Боспорское царство

Глава первая ГРЕЧЕСКАЯ КОЛОНИЗАЦИЯ СЕВЕРНОГО ПРИЧЕРНОМОРЬЯ

Начиная с последних десятилетий VII п. до н. э., на северном побережье Черного моря стали возникать греческие рабовладельческие города-колонии. Первоначально это были небольшие поселения, являвшиеся пунктами причала торговых кораблей и рыбной ловли, местами обмена товаров между греческими купцами и местным населением. Но они очень быстро росли, расширялись и довольно скоро превратились в крупные цветущие города-государства, культурное и экономическое влияние которых распространилось на обширные территории северного Причерноморья.

В течение VI—V вв. до н. э. греческая колонизация охватила почти все северное побережье Черного моря от Аккермана до Новороссийска. Распространилась она и далее на северо-восток, в район Азовского моря и дельты Дона.

Греческие колонии занимали лишь территорию, непосредственно примыкающую к морю. За ее пределами в северном Причерноморье жило основное местное население, различные племена, среди которых главное место на обширных пространствах от Дуная до Дона занимали оседлые и кочевые племена скифов, а за Доном — племена сарматов. Все они были, в понимании древних греков, варварами, так как язык у них был не эллинский и образ жизни отличался от эллинского. Однако это обстоятельство ни в какой степени не препятствовало установлению тесных связей между греческими колониями и обитавшим в северном Причерноморье местным населением. Жизнь греческих колоний на всем протяжении их истории протекала в непрерывном взаимодействии с миром причерноморских варваров.

Греческая колонизация северного побережья Черного моря не была явлением случайным, обусловленным какими-либо специфическими условиями этого края или особыми целями, которые здесь преследовались древними греками. Колонизационное движение, расселение греков за пределы собственной страны — одно из важнейших явлений исторического развития античной Греции, начиная с самых ранних этапов.

Древнейшая волна колонизации, протекавшая в значительной мере стихийно, имела своим результатом прочное освоение греками архипелага Эгейского моря и западного малоазийского побережья.¹ Следующая волна колонизационного движения греков началась с VIII в. до н. э. и была обращена, прежде всего, на запад, в районы западного Средиземноморья. Многочисленными греческими колониями покрылись тогда берега Сицилии и южной Италии; колонии появились на побережье южной Франции, Испании, северной Африки. Почти одновременно стали возникать колонии и к северо-востоку от Греции, в Мраморном море и затем на берегах Черного моря, начиная с южной его стороны. Появление греческих городов в северном Причерноморье представляется, таким образом, лишь одним из эпизодов большого процесса античной греческой колонизации; при этом по ряду причин колонизация северного побережья Черного моря осуществилась значительно позже, чем в других местах.

При всей заманчивости выгод, которые могли сулить грекам колонии в северном Причерноморье, отдаленность этих районов от главных греческих центров, а также климатические условия, значительно более суровые, чем в пределах Эгейского бассейна и Средиземноморья, не могли способствовать колониальным устремлениям греков на север. И все же исключительные экономические возможности, открывшиеся перед греками в северном Причерноморье, заманчивые перспективы развития торгового обмена с населением Скифии затушевали все неудобства жизни в непривычных условиях. В VI в. до н. э. основные греческие колонии разместились и на северном берегу Черного моря.

На огромном протяжении морских берегов, начиная, примерно, от Гибралтара на западе и вплоть до низовьев Дона и Кавказского побережья на северо-востоке, были рассеяны города-колония древних греков, которые, по выражению Цицерона, «представляли как бы кайму, подшитую к обширной ткани варварских полей». Как правило, далеко в глубь страны греческие колонисты не проникали, держась, главным образом, прибрежных районов, откуда открывались морские пути-сообщения. На остальных пространствах вне приморской полосы обитало повсюду свое коренное негреческое население. Это положение было очень образно выражено знаменитым греческим философом Платоном, по словам которого греки жили «на ограниченной части земли от Фасиса [река Рион на Кавказе] до Геракловых столпов [Гибралтар], расположившись вокруг моря, как муравьи или лягушки вокруг болота».²

Основанию колоний, организованному переселению значительного количества жителей в отдаленные от родины места предшествовал длительный период случайных походов отдельных смельчаков-мореходов, которые на свой страх и риск в поисках добычи бороздили моря, совмещая коммерческую деятельность с морским разбоем, не считавшимся тогда делом зазорным.

