Бог Непокорных

Глава 15

Король Теланар утомленно откинулся на подушки. Очередное государственное совещание — и ни одной хорошей новости. Ордена продолжали движение на юг вдоль западной стороны Иладейской равнины. После захвата Браша они подошли к истокам Квайо, перешли реку, взяли Квангоб, остановились на некоторое время, а затем форсировали Катеми и взяли Джаркари, учинив, по слухам, в городе страшную резню. От Джаркари открывался прямой путь на столицу и хуже всего было то, что ни одна из семи ильсильварских армий не успевала перехватить завоевателей прежде, чем они подойдут к Дангилате — исключая только лишь внутренние войска, находившиеся под командованием Парэкана эс-Бале. Последних хватало для обороны города, но было совершенно недостаточно для встречного удара по энтикейцам. Генерал Альрин, на которого Теланар возлагал свои надежды, неожиданно увяз на северо-востоке, и, по слухам, был то ли тяжело ранен, то ли убит: по необъяснимым причинам небольшой отряд энтикейцев, высадившийся на востоке страны, не смогли уничтожить ни Альрин, ни силы самообороны Маука.

Морской Генерал Хельбард, также носивший титул адмирала, ибо под его командованием кораблей было не меньше, чем отрядов сухопутных войск, незадолго до начала вторжения увел часть флота на Эсанитские верфи — на ремонт и стоянку в виду приближающейся зимы. Другая часть северного флота еще раньше, в начале июня, отбыла по приказу Теланара в сторону Вельдмарского архипелага, с целью оказать поддержку ильсильварским союзникам в войне против соседей, и должна была остаться на островах как минимум до следующего года — при всем желании быстро вызвать их обратно не было никакой возможности, особенно сейчас, в преддверии зимы. Последняя, третья часть хельбардского флота была на ходу, находилась в восточной части Вайшерских островов и, в принципе, могла быстро достигнуть Гирского пролива, однако советники короля высказывали сильные сомнения в том, что этих кораблей хватит на то, чтобы взять пролив под контроль — в то время как на самих Вайшерских островах многие приняли или были готовы принять сторону энтикейцев. В лучшем случае, Хельбард мог бы попытаться сдержать поток пиратов, готовый ринуться на Ильсильвар, не взирая на приближение зимы, с Вайшерских и Сальгердских островов, но рассчитывать на его значимую помощь на севере континента не приходилось.

Генерал Джашур эс-Хади, командовавший наиболее мобильными и боеспособными войсками на самом юге Ильсильвара, на границе с Хэплитской пустыней, не мог быть отозван на север ни при каких обстоятельствах: скайферы постоянно проверяли на прочность южную границу ильского государства, и при малейшем намеке на слабину орды кочевников начнут вторжение и разорят все южные земли. Кроме того, из-за дальности расстояния поход Джашура на север терял всякий смысл, даже если забыть о постоянной угрозе со стороны скайферов — он в любом случае не успеет подойти вовремя.

Дантарен эс-Цанэ увяз в Шейкиросе — западном регионе Ильсильвара, состоящем из гор и болот. Тамошние кланы постоянно воевали между собой, кроме того, этот регион был захвачен ильсами относительно недавно и до сих пор лелеял мечты вернуть себе независимость: при каждом удобном случае шейкиросцы поднимали восстания, которые приходилось жестоко подавлять. По сути, юго-западная армия Дантарена была создана некогда по тому же принципу, что и самая южная из семи армий, которой командовал Джашур: каждой из них поручался свой бескойный регион, который следовало обуздать; солдаты в этих армиях обучались с расчетом ведения боев в соответствующих условиях; никто и не предполагал, что когда-нибудь войска Дантарена или Джашура придется перебрасывать куда-либо еще. И все же письмо Дантарену было отправлено, как и Морскому Генералу Хельбарду: по крайней часть своих войск и тот и другой могли задействовать для противостояния завоевателям.

Более всего Теланар рассчитывал на командующего юго-восточной армией Айлена эс-Яргана: его войска были сформированы некогда с целью недопущения новых атак со стороны Хальстальфара и Эйнавара — помимо крупных бесславных походов Изгнанных Орденов были и другие, не столь впечатляющие кампании, оставлявшие после себя сожженные городки и деревни.

