БОМЖ

Глава 4

Глава четвертая.

Каин.

Безвременье.

— Ей, чудовище, вылезай. — что-то больно ударило меня в бок, выбрасывая из прекрасного сна, где я….

— Ты что, застыл? — меня снова кто-то пребольно ткнул чем-то жестким через окошко детского домика.

— Я сейчас вылезу и…- я высунулся из двери домика и замер — на детской площадке стояло несколько милиционеров, что как стая бойцовых псов, смотрела на меня, ожидая команды «Убей».

— Че замер? Иди сюда. — меня убедительно поманил к себе движением черной резиновой дубинки, смутно знакомый, мордатый милиционер.

— Сейчас, сейчас, начальник, погоди, сейчас вылезу. –я осторожно пополз на выход, благоразумно оставив в своем временном укрытии свою сумку и свое оружие.

— Быстрее давай. — меня деловито и беззлобно ткнули в спину резиновой палкой.

— Начальник, ты бы поаккуратней будь, а то у меня итак ливер весь отбит, я же и помру ненароком от твоего удара…- я еще сильней скрючился, и стал постанывать от каждого движения.

— Серый, не трогай его, еще сдохнет, до того, как явку с повинной подпишет, как мы премию за задержание убийцы получим?

— Я конечно извиняюсь, но кого то что, убили? — я стоял, оперившись на крышу домика и держался за, якобы больную, поясницу.

— Ты дурака то не включай. — мордатый Серый замахнулся, но не ударил: — Люди видели, как ты ударил ножом гражданина. Лучше скажи, куда нож скинул?

— Никуда не скидывал. — я нащупал в кармане спортивных штанов свой «складень»: — Вот у меня ножик, начальники, другого не держу.

Нож у меня перехватили, завернули в какую-то бумажку, видимо, действительно, кого-то лезвием пощекотали.

Меня посадили на, мокрый от прошедшего дождя, бортик песочницы, два милиционера встали за спиной, не сводя глаз.

Мне было пора уже начинать волноваться, но я почему-то тревоги не чувствовал. Наверное, с тридцать седьмого года осталась уверенность, что органы во всем обязательно разберутся.

Основная суета шла в соседнем дворе — туда заехала несколько милицейских машин, потом ко мне подвели милиционера с небольшой, чепрачного окраса, немецкой овчаркой.

Проводник делал какие-то пассы руками, плавно вкидывая их в мою сторону, собака же, удобно усевшись на попу, с недоумением смотрела на своего начальника. Очевидно, в конце –концов уяснив суть посыла, сучка осторожно потянулась ко мне своим длинной, черной мордой, несколько раз втянула воздух, после чего недовольно чихнула и потянула вожатого прочь от песочницы. То есть у служебной собаки ко мне претензий нет — уже стало чуточку легче, осталось отбиться от фантазий двуногих друзей человека.

— Вставай, давай. — за мое образцовое поведение меня больше не тыкали больно по ребрам дубинкой, так, легонько обозначали требуемое направление движения.

Естественно, запихнули в металлический собачник в корме «лунохода» — мягкие диваны салона для граждан с постоянной пропиской. Машина пару раз обиженно чихнула, но завелась, и, немилосердно ударяя меня о свое металлическое нутро, покатила в ночную темноту. Ехали недолго, высадили на крыльцо РОВД, завели в дежурку, где на длинной лавке для задержанных, сидело несколько моих вонючих коллег. Те, при моем появлении, как-то сжались в кучу, освободив для меня чуть ли не треть, полированной тысячей задниц, деревянной поверхности. Мне кажется, они меня за что-то боялись, да и физиономии знакомые, наверное, это мои малознакомые конкуренты в битве за помойку.

— Что руки в перчатках? — повернулся ко мне помощник дежурного.

— Экзема у меня, начальник, мазью махать надо каждый день и повязки накладывать, а где деньги взять? У вас, кстати, в аптечке нет…

— Ничего у нас нет. Фамилия, имя, отчество, где и когда родился? И давай, сразу правду говори. Если соврешь — тебе же будет больно.

— Кузнецов Павел Алексеевич, одна тысяча шестьдесят пятого года рождения, двадцать первое января, город Киев, Украинская ССР.

— О! Так ты иностранец получаешься?

— А я не знаю, кто я сейчас такой есть, россиянин или ширый хохол. Я лет пять уже бомжую. Но если есть возможность, вы меня на нэньку Украину отправьте, буду очень признателен.

