Утром проходил мимо курилки. Был настолько поглощен своими размышлениями, что заметил развязавшийся ботиночный шнурок, только запутавшись в собственных ногах. Нагнулся, чтобы его завязать. А тут…
— Говорят, одно время он занимался тантрой, — восторженно пропел тонкий, подозрительно знакомый голос.
Пришлось замереть в согбенной позе стайера, ждущего стартового выстрела.
— Да врут все! Какой Тибет?..
— Нет, правда… Там ему вшили под кожу чего–то, что жутко мужскую силу увеличивает.
— Сказки, я лично этому не верю!
О ком это они?
— Нет, честно, она сама мне об этом рассказала, а ей–то зачем врать, ведь между ними все кончено…
Живой и верткий шнурок то и дело выскальзывал из пальцев. Я никак не мог с ним справиться. Или не хотел?
— Да–да, вот почему она на него запала.
— А–а–а…
— Да! А то еще почему? Конечно, такая девушка — умница, красавица — и он, ноль без палочки. Ничего особенного, кроме смазливой мордашки. Тут без восточных практик и приворотных средств не обошлось… Ну сама подумай, вот ты на ее месте связалась бы с простым консультантом? Даже не очень–то умным?
— Вот еще! Если бы у меня имелся такой папочка… Думаю, он бы приискал мне какого–нибудь миллионера. Но только нет у меня такого папочки… — Вздох. Молчание.
— Ладно, пошли работать! Сейчас он припрется в отдел, опять начнет орать и придираться… Ходит в последнее время злой как черт. Что это с ним, интересно? С цепи сорвался?
— Наверное, тестюшка отвалил ему на пару миллионов меньше, чем обещал, вот он и бесится.
— Эх, мне бы его проблемы!
Послышался легконожный женский цокот. Отпрянув как лань, я вжался в стену, тщетно стараясь унять сердцебиение.
Из курилки выплыла мадам Губасова под ручку с Тамарой. Не заметив моей колеблющейся тени в темном просвете двери, дамы прошелестели мимо.
Подслушанный разговор порадовал. Надо же, как в последнее время разрослась Большая Сплетня! А если вспомнить, какой она была поначалу, — чахлой, болезненной, скудной… Никак не хотела дышать без ежедневной заботы и диетической подкормки! А теперь встала на кривенькие ножки, потопала, побежала… Зажила собственной жизнью, вышла в люди, стала обрастать биографией, подробностями, дополнительными сюжетными линиями…
Хорошо бы, если б подслушанный разговор дошел до особы, о которой я непрестанно думаю… Для начинающего казановы лучшей рекламы и не придумать! Вот только дойдет ли сплетня до Даны?
Донесут!
— Когда мы поедем покупать свадебное платье?.. А когда ты познакомишь меня со своими родителями?.. А когда представишь своим друзьям?.. А почему ты не хочешь идти в гости к моим предкам, я им все про нас рассказала… Я считаю, тебе не нужно покупать костюм для свадьбы, у тебя их и так три штуки… Нам лучше поехать в свадебное путешествие на Азовское море, у меня в Ейске родная тетка…
Рот у Лены не закрывался ни на минуту! Она болтала обо всем на свете, создавая монотонный звуковой фон, давивший на нервы. Странно, что еще каких–нибудь два дня назад я совсем не замечал ее назойливой, докучливой болтовни, но теперь…
— В субботу в магазинах полно народу, а мне нужно отдохнуть, — обрубил я все подкаты насчет свадебного платья.
— Ну–у–у! — обиженно скуксилась моя «суженая».
— Может быть, в понедельник удастся выкроить пару свободных часов… — произнес я, надеясь, что до понедельника она передумает.
— Но ты прекрасно знаешь, что в понедельник я не могу!
— Ну, нет так нет… — отрубил я, прикрывшись футбольной газетой.
