служат, не исключая членов команды судна, какое бы положение они не занимали. Внимательно наблюдай за действиями моих агентов, с которыми столкнешься по пути. В мутном пруду, на который я посылаю тебя рыбачить, может попасться и мелкая рыбешка. Поймай ее, если сможешь, но помни, что мне нужна крупная рыба.

— Я буду ловить с помощью крючка, а не сетью, если сумею, — отозвался Пьер.

— Именно это я и имел в виду, Пьер. Извини, что мои инструкции по необходимости столь неконкретны. Я рад, что ты меня понимаешь.

— Моему пониманию это недоступно, — произнес Бернар.

— Бернар, — пояснил министр, — можно провозить контрабандой драгоценности. Но меня особенно задевает, что это зло основано на желании извлечь выгоду из низменных, дьявольских побуждений. Только выродок, хитрый дьявол мог додуматься до контрабанды опиума.

— Теперь я понял ход ваших мыслей, милорд, — сказал секретарь. — Но Дьяволу легко спрятаться в аду. А Трапезунд! О, Боже мой!

— Именно поэтому, — пояснил Кер, — возможно, было бы неосторожно скрывать там свое подлинное лицо. В любом случае, если Пьер сочтет, что ему не нужна помощь Оглы, я с этим соглашусь. Не пишите нашему представителю в Трапезунде, Бернар. Это может усложнить задачу Пьера. Однако ты прав, Пьер, что это предотвратит возможные слухи о твоем задании, хотя они и так маловероятны. Очевидно излишне напоминать тебе о величайшей осмотрительности, которую ты должен соблюдать во всех своих действиях.

— Я буду чрезвычайно осторожен, милорд, — ответил Пьер. — Ваши инструкции совершенно исчерпывающие.

— Тебе понадобится новая одежда, — оживленно заметил Бернар, — ты не можешь скитаться по всему христианскому миру в одежде чиновника с причала. Я все предусмотрел, милорд.

— Правда, Бернар? Ты совершенно прав.

— Как раз сейчас на кухне ожидает портной, сэр. Это вызвало бы разговоры, если бы Пьер отправился в мастерскую и заказал дорогие одежды.

— Никто бы этого не узнал, Бернар. Но это полезная предосторожность. У тебя есть сабля, Пьер?

— Милорд, я мог бы экипировать целый отряд солдат. Как известно Вашему Превосходительству, я вырос в мастерской оружейника. Я увлекаюсь изделиями из стали, и моя комната в гостинице забита боевым оружием.

— О, мой Бог! — воскликнул Бернар, вздымая кверху белые руки, обильно украшенные драгоценностями. — Без сомнения он разрубил парня из Руана на кусочки, после того как проломил ему череп. Я бы не хотел оказаться на месте виноватого трапезундца, милорд министр.

— Отправляйся-ка ни примерку к портному, Пьер, — приказал Кер, — только не покупай ничего яркого.

— Милорд, — сказал де Кози, — портному поручено принести подходящие ткани. Я выбрал легкое белое белье, отрез прекрасной шерсти из Фландрии для камзола спокойного синего цвета и неяркую оранжевую подкладку. Тяжелый бархат для официальной мантии и беличий мех для шляпы; мне кажется также, что меховая оторочка придаст мантии благородный вид, это достаточно распространено. Имеется также изящный зеленый пояс для сабли из русской кожи с симпатичным латунным орнаментом…

— Бернар, ты меня поражаешь, — рассмеялся министр. — Ты все продумал. Удивительно ли, что я так ценю моего благородного секретаря?

Портной не взял платы за срочное изготовление одежды для ответственного члена персонала Жака Кера, которого де Кози повелительным тоном предписал обслужить ему и его многочисленным подмастерьям. Когда Симонид обнаружил, что это всего лишь Пьер, незаметный чиновник, живший в гостинице неподалеку от его мастерской, он поразился, но не подал виду. Он щедро отмерил ткани и, в отличие от своих коллег, решил помалкивать.

Симонид был евреем, пребывание которого, как и многих представителей его национальности, приветствовали во Франции, потому что он владел мастерством, которое было совершенно недоступно его христианским собратьям по профессии. Другие портные Монпелье с радостью зашили бы Симонида в мешок самыми остроумными швами и бросили в море. Но все дворянство от де Кози до Джона Джастина покупало платье у него.