Морская торговля, широко развитая в бассейне Средиземного моря в период расцвета государств эгейской (крито-микенской) эпохи, была подорвана в XI—X вв. до н. э. теми племенными передвижениями («дорийским переселением») на юге Балканского полуострова,³ которые привели к разрушению и гибели старые эгейские культурно-политические центры (Микены, Тиринф и др.). В период формирования греческих государств на базе новых родо-племенных образований, сложившихся к началу I тысячелетия до н. э., морские торговые связи еще не играли заметной роли в экономике греческих племен. Последние жили на основе земледельческого натурального хозяйства. Внешняя торговля находилась тогда, главным образом, в руках финикийских купцов, и лишь постепенно в нее втягивались сами греки. Однако, как у всех народов, переживающих высшую стадию общинно-родового строя — военную демократию, у греков в ранне-архаическую («гомеровскую») эпоху наряду с межплеменными войнами большую роль играл морской разбой, пиратство, являвшиеся, в сущности, промыслом, составной частью хозяйственного быта племен, тесно соприкасавшихся с морем.⁴ Представители родовой знати, они же и обладатели в те времена меновых ценностей, снаряжали парусно-весельные суда, на которых отряды пиратов отправлялись бороздить моря в поисках богатств и невольников. Грабежу подвергались не только встречавшиеся в море корабли, но и приморские области, селения, города.⁵

Вот почему прибывших морем неизвестных людей в «Одиссее» прежде всего спрашивает Нестор:

О результатах одной такой морской экспедиции красочно рассказывает гомеровский герой Менелай:

Эти искатели счастья и наживы прокладывали первые пути морских сношений, знакомились с отдаленными странами, их природой и богатствами, узнавали о тамошнем населении, его быте и нравах, о возможностях торгового обмена.

Географические пределы, известные грекам в гомеровский период (IX—VIΙΙ вв.), простирались до Сирии, Египта, Ливии, Сицилии и некоторых пунктов Причерноморья. Эти пиратско-торговые экспедиции явились предпосылкой дальнейшего развития обширной греческой морской торговли в последующие столетия.

Особенно прославились в ту раннюю пору своими смелыми морскими рейдами купцы-мореходы малоазийского города Фокеи.⁶ На кораблях с пятьюдесятью гребцами они первыми достигли Адриатического моря, северо-западного побережья Италии, Иберии, Тартесса.

Открытый фокейцами путь позволил грекам установить тесную связь с западным Средиземноморьем. При техническом несовершенстве древнего мореплавания, обусловленном, прежде всего, отсутствием компаса, бывало, что мореходы по ошибке или вследствие сноса от ветра попадали не туда, куда направлялись, и невольно открывали ранее не известные места. Так известно, что один купец с острова Самоса, направлявшийся в Египет, был отнесен к берегам юго-западной Испании, куда до того греки не проникали.⁷

В наиболее удобных местах морского побережья купцы нередко устраивали свои фактории, т. е. пункты, где уже более регулярно происходили встречи с туземным населением для обмена товарами. Такие торговые станции (έμπόριον) часто становились местом, куда переселялись затем значительные группы греков, образуя колонию. Когда греки отправлялись в колонию, оставляя родные берега, они уже в какой-то мере были осведомлены о том крае, куда намеревались переселиться. Правда, водворение греческих колонистов в новых местностях иногда встречало сопротивление со стороны местного населения, и тогда приходилось силою оружия приобретать земли для колоний. Но часто занятие определенной территории под колонию происходило на основе мирного соглашения с местным населением, вернее с их правителями, которые обычно не препятствовали основанию на своих землях греческих городов, так как получали значительные выгоды от торговли с греческими купцами и колонистами.