Ильсильвар, королевство еретиков, неоднократно проклинался Гешем еще до Лекхана. Фанатикам указывалась цель: враг, уничтожение которого не только не порицалось, но и благословлялось свыше. Впрочем, среди тех, кто приплывал к берегам королевства ильсов с войной, фанатиков было не так уж много: большинство завоевателей и пиратов лишь прикрывались гешской верой для того, чтобы получить повод пограбить. Эти нападения Ильсильвар отражал с переменным успехом; после заключения мирного договора с чародеями Листа стало проще, поскольку все пути с юго-востока по суше к королевству ильсов оказались перекрыты: Ильсильвар обязался более не покушаться на независимость Листа, а правящая семья последнего — не вступать в союзы против Ильсильвара и не пропускать через свою территорию враждебные Ильсильвару войска. Однако, Выплаканное Море оставалось открытой дорогой для тех, кто располагал кораблями; и если ранее эти нападения отражались силами городских гарнизонов вкупе с небольшими армиями местных феодалов, то, после того, как предыдущее вторжение Изгнанных Орденов показало абсолютную недостаточность такой защиты перед лицом серьезной угрозы — была наконец сформирована юго-восточная армия. Вот только удар, которого ждали с юго-востока, внезапно был нанесен с севера: новых волн нашествий со стороны Хальстальфара не последовало, зато Изгнанные Ордена, обжившись на Эн-Тике, пятьдесят лет спустя решили повторить то, что не удалось им ранее.

Айлену был отправлен приказ немедленно выдвигаться в сторону столицы, но успеет ли он вовремя? Ордена уже миновали Иладейскую равнину; Айлен же находился от Дангилаты на расстоянии вдвое, а то и втрое большем, чем они.

Оставался еще последний из семи Великих Генералов Ильсильвара, и ему также были отправлены все необходимые распоряжения, однако степень его полезности находилась под большим вопросом. Армия Небесного Генерала Одерана эс-Кангора получала самое большое финансирование из казны, однако солдат в ней было немного. Большая часть денег шла на выплату жалования ремесленникам, колдунам, ученым и рабочим, на закупку и доставку на Гафетские Верфи редких и ценных материалов. Ильсильварские короли давно мечтали покорить небеса; для этой цели еще при Пайнезе Втором были сконструированы искусственные птицы из дерева и металла; большая их часть разрушилась в полете, но две сумели долететь до второго неба — незримые пути между мирами, обычно доступные лишь для духов, были открыты для птиц Пайнеза с помощью колдовских чар: каждая из птиц, помимо возницы, несла на своей спине по одному заклинателю. Птицы опустились на террасу Найри — Неба Благочестивых Невест, куда отправляются души девушек, так и не возлегших на супружеское ложе; душа пожилой женщины также могла попасть туда, если в силу каких-либо причин сумела сохранить себя от низменных плотских страстей. Здесь уродки, на которых на земле никто не обращал внимания, становились красавицами; дурочки умнели; а в приземленных и ограниченных умах бывших крестьянок, торговок и бродяжек вдруг обнаруживались тонкие и глубокие чувства, появлялся аристократический вкус, пробуждалась тяга к прекрасному. Найри был уютен, непорочен и чист — также, как и девы, которые его населяли. Появление четырех решительных, смелых до безрассудства, уверенных в себе мужчин вызвало переполох. Незванные гости были немедленно заключены бесполыми четырехкрылыми санкеранами, выполнявшими в Найри роль охранников, под стражу. Об их последующей судьбе ходили разные легенды — одни сказители утверждали, что им даровали бессмертие и вознесли чуть ли не в Эмпирей; другие — что наглецов низвергли в Преисподнюю; третьи — что их так и оставили в Найри, в бессрочном заключении; однако, достоверно ничего не было известно. Сам Теланар склонялся к версии о том, что их просто сбросили вниз, на землю: в пользу этой версии высказывался его духовный наставник, и кроме того, имелись свидетельства моряков, шедших на торговой шхуне по Выплаканному Морю: вскоре после полета пайнезских птиц на второе небо моряки слышали крик, а кто-то как будто бы даже видел человека, с большой скоростью рухнувшего в море. Моряки попытались найти упавшего, но море в тот день было неспокойно, и тело либо не всплыло, либо было отнесено волнами в сторону от корабля. Гешское священство осудило Пайнеза и прокляло тех, кто отправился покорять небеса на механических птицах, а на площадях и в тавернах простонародье слагало похабные песни о том, как погуляли четыре отважных ильсильварца на Небе Благочестивых Невест, где сохнущие от одиночества и скуки прекрасные девы отдавались героям на каждом шагу.

Несмотря на неудачу, исследования в области воздухоплавания были продолжены; Лекхан ввел титул Небесного Генерала и определил для него отдельную статью в государственном бюджете; с тех пор сменявшие друг друга Небесные Генералы регулярно радовали своих королей рассказами и демонстрацией совершенных открытий, однако до момента, когда с помощью летающих кораблей Ильсильвар установит господство на земле и вынудит небеса распахнуть ворота перед изобретательным и гордым человечеством, силой ума преодолевшим ограничения своей смертной природы, было еще далеко. Не смотря на обширное финансирование, Гафетским Верфям не хватало материалов и рабочих рук, но более всего ощущалась нужда в ученых.

