Боспорское царство

Глава шестая СЕЛЬСКОЕ ХОЗЯЙСТВО, ПРОМЫШЛЕННОСТЬ И ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ РЕМЕСЛА БОСПОРА

Боспорские города не ограничивались ролью торговых передаточных пунктов, через которые распространялись привозившиеся извне иностранные товары. Используя соответствующие природные условия и местные сырьевые ресурсы, а также наличие рабочей силы (рабов), Боспор в своих городах и селениях в период правления Спартокидов достаточно широко развивал собственные многообразные производства и ремесла, делавшие государство во многом независимым от импорта.

Но первое место по своему значению в боспорской экономике занимало сельское хозяйство. Зерновой хлеб был основным предметом торговли. В продовольственном снабжении населения боспорских городов продукты сельского хозяйства, и прежде всего хлеб, имели, разумеется, также весьма важное значение. Отсюда понятно, что преуспевание Боспорского государства зависело от развития в нем, в первую очередь, земледелия. Боспор занимал в этом отношении весьма выгодное положение, поскольку он обладал плодородными землями в восточной части Крыма, Прикубанье, Придонье. Земли эти обрабатывались местным населением, от которого хлеб поступал посредством сбора дани натурой, отчасти путем скупки. Хлеб также производился в хозяйствах, организованных греками и крупными местными землевладельцами, обладавшими не только землей, но и рабами.

Плодородие Боспора, его богатство хлебом были широко известны в Греции. Афиняне хорошо знали, что земля Боспора «производит огромное количество хлеба».¹

Страбон сообщает, что к востоку от города Феодосии следует «плодородная область, которая тянется до Пантикапея, столицы боспорцев», и затем еще особо отмечает, что «вся эта земля богата хлебом.² Как известно, процесс формирования Боспорского государства в V—IV вв. до н. э. был в основном подчинен задаче вовлечения в сферу эксплоатации тех территорий, которые могли служить для развития зернового сельского хозяйства. Если во времена зарождения боспорских городов земледелие занимало в хозяйстве местного населения далеко не главное место, то быстро возраставший спрос на зерно способствовал не менее быстрому развитию интенсивного земледелия на Боспоре и превращению его в страну, где сельское хозяйство стало основным занятием населения.

Археологические памятники, и прежде всего остатки мелких поселений Керченского и Таманского полуостровов, свидетельствуют, что большое число этих поселений, связанных с сельским хозяйством, возникло именно в тот период, когда уже сложившееся в основных своих границах Боспорское государство стало крупным рынком хлеба. Как показало археологическое обследование среднего течения Кубани, часть древних поселений там возникла в конце V и в IV—III вв.³, т. е. в период, когда экспорт хлеба достиг особенной интенсивности. Повидимому, количественный рост земледельческих поселений здесь происходил не только за счет роста старого меотского и синдского земледельческого населения, но и в из вестной мере был связан с переходом к оседлому земледелию части кочевых сарматских племен, живших в приазовских и северокавказских степных районах.

Обнаруженные при раскопках боспорских поселений на Керченском полуострове и в Прикубанье остатки хлебных зерен позволяют заключить, что основными злаками, которые возделывались на Боспоре, были пшеница (Triticum vulgare), ячмень (Hordeum sativum) и просо (Panicum miliaceum), культивировалась также чечевица и чечевицеобразная вика (Ervum ervilia).⁴ Зерна пшеницы были встречены при раскопках Мирмекия и Тиритаки в культурных отложениях V в. до н. э. Пшеница, очевидно, являлась основным видом хлебной культуры, начиная с наиболее раннего времени. Тот же вид пшеницы обнаружен был в Тиритаке в культурных слоях эллинистического и римского времени.

Интересно отметить, что находимые при раскопках зерна пшеницы почти всегда сопровождаются зернами ячменя. Судя по находкам остатков хлебных растений, на Боспоре культивировалась исключительно мягкая пшеница, т. е. тот вид пшеницы, который возделывался населением северного Причерноморья задолго до греческой колонизации. Греки, повидимому, не привнесли новых хлебных культур.

Поскольку в источниках нет сведений о том, какие агротехнические приемы применялись в сельском хозяйстве северного Причерноморья, невозможно выяснить, в какой мере элементы греческой агрикультуры проникали в земледелие боспорских колоний и находившихся в сфере их культурного воздействия районов Причерноморья.

Урожаи, которые давала Боспору плодородная крымская почва при самой простейшей ее обработке, выражались цифрой сам-тридцать.⁵ Следовательно, древний земледелец мог собрать в среднем 10 гектолитров ⁶ (около 50 пудов) зерна с гектара. Но эта цифра не была высшим пределом, так как урожай в размере сам-тридцать получался, как говорит Страбон, при обработке земли «первым попавшимся сошником». Применение более совершенных приемов обработки земли в тех пределах, которые доступны были античной агрономии (сюда относится искусственное удобрение, чередование культур и т. д.), могло несколько повысить урожайность.

Основным пахотным орудием был плуг. Об его устройстве можно судить по пантикапейским монетам II в. до н. э., на которых в качестве символа богатства Боспора изображались на одной стороне — голова быка, на другой — хлебный колос и плуг (рис. 8). На этих монетах представлен типичный греческий плуг. Нижняя его часть состояла из деревянного горизонтального бруса («подошвы плуга»), на передний конец которого надевался железный сошник. Сверху в подошву плуга, примерно посредине ее, вставлялся деревянный изогнутый грядиль. Верхний передний конец грядиля служил для прикрепления дышла, в которое впрягались волы. В задний конец подошвы плуга вделана деревянная вертикальная стойка с горизонтальной рукояткой, при помощи которой пахарь мог направлять плуг, регулировать его движение. Плуг во всех своих составных частях был деревянным, и только сошник (υνις) делался из железа.⁷ Не имея ни резака, ни отвала, даже тяжелый греческий плуг вспахивал почву неглубоко, не переворачивая надлежащим образом пластов почвы. Ввиду этого плужную пахоту приходилось дополнять обработкой почвы заступом или мотыгой, с помощью которых углублялась вспашка, разбивались комья земли и т. д.

Рис. 8. Пантикапейская бронзовая монета с изборажением головы быка, хлебного колоса и плуга. II в. до н. э.

При раскопках земледельческих поселений в Прикубанье в недавнее время было обнаружено несколько железных орудий, которые, возможно, являлись сошниками местного типа, надевавшимися на рабочий конец деревянной рассохи плуга или примитивной сохи.⁸ Указанное орудие (длиной 19 — 23 см) сделано из толстого железа (толщиной 1 см) и состоит из нижней плоской лопатообразной рабочей части (ширина ее 8—9 см), края которой, очевидно, были заострены. Верхняя, более узкая часть представляет собой втулку, форма которой показывает, что данный железный предмет насаживался на клиновидный деревянный стержень.

Созревший хлеб убирали на полях при помощи серпов. Железные серпы встречались при раскопках в Нимфее и в античных поселениях на Кубани.⁹

Хлебное зерно хранилось обыкновенно в ямах или больших глиняных сосудах — пифосах. Зернохранилища в виде ям встречаются в большом количестве как в греческих, так и в местных поселениях. Вырытые в земле круглые ямы — зернохранилища, иногда достигавшие значительной глубины (2—3 и более м), обыкновенно имели расширяющуюся книзу колоколообразную форму. Устья ям, устраивавшихся внутри жилого дома, в подвальных помещениях, во дворах, закрывались досчатыми или круглыми каменными крышками. Наряду с ямами такого типа, раскопками открыты (Пантикапей, Тиритака) земляные ямы, наружная горловина которых сделана из каменных плит, образующих правильное четырехугольное отверстие, которое закладывалось сверху каменной, плитой. Чтобы избежать сырости, стенки ям иногда обмазывали глиной и обжигали.¹⁰ Там, где материком являлась каменная порода, зерновые ямы вырубались в скале, а стенки, покрывались слоем штукатурки или обмазывались глиной. Характерно обилие зерновых ям в земледельческих поселениях античной эпохи на Кубани и в Придонье, откуда хлеб поступал в города Боспора.

Для размола зерна служили каменные зернотерки, ступы и ручные мельницы с каменными жерновами. Наиболее примитивным способом изготовления муки являлась переработка зерна на зернотерках. Для этого употреблялась плоская плита из какого-нибудь твердого камня; на шероховатую поверхность ее насыпали зерно и затем растирали посредством небольшого камня-терки.

Эта форма примитивных мельниц имела распространение, главным образом, у местного земледельческого населения, но пользовались ими также и греки. В ранний период жизни боспорских поселений применялись чаще всего каменные ступы, служившие не только для размола зерна, но и для изготовления крупы. В последнем случае употреблялись не каменные, а деревянные песты.

Наряду с каменными ступами для изготовления муки служили ручные мельницы следующего устройства. Верхний жернов имел четырехугольную форму со скошенными боковыми гранями. Рис. 9 представляет такой жернов, найденный на одном из античных городищ Таманского полуострова.¹¹ Нижняя плоская поверхность жернова снабжалась насечкой. Зерно насыпали сверху в воронкообразное углубление, сделанное в жернове; через щель, имеющуюся на дне этого углубления, зерно проникало постепенно вниз под жернов. Последний накладывался на каменную неподвижную плиту, на которой силой трения, получавшейся от движения верхнего жернова, зерно превращалось в муку. Сверху к жернову приделывался длинный деревянный рычаг, входивший в специальные вырубки, сделанные в жернове сверху. Один конец этого рычага прикреплялся к устроенному в столе вертикальному стержню, на котором, как на оси, шест вращался в горизонтальной плоскости. Противоположный конец шеста служил рукояткой, при помощи которой можно было жернов двигать попеременно то влево, то вправо.

Рис. 9. Ручная мельница-зернотерка. IV в. до н. э.

На рис. 10 такие зернотерки показаны в действии. Перед нами — картина античного мукомольного производства, запечатленная беотийским художником-керамистом в виде рельефных изображений на глиняной чаше раннеэллинистического времени. Развернутая в рисунке картина замыкается слева и справа изображением рабынь, занятых размолом зерна с помощью мельниц-зернотерок описанного выше типа, причем рядом с левой мельницей представлен и сам хозяин производства — милонарх. Мельницы-зернотерки помещены на специальных столах. Ради большей наглядности художник изобразил зернотерки в несколько наклоненном положении, что позволило показать верхнюю сторону жернова с имеющимся в ней углублением для засыпки зерна. Кроме зернотерок, на рисунке показан и более усовершенствованный способ размола зерна мельницей, приводимой в движение осликом. Следов применения такого рода мельниц, действовавших посредством применения силы животных, в северном Причерноморье, и в частности на Боспоре, не обнаружено.

Картину мукомольного производства, в котором широко применялся труд рабов, беотийский художник-керамист представил в неприкрашенном виде. Центральную часть картины ванимает сцена наказания рабов. Один из них лежит уже обезглавленный, другого волокут к столбу для совершения экзекуции.

В поздне-эллинистическое и римское время на Боспоре наряду с мельницами-зернотерками вошли в употребление ручные мельницы, состоящие из пары круглых жерновов, из коих верхний приводился во вращательное движение рукой.

