Большая Сплетня

ОН

Все было плохо и даже еще хуже. Но как только я подумал, что хуже уже быть не может, положение стало совершенно невыносимым.

Всю ночь я провалялся на жесткой койке без сна. Ждал, что вот–вот лязгнет засов на железной двери и мне объявят, что я свободен. Мол, произошла ошибка — Михайлов, разобравшись во всем, забрал обратно свое заявление. Дело было так: узнав о моем аресте, Дана, моя обожаемая невеста, конечно, немедленно вернулась в Москву, отыскала Лену и, пользуясь полученной ею доверенностью, перевела обратно похищенные акции. Так все разрешилось ко всеобщему удовольствию…

Точнее — вот–вот разрешится, я уверен!

Сколько мне осталось куковать в камере? Час? Два? Три?

Через восемь часов сорок три минуты конвойный привел меня к следователю. Следователь оказался лысоватым парнем чуть старше меня, слабо разбирающимся в такой мудреной материи, как ценные бумаги, — ведь он никак не мог меня понять!

Я предельно четко обрисовал ситуацию.

— Меня уговорили перевести акции на счет фирмы «Игром» — только на время голосования… Временно, понимаете, временно! У меня не было целей хищения, честное слово! Я не собирался продавать акции. И не понимаю, как они могли испариться со счета…

Следователь недоверчиво усмехнулся. Нет, он действительно ничего не петрил в ценных бумагах.

— Мы произвели выемку документов из реестродержателя, — равнодушно зевнул он, — кстати, нотариуса вашего мы тоже нашли… Она подтвердила законность и добровольность выданной вами доверенности… Вам лучше признаться, Игорь Сергеевич… Правда, лучше!

— Мне не в чем признаваться! — возмутился я. — Я ничего не собирался красть. Это небольшое семейное недоразумение. Дело в том, что пропавшие акции принадлежат моему будущему тестю. Между прочим, после свадьбы он должен был передать их мне в доверительное управление… Но они мне срочно понадобились, поэтому я с дочкой Якушева, моей невестой…

Следователь ожесточенно почесал затылок.

— Ты хоть бы врал складно, — брезгливо поморщился он. — Думаешь, я читать не умею? Вернуть хотел… В нотариальной доверенности черным по белому сказано: акции переданы для голосования, продажи или для иных действий, предусмотренных Законом о ценных бумагах.

— Где? Не может быть! Это ложь! Ложь!

— Гляди! — Лист, украшенный моей восторженной подписью, взмахнув в воздухе исписанными крылышками, улегся на стол.

— «Для голосования, продажи или для иных действий», — упавшим голосом прочитал я. — Это не та доверенность, я не подписывал ее… Ее подписывал не я… Текст был другой… И подпись тоже не моя…

— Проверим! — равнодушно кивнул следователь. — Если не твоя подпись — тогда, конечно, проверим. Экспертиза месяца полтора займет, а ты пока посидишь…

Я застонал.

— Нет… — быстро одумался. — Это только затянет время. Подпись, кажется, моя, просто раньше в договоре не было пункта о продаже акций. Во всяком случае, я его не помню… Позовите Михайлова… Дану Якушеву… они все объяснят… я не виноват… я не хотел…

— Ясен пень! — философски обронил следовать, закуривая. — Все вы так говорите…

Когда меня вели обратно в камеру, я был на грани нервного срыва.

Еще час в камере… Два… Три… Сутки, двое… Чего только я не передумал за это время, чего только не понял! Ничего не понял…

Итак, никто не спешил вызволять меня из заключения. Так всегда: как только тебе покажется, что хуже не бывает, в следующую минуту обязательно станет еще хуже.

И стало…

Следующая встреча со следователем произошла ровно через двое суток. Правосудие в нашей стране в высшей степени неторопливое! Упрятали честного человека в кутузку — и в ус не дуют!

В кабинете, кроме главного вершителя моей скромной судьбы, находился еще некий гражданин, которого я поначалу не узнал.

— Ты тут просил встречи с Михайловым, — тускло проговорил следователь, давно уже утративший церемонное «вы».

Я внутренне оживился — если можно считать оживлением тоскливое ощущение непоправимости происходящего.

— Михайлов — вот он…

Я обернулся. Это был тот самый нервный тип из самолета! Тот самый постоялец из номера люкс заштатной нефтегорской гостиницы! Тот самый, который несколько раз попадался мне на глаза накануне собрания!

— Это не Михайлов! — ошарашенно воскликнул я.

— Я его узнаю! — встревожился нервный, возбужденно подпрыгнув на стуле. — Это тип, который за мной следил — и в самолете, и в гостинице… Наверное, он готовил покушение. Я готов дать показания, пишите!

— Запишем, — проговорил следователь, наружно остававшийся все таким же расслабленным.

— Это не тот Михайлов! — в свою очередь возмутился я.

— А какой Михайлов вам нужен?

— Другой, не этот… Отец моей невесты, Лены, владелец тех самых акций… Я его знаю, он такой пузатый, лысый… Мы с ним встречались однажды… А этого я не знаю! Это не он, не Михайлов!

Я возмущенно выталкивал из горла обрывки бессвязных фраз.

— Перед вами владелец похищенных бумаг Илларион Филаретович Михайлов, тот самый, кто вам нужен! — возразил следователь. — Свои права на похищенные акции он подтверждает выписками из лицевого счета, договорами о купле–продаже и так далее…

— У меня даже и дочери–то нет! — обиженно выкрикнул Михайлов. — Только два сына. И молодая жена по имени Алена.

Но кто же тогда Лена?.. И почему она… Я схватился за голову.

— Прошу вас… умоляю… Позвоните Дане Якушевой, она все знает. Она все вернет. Она моя невеста… Я позволил ей распоряжаться акциями, чтобы она согласилась выйти за меня замуж… Мы хотели, проголосовав, честно вернуть бумаги их законному владельцу… Поймите, это было для нас так важно!

— Во заливает! — фыркнул самозванец Михайлов.

— Не понял, у вас что, две невесты? — удивился следователь. — Многоженец, что ли?

Было так сложно все объяснить… Просто невозможно!

— Позвоните Якушевой! — в нервном ступоре бормотал я. — Это недоразумение, ужасное недоразумение… Я не думал… Не хотел… Дана сказала мне…

— Да звонил, звонил я ей, — обронил следователь, покачиваясь на ножках стула, как будто он находился не в государственном учреждении, а в пивном баре.

Я замер в последнем приступе надежды.

— Согласно доверенности, Якушева продала акции фирме «Гуд найт». Будто бы вы лично в преддверии собрания акционеров попросили ее сбыть их за хорошую цену… А потом уже «Гуд найт» продала акции фирме «Гуд дэй», директором которой числилась уже сама Якушева. Далее «Гуд дэй» загнала их компании «Инвест–финанс»… Якушева — девушка грамотная, провернула все без сучка без задоринки, использовав подставную фирму. Она знала, что по закону доверенное лицо не может совершать сделки в свою пользу — для этого и возникла промежуточная компания «Гуд найт»… Сейчас на ворованные акции наложен арест, а после соответствующего решения суда бумаги возвратятся законному владельцу… Ее отец, Якушев, бросился искать свои деньги на счетах фирмы дочери — пусто. Самой дочки тоже нет… Куда делись деньги?..

— Да, молодой человек, — ехидно подтвердил нервный Михайлов. — Акции вернутся законному владельцу, то есть мне, а вам светит срок за мошенничество и за подделку документов!

— Это ведь не я, это Лена, моя невеста, ваша дочь. Спросите у нее, она…

— Уже спросили… — вздохнул следователь. — Елена Михайлова (между прочим, однофамилица потерпевшего) все отрицает. Она не знала о поддельности предоставленного ей для регистрации передаточного распоряжения. Она обыкновенная секретарша, а не графолог и не почерковед, чтобы на глаз определить подлинность полученных документов. К тому же регистратор не обязан проверять подлинность предоставляемых документов. Елена Михайлова действовала в рамках закона, а вот вы…

— Но она предлагала мне подделать передаточное распоряжение! — беспомощно выкрикнул я, все глубже и все неотвратимей погружаясь на дно трясины, откуда невозможно было выбраться. — Это она… Это они… Они договорились… Они потопили меня!

— Уведите его, — бросил следователь. — Все ясно.

— Припаять срок и отправить на Колыму, лес валить, — резюмировал Михайлов.

— Думаю, гражданин Михайлов, суд учтет ваши пожелания!