Большой обман

36

— Ничего себе хорошая новость! Как только у тебя язык повернулся!

— Я думал, ты обрадуешься. Теперь ты у нас будешь Сэмми Дэвис-младший. Вместо него.

— Луи, у человека был инфаркт, и он умер!

— А у его жены усы. И что с того? Ему там, пожалуй, лучше.

Я гляжу на Луи, широко открыв глаза. Он всем своим видом показывает, что я чересчур сентиментальна.

— Ко всему прочему, у него была эмфизема. — Луи открывает холодильник и принимается за сооружение традиционного бутерброда «перед игрой». — Он бы все равно загнулся. Ты видела, какие сгустки слизи он выплевывал? Все зеленые, комковатые, с кровавыми прожилками. Брр. Что за жизнь у такого человека?

— Некоторые могут сказать то же самое про тебя. Жирный псих, торчит в своей норе безвылазно, и поговорить-то ему толком не с кем. Уж лучше бы ему, тебе то есть, помереть.

— Как мило ты общаешься с друзьями! Как замечательно ты относишься к своему наставнику по покеру! Что это ты разошлась ни с того ни с сего? Ах, ну да, конечно. Это все твой парень. Он наконец протер мозги и стал трахать совсем другую девушку?

— Как славно, Луи! Ты сегодня такой милый! Только ты его с кем-то путаешь.

Я лезу в сумку, достаю фотографии и протягиваю своему «наставнику по покеру». Луи споласкивает руки (а как же!), берет снимки и долго рассматривает.

— Это и есть твоя мама?

— Да. Это день их свадьбы.

— Красивая. Немного похожа на тебя. Такие же рыжие волосы и грустные глаза.

— Грустные глаза?

— Ну да. Вроде как у Маленького Луи, когда я его накажу, чтобы не вонял в доме. У тебя все время такие глаза.

— Большое тебе спасибо.

— Не за что.

— Это папа, — я показываю на снимок на фоне моря, — а это один из его друзей. Тот, кто втянул его в азарт.

Большой Луи внимательно рассматривает Джимми Шелковые Носки и осторожно проводит кончиками пальцев по фотографии.

— Он всегда носил эту шляпу? Эту белую сутенерскую шляпу, которую он тут нахлобучил себе на башку?

— Да. А откуда ты знаешь?

— Просто у него такой вид, словно он жутко любит шляпы, вот и все. Твой отец носил головной убор?

— Нет.

— Когда ты его видела в последний раз, он не начал лысеть?

— Нет.

— А у него были какие-нибудь особые приметы? Следы от ожогов, родинки, протезы и прочее дерьмо?

— Нет. Ничего. Если не считать руки.

— Что у него было с рукой?

— Она у него не гнулась до конца. Папа когда-то подрался, ему сломали руку, и она у него неправильно срослась. Он может согнуть ее только наполовину.

— Долг, который не вернешь.

— Да, — говорю я грустно. — Наверное.

Большой Луи кивает и просит оставить ему на время фотографии. Он их отсканирует, разошлет старым приятелям и сразу же вернет.

— Ну и как тебе казино? — Луи прячет снимки в конверт. — Тебя хоть пустили внутрь? Позволили как следует осмотреться?

— Да. — Я наконец освобождаюсь от куртки. — Казино почти такое, как ты мне описал.

— И там полно жалких людей?

— Навалом. Все какие-то мрачные.

— Ты ведь в курсе, почему с вами, англичанами, так трудно?

Вот уж он мне сейчас расскажет…

— Вы не умеете веселиться. Вы, блин, слишком зажаты, чтобы радоваться жизни. Всего-то вы стесняетесь. Секс, еда, жалобы на жизнь, выигрыш — все это для вас лишь повод съежиться. А уж особенно деньги. Потому-то у вас и казино такие. Либо ветхие бараки, где полно старичья и гнусняков, либо выпендрежные притоны, куда без галстука не пустят, а крупье смотрят на тебя как на говно. Такое впечатление, что им и без клиентов хорошо. В Лас-Вегасе — совсем другое дело. Можешь садиться за стол хоть в замызганных шортах и с голым пузом, и никто тебе слова не скажет. Главное, чтобы денежка была в кармане.

— Серьезно? Полезные сведения.

