Боль рвала Варру на части, агония ножом пронзала девушку в такт схваткам. Cогнув колени, она лежала на спине на устланном соломой ложе в аббатстве — аббатстве Розы, как его назвал Деррег. Простыни под ней были мокрыми от пота и крови. Её крови.
Крови было слишком много, и Варра об этом знала.
Она видела отражение своей судьбы во взволнованных глазах повитухи, простой женщины средних лет, которая держала её за руку и шёпотом подбадривала роженицу, видела в нахмуренных бровях и туманном, но пристальном взгляде лысеющего пожилого жреца с мокрыми от крови ладонями, который лез в Варру снова и снова — и до сих пор безрезультатно.
Варра порылась в памяти, но не смогла вспомнить их имён. Последние часы — неужели прошло всего несколько часов? — промелькнули единой вспышкой. Она помнила, как ехала по Сембии с караваном, спасающимся от шторма теней, разраставшейся бури, угрожавшей поглотить всю страну. На караван напала нежить, ожившие тени, их пронзительные вопли говорили о желании поживиться чужими душами, и в угаре бездумной отваги она увела их за собой в лес, чтобы спасти остальных.
И там, испуганная, продирающаяся через кусты, она наткнулась на человека, тёмного человека, который напомнил ей Эревиса, отца её ребёнка. Вопли нежити заполняли лес у Варры за спиной, вокруг неё, их вой обещал холод, смерть и забвение.
— Кто ты? — задыхаясь, спросила она тёмного человека. Её голос срывался из–за нарастающей паники.
— Я просто скольжу между гранями, — сказал человек, и его узкое, острое лицо искривилось в улыбке, в которой не было ни капли веселья. Он коснулся её круглого живота — тогда ещё не такого раздувшегося — и в том месте её ножом пронзила боль.
Воспоминание о его прикосновении заставило Варру вздрогнуть на своём ложе. Она застонала от боли. Пропитанная кровью солома впивалась в спину. В свете фонарей на сводчатом потолке танцевали клочья тени, и она могла поклясться, что услышала смешок тёмного человека.
— Не двигайся, женщина, — резко сказал священник. Его макушка блестела от пота. Кровь заляпала его жёлтую рясу.
— Он что–то сделал с ребёнком!
— Кто? — спросила повитуха, и её двойной подбородок заколыхался. — О чём ты говоришь?
— Тёмный человек, — сказала Варра и вскрикнула, когда новая судорга скрутила её внутренности. — Мужчина в лесу!
Повитуха понимающе покосилась на жреца и погладила Варру по руке.
— Всё будет хорошо, — сказала она, хотя обе они знали, что эти слова — ложь. — Всё в порядке. Ты больше не в лесу и здесь нет тёмного человека.
Священник вытер лоб, размазав кровь по своей лысине, и снова полез внутрь Варры. Боль пронзила её, волна агонии пробежала от таза до груди. Она задохнулась, жрец вытащил свои руки, поднял голову и переглянулся с повитухой. В их лицах Варра прочла то, что они не стали говорить вслух.
— Что с моим ребёнком? — спросила она, пытаясь сесть. Окровавленная простыня прилипла к спине. От усилия её окатило новой пульсацией боли. Комната закружилась. Варра боялась, что её вырвет.
— Пожалуйста, не двигайся, — сказал священник, и повитуха осторожно заставила её снова лечь.
От боли и усталости в глазах у Варры затуманилось. Её разум снова погрузился в воспоминания о случившемся в лесу.
— Беги, — сказал ей тёмный человек, и она побежала через кусты, падая, спотыкаясь, проклиная всё на свете. Тени нежити преследовали её, настигали, их крики всё громче звучали в ушах девушки. Она выбежала на луг и упала. Она вспомнила сладкий запах фиолетовых цветов, сиявшую в ночном воздухе под светом Селун плёнку серебристой пыльцы. Она вспомнила, как свернулась клубком среди цветов, как будто сама была ребёнком в чреве луга, пока тени приближались. Она обхватила живот руками, обхватила своё нерождённое дитя, зная, что оба они погибнут, и молилась, страстно желая оказаться где–нибудь ещё, где–то в безопасности, где угодно.
И тогда, будто в ответ на её желание, пыльца вспыхнула ярко–серебристым, и Варра ощутила внезапный, дезориентирующий рывок.
— Он спас меня, — прошептала Варра повитухе, зная, что окружающим её бормотание кажется бессмыслицей. — Тёмный человек. Он спас меня.
— Конечно спас, дорогая, — ответила повитуха, сжимая её руку. Было заметно, что она толком не слушала.
А ещё он спас ребёнка Варры, по крайней мере от нежити, хоть и не от опасностей при родах.
Она полностью вернулась в текущий момент, к своей боли.
— Деррег? — спросила она, заморгав, чтобы смахнуть с глаз слёзы и пот.
— Я тут, — сказал он позади неё, и Варра снова отключилась.
Магия луговых цветов… переместила её, и Варра оказалась в другом месте. Она не понимала, что происходит, её тошнило. С чёрного неба сыпался лёгкий дождь, едва заметно пахнущий пеплом. Она чувствовала сонливость, как будто ходила во сне и только сейчас проснулась.
Низко над горизонтом заходящее солнце пыталось пробиться сквозь крышу густых чёрных туч, но лишь несколько лучей сумели пронзить этот покров. Был ранний вечер.
Её окружали бугристые, испещрённые трещинами склоны гор. Она оказалась на каком–то перевале.