Ильсильвар порождал нечто совершенно новое, чего прежде вовсе не было в мире, и не было никого, кто мог бы сказать, как стоить летающие корабли: все приходилось постигать опытным путем. В Гафете сформировалась новая наука, даже несколько наук, каждая из которых была тесно переплетена с колдовством, но до конца все же к нему не сводилась — и получить соответствующее образование нельзя было нигде, кроме тех же Верфей. Специалистов приходилось обучать с самого начала, и проходили долгие годы, прежде чем они становились полезны. Все это осложнялось необходимостью держать происходящее в тайне: соседние государства, прознай они о достижениях Ильсильвара, неминуемо попытались бы переманить к себе ученых, а о реакции со стороны Верхних Миров не хотелось даже и думать. При Теланаре, наконец, были заложены военные корабли, а «Ступающий по ветрам», уже испытанный в действии, был частично разобран и установлен на вершине горы, словно памятник человеческой мечте о полете: мечте недостижимой — для тех, кто не знал, что скрывается в недрах горы; и мечте осуществленной, воплощающей в себе творческую силу, отвагу и волю гордого Человека, бросающего вызов небесам — для посвященных в тайну.

Гафетские Верфи таили в себе огромный потенциал, но в какой мере этот потенциал может быть реализован уже сейчас? Корабли строились и проходили испытания, их беспрестанно улучшали и переделывали; было множество мелких проблем, которые приходилось решать — а между тем, любая из этих проблем в случае преждевременного использования корабля могла привести к его поломке и отказу в решающий момент. Будь у Теланара выбор, он бы отложил раскрытие тайны Верфей еще на несколько лет, пока не появилось бы полной уверенности в надежности и боеспособности нового ильсильварского оружия — но выбора у него не было, и соответствующий приказ был послан Небесному Генералу. Вот только был ли в этом смысл?

Вполне может быть, что корабли еще не готовы; вполне может оказаться, что, взлетев, они не пробудут в воздухе долго и либо рухнут вниз, либо опустятся на крестьянские поля прямо перед наступающими Орденами; не исключено, что страшное оружие, о котором королю столько рассказывал Одеран эс-Кангор, окажется далеко не столь эффективно или же перестанет действовать после первого же выстрела. Слишком много возможных неприятностей и недоработок — и какая-нибудь из них наверняка даст о себе знать. Теланар не смел надеяться, что летающие корабли решат все его проблемы.

Что же оставалось? В кругу придворных он излучал абсолютную уверенность, даже пренебрежение к завоевателям — будучи властителем огромной страны, он просто не мог вести себя иначе, рухнуло бы все, прояви он хоть малейшую слабость — но он был не настолько глуп, чтобы на самом деле относиться к Орденам с пренебрежением. Ордена представляли собой грозную силу, у королевства не было шансов противостоять им даже тогда, когда в его пределы вторгались два Ордена — а теперь их целых пять! Конечно, за пятьдесят лет, прошедших со времени правления Короля-Еретика, Ильсильвар значительно окреп — но, как оказалось, окреп не настолько, чтобы с легкостью отразить новое завоевание. Браш представлялся неприступной цитаделью, надежнейшим щитом, закрывающим королевство с севера — а Ордена взяли его с ходу, как будто бы он был беззащитной рыбацкой деревушкой, походя разграбленной и сожженой морскими разбойниками. Теперь эта сила двигалась вниз, на юг, и Теланар не знал, как противостоять ей. Эти мысли на мгновение привели его к состоянию, близкому к смятению и растерянности, он непроизвольно прошептал «Всеблагое Солнце…» — но осекся и прервал молитву. Трусость и слабость — бежать за защитой к тому, от кого прежде сознательно отрекся; жалок предающий собственный выбор из страха перед опасностью. Нет, формально он никогда не отрекася от Света, но идеалы юности, когда он впервые познакомился с гешским учением и поразился его величию и красоте, сошли на нет в более зрелом возрасте, когда он стал понимать, что это величие во многом дутое, а красота обманчива. Служение бесконечно благому, мудрому и всесильному началу, безусловно, таило в себе немалую притягательную силу, но зрелый, более правильный и более трудный путь состоял в том, чтобы идти самому, а не следовать на поводу у кого-то другого, пусть даже этот «кто-то» — неизмеримо более могущественен, мудр и прекрасен, чем человек. Теланар давно стал умеренным лекханитом, и нисколько не сомневался в верности выбранного пути — и потому сейчас, вслед за непроизвольной мольбой, вырвавшейся в миг слабости и растерянности, король ощутил прилив злости. Нет! Он знает верный путь и будет следовать ему, не смотря ни на какие внешние угрозы. Он — властелин самой свободной, самой богатой, самой прогрессивной страны в поднебесном мире, и он проведет Ильсильвар через любые испытания и трудности, подобно кормчему, твердой рукой направляющему корабль навстречу надвигающейся буре.