Несмотря на довольно примитивные мукомольные орудия, древние греки умели изготовлять из хлебного зерна пшеницы разнообразные продукты, начиная от крупы и муки грубого промола и кончая очень тонкой мукой. Достигалось это посредством просеивания муки через сита, что и показано на той же беотийской чаше справа рядом с мельницей.¹³

Выпечка хлеба, как и переработка зерна в муку, входила обычно в функции домашнего хозяйства, где эта работа, как очень трудоемкая и изнурительная, выполнялась рабами. В причерноморских городах существовали также и специальные большие пекарни, в которых изготовлялся хлеб и другие изделия из теста на рыночный сбыт. При пекарнях обычно производился и размол зерна. Развалины одной такой обширной пекарни (римского времени) недавно были обнаружены в Ольвии.

Рис. 10. Изображение мукомольного производства на беотийской эллинистической чаше.

При раскопках боспорских городов я развалинах частных домов часто встречаются обломки глиняных сковород, иногда с короткой, полой внутри ручкой для вставки деревянного держака. Такие сковороды служили для выпечки хлеба, пирогов и лепешек.¹⁴

Об огородном хозяйстве северного Причерноморья источники почти ничего не сообщают. Из труда Геродота известно, что лук и чеснок разводили местные оседлые племена — кал-липиды и алазоны.¹⁵ Разведение лука, надо думать, было распространено и в греческих поселениях, поскольку лук являлся у греков излюбленной приправой к пище, особенно у крестьян.

Теофраст (писатель IV—III вв. до н. э.) упоминает луковицы (βολβός), росшие в Крыму и столь сладкие, что их употребляли в пищу сырыми. В данном случае очевидно имелось в виду какое-то дикорастущее растение, а не огородная культура.¹⁶

Ассортимент овощей у древних греков был достаточно обширен. Вероятно, значительная часть их культивировалась жителями античных городов и в северном Причерноморье. Греки, несомненно, стремились иметь здесь все то, что было для них привычно на родине.

В этом отношении показательны сведения о садовых культурах. Присвоение одному из боспорских городов названия Кепы (Сады), наверное, было обусловлено обилием садов в городе или его окрестностях. Любопытные подробности о садоводстве в Боспоре сообщает Теофраст. По его словам, «на Олимпе много лавра, а мирта вовсе нет. А в Понте вокруг Пантикапея нет ни того, ни другого, хотя живущие там стремятся выращивать эти растения и прибегают ко всевозможным способам, чтобы иметь их для культовых нужд. Смоковниц там много и они большие, также и гранаты, если их тщательно [дословно: со всех сторон] защищают [от зимних холодов]; груш и яблонь очень много, и притом самых разнообразных и хороших [сортов], они весенние, за исключением поздних ...»¹⁷

Как видно из приведенного отрывка, боспорцы с успехом выращивали фруктовые деревья, преодолевая климатические трудности.

При раскопках Мирмекия в культурном слое V в. до н. э. были найдены косточки алыча — плода, сходного со сливой.¹⁸ Очевидно, этот вид фруктовых деревьев также произрастал в древности на Боспоре.

Благодаря античным городам в северном Причерноморье получило широкое развитие виноградарство, а вместе с тем и виноделие. Древнего грека трудно представить в быту без употребления виноградного вина, так же, как и без оливы и оливкового масла. Но для разведения олив климатические условия в северном Причерноморье были неблагоприятны Иначе обстояло дело с виноградом, для которого климат северного побережья Черного моря, особенно в Крыму, не являлся препятствующим обстоятельством, чем и не преминули воспользоваться жители античных городов. О разведении винограда свидетельствуют монеты некоторых городов Боспора, избравших в качестве эмблемы изображение виноградной грозди. Такая эмблема имеется на монетах Нимфея конца V в. до н. э., Фанагории III в. до н. э.

Раскопки боспорских поселений, ведущиеся в последние десятилетня, позволили установить значительное развитие виноградарства и виноделия на Боспоре. До этого обычно считалось, что Боспор, в противоположность Херсонесу, своего и, тем более, широко развитого виноделия не имел.

Теперь есть данные о существовании в античную эпоху виноградарства как на европейской, так и на азиатской стороне Боспора. В целях предохранения виноградников от действия зимнего холода боспорские виноградари насыпали на лозы большое количество земли, создавая, таким образом, защитный слой.¹⁹

Развитие виноделия на Боспоре приняло широкий характер в эллинистический период, когда ввоз вин извне не мог удовлетворить сильно возросшего спроса и создались тем самым выгодные предпосылки для местного виноделия.

О боспорском виноделии особенно ценные сведения дали раскопки Тиритаки и Мирмекия, в которых отрыто много хорошо сохранившихся виноделен и отдельных орудий виноделия эллинистического и римского времени. Судя по находкам небольших каменных давилок для выжимания виноградного сока, приготовление вина для домашних потребностей нередко велось в маленьких масштабах с использованием для этой цели небольших собственных виноградников пли даже, может быть, из покупного винограда. Но наряду с этими раскопками обнаружены большие специально построенные винодельни, в которых перерабатывались на вино большие количества винограда, что свидетельствует уже о промышленном характере производства, рассчитанном на торговый сбыт вина.

Самая ранняя винодельня, относящаяся к III—II вв. до н. э., открыта раскопками в Тиритаке в 1946 г.²⁰ Она представляла собой обширное каменное здание. Северо-западная часть помещения во всю его ширину занята давильной площадкой, предназначенной для переработки винограда (рис. 11). Площадка эта (А) имеет в длину 5.25 м (что соответствует ширине помещения винодельни) и в ширину 2.70 м. Сделана она в виде гладкого пола, наружная поверхность которого состоит из слоя белого раствора толщиной 5 см, подстилаемого одним рядом мелких бутовых камней, втрамбованных в глинистый грунт.

Тремя своими сторонами давильная площадка примыкает к стенам винодельни, с четвертой стороны к ней прилегает находящийся в центральной части помещения большой четырехугольный врытый в землю резервуар-цистерна (Б), верхняя часть стен которого совпадает с уровнем давильной площадки. Размеры резервуара: длина 2 м, ширина 1.75 м, глубина 1.55 м. Стены его образованы хорошей каменной кладкой, дно также сложено из камней, причем и стены и дно внутри резервуара тщательно оштукатурены таким же белым раствором, каким покрыта давильная площадка. Внутренний объем резервуара равен почти 5 м³; следовательно, резервуар мог вместить около 5000 л виноградного сока. Виноград накладывался на давильную площадку и тут подвергался растаптыванию ногами давильщиков. Сок стекал с площадки через каменный слив в резервуар, откуда его затем разливали по глиняным сосудам. Бродильный процесс и хранение вина производилось в глиняных пифосах — громадных сосудах, выполнявших функции бочек, — и амфорах.

Чтобы сок легко мог течь в нужном направлении, давильная площадка винодельни устроена с легким наклоном в сторону резервуара. Тиритакская винодельня рассчитана на промышленные масштабы производства. Самые размеры винодельни, равно как и техническое оформление ее, говорят о том, что виноделие в эллинистическое время на Боспоре уже было вполне сложившейся отраслью хозяйства.

Рис. 11. Винодельня в Тиритаке на участке V. III в. до н. э. — общий вид и план. А — давильная площадка; Б — резервуар для виноградного сусла; В — водосток римского времени.

По своему устройству тиритакская эллинистическая винодельня близка к винодельне IV в. до н. э., раскопанной в конце прошлого столетия известным археологом Дёрпфельдом на западном склоне акрополя в Афинах и представляющей собой широко распространенный в Греции тип такого рода сооружений. Афинская винодельня также состоит из давильной площадки, на которой виноград мяли ногами, и приемника для виноградного сусла. Приемником, однако, служил не каменный оцементированный внутри резервуар, как в тиритакской винодельне, а глиняный сосуд сравнительно небольшой емкости: в нем могло поместиться всего лишь 55 л жидкости. Ничем более существенным афинская и тиритакская винодельня не различаются.

Это простейший тип виноделен, который заключает в себе приспособления только для раздавливания винограда ногами и сбора выжатого сусла, никакого пресса здесь нет.

Между тем тогда же, в эллинистическое время, на Боспоре были в ходу винодельни более сложной конструкции, с прессами, на которых виноград (уже перемятый ногами) подвергался окончательной отжимке. Это показывает раскопанная в 1934 г. в Мирмекии большая винодельня (рис. 12, план винодельни см. на рис. 28) конца III в. до н. э.²¹ В римское время она подверглась значительной переделке, и это обстоятельство затрудняет выяснение первоначального устройства, т. к. винодельня позднее была основательно перепланирована. Тем не менее в этой винодельне установлено наличие определенной составной части пресса в виде массивной прямоугольной каменной плиты, на верхней поверхности которой высечен желоб, выходящий к выступающему с одной стороны сливу, свисающему над вместительным резервуаром. Это каменное ложе («тарапан»), на котором виноград подвергался воздействию пресса, принадлежит первоначальному оборудованию винодельни, до ее перестройки.

В мирмекийской винодельне процесс переработки винограда был сложнее, чем в описанной выше тиритакской давильне, и не ограничивался выжиманием сока ногами рабов-давиль» щиков. После того как первый сок был уже извлечен, перемятый виноград, сложенный в какую-нибудь эластичную тару вроде мешка, корзины и т. п., укладывали на каменную плиту с желобом, и здесь его прессовали, стремясь полностью выжать остававшийся еще сок. Самый пресс был рычажный, т. е. состоял из деревянного рычага-бруса, один конец которого вставлялся в углубление, устроенное в стене, а другой служил для подвески тяжестей.

Рис. 12. Винодельня эллинистическо-римского времени в Мирмекии.

Применение подобных прессов в эллинистическое время подтверждается отдельными находками каменных «тарапанов», являвшихся неотъемлемой частью виноделен с рычажными прессами. Круглый большой «тарапан» (греческое название — ληνός, латинское — ara) III в. до н. э., имеющий диаметр 1.50 м, был найден в Мирмекии при раскопках центральной части города. Эта плита входила в оборудование какой-то крупной ранне-эллинистической винодельни, в которой применялся рычажный пресс. Аналогичная круглая плита (ее диаметр — 1.40 м) с желобом и сливом (см. рис. 29) обнаружена при земляных работах к северу от Мирмекия, близ от Царского кургана.²² Очевидно, там в эллинистическую эпоху находилась какая-то сельско-хозяйственная усадьба (villa rustica), в которой была устроена винодельня с рычажным прессом.

Рычажные прессы, применявшиеся в боспорских винодельнях в эллинистическую эпоху, позже были усовершенствованы, как об этом свидетельствуют мирмекийские и особенно тиритакские винодельни римского времени, обнаруживающие некоторые признаки технического прогресса, который произошел на протяжении эллинистическо-римского времени.

В непосредственной связи с сельским хозяйством развивалось животноводство. Во всех поселениях Боспора жители разводили домашний скот для получения пищевых продуктов (мяса, молока) и использования рабочей силы животных. Животноводство давало также кожу, которая шла не только на удовлетворение местных потребностей, но и на вывоз, хотя основная масса этого товара поступала к греческим купцам от кочевников.

Картина животноводческого хозяйства поселений Боспора может быть в известной степени восстановлена по тем местным остаткам, которые в большом количестве встречаются при раскопках. Сборы костей млекопитающих, произведенные при раскопках Мирмекия и Тиритаки, позволяют сделать следующие наблюдения.

