48

Я отменяю все свои уроки по математике и целую неделю с утра до ночи пропадаю у Большого Луи. У нас идут тренировки. Снова и снова, тасовка за тасовкой, пока у Луи не начинают слезиться глаза, а у меня не подступает к горлу тошнота и не начинают зверски болеть пальцы. Мы отрабатываем разные виды фальштасовок: по одной карте, через руку, врезку, греческую сдачу, индусскую сдачу, разные виды подрезок и перебросов. Я сдаю Луи отличные руки и себе — руки еще лучше. Я собираю снесенные карты, и они оказываются у меня в колоде — сохраняя прежний порядок — в любом месте, где я только захочу. Луи таращится на меня, будто глазам своим не верит. Как бы он ни старался, у него никогда не получались тасовки из середины колоды, долгое время он вообще считал, что такие сдачи невозможны в принципе. Для меня такая сдача — раз плюнуть. Попивая холодное молоко, пощелкивая суставами пальцев, я играючи показываю ему, как работает профессионал.

Перерывов у нас почти не бывает. Ну разве что съедим по сэндвичу или по огурцу. Луи тяжко вздыхает, даже когда я иду пописать. Каллинг[63], верхняя съемка, нижняя съемка, съемка пробежкой[64], рифленка[65]… Когда я чувствую, что больше не выдержу, Луи заваривает кофе и рассказывает мне еще что-нибудь про себя. Как он крапил карты, как выигрывал гигантские суммы, как много существует способов «клеить бороду баклажанам» (то есть обыгрывать лохов). В начале карьеры любимым приемом Луи была подмена колоды. Заранее составленная фальшивая колода до поры до времени лежала у него в кармане.

— Главное тут — аккуратность, — поучает меня Луи. — Стоило мне сделать знак Маленькому Луи, как он подбегал к окну и принимался яростно лаять. Внимание партнеров переключалось — и готово дело. Но иногда я действовал по-другому. В начале игры незаметно клал фишку на пол и, когда мне надо было «сменку кинуть», показывал на фишку и спрашивал у партнеров, кто ее уронил. Все кидались считать свои фишки — и моя колода переселялась из кармана на стол.

Многие манипуляторы работают в паре. — Луи подливает мне кофе. — С сообщником куда легче. Один подтасовывает, второй разыгрывает. Один тасует, второй подрезает. Один поднимает, второй уравнивает. Меньше вероятность, что тебя поймают. Но я всегда работал один. Мне еще не попадался напарник моего уровня. Да чтобы я еще мог ему доверять.

— Вплоть до настоящего момента?

— Не понял.

— Ты ведь наконец нашел напарника. Меня.

Луи слегка вздыхает, будто не в силах предотвратить неизбежное, и наваливается брюхом на стол.

— Ты права, — слышу я. — Надо решить вопрос. Я уж устал ждать, когда ты заговоришь про свою долю.

— Мою долю? Да я совсем не про то…

— Анималист хотел половину. Для начала. Но я ему сказал и повторяю сейчас тебе: половина — это чересчур. Очень даже чересчур. Тем более это я обеспечиваю игру и высокие ставки. Твердая сумма тебя устроит?

— Сколько?

— Три тысячи.

— Долларов или фунтов?

— Долларов.

— Ясно. Деньги скромные.

— О чем ты говоришь? — деланно ужасается Луи. — Три тысячи — куча денег. Учти, ты ведь можешь облажаться. По-бабьи запаникуешь и расхнычешься. Не выдержишь давления, руки дрогнут. Это сейчас, передо мной, все приемы у тебя без сучка без задоринки, а что будет в реальной игре? А вдруг ты струсишь, Унгар? Вдруг у тебя не хватит духу? С моей точки зрения, я плачу щедро. Ведь связавшись с тобой, я иду на риск.

Луи откидывается назад и испытующе глядит на меня. Что я на это скажу?

— Ладно, — говорю я безразличным тоном. — Три так три.

— Устраивает? — подозрительно спрашивает Луи.

— Вполне. Только если оплатишь перелет в оба конца.

— Заметано.

— И гостиницу.

— Заметано.

— Хорошую гостиницу.

— Не волнуйся. Я же сказал, апартаменты тебе будут заказаны.

— Только не где попало.

— То есть как?

— Апартаменты в шикарном месте. Кровать размером с бильярдный стол, вид на горы, бассейн, лечебные процедуры и…

— Ты что, едешь в Вегас оттягиваться? У тебя четкая задача: срубить для меня денег. На что тебе такая кровать? Я ведь тебе уже сказал: твои лучшие годы позади.

Я корчу Луи рожу, и он машет рукой:

— Ладно, ладно. Как насчет отеля «Ривьера»?

— Предпочитаю «Мираж» или «Белладжио».

«Белладжио»? Ты что, вообразила себя Джорджем Клуни[66]?

— И вот я еще что подумала: нам надо заключить пари. Между тобой и мной.

— Насчет чего?

— Получится у меня или нет? Обую я тебя или нет? Что помешало бы Анималисту смыться с выигрышем?

Луи со вздохом потирает подбородок:

— О чем тут спорить? Куда бы он делся, твой Анималист?