Разум Варры попытался разобраться в случившемся. Как она сюда попала? Какая–то магия, какое–то чудо на лугу…
Ребёнок внутри зашевелился. Она задохнулась, колени ослабели, и Варра едва не упала, когда увидела, как вырос её живот.
— Как? — прошептала она, проведя ладонью по выпирающему холму её живота. Это казалось чудом большим, чем её необъяснимая телепортация. Всего несколько мгновений назад она была только на первом месяце.
Тогда она вспомнила. Тёмный человек коснулся её живота. Должно быть, он что–то сделал с ребёнком; другого объяснения не было.
Когда она пришла к такому выводу, начались схватки, как будто её лоно сжала чья–то рука. Изумление в мгновение ока стало страхом, а страх — ужасом.
Она была одна неизвестно где, и каким–то образом вскоре должна была родить. Сердце стучало так быстро, что у девушки закружилась голова. Она попыталась успокоиться, делая долгие, глубокие вздохи. От дождя и ветра Варра дрожала. Надо было найти убежище, какую–то помощь. Боги, ей была необходима помощь!
Она стала карабкаться по камням, отыскивая путь среди булыжников и деревьев. Похоже, хищные живые тени пропали. Может быть, караван был где–то рядом? А может быть, неподалёку находилась деревня, усадьба, что угодно? Она решилась закричать.
— Помогите! Кто–нибудь! Пожалуйста, помогите!
Она осознала, что не знает даже, где находится. Она была в лесу. А сейчас оказалась на горном перевале.
— Боги, — сказала она, и слёзы потекли по щекам. — Боги.
С ужасом наблюдая, как исчезает солнце, она блуждала в сумерках и кричала до тех пор, пока её голос не охрип. Наконец, ноги отказались нести её дальше, и она осела на землю под соснами, вымотанная, окутанная ароматом дождя и сосновых иголок.
Она будет рожать в одиночестве, под открытым небом, во тьме. Осознание этого сдавило ей грудь, и Варре стало тяжело дышать.
— Помогите! — позвала она. Крик облегчил боль очередных схваток. — Помогите! Пожалуйста, помогите, кто–нибудь!
В шуме дождя послышались голоса.
Девушка застыла, боясь даже зародившейся в груди надежды. Она наклонила голову, прислушиваясь, пытаясь расслышать что–то за стуком собственного сердца.
Да, это были голоса!
— Сюда! — позвала она. Варра попыталась встать, но новая судорга скрутила её и бросила обратно на укрытую иголками землю. — Сюда! Пожалуйста, помогите мне!
Земля под ней задрожала, и скоро Варра увидела причину этой дрожи. Патруль вооружённых людей в доспехах и на боевых лошадях ехал через перевал торопливой рысью. Пылающее солнце и роза — кажущиеся неуместными среди блеклой, тёмной земли — сияли на их нагрудниках. Они оглядывались вокруг, как будто искали её, их лошади ржали и фыркали.
— Крик раздался где–то неподалёку, — сказал один из них, поворачивая кругом свою лошадь.
— Я тоже слышал, — подтвердил второй.
— Где вы? — закричал третий.
— Здесь! — отозвалась она и подняла руку. От облегчения в глазах выступили новые слёзы, но её голос окреп и набрал силу. — Я здесь.
В её сторону повернулись головы в шлемах. Мужчины натянули поводья.
— Здесь, под соснами!
— Это женщина! — воскликнул один из них.
Несколько человек соскочили с коней, протиснулись через сосновые ветви и поспешили к ней. Они пахли потом, кожей, лошадями и надеждой.
— Она на сносях! — сказал юноша, шлем которого казался ему слишком велик. Их тела, казались, даже под деревьями притягивали к себе последние слабые лучи заходящего солнца, и угасающий свет озарял их щиты и доспехи. Она не могла оторвать взгляд от розы.
Последующие события были подёрнуты дымкой, и следующий час сжался в её памяти до нескольких мгновений. Старший из мужчин, чьи длинные, седые волосы торчали из–под шлема, опустился рядом с ней на колено. Его лицо было изрезано морщинами и шрамами, которых не могла скрыть подстриженная борода.
— Не волнуйтесь, — сказал он. Он закрыл глаза и коснулся кончиками пальцев её руки.
Варра почувствовала, как его разум касается её, будто оценивая душу девушки. Ей было неприятно это вторжение, но Варра слишком устала, чтобы сопротивляться. Через миг мужчина открыл глаза и кивнул, казалось, удовлетворённый.
— Как тебя зовут, добрая женщина? — спросил он.
Глубокий голос мужчины напомнил ей журчащий ручей. Это её успокоило.
— Варра, — сказала она, и моргнула, когда начались новые схватки.
— О тебе позаботятся, Варра.
Он взял в руку маленький святой символ, стилизованную розу, и положил обе ладони — сморщенные, в шрамах, оставленных на коже годами битв — на её живот. Он прочёл молитву Амонатору. Мягкий свет растёкся с его ладоней по животу Варры, согрев её, облегчив боль и погасив страх.
— Тебе нужна повитуха, — сказал он. — И жрец, знающий, как принимать роды. Я найду тебе обоих. Встать можешь?
Варра кивнула, и он помог ей подняться на ноги. Он был почти так же высок, как Эревис, и пах дождём.
— Где я? — спросила она.
— Ты со мной. В безопасности.
Эти простые слова захватили врасплох Варру, напомнив её желание на лугу. Её глаза увлажнились. Мужчина снял свой тяжёлый плащ и накинул девушке на плечи.
— Как ты сюда попала? — спросил он, подводя её к лошади.
Она почувствовала на себе вопросительные взгляды других всадников. Они уже снова сидели в сёдлах.