В целях безопасности и утверждения независимого положения греки стремились — сразу же после основания колонии — оградить свое поселение надежными оборонительными сооружениями: стенами, башнями и др., которые с течением времени, по мере роста материального благосостояния колонии, усовершенствовались и усиливались.

Какие причины порождали колонизационное движение греков, что понуждало их расставаться со своими землями, со старыми обжитыми местами своей родины, пускаться в далекие рискованные путешествия, устраиваться иа новых местах, иногда очень далеких от родины и к тому же мало известных? Поиски рынков для выгодного сбыта товаров греческой обрабатывающей промышленности, изделий ремесла, а вместе с тем возможность приобретать дешевое сырье и рабов, т. е. торговые цели, были, несомненно, одним из мотивов, толкавших греков к организации колоний. Неслучайно поэтому, что именно такие греческие города, как Коринф, Халкида (на о-ве Эвбее) и Милет — крупнейшие греческие торговые и промышленные центры — были в числе первых и наиболее активных основателей колоний. Стремление к овладению землями, на которых можно было успешно развивать сельское хозяйство, также являлось серьезным стимулом к выселению в колонии. Многие колонии, особенно из числа ранних, имели ярко выраженный аграрный характер, хотя обычно тоже вели торговлю.

Но кроме этой жажды к обогащению и коммерческой предприимчивости были и другие, еще более важные причины, которые побуждали греков переселяться в колонии. Несомненно, решающее значение в развитии античной колонизации имели социально-экономические условия жизни в греческих государствах. Рабовладельческий строй создавал в городах «избыточное» население, которое вынуждено было искать себе применение за пределами своей страны.

Рост рабства в формирующихся греческих городах-государствах разорял значительные массы мелких производителей, которые далеко не всегда могли конкурировать с рабовладельческими мастерскими и поместьями. Большое количество мелких производителей вынуждено было или через долговую зависимость превращаться в рабов, или пополнять собою ряды городской бедноты, или же искать применения своего труда и способностей вдали от родины.

«В древних государствах, в Греции и Риме, — писал Маркс, — принудительная эмиграция, принимавшая форму периодического устройства колоний, составляла постоянное звено в общественной цепи. Вся система этих государств была построена на определенном ограничении количества народонаселения, которого нельзя было превысить, не подвергая опасности самого существования античной цивилизации. Но почему это так было? Потому, что им было совершенно неизвестно применение естественных наук к материальному производству. Только оставаясь в небольшом числе, они могли сохранить свою цивилизацию. В противном случае они стали бы жертвами того тяжелого физического труда, который тогда свободного гражданина превращал в раба. Недостаточное развитие производительных сил ставило граждан в зависимость от определенного количественного соотношения, которого нельзя было нарушать. Поэтому единственным выходом из положения была принудительная эмиграция».⁸

Внутренняя социальная борьба, происходившая в VII — VI вв. до н. э. в греческих государствах — в Афинах, Коринфе, Мегарах, на Эгине, в Милете — и принимавшая особенно бурный характер, когда окончательно складывался рабовладельческий строй, была одним из самых важных факторов колонизационного процесса. Многие из тех, кто терпел неудачу в общественной борьбе, вынуждены были искать себе лучшей участи за пределами родины.

Группы граждан, желающих выселиться в колонию, обычно совершали это переселение, а вместе с тем и основание колонии, организованно, с санкции своего государства. Нередко и главному ядру переселенцев из одного города примыкали жители других городов. Отряд колонистов возглавлялся старшиной (οικιστής), руководившим переселением, причем его или назначали власти метрополии, или выбирали сами колонисты. Античные греческие колонии (греки их называли άποικιαι) коронным образом отличались своим государственноправовым положением от колоний эпохи капитализма.

Греческие колонии представляли собой государственные образования, совершенно не зависимые от метрополии.⁹ С момента основания колонии жители ее переставали быть гражданами того города-государства, откуда они выселялись, и становились полноправными гражданами вновь созданного государства-колонии. Колонисты создавали у себя в колонии свою государственную конституцию, которая могла быть иной, чем в метрополии. Вся полнота власти и государственное управление находились в руках граждан колонии и ничем не могли быть ограничены со стороны метрополии. Руководствуясь экономическими соображениями и родственными чувствами, метрополия и колонии, как правило, поддерживали дружественные взаимоотношения, оказывали обоюдную по мощь, стремились к развитию торгового обмена, и пр.