— Конечно, я могу взять отгул… — протянула она. — Но ведь у меня столько работы! Все точно помешались на акциях «Стандард Ойл»! Знаешь, сколько у меня писанины?.. К тому же у нас недавно база накрылась, приходится все документы восстанавливать по бумажным копиям… Мороки — выше крыши! А директор конечно же не собирается оплачивать сверхурочные…
— Интересно, кого это нынче интересует «Стандард Ойл»? — максимально безучастным тоном спросил я.
— Да кого попало! И «физиков», и «юриков»; (физические и юридические лица)… Недавно девушка заходила из одной конторы… Ни рожи ни кожи, конечно, но симпатичная… Увидела твое фото — у меня твой снимок на столе стоит, — прямо побелела: какой красивый у вас жених, говорит! Это про тебя–то… Потрясно, говорит. Повезло, говорит, вам, то есть мне. Конечно, с такой–то физиономией и таким маникюром у нее шансов — ноль в квадрате!
— Что за девица? — унимая сердцебиение, спросил я.
— Откуда мне знать! Знаешь, сколько у нас народу ходит? Наверное, какая–то курьерша…
— Из какой компании?
— Не помню… Такое длинное слово… Что–то вроде «Интернэшнл» и как–то там еще… Мудрено!
Я заволновался. Всеобщий интерес к «Стандард Ойл» беспокоил меня.
Лена (а это была именно Лена) все трещала насчет того, какую она хочет фату, а потом резко переключилась на туфли, дальше поведала, что уже не собирается к тетке в Ейск, и если не делать свадьбу в ресторане, а сразу из ЗАГСа отправиться в свадебное турне в Эмираты (для молодоженов пять процентов скидка), то можно привезти дешевой электроники и тогда поездка полностью окупится.
Хозяйка чертова!
— Кстати, я могу взять работу на выходные, — заметила она вдруг безо всякой связи с Эмиратами, с техникой, с теткой и рестораном. — Ничего, посижу над бумагами в воскресенье, а зато в понедельник мы с тобой отправимся в свадебный салон… Мы поедем на твоей машине, да, пупсик? Потрясно!
Из этого я сделал вывод, что она все–таки мечтает о свадьбе, о платье, о кукле на капоте, о брызгах шампанского и пяти литрах моей великолепной красной крови, богатой гемоглобином и неудовлетворенными амбициями… Впрочем, ничего этого не будет!
Но я не стал ей об этом сообщать. Зачем?
Ведь всего через день, когда она принесет домой документы, я завладею реестром акционеров.
О, это куда приятнее, чем владеть женщиной. И намного перспективнее!
Дальше дело техники: мне останется лишь расплеваться с этой узколобой курицей. Можно обидеть ее случайной (на самом деле намеренной) фразой, колким замечанием, ехидным намеком. В крайнем случае устроить безобразный скандал. Она обидится и уйдет.
Она уйдет, непременно уйдет!
— Скоро добуду реестр титульных акционеров, — намекнул я моей вожделенной богине. — Через пару дней.
— Как это? — встрепенулась она. — Нашему юристу в регистраторе отказали в выдаче реестра, сославшись на устав компании, запрещающий его выдачу акционерам, владеющим менее чем пятью процентами акций. И хотя это положение противоречит федеральному закону, но пока мы подадим жалобу, пока состоится суд…
— Не нужно беспокоиться, — тускло обронил я. — Я все сделаю сам. В понедельник реестр будет на твоем столе.
Дана удивленно промолчала.
— Заполучив реестр, мы сначала пробуем договориться с теми акционерами, которые владеют наибольшим количеством акций, потом созываем внеочередное собрание, переизбираем совет директоров и… Короче, все как обычно. Но сначала конечно же кампания в СМИ? — спросил я.
— Да, сначала кампания в СМИ, — кивнула она.
А когда, попрощавшись, я уже стоял в дверях, произнесла почти нежно:
— До завтра, Игорь?