— Не боись, мы тебя обязательно отправим. — помощник дежурного записал меня в большую амбарную тетрадь, после чего потерял ко мне интерес: — Сиди тихо, скоро за тобой придут.

Попытка, не прощаясь, смыться из дежурки успехом не увенчалась — помощник дежурного, хотя все время перемещался по смежным помещениям, с меня один глаз не спускал, и когда я попытался выйти, за дверь, воспользовавшись, что два бравых «овошника» приволокли в отдел четырех пьяных теток, тут же последовал резкий окрик и мне перегородили дорогу к свободе.

— Да я просто в туалет хотел, начальник. — я, с самым невинным видом вновь плюхнулся на жесткую скамью.

Пришли за мной примерно через час. Невысокий, крепкий парень в рубашке с коротким рукавом и, модных в этом сезоне, слаксах, подошел к помощнику:

— Кого там пэпсы задержали?

— Вон сидит, в панаме.

Да, это я сидел в панаме, низко натянутой на глаза — почему-то не хотелось оставлять память о своем лице в этом уважаемом учреждении.

— Ты! В шляпе пидор…ой! Пошли со мной.

Я приподнял голову и недоуменно обвел взглядом дежурку, потом тронул за рукав милиционера в серой пилотке:

— Уважаемый, вас вон тот товарищ зовет.

Сначала меня пинали за то, что я дотронулся до сотрудника «своей поганой рукой», потом за «все хорошее». Слава Богу, комната была узкой, а желающих ответить «за пидора» нашлось много, поэтому они больше толкались надо мной, да и хороших футболистов, в сопящей и матерящейся толпе, сгрудившихся надо мной, не было.

Потом сотрудники долго отдыхали, после чего парень в короткой рубашке на пару с помощником дежурного, ухватили меня за ноги, и потащили по длинному, темному и, почему-то знакомому, коридору.

Дотащив меня до темной, уходящей вниз, широкой лестницы, мои помощники по ходьбе остановились, пытаясь отдышатся.

— Ну что, дальше потащили?

— Ну нах… разобьет голову, бомжы задолбаются кровищу отмывать. Он тебе что, совсем не нужен?

— Ну как не нужен — надо, чтобы явку с повинной написал и следователю показания признательные дал.

— Тогда поднимай его.

— Да не буду я эту вшивоту поднимать. Сейчас сам поднимется. — узкий носок итальянской туфли сорок третьего размера с силой воткнулся мне в бедро, меня от острой боли подкинуло, так, что я чуть не покатился вниз по бетонным ступеням.

— Стой, а то правда грохнется, шею сломает. У тебя перчатки есть?

Пока сотрудники перепирались, где взять перчатки, чтобы меня поднять и дотащить оставшиеся десять метров, я практически не притворяясь, стал по стеночке, осторожно, подниматься вверх.

— Я же тебе говорил, что он притворяется! — заорал молодой человек в «цивильном»: — Никому верить нельзя.

Пока они обсуждали лживый характер жуликов, я потихоньку дополз до нижней ступеньки лестницы и оказался в подвале, где повернул налево.

— Эй, ты куда. — парень в рубашке легко сбежал вниз по ступеням и повернул направо, сделал пару шагов в темноту, где щёлкнул выключателем и над потолком загорелись пара тусклых, ватт по сорок, лампочек.

— Заходи. — молодой человек распахнул дверь одного из кабинетов: — заходи, сюда, к стенке встань

Я встал в указанное место, после чего, аккуратно сполз на пол, скользнув по стенке.

— Я тебе что сказал — встать! Встать быстро! — парень ринулся ко мне. Пару раз пнул, вернее попытался, но, сидя на корточках в углу кабинета, я не был настолько уязвимым, старался отмахиваться руками или ставить блоки, во всяком случае, более-менее болезненными, была лишь парочка пинков, остальные я пережил.

Наконец милиционер умудрился, забыв о своей брезгливости, ухватил меня за воротник рубахи и резко, с треском рвущихся швов, бросил меня на грязный линолеум, после чего поставил надо мной стул и уселся на него, типа придавив меня.

— Ты вообще, пидор гнойный, хоть понимаешь, куда попал? Еще один фокус с твоей стороны, я тебя просто запинаю и выброшу на улицу подыхать. Ты меня услышал

— Иес оф кос.

— Ты че, еще и грамотный? Я грамотных люблю. — мужчина, сидящий надо мной широко улыбнулся: — Вы колитесь гораздо быстрее, до самой жопы, потому что умные и понимаете, что выхода нет. Ну что, умник, говорить будешь? Кто Пухлю убил? Имей в виду, на тебя показания дали несколько очевидцев.