Наиболее обильно представлены бык и мелкий рогатый скот, довольно многочисленны кости свиньи. Основную базу животной пищи составляли бык, овца, коза, свинья. Интересно, что находимые при раскопках кости лошади всегда целы. Очевидно, в греческих поселениях лошадь в пищу не употреблялась. Наоборот, крупные бычьи кости, как правило, встречаются расколотыми (в целях извлечения из них костного мозга).²³

Из домашних птиц разводились куры, гуси, утки. Их кости встречаются не только среди пищевых остатков поселений, но иногда и в могилах как остатки пищи, клавшейся покойникам. В могилах нередко находили и хорошо сохранившуюся скорлупу куриных яиц.

О том, что жители Боспора занимались охотой, говорят находки костей диких животных, хотя они довольно малочисленны. Охотничий промысел, повидимому, был слабо развит в боспорских городах. В Мирмекии и Тиритаке изредка обнаруживались кости зайца, лисицы, благородного оленя, сайги.

Весьма существенное место в хозяйственной жизни населения Боспора занимало рыболовство. Располагаясь на побережье моря и устьев больших рек, греческие колонии имели прекрасные возможности к развитию рыбного промысла, и эти возможности были ими широко использованы. Когда при раскопках боспорских поселений археологам приходится иметь дело с наиболее ранними культурными отложениями, то обычно среди пищевых остатков встречаются остатки рыб, что свидетельствует о существовании рыболовства в этих поселениях с момента их возникновения.

Рыба являлась пищей самых широких слоев населения. Соленая рыба экспортировалась в большом количестве за пределы Боспора на внешние рынки. В числе домашней утвари в боспорских городах, как и в других греческих колониях Причерноморья, весьма распространены были глиняные блюда, специально предназначавшиеся для рыбы. В центре блюд имелось углубление, куда клалась приправа. Такие расписные краснофигурные рыбные блюда украшались обычно изображением рыб.²⁴ В эллинистический период, когда боспорские керамические мастерские особенно обильно выпускали на местный рынок обиходную посуду, в числе различных ее типов весьма многочисленны были именно рыбные тарелки, но без росписи.

В античной литературе сохранилось не мало упоминаний о рыбных богатствах Черного и Азовского морей, об отдельных видах водившихся там рыб, о способах их лова.

Греческий писатель IV в. до н. э. Архестрат написал специальное сочинение, посвященное боспорской соленой рыбе, к сожалению, до нас не дошедшее и о котором мы знаем лишь по упоминанию у других авторов.²⁵

Рыболовство в промысловых масштабах на Боспоре было развито во многих местах, но одним из наиболее важных районов рыбного промысла являлся Керченский пролив. Это доказано раскопками в Мирмекии и Тиритаке, где открыты специальные большие сооружения первых веков нашей эры, служившие для засолки рыбы. В более ранние периоды, возможно, рыбный промысел здесь был менее развит, но, несомненно, пролив являлся всегда районом лова наиболее ценных осетровых рыб. В боспорских городах, расположенных на берегах Керченского пролива, в большом количестве встречаются кости осетровых: севрюги (Acipenser stellatus) и осетра (Acipenser Güldenstädti).

В настоящее время лов осетровых непосредственно в Керченском проливе не очень значителен, тогда как в античную эпоху, наоборот, осетровые занимали весьма существенное место в рыбном промысле. Объясняется это тем, что в древности непосредственно в пролив (около Фанагории) впадала Кубань, благодаря чему количество осетровых рыб в проливе было больше, нежели теперь.²⁶ Рыбный промысел не прекращался в Керченском проливе и в зимнее время, когда рыбу ловили подо льдом при помощи остроги («гангамы»). Этот способ особенно применялся для ловли крупных осетров, «величиною почти равных дельфинам».²⁷ Много осетровых ловили также и жители кубанских поселений Боспора.

Древние писатели указывают, что в Азовском море происходил нерест пеламид; окрепши, они уходили через Керченский пролив в Черное море вдоль азиатского берега до Трапезунта, где находился первый пункт ловли. Особенно лов пеламид был развит у Синопы; там эта рыба уже достигала надлежащей величины и была вполне пригодной для ловли и соления.

Таким образом, хотя пеламиды в древности и заходили в Меотиду, но в пределах Боспора они не являлись объектом промысла. Это подтверждается и наблюдениями над костными остатками рыб при раскопках боспорских поселений, где кости пеламид не встречаются. В настоящее время пеламида появляется лишь более или менее случайно в районе Керченского пролива. Очевидно, на протяжении длительного периода, отделяющего наше время от античной эпохи, естественные условия в бассейне Азовского моря несколько изменились, что и повлияло на пути миграции пеламиды.

Из рыб, которые являлись объектом рыбного промысла на Боспоре, должны быть названы: комбала, скумбрия, судак сельдь, хамса, султанка, тарань.

Наряду с рыбой очень широко использовались морские моллюски, главным образом мидии (Mytilus galloprovincialis), а также устрицы (Ostrea taurica). Створки названных моллюсков, особенно мидий, в огромнейшем количестве представлены в культурных слоях всех приморских поселений Боспора, что заставляет поименованные виды моллюсков считать одним из самых распространенных пищевых продуктов. Частые находки раковинок моллюсков в зольных кухонных отбросах показывают, что моллюсков ели в вареном виде. Нередко встречаются среди пищевых остатков и раковинки наземных съедобных улиток (Helix).²⁸

Основными орудиями лова рыбы на Боспоре являлись невод и крючья. Крючья делались почти исключительно бронзовые.

Для лова некоторых видов рыб применялись наблюдательные вышки, с которых рыбаки следили за движением рыбы и сигнализировали ловцам о приближении значительных ее косяков, которые затем окружались неводом. Страбон сообщает о сохранившихся в его время на восточном побережье Меотиды нескольких наблюдательных вышках клазоменцев.²⁹ Весьма вероятно, что это были остатки именно рыболовных вышек, построенных клазоменскими рыбопромышленниками в местах, наиболее удобных для лова рыбы.

Обилие рыбьих остатков, особенно костей осетра, в придонских античных городищах доказывает, что рыболовство являлось первым (после земледелия) занятием местного населения и на окраинах Боспорского государства.

Крупные рыболовные пункты были расположены на восточном берегу Азовского моря, у больших рек. Рыболовством широко занимались жители кубанских поселений.

При раскопках Елизаветинского городища (на Кубани), о котором уже речь шла выше, найдено значительное число предметов рыболовного обихода: бронзовые крючья и большие глиняные грузила особого типа, не встречающиеся в приморских античных поселениях и, очевидно, рассчитанные на речные сети. Они имеют трапециевидную форму, большие размеры и снабжены крупным сквозным отверстием.³⁰

В культурных слоях почти всех античных городищ, расположенных по среднему течению Кубани, встречаются в большом количестве и рыбьи остатки в виде костей осетровых рыб, сазанов, щук. Нередко рыбья чешуя в культурных слоях кубанских и особенно приазовских городищ обнаруживается целыми пластами.³¹

В боспорских городах были развиты различные ремесла и производства. Наиболее важными из них были ткацкое, металлическое и керамическое производства.

В богатых погребениях на Боспоре найдено не мало кусков тканей от одежды погребенных или пологов, которыми покрывались гробы. Преобладают шерстяные ткани, причем некоторые сорта их отличаются тонкостью выделки. В богатых погребениях многократно были находимы тонкие греческие ткани, иногда со следами производившейся не раз починки, штопки, из чего видно, как дорожили этими тканями и берегли их. На более древних тканях узоры и рисунки наносились посредством красок на готовую ткань; иногда узоры вышивались. Повидимому, в IV в. до н. э. появились ткани более сложной техники с вытканными узорами.

Такого рода ткани, возможно, ввозились из Египта, где текстильное производство было высоко развито, или изготовлялись в греческих промышленных центрах, но по египетским образцам.³² В числе привозных тканей, обнаруженных в погребениях первых веков нашей эры, встречались и шелковые ткани, импортировавшиеся с Востока.

Но многолюдное население Боспора не могло довольствоваться одним только импортом тканей и целиком зависеть от превратностей торговли с заморскими странами. Значительное количество тканей изготовлялось на месте. В обвинительной речи афинского оратора Демосфена против Лакрита приводятся показания свидетеля; по словам последнего, корабль, на котором он исполнял должность надсмотрщика, вез из Пантикапея в Феодосию один или два сосуда с шерстью, одиннадцать или двенадцать керамиев (амфор) соленой рыбы и две или три связки козьих шкур.³³ Значит, из Пантикапея экспортировалась наряду с соленой рыбой и шерсть, стало быть, заготовка шерсти как сырья для производства пряжи производилась в таком количестве, что представлялось возможным продавать ее и на вывоз.

Что касается разведения в Скифии растений, из которых могла выделываться пряжа, то из греческой литературы известна только конопля. По словам Геродота, конопля в Скифии очень похожа на лен, кроме вышины и толщины; она росла в диком состоянии и высевалась.³⁴ Геродот ничего не говорит об использовании скифами конопли для производства тканей и одежд. «Фракийцы делают из нее одежды, весьма похожие на льняные», — отмечает Геродот; но о скифах он рассказывает лишь, как они пользовались семенами конопли в своих своеобразных банях: семена бросались на раскаленные камни, и от этого получался дым и пар. В большом количестве лен разводили в Колхиде, откуда его вывозили в порядке торгового сбыта.³⁵

Существование прядильно-ткацкого производства на Боспоре подтверждается многочисленными находками орудий производства. В самых ранних культурных слоях всех боспорских поселений обычно встречаются пряслица от веретен, т. е. надевавшиеся на нижний конец веретена грузики, которые увеличивали инерцию вращательного движения веретена при ссучивании волокон в пряжу. Пряслица выделывалась из глины, камня и кости; иногда они изготовлялись просто из обломков керамики. В женских могилах неоднократно встречались веретена, имеющие вид костяного или деревянного стержня; иногда веретена украшались резным орнаментом.

О широком распространении ткацкого производства свидетельствуют многочисленные находки гирек в виде усеченных пирамидок с четырехугольным основанием, снабженных сквозным отверстием (иногда двумя] у вершины. Чаще всего они изготовлялись из обожженной глины, единичные экземпляры встречались костяные и свинцовые.

Существует мнение, что эти гирьки были грузилами, которые прикреплялись к рыболовным сетям. Вероятно, наиболее массивные и тяжелые гирьки иногда находили применение в рыболовном деле. Однако главным назначением их было ткацкое дело, где они служили подвесками к нитям основы для их натягивания. Что пирамидальные гирьки предназначались для ткацкого производства, доказывают, в частности, находки гирек из необожженной или слабо обожженной глины.³⁶ В воде такие «грузила» быстро бы разрушались.

Как показывают вазовые изображения, греческий ткацкий станок (рис. 13) состоял из следующих составных частей. Две вертикальные деревянные стойки с заостренными концами, вбитыми в землю, были вверху скреплены поперечиной, под которой находился вал для наматывания на него готовой ткани по мере ее изготовления. С этого же вала спускались вертикально натянутые нити основы с подвешенными к их нижним концам коническими или пирамидальными гирьками.