У некоторых колоний довольно быстро слабели связи с метрополией, другие, напротив, — много веков спустя после основания — не только помнили свою родину-метрополию, но и прибегали к помощи последней в трудные моменты жизни.

Все сказанное выше вообще о греческих колониях относится в полной мере и к греческим колониям северного Причерноморья. Здесь также — задолго до основания колоний — к берегам Черного моря проникали отдельные предприимчивые купцы-мореходы, искатели удачи, нередко совмещавшие свою коммерческую деятельность с пиратством. Такие экспедиции из бассейна Эгейского моря к северному побережью Черного моря происходили уже в середине II тысячелетня до н. э., когда в Греции еще процветала эгейская (крито-микенская) культура, предшествовавшая античной эллинской цивилизации.

Следы древнейших связей с эгейским миром установлены памятниками материальной культуры северо-западной части Причерноморья. Благодаря раскопкам, производившимся советскими украинскими археологами, около селения Усатово (близ Одессы) в вещественных остатках поселения эпохи бронзы и в могильнике выявлены некоторые элементы крито-микенской культуры.¹⁰ Они могут быть объяснены как результат морских сношений агейцев с населением берегов Черного моря.

Смутное отражение древнего периода еще доколонизационных связей Эгейского бассейна с северным Причерноморьем сохранилось в предании об ежегодном принесении начатков хлеба, т. е. первых пшеничных колосьев, в виде священного дара (άπαρχαί) Аполлону от гипербореев на остров Делос.¹¹

Эти сношения, повидимому, осуществлялись, главным образом, карийцами.¹² Карийцы, пользовавшиеся широкой известностью в древнем мире как морской народ, жили во II тысячелетии до н. э. почти на всех островах Эгейского моря. Бесстрашные мореходы, бороздившие моря во всех направлениях, карийцы нередко наводили ужас на приморские области своими разбойничьими набегами. С карийцами вел борьбу легендарный царь Минос, прославленный владыка Крита. Что карийцы проникали в Черное море, подтверждают античные литературные источники. Известно, например, что в античную эпоху, когда на западном побережье Черного моря существовали греческие города-колонии, один из населенных пунктов этого побережья носил название «гавани Карийцев», а прилегающая к нему местность называлась Карией.¹³

Из древней литературной традиции, дошедшей до нас через римского писателя Плиния Старшего, мы также знаем, что низовьями реки Танаис (теперь Дон) владели карийцы, прежде чем туда проникли греки.¹⁴ Стало быть, карийцы не только поддерживали связь с Причерноморьем, но кое-где имели и свои морские базы. Греческие купцы-мореходы позднее, начиная с VII в. до н. э., следовали по проложенным карийцами путям. Весьма популярные у древних греков легенды об аргонавтах, храбрых мореплавателях, которые в поисках золотого бараньего руна достигли Колхиды (Кавказ), а по некоторым вариантам легенды — даже Танаиса (Дон),¹⁵ отражают в мифической, разукрашенной фантазией, сказочной форме реальные сношения эгейцев с причерноморскими областями. Следствием этих доколонизационных сношений явились и отраженные в творениях Гомера сведения о народе Гиппомолгов и Глактофагов — доителях кобылиц и млекоедах,¹⁶ — живших севернее Дуная, в которых с полным основанием можно видеть кочевников причерноморских степей.

В какой мере опыт древнейших морских сношений с северным Причерноморьем был использован потом греческими, и прежде всего ионийскими, купцами-мореходами, когда последние распространили свою торговлю до Причерноморья, — неизвестно. Все же можно полагать, что некоторый запас общих сведений о северном Причерноморье был получен ионийцами от своих предшественников, тем более, что ионийские греки в Малой Азии находились в тесном общении с карийцами.