— Вы, англичане, все пытаетесь отрицать очевидное. — Луи разворачивает огурцы. — Вы притворяетесь, что даже запах денег вам не по душе, а на самом деле отношение к деньгам у вас точно такое же, как и у всех прочих. Вы словно наркоманы, большинство, во всяком случае. Все скрыто, все спрятано, все пронизано хорошими манерами, хорошим произношением, хорошим тоном, этикетом и… чувством вины. Я вот что тебе скажу, — Луи вгрызается в свой трехэтажный клубный бутерброд, — все это чушь собачья. Хороший тон ничего не значит для покериста. Лично я чихать хотел на хороший тон.

— Чудненько. — Я смотрю, как на губах Луи выступают и лопаются пузыри кетчупа. — А я и не замечала.

— Ты должна четко осознать, что тебе надо от жизни, Унгар. — Луи поворачивается и тычет в меня огурцом: — Ни в коем случае не надо плясать под чужую дудку. Не надо извиняться, когда ни в чем не виновата, и позволять людям помыкать тобой. Надо сопротивляться системе, иначе она тебя проглотит и переварит. Надо брать от жизни все. Понимаешь, о чем я?

Большого Луи несет. И погода-то у нас паршивая, и законодательство об игорном бизнесе архаичное, и сервис дерьмовый, и зубы лошадиные. И вообще, англичане — нация говнюков и нытиков. Если бы не Америка, мы бы давно выступили заодно с нацистами.

Тут уж я не выдерживаю:

— Чего же ты не возвращаешься в свою Америку? Если в Штатах все так замечательно, что ты тут торчишь?

Большой Луи улыбается (широко-широко, даже страшно делается), сплетает пальцы, потягивается и испускает самодовольный вздох. Потом трубно сморкается.

— Яйца курицу не учат. Может, все быстро переменится. Кто знает? А может, я задержусь тут надолго.

Разговор окончен. Луи считает, что раскрыл тему, и не хочет к ней больше возвращаться. Потихоньку начинают прибывать гости. Дин, Мэрилин, Лорен и Кеннеди. Только Сэмми Дэвиса-младшего нет.

По моему настоянию Большой Луи произносит небольшой спич, посвященный памяти Сэмми. Мы выпиваем по бокалу джина с «Доктором Пеппером» (любимый напиток Сэмми), и Луи говорит о заслугах Сэмми в том, что касается игры. Он навсегда останется у нас в памяти как замечательный игрок. Хотя постоянно проигрывал. И никогда не знал, какая у кого карта. И всех достал своим «Ну, ребята, сейчас я вас потрогаю за вымя», как только к нему приходила мало-мальски приличная комбинация. Хорошо хоть про усы жены не упоминает никто. Ага, как же. Разбежалась. Без усов никак. Большой Луи как раз интересуется, кто из присутствующих знаком с женой Сэмми. Почтили память, называется.

Краткое обсуждение и голосование идут следующим номером программы, после чего Сэмми Дэвисом-младшим становлюсь я. Я предлагаю не торопиться с этим и подождать пару недель (хотя бы из приличия), но Кеннеди говорит, что покойный бы нас одобрил. Мы выпиваем еще по глоточку, и Большой Луи вскрывает новенькую колоду карт. В прошлый раз банк метал в основном Луи, но сегодня он хочет, чтобы обязанности крупье по очереди выполняли партнеры. У него болят руки — все пальцы и впрямь в пластырях. Первая сдача выпадает на мою долю.

Я беру колоду — чистенькие тугие карты — и ловко, играючи, перемешиваю. Большой Луи тоже мастер тасовать, но у меня получается аккуратнее, элегантнее и быстрее. Тасуя карты, я стараюсь сосредоточиться. Уж сегодня-то я не допущу ошибок и не дам раздражению одержать верх. Я буду играть тихо-скромно. Да руководят мною терпение, расчет и логика. Все мои знания да будут мне в помощь. Отныне, присно и во веки веков.

— Ну как?

— Что именно?

— Я была на высоте. Ведь правда? Я — достойный игрок.

— Ты играла неплохо. Для девушки.

— Прекрати. Ты просто не хочешь признать, что я справилась с задачей.

— Худо-бедно справилась, — говорит Луи хмуро. В руках у него тряпка. — Однако хороший анализ плюсов и минусов тебе не повредит. Возьми губку и ведро. Непочатая бутылка моющего средства под раковиной.

Мы вдвоем наводим порядок. Моется стол, моется пол, отскребаются пятна. Уборка доставляет нам удовольствие. Большой Луи даже принимается напевать «Нью-Йорк, Нью-Йорк» и предлагает мне присоединиться.

— Ты нормально сыграла. — Луи снимает резиновые перчатки и трет окровавленные ладони щеточкой для ногтей. — Когда ты подсадила Дина Мартина на тройке дам, он обалдел. Никогда не видел его в таком состоянии. Но у тебя была хорошая карта. Тебе шла полоса[55]. Только идиот может провалить игру с такими комбинациями на руках.

— Все так, но ты обратил внимание, как я старалась разнообразить игру? Первый час я играла осторожно, второй — свободно, третий…

— За кого ты меня держишь? Конечно, заметил. Ты верно играла. Внимательно. Сегодня ты была терпелива.

— И я следила за лицами. Ты видел, как я за ними следила?

— Угу. Я как раз собирался поговорить с тобой об этом. Подумай, как действовать потоньше. Не стоит склоняться над столом, подпирать рукой подбородок и есть каждого глазами.

— Но ведь в принципе я вела себя правильно? Ведь так и надо?

— Да, пожалуй. Дело в том, что дурни не умеют сосредотачиваться. Они болтают, и обмениваются сплетнями, и жуют, и злятся, и не понимают, что расслабляться нельзя. Ни на минуту. Даже когда пасуешь. Даже когда бросаешь карты. Смотри, слушай и запоминай.

Последняя тарелка уже в шкафу, антибактериальная обработка произведена. Большой Луи вздыхает и говорит, что устал. И тут я задаю ему вопрос, который весь вечер вертелся у меня на языке:

— Не могу понять. Мне кажется, ты нарочно не играешь в полную силу. Ведь ты бы выиграл все, если бы только захотел. Ты не хочешь никого обидеть, так?

— Нет, не так. — Большой Луи зевает. — Я просто играю на ноль, без прибыли и убытка. Порядочность тут ни при чем.

— Почему? Ведь выигрыш — суть игры. Ты же сам мне говорил: первое правило покера — не давать лоху передышки.

— Ну, у нас пока не игра, а что-то вроде лечебной физкультуры. Зачем потрошить салаг? Пусть сперва закончат курс и сядут за большую игру. Вот тогда-то их денежки и перекочуют ко мне.

— Ты это о чем? — Я надеваю куртку и застегиваюсь. — Я-то думала, это — твои лучшие игроки. Те самые, которые в следующем месяце собираются отправиться на Мировую серию. Мне казалось, Дин Мартин и есть твой лучший ученик.

Большой Луи издает довольное уханье.

— Смеешься, что ли? Вот это — мои лучшие ученики? А Дин Мартин — вундеркинд? Да его блефу не поверит его собственная бабушка! Ты имеешь дело с начинающими. Начинать всегда следует с того, что полегче.

Я так огорчаюсь — самой не верится. А ведь если подумать, я должна быть благодарна Луи. Но уж какая тут благодарность! Мне так хотелось помериться силами с настоящими бойцами. А мне подсунули эрзац.

— Но ты ведь сказал, что игра будет реальная! На живые деньги! С участием твоего крошки-гения!

— Думаешь, ты готова?

— Конечно.

— Две игры с приготовишками, немножко везения — и ты уже рвешься танцевать с большими мальчиками?

— А почему бы нет?

— Потому что ты все проиграешь, идиотка.

— Откуда ты знаешь?

— Тут знать нечего. Ты еще не готова. Ты что, вообще? Прочла «Супер/Систему», умеешь неплохо считать в уме, и тебе уже не терпится сразиться с субботними? Послушай, чего скажу. Они тебя с потрохами сожрут.

— Ты сказал — с субботними? То есть игра завтра?

— Предупреждаю тебя, Унгар. Не суйся.

— Дай мне попробовать.

— Ни в коем случае. Не связывайся. Пожалеешь.

Я засовываю руки в карманы и надуваю губы. В такой позе я стою довольно долго. Наконец Луи не выдерживает:

— Черт с вами, ваша светлость. У вас есть лишняя тысяча фунтов под матрасом?

— Тысяча… Ну что же. Поищем.

— Чтобы сесть играть с нами, меньшей суммой не обойтись. Ты готова к таким тратам?

— М-м… готова.

— Тогда приходи. Мне тебя не остановить. Не лучший способ самоубийства, между прочим. Только помни…

— Знаю, знаю. Вести себя тихо, не высовываться, иметь уверенный вид и никогда, ни при каких обстоятельствах не тормозить игру.

— Вот именно.

— Так, значит, я завтра прихожу?

— Похороны состоятся в назначенное время, Сэмми Дэвис. Твои похороны.