Глава 17

Глава семнадцатая.

Слово генерала.


Август 1993 года.

Локация — территория Дорожного района.

Веронику я застал сидящей с низко опущенной головой, в той же комнате, только пересела она отвернувшись от раненого злодея, зажав уши ладонями.

— Ника? — я присел на корточки напротив следователя: — Ты как? Сейчас скорая приедет и руководство, тебя в больницу отвезут, все будет хорошо…

— Паша… — девушка говорила очень медленно, натужно, не глядя на меня: — Не рассказывай, пожалуйста, никому, что ты видел…

— Ника, я ничего не видел, поэтому рассказать, при всем желании я ничего не могу. Когда я от своих нападающих отбился, то вошел сюда, а ты тут дралась с тремя подонками, они успели на тебе одежду порвать и в последний момент пистолет вырвать. Один из них попытался из твоего пистолета в меня выстрелить, и я его застрелил. Больше я ничего не видел. Я все правильно рассказал?

— Да, Паша, спасибо. Если можно, заткни вот этого…

— Чуть попозже… — я услышал шум двигателя подъехавшего автомобиля:

— Ника, у меня патроны, оказывается, не в порядке, поэтому мне их надо отстрелять все, чтобы ничего в стволе не застряло. Ты не пугайся, если выстрелы услышишь.

Вероника кивнула головой и снова замерла, отгородившись от окружающего мира, а я поспешил по лестнице вниз.

Из вазовской «Шестерки», что была закреплена за отделением уголовного розыска вылезли трое — Руслан, Плотников и кто-то третий, которого я не мог опознать из-за перевязанной марлевым бинтом морды лица. Неужели обваренного мною «Вареника» выпустили на амбулаторное лечение? Водитель дежурки, выскочивший из кабины, радостно пожал оперативникам руки, после чего начал что-то эмоционально рассказывать, постоянно тыча пальцем в сторону подъезда, где я притаился. Рассказ словоохотливого «водилы» прервали в самый драматический момент — Плотников и Руслан двинулись к дому, а тип с перемотанной бинтами головой остался возле «дежурки» — ему срочно потребовалось закурить.

— Стоим на месте! — выкрикнул я, как только услышал шорох осторожных шагов на скрипучей лестнице: — Еще шаг и буду стрелять…

— Паша! Это я…

— Кто я?

— Руслан. Мы с парнями примчались…

— Руслан, ты меня услышал? Еще шаг и буду стрелять. Ты с парнями как примчался, так и мчитесь обратно, а здесь вам делать не хрен.

— Паша, ты не понял… -в узком просвете между лестниц мелькнуло лицо, и я выстрелил, конечно в сторону, чтобы гарантировано не задеть бывшего приятеля, но им хватило — дробь шагов быстро сыплющихся с лестницы людей показал, что мое предупреждение восприняли серьезно. Хотя и не хотело сердце верить, что Руслан пришел меня убивать, но лучше я буду сумасшедшим гавном, чем проверю его планы на практике.

— Ты что делаешь? — голос звучит с улицы, значит, что из подъезда незваные гости вымелись, что дает мне еще немножко форы по времени.

— Ты понимаешь, что тебя до конца жизни в психушку законопатят? Эй, Громов, слышишь нас? Бросай пистолет и запусти нас, мы ничего в рапорте не укажем!

— Вы, придурки, пытались нарушить обстановку на месте происшествия, а этого делать нельзя. Приедет следователь прокуратуры, как положено, пусть вас и пускает, куда захочет, а я вас сюда не пущу.

В следующие десять минут неугомонные ребята из группы «тяжких» нашли где-то деревянную лестницу, посредством которой проникла через окно второго этажа в одну из квартир, но на этом их успехи закончились — осторожно выглянувший из квартиры второго этажа Плотников увидел направленное на него дуло пистолета — я, с площадки третьего этажа, контролировал весь подъезд. Убедившись, что я настроен не подпускать их к себе, ребята погрузились в свою машину и отъехали, а, примерно через сорок минут после этого, начало прибывать начальство.

— Паша! Паша Громов! — уж не знаю, что наговорил начальнику уголовного розыска водитель дежурки, а может парни из «тяжких» пожаловались, но голос начальника розыска, доносившийся с улицы, был необычайно добр и лиричен.