Различного рода предметы греческого художественного ремесла, главным образом расписные глиняные сосуды, найденные на Керченском полуострове, в Донбассе и др. местах, свидетельствуют о самой ранней поре проникновения древних греков в районы северо-восточного Причерноморья с торговыми целями.¹⁷ На рис. 1 показан расписной кувшин, найденный в скифской могиле на Темир-горе (близ Керчи). Кувшин принадлежит к группе так называемой родосско-ионийской керамики (он изготовлен, вероятно, на о-ве Родосе) и относится к середине VII в. до н. э., т. е. к тому времени, когда греческих городов-колоний в районе Керченского пролива еще не существовало. Это был период первых случайных заездов греческих купцов-мореходов.

Греков влекла к северным берегам Черного моря возможность получать там хлеб. Равным образом важной приманкой служило изобилие превосходной рыбы в низовьях крупных рек, в лиманах, в проливе, соединявшем Азовское море с Черным, и т.д.

Устройство рыбопромысловых сезонных стоянок наряду о организацией торговых факторий было, вероятно, одной из наиболее ранних форм оседлых греческих поселений в береговой полосе северного Причерноморья.

Рис. 1. Родосский расписной кувшин на скифской могилы на Темир-горе. Середина VII в. до н. э. (Эрмитаж).

Нелегки и небезопасны были эти морские рейды к северным берегам Черного моря, когда еще не было там постоянных, достаточно надежных торговых поселений. Плавание по Черному морю, которому свойственны частые штормы, представлялось грекам опасным, особенно если принять во внимание отсутствие в нем островов и достаточного количества больших заливов, где можно было бы находить укрытие. В сравнении с привычным грекам Эгейским морем, изобилующим островами и хорошими гаванями, облегчавшими передвижение кораблей, Черное море, естественно, казалось более суровым и опасным. Грекам к тому же оно представлялось значительно большим по своим размерам, чем это было в действительности. Еще во времена Геродота длина Черного моря исчислялась в 2000 км (11100 стадий), что почти вдвое больше реальной длины.¹⁸

Не только природные особенности Черного моря создавали трудности для первых греческих мореходов, отважившихся пуститься в плавание по нему. Подстерегали их и другие опасности. Некоторые племена, обитавшие в приморских районах (например тавры, занимавшие южную часть Крыма), перехватывали в открытом море корабли. Разграблению подвергался не только груз, не менее плачевна была и участь экипажа корабля, попавшего в плен. Захваченных в море греков тавры обыкновенно приносили в жертву своей богине. Обряд состоял в том, что после удара дубиной по голове жертва сбрасывалась с кручи скалы.¹⁹ Ходили у греков и более страшные рассказы о том, что некоторые «необщительные» причерноморские варвары, живущие в Скифии, убивали для жертвы чужестранцев и ели их мясо, а из человеческих черепов делали чаши.

Естественно, что ранний период знакомства греков с Черным морем, при наличии указанных выше условий, определил и соответствующее наименование моря. Греки его сначала называли Понтом Аксинским, т. е. Негостеприимным (это название сохранилось у Пиндара, Еврипида, Страбона). Повидимому, греки узнали, что местные жители Причерноморья называют море Ахшаэна, т. е. древнеиранским словом, обозначавшим темный цвет моря (ср. современное название «Черное море»).²⁰ Не понимая смысла этого иноземного названия, греки истолковали его по-своему, сблизив местный термин с греческим словом άξεινος (негостеприимный), что вполне отвечало тем впечатлениям, которые тогда у греков сложились об этом море. Но по мере того как греки все более осваивали Черное море, широко развернув колонизацию его берегов, когда налаженные и оживленные сношения через Черное море между Грецией и северным Причерноморьем стали приносить греческим купцам большие доходы, прежнее название моря сменилось другим, более отвечающим той роли, которое оно теперь играло в экономической и культурной жизни. Обычным у греков стало название Понт Евксинский (море Гостеприимное), иногда его называли еще и Понтом Скифским;²¹ чаще употреблялось сокращенное наименование — Понт.

Ранние морские рейсы греческих купцов из Эгейского моря в Понт Евксинский, приведшие к первому непосредственному знакомству эллинов со Скифией, сыграли весьма важную роль и в подготовке благоприятной почвы для последующего основания там постоянных поселений-колоний.