— Кого? — я искренне поразился

— Пухлю. Бомжик был такой авторитетный. — опер захихикал: — На «бану» мазу держал. Те, которых ты в дежурке видел, все на тебя показания дали.

— Это когда было? Когда вы милиционера в той дурацкой шапке пидором назвали?

— Ах ты…- с меня скинули стул и пару раз, чувствительно, пнули по ребрам: — Еще шутишь? Сейчас мы с тобой пошутим…

В коридоре раздались уверенные шаги, мой мучитель перестал меня пинать и замер прислушиваясь. Вскоре на пороге показался высокий, черноволосый и черноусый мужчина, чье лицо было мне почему-то знакомым

— Здорово, Серега. Работаешь? Это кто?

— Да пэпсы бомжа притащили, сказали, что на «бану» клянутся и божатся, что этот Пухлю на Красноармейской завалил.

— Понятно. Морду подними свою. — мужчина навис надо мной, ноя, опять присев, отвернулся к стене.

— Отпечатки сняли? Фотографии сделали?

— Наверное, Александр Александрович, я у дежурного спрошу.

— Не забудь, я проверю.

— А вы здесь зачем, товарищ майор?

— Я сегодня, Сергей, ответственный от руководства. Так что коли этого уродца до самой жопы, чтобы мне на завтрашнем докладе краснеть не пришлось.

— Да сейчас все сделаем, товарищ майор. — парень бросил на меня пренебрежительный взгляд: — Он, сука, здесь гарцует, а на самом деле гнилой внутри, я его чуть-чуть не задавил.

— Ладно, давай, а я пойду, с документами поработаю.

— Ну что? Очухался. Давай дальше разговаривать… — меня снова легонько пнули: — Говори, куда нож «скинул»?

— Мой нож у меня милиция забрала, другого ножа у меня не было…

— Что, типа забыл? Ничего. Сейчас вспомнишь.

Парень дважды меня загонял пинками в угол кабинета, после чего останавливался, требовал, чтобы я вышел из угла на середину комнаты, где ему будет удобней, после чего начинал пинать снова.

В один момент я, защищаясь от его ударов, отмахнулся ногой, задев его щегольские брюки подошвой своего кроссовка.

— Ах, тыж, эпическая сила! — оперативник растерянно посмотрел на грязный след на бежевой ткани, после чего, с криком «Убью, падла!», бросился на меня.

А я его вспомнил! Его «эпическую силу» вспомнил, как он заорал, выходя из-за зарослей, таща кучу веток, чтобы мне пятки поджарить.

И я внезапно осознал, что, если я не изменю линию поведения, то он и вправду может меня забить, запинать насмерть, а потом сказать, что все так и было, или вытащить труп из отдела милиции и бросить где-нибудь на улицы, все равно никому нет никакого дела до очередного дохлого бродяги.

— Стой, начальник, стой! Я все понял, больше так не буду…

— То-то де. Ты Пухлю убил?

— А я знаю? Я этого пухлю знать не знаю, но если ты говоришь. Что я убил, значит я.

— Ножик куда сбросил?

— Ножик я сбросил в колодец канализации в каком-то дворе, если надо, то покажу.

— Что ты с ним не поделил?

— А я знаю? Я о том, что какого-то Пухлю убили, узнал только что, от тебя. Ничего я не помню. Если ты знаешь, то напиши там что-нибудь поумнее.

— Ты что, опять начинаешь?

— Начальник, прекращай. Ты вопросы задаешь, я что помню — отвечаю. А вообще приезжий, порядков у вас в Городе не знаю, но ты же человек грамотный, все что правильно напишешь. А я подпишу, где скажешь.

— А, кроме убийства Пухли, ты чем еще у нас в городе промышлял?

— Начальник, я же говорю, ничего не помню. У бомжей же мозгов нету, один очиститель вместо мозгов плещется. Ты человек грамотный, напиши. Как все правильно, а я подпишу…

— А еще что-то совершал? — с затаенной надеждой, замер, как голодный волчара перед прыжком, оперативник.

— Наверное, я не помню. — я почесал волосы под, когда-то белой, панамкой: — Может и было что-то.

— А ты не помнишь, мужика в подъезде убили поздно вечером, почти ночью. Дважды в живот ударили, забрали портмоне и ушли.

— Что-то припоминаю, но подробности уже за давностью лет….