— Как ты нашла перевал? С тобой ещё кто–то есть?
Она сглотнула, покачала головой.
— Я была с караваном, но… сейчас, кажется, я одна. И… я не знаю, как сюда попала. Что это… за перевал?
— Она может служить шадовар, Деррег, — сказал коренастый всадник, помоложе.
— Не будь дураком, — фыркнул ему старший, Деррег. — Посмотри на неё. Она не слуга шейдов.
— Шейдов из пустыни Анороха? — спросила Варра, моргнув от предчувствия новых схваток.
— Пустыни? — удивлённо переспросил молодой наездник. Он посмотрел на Деррега. — Она бредит.
— Эрвил, скачи в предгорья, — сказал Деррег. — Проверь, нет ли поблизости кого–то из её каравана.
Варре он сказал:
— Как думаешь, сможешь ехать верхом?
Она оценила своё состояние, кивнула, застонала от очередной судорги.
— Она поскачет со мной верхом на Рассвете, — сказал своим людям Деррег. — Нав, Грир, скачите в аббатство. Скажите Оракулу, что мы нашли её. И скажите аббату, что мы возвращаемся с рожающей паломницей. Затем отыщите Эрдана. У него есть опыт в таких делах.
Два всадника развернули своих коней и поскакали прочь.
— Аббатство? — спросила Варра, тяжело опираясь на Деррега. — Паломница? Оракул?
— Аббатство Розы, — ответил Деррег, помогая ей подойти к боевому коню, которого назвал Рассветом. — Ты же паломница, да? Пришла, чтобы увидеть Оракула?
Она никогда не слышала об аббатстве Розы.
— Я… не знаю.
Он вгляделся в её лицо, морщины на лбу углубились, когда он нахмурился.
— Откуда ты?
— Из Сембии. С северо–запада от Ордулина.
Деррег сощурился. Он сказал, изучая выражение её лица:
— Ордулин — мёртвая земля. Его уничтожила Буря Теней. А Сембия — вассал шейдов и Нетерила.
Варра непонимающе посмотрела на него.
— С тобой всё в порядке? — спросил он.
У неё кружилась голова. Девушка помотала ею. Должно быть, она ослышалась.
— Не понимаю. Я только что уехала…
От новых схваток она согнулась пополам. Когда они прошли, её подхватили сильные руки и посадили на Рассвета. Она уселась в седле покрепче, насколько смогла. Деррег сел позади неё и обхватил руками, прицокнув коню.
Девушка зашипела от боли, когда жеребец побежал. Одну руку она прижала к животу, чувствуя, как шевелится внутри ребёнок.
— Аббатство здесь рядом, — сказал Деррег. — Скажи мне, если не сможешь больше терпеть.
— Пока терпимо, — ответила она. — Но, пожалуйста, поспешим.
Остальной патруль сомкнулся вокруг них, и они поехали по перевалу. По мере того, как они двигались по вьющемуся, петляющему пути со множеством тупиков и развилок, дорога сужалась. Вокруг сгустился туман, густой и бледный, ухудшая видимость. В ушах у Варры зазвучал шёпот, свистящие слова, значение которых ускользало прочь за мгновение до того, как она успевала их осознать. Ей показалось, что она услышала имя Эревиса в этих шепотках, а ещё — его другое, настоящее имя: Васен.
— Постарайся не обращать внимания на шёпот и на всё, что увидишь, — мягко сказал ей Деррег.
Она кивнула, наедине со своей болью.
— Пожалуйста, быстрее.
В тумане возникали лица, мужчины и женщины с похожими на дыры глазами. Через несколько секунд они рассыпались, увядали, как забытые воспоминания. Она плотно закрыла веки, но туман всё равно цеплялся к её одежде, лип к её животу. Голоса по–прежнему шипели ей на уши, шептали про её ребёнка.
Это дитя, говорили они.
Он будет видеть сны об отце.
А отец — о нём.
— Они меня знают! — испугавшись, воскликнула Варра.
— Нет, — ответил Деррег. — Это голоса духов, что служат Оракулу и стерегут дорогу, но для нас они безвредны. Они просто сбивают тебя с толку. Не слушай их.
Варра сглотнула, кивнула, и перестала обращать на голоса внимание. Скоро она утратила всякое чувство направления. Проход был лабиринтом, а голоса духов притупляли её чувства, затуманивали разум. Мгновения тянулись с болезненной медлительностью. Она попыталась силой воли оттянуть рождение своего ребёнка.
Рождение ребёнка Эревиса.
Ребёнок, твердили голоса. Ребёнок.
Она зажмурила глаза, задумавшись, где сейчас Эревис, в безопасности ли он. Он покинул её, чтобы спасти друга, и она смирилась с этим, но всё равно скучала по нему, и всегда будет скучать. Она надеялась, что у него всё хорошо, но в голове эхом звучали слова Деррега. Ордулин — мёртвая земля. Сембии нет.
Как это могло случиться так быстро?
— О боги, — прошептала она, догадавшись. Это казалось невозможным, и всё же…
— Что случилось? — спросил Деррег.
— Какой сейчас год? — задала она вопрос срывающимся голосом. Она собралась с силами, ожидая ответа. Стук сердца отдавался в ушах.
— Год? — отозвался Деррег. — 1450 по Летосчислению Долин.
Ребёнок задёргался внутри и она вскрикнула.
Ребёнок идёт, сказали голоса.
— Ты в порядке? — спросил Деррег.
Она кивнула, когда одна боль прошла, уступая место другой.
1450.
Как могло такое случиться?