В торговый обмен с приезжавшими из-за моря греческими купцами могли вступать местные жители северного Причерноморья, располагавшие соответствующими товарами. Это были, прежде всего, руководящие верхи — вожди племен и близкие к ним лица, родовые старейшины и т. д. Последние быстро почувствовали выгоды обмена, в результате которого они становились обладателями различных, ранее им не доступных благ. Изящные расписные вазы, металлические сосуды, отличные ткани, виноградное вино, оливковое масло, разнообразные предметы украшения, красивое оружие — все это можно было получить у греческих купцов в обмен на хлеб, рыбу, кожи, шерсть. Купцы охотно покупали и невольников, так как на рабов был немалый спрос в греческих торгово-промышленных городах и с течением времени он все более возрастал.

Весьма вероятно, что греческие купцы, стараясь расположить к себе местную варварскую знать, не скупились и на подарки.

Вовлечение в торговлю правителей местного населения значительно облегчало последовавшую вскоре колонизацию. Основание греческих колоний происходило, повидимому, почти повсюду с согласия правящих верхов местных племен, заинтересованных в торговом обмене с греками.

Надо отметить, что колонизация северного Причерноморья стала развиваться после того, как греками уже было освоено южное побережье Черного моря. В начале VII в. до н. э. Мегара основала при выходе в Понт Евксинский колонии — Византии и Калкедон. Еще раньше, в VIII в. до н. э., греками был основан на малоазийском берегу город Синопа. Хотя греки вынуждены были в связи с нашествием киммерийцев (около 673 г.) оставить город, вскоре он вновь был заселен колонистами из Милета. Синопа стала одним из крупнейших греческих торговых городов в южном Причерноморье. Из Синопы экспортировалось отличное железо, производившееся халибами — племенем древних малоазийских металлургов, а также оливковое масло, краска и пр. Синопа основала ряд своих колоний на южном берегу Черного моря — Трапезунт, Керасунт, Котиору. Не менее важной была возникшая на рубеже VII — VI вв. до н. э. греческая колония Амис, основанная фокейцами, и мегарская колония Гараклея Понтийская.

Имея опорные базы на южном берегу Черного моря, греки могли более смело и уверенно развивать свою колонизационную деятельность на западном, юго-восточном и северном побережьях.

Колонизация северных берегов Черного моря в конечном своем результате привела к созданию следующих крупных греческих городов-колоний.

На правом берегу Днестровского лимана находился город Тира — милетская колония, основанная в VI в. до н. э. в районе плодородных степей. Из города Тиры по одноименной с ним реке (Тирас) шел торговый путь в глубь страны. Вместе с тем город являлся важной станцией на морском пути вдоль западного побережья Черного моря, где к югу от Тиры находились греческие города: Каллатия (теперь Мангалия), Томы (теперь Констанца), Истр (южнее дельты Дуная), Аполлония (теперь Сизаболи), Одесс (теперь Варна) и Месембрия.

Севернее Тиры находилась Ольвия — милетская колония, возникшая в первой половине VI в. до н. э. и скоро ставшая крупнейшим греческим городом-государством, занявшим доминирующее положение в северо-западной части Причерноморья. Находясь на правом берегу реки Гипаниса (теперь Буг), близ ее впадения в Буго-Днепровский лиман, Ольвия развивала сельское хозяйство на прилегающих к городу землях, а главное — вела большую торговлю с населением Скифии, используя речные пути сообщения как по Гипанису, так и по Борисфену (теперь Днепр). Ольвия, будучи большим торговым, ремесленно-промышленным и культурным центром, широко распространила свое влияние на районы Прибужья и Приднепровья.²²

Но прежде чем утвердиться в Ольвии, греки еще в конце VII в. до н. э. пытались основать рыбопромысловое и торговое поселение на острове, расположенном в районе Буго-Днепровского лимана (теперь о. Березань). Это было древнейшее греческое поселение в северном Причерноморье. Однако ввиду невозможности устроить там вполне удовлетворительную гавань и стоянку для кораблей, поселение это было обречено на захирение. Скоро оно превратилось в скромный рыбачий поселок, а милетские колонисты, принявшие решение основать в этом районе свой город, избрали для указанной цели в первой половине VI в. более выгодное место на берегу Гипаниса, где и была заложена Ольвия.