Приблизительно посередине станка изображены две перекладины, которые служили для образования «зева», т. е. переменного разделения четных и нечетных нитей основы при переброске между ними утка.³⁷ Греческий ткацкий станок по своей конструкции был очень примитивен и требовал, чтобы ткачиха работала стоя. Греческие писатели отмечали превосходство египетского ткацкого станка, так как горизонтальный египетский станок был технически более совершенным и позволял ткать сидя.³⁸ Существенной особенностью греческого ткацкого станка являлась необходимость привязывать к нитям основы тяжести в виде специальных гирек.

Рис. 13. Ткацкая мастерская; рисунок на аттическом лекифе. VI в. до н. э.

Если присмотреться к тем пирамидальным «грузилам», которые в таком множестве встречаются при раскопках античных поселений, то нельзя не заметить, что большинство их изготовлено тщательно, нередко с претензией на внешнюю привлекательность. На пирамидальных гирьках нередко встречаются различные клейма, иногда даже оттиски гемм (резных камней). Подобного рода клейма были бы совершенно излишними на рыболовных грузилах, но они представлялись вполне уместными на ткацких гирьках, поскольку последние входили в бытовой инвентарь дома, где ткацким делом обыкновенно занималась хозяйка дома со своими рабынями.

Многочисленные находки ткацких гирек в боспорских поселениях, начиная с древнейшего периода, подтверждают, что здесь, как и в других областях античного мира, обработка шерсти и ткацкое производство были тесно связаны с домашним производством и входили в обязанность женщины-хозяйки. Широкое распространение домашнего ткачества, конечно, не исключало существования в боспорских городах ткацких мастерских, выпускавших ткани на рынок.

В городах Боспора, несомненно, изготовлялись самые разнообразные металлические изделия, начиная с орудий труда, предметов хозяйственно-утилитарного назначения и кончая художественными ювелирными изделиями и предметами украшения. Орудия сельскохозяйственные (сошники для плугов, серпы, мотыги, заступы и пр.), камнетесные, плотничьи, кузнечные и другие, а также различные строительные части и материалы (металлические скрепы, гвозди, замки и пр.) — все это производилось в боспорских мастерских. Немало металла шло на изготовление оружия (наконечники копий и стрел, мечи, кинжалы, панцыри, шлемы, щиты) и военные машины.

На Керченском полуострове имеются богатейшие залежи железной руды, добыча которой не представляет особенных трудностей, так как руда залегает неглубоко. Использовались ли эти железорудные богатства в античную эпоху боспорскими металлургами? Литературные источники об этом ничего не говорят. Не так давно при раскопках боспорского города Китея (южнее Керчи) были обнаружены куски древних железных шлаков. Химический анализ показал, что эти шлаки не имеют отношения к местным рудам. Керченская руда отличается рядом свойств (пылевидность, низкий процент железа, большое количество фосфора), которые могли весьма затруднить и даже сделать невозможным ее использование в условиях античной металлургической техники, добывавшей кричное железо непосредственно из руды в примитивных плавильных горнах.

Возможно, на Боспор доставлялась криворожская железная руда, отличающаяся более высоким качеством и, повидимому, в достаточно широких масштабах использовавшаяся в античную эпоху скифами. Открытие Б. Н. Граковым на Каменском городище (в районе Никополя, на левом берегу Днепра) крупного металлургического центра Скифии, базировавшегося на местных рудах Криворожья, делает весьма вероятным импорт руд или готового металла на Боспор из приднепровских областей Скифии, особенно в период оживленного торгового обмена при Спартокидах. Столь же вероятным можно считать ввоз железа и меди из Малой Азии. Прямых подтверждений этого в источниках нет, но, учитывая тесные торговые связи Боспора с южными причерноморскими городами, представляется вполне вероятным импорт малоазийского металла, кстати сказать пользовавшегося широкой известностью в античном мире.³⁹

Область халибов на юго-восточном побережье Черного моря славилась искусными металлургами; высокосортное железо и сталь оттуда экспортировались в Грецию через города Синопу и Амис. Синопская сталь считалась особенно хорошей для производства плотничьих орудий. Разрабатывались в южном Причерноморье и медные руды, причем особенно чистой считалась медь, добывавшаяся в области, где жило племя мосиников. Медь могла поступать на Боспор и с Кавказа, прежде всего, из месторождений верхней Кубани, бассейнов Лабы, Белой, использовавшихся, как показал недавно А. А. Иессен, уже в медно-бронзовое и ранне-скифское время местными прикубанскими металлургами. Не исключена возможность, что медь в некотором количестве доставлялась также с территории Скифии — теперешней Украины, где, например в районе города Артемовска, были обнаружены древние разработки меди.

Отливка металлических изделий производилась в каменных и глиняных формах, которые известны по находкам в некоторых боспорских городах. Литейные формы состояли обычно из двух половинок. Для того, чтобы обе половины точно приходились одна к другой и не сдвигались во время литья, они скреплялись металлическими штифтами; в одну половину вделывались штифты, в другой устраивались углубления, куда эти штифты должны были входить.

Для плавки золота применялись небольшие глиняные тигли и чашки, образцы которых обнаружены не так давно при раскопках Пантикапея.

Откуда поступало золото и серебро на Боспор? Геродот сообщает о том, что на севере, несомненно, много золота и что стерегут его грифоны, а похищают золото одноглазые люди аримаспы. ⁴⁰ В этой легенде, несомненно, нашло свое отражение обилие залежей золота в области Урала, а также северного Казахстана и Алтая, откуда оно доставлялось и в северное Причерноморье, в Скифию. Другим источником золота могла быть южная Фракия, обладавшая золотыми и особенно богатыми серебряными приисками (гора Пангей, Дисор и др.), а также Колхида. Греческие писатели сообщают, что многие реки, текущие с Кавказа, несут с собой золотой песок; жители опускают в воду густошерстные овечьи шкуры и собирают пристающий к ним песок.⁴¹

Существует мнение, что в период оживленных торговых сношений Боспора с Афинами оттуда поступали на Боспор и благородные металлы. Такое предположение довольно вероятно в отношении серебра, поскольку Афины владели богатейшими Лаврийскими серебряными рудниками. Что касается золота, то вряд ли Афины могли поставлять его на Боспор в значительном количестве, так как сами получали этот металл преимущественно из Фракии.⁴²

В производстве изделий из благородных металлов значительное место на Боспоре занимала чеканка рельефных изображений и украшений, а иногда и сложных изобразительных композиций как на отдельных пластинках, так и на тех или иных частях сосудов. В этой связи большой интерес представляет находка при раскопках Тиритаки бронзового штампа III—II вв. до н. э., который применялся при изготовлении золотых бляшек с рельефным изображением Афродиты, служивших для украшения одежды, перстней и пр.⁴³

Штамп представляет собой стержень, на нижнем конце которого имеется рельефное изображение (рис. 14). Близ нижнего конца в стержне сбоку есть углубление, куда вставлялась рукоятка. Золотая пластинка, подлежавшая чеканке, накладывалась на кусок свинца, затем к пластинке мастер прикладывал штамп и ударял по его верхнему концу молотом, вследствие чего конец штампа сильно расплющен.

Штамп вдавливал золотую пластинку в свинцовую «подушку», и в результате пластинка получала то же рельефное изображение, которое имеется на штампе, только с более смягченными контурами. Отдельные детали затем усиливались в готовой отчеканенной пластинке снаружи с помощью мелких инструментов, иногда при окончательной отделке применялась еще и гравировка.

Находка штампа в Тиритаке не только выясняет один из технических приемов, применявшихся боспорскими мастерами-торевтами, но и в высшей степени убедительно доказывает насколько распространенной была эта отрасль художественного ремесла, поскольку даже в небольших боспорских городах существовали мастерские по изготовлению такого рода изделий.

Рис. 14. Бронзовый штамп III—II вв. до н. э., найденный в Тиритаке. 1 — вид сверху, 2 — вид снизу, 3 — вид сбоку.

В производстве чеканных художественных изделий часто употреблялись также деревянные формы. В дереве вырезалось соответствующее рельефное изображение, которое затем сверху обтягивалось тонкой золотой пластиной. Деревянная форма иногда не извлекалась из готовой отштампованной пластины и оставалась в ней как твердая основа, предупреждавшая возможность деформации. При тиснении более мелких вещей одна и та же деревянная форма использовалась для изготовления серии однородных блях. Крупные города Боспора, и прежде всего Пантикапей, были местом производства большого количества художественных металлических изделий из золота, электра, серебра.

Состоятельные боспорцы, а также скифо-сарматская знать, ставшая благодаря торговле обладателем богатств, могли покупать множество предметов роскоши — драгоценную утварь, художественное оружие, разнообразные ювелирные предметы украшения. Большой спрос на дорогие художественные металлические изделия отчасти удовлетворялся привозными вещами из Малой Азии и Греции. Но еще больший успех и обеспеченный сбыт могли иметь изделия тех греческих мастеров, которые, переселившись в города Боспора и хорошо зная запросы заказчиков, изготовляли вещи, близко отвечающие местным вкусам и потребностям.

Такие греческие мастера, преимущественно выходцы из Малой Азии, работали на Боспоре издавна. Но особенно большой наплыв торевтов в Пантикапей из Греции начался с последних десятилетий V в., когда торговля хлебом быстро привела к накоплению больших средств у местной варварской знати и боспорских купцов.

О том, какие мастера по художественным металлическим ремеслам работали на Боспоре при Спартокидах с конца V в., свидетельствует художественный уровень пантикапей^ких монет. При Левконе I пантикапейский монетный двор впервые стал чеканить (около 370 г.) наряду с серебряной и медной монетой золотые статеры с изображением на лицевой стороне головы юного или старого сатира, а на обороте грифона, идушего по хлебному колосу (табл. I, 16—20) головы быка, полу грифона над осетром и др. С полным основанием эти пантикапейские статоры причисляются к древнегреческим монетным шедеврам. Штемпели для пантикапейских монет были сделаны отличными художниками.

Рис. 15. Золотая обивка горита из Чертомлыцкого кургана. Начало IV в. до н. э.

В мастерских боспорских торевтов производились самые разнообразные вещи. Посредством чеканки изготовлялись сотни и тысячи золотых пластинок, служивших для украшения одежды, пологов и т. п.

На пластинках, предназначавшихся для продажи скифам, нередко бывали представлены ритуальные сцены (побратимство скифов, богиня с зеркалом и скиф, богиня, вручающая ритон скифу). Весьма разнообразны были звериные изображения, еще больше изготовлялось золотых бляшек орнаментального типа в виде розеток, пальмет, треугольников, заполненных выпуклыми кружками, и т. д. Выделывались также золотые браслеты и гривны (обручи, надевавшиеся на шею), имеющие часто концы в форме львиных голов, височные подвески, головные украшения, обивки горитов (футляров для лука обкладки рукоятей и ножен мечей, чеканные нагрудные украшения панцырей и щитов, тонкие ювелирные вещи (серьги, перстни, ожерелья). Боспорские мастерские выпускали и художественные сосуды, электровые сосуды из золота и серебра. Все эти изделия широко расходились не только по Боспору, но и по всему северному Причерноморью. Ведущее положение Пантикапея в данной области художественного производства не подлежит сомнению.