Счет Пьера был отправлен де Кози, который оплатил его, присовокупив цветастый, изысканный комплимент мастерству портного, после чего сумма, разумеется, была должным образом записана в расходные книги Кера с небольшими и совершенно официальными комиссионными секретарю за его услуги. Новое платье Пьера было упаковано в морской сундук из кедра и окроплено соком алоэ, чтобы отпугнуть блох, тараканов и прочих паразитов, населявших «Евлалию», как и все суда, и вызывавших бессонницу у моряков.

В воскресенье священник благословил корабль, полив его нос соком золотистого молочая, чтобы «Евлалия» могла найти свой путь в море, а ее паруса наполнились ветром. Команда судна молилась Святому Петру, Святому Христофору, Святому Брендану и другим благословенным путешественникам, которые, благодаря собственным рискованным путешествиям, проявляли внимание к молитвам моряков.

В понедельник ранним вечером, при высоком приливе, корабль отправился в путь.

Было естественно, что сэр Роберт и его семья, чье пребывание в Монпелье приближалось к концу, захотели присутствовать при отплытии такой большой каравеллы. Корабль сверкал свежей краской; чистый душистый запах смолы и сосновой древесины окружал его. Палубы и реи были отполированы соленой водой и песком; необработанная чистая древесина отливала золотом на солнце. Все флаги и щиты были подняты, яркие вымпелы свисали с рей и развевались над новыми снастями. На причале собрались жены и родственники членов судовой команды, чтобы проводить каравеллу, а также большое количество чиновников, рабочих и горожан. Веселый ансамбль музыкантов играл на рожках и волынках, трубах и барабанах. На широко распространенных скрипках никогда не играли при проводах кораблей. Прощание было довольно грустным; о кораблях месяцами не приходило вестей, а иногда они вообще не возвращались. Не было нужды отягощать всеобщее возбуждение и опасения грустными мелодиями этого инструмента. Большинство женщин обычно плакали. Плакали и многие мужчины, открыто и не стыдясь.

Сэр Роберт, графиня, Луиза, Клер, де Кози и Жак Кер были верхом. Пьер был вооружен саблей; он одел самый незаметный из костюмов, изготовленных и идеально подогнанных за столь короткое время искусными руками Симонида и его трудолюбивых помощников. Пьер задержался на причале на несколько минут, хотя ему уже полагалось быть на борту. Демон раз за разом погружал раскаленные когти в его сердце. Он был бледен как полотно. Он желал, чтобы «Святая Евлалия» никогда не была построена, и чтобы он снова оказался в мастерской оружейника в Руане и никогда не приезжал в Париж или Монпелье, и не встречал девушку, которая смотрела на него сверху вниз со своего коня и с непомерной высоты своего положения. Кер не ожидал, что серьезность задания столь явно отразится на лице его юного посланца.

— Счастливого плавания, Пьер, — тепло сказал он. — Не подведи меня; если не подведешь, обещаю, что сам король услышит о тебе.

— Благодарю вас, милорд, — ответил Пьер. Он едва слышал ободряющие слова сэра Роберта, хотя тот произнес их очень отчетливо. Министр-купец не бросал слов на ветер.

Пьер поцеловал руки дамам, а когда он подошел к Клер, демон, не переставая вонзать когти в его сердце, заскрежетал ядовитыми клыками, потому что Пьер не отважился задержать ее руку хоть на мгновение дольше, чем руку графини.

— Да хранит тебя Бог, Пьер, — низким голосом произнесла она. Ее пальцы незаметно сжали на мгновение его руку, и в этот момент светлый ангел с серебристыми крылами слетел с небес и изгнал кровожадное чудовище.

Сэр Роберт заметил слезы в глазах дочери и начал соглашаться со своей леди, что отъезд Пьера послужит на благо семье.

— У тебя красивая сабля, Пьер, — заметил он. Ему не приходилось видеть Пьера с саблей, хотя обычай носить саблю был распространен среди людей всех сословий.

Сабля Пьера представляла собой функциональное, незаметное оружие. Но наметанный глаз старого солдата сразу же отметил толстую серебряную проволоку, намотанную на крупный эфес сабли, что позволяло крепко держать ее в руке, и голубую искривленную гарду из закаленной стали, совершенно лишенную орнамента и плавно отогнутую назад в сторону эфеса, чтобы отбивать удар и защищать запястье. Сэр Роберт давно не видел подобной сабли.

— Можно мне взглянуть на нее, Пьер?

Между людьми не было принято отдавать сабли друг другу. Но и более значительные люди, чем Пьер, были бы польщены вниманием старого графа. Пьер сразу же расстегнул новый пояс (с красивым орнаментом из латуни) и протянул его сэру Роберту, причем сабля еще оставалась в ножнах. Сэр Роберт обнажил ее. Он провел пальцем по гладкому сверкающему клинку. Было всегда удивительно не ощутить узора, который очень напоминал рябь на поверхности воды.