Он приподнялся с ложа, на котором отдыхал после утомительного совета, и позвонил в колокольчик. Немедленно вошел Вогус эс-Канжу — полноватый мужчина пятидесяти лет, выполнявший при королевской особе роль дворецкого. Теланар приказал приготовить купальню, и позвать кого-нибудь из лакеев для того, чтобы переодеться. Он встал перед зеркалом, и молча наблюдал в отражении, как смугловатый юноша снимает с него пояс и просторную верхнюю одежду, росшитые золотом сапожки с загнутыми носками и широкие лиловые штаны. Чалму Теланар снял сам. Юноша подал королю халат, но Теланар помедлил, прежде чем просунуть руки в услужливо подставленные рукава. Он разглядывал свое тело — безволосое, чуть менее смуглое, чем у слуги, гармонично сложенное и соразмерное. Ему нравилось любоваться собой — наслаждаться не только своим телом, но и голосом, поведением, ощущением собственного величия и совершенства. Он был убежден — не без помощи многочисленных льстецов, всегда вьющихся вокруг особы монарха — что представляет собой нечто большее, чем обычный человек; в глубине души он верил, что прошел значительную часть пути от простого смертного до Человека, открывшего в себе могущество анкавалэна и властвующего над бытием и временем, над богами и демонами. Вот почему мысль о молитве Солнцу была так невыносима: это был шаг назад, к положению человека-скота, пресмыкающегося перед высшими силами, а Теланар видел себя в качестве человека, уже приблизившегося к богам, а будущем — и превзошедшего их.

Накинув халат и позволил слуге завязать пояс, он вышел из яшмовой комнаты, которую зачастую использовал в качестве комнаты для отдыха и уединения; прошел коридор с двумя рядами мраморных колон, основания и вершины которых были украшены золотом таким образом, что казалось — это не колоны, а, скорее, деревья с ветвями и корнями из золота. Из коридора он вышел на веранду внутреннего сада: не смотря на позднюю осень за окном — здесь царило лето, цвели пышные растения, а в бассейне с теплой водой плавали обнаженные девушки и юноши — наложницы и наложники из обширного королевского гарема. Через сад Теланар попал в купальню, где семеро рабынь уже ждали своего господина: они помогли ему избавиться от одежды, уложили на деревянное ложе, закрытое мягкой кожей, намылили его тело и голову, смыли пену, насухо вытерли полотенцами, увлажнили кожу маслами, и стали разминать мышцы в строгом соответствии с правилами дежьёна Умащений и Растираний. Теланару неоднократно приходилось слышать мнения о том, что в целях прогресса рабство следовало бы отменить, ибо если анкавалэн таится в каждом человеке, то и божественного статуса может достичь каждый — какое же тогда один человек имеет право порабощать другого? Следует не принижать людей, а помогать им возвыситься — говорили чрезмерно рьяные сторонники прогресса. Когда-то эта мысль показалась Теланару забавной, но после очередного повторения стала раздражать, он выказал свое неудовольствие к данным разговорам, и более такие советы в его присутствии уже не звучали. Во всем нужно знать меру. Рабство ничуть не мешает становлению совершенного Человека, сполна владеющего безграничной силой анкавалэна, ибо хотя всякая частица угля и может когда-нибудь превратиться в алмаз, однако же далеко не каждая в итоге превращается.

Бессмысленно и глупо стремиться к тому, чтобы все без исключения люди обрели божественную мощь. Каждому свое. Достаточно будет и одного человека, сполна овладевшего силой анкавалэна… ну, или небольшого круга образованных, свободно мыслящих людей — философов, магов, ученых, поэтов… вроде тех, что составляют круг приближенных к Теланару мудрецов.

Даже наивному Илангуру Ратвадельту он бы позволил в малой мере прикоснуться к силе анкавалэна — исключительно для того, чтобы тот, наконец, осознал, насколько глупа его вера.

Мысли о том, кому из приближенных он бы позволил вкусить высшей власти (при условии, конечно же, своего собственного безусловного превосходства), а кому не стал бы доверять, были приятны — словно анкавалэн уже и так находился в его владении и оставалось лишь решить, как им воспользоваться.

Сладкие грезы и томные ощущения от прикосновений женских рук сделались еще приятнее, когда рабыни, размяв королю спину, помогли ему перевернуться и занялись грудью, животом, бедрами, плечами и пахом. Нежные, легкие поглаживания члена, мошонки и внутренней стороны бедер вскоре заставили член Теланара окрепнуть и подняться; с этого момента одна из рук рабыни, оказывавшей королю интимные ласки, постоянно находилась на фалосе — то поглаживала основание, то игралась с головкой, то равномерно двигалась вдоль ствола — в то время как вторая рука продолжала легко массировать соседние зоны. Теланар не запоминал имена рабов и рабынь, но эта рабыня была исключением, ее звали Сэаль, и ласкать короля ей было не впервой. Она делала это лучше, чем любая из наложниц, выказывая одновременно мастерство и неподдельную страсть; иные женщины выпрашивали красивые платья, украшения или привилегии — ей же не нужно было ничего, кроме возможности доставлять удовольствие своему королю. Его наслаждение становилось ее наслаждением, Теланар ощущал это искреннее, неподдельное чувство, и оно заводило сильнее, чем что-либо еще: казалось, он может сделать с Сэаль все, что угодно — и она будет выполнять любую его фантазию не потому, что она рабыня и должна подчиняться, а потому, что ей самой будет нравится все, что нравится Теланару. Это была чистая, безусловная самоотдача, и за это Теланар ценил Сэаль более всех прочих рабынь.