Отметим несколько наиболее выдающихся произведении боспорских торевтов. На рис. 15 представлена большая электровая золоченая пластина (весом в 196 г), покрывавшая лицевую сторону скифского горита, т. е. футляра для лука и стрел, найденного в знаменитом Чертомлыцком кругане (северо-западнее города Никополя), в котором был погребен около середины IV в. до н. э. один из скифских царей. Бляха сплошь украшена рельефными изображениями и орнаментом, исполненными чеканкой и последующей гравировкой.⁴⁴ Верхний фриз состоит из фигур борющихся зверей. Под ним в два яруса расположены сцены из жизни Ахилла, причем первым эпизодом представлено обучение мальчика Ахилла обращению с луком. Нижняя часть украшена пышным орнаментом из пальмет и побегов аканфа с цветами, идущих и по левому краю. На правом нижнем выступе изображены два грифона, терзающие барса.

Выбор для украшения обивки горита сцен из жизни Ахилла, являвшегося в представлении греков олицетворением отваги и геройства, а также изображений борющихся животных, вполне соответствовал боевому назначению горита как футляра для оружия. Самый факт изготовления этого художественного металлического рельефа для обивки горита — специфически скифского предмета вооружения — показывает, что греческий художник-торевт, выполнивший обивку, жил в северном Причерноморье и работал на скифских заказчиков. Но в художественном содержании данного произведения нет ничего, что выдавало бы знакомство мастера с жизнью тон варварской среды, для которой он делал данную вещь. Обивка горита сделана в чисто эллинском духе и отражает стиль и образы монументального греческого искусства последних десятилетий V в. до н. э.

Близки по стилю к обивке горита золотые ножны меча, найденные в том же Чертомлыцком кургане (рис. 16). На верхнем боковом выступе, который служил для прикрепления меча к поясу, представлен грифон, терзающий голову оленя. Узкое поле ножен украшено сценами боя между греками и варварами, которыми являются здесь, повидимому, персы. Вот перс замахнулся, чтобы нанести удар греческому воину, призывающему на помощь товарищей; рядом представлена схватка между греческим воином, пытающимся поднять раненого товарища, и персом.⁴⁵ Далее показан упавший на колени перс, отбивающийся секирой от наступающего на него грека; на выручку ему спешит конный перс, но конь его ранен и падает; позади коня лежит раненый греческий воин, которому другой воин оказывает помощь. Замыкается композиция изображением лежащего на земле раненого перса, который держит за уздечку коня с седлом. Лишь в деталях варварских костюмов, в «скифском» степном облике крайней правой лошади — низкорослой,[10] с характерной оседловкой — можно отгадать знакомство мастера с реальной жизнью и бытом скифов, для которых изготовлены ножны.

Рис. 16. Золотые ножны меча

Совсем иной характер носит золотая обкладка рукояти того же меча. Она сделана в типичном скифском «зверином» стиле, возможно скифским же мастером; не исключено, что ее делал и грек, постаравшийся представить звериные изображения в скифском стиле. Такие изделия в большом количестве изготовлялись в боспорских мастерских.

Наряду с этим боспорские торевты, т. е. мастера, работавшие непосредственно на Боспоре, создали ряд великолепных произведений, в которых с поразительным реализмом воспроизведены сцены из жизни скифов. Они отличаются не только художественным мастерством, но и глубоким знанием быта, костюмов, вооружения скифов и т. д. К такого рода шедеврам боспорской торевтики принадлежат куль-обский электровый и воронежский серебряный сосуды, серебряные сосуды и золотой гребень из кургана Солохи, серебряная амфора из Чертомлыцкого кургана, т. е. вещи, найденные в богатых могилах скифских царей и знати.

Чертомлыцкая серебряная амфора представляет собою роскошный сосуд (начала IV в. до н. э.) для вина.⁴⁶ В соответствии с таким назначением сосуда внутри горла вделано ситечко для процеживания вина, а в нижней части приделаны львиные маски и крылатая голова лошади с отверстиями, которые закрывались серебряными пробочками. Через эти отверстия вино изливалось наружу. На плечах амфоры изображены грифоны, терзающие оленей. Туловище украшено пышными побегами аканфа, пальметами, цветами, на которых сидят птицы. Замечателен фриз на плечах амфоры, состоящий из рельефных фигур, припаянных к стенкам сосуда и представляющих скифов в степной обстановке среди табуна (рис. 17). Скифы заняты поимкой пасущихся коней. Две лошади мирно щиплют траву, двух других бегущих лошадей скифы ловят арканами, одну лошадь скиф стреноживает, и т. д. Интересно, что тип небольшой, коренастой лошади и форма седла совершенно такие же, как на ножнах меча Чертомлыцкого кургана.

Рис. 17. Изображение скифов на чертомлыцкой серебряной амфоре. Начало IV в. до н. э. (Эрмитаж).

Рис. 18. Золотой гребень из кургана Солоха. Первая половила IV в. до н. э. (Эрмитаж).

Не менее великолепен золотой гребень (рис. 18), найденный в скифском царском кургане Солоха (юго-восточнее города Никополя) первых десятилетий IV в. и являющийся произведением одного из выдающихся греческих художников, работавших на Боспоре. 19 зубьев гребня завершаются ажурным фризом, состоящим из пяти фигур лежащих львов.⁴⁷

Верх гребня представляет скульптурную композицию боя, выполненную с исключительным художественным мастерством. Группа сражающихся состоит из трех воинов. В центре изображен, повидимому скифский царь на коне с коротким копьем в правой руке и щитом в левой. У всадника смешанное греко-скифское вооружение: греческие шлем и поножи, надетые поверх штанов, и скифский чешуйчатый панцырь, стянутый пластинчатым скифским поясом, к которому подвешен колчан. Под вздыбившейся лошадью царя лежит на спине поверженная мертвая лошадь со скорченными ногами и раной на шее, из которой течет кровь. На всадника наступает пеший воин в варварской одежде, но в греческом шлеме и панцыре, сбоку на поясе висят ножны меча. Позади царя изображен пеший воин-скиф с непокрытой головою: в руках у него небольшой четырехугольный щит и короткий меч (акинак), на левой стороне висит такой же колчан, как у конного воина. С большой тщательностью показаны детали одежды и вооружения сражающихся. Изобразить так скифов мог только художник, хорошо знавший их внешний облик, нравы, быт.

В том же кургане Солоха найдены остатки горита с 180 бронзовыми наконечниками стрел.⁴⁸ От горита, который был сделан из кожи, сохранилась обивка — покрывавшая его снаружи серебряная позолоченная пластина, украшенная чеканными изображениями (рис. 19). Вверху показаны лев и грифон, терзающие оленя, средняя часть пластины занята изображением сражения, на правом нижнем выступе представлены два грифона с звериными рогатыми головами.

Рис. 19. Серебряная обивка горита из кургана Солоха. Первая половина IV в. до н. э.(Эрмитаж).

С большой выразительностью передана художником картина боя, происходящего между варварами, одетыми в одинаковую, свойственную скифам, одежду: двубортный кафтан с треугольным выступом спереди, широкие штаны, доходящие до щиколоток, мягкие сапоги. Внешность сражающихся различна, одни безбороды и имеют правильные черты лица, другие изображены бородатыми и курносыми. Слева мы видим бой между молодым полуобнаженным пешим воином и всадником. Пеший воин вооружен боевым скифским топором и щитом, которым он защищается от замахнувшегося на него копьем конного воина. Правее пеший воин с мечом в правой руке стаскивает с падающей, повидимому раненой, лошади всадника, который, едва удерживая выскальзывающий из руки меч, старается левой рукой освободиться от вцепившейся в волосы руки противника. Позади всадника видна фигура пешего воина. Показательно, что лица варваров, особенно с окладистыми бородами, весьма напоминают изображения сатира на пантикапейских статерах IV в. до н. э. Последнее еще более убеждает, что местом изготовления горита был Пантикапей.

К выдающимся произведениям боспорских торевтов, работавших в Пантикапее в IV в. до н. э., относится и знаменитый электровый сосуд из кургана Куль-оба (рис. 20). Форма этого сосуда, имеющего шаровидное туловище, свойственна многим металлическим сосудам, найденным в скифских курганах; она соответствует определенному типу скифских глиняных сосудов с той лишь разницей, что к куль-обскому припаяна снизу кольцеобразная подставка. Указанного типа круглые сосуды употреблялись у скифов при культовых церемониях, и, повидимому, куль-обский сосуд имел также ритуальное назначение.

Посредством чеканки и гравировки туловище сосуда украшено изображениями скифов, представленных на привале под открытом небом после боя.⁴⁹ Ландшафт показан условно: местами обозначены неровности почвы, поросшей кое-где цветами, которые должны напоминать растительный покров поля. Изображено на сосуде несколько сцен: военачальник слушает донесение воина; воин перевязывает раненую ногу товарища; воин лечит раненую или больную челюсть другого; воин натягивает тетиву лука. И здесь во всем видна превосходная осведомленность художника: одежда, оружие скифов переданы с поразительным реализмом и знанием деталей.

Рис. 20. Электровый сосуд из кургана Куль-оба. IV в. до н. э. (Эрмитаж).

Высокое мастерство художника ярко проявилось в прекрасной по своим тонким оттенкам характеристике каждой группы и отдельных персонажей. Величественна фигура военачальника опирающегося обеими руками на копье; полон напряженной сосредоточенности воин, занятый налаживанием лука; замечательно изображено бинтование ноги с характерным жестом терпящего боль раненого, инстинктивно хватающего левой рукой правую руку товарища, делающего перевязку; физическое страдание воина с больной челюстью великолепно передано не только выражением лица, но и всей сжавшейся от боли фигурой пациента, судорожно ухватившегося за руку врачующего товарища.

Другой серебряный сосуд, сходный с куль-обским по форме и по характеру изображений, (правда, в художественном отношении он значительно уступает куль-обскому), найден в скифском кургане близ Воронежа и является также произведением, вышедшим, вероятнее всего, также из какой-то пантикапейской мастерской.⁵⁰

В произведениях боспорских торевтов отражен богатый запас непосредственных наблюдений, позволивший правдиво и точно воспроизводить не только внешний облик и быт местных жителей северного Причерноморья, но также их религиозную жизнь и верования. В этом отношении прекрасным примером может служить найденный в кургане Карагодеуашх (на Кубани) серебряный ритон конца IV в. до н. э., украшенный изображением культового содержания.⁵¹

Над фризом пальмет и поясом, содержащим прекрасно исполненные изображения птиц, представлены две обращенные одна к другой фигуры конных варваров. Справа изображен бог-всадник, возможно скифский бог Папай, благословляющий царя, который сидит на коне слева, держа в одной руке скипетр, а в другой — культовый сосуд-ритон. В чиста греческой художественной форме здесь даны образы присущих варварам религиозных представлений, с которыми художник мог так близко познакомиться, только находясь в непосредственном общении с местным населением северного Причерноморья.

Небезинтересно сопоставить поименованные выше выдающиеся произведения художников-торевтов, работавших на Боспоре и досконально знавших жизнь скифов, с произведениями на темы из быта «варваров», изготовлявшимися в Греции художниками, которые не имели возможности непосредственно наблюдать этих варваров и общаться с ними. В этом отношении очень показательны вазы, выполненные одним из первоклассных афинских художников первой половины IV в. до н. э. — Ксенофантом.⁵² Подписанные его именем два больших лекифа (сосуды для косметического масла) найдены: один в гробнице на окраине Керчи, другой — в насыпи так называемого Змеиного кургана, входящего в цепь курганов Юз-оба; обе вазы хранятся в Эрмитаже, где находится большинство лучших находок из курганов и некрополей Боспора.