Семьдесят лет для неё пролетели за несколько мгновений. Она боролась с этим осознанием, но потерпела поражение. Это казалось невозможным. Её ребёнку исполнилось семьдесят лет ещё до его рождения.
Она начала плакать, не от боли, но от скорби по всему тому, что она утратила, по тому, что оставила позади.
— Как такое может быть? — прошептала она, и ответа не было.
Если Деррег и услышал, он тоже не стал ничего отвечать.
Они вырвались из тумана, оставляя голоса духов позади. Полными слёз глазами она следила, как последнее сверкающее серебро солнца скрывается за горами на западе, смотрела, как длинные тени от горных вершин протягиваются по равнине. И без того скудный свет сменился полной тьмой. Они достигли лесистой долины. Среди деревьев стояло простое каменное аббатство.
Голова жреца появилась у неё между колен. Его редкие волосы прилипли к бледному, в старческих пятнах черепу. В блеклом свете фонарей на его щеках залегли тени.
— Чтобы спасти ребёнка, ты должна начать тужиться, когда я скажу.
— Медленно вдыхай и выдыхай, — сказала повитуха.
Варра сглотнула, кивнула. Удары сердца звучали в ушах. Схватки окутали её таз болью. Она закричала, и тучная повитуха, заморгав, вытерла новую лужу крови и выбросила несколько простыней в окровавленную кучу на полу.
— Я хочу пить, — сказала Варра.
— Почти, — произнёс жрец, который даже не слышал её, вглядываясь внутрь её тела и пытаясь спасти её дитя.
— Сделай что–нибудь! — сказал Деррег откуда–то позади Варры. — Ей слишком больно.
Он не покидал её с тех пор, как привёл в аббатство.
— Мы делаем всё, что можем, Деррег, — сказал жрец резким от напряжения голоса.
— Делайте больше! — сказал Деррег.
Варра сосредоточилась на дыхании, глядя в сводчатый потолок. Весь её мир сжался до её таза, родового канала, и ребёнка, которого она должна была вскоре родить на свет. Но от боли спасения не было. Её зрение затуманилось. Она боялась, что будет слишком слабой, чтобы тужиться, когда скажет жрец. Она боялась, что никогда не увидит своё дитя.
Она закричала снова, когда жрец проделал что–то с ребёнком внутри неё, и живот пронзило кинжалом.
— Доставай младенца! — сказал Деррег, и от напряжения его голос был надломлён.
Жрец поднял голову между ногами Варры, посмотрел сначала на неё, потом на Деррега.
— Я не могу. Он умирает. Пуповина…
Он умолк, но от этих слов Варра почувствовала пустоту внутри.
— Нет, — сказала она, и по щекам потекли слёзы. — Нет.
Жрец посмотрел на неё с мягким, сочувственным выражением.
— Мне так жаль.
— Ты плохо стараешься, Эрдан! — сказал Деррег, и она услышала, как он зашагал к жрецу, хотя по–прежнему оставался позади Варры, вне поля видимости.
Тихий голос жреца оставался спокойным.
— Я сделал всё, что мог, Деррег. Мы должны… предпринять некоторые шаги, чтобы у женщины был шанс.
Варра почувствовала на голове, на волосах руку Деррега, защитный жест, который её успокоил и согрел.
Как странно, подумала она. С мгновенной ясностью она осознала, что в другом времени, в другом месте он мог бы стать мужчиной, которого она могла полюбить, несмотря на их разницу в возрасте.
— Её зовут Варра, — отрезал Деррег. — И должно быть что–нибудь…
— Вырезайте ребёнка, — сказала Варра тихим, как дождь, голосом, и её молчаливая решимость пронзила комнату.
Деррег убрал руку с её головы, как будто отпрянув.
Священник выглядел так, будто она заговорила на незнакомом ему языке.
— Что говоришь?
Повитуха сжала руку Варры.
— У тебя в голове помутилось…
— Вырезайте моего ребёнка, — громче сказала Варра, приняв решение. Её тело напряглось, схватки охватили её, внутри задвигался младенец, и она закричала. — Вырезайте! Я уже мертва! Я вижу по вашим лицам!
Жрец и повитуха смотрели на неё, широко распахнув глаза. Никто не стал ей возражать.
— Я уже мертва, — тише повторила Варра, пытаясь удержать голос ровным. Комната закружилась. Она закрыла глаза, пока вращение не прекратилось.
— Ножом?
— Времени мало, — сказала Варра.
— Да, конечно, — сказал жрец, глядя мимо неё на Деррега, будто спрашивая у него разрешения.
Ладонь Деррега вернулась на голову Варры, баюкая её, как младенца, как он мог бы баюкать дочь. Его пальцы нежно провели по мокрым от пота волосам девушки. Она потянулась и накрыла его руку своей, и потекли слёзы. Его кожа казалась грубой, как кора. Рядом с ней возникло его бородатое лицо, его тёплое дыхание коснулось её щеки.
— Ты не должна этого делать, — сказал он.
— Это мой ребёнок, — ответила Варра, три слова, которые сказали всё, что можно было сказать. Её взгляд упал на сваленную у стены кучу багровых простыней.
— Я уже мертва. Мы оба это знаем.
Жрец достал маленький нож и высоко поднял его дрожащей рукой. Свет фонарей замерцал на лезвии. От напряжения по его измазаннаму кровью лбу струился пот.
Липкие пальцы повитухи вцепились в руку Варры. Казалось, одна лишь Варра сохраняет спокойствие.
— Деррег, послушай меня, — сказала она. — Кто–то… сделал что–то с ребёнком, изменил его. Я не знаю, что именно, но это мой ребёнок. Мой. Ты понимаешь?