В юго-западной части Крыма возник город Херсонес Таврический — единственная в северном Причерноморье дорийская колония, основанная жителями города Гераклеи Понтийской (номинально основателями этой колонии, согласно литературной традиции, считались еще и делосцы). Херсонес как гераклейская колония возник довольно поздно, во второй половине V в. до н. э., но ему, повидимому, предшествовала морская станция, организованная ионийскими греками еще в конце VI в. на том же месте, на берегу очень удобной для стоянки судов бухты (теперь Карантинная, близ города Севастополя).

Херсонес, заселенный гераклейцами, очень скоро стал сильным городом-государством, через который велась торговля со степными районами Крыма и прежде всего с западной его полосой. Античные города западного побережья Крыма Керкннитида (теперь Евпатория) и Калос Лимен (теперь Черноморское, бывш. Ак-мечеть) входили в состав херсонесских владений.

Вторая значительная греческая колония в Крыму — Феодосия — была основана милетцами в VI в. до н. э. на месте современной Феодосии. Но эта колония не смогла долго продержаться в качестве самостоятельного города-государства. Довольно скоро она была завоевана и присоединена к владениям образовавшегося в восточной части Крыма сильного Боспорского государства, представлявшего объединение нескольких греческих колоний.

Эти колонии, расположенные на побережье Керченского пролива и создавшие своеобразное крупное государственное объединение, являются в данном очерке предметом главного нашего интереса, в соответствии с чем все внимание в дальнейшем мы и сосредоточим на рассмотрении истории и культуры Боспорского государства. Исходным моментом образования этого государства, сыгравшего весьма важную роль в культурно-историческом развитии северного Причерноморья в античную эпоху, явилось основание в VI в. до н. э. нескольких греческих городов-колоний, из которых наиболее значительным и были милетская колония Пантикапей (теперь Керчь) и Фанагория — теосская колония, расположенная по другую сторону пролива (на Таманском полуострове).

Прежде чем перейти к изложению истории образования и развития Боспорского государства, отметим еще несколько общих вопросов, касающихся всей античной колонизации северного Причерноморья.

Греческие города на берегах Черного моря просуществовали около тысячи лет, — с VI в. до н. э. до III—IV в. н. э. В каждой колонии, соответственно местным условиям, жизнь складывалась по-своему как в экономическом и культурном отношении, так и в отношении внутреннего государственно-политического строя. Некоторые колонии (Тира, Ольвия, Херсонес) стали рабовладельческими полисами, городами-государствами, с демократическим государственным строем; другие (Пантикапей, Фанагория и др.) объединились и образовали большое государство типа монархии (Боспорское царство); некоторые колонии но смогли сохранить свою независимость и были поглощены более мощными соседними колониями, что случилось, например, с Феодосией. Бывало, наконец, и так, что крупная самостоятельная колония временно попадала в политическую зависимость от соседней колонии (Херсонес и Боспорское государство). Однако ни разу на всем протяжении античной эпохи не наступало такого периода, когда все колонии были бы объединены и составляли бы некое единое государство. Каждая колония или прочно сложившаяся группа колоний стремилась к самостоятельному существованию, ревниво оберегая и отстаивая свою свободу, равно как и свою определенную «сферу влияния» в северном Причерноморье.

Далее следует отметить, что хотя колонизация северного Причерноморья исходила из нескольких крупных греческих, преимущественно малоазийских, центров, все же главная роль в этой колонизации принадлежала ионийскому городу Милету. Кроме Тиры, Ольвии, Феодосии, Пантикапея, пять греческих колоний западного Причерноморья из семи существовавших там были также милетскими. Милетские колонии были, как известно, и на южном берегу Черного моря, и на юго-восточном Кавказском побережье: Диоскуриада (на месте теперешнего Сухума или несколько южнее — в устье р. Кодор, на берегу Скурчинской бухты) и Фасис (теперь Поти).