Наиболее роскошен и художественно эффектен первый из упомянутых сосудов. Его туловище украшено обычными краснофигурными изображениями и наряду с этим большим числом мастерски исполненных рельефных фигур, раскрашенных многоцветными красками. Картина представляет двух-ярусную композицию сцен охоты варваров на грифонов и вепрей. Охота происходит в какой-то экзотической стране, ландшафт которой охарактеризован высокой позолоченной пальмой и небольшими деревцами лавра. Часть охотников изображена пешими, один верхом на коне, один в колеснице. На черном фоне выступают изображенные в бурном движении фигуры вооруженных охотников, их собак, коней и преследуемых зверей, покрытые белой облицовкой и причудливо окрашенные поверх облицовки в розовые, голубые, фиолетовые, красные тона; сверх того, многие детали, в том числе даже такие, как бороды и волосы некоторых охотников, покрыты позолотой.

Художник явно делал эту роскошную вазу в расчете сбыть ее в северное Причерноморье, в Скифию, на Боспор. Поэтому-то он и избрал такой сюжет, в котором действующими лицами являются не греческие персонажи, а варвары; объектом же охоты служат грифоны, легенды о которых как о хранителях скифского золота были так популярны в северном Причерноморье. Но, не имея достаточного представления о реальном облике скифов, их одежде, оружии, физическом типе, Ксенофант мог изобразить на своей лекифе лишь трафаретных, условных варваров, какими их рисовали художники в Греции, знавшие варваров понаслышке и по таким же условным изображениям, шаблон которых издавна установился в греческом искусстве. Для большей убедительности Ксенофант сопроводил фигуры охотников варварскими именами, но имена эти персидские.

В произведении Ксенофанта, импортированном на Боспор из Афин, нет и малой доли того замечательного «этнографического» реализма, подлинного знания жизни и внешнего облика скифов, какими отличаются произведения боспорских торевтов.

Эллинистический период с конца IV в. вносит значительные изменения в производство художественных металлических изделий. Обильной становится выделка преимущественно серебряной утвари, которая находила широкий сбыт как у богатых жителей крупных боспорских городов, так и у эллинизованных местных жителей в районах, ближайших к этим городам.

В гробницах Артюховского кургана, в земляном склепе Зеленского кургана⁵³ на Таманском полуострове и в других богатых погребениях найдены целые серии изящных серебряных сосудов ранне-эллинистического времени (рис. 21—22). Украшения этих сосудов состоят преимущественно из позолоченных растительных и орнаментальных мотивов, исполненных гравировкой и чеканкой мелкими пунсонами; детали обычно сделаны литьем. Больших изобразительных композиций, выполненных тиснением, как это делали в IV в., теперь уже нет.

Очень интересно развитие на Боспоре в эллинистический период нового стиля в ювелирном искусстве. В формировании этого стиля, достигшего наибольшего расцвета уже в римское время, играли большую роль усилившиеся в эллинистический период влияния Востока. Характерной особенностью его является полихромия, стремление к созданию ярких красочных сочетаний, которые достигались тем, что поверхность изделий из золота усеивалась цветными камнями (гранатами, сердоликами, бирюзой и пр.), вставками цветного стекла и эмали.

Боспор был одним из крупнейших центров на периферии античного мира, сыгравшим исключительно важную роль в разработке полихромного стиля и в широчайшем распространении его не только в северном Причерноморье, среди местных, оеобонно сарматских, племен, но и далеко за этими пределами.

Замечательные образцы ранних полихромных ювелирных изделий конца III в. до н. э. имеются в погребениях Артюховского кургана (на Таманском полуострове, близ Фанагории), служившего семейным некрополем какого-то очень зажиточного боспорца, вероятно грека, жителя Фанагории или Кеп.⁵³

В одной из гробниц названного кургана погребена женщина в чрезвычайно богатом уборе, в состав которого входили многочисленные драгоценные предметы украшения. Голову украшала пышная золотая диадема, центральная часть которой сделана в виде большого узла, состоящего из золотой с эмалью оправы и вделанных в нее шести крупных гранат. Середина узла украшена рельефным изображением орла с распростертыми, расцвеченными эмалью, крыльями, несущего в когтях крылатого Эрота. К диадеме подвешены сирийские гранаты в форме шариков и сердечек с привесками из цепочек, на концах которых находятся ювелирно разукрашенные золотые шарики. Сочетание яркого золота с цветными камнями, дополненное вкраплением разноцветной эмали, является характерным проявлением полихромного стиля, который определяет собою основную линию развития боспорского ювелирного искусства в эллинистическое время.

Большой спрос на художественные металлические вещи и украшения из благородных металлов, исходивший как со стороны имущей торговой верхушки греческого населения Боспора, так и особенно со стороны разбогатевшей на торговле варварской знати, создавал чрезвычайно благоприятные условия для плодотворной работы на Боспоре греческих ювелиров и торевтов. Перед ними в боспорских городах открывалось широкое поле деятельности ввиду наличия почти неограниченных возможностей сбыта дорогих художественных изделий.

Рис. 21. Серебряные сосуды из Зеленского кургана. Конец IV в. до н. э. (Эрмитаж).

Необходимость приспосабливаться к вкусам и запросам заказчиков и покупателей в лице, прежде всего, варварской верхушки способствовала тому, что блестящий расцвет металлического художественного ремесла на Боспоре сопровождался созданием своеобразных, оригинальных произведений, хотя и выполненных в духе эллинского искусства, но отвечавших запросам местной среды. Именно благодаря этому боспорское ювелирное искусство и торевтика создали много таких в высокой мере оригинальных памятников, которые вошли ценнейшим вкладом в сокровищницу мирового искусства.

Рис. 22. Серебряный килик из Зеленского кургана. Конец IV в. до н. э. (Эрмитаж).

Широко развито было в городах Боспора керамическое производство. Изделия из глины играли очень важную роль в хозяйственном и домашнем быту. Не только столовая и кухонная посуда была преимущественно глиняной (рис. 23). Из глины выделывались все крупные сосуды — амфоры, пифосы, в которых хранились и транспортировались различные жидкие и сыпучие продукты. Глина употреблялась и в производстве таких строительных материалов, как кровельные черепицы, водопроводные трубы, различные архитектурные украшения. Из глины выделывались различные мелкие предметы хозяйственного назначения: пряслица для ткацких веретен, гирьки для ткацких станков и т. п. Наконец, в художественном ремесле также значительное место занимали керамические изделия, прежде всего в виде различного рода глиняных статуэток.

Столь широкое применение глины обусловлено было, в частности, тем, что металлическая промышленность не могла удовлетворить нужду в изделиях широкого потребления достаточно дешевой продукцией, а стекло, хотя и известное в раннее время, получило широкое применение в производстве массовой обиходной посуды лишь с начала I в. н.э., когда было освоено дутье. До этого времени стекло шло лишь на выделку предметов украшения (бусы, подвески и т. п.) и роскоши (флаконы из пестрого стекла для ароматического масла).

При столь разнообразном применении глиняных изделий в обиходе древних, потребность в этих изделиях не могла всецело удовлетворяться импортом, хотя ввоз керамики, и прежде всего лучших сортов посуды, был всегда значителен в общей массе товаров, поступавших из Греции и Малой Азии в северное Причерноморье.

Гончарное производство возникло в греческих городах Боспора очень рано. Этому, конечно, способствовало и то обстоятельство, что сырье, т. е. глина, пригодная для гончарного дела, имелось почти повсюду. Раньше всего началась выделка простой посуды для удовлетворения нужд повседневного обихода, причем изготовление этой посуды на первых порах производилось переселившимися в северное Причерноморье греческими гончарами. Но по мере роста городов Боспора продукция боспорских гончарных мастерских расширялась и включала уже и некоторые категории гончарных изделий более тонких, глазурованных и расписных.

Смешение греческого и местного населения привело к тому, что в быт жителей боспорских городов стала постепенно входить скифо-сарматская посуда; от греческой она отличалась прежде всего тем, что ее делали без гончарного круга, посредством простой лепки от руки, а обжиг производили в более примитивных горнах.

Местная лепная посуда особенно прочно вошла в обиход, менее обеспеченных групп — населения боспорских городов. На протяжении столетий изменялись ее формы, а отчасти и характер выделки.

Рис. 23. Кухонные глиняные сосуды местного производства; верхний — V в. до н. э., нижний — I в. н. э.

Большое строительство в городах создавало потребность в керамических строительных материалах. В связи с этим стали возникать эргастерии («заводы»), изготовлявшие глиняные черепицы.

Значительный спрос на терракотовые статуэтки создал выгодные предпосылки для развития этой отрасли производства в боспорских городах, где уже в VI в. появились коропласты, как показала находка в Нимфее глиняных форм для изготовления статуэток.

Весьма важное значение имеют открываемые археологическими раскопками остатки производства в виде различного рода орудий и отходов. Такие остатки керамического производства обнаружены в ряде городов Боспора: в Нимфее (следы гончарных печей VI в. до н. э., гончарная печь I в. н. э.), в Пантикапее и Фанагории (гончарные печи III—IV вв. н. э.).

Особенный интерес представляют обнаруженные при недавних раскопках святилища Деметры в Нимфее следы керамического производства, существовавшего там уже во второй половине VI в. до н. э., что доказывает раннее возникновение в боспорских городах своего собственного изготовления глиняных изделий.⁵⁴ Остатки двух круглых небольших обжигательных печей, значительное количество бракованных изделий, покоробившихся, ошлаковавшихся, растрескавшихся при неудачном обжиге, а также находка муфтообразных глиняных подставок, на которые устанавливались сосуды при размещении их в обжигательной камере гончарного горна, — все это вполне убеждает, что в Нимфее уже вскоре после его основания были свои керамические мастерские, в которых работали, очевидно, приезжие мастера. Они изготовляли сероглиняную посуду, которая шла и на удовлетворение бытовых потребностей жителей города и для нужд святилища.

Находка на территории святилища глиняных форм для производства терракотовых фигурок показывает, что и эта отрасль керамического дела на Боспоре ведет свое начало с очень раннего времени.

Но первоначально, как мы видим, керамисты, обосновавшиеся на Боспоре, делали статуэтки с помощью готовых привозных форм.

В ранний период при наличии весьма обильного импорта высококачественной посуды, в том числе и художественной, из Малой Азии и Греции производство художественной керамики на Боспоре не могло получить достаточно широкого развития. Местные боспорские гончары выпускали преимущественно простую хозяйственную посуду широкого потребления: кувшины, чаши, блюдца, миски и т. п. Художественная отделка этих изделий ограничивалась чаще всего простейшей орнаментацией в виде исполненных красной глазурью поясков.

Производство глиняной посуды на Боспоре приняло особенно широкие размеры, начиная с IV в. до н. э., в эллинистический период. При раскопках боспорских поселений наблюдается обыкновенно обилие керамики этого времени, изготовленной, несомненно, местными гончарами. Она достаточно разнообразна; наиболее распространенными типами обиходной посуды являлись: кухонные круглодонные двуручные горшки с крышками, сковороды, кувшины, большие массивные чаши со сливом, рыбные блюда, тарелки, блюдца, бальзамарии, светильники и др.