Шестеро женщин продолжали растирать тело короля; Сэаль склонилась и обхватила ствол члена губами, ее губы скользили вверх-вниз, а пальцы левой руки обхватили член перед губами и двигались в одном ритме с движением головы. Мышцы ее рта сжимали член Теланара то чуть сильнее, то слабее; язык то лизал головку, то скользил по уздечке; затем амплитуда движений головы Сэаль увеличилась, ее губы стали доставать до основания члена; а Теланар ощутил, как его плоть проникает в узкое, сдавливающее со всех сторон отверстие. Его наслаждение стало еще острее и сильнее; ему захотелось заполнить собой эту женщину полностью, войти в ее тело целиком, слиться с ней до неразличимости. Любой частью ее тела он владел, как своей собственной; не было никакого скрытого сопротивления, даже самого слабого и подавленного: Сэаль как-то сказала королю, что для того, чтобы иметь возможность делать ему глубокий минет без кашля и рвотных спазм, она много дней подряд тренировалась то с длинным огурцом, то с кукурузным початком. Возможно, имей он безумную фантазию проделать новое отверстие в ее теле, она бы собственными руками сделала бы надрез на своем животе, или на груди, или на любом другом месте, которое ему приглянулось — и принимала бы его член в эту рану до тех пор, пока не умерла бы от потери крови и внутренних повреждений. Чужие мучения не доставляли Теланару удовольствия, но несколько раз он делал Сэаль больно для того, чтобы посмотреть, как она будет реагировать и есть ли предел у ее любви и самоотдачи. Предела не было — во всяком случае, он его не нашел — она стонала от боли, но не просила прекратить; в глазах ее была все та же бесконечная нежность и ни малейшего сопротивления его действиям.

Между тем, движения Сэаль стали интенсивнее, губы сжимали ствол Теланара плотнее чем раньше; его мысли, чувственные ощущения, атмосфера, близость этой женщины — все слилось воединой, король часто задышал, а потом судорожно вдохнул воздух, его тело выгнулось и несколько раз содрогнулось. Сэаль проглотила все семя, которое он излил, но не отпустила его член, а продолжала держать во рту, нежно поглаживая языком и посасывая. Когда он поднял голову, чтобы взглянуть на рабыню, то увидел, что она смотрит на него и улыбается краешками губ. Не отпуская взгляда, она медлено двинула голову вперед, полностью захватывая член Теланара, а затем, все так же медленно, но уже сжав губы, назад, выжимая из него последние капли спермы.

Теланар расслабленно вытянулся на ложе. Тело пребывало в приятной истоме, движения рук прочих рабынь стали легкими, поглаживающими… Спустя минуту он поднялся и позволил накинуть на себя халат, затем он поманил Сэаль за собой. Вместе они прошли в багряную спальню и легли на широкую кровать под балдахином. В корундовой спальне Теланара ждала одна из наложниц — кажется, сегодня была очередь Лиады эс-Кэле, белокурой дочери барона Дагинрада — но сегодня ей придется поскучать в одиночестве. Сэаль давала королю то, что не могла дать ни одна из женщин в его гареме — подлинную, совершенную любовь, абсолютное принятие — и он проводил с ней больше ночей, чем с любой другой из принадлежавших ему женщин. Сэаль обняла его и прижалась; ее тело подходило к его телу так идеально, как будто бы они были созданы специально для того, чтобы дополнять друг друга. Теланар гладил ее по волосам, плечам, спине, расспрашивал о каких-то мелочах, случившихся за день — мелочах такого рода, какие его, властителя огромной и чрезвычайно разнообразной страны, переживающей тяжелое время, интересовать никак не были должны — но они его интересовали, и Сэаль рассказывала о всей этой ерунде, о прошедшем дне и бытовых мелочах, и он слушал ее, посмеивался над забавными ситуациями, комментировал пересказ разговоров рабынь, наложниц и наложником — а рука его продолжала гладить спину Сэаль, и затем к ней присоединилась вторая, которая легла на упругую грудь и принялась ее поглаживать; рассказ Сэаль стал перемежаться с постанываниями, ее собственные пальчики прикоснулись к члену короля и стали поигрывать с ним; при этом она продолжала рассказ, зная, что Теланару нравится мучить ее, заставляя одновременно и говорить о чем-то, и отдаваться страсти — мучение состояло в невозможности сосредоточиться на чем-то одном. Впрочем, настал момент, когда эта игра ему наскучила, и он прервал рассказ, закрыв губы женщины поцелуем; легкий привкус собственного семени на ее губах его никогда не смущал.