— Дамасская сталь, — сказал он. — Она теперь очень редка. — Он попробовал острие ногтем. — И ты не правишь ее, как парикмахер бритву. Ты умеешь обращаться со сталью, Пьер.

— Она была изготовлена турком из Исфагана, — сказал Пьер. — Я видел, как он выковал ее из нескольких языков такой стали. Могу ли я преподнести ее вам, сэр?

— Э? Что ты сказал, Пьер?

— Для меня было бы большой честью, — очень искренне произнес Пьер, — если бы я мог отправиться в плавание, зная, что мою саблю принял в качестве подарка благородный граф де ла Тур-Клермон. Вы всегда были необыкновенно добры ко мне, сэр Роберт, а у меня не было возможности выразить свою благодарность. Вы примете мою саблю?

— Нет, юноша, конечно, нет. Этот клинок слишком ценен. К тому же ты не можешь отправиться в Грецию или еще куда-то без сабли.

Сэр Роберт протянул саблю Пьеру, но тот отступил на шаг.

— Я умоляю вас принять ее, сэр. В моем морском сундуке есть еще одна.

— Это неправда, — вмешался Бернар, — я видел содержимое твоего сундука, Пьер, когда портной укладывал вчера твою одежду. — Де Кози начинало казаться, что Пьер приобретает все большее значение в глазах его родственников. Даже графиня была слегка тронута. Бернар отстегнул свою саблю. Он снял свой просторный пояс из красной кожи и сказал:

— Я умоляю вас, сэр Роберт, принять саблю юноши. Несомненно она представляет ценность. Но я даю ему взамен мою, и вы видите, что одних драгоценностей в поясе сверхдостаточно для того, чтобы отблагодарить его за великодушный поступок.

— Ах, ты так добр, Бернар, — воскликнула графиня, и Пьер потерял ее только что возникшую благосклонность.

Сэру Роберту понравилась сабля. Он застегнул пояс вокруг своей тонкой талии. Он совершенно подходил ему по размеру и был очень удобен.

— Я приму твой подарок, Пьер, — сказал он, — с той же доброжелательностью, с которой ты сделал его. Но при условии, что ты примешь подарок Бернара.

— Очень хорошо, сэр. Благодарю вас.

Пьер взял украшенную саблю и пояс с драгоценными камнями у секретаря и примерил на свою талию. Клер прекрасно знала, что размер талии Пьера позволяет обхватить ее рукой. Пояс был столь смехотворно велик, что Пьер сразу же снял его.

— Было бы жаль портить такой красивый и дорогой пояс, сказал он, отстегивая саблю. — Я возьму клинок, но не могу принять все эти драгоценности. — Он вернул пояс де Кози, который принял его с таким выражением счастливого облегчения, которое могло бы появиться на лице библейского отца, увидевшего своего блудного сына.

Жак Кер с улыбкой наблюдал, как пояс из красной кожи, сабли и пояс из зеленой кожи переходят из рук в руки. Он сказал:

— Пьер, если ты не собираешься остаться во Франции, поспеши на борт «Леди». Ее капитан, кажется, теряет терпение.

Два моряка отвязали канаты, удерживавшие судно у причала. «Евлалия» отплыла на один или два фута и продолжала двигаться. Пьер быстро и глубоко поклонился всем сразу, подбежал к краю причала и прыгнул на борт корабля. Клер показалось, что он очень изящно перепрыгнул через фальшборт. На самом деле его движения затрудняла сабля, которая все еще была у него в руке; он не рассчитал расстояние и сильно ободрал ногу о тяжелый деревянный брус за фальшбортом. От резкой внезапной боли он длинно выругался, сразу невольно расположив к себе простых матросов, которые сворачивали линь на палубе. Потом он овладел своим лицом, снова повернулся к провожающим и стал наблюдать, как его мир и его любовь становились все меньше и меньше и, наконец, по мере увеличения расстояния, стали неразличимыми. Последней вещью, которую он видел во Франции, был белый как птица платок, который трепетал в руке Клер. Последним звуком была музыка; она становилась все тише и тише и в конце концов растворилась в скрипе весел в уключинах, грохоте деревянных брусов, криках моряков, которые тянули лини, поднимая паруса, и непривычном шуме рассекаемой воды, которая бурлила и плескалась у бортов плавно движущегося корабля.