Его рука сжала её руку. Деррег прижался лбом к её волосам.
Варра вдохнула его запах — он по–прежнему пах дождём — и удивилась тому, насколько привязалась к этому мужчине всего за несколько часов, за несколько мгновений. Как жестоко, что они провели вместе только часы, а не всю жизнь.
— Я понимаю, — ответил он.
Она сглотнула пересохшим горлом, кивнула. Сказала жрецу:
— Сделай это.
Священник моргнул, и собрался с духом, чтобы приступить к своей работе.
— Тебе будет больно, — сказал он, но не пошевелился.
— Сделай это, — ответила Варра. — Прямо сейчас.
Но он не сделал. Не мог. Его руки тряслись.
Повитуха взяла нож из его ладони, на мгновение взглянула в глаза Варры, и начала резать.
Варра сжала зубы, сдерживая крик, когда лезвие рассекло её живот и открыло матку, расплескав по бокам женщины тёплую жидкость. Решимость повитухи передалась жрецу, и он придвинулся, чтобы помочь.
В глазах у Варры заплясали пятна. В мозгу вспыхнули искры. Возможно, она кричала — Варра сама не могла сказать. Она почувствовала, как жрец и повитуха роются в проделанной ими ране, почувствовала, как они лезут внутрь.
Варра поняла, что действительно кричит, плавая в крови и боли.
Она сосредоточилась на руке Деррега, на её твердости, на том, как нежно он касался её кожи. Его тело излучало тепло, притупляя края её агонии.
Он никогда её не бросит, подумала Варра. Никогда.
Что–то тёплое и влажное закапало на их сцеплённые руки. Её блекнущее сознание сначала решило, что это кровь, но потом она поняла, что это слёзы. Слёзы Деррега. Она почувствовала его губы у своего уха, и он прошептал ей слова веры.
— Из концов рождаются начала, из мрака — свет, из трагедии — триумф. Ночь сменяется рассветом, а рассвет — полуднем. Встань в тёплом и очищающем свете Амонатора, что был Латандером, и ничего не бойся. Ничего не бойся, Варра.
Она почувствовала, что ускользает, отключается. Комната потемнела.
— Позаботься о нём, — прошептала она Деррегу.
— О нём? — спросил тот.
Варра кивнула. Она знала, что это будет мальчик, сын для отца, как сказали ей духи на перевале.
— Его зовут Васен. Как его отца.
— Позабочусь, Варра, — сказал Деррег. — Обещаю.
Варра услышала звук, похожий на шум прибоя. Комната потемнела. Она ничего не видела. Она почувствовала, как уплывает, плывёт в тёплой воде, тонет…
Она услышала слабый кашель, затем крик новорожденного, дерзкий клич её сына, вошедшего в мир света и тьмы.
Она улыбнулась, поплыла, думая об Эревисе, о Дерреге, и ничего не боясь.
Деррег убил в бою много людей, видел заваленные трупами тела сражений, но ему приходилось заставлять себя смотреть на тело Варры, на залитое кровью ложе, на разрез у неё на животе, из которого Эрдан, жрец, извлёк ребёнка. Её лицо, наконец свободное от боли, казалось бледным, как новорождённая луна.
Деррег не мог выпустить её всё ещё тёплую руку. Он держал её, как будто мог вытащить Варру из лап смерти.
— Её нет, — сказала повитуха. — Она ушла в свет.
Деррег кивнул. Он был знаком с Варрой всего около двух часов, но чувствовал с ней связь, смутный намёк на то, что могло случиться, встреться они при других обстоятельствах. Хотя за шестьдесят лет он ни разу не был женат, и теперь знал, почему. Он должен был встретить свою любовь в сумерках жизни и провести с ней меньше дня.
Он поблагодарил Амонатора и за это.
— Что с ним такое? — спросила повитуха, её восклицание отвлекло внимание Деррега от Варры.
Повитуха, прижав ладонь ко рту, попятилась на шаг от ложа роженицы, прочь от ребёнка. Эрдан, с круглыми, как монеты, глазами, держал младенца на вытянутых руках, будто нечто омерзительное.
Ребёнок, тёмный и окровавленный, дрыгал ножками и вопил. Пуповина по–прежнему соединяла его с Варрой, и тонкая жилка тени вилась вдоль неё и медленно втекала в младенца, как будто тот — Васен, как назвала его Варра — получал питание с темнотой, а не только с кровью. С каждым воплем глаза Васена вспыхивали жёлтым.
— Он рождён от шадовар! — воскликнул Эрдан, и, казалось, он готов бросить младенца на пол. — Посмотри на него! Вокруг него шевелится тьма!
Из–за внешности Васена и струйки тени вокруг пуповины отрицать это заявление было затруднительно, но Деррег всё же попробовал.
— Он рождён от этой женщины, Эрдан. И его зовут Васен.
Ребёнок взбрыкнул ножками и закричал.
— Его нужно убить, Деррег, — сказал Эрдан, хотя его голос окрасила неуверенность, и жрец побледнел от собственных слов. — Если шадовар узнают об аббатстве…
— Убить? — переспросила повитуха, прижав ладонь ко рту. — Младенца? Ты не можешь!
— Нет, — сказал Деррег, и его ладонь, всё ещё сжимавшая ладонь Варры, почувствовала, как та остывает. — Мы не можем. Ты слышал, как я дал этой женщине своё слово. Я сдержу его.
Он отпустил Варру и протянул руки, чтобы взять мальчика.
— Дай его мне.
Эрдан выглядел оглушённым, его рот был приоткрыт. Два его гнилых передних зуба казались такими же тёмными, как кожа Васена.
— Дай его мне, Эрдан. Это не просьба.
Жрец моргнул, протянул мокрого от крови мальчика Деррега, затем вытер свои окровавленные руки о жёлтую рясу.
Васен замер в руках у Деррега. Его маленькое тельце казалось нескладным, хрупким. Руки Деррега привыкли сжимать сталь и старую кожу, а не младенцев. Тени клубились вокруг мальчика, вокруг запястий Деррега.
— Ты готов погубить нас всех ради ребёнка незнакомки? — спросил Эрдан голосом столь же озадаченным, сколь и гневным.
Деррег не стал объяснять, что он не считал Варру незнакомкой.
— Я дал слово.
— Я должен сообщить об этом аббату. Я не возьму на себя ответственность…
— Да, — оборвал его Деррег, не сдержав грубость. — Ответственность ты на себя не возьмёшь. Это я прекрасно понимаю.
Эрдан попытался выдержать его взгляд, не сумел.
— Дай мне нож, — сказал Деррег.
— Что?
— Дай нож. Не мечом же мне пуповину резать.
Что–то бормоча, Эрдан передал Деррегу маленький нож, который он использовал, чтобы вскрыть матку Варры. Деррег перерезал овитую тьмой пуповину, отделив мальчика от матери, а затем завернул его в одну из пропитанных кровью простыней.
— Ты должен отыскать… — начал жрец.
— Заткнись, Эрдан, — сказал Деррег. — Я знаю, что ему потребуется кормилица. То, что у меня нет детей, не значит, что я идиот.
— Конечно, — согласился Эрдан. Он озадаченно посмотрел на мальчика. — Тени, Деррег. Что он такое, если не шейд?
— Он мой сын, — сказал Деррег.
Прижимая мальчика к груди, Деррег подошёл к Варре и наклонился, чтобы ребёнок мог увидеть лицо своей матери. Её рот застыл в полуулыбке, тёмные глаза были открыты и смотрели в никуда.
— Это твоя мать, Васен. Её звали Варра.
— Ты же знаешь, что аббат посоветуется с Оракулом, — сказал Эрдан. — Ты сильно рискуешь.
— Возможно, — ответил Деррег. Он посмотрел на маленького, испачканного в крови младенца у себя на руках — маленький носик, странные жёлтые глаза, смуглая кожа, тонкие чёрные волоски, прилипшие к маленькой голове. Он решил, что не отдаст ребёнка аббату, что бы ни сказал Оракул.
— Если Оракул увидит в младенце опасность, я заберу его отсюда. Но не брошу.
Эрдан поглядел на него, затем сказал:
— Я займусь похоронами женщины. Посмотрим, что скажут аббат и Оракул. Возможно, я ошибаюсь. Я бы… удивлён внешностью мальчика и сказал, не подумав. Возможно, это было грубо.
— Забыли, Эрдан, — мягко сказал Деррег. Он знал, что жрец — хороший человек.
— Я приготовлю её… тело к погребению, — сказала повитуха. — Я тоже была…
Свет фонарей поблек, тени в помещении почернели. Младенец издал единственный крик и зарылся лицом в грудь Деррега.
Деррег почувствовал давление на уши, почувствовал, как тяжелеет воздух, и обнаружил, что ему стало тяжело дышать. Тени в дальнем углу комнаты взметнулись грозовой тучей, от их гипнотического танца у Деррега моментально заболела голова. Он учуял резкий, пряный запах дыма, запах, напоминавший каким–то образом о старых, давно минувших временах.
— Во имя света, — воскликнула повитуха, от страха её голос поднялся на октаву.
Тени сгустились. Во тьме возникло присутствие.
— Шадовар, — прошипел Эрдан. — Я говорил тебе, Деррег!
Затем он крикнул повитухе:
— Приведи помощь! Беги!
Она выбежала из комнаты, не оглядываясь, в спешке едва не споткнувшись о кровавые простыни.
Вся комната погрузилась во тьму, свет фонаря уменьшился до мерцания далёкой звезды.
Прижимая Васена к груди, Деррег достал меч и сделал шаг назад, к двери.
— Уходи, Эрдан. Сейчас же.
— Ребёнок у тебя, — сказал Эрдан, взяв в руку священный символ. — Уходи ты.
В темноте вспыхнул оранжевый свет — мерцающие угли в курительной трубке. Они осветили лицо мужчины в тенях, мужчины, который сам был тенями.
Длинные чёрные волосы обрамляли смуглое, рябое лицо. Козлиная бородка охватывала усмехавшиеся губы, сжимавшие мундштук трубки. Ему не хватало глаза, и изуродованная, пустая глазница была похожа на бездонную дырку. Угли в трубке погасли и мужчина снова растворился в тенях.
— Может быть, вам обоим стоит остаться, — сказал незнакомец, и засов на двери скользнул на место.
Эрдан посмотрел на дверь, на мужчину, снова на дверь. Было слышно его частое дыхание.
— Твой клинок тебе не потребуется, рыцарь Латандера, — сказал мужчина Деррегу. — Или его сейчас зовут Амонатором? Я не следил.
Эрдан прочитал слова молитвы, и трубка вспыхнула снова, озарив нахмурившееся лицо мужчины.
— Закрой рот, — сказал он Эрдану, его голос был остр, как клинок. — Твои слова пусты.
Рот Эрдана закрылся с громким звуком. Глаза священника расширились, он согнулся пополам и вцепился в собственное лицо, застонал, не размыкая губ, как будто их запечатали.
— Жрецы, — с отвращением сказал мужчина, качая головой. Свет его трубки снова угас, и его окутала тьма.