Затем он требовательно и настойчиво стал ласкать Сэаль между ног — может быть, слишком грубо и быстро, но ей нравилось все, что он с ней делал; она кусала его за плечо и стонала. Потом он уложил ее на спину и вошел в нее; она кончила, когда он сам приближался к оргазму и продолжала содрогаться под ним, пока он изливал в нее новую порцию семени. Затем он откинулся на подушках и расслаблено лежал, а она вновь приникла к нему и спросила, чем он занимался сегодня и как прошел совет; он рассказал ей все, ничего не скрывая.

— Мой господин мудр, — тихо произнесла девушка. Ее голова покоилась на плече Теланара, рука обнимала его тело, ее нога, полусогнутая в колене, покоилась на его ногах таким образом, что бедро легко касалось паха, а маленькая узкая ступня касалась голени. — Ты призвал всех, кого мог.

— Я не хочу думать об этом в таком духе, — ответил Теланар, в его голосе прозвучала нотка недовольства. — «Сделал все что мог»!.. Звучит как оправдание неудачи. Я хочу спасти страну, защитить все то, чего мы сумели достичь, наш порядок, наши знания, наши мужчин и женщин, нашу… жизнь. Я хочу сделать не «все, что мог», а сделать достаточно, чтобы остановить и уничтожить врага.

— Ты полагаешь, что сделанного недостаточно, чтобы остановить их?

— Нет. — Король покачал головой. — Если судить по тому, что мне докладывают об их продвижении, о том, как был взят Браш, о том, что происходит на севере и северо-востоке — нет.

Мы не выстоим, если только бессмертные, хранящие Ильсильвар, не вмешаются и не помогут нам также, как некогда помогли Лекхану.

— Почему они медлят? — Спросила Сэаль; ее ясные глаза сияли в полумраке спальни словно темные звезды. — Ведь чем дальше продвигаются энтикейцы, тем больше жертв уносит эта война.

— Я не знаю. — Тихо сказал король. — Но я не могу надеяться только на них — кто знает, когда они соизволят вмешаться? И соизволят ли?..

— Мой господин мудр, — повторила девушка, и на мгновение прижалась к возлюбленному еще плотнее. — Нельзя полагаться на одни только сверхъестественные силы, ведь не исключено, что и враги располагают силами не меньшими.

— Что ты имеешь в виду? — Насторожился Теланар.

Она помолчала, прежде чем ответить.

— Ходят разные слухи… — Нерешительно сказала она. — О том, что король энтикейцев будто бы заключил сделку с силами тьмы. Демоны уничтожили воинов Халдора эс-Веблареда, когда тот высадился на Эн-Тике; темная магия нечеловеческой силы разрушила Браш: говорят, небеса разверзлись и пролились темнотой, которая пожирала и камни, и людей. Может быть, бессмертные пытаются нам помочь, но не могут? Либо они отстранились и наблюдают за происходящим, не вмешиваясь? Кто знает, что у них в голове?

— От кого ты слышала все это?

— От одной из твоих наложниц, Ксайдини Нанкаро. Иногда она флиртует с офицерами — ничего серьезного, но рассказывают они ей многое.

— Сегодня же выгоню вон эту шлюху!..

— Не нужно, мой господин, — Сэаль улыбнулась, коснувшись кончиком пальца губ короля. — Ксайдини узнает много такого, о чем тебе не докладывают придворные; если ты прогонишь ее, мне не от кого будет узнавать новости…

— Проклятье! У меня есть рыцари и придворные, тайная стража, курьеры, советники, министры…

— …но нет никого, кто не задумывался бы — прежде, чем начинать речь — о чем тебе говорить, а о чем умолчать. Ведь ты властелин огромной страны, и хорошие новости тебе приятнее плохих. Ксайдини выведает у офицеров, а я выведаю у Ксайдини то, что тебе больше не расскажет никто другой.

Теланар минуту молчал, затем он махнул рукой и расслабился.

— Да, ты права. Черт с ней, пусть строит глазки кому хочет. На моем ложе ей больше делать нечего, и как только она перестанет быть для тебя полезной — скажи мне, и я ее прогоню.

— Непременно, мой господин.

— Что она еще тебе рассказала?

— Говорят, пока прибыло лишь два Ордена, еще три только готовятся переплыть пролив…

— Это я знаю.

— Тьма разъедает души тех, кто заключил с ней союз. Они меняются. Становятся не людьми, а чем-то еще… чем-то неправильным и страшным.

— Что за бредни! — Воскликнул Теланар.