Я обернулся. Что–то в ее бархатном голосе звало меня остаться, однако я не собирался поддаваться ее ласковому зову. Рано еще…
Целый день мы мотались по свадебным салонам, выслушивали идиотские замечания продавцов и их восхищенные, лживые до последней буквы референции насчет своего лежалого товара. Лена (а ведь ее звали Леной!) металась от одного пенного вороха материи к другому, не менее пенному. Будь ее воля, она скупила бы все платья в городе, чтобы вечерами разгуливать в них по квартире, и только строгий денежный лимит, которым я ограничил ее, помешал ей развернуться.
На самом деле, поскольку я не собирался жениться (точнее, не собирался жениться на ней), мне не хотелось тратиться попусту.
Между тем продавщицы восхищенно трещали, как радио на коротких частотах: «Вашей прелестной невесте так идут кружева! А вот еще ваш размерчик!» — а потом, искупав руки в пенном тюле, ныряли в подсобку, чтобы через минуту явиться оттуда с очередной линялой тряпкой на прогибающихся плечиках.
— Европейское качество! — уверяли они, восторженно закатывая глаза. — Как вам идет этот фасон!
— Кажется, то кремовое тоже ничего! — терзалась Лена, потная не то от напряжения, не то от моего холодного, оценивающего взгляда, более охотно цеплявшегося за прелести автомобиля, припаркованного у тротуара, чем за прелести той, что прочила мне себя в невесты.
В итоге мы так ничего и не купили. Впрочем, я не настаивал.
Вернувшись домой, Лена сначала разрыдалась от усталости, а потом опять стала бредить про Эмираты и бытовую технику, после чего плавно переключилась на свою ейскую тетку, которая, конечно, будет безумно счастлива познакомиться со мной…
В это время я думал про двадцать процентов государственных акций, пятнадцать процентов акций у Лернера, двенадцать у инвестиционного фонда «Ярвекс», руководимого неким Михайловым, а также о прочих мелких и не очень держателях того драгоценного богатства, которое я старался завоевать для своей возлюбленной.
А моя «невеста» тем временем вслух бредила насчет какого–то пансионата в Подмосковье, где очень здорово отмечать свадьбы, одни ее знакомые так и сделали, и на самом деле там оказалось потрясно…
Чтобы приглушить назойливый звуковой фон, я, включив телевизор, сонно уставился на оплывавший фиолетовыми тенями экран.
Дикторша в новостях, сдержанно светясь пионерской радостью, произнесла, глядя мне в глаза:
— Речь идет о Кышканарском месторождении, которое до недавнего времени считалось малоперспективным… Однако последние данные геологоразведки показали, что запасы его сырья больше прогнозируемых почти в шесть раз! Напомню, что лицензией на разработку Кышканарского месторождения владеет компания «Стандард Ойл»…
Я сидел с таким видом, будто меня облили помоями.
«Да, сначала кампания в СМИ», — сказала она… Так вот, значит, какая это кампания…
Но ведь информация о месторождении — это удар ниже пояса. Вслед за ней неминуемо последует взлет курсовой стоимости, ажиотаж на рынке, что повлечет увеличение стоимости поглощения.
Так в какую игру играет Дана? И на чьей стороне?
Я разозлился. Значит, я работаю на Якушева, выполняю инструкции, совершаю мелкопешечные ходы, подставляю свою башку — все это ради нее! — а она вместо благодарности скрывает от меня самое главное.
А что будет завтра? Она выбросит меня, избавится за ненадобностью?
На самом деле не собственное будущее тревожило меня в тот момент. В конце концов, кое–чего я добился: теперь у меня приличная должность, недурной оклад, хорошая машина, твердое положение в конторе…
Однако достигнутое меня не устраивает, ведь я как был, так и остался мальчиком на побегушках. Не я руковожу игрой, не я заказываю музыку. Даже Большой Сплетней не управляю, это она управляет мной — исподволь, исподтишка, незаметно. Тайно. Так, как выгодно ей, а не мне!