— Освободи его, — сказал Деррег, кивнув на Эрдана, и сделал шаг к неизвестному мужчине. Младенец у него на руке застыл неподвижно.
Мужчина сделал длинную затяжку, и свет углей показал его улыбку.
— Ладно. Он свободен.
Эрдан открыл рот, задохнулся.
— Во имя света!
— Это вряд ли, — сказал мужчина. — Но бояться вам не следует. Я здесь не ради вас двоих.
Он кивнул на Васена.
— Я здесь ради него.
Деррег крепче прижал мальчика к груди. Неподвижность младенца была почти зловещей, его жёлтые глаза мерцали углями. Деррег вспомнил слова Варры о тёмном человеке, который изменил мальчика. Он сильнее сжал меч.
— Ты отец ребёнка?
Мужчина выдохнул дым и шагнул ближе к ним, сбросив частицу цеплявшейся к нему тьмы. Он двигался с точностью умелого бойца. На поясе у него висели парные сабли, и рукоять меча покрупнее, висевшего за спиной, торчала у него над плечом. Его здоровый глаз посмотрел не на Деррега, а на Васена, потом на Варру. Деррег ничего не мог прочесть по его лицу.
— Ты отец? — повторил Деррег. — Тёмный человек?
— О, я действительно тёмный человек, — мужчина мягко улыбнулся. — Но отец не я. И я не тот тёмный человек, о котором ты говоришь — не совсем, по крайней мере.
Внезапно он оказался прямо перед Деррегом. Разве он пересекал комнату?
Мужчина протянул палец к Васену — мальчик по–прежнему не шевелился — но остановил руку, не коснувшись младенца. Струйка тени потянулась из кончика его пальца и коснулась Васена, на миг связав мужчину и ребёнка, возможно, пуповиной несколько иного сорта.
— Как необычно, — сказал мужчина и убрал палец.
— Что такое? — спросил Деррег, поворачиваясь так, чтобы закрыть младенца от прикосновения незнакомца.
— Его отцом был Эревис Кейл, — сказал тот, не отрывая взгляда от мальчика. — И я искал этого ребёнка… вот уже некоторое время.
Деррег услышал эхо далёкой боли в том, как мужчина произнёс имя Кейла. Он знал это имя, конечно же. Его отец, Регг, который видел, как Кейл уничтожил бога в битве у Саккорса, часто говорил о нём.
— Эревис Кейл? Спутник Абеляра?
Тени взметнулись вокруг чужака. Его губы презрительно скривились.
— Спутник? Так его запомнили? — он покачал головой. — Вы потеряли больше половины мира из–за Волшебной Чумы. И потеряете ещё больше, если цикл пойдёт своим чередом.
— Цикл? — спросил Деррег.
— Ты Дразек Ривен! — взволнованно воскликнул Эрдан. — Во имя света, ты и вправду он!
Мужчина наклонил голову.
— Отчасти.
Деррег не понял этого загадочного комментария. Имя Ривена он тоже слышал в историях.
— Ты не можешь забрать ребёнка, Дразек Ривен. Я дал слово.
— Думаешь, ты сможешь мне помешать? — спросил Ривен.
Деррег моргнул, облизал губы, но не отступил.
— Нет. Но я попытаюсь.
Ривен придвинулся ближе, вгляделся в лицо Деррега. Его дыхание пахло табачным дымом.
— Я тебе верю. Это хорошо.
— Ты не постарел, — выпалил Эрдан, придвинувшись ближе к Ривену. От любопытства его морщинистое лицо приобрело вопросительное выражение.
— Ты не шадовар?
Ривен повернулся лицом к Эрдану и жрец побледнел, отступил.
— Моё родство с темнотой куда глубже, чем у Шадовар, жрец. И я не стану повторять совет держать рот на замке. Ты всего лишь свидетель, ничего больше.
Глаза Эрдана распахнулись ещё шире, но рот всё–таки закрылся.
— Ты знал моего отца, — сказал Деррег. — Иногда он о тебе упоминал.
— Только иногда, да? — Ривен со слабой улыбкой затянулся, в его единственном глазу мелькнул призрак воспоминаний. — Признаю, меня это не удивляет.
— Когда мы говорили о тех днях, больше всего он рассказывал о Властелине рассвета Абеляре.
— Властелине рассвета? — Ривен поднял взгляд, глядя куда–то мимо Деррега. Его брови нахмурились, пока он боролся с воспоминаниями. — Это ещё что? Священный титул какой–то?
— Конечно священный, — сказал Эрдан настолько резко, насколько осмелился. — Его гробница находится в этом аббатстве. Посмотреть на неё стекаются паломники со всего Фаэруна.
— Ты… подвергаешь сомнению его святость? — произнёс Деррег.
Ривен хмыкнул.
— Для меня он был простым смертным, а смертные святыми не бывают.
— Ты богохульствуешь!
Ривен ухмыльнулся.
— Жрец, я видел, как Властелин рассвета Абеляр вонзает свой меч в безоружного человека, который пытался сдаться. Как это сочетается с твоим мнением о нём?
— Ты лжёшь! — воскликнул Эрдан, а потом, поняв, что он сказал, отступил на шаг.
— Часто, — признал Ривен, — но не сейчас. Может быть, ты думаешь, что убийство Малькура Форрина сделало его менее святым? Ты можешь быть прав. Но оно сделало его более человечным. И это убийство — причина, по которой у вас есть Оракул.
Деррег покачал головой.
— Не понимаю. Оракул — сын Абеляра.
— Я о другом, — сказал Ривен, покачав головой. — Неважно. Иногда легенда опережает человека.