Сэаль молчала, и гладила правой рукой грудь короля. Настроение Теланара, между тем, менялось — от резкого неприятия до червячка сомнения, и далее, от мыслей о том, что сказанное может быть правдой, до попыток предположить, что будет, если Ордена, вдобавок к своей магической мощи, воинской выучке и дисциплине, получат еще и сверхчеловеческие способности, проистекающие от Нижних Миров. Нет-нет, это не может быть правдой. Нелепо даже думать о подобном…

— В этом таится не только угроза, но и возможность, — едва слышно сказала Сэаль; король чувствовал, как она дрожит и с каким усилием говорит — ей приходилось прилагать огромные усилия, чтобы возражать, пусть и неявно, тому, кого она любила больше жизни и кому принадлежала целиком, и душой, и телом. Любовь и жалость сжали сердце Теланара, он обнял девушку, прижал к себе, погладил по голове и поцеловал. Ее беспомощность и слабость каким-то образом наполнили его силой; страх перед завоевателями развеялся, инстинкты защитника, инстинкты мужчины побудили его задуматься о том, как решить эту проблему, а не паниковать из-за ее существования.

— Я думаю, не все в Орденах довольны сделкой с тьмой, — прошептала Сэаль. — Ведь там есть светлый Орден… один лунный… два нейтральных… и лишь один темный. Если они передерутся между собой… или, лучше, пусть раздор возникнет внутри каждого Ордена… то перестанут представлять угрозу.

Теланар долго молчал.

— Как мне это использовать? — Спросил он наконец. — У меня нет надежных людей в Орденах, тем более — среди их руководства. Кулназ сказал, что внедрил нескольких шпионов, но известий от них пока нет. Возможно, их убили; в самом лучшем случае они стали слугами и новобранцами. Сомневаюсь, что через них можно будет в обозримом будущем посеять рознь в Орденах.

Кулназом эс-Гуном звали начальника тайной стражи; его доклад, в числе прочих, сегодня был представлен Теланару на малом совете.

— Правда сильнее лжи, — сказала Сэаль. — Если ты объявишь, что дозволяешь завоевателям вернуться домой, потому что их обманули; если в этом воззвании ты расскажешь о тьме, с которой их соединили, если там прозвучат открытые слова о том, что, может быть, многие из них втайне уже подозреваеют или знают — тогда, быть может…

— О чем ты? — Перебил девушку Теланар. — Кто станет слушать моих посланников? Их просто убьют.

— Посланникам врага не поверят. Но если твое послание будет обращено к людям, через земли которых идут энтикейцы — то до Орденов дойдут твои слова, и они будут во много раз убедительнее, ибо врагам будет казаться, что эти слова предназначались не им.

Теланар помолчал, потом произнес:

— Твои советы, как всегда, необычны. Не знаю, выйдет ли от этого толк, но я поручу Мангафу подготовить послание.

— Я счастлива от того, что могу быть хоть чем-то полезной моему господину и повелителю, — прошептала Сэаль. Ее правая рука, до этого покоившаяся на груди Теланара, будто случайно скользнула вниз, по его животу, и дальше, по внутренней стороне бедра. Затем обратно — такое же легчайшее, едва заметное, кажущееся случайным касание. Теланар глубоко вздохнул, на выдохе издав звук, похожий одновременно на негромкое бурчание и легкий стон, наполненный истомой и удовольствием. Сэаль погладила внутреннюю сторону его бедра; ее прикосновения были все еще легки, но уже более ощутимы. Играясь, она скользила пальцами вдоль паховой области, иногда без нажима проводя ногтем или подушечкой указательного пальца по его гениталиям. Потом она сместилась ниже и вместо пальца стала использовать язык, совершая все те же длинные, неторопливые, легкие движения вдоль члена.

— Еще можно призвать феодалов. — Произнесла Сэаль в тот короткий момент, пока ее голова возвращалась от кончика члена к пупку Теланара, и рот был свободен. Затем она повторила длинное движение языком от середины живота короля до кончика его члена.

— Уже… — Окончание слова перетекло в легкий стон. — Только пользы от них… ммм… мало. Отец провел военную реформу… лишил их армий… тех, чьи владения в центре страны.

Самым сильным я… ммм… отправил гонцов…

— Призови всех, — ощущая, как нарастает возбуждение короля, Сэаль принялась вылизывать его пах более интенсивно.

— Зачем?.. аааааххх…

— Они не все такие слабые, как кажутся. — Она обхватила головку его члена губами и стала нежно посасывать, играясь языком так, как будто во рту у нее была большая конфета. — Ходят разные слухи… о том, что среди них есть маги… и даже бессмертные…

Некоторые из произносимых ею слов звучали не совсем внятно из-за того, что, говоря, она продолжала ласкать член короля.

— Бессмертные среди моих вассалов? — Теланар удивленно приподнял голову, чтобы поймать взгляд Сэаль. Она чуть кивнула — настолько, насколько позволяло ей ее положение.

— Я об этом ничего не знаю. — Король нахмурился.