Большей частью формы названных сосудов восходят к широко распространенным в греческом мире типам. Некоторые разновидности простых глиняных сосудов (тарелочки, светильники и т. п.) сделаны как подражание формам привозной чернолаковой керамики. На Боспоре изготовлялась в некотором количестве и чернолаковая посуда. В эллинистический период там, так же как в Ольвии и Херсонесе, выделывались сосуды, украшенные росписью в виде растительных узоров, гирлянд, сочетающиеся с орнаментом поясков.⁵⁵

В конце IV в. на Боспоре возникло производство художественных расписных ваз, получивших значительное распространение в III и отчасти во II в. до н. э. Они известны под названием «акварельных» или полихромных ваз и представляют большой интерес как весьма оригинальная группа местной художественной керамики эллинистической эпохи.

Производство такого рода ваз на Боспоре (а затем и в Ольвии)⁵⁶ возникло вскоре после того, как Афины прекратили выделку и экспорт краснофигурных ваз. Полихромные вазы боспорского изготовления (местом их производства были, вероятно, Пантикапей и Фанагория) явились как бы своего рода заменителем чрезвычайно популярных и широко вошедших в быт в IV в. до н. э. аттических краснофигурных ваз. Поэтому в полихромных боспорских вазах, особенно более ранних, можно заметить не мало черт, роднящих их с краснофигурными вазами и указывающих на определенную преемественность. Сходство наблюдается и в формах сосудов, и в сюжетах росписи, и даже отчасти в некоторых технических приемах ее исполнения. Однако, отражая общие веяния и приемы, свойственные всей греческой вазовой живописи эллинистической эпохи, боспорские полихромные вазы представляют собой оригинальную группу произведений художественно-керамического производства.

Краски, которыми расписывались полихромные вазы, очень непрочны. Обычно такие вазы, обнаруживаемые в погребениях (а они почти исключительно там только и встречаются), имеют сильно разрушившийся от сырости красочный покров. Некоторыми исследователями было высказано предположение, что роспись на таких вазах наносилась минеральными красками, разведенными водой. Отсюда и возникло наименование акварельных ваз. Однако более специальное изучение показало, что в краски, употреблявшиеся при расписывании сосудов, вводилось еще и некоторое количество связующего вещества органического происхождения, возможно казеина. Поэтому название «акварельные» вазы надлежит рассматривать как чисто условное, не обоснованное техническими данными. Как уже указывалось, формы боспорских полихромных ваз в большинстве своем сходны с наиболее распространенными в краснофигурной аттической керамике формами: и там и здесь самым излюбленным типом являлась так называемая пелика — сосуд с округлым туловищем, широким горлом и двумя вертикальными ручками. Но, несмотря на близость форм боспорских ваз к аттическим, они отличаются от последних несколько более грубым, технически менее совершенным исполнением. В них нет той изысканности пропорций и четкости формы, как у аттических ваз.

Прежде чем расписывать полихромными рисунками, вазу всю сплошь покрывали черной, вернее темносерой (реже красной) краской, поверх которой наносилась разноцветная роспись. Рисунки, таким образом, получались на черном фоне. Иногда черный (или красный) фон занимал пространство только между рисунками, сами же рисунки располагались на незакрашенных участках, оставленных в цвете глины. Этот прием особенно близок технике росписи краснофигурных ваз. Однако при расписывании краснофигурных ваз прежде всего создавался ограниченный чернолаковым фоном общий силуэт изображаемого объекта в цвете глины, а затем уже посредством кисти художник в пределах этого силуэта прорисовывал линиями все внутренние детали, достигая нужной выразительности средствами графики. Лишь некоторые части изображений на краснофигурных вазах «роскошного» стиля расписывались еще разноцветными красками — белой, голубой, золотой; однако основа рисунков и при этом оставалась все же линейно-графической.

Полихромия, свойственная поздним стадиям краснофигурной вазописи как вспомогательное средство, у боспорских керамистов стала основным приемом исполнения росписи. На полихромных вазах рисунок наносился разноцветными густыми красками — белой, желтой, красной, лиловой, розовой, голубой; лишь иногда весь рисунок исполнялся одной бурокрасной краской; встречается на полихромных вазах и позолота. Для достижения большей яркости тонов предварительно поле рисунка нередко грунтовалось белой краской. Вазы более ранние по манере исполнения росписи еще обнаруживают сильную зависимость от аттической краснофигурной керамики; художники, расписывавшие вазы разноцветными красками, не могли полностью отрешиться от линии как руководящего элемента рисунка.

Но в дальнейшем боспорские вазописцы уже действуют смелее, переходя к чисто живописной манере, причем особенно интересно, что они, стремясь к рельефности и объемности изображаемых цветных фигур, начинают применять световые блики, наносимые белой краской. Правда, местные художники решительно упрощают греческие орнаменты, отчасти привносят несвойственные последним дополнения, т. е. по-своему перерабатывают то, что уже прочно установилось в искусстве греческой метрополии. Порой рисунки на полихромных вазах кажутся несколько грубоватыми и небрежными; в них наблюдаются подчас и явные анатомические неправильности, особенно при изображении фигур в движении. Но в общем все же в этих нарядных ярких рисунках столько свежести и подлинной живописности, что боспорские полихромные вазы, безусловно, могут быть причислены к значительным явлениям местного художественного ремесла эллинистической эпохи.

Что касается сюжетов росписи, то в этом отношении боспорские полихромные вазы не вносят чего-либо существенно нового. В основном они продолжают воспроизводить те же мифологические сцены, которые раньше были весьма популярны в краснофигурных вазах, изготовлявшихся в Афинах и предназначавшихся, главным образом, для сбыта в северном Причерноморье. Наиболее излюбленными были изображения амазонок, сражающихся с греками, грифонов, борющихся с аримаспами или амазонками; реже изображались голова амазонки рядом с головой коня, эроты на дельфинах, сирены. На обороте ваз обычно помещалось традиционное, часто весьма схематически исполненное, изображение двух мужских фигур, задрапированных в гиматии.

Особо следует отметить полихромные вазы, которые украшены лишь растительными мотивами в виде гирлянд и веток. Этот чрезвычайно распространенный в греческой расписной керамике эллинистического времени прием декоровки сосудов получил на боспорских полихромных вазах необычное выражение, сказавшееся в крайнем изобилии этих растительных украшений, которыми сосуд покрывался сверху донизу.

На рис. 24 воспроизведено одно из особенно интересных и не совсем обычных произведений, принадлежащих к группе боспорских акварельных ваз. Это найденный в Керчи глиняный одноручный сосуд, почти вся поверхность которого покрыта красной краской, исключая переднюю часть, где в цвете глины оставлен овальный участок. На нем с большой выразительностью написана красками голова бородатого мужчины, в которой, очевидно, переданы портретные черты какого-то неизвестного нам боспорца. Наложением светлых бликов на некоторые части лица, иными словами, путем передачи светотени, художник живописно его моделировал.

Вместе с тем контуры головы, шеи и плеч смело очерчены черной широкой линией, благодаря чему изображение головы особенно рельефно выступает из общего фона.

Приведенный пример убеждает в том, что над изготовлением акварельных полихромных ваз в боспорских городах работали весьма незаурядные местные мастера.

Когда в связи с общим экономическим подъемом в боспорских городах стали производиться большие строительные работы, которые вызывали широкий спрос на различные строительные материалы, то в Пантикапее, Фанагории, а затем и в Горгиппии, начиная с половины IV в. до н. э., было быстро налажено массовое производство глиняных черепиц, служивших для покрытия кровель.⁵⁷ Черепицы выделывались обычного греческого типа — в виде прямоугольных массивных плит, размерами 50 X 60 см (вес их достигал 29 кг), имеющих по продольным краям вертикальные бортики; точно такие же черепицы выделывались на острове Делосе, в Пергаме и других местах.

Рис. 24. Полихромный сосуд с изображением мужской головы. III в. до н. э. (Одесский музей).

Эти основные черепицы (κεραμίδες) укладывались на крыше рядами так, что нижние концы вышележащих черепиц налегали на верхние концы нижележащих. Чтобы вода не могла проникать в швы боковых стыков черепиц-керамид, последние покрывались сверху особыми покрышками (καλυπτηρες), имевшими снизу форму желоба; снаружи им придавалась граненая форма. Те калиптеры, которые выходили своими концами на край кровли, снабжались на переднем конце вертикальными щитками-антефиксами с рельефными украшениями, чаще всего в виде пальметок; иногда же на антефиксах помещалось изображение маски Медузы, которой приписывалась магическая сила отвращать злых духов. Внешняя поверхность черепиц часто покрывалась темнокрасной глазурью в целях придания черепицам большей сопротивляемости разрушительным действиям атмосферных осадков.

Благодаря клеймам на черепицах нам известны имена многих владельцев боспорских черепичных эргастерий. Среди них встречаются имена представителей боспорской знати, а также имена царей. Есть такие клейма, которые вполне определенно свидетельствуют, что выпустившее эти черепицы предприятие было собственностью «царя Спартока» (клеймо гласит: «Σπαρτόκου βασιλέως»), — имеется в виду Спарток III.

Большое количество боспорских черепиц III в. до н. э. носит на себе клеймо, содержащее одно слово «βασιλική» — «царская». Такое клеймо обозначало, что «(керамида) царская», т. е. изготовлена на царском черепичном эргастерий. На калиптерах, изготовлявшихся там же, обычно ставилось клеймо «βασιλικός» — «(калиптер) царский».

Торговля черепицами была весьма прибыльным делом, и это обстоятельство обусловило определенный интерес к дан ной отрасли производства у представителей боспорской знати и царей. Обзаведясь черепичными эргастериями, они извлекали из этого дела солидные доходы.

Изготовление черепиц на Боспоре продолжалось и в римское время, когда черепицы уже не клеймились. В отличие от черепиц времени Спартокидов, более поздние боспорские черепицы не отличались столь высоким качеством и тщательностью работы.⁵⁸

Гончарное производство было развито и в боспорских окраинных поселениях. Остатки керамического производства обнаружены при раскопках прикубанского боспорского города у станицы Елизаветинской. Там открыто несколько обжигательных горнов эллинистического и римского времени.⁵⁹ В керамическом производстве здесь применялся гончарный круг и другие приемы, свойственные греческой керамике. Вероятно, организаторами гончарного производства во многих прикубанских поселениях были боспорские гончары, переселившиеся туда вследствие значительного спроса на керамические изделия. Выпускавшаяся такими гончарными мастерскими посуда имела своеобразные формы, в основе которых нередко лежали формы греческой керамики, но более упрощенные, переработанные в соответствии с местными вкусами и и традициями.

В крупных поселениях в низовьях Дона также существовали свои гончарные мастерские, выпускавшие обычные для греческих городов изделия.

На восточной окраине Танаиса (Недвиговское городище) при раскопках были обнаружены две обжигательные гончарные печи III—II вв. до н. э. Одна из них (длиной 2.13 м, шириной 1.40 м) была впущена в землю и имела стены, сложенные из камней. В отличие от обычных обжигательных печей, у нее под обжигательной камеры был сделан из железных полос и имел вид решетки, напоминающей колосники современных печей. Находка около печи большого количества обломков глиняной посуды и пифоса, наполненного глиной, подтверждает предположение о том, что это была гончарная печь. К тому же внутри самой печи оказались четыре разбитые амфоры, на горлах которых имелись знаки, исполненные красной краской.⁶⁰ Очевидно, такие товары, как вино и масло, поступавшие извне в Танаис, доставлялись далее в поселения Придонья в амфорах местного производства.