— Какой давности? Это было две недели назад.

— А, ну да, что- то припоминаю.

— Ты давай, садись на стул, в ногах правды нет. — милиционер засуетился: — Давай, чаем тебя напою, и мы с тобой постараемся все вспомнить. Где ты нахулиганил. — опер превратился в моего доброго дядюшку, весело погрозив мне пальцем.

Я неторопливо пил горячий чай из мутного, в коричневых разводах, граненого стакана, пахнущего самогоном, а милиционер сидя напротив, аж подпрыгивал от возбуждения.

— Тебя как зовут? Паша? Знавал я одного пашу, земля ему пухом. Так что, вспомнил что-то?

— Пока нет. — я приподнял горячий стакан: — Сейчас допью.

— А давай я тебе пока фабулы дел почитаю — может быть ты по описанию, хоть что-то вспомнишь?

— Да мне без разницы, наверное, вспомню.

Знакомо лязгнуло дверца сейфа, приоткрыв свое нутро, парень сунул голову в железный шкаф, зашуршал папками, когда я начал двигаться. Очевидно. Оперативник заметил какое-то движение в отражении оконного стекла, во всяком случае, он начал поворачиваться ко мне, но довершить движение я парню не дал.

Я обрушил на голову Сереги шаткий, но тяжелый стул, а когда он завалился на пол, тщетно пытаясь ухватится за гладкую поверхность металлического шкафа, я пнул пострадавшего в голову, после чего поставил на его туловище его-же стул и сел сверху, наступив грязными ногами на, обтянутые чистой рубашкой, сильные плечи.

— Что там у Сереженьки есть? — я сунулся в сейф: — Ой, у мальчика пистолет. Ай-я-яй, Сережа плохой мальчик, не будьте такими, как Сережа.

На слове «пистолет» Сережа попытался вскочит, но стул не дал ему это сделать, а характерный щелчок и лязг тяжелого, взводимого затвора, предотвратил возможную трагедию — Сережа замер, правда это ему не сильно помогло.

Я дернул за какую-то веревочку, оказавшуюся электрическим проводом и с двухметровой высоты, на голову Сергея упал, наполненный кипятком, электрический чайник.

— Упс, неловко вышло. — Сережа даже не дернулся после удара по голове, оставаясь лежать в горячей луже воды из опрокинутого чайника, но мне было все равно. Этот человек убивал меня, такого же беспомощного, как и он сейчас сам, но это его не остановило. Я не знаю, на какой узкой дорожке мы с ним и его другом пересеклись, но то, что я сделал было хорошо. Не брат он мне был, а Каин.

Я пошарил в сейфе, нашел кобуру для пистолета и еще одну обойму, бутылку коньяка и множество серых папок с какими-то делами. Спички на столешнице и пачка красно-белая пачка «Бонда». Сигареты мне не нужны, а вот спички. Политые коньяком, картонные папки загорелись, сначала робко, с уголков, потом все сильней и уверенней, а я, взяв пистолет в руку, двинулся к выходу. Перед тем как выйти вон. я вытащил из под стекла на столе бумажку со, считающейся секретной, схемой оповещения оперативных сотрудников при тревоге, с указанием домашних ал=дресов и телефонов, а остальные, бесчисленные бумажки смел в луду кипятка. Вот, что за отношение к своей безопасности — государство вас с членами семьи даже из адресного бюро удаляет, а вы такие сведенья открыто держите, урроды.

Как я покинул отдел милиции? Очень просто и, одновременно, очень сложно. В застекленной, с высоты метр двадцать, примерно, комнате дежурной части, стояли, сидели, курили и разговаривали о чем-то, очень важном, несколько милиционеров, а я, прополз мимо них на карачках, низко опустив голову и старательно прижимаясь к стенке дежурки. Страшнее всего был момент, когда я открывал тяжелые, металлические, входные двери, сначала одну, потом вторую, а где-то, надо мной, знакомый голос говорил, что, на улице, опять сильный ветер и даже двери «гуляют» и скрипят.

Наверное, мне или ворожили черти, или ненавязчиво помогал мой ангел хранитель — никто не обернулся мне вслед, не выглянул из-за стекла — что за мышь там проползает. И на крыльце меня никто не встретил, поэтому я сразу встал и пошел, как ходят обычные, добропорядочные граждане. Пройдя десяток шагов, я свернул в темноту забора, огораживающего «замороженную» стройку и только там понял, что я иду с пистолетом в руке, осторожно ставя ногу и не дыша.