— Они скрываются…

— Иди сюда. — Он потянул ее к себе, уложил рядом и стал ласкать — то нежно, то грубо, захватывая губами соски, поглаживая живот, ноги, половые губы и клитор. Теперь начала стонать она, и это возбудило его еще больше.

— Кто там скрывается? — Жестко и холодно спросил Теланар, проникая пальцами в ее влагалище.

— Аааа… не знаааю… — Простонала Сэаль; в ответ движения Теланара внутри нее стали более грубыми и жестокими. Ее стоны сделались громче, почти перешли в крики, но ни намека на попытку отстранить руку мучителя или сжать ноги не было предпринято: он был полным ее господином и имел право делать с ней все что угодно; его власть она принимала не только внешне, как иные рабыни и наложницы, но и глубоко внутри, всеми своими чувствами и мыслями, принадлежала ему вся, и не стала бы защищаться, даже если бы вместо пальцев он бы использовал нож.

— Говори. — Приказал Теланар, и она заметалась на подушках, мешая слова с криками, потому что не могла ни ослушаться короля, ни отстраниться от того, что он делал с ее телом:

— Я не знаю, кто… но… столько слухов… о бессмертных… живущих… под видом… людей… и потомков… людей… и демонов… или духов небес… и стихиалей… призови… их… пусть… умрут… ааааааа!…

Теланар замер, думая, что ослышался, но в этот же самый момент тело Сэаль сотряс оргазм, и говорить она стала уже не способна. Он смотрел, как она содрогается, и упивался своей властью над ней, а когда спазмы стали реже, вынул из нее свою руку и вошел в нее обычным способом. Ее спазмы возобновились; он двигался резко и сильно, желая доставить ей мучение, но каждый раз мучение становилось для нее наслаждением.

— Что ты сказала? — Спокойно и как-то повседневно спросил король, продолжая резкие и сильные толчки.

— Призови их и пусть… — Она вцепилась в его плечи и выгнулась, потому что ее накрыл новый спазм; после паузы она продолжила фразу:

— …пусть умрут. Тогда… их родичи… бессмертные… и демоны… и духи… явятся с Небес… или из Ада… чтобы отомстить… Орденам…

Сэаль закричала, когда его движения стали особенно сильными и резкими; и рычание Теланара смешалось с ее криком, когда король Ильсильвара вновь кончил в лоно своей любимой рабыни. Тяжело дыша, он перевалился на бок, а затем улегся на подушки. Сэаль приподнялась и накрыла их обоих тонким одеялом: не смотря на холода за окном, королевские покои отапливались исправно, и в этой части дворца обычно бывало жарко, чем холодно.

Теланар повернулся к ней, несколько секунд смотрел глазами, мутными от усталости и пережитого наслаждения, а затем закрыл глаза и уснул, продолжая сжимать ее руку, словно большой ребенок. Сэаль лежала рядом и ждала, пока он уснет; глаза ее оставались ясными и чистыми, как безоблачное ночное небо в новолуние. Затем она высвободила руку и выскользнула из-под одеяла; набросил что-то из одежды, подошла к зеркалу и вгляделась в свое отражение. В комнате царил полумрак, но даже в полной темноте она видела не хуже, чем при свете. Черты ее лица самую чуточку изменились: это были микроскопические изменения, которые не смог бы заметить ни один человек; но все же они имели значение, поскольку оказывали влияние на разум, минуя сознание. При общении с Теланаром она добавляла в свое лицо черты его матери, что усиливало его ощущение полного принятия, которое она всегда старалась ему сообщить: ребенок внутри сильного и зрелого мужчины, властвующего над огромной страной, откликался на ее манипуляции, безраздельно доверял ей и принимал ее советы. Секс — всего лишь способ ненадолго и не в полной мере вернуть чувство абсолютного слияния с другим человеком — то самое чувство, которого человек навсегда лишается, когда рождается на свет.

Но теперь эту маску следовало временно отложить в сторону; Сэаль самую малость сместила черты лица так, чтобы напоминать Джийндану, юному любовнику писаря Мангафа, его первого партнера, память о котором запечатлелась в сердце Джийндана навсегда. Мангаф часто советуется с любимым юношей, ведь последний изобретателен, находчив и поэтичен; она внушит Джийндану несколько идей и речевых оборотов, которые тот затем сообщит королевскому писарю. Теланар редко диктовал свои указы полностью, предпочитая отдавать писарям и придворным соответствующие задания, а потом подписывать принесенные бумаги, поэтому важно, чтобы Мангаф в послании к ильсам, через земли которых продвигались захватчики, расписал все более-менее верно, без лишних фантазий.

Закончив корректировку внешности, Безликая бесшумно выскользнула из королевской опочивальни, оставив короля Ильсильвара на измятых багряных простынях, под атласным балдахинам, среди стен, закрытых багряными и красными тканями.