— Я, Александр Александрович! — по-уставному, отозвался я, выглянув из окошка, как кукушка из часов ходиков.

— А ты почему голый? — начальник настолько изумился моему неуставному виду — голый торс и форменная фуражка, что спросил не то, что планировал.

— Хулиганы на следователя напали, форму привели в негодность, я ей рубаху отдал, а то Веронику Николаевну сильно знобит.

— Паша, вы давайте, выходите на улицу, поговорим.

— Одну минутку, Александр Александрович.

Я поднялся в квартиру, молча ухватил Нику за руку, и приобняв за талию, несмотря на ее попытки вырваться, повел ее на улицу. Выглядела она вполне пристойно, если не считать опухшей щеки, разбитой верхней губы и пары вырванных прядей, ну а то, что одета в рубашку, на пару размеров больше, так это бывает. Свое разрезанное белье девушка куда-то успела спрятать, возможно, что это останется нашей маленькой тайной.

Чтобы не нервировать изрядно напуганное начальство, оружие, свое и Ники я нес на отведенной вбок руке, держа пистолеты за спусковые скобы, на отлете, и к ним то, в первую очередь и потянулся мнительный начальник.

— Александр Александрович, аккуратно, за пистолет следователя злодей хватался, пальцы его не сотрите. А то он там лежит и уже почти не стонет, а если отпечатков пальцев не будет, то мне не оправдаться.

— Да ебическая сила…- начальник даже руки спрятал за спину и повернулся к приехавшему, очевидно вызванному из дома, начальнику нашего ЭКО:

— Упакуй, как положено и прокурорскому следователю передашь, как появится. Пошли Владимир Николаевич.

И начальник розыска на пару со своим замом — капитаном Донских нырнули в подъезд.


Возвращение майора Окулова на улицу было… необычным. Он, с выпученными глазами выскочил из подъезда, подскочил ко мне, схватился за висящую на поясе кобуру и уставился на нее не верящими глазами.

— Ты! Ты! — не находя слов, начальник тыкал пальцем в «дубовую» кобуру от пистолета «Макарова»: — Где твой шомпол?

— Я не виноват! — сразу обозначил я свою правовую позицию: — Вы видели, что этот мужик с криминалистическим чемоданом сделал?

— И что сделали с криминалистическим чемоданом? — с тревогой обернулся начальник ЭКО, бросивший упаковывать пистолеты в прозрачные пакеты:

— Опять сломали?

— Сейчас сходишь, сам все увидишь. — мрачно пообещал бледный Донских:

— Где там эта долбаная скорая?

— Громов! Ты зачем это сделал⁈ Ну ты мне объясни? — Окулов горестно потряс перед моим лицом рукой, очевидно, таким образом надеясь достучатся до меня.

— Когда вас один повалит на землю, и будит душить, а второй примеряться, куда «перо» засадить — в горло или в сердце, вы, Александр Александрович, не только шомпол хрену с ножиком в глаз воткнете, но и палец, так жить захочется. И вообще, дайте мне бумагу, я буду рапорт писать, в котором отражу, что я действовал в строгом соответствии с требованиями закона о милиции.


Честно скажу, дорогие мои — у нас не Америка. В любом американском боевике, главный герой, после того, как разгонит банду и спасет красавицу от смерти или поругания, обычно сидит на ступеньке салона кареты «скорой помощи», заботливо завернутый в одеяло, и попивает кофе или кислородный коктейль, который ему вручил сердечный комиссар полиции или знакомый парамедик. У нас же этого нет в принципе. В прибывший медицинский «РАФик» закинули два тела, якобы еще живые и рижский микроавтобус рванул с места, спеша передать два полутрупа в лечебное заведение, пока злодеи не стали трупами. Нику в больничку повезла подполковник Рыбкина, на личной машине, предварительно наорав на меня, что я не обеспечил безопасности ее любимке, ее лучшему следователю.

Выкрикнув на прощание: «Тебе, Громов, это с рук не сойдет!», женщина — начальник следственного отдела газанула с места, и ее «Тойота — Краун», дрифтанув по асфальту тяжелой кормой, скрылся в рассветных сумерках. Так как дурной пример всегда заразителен, орать на меня стали все, кому не лень, я же отвечал в зависимости от количества звездочек на погонах орущего.

Полковникам и подполковникам я отвечал в соответствии с уставом, ну а владельцев погон пожиже посылал к их мамам.

Конец дискуссии, что сделать со мной сначала — расстрелять у стены или предварительно уволить положил начальник областного УВД. При появлении черной «Волги» генерал –майора половина присутствующих разбежалась, а вторая половина замерли испуганными сусликами, поедая прибывшее начальство преданными глазами.

— Старший лейтенант, почему голый?

— Товарищ генерал –майор, оперуполномоченный Дорожного РОВД Громов. Форменную рубашку отдал следователю Клюевой, так как она также подверглась нападению не менее трех человек и ее одежда очень пострадала.

— Обстоятельства нападения на следственно-оперативную группу?

— Был организован ложный вызов в расселенный дом по поводу, якобы, имевшей место кражи. По прибытию нас запустили в квартиру, после чего, якобы, потерпевший выключил свет в квартире. На меня из соседней квартиры напали двое. Один проводил удушающий прием, второй заточкой нанес не менее двадцати ударов в корпус, но в темноте не разглядел, что бьет в криминалистический чемодан, который я держал перед собой.

— А где был криминалист? — генерал повернулся к начальнику РОВД.

— Товарищ генерал, криминалистов не хватает, они дежурят до девяти вечера, пока идет вал краж.

— Понятно. Дальше что?

— Я упал назад, упав на того, который меня душил. Тот, что с ножом был, наклонился надо мной, спросил, куда меня ножом ткнуть, тогда я ударил его шомполом от пистолета в лицо и попал в глаз. Он в тяжелом состоянии отправлен в больницу. После этого я смог вырваться из удушающего захвата второго нападавшего и двумя ударами вывел его из борьбы, после чего побежал в квартиру, включил свет и обнаружил, что на следователя Клюеву напали три человека. Они вырвали у нее пистолет, но Вероника Николаевна еще продолжала бороться. Когда нападавшие увидели меня, то один потянулся к оружию следователя Клюевой, но не успел им воспользоваться, так как я выстрелил раньше. Двое остальных убежали — один выпрыгнул в окно третьего этажа, а второй убежал по лестнице.

— Вам все понятно? — генерал обвел взглядом замерших «сусликов»: — Вот оперативник молодец! Отразил нападение с целью завладения оружием, вел себя смело, инициативно и грамотно. Все задокументировать и материалы мне на стол, на него и на следователя. Все, работайте.

— Повезло тебе, Громов… — шипел заместитель начальника по строевой, провожая преданным и мужественным взглядом отбывающую машину начальника областного УВД: — А то бы сейчас…

— Товарищ полковник, а давайте я напишу, что жулики ждали именно нас с Клюевой? И в квартиру открыли дверь, когда наши удостоверения через глазок прочитали внимательно. А самое главное, знаете, что, товарищ подполковник? Тот, которому я пулю в грудину пустил, он мне в лицо смеялся, так как считал, что у меня патроны вареные. И второй, которого с шомполом в глазу «скорая» увезла, тоже ржал, когда у меня два патрона осечку дали. А кто у нас за дежурную часть отвечает, где я сегодня оружие и патроны получал? Вы же ответственный, товарищ подполковник?

Заместитель начальника РОВД странно посмотрел на меня и, не сказав больше ничего, отошел, наверное, дела срочные образовались, а меня наконец-то повезли в РОВД в машине начальника райотдела. И если я думал, что, хотя бы на сегодня, неприятности закончились, то я ошибся.

— Иди хоть оденься и возвращайся ко мне в кабинет. — майор Окулов смотрел на меня с каким-то сожалением: — Только быстрее возвращайся, тебя люди ждут.

Людьми оказался невысокий, спокойный, как удав, мужчина с абсолютно седой, коротко стриженной головой, облаченный в белый халат и два крепких парня в голубых робах, искоса бросающие на меня оценивающие взгляды.

— Присаживайтесь, молодой человек. — доктор грустно улыбнулся: — Расскажите, что с вами произошло.

— Товарищ майор, мне действительно все рассказывать? — окликнул я Окулова, который, торопливо собрав какие-то бумаги, собрался покинуть свой кабинет, где расположилась психиатрическая бригада.

— Конечно все, Паша, все рассказывай.

Я пожал плечами и повернулся к врачу.

— Я как понимаю, вас выезд в заброшенный дом интересует? Тогда слушайте — около половины двенадцатого ночи…

Из моих сегодняшних собеседников седой доктор был самым адекватным и доброжелательный. Он не переспрашивал по десять раз, а точно ли напавшие на нас с Никой люди знали о том, что мы сотрудники милиции. Психиатра не интересовало, почему я не произвел предупредительный выстрел в воздух и почему я не стрелял в руку или ногу нападавшим, чтобы свести причиненный вред их здоровью к минимуму. Врач просто слушал меня с все понимающей улыбкой, задавал корректные вопросы, незаметно для меня подводя меня…

— А вот ваши коллеги сообщили, что, когда они прибыли к вам на помощь, вы угрожали им и даже выстрелили в них из своего оружия…

Вот и подошли мы к вопросу, ответы на которые мне было очень трудно сформулировать. Вопросы были очень опасные, которые могли привести меня в бывшие казармы Енисейского полка, в которых сейчас лечили граждан с неустойчивой психикой, которые готовы стрелять в своих боевых товарищей. А может быть отправят в бывшую пересыльную тюрьму, где располагается диспансер соответствующего профиля там тоже лечат таких, как я, я же там был на практических занятий в институте. Что за невезуха — нет бы, вспомнить, что-то важное и нужное, нет, там туман сплошной стоит. А вот палаты психиатрической лечебницы и странных людей в коричневых халатах, что вяло убирали прилегающую территорию я помню четко…

— Молодой человек…

— Простите доктор, вопрос вы трудный задали. Так вот, у меня, с людьми, которые прибыли на место происшествия первыми, личные неприязненные отношения, а я сегодня, по факту, двух человек на тот свет отправил, потому как увозила из «скорая помощь» в очень тяжелом состоянии. Я то знаю, что я все сделал правильно, но у прокуратуры в таких случаях, обычно, диаметрально противоположное мнение. И цена вопроса, в зависимости от того, кто докажет свою правоту, это лет девять пребывания на «зоне», куда я попасть не хочу. А направление мыслей прокуратуры зачастую зависит от положения тела, наличия ножика или вообще, стрелянной гильзы, поэтому для меня было важным оставить обстановку на месте происшествия в первозданном виде. А эти три товарища, не имея никаких оснований, поперли в этот подъезд… Извините, доктор, можете меня, конечно, с собой забрать, но я не хотел, чтобы после посещения этих «помощников» из подъезда что-либо пропала. Я попросил по-хорошему — «Товарищи, не надо вам сюда заходить», но нет, парни как шли, так и шли. И расскажите, товарищ врач, что я должен был сделать? А вообще, доктор, официально у меня в пистолете оказались бракованные патроны, которые могли застрять в стволе оружия или еще какую-то пакость сотворить. А у нас в РОВД условия для разряжения оружия нет, вот я и произвел отстрел бракованного боеприпаса в воздух. Ну что доктор, поедем к вам на работу, прочищать мне мозги магнезией и галаперидолом?


Через приоткрытую дверь кабинета я слышал, что психиатр долго объяснял собравшимся в коридоре начальникам, что я не его клиент, и признаков психиатрического расстройства у меня не больше, чем у любого из них, но это я уже слышал без особого душевного волнения, так как парочка санитаров уже давно покинула здание РОВД, я даже слышал, как за ними захлопнулась дверь зеленой «таблетки» с красным медицинским крестом на боку.


— Павел, ты иди в кабинет, но пока не куда не уходи, с тобой еще сегодня работу не закончили… — судя по виду майора Окулова, ему было проще, чтобы седой доктор забрал бы меня с собой, в суровый мир вязок на руки и ноги и уколов на ночь, отправляющий пациента в, кипятящие мозги пациента, горячечные сны, но карательная медицина сейчас под запретом, и врач сказал, что я не его клиент.

Так я и оказался лежащем на продавленном диване в кабинете первой оперативной зоны. Казалось, что всего на минуточку я прикрыл глаза и… тут же проснулся от того, что кто-то вновь стоял надо мной и орал, казалось бы, прямо мне в ухо.

Загрузка...