Известность Милета как города, основавшего много колоний, отражена у античных писателей, причем разные авторы приписывали Милету различное количество колоний. Плиний сообщает, что Милет основал свыше 90 колоний. Сенека говорит о 75 городах, заселенных милетцами.²³ Достоверность этих цифр справедливо вызывает сомнения у современных исследователей, поскольку трудно представить, как мог Милет, сохраняя нормальную жизнь, выделить соответствующее количество своих людей в столь многочисленные колонии. Но независимо от того, сколько всего колоний организовал Милет, исключительная колонизационная активность его несомненна.²⁴

В VII — VI вв. до н. э. Милет был крупнейшим греческим торгово-промышленным и культурным центром на западном побережье Малой Азии. Через Милет шел обмен между районами Египта, Финикии, Сирии, Персии и материковой Греции. Наличие в тылу на малоазиатском континенте сильного Лидийского царства не позволяло Милету развивать торговую экспансию по сухопутным дорогам в глубь Малой Азии; поэтому он особенно активно вел посредническую морскую торговлю, используя очень выгодное для этого свое положение. Милет лежал как бы в центре Эгейского моря, соединяя юго-восточное Средиземноморье, в том числе торговую колонию Навкратис (в устье Нила) с Черноморьем. Милетцы, несомненно, были в числе первых ионийских мореплавателей, установивших торговые сношения с северными берегами Черного моря еще в те времена, когда там не было греческих поселений. Милетцы же явились затем основателями наиболее важных и значительных причерноморских колоний.

Как промышленный центр Милет известен был производством высококачественной шерсти — одного из основных предметов экспорта. В связи с этим было широко развито овцеводство; высоко ценились милетские овцы, дававшие исключительно нежную, тонкую шерсть.²⁵ Самосский тиран Поликрат завел в VI в. до н. э. на острове Самосе стада милетских овец, благодаря чему овцеводство на Самосе достигло высокого расцвета. Многие милетские купцы и промышленники были одновременно крупными землевладельцами, обладавшими обширными поместьями на прилегавших к городу землях; последние обрабатывались порабощенными местными жителями, находившимися на положении своего рода крепостных.

Громадное значение Милета как крупнейшего цветущего ионийского торгово-посреднического центра, поддерживавшего сношения с различными странами, определило и блестящее развитие в нем культуры. Это был город, где процветали греческая литература и наука.²⁶ В Милете родились и проводили свою творческую деятельность такие великие философы и ученые, как Фалес, Анаксимандр, Анаксимен. Богатейший запас географических наблюдений, накопленных милетскими моряками во время морских странствований, позволил милетскому ученому Анаксимандру составить первую географическую карту. Милетцы Дионисий и Гекатей — знаменитые «логографы» — родоначальники греческой исторической науки, предшественники отца истории — Геродота, на котором особенно сильно сказалось влияние Дионисия Милетского.

В начале VI в. до н. э. в Милете разгорелась ожесточенная борьба классов и внутриклассовых группировок, длившаяся в течение двух поколений.²⁷ В один борющийся лагерь входили πλουτις (богатые), т. е. купцы и землевладельцы, причем часто одно и то же лицо являлось одновременно тем и другим. Их называли «вечными мореходами», так как богатства они добывали морской торговлей. Другая часть населения, участвовавшая в борьбе, состояла из бедноты и ремесленников (χειρομάχα), т. е. тех, кто трудом своих рук добывал средства к жизни. Внутренние раздоры и борьба, в которой обе стороны порой прибегали к весьма жестоким способам расправы со своими противниками, несомненно, способствовали росту эмиграции. Те жители Милета, которые терпели неудачу в политической борьбе, опасались репрессий или были недовольны своим положением, составляли, надо думать, едва ли не основное ядро переселенцев, уходивших в причерноморские колонии в VI в. до н. э. Этому переселению благоприятствовали торговые связи, которые уже в какой-то мере были установлены между Ионией и Скифией в предыдущий период.