— Завтра мы поедем знакомиться с моими родителями! — заявила мне Лена, в то время как я, вымотанный и злой, истомленный бесплотными и бесплодными мечтами, метался на пыточном пространстве узкого продавленного дивана.
Что сделать с этой докучливой дурой? Выбросить из квартиры? Сказать, чтобы катилась колбаской? Дать по лупоглазой, светящейся довольством физиономии? Отправиться на природу, чтобы там удушить ее под ракитовым кустом? Тихо сменить квартиру, затерявшись во времени и пространстве?
Пока я раздумывал, что действеннее — нож в сердце или чистосердечный отказ от брачных намерений, Лена прижалась ко мне, похожая на воплощенную во плоти грезу из самых скабрезных мужских мечтаний.
— Тебе, конечно, не хочется ехать? — промурлыкала она, кошачьим дыханием щекоча мою ушную раковину.
— Ммм… — промычал я, опуская веки, чтобы невозможно было догадаться, о чем я размышляю в данный момент. Хотя вряд ли она умеет читать по глазам.
К тому же, зажмурившись, можно было легко представить, что рядом со мной не эта механическая игрушка, резиновая дива из соответствующего тематике шопа, а моя чудесная, вожделенная Леди Ди, мое горячечное мечтание, моя недостижимая греза, моя единственная любовь. Единственная и неповторимая. И недостижимая, к сожалению…
— Конечно, мой отец — такой зануда… — Ее губы соскользнули с моей щеки, скатились по шее, обрабатывая кожу мелкими клевками, потом поползли к груди, на секунду задержавшись в нежной подключичной впадине.
Я зажмурился еще плотнее.
О, Леди Ди, моя длиннопалая чаровница, не похожая на существо с обложки мужского журнала, плотно–телесное и пряно–насыщенное, моя воздушная мечта, невеста в чудном облаке белой ткани, идущая к алтарю, дымчатая любовница с ангельскими крыльями — да не коснется тебя пачкающим прикосновением никто, кроме меня, обуянного благоговейным и одновременно святотатственным восторгом…
— Папа вечно читает мне нотации: мол, нужно устраиваться в жизни, хватит прозябать в конторе…
…Длинные руки оплетаются вокруг меня, как чудесные гибкие лианы, они прорастают в жилы, их кровь вливается в мою кровь, наплывает на сердце, окатывает его перламутровым приливом, опутывает его свежесотканной паутиной, вызывая сбой сердечного ритма, падение пульса и немедленное восхождение к вершинам блаженства…
— Надо устраиваться в жизни, надо зарабатывать копейку… Вечно он талдычит прописные истины! А я не выношу, когда меня учат жить!
…Ее волосы образуют дымчато–душный шатер вокруг моего лица, в котором хочется задохнуться навсегда и в котором я отдыхаю от адского бега, от скачки по пересеченной местности, от погони за призраком, вечно ускользающим от меня в лазоревые дали, — пока рассвет, разливающийся под веками, целительный, как кровопускание опытного цирюльника, не превратится в кровавый пурпур плотского восторга, распустившегося в разнеженных чреслах…
— Ладно, поеду… — в итоге пробормотал я, с трудом возвращаясь от блаженных грез в стылое пространство хрущевского тараканника.
— Ну и отлично!
Лена вскочила с постели, как будто только и ждала точки в конце моего предложения, чтобы выстрелить в воздух сжатой пружиной своего опытного тела.
— Папуля будет в восторге!
Папулю моей суррогатной невесты я запомнил плохо. Как и мамулю, впрочем…
Брюхастый тип с проступающим сквозь поры лишним салом. Лавочник, страдающий от избыточного холестерина и, вероятно, торгующий этим же самым холестерином. Впрочем, он меня совершенно не интересовал — как будничный пейзаж, стремительно бегущий за окном поезда.