Ривен затянулся, выдохнул облачко ароматного дыма. Он посмотрел на Деррега, сощурив глаз от воспоминаний.
— Однажды я пообещал твоему отцу, что мы разделим трубку, но… помешали другие дела. Как умер Регг? Хорошо, надеюсь?
В горле у Деррега встал комок, старая скорбь расцвела новой болью. Он сильнее прижал Васена к груди. Какое–то мгновение он не хотел отвечать, но изменил своё мнение.
— Он умер стариком, во сне. Свет был в нём.
Выражение лица Ривена не поменялось, хотя, казалось, его глаз видит что–то, чего не мог увидеть Деррег.
— Рад это слышать.
Голоса и крики раздались в зале снаружи. Ривен безмятежно курил свою трубку.
— Чего ты хочешь? — спросил Деррег. — Зачем ты здесь?
Ривен вытащил массивный клинок из ножен за спиной. Деррег отступил, поднял собственный меч перед собой. Васен заплакал. Эрдан застыл, как будто прирос к полу.
— Увидеть мальчика. И отдать ему оружие отца, — Ривен перехватил меч за лезвие и протянул рукоятью к Деррегу. — Это Клинок Пряжи.
Оружие было чёрным, как беззвёздная ночь. Тени вились вдоль всей длины меча, тянулись с него вперёд, к Васену. Мальчик протянул руку к мечу, заворковал.
— Это оружие мрака, — сказал Эрдан и сделал знак восходящего солнца, три средних пальца подняты и разведены, как солнечные лучи.
— Это оно, — подтвердил Ривен.
Деррег смотрел на меч.
— Мальчику оно не понадобится.
— Не понадобится?
— Нет. У него есть я.
Ривен нахмурился, тени вокруг него затанцевали. Он опустил меч и придвинулся. Хоть и не слишком высокий, Ривен всё равно, казалось, достигает потолка.
Деррег знал, что перегнул палку. У него во рту пересохло, сердце заколотилось.
— Ты возьмешь этот меч и будешь хранить его до тех пор, пока парень не подрастёт, и тогда ты расскажешь ему, кто его отец, и отдашь оружие. Я в долгу перед Кейлом. Как и вы. Все вы. Этот долг нужно вернуть.
— Я…
— Кивни своей растреклятой упрямой башкой, сын Регга, или клянусь, я срублю её с твоей шеи.
Деррег не стал проверять, насколько искренней была угроза. Он поборол благородный импульс и кивнул. Ривен снова протянул ему меч, и Деррег взял его. Тени опутали его запястье. Ему показалось, что меч был покрыт слоем масла. Казалось, оружие скользит в его руке.
— Хорошо, — сказал Ривен, и тени вокруг него замедлили свою пляску. Он отошёл на шаг. — Пока мы здесь закончили.
Ривен развернулся, и к нему стали стекаться тени. Деррег едва видел его.
— Почему ты его не заберёшь? — выпалил Эрдан.
— Заткнись, Эрдан, — сказал Деррег.
Ривен не обернулся. Тени вились вокруг него, медленно и лениво.
— Потому что за мной идёт охота, и моё единственное укрытие — не место для ребёнка. Какое–то время здесь он будет в безопасности, и мы должны принимать те немногие мгновения мира, которые дарит нам эта жизнь.
Он смолк на миг, глядя на мальчика.
— Боюсь, их будет не так много. Я вернусь, если смогу, но сомневаюсь, что получится. Пока позаботься о нём. И готовь его.
— Готовить к чему?
— К тому, что грядёт.
— О чём ты? Что грядёт?
Ривен покачал головой.
— Я не знаю наверняка. Другие будут искать его.
— Почему?
— Из–за того, кем был его отец, и потому, что обиды умирают хуже, чем боги. И потому что Цикл Ночи пытается достичь своего завершения. Он — это ключ.
— Я… не понимаю.
— Я тоже, не до конца. Пока не понимаю. Кто–то вписывает новые слова в книгу мира, а я никогда не был хорошим читателем.
Он улыбнулся и на этот раз улыбка затронула его здоровый глаз.
— Похоже, что два и два до сих пор равно четырём, даже в этом разрушенном мире. По крайней мере, это он понял правильно.
— Что? — у Деррега голова шла кругом. — Он?
— Человек, которого я однажды знал, — Ривен покачал головой, как будто чтобы избавиться от старых воспоминаний. — Я не могу больше здесь оставаться. Моё присутствие подвергает ребёнка опасности.
Он огляделся вокруг.
— Ваш Оракул проделал здесь неплохую работу. Эта долина… мирная. Особенно мне понравились озёра. Скажите Оракулу, что я был здесь. Скажите ему, пусть исполнит свою часть. И спросите, по–прежнему ли ему нравятся жонглёры.
— Что?
— Он поймёт.
Тьма сгустилась, но прежде чем она полностью поглотила Ривена, он обернулся и посмотрел на Деррега, на Васена.
— Как его зовут? Мальчика.
— Васен, — сказал Деррег и почувствовал, как на него посмотрели жёлтые глаза младенца, когда он произнёс это имя.
— Васен, — повторил Ривен, пробуя слово на вкус. — Хорошее имя. Здравствуй, Васен. Добро пожаловать в этот мир. Когда мы увидимся снова, думаю, ты будешь не слишком рад меня видеть.
Деррег моргнул, и Ривен исчез. В комнате посветлело. Васен заплакал.
Эрдан выпустил из себя воздух.
— Что это только что было?
— Я не уверен.
— Это был не человек.
— Нет, — сказал Деррег. — Не человек.