— Ты с такой уверенностью это говоришь…

— А как же, — подмигивает мне Луи. — Жизнь — самое ценное, что есть у человека. Понимаешь, о чем я?

— Ты его напугал?

— Сказал ему кое-что.

— Кое-что?

— То да се. Ты ж понимаешь. Связи у меня имеются, к чему напрашиваться на тяжкие телесные повреждения?

— Тяжкие телесные?

— Да уж, не легкие. С этим все ясно.

— А со мной ты что сделаешь? — Я притворяюсь, что ужасно волнуюсь. — Если я ударюсь в бега с деньгами? Тоже прикажешь замучить до смерти?

Ответ следует моментально:

— Разумеется. Сомнений быть не может.

Я ковыряю волдыри на пальцах. На губах у меня змеится улыбка.

— Знаешь, нет ничего удивительного, что ты пролетал, когда пытался играть честно. Я тебе вот что скажу: ты ни хрена не умеешь блефовать.

Луи недовольно поднимается со стула и распрямляется во весь рост. Во все свои семь футов.

— Отлично. Считаешь, я блефую, да?

— Блефуешь.

— А вот и нет. Возмездие будет неотвратимо. Ты думаешь, я пожалею рыжую задаваку?

Это уже чересчур, и Луи сам это знает. На его физиономии, доселе хмурой, появляется улыбка. Раздается смешок.

— Пожалуй, ты права. — Луи усаживается обратно. — Да и зачем мне тебя убивать? Ведь ты сможешь узнать, где твой отец, только если переведешь мне телеграфом деньги сразу после игры. Аванс тебе пригодится, только чтобы оттянуться и приодеться. А то у тебя вид, как у мартышки из цирка…

Выражение лица у меня такое, что Луи обрывает фразу. Только уже слишком поздно. Я встаю, отодвигаю стул и говорю, что мне надо в туалет. Такие сценки между нами повторяются довольно часто. Шутки шутками, прибаутки прибаутками, но все в итоге сводится к одному: Луи держит меня на крючке. Я бы никогда не пошла на такую авантюру, если бы знала, где папа. Его фото теперь всегда со мной, и мы не видели друг друга уже целый час. Оттачивая очередную фальштасовку, тренируя ловкость рук, я знаю: все это ради него.

Мы стараемся не говорить о папе, все и без слов понятно. Луи использует меня, манипулирует мною, дергает за веревочки. Какая уж тут дружба!

К тому моменту, когда я возвращаюсь из ванной, Луи перебирается в свое любимое кресло. Вылизанная квартира сверкает чистотой, но все равно время от времени Луи прячется в очерченный отбеливателем круг. В руках у него какой-то предмет в оберточной бумаге, по форме и размерам напоминающий большой кирпич. Луи держит его так бережно, так нежно гладит по швам, словно это слиток чистого золота.

— Вот, — Луи сует мне сверток под нос, — здесь все, что тебе нужно.

— Деньги?

— Угу. Я полночи разглаживал их утюгом. Чтобы меньше места занимали. Такой хорошенький чистенький сверточек получился.

Я верчу пачку в руках. Она плотная и тяжелая.

— Мне их забрать? — спрашиваю я.

— Пока нет. Просто посмотри на них и осознай, насколько все серьезно. Заберешь домой всю сумму в воскресенье вечером.

Воскресенье — наш последний день вместе. Я улетаю в Вегас в понедельник рано утром.

— И захвати с собой шмотки, в которых появишься в свете. Попытка не пытка. Красота это сила, ты уж постарайся. Может, декольте побольше? Ведь этим придуркам и в голову не придет, что хорошенькая женщина может взять их на карту. Приличная сбруя — меньше подозрений. Пусть перед глазами у них будут маячить не карты, а… совсем другое.

Наверное, у меня встревоженный вид. Луи принимается меня успокаивать:

— Это все часть игры, не более того. Ты талантливый манипулятор, Одри. Из самых лучших. Могла бы прославиться. Ты должна гордиться своим даром.

— Даром мошенника? Есть чем гордиться!

— Все мошенничают, Одри, — торжественно произносит Луи. — На том стоит мир. Никто не играет чисто, разве что простофили. Только у одних выходит похуже, у других — получше.

Все-таки Луи не по себе, что бы он там ни проповедовал. В глубине души ему за меня страшно, хоть он и помалкивает на этот счет. И он применяет свой обычный трюк — ждет до последнего и, когда я уже в дверях, выдает нечто ободряющее.

— Унгар, ты еще здесь?

— Что случилось?

— Мы не будем заключать пари. Я не буду на тебя ставить.

— Не хочешь — не надо. — Я поворачиваюсь спиной к выходу. — Значит, шансов у меня мало?

Луи задумывается. Ненадолго. И вот на лице у него улыбка.

— Честно? — Он не спускает с меня глаз.

— Я хочу знать правду.

— Если правду, то с тобой мне все ясно. У меня нет и тени сомнения.

— Так ты думаешь, я выиграю?

— Ну разумеется, — говорит Луи. — Иначе и быть не может.

Загрузка...