— Мама с папой так привязаны к этой даче, — щебетала моя эрзац–невеста, бледное подобие того мучительного образа, которым я пробавлялся в пещере своего тайного одиночества, страдая от невозможности приблизиться к своей мечте.
— Развалюха, но в хорошем месте… А мне здесь совсем не нравится — одни елки да комары!
Вчера мы встречались, и она… Она будничным тоном говорила о делах и ни словом не обмолвилась о своем звонке. Не придала ему значения?
— Эта дача досталась нам от деда, он служил в министерстве… Папа, наверное, взбесится, если я скажу ему, что собираюсь замуж…
…Не захотела ревновать? Обиделась, но не показала виду? Или ей вообще все равно, есть ли у меня личная жизнь и насколько она личная?..
— Кстати, если он начнет тебя поучать, лучше молчи…
…Может, она просто не поняла, кто поднял трубку? Ведь Дана ничего не знает обо мне. И что самое ужасное, не стремится узнать…
— Вот мы и приехали!
Старый дом в еловом сумраке. Лесной мусор на дорожке. Перекошенный забор. Сгнивший штакетник по периметру сада. Неухоженность старого дачного места.
…А где сейчас она? Что делает? Думает ли обо мне — хотя бы вскользь, бегло, мимоходом? По поводу или в связи?..
— После смерти деда дачу хотели отнять, но нам удалось отстоять ее… Хотя не понимаю, кому эта развалюха нужна?
Хорошо бы сократить визит до минимума… Наврать, что разболелось горло, сел голос… Увильнуть от расспросов о жизненных планах, о свадьбе, родителях, о работе, обо всем… Чтобы вновь беспрепятственно думать о ней, размышлять, строить планы — несбыточные планы, невыполнимые. Ирреальные.
— А потом пойдем купаться? Здесь есть речка…
…С извинительной усмешкой сказать им, что спешу вернуться в город, потому что нужно срочно отыскать лекарство для смертельно больной матери… Соврать, что на вечер назначена деловая встреча, о которой я запамятовал. Что у меня неотложные дела, более актуальные, чем выслушивать нравоучительные сентенции насчет трудностей семейной жизни…
— Это Игорь, мой жених! Познакомьтесь!
…Оставить Лену здесь, а самому на обратном пути проехать мимо дома — ЕЕ дома! Позвонить в дверь. С надменной усмешкой проговорить: мол, ехал мимо, решил кое о чем поговорить. На ходу сочинить что–нибудь насчет акций и реестра, жизни и смерти, насчет вечного бытования рука об руку, пока смерть не разлучит нас…
— Вам чаю или кофе?
…А чтобы визит выглядел обоснованным, предложить передать пару тысяч акций в доверительное управление Галактионову. Чтобы он заинтересовался, стал активнее работать в нашей команде — моей и Леди Ди…
— Надо пробиваться в жизни, молодой человек!.. Это и тебя касается, Елена. Ты всегда была такой легкомысленной!
…Хотя Галактионову вряд ли удастся прибрать к рукам акции своего отца. Старики считают себя страшно опытными, а молодежь — слишком быстрой. Если бы Витек сумел добыть доверенность на управление отцовскими акциями, наши шансы на победу значительно возросли бы…
— Я считаю, пора тебе уходить из этой конторы.
— А мне там нравится!
…Если договориться с одним из крупных акционеров, хотя бы с этим, как его, Михайловым (интересно, что за тип?), тогда дело пошло бы по накатанной колее. Имея на руках десять процентов акций, можно настаивать на созыве внеочередного собрания акционеров, объявив при этом руководство компании неэффективным, а дивиденды, выплачиваемые по итогам года, заниженными… Двадцать пять — блокирующий пакет… Надо собрать на этого Михайлова информацию… Впрочем, у начальника службы безопасности «Инвест–финанс» наверняка имеется досье на него…
— Твой жених… Наверное, он меня поддержит…
— Нет, папа, после свадьбы мы сразу поедем к тете Вере в Ейск!