Как правило, керамические мастерские располагались на окраине городов в ремесленных кварталах или вне городской черты, что вызывалось соображениями пожарной безопасности. Остатки производственных сооружений (гончарные печи) показывают, что в техническом отношении керамическое производство в боспорских городах стояло на достаточно высоком уровне.

Разнообразные строительные работы, производившиеся: в городах Боспора, требовали большого количества различных строительных материалов. Они нужны были для возведения оборонительных сооружений, для постройки частных и общественных зданий. Для устройства вымосток улиц, площадей, дворов основным строительным материалом являлся естественный камень. Возможности добычи строительного камня не везде были одинаковы. Города европейской части Боспора находились в благоприятных условиях, поскольку Керченский полуостров богат залежами известняков, являющихся прекрасным строительным материалом. В то же время города азиатской стороны были в значительно худшем положении, так как многие из них, в том числе Фанагория, не имели поблизости месторождений строительного камня и поэтому вынуждены были доставлять его из других районов, в частности с Керченского полуострова.

В районе Танаиса известняк добывался в местных каменоломнях. Но в придонских, как и в прикубанских, поселениях античной эпохи, в которых жило значительное количество негреческого населения, последнее очень широко применяло для строительных целей глину: стены жилых домов и хозяйственных построек строили, главным образом, глинобитным способом.

Добыча камня росла по мере расширения городов и увеличивавшегося в связи с этим спроса на строительные материалы. В наиболее ранний период, когда жизнь в колониях еще только начиналась, строители прибегали к камню экономно, применяя его преимущественно лишь для сооружения основания стен, цоколей; сами же стены воздвигались из сырцовых необожженных кирпичей.⁶¹ В дальнейшем значение камня как строительного материала все более увеличивалось, особенно в связи с сооружением оборонительных городских стен и башен, требовавшим огромного количества камня.

Строительный камень шел также на постройку гробниц и погребальных склепов, представлявших собой нередко весьма внушительные по размерам монументальные сооружения. Немало хорошего камня потреблялось местными скульптурными мастерскими, изготовлявшими особенно в большом количестве надгробия, т. е. каменные плиты с надписями и рельефами для установки на могилах.

Камень употреблялся в строительном деле различный — в виде бута, т. е. необработанных, грубо наколотых кусков камня, и в виде правильной формы плит, подвергнутых тщательной отеске. В монументальных постройках (крепостные стены и т. п.) тесаные плиты применялись только для облицовки фасадов стен, внутреннее же пространство стен заполнялось бутовыми камнями и глиной. Формы кладок из тесаных плит видоизменялись с течением времени; в различные периоды существовали свои излюбленные приемы внешней обработки плит и типы кладок.

Камень добывали в открытых карьерах или подземных каменоломнях. Грубый камень, бут выламывали при помощи клиньев и молотов, на место постройки такой камень доставляли уже в готовом виде. При кладке стен из бута камни иногда слегка обкалывали, придавая им постелистую форму, промежутки между бутом защебенивали, причем вся кладка велась обычно на глине. Что касается штучных камней, то на месте добычи они подвергались лишь получистой теске; окончательная отеска производилась уже на постройке.

Инструмент античного каменотеса был несложен; сюда входили кирка, долото, скарпель, молоток Мягкие породы известняков позволяли применять топор, пилу. Чистая отеска поверхности камня производилась обычно зубаткой, следы которой часто видны на различных архитектурных деталях.⁶²

В классический и эллинистический периоды кладки стен из тесаных камней производились насухо, без применения вяжущих растворов; при этом подгонка камней друг к другу делалась чрезвычайно тщательно. Отдельные тесаные камни в монументальных постройках скреплялись между собой металлическими скобами и пиронами (стержнями). Употреблялись также временные деревянные скрепы, для которых в рядом лежащих плитах делались вырубки в форме обращенных друг к другу вершинами усеченных треугольников («ласточкины хвосты»). Такие деревянные вкладыши предотвращали деформацию кладки во время осадки стен; в дальнейшем они уже не имели значения и истлевали внутри стен, не нарушая их прочности.

Покрытия зданий как общественных, так и частных делались из глиняных черепиц. В редких случаях для устройства кровли применялись и мраморные черепицы. Образцы таких мраморных черепиц, но ужо римского времени, были найдены в Пантикапее и Фанагории.⁶³ Мрамор, применявшийся в строительном деле, доставлялся из Малой Азии и Греции.

Жженый кирпич в доримское время в строительном деле не употреблялся. Даже на такие постройки, как гончарные горны, шел сырцовый кирпич, обычно с примесью самана.

Основной рабочей силой, применявшейся во всех отраслях материального производства Боспора, били рабы.⁶⁴ Купцы-работорговцы скупали рабов, главным образом, у кочевников. Одним из крупных рынков, куда кочевники доставляли рабов для продажи их греческим купцам, как известно, служил город Танаис.

Во время военных столкновений с окружавшими племенами в рабов, несомненно, превращались те военнопленные, которые попадали в руки боспорских царских войск.⁶⁵

Рабы на Боспоре были сосредоточены в большом количестве, главным образом в крупных городах, где они эксплоатировались в различных отраслях производства и составляли челядь богачей.

Высказывалось предположение, что боспорские цари имели свои большие поместья, в которых эксплоатировались рабы. Существование таких царских сельскохозяйственных поместий возможно, хотя в источниках они не упоминаются. Известно, однако, что аппарат государственного управления при Спартокидах состоял из штата управляющих селами.⁶⁶

Такая структура административного устройства экономически оправдывалась, вероятно, тем, что в царские амбары поступал хлеб прежде всего от сельского населения, состоявшего из мелких зависимых земледельцев. Последние несли определенные повинности и отдавали боспорскому царю значительную часть своего урожая, так как земля, которую обрабатывали земледельцы, считалась царской. Подобная форма эксплоатации была широко известна в античном мире, и обычно греки определяли положение человека, находившегося в таком состоянии, как среднее между рабом и свободным, ссылаясь обычно в качестве аналогии на спартанских илотов.⁶⁷ Этот способ эксплоатации местного негреческого земледельческого населения был весьма распространен в греческих торговоаграрных колониях.⁶⁸

Наиболее обстоятельные сведения известны в отношении Гераклеи Понтийской. Населявшие прилегающую к этому городу землю местные жители — мариандины — были превращены гераклейцами в зависимых δωροφόροι, приносителей даров.⁶⁹ Мариандины должны были отдавать гераклейцам в виде «оброка» определенную часть продуктов своего хозяйства. По выражению греческого писателя Посидония (в передаче Афинея), мариандины «доставляют гераклеотам все необходимое», чем и было обусловлено их наименование δωροφόροι.⁷⁰ Власть гераклейцев над мариандинами была ограничена в том отношении, что они не имели права продавать мариандинов за пределы данной области; внутри же ее гераклейцы могли свободно распоряжаться мариандинами и эксплоатировать их подобно рабам.

Греческие писатели объясняли такое положение мариандинов как результат некоего добровольного соглашения, вызванного тем, что мариандины, осознав слабость своих способностей, решили подчиниться и пойти в услужение «более разумным» греческим колонистам. Конечно, эта версия ничего общего с истинным положением дела не имела и являлась лишь ярким проявлением идеологии греческих рабовладельцев, считавших свое господство над варварами и право на их эксплоатацию явлениями естественными, предопределенными самой природой.

Отраженное греческой литературой мнение, что мариандины добровольно, без сопротивления покорились гераклейцам, могло быть порождено отчасти тем обстоятельством, что в Гераклее Понтийской, как и в других аграрных античных колониях, эксплоатация сельского населения, состоявшего из коренных местных жителей-варваров, осуществлялась греками совместно с тесно спаявшейся с ними варварской знатью. Слияние этих социальных групп на основе общности экономических интересов могло значительно облегчить самый процесс подчинения местного населения, поскольку его собственный верхний слой, т. е. варварская знать, соблазняемая возможностями обогащения, быстро находила общий язык с рабовладельческой верхушкой торговых греческих городов. Тем самым могло создаваться впечатление мирного «врастания» античных греческих колоний в среду местного варварского населения, будто бы с полной готовностью соглашавшегося безропотно работать на своих эксплоататоров.

Взаимоотношения греков-колонистов с местным варварским населением, подобные тем, которые существовали между гераклейцами и мариандинами, имели место также в Византии.⁷¹ Город Византий был не только узловым торговым центром и очень крупным пунктом рыбного промысла в южном Причерноморье, но обладал также и обширной плодородной областью, приносившей немалые доходы. Земли эти обрабатывались руками крестьян вифинцев. По словам Филарха, византийцы «господствовали над вифинцами, как лакедемоняне над плотами».⁷² Эти зависимые сельские жители из состава коренного населения в эллинистическое время официально именовались λαοί — термином, широко распространенным в эллинистических государствах Малой Азии. По мирному договору 219 г., заключенному между Византием и вифинским царем Прусием I, последний обязывался вернуть византийцам без выкупа «земли, укрепления, зависимых крестьян (λαούς) и военнопленных».⁷³

Малоазийский город Приена таким же образом использовал труд местных крестьян Πεδιεΐς, обитавших на равнине реки Меандр.⁷⁴ Земля считалась собственностью полиса, а обрабатывавшее угодья приенских землевладельцев исконно местное население обязано было им выплачивать «оброк», выполнять различные повинности и т. д. Эксплоатируемые проявляли нередко попытки освободиться от хозяйничанья приенцев. Этим объясняется, что Πεδιεΐς при возможности помогали врагам Приены. Так во время борьбы последней с Магнесией Πεδιεϊς были на стороне магнесийцев.⁷⁵

В подобном положении зависимых непосредственных производителей оказались сельские жители ряда областей Сицилии в результате возникновения и развития там греческих колоний.⁷⁶ Сицилийских жителей — килликирийцев, обрабатывавших землю в поместьях сиракузских землевладельцев γαμοροι, Аристотель сравнивал со спартанскими илотами, фессалийскими пенестами и критскими кларотами, т. е. с такими группами эксплоатируемых в античном обществе крестьян, которые, будучи как бы прикрепленными к земле, вели свое хозяйство, выплачивая дань, «оброк» землевладельцам.⁷⁷

Следует особо отметить, что эксплоатация зависимых крестьян широко применялась и в Милете, притом уже в архаический период. Милетская знать, πλούσιοι, — это были очень часто не только богатые купцы, но одновременно и крупные землевладельцы, котором принадлежали большие поместья в окрестностях Милета. ⁷⁸ Из сообшения писателя Гераклида известно о восстании, поднятом низами против πλούσιοι, владевших «поместьями и плебеями (των τας ουσίας έχόντων καί των δημοτών), которых называли гергитами; прежде это был сильный народ».⁷⁹ Гергиты, представляли собой какое-то местное племя, которое было обращено в бесправное эксплоатируемое сельское население. Оно сидело на своих старых землях, ставших с каких-то пор собственностью милетской знати.

Естественно, что милетские колонисты и на Боспоре могли стремиться к установлению аналогичных порядков в использовании труда местного сельского населения. Это могло быть в известной мере облегчено здесь еще и тем, что до некоторой степени сходные формы социально-экономических взаимоотношений существовали у самих варваров между земледельческими оседлