Бог Войны

Глава 2

Ава

Давным-давно, когда я была моложе и глупее, я смотрела на этого человека, как на Бога.

Единственный осязаемый Бог. Тот, кого я могла видеть вблизи. Тот, кому я могла поклоняться, не опасаясь никакой системы наград и наказаний.

Я была предана ему как религиозный фанатик и сумасшедший фундаменталист, пока грандиозность не разрушилась прямо на моих глазах.

Бог никогда не был Богом, в конце концов. Он больше похож на дьявола. Грешный, соблазнительный и разрушительный.

Теперь я понимаю, почему люди, оставляющие свою религию, относятся к ней с презрением. Я полностью понимаю, почему они саботируют, осуждают и пишут ненавистные слова на непонятных интернет-форумах.

Когда ты отдаешь недостойному Богу всю свою преданность, а он через это разрушает тебя, ты обязан возненавидеть его, чтобы не возненавидеть ту глупую версию себя, которая когда-то поклонялась ему.

Когда я следовала за этим Богом, как влюбленный щенок, а он смотрел на меня раз в голубую Луну, у меня чуть не случился сердечный приступ от волнения. Мне повезло получить хоть какое-то признание от мужчины, к ногам которого падали девушки, но я была единственной, кто приблизился к нему.

Теперь я вижу все как есть. Равнодушие.

Я встречаю ледяной взгляд Илая своим бесстрастным.

— О, прости. Ты только что намекнул, что мне должно быть важно твое мнение по поводу всего, что я делаю?

Он подходит ближе молча, плавно, почти жутко. Я вынуждена откинуть голову назад, чтобы посмотреть на него.

Мне не нравится, какой он высокий, а я отнюдь не коротышка.

Просто Илай был создан для того, чтобы смотреть на большинство людей сверху вниз со своим прямым носом, и у него это отлично получается, со щепоткой высокомерия и нездоровой дозой абсолютного пренебрежения.

Он умеет заставить других почувствовать, что они не стоят и пылинки под его ботинком.

Я понимаю, что дело в красивом лице. Он родился с превосходными генами, благодаря своим родителям и без всякого вклада с его стороны. Лицо, которое заставляет людей останавливаться и пялиться на нелепо острую челюсть, идеально пропорциональные высокие скулы и потрясающе полные губы.

Но самой примечательной чертой Илая всегда были эти загадочные глаза.

Говорят, что глаза — зеркало души, но невозможно понять, о чем он думает, сколько бы вы в них ни смотрели. Они проникают глубоко — настолько глубоко, что когда-то и меня затянуло в их пучины. Я боролась, барахталась и жаждала быть единственной, кто их понимает.

Хорошо, что сейчас я уже вышла из этого омута и безразлична к тому, какие демонические планы он вынашивает.

Он останавливается в нескольких шагах от меня, но этого достаточно, чтобы я почувствовала его запах — тонкий, мужественный и определенно созданный специально для него, потому что я больше нигде не чувствовала такого запаха.

— Тебе явно наплевать на мое мнение.

— Очевидно, — я скрещиваю руки, чтобы не выдать своего душевного состояния. Если я что-то и узнала об Илае, так это то, что он мастер манипулирования и хищник, который без колебаний использует слабости людей против них. Разрушает их в моменты потенциальной потери контроля. Абсолютно уничтожает, пока от них ничего не останется.

— Но тебе недостаточно все равно, чтобы устраивать передо мной эти дилетантские шоу, — легкая смена тона в его глубоком голосе застает меня врасплох.

— Ты можешь верить, что ты солнце и что весь мир вращается вокруг тебя, и я бы не хотела лопать твой пузырь, но нет, ни одно мое шоу не предназначалось тебе.

— Даже когда ты смотрела на меня все время, пока вела себя как проститутка?

Я выдавливаю из себя улыбку, отказываясь поддаваться на провокацию.

— Ты же меня знаешь. Мне нравится уделять внимание своим поклонникам.

Уголок его губ изгибается.

— Значит, я теперь — один из твоих поклонников?

— Очевидно. Иначе ты бы не ходил за мной по пятам, как одержимый. Извини, но ты не в моем вкусе.

— Это та часть, где я должен встать на колени и умолять?

— Боюсь, этого будет недостаточно.

— А если я отправлю букет цветов и коробку конфет?

— Неоригинально. Придумай что-нибудь получше.

— А если поплачу в подушку?

— Только если я лично буду свидетельницей этого.

— Значит, у меня есть все шансы. Фантастика.

Я издаю раздраженный вздох, положив конец глупой перепалке. Я ненавижу его неприкрытое веселье, когда он раззадоривает меня ради спортивного интереса. Но еще больше я ненавижу то, что каждый раз продолжаю поддаваться на это.

— Чего ты хочешь, Илай?

— От тебя? Ничего.

— И все же ты преследуешь меня, как мстительный призрак.

— Скорее, как один из тех озорников, которые пугают тебя до смерти, просто чтобы посмеяться.

— Ха-ха. Ну вот, я посмеялась. Мы закончили?

— Ты должна быть напугана.

— О, подожди, — я вскидываю руки вверх и закрываю лицо, имитируя просмотр фильма ужасов. — Я так напугана. Так страшно. Избавь меня от этой дешевой драмы. На сегодня этого хватит?

— Твоя бретелька сползла, — он показывает на мою грудь.

Я инстинктивно шлепаю по ней рукой, а потом опускаю взгляд и вижу, что она на месте.

К предыдущему раздражению прибавляется еще одно, и я сужаю на него глаза.

— Нет? Виноват, — он ничуть не чувствует себя виноватым. — Но, опять же, тебе бы не пришлось беспокоиться об этом, если бы ты не была одета как стриптизерша.

— Я позвоню, когда меня будет волновать твое мнение.

— Ты смешная.

— И красивая, и популярная. К чему ты клонишь?

— А еще умалишенная. Очевидно.

— Нет. Оставлю это тебе, — я положила руку на бедро. — А теперь, если позволишь, мне есть с кем провести время.

Я прохожу мимо него, высоко подняв голову и готовая спрятать эту неудачную встречу подальше от всех предыдущих.

— Я слышал, ты сегодня опозорилась. Опять.

Мои каблуки стучат по полу, когда я резко останавливаюсь и поворачиваюсь к нему лицом. Внезапно мне захотелось выпить. Алкоголя.

Или чего-нибудь, что способно успокоить тупую боль в горле.

Скрестив руки, я использую свой самый насмешливый голос.

— Эй, солдат. Притормози со своими преследовательскими наклонностями, ладно?

— Даже не пытайся хамить мне, Ава. Что случилось на этот раз? Твои таблетки не подействовали?

— Да пошел ты³, — фыркнула я.

— Мне не хочется заразиться венерическими заболеваниями от неудачников, с которыми ты общаешься.

— Они не хуже твоих одноразовых подружек.

— Мои подружки всегда проверяются, в отличие от наркоманов, с которыми ты развлекаешься. И не пытайся сменить тему. Почему ты сбежала? Что ты увидела? Или не увидела?

Мои губы приоткрылись, и я уставилась на него, как на инопланетянина. Что он знает? Откуда он знает?

Это не имеет смысла.

Конечно, поскольку наши семьи близки, а его мама — моя крестная, он знает о моем состоянии. Но, как и все остальные, он должен думать, что это депрессия, тревога и легкая форма психоза. Он мог бы догадаться о лекарствах, а учитывая его сталкерские привычки, и об алкоголе и иногда наркотиках.

Но это все.

Ему ни за что на свете не понять, что гложет меня изнутри.

Я вздергиваю подбородок.

— Понятия не имею, о чем ты говоришь.

Он сужает глаза. Серые. Штормовые. Расчетливые.

Я вижу, как он придумывает план, как принудить меня к разговору, но даже если это не сработает, я уверена, что он заставит меня говорить. Даже если я буду брыкаться и кричать.

Особенно если я буду брыкаться и кричать.

— Говори, Ава. Не заставляй меня прибегать к неприятным методам, которые, как мы оба знаем, тебе не понравятся.

Липкий жар пробирается под мое платье, и температура в комнате резко повышается. В горле пересохло, и мне стало очень трудно глотать.

— Не знала, что ты так беспокоишься обо мне, — я одариваю его своей самой милой улыбкой. — Я тронута.

— Обеспокоен? Скорее смущен.

— Тебе должно быть не все равно, чтобы смутиться из-за моих действий, а мы оба знаем, что в твоем арсенале нет таких эмоций.

— Они есть в арсенале моей матери. Она позвонила мне, чтобы спросить о твоем, цитирую, «тревожном состоянии ума».

Больше всего я ненавижу Илая за то, что его мать — Эльза Кинг. Она же моя крестная и вторая мама после родной матери.

Иногда я не могу поверить, что такая внимательная, абсолютно добрая женщина родила этого дьявола. Удивительно, что он не сожрал ее, пока был в утробе, как какой-нибудь паразит.

— Я сама поговорю с тетей Эльзой. А ты не вмешивайся.

— Только если ты перестанешь вести себя как позорище. Ты позоришь свою семью. Уверен, твой дедушка, бывший премьер-министр, не одобрит твой скандальный образ жизни, если о нем напишут в журналах сплетен.

Я стиснула зубы так сильно, что у меня заболела челюсть.

— Спасибо за трогательную заботу. Возможно, тебе стоит перестать быть настолько одержимым моей жизнью. Отчаяние тебе не идет.

— Потому что тебе оно идет больше? — его губы снова кривятся, и мне требуется вся моя сила воли, чтобы не дать ему пощечину.

— Если ты закончил… — я начинаю идти к выходу, но он встает передо мной, загораживая свет, дверь и кислород.

Первый и последний раз Илай прикоснулся ко мне четыре года назад, когда мне было семнадцать, и закончил мой День Рождения, превратив его в самую позорную катастрофу.

С тех пор он никогда не прикасался ко мне. Даже случайно. Но это не мешает его теплу обволакивать меня, а его запаху — проникать во все мои органы чувств.

Он слишком теплый для холоднокровного ублюдка.

— Езжай домой, Ава.

— С каких это пор ты имеешь право указывать мне, что делать?

— С тех самых, как ты явно не в состоянии думать. Никого не подвози. Не садись за руль. Вызови такси и уезжай.

— И ты не предложишь отвезти меня самому?

Он приподнимает идеальную бровь.

— А ты бы согласилась на это предложение?

— Нет.

— Тогда какой смысл его делать?

— Может быть, чтобы побаловать меня?

— Тебя слишком балуют другие. Я не собираюсь вставать в их ряды.

— Ты не встанешь ни в один ряд, если уж на то пошло.

— Спорно, — он подходит ближе, тепло его тела окутывает меня, как темное, угрожающее облако, а его грубый голос становится глубже. — А теперь уезжай.

— Ответ — нет.

— Из вредности?

— Ты не мой телохранитель.

— Можешь так думать, если тебе от этого спокойнее спать по ночам.

— Что это значит?

— Поезжай домой, — повторяет он и поворачивается, чтобы уйти. Когда он доходит до двери, то бросает на меня мрачный взгляд через плечо. — Одна.

Я сопротивляюсь желанию показать ему средний палец, пока стою на месте в ярости, мое тело горячее, а сердце стучит так громко, что я удивляюсь, как оно не вырывается из груди на уродливый ковер на полу.

Мое состояние настолько дезориентировано, что мне нужно время, чтобы взять себя в руки.

Спустя десять минут я нахожу дорогу обратно на танцпол. К черту Илая и его приказы, которые определенно не будут выполнены.

Я позволяю поглотить себя бурлящему вихрю экстаза, смеси веществ и эмоций, которые переносят меня в царство гедонистического блаженства. Среди потерянных душ и пустых оболочек я нахожу утешение и принятие, чувство принадлежности, которое заставляет все остальное отойти на второй план.

Поэтому я выпиваю еще одну рюмку, танцую до упаду, а потом соглашаюсь присоединиться к Олли и другим на продолжение вечера.

К черту Илая.

К черту виолончель.

К черту мою гребаную голову.

Когда мы выходим на улицу, уже где-то около часа ночи.

Мне не стоит садиться за руль, но дом нашего друга Раджа находится в десяти минутах езды, а дороги в это время пустые, так что все должно быть в порядке.

Кроме того, я неплохо держусь на ногах, так что еще даже несильно пьяна. Просто достаточно выпила, чтобы видеть мир через розовые очки — мой любимый цвет.

Спотыкаясь, я сажусь в машину и говорю остальным, чтобы они ехали вперед. Олли предлагает подвезти меня, но я с улыбкой отказываюсь.

Перед тем как выехать с парковки, я, как первоклассная врунья, пишу Сесили, что я дома. Но лишь потому, что она не сможет уснуть, если узнает, что я все еще не там.

Чего не знают Сеси и мои родители, так это того, что я отказываюсь от мысли проводить лишнее время в одиночестве.

Господи. Не могу поверить, что через пару недель я заканчиваю университет. Что я буду делать без буфера, который был у меня в универе?

Заводить других друзей? Вступать в тысячу и один клуб?

Мне отчаянно нужно держаться подальше от орбиты моих родителей, пока они обо всем не догадались.

Вздохнув, я засовываю все эти мысли в самый дальний угол своего мысленного шкафа, пока поправляю макияж.

Мой телефон вибрирует, и я замираю, увидев, что это сообщение от Илая.

Железный Человек: Ты едешь домой?

Ава: Неопознанный абонент. Кто это?

Железный Человек: Лучше бы так и было.

Ава: Угадай, где я, за сто фунтов.

Я делаю селфи, изображая поцелуйчик, и отправляю ему, затем выключаю телефон и выезжаю с парковки. Я чуть не въезжаю в стену, но задняя камера моей машины вовремя помогает мне.

Упс.

Я еду по навигатору и голосовой командой включаю в машине музыку. Сюита № 2 в ре минор Баха заполняет машину, и я издаю раздраженный звук, нажимая на кнопку радио и слушая вместо этого поп-музыку.

Мы с классической музыкой официально разводимся.

Так я сказала после своей последней неудачной попытки выиграть еще один конкурс в прошлом году. Или, скорее, участия.

И все равно вернулась в этом. Только для того, чтобы выставить себя еще большей идиоткой.

Что ты увидела? Или не увидела?

Слова Илая, сказанные ранее, вызывают дрожь по позвоночнику.

Он не мог знать, верно?

Никто не знает…

Я смотрю в зеркало заднего вида, когда замечаю, что за мной едет машина с выключенными фарами.

Как давно?

Я смотрю вперед, но дорога пустая.

Черт.

Ладно.

Я встряхиваю головой, чтобы сфокусироваться, и ускоряюсь, чуть превышая скорость.

Машина разгоняется, и мое сердце начинает скакать в пугающем ритме. Через голосового помощника я звоню по телефону в полицию.

В таких ситуациях никогда нельзя быть слишком осторожным. Даже если я чересчур много об этом думаю.

Я подъезжаю к перекрестку и жму на тормоза, когда мимо проносится машина. Господи. BMW. Ничего удивительного.

Подозрительная машина останавливается позади меня, когда кто-то берет трубку.

— Департамент по чрезвычайным ситуациям столичной полиции, чем могу помочь?

— За мной едет странная машина с выключенными фарами, — говорю я, снова нажимая на педаль газа и резко разгоняясь. Мое тело откидывается назад, когда шины взвизгивают.

— Мне нужно, чтобы вы сохраняли спокойствие, мисс. Могу я узнать ваше имя?

— Ава… Ава Нэш.

— Могу я называть вас Авой?

— Да.

— Можете сказать мне, где вы находитесь, Ава?

— Я точно не знаю. Около М25, подождите… — я бросаю взгляд на навигатор, и следующее, что я слышу, — это громкий, невыносимый гудок грузовика, прежде чем его яркие фары ослепляют меня.

Я кручу руль изо всех сил, одновременно нажимая на тормоза. Машину заносит, я кручусь по кругу, а потом в ушах раздается жуткий грохот.

Последнее, что я вижу, — это глаза, которые преследуют меня повсюду.

Темные. Холодные. Разрушительные.