…Сначала в совет директоров направляется требование о созыве внеочередного собрания акционеров, в случае последующего отказа можно дней через пять самостоятельно приступать к организации собрания. А если в повестку включить вопрос о переизбрании совета директоров, то для принятия решения на собрании необходимо иметь половину голосующих акций…
— Ты же знаешь, мама в прошлом году поссорилась с тетей Верой…
— Ну и что, а я ее всегда любила! И люблю! И мы к ней поедем!
…Имея половину голосующих акций, можно протолкнуть в совет директоров своего человека — ну хотя бы меня… А если акционеры на собрании начнут сопротивляться, доходчиво объяснить им, что бумаги компании ничем не обеспечены, генеральный директор набрал неподъемных кредитов, акционерам недоплачивают дивиденды, руководство компании злоупотребляет служебным положением…
— Ты, Елена, всегда поступаешь назло нам, своим родителям!
— А у меня своя голова на плечах!
…Да, кстати… Голова… Глава компании, генеральный директор… Нужно избавиться от него… Как это обычно делается? Объявить на собрании величину его зарплаты, убедить, что она завышена раз эдак в пять… Приплести что–нибудь о его квартирах, машинах, дачах, любовницах…
— Ты не должна так поступать…
— Как мне хочется, так и поступлю!
…Как они кричат, голова пухнет!.. А что, если встретиться с Лернером, уговорить его голосовать в нашу пользу, попросить поддержки… Черт, как они орут!..
— Можешь не рассчитывать на нашу помощь!
— Не больно–то и хотелось! Сами обойдемся! Своими силами!
…Лернер — фигура мощная, и рядовые акционеры, узнав, на чьей он стороне, потянутся за ним… Да, если Лернер согласится, песенка совета директоров будет спета. Но тогда зачем нам Галактионов? Не нужен! К тому же он может проболтаться своему отцу…
— Игорь, пойдем отсюда! Больше ноги моей здесь не будет…
— Еще прибежишь как миленькая! Машина заводится с пол–оборота…
…Конечно, вокруг нее миллион смазливых мальчиков на дорогих автомобилях, с карманами, полными денег… На их фоне я неинтересный, никчемный, зависимый от чужой воли сосунок. Так она ко мне и относится… Хотя если вспомнить тот взгляд и тот ночной разговор, то…
— Идиот!
С трудом включаюсь в действительность, хотя отрываться от мыслей о ней совершенно не хочется. Хочется бесконечно плавать в воображаемом мареве, соединяющем нас хотя бы в отдаленной, неясной, гипотетической перспективе.
— Поехали отсюда!..
Выезжаю на дорогу, ведущую к шоссе. Встреча, которой я так боялся, прошла мимо моего сознания — как монотонный пейзаж в окне поезда.
— Я даже на свадьбу их не приглашу. Пусть поплачут тогда! А если у меня родятся дети, то…
У, как далеко зашла!
Машина летит по шоссе…
…Вечером обязательно позвоню ей. Задам какой–нибудь пустячный, формальный вопрос только для того, чтобы узнать по интонациям ее голоса — обрадована ли она? Ждала ли моего звонка?
— Отец думает, что я стану плясать под его дудку! Ему не нравится, что я уже выросла, что у меня давным–давно своя жизнь! Он бесится оттого, что я от него не завишу.
За окном мелькает пригородная деревня. Автозаправка. Магазин. Рынок стройматериалов. Возле кафе неумелый фонтан, сработанный украинскими гастарбайтерами, гаишная засада с радаром… Все случайно, все летит мимо как шелуха, неслышно относимая ветром…
— Я рада, что мы поссорились с ними! — восклицает Лена, обернувшись ко мне. Ее глаза блестят еще не остывшим задором.
— Чудесно, — соглашаюсь я, улыбаясь своим мыслям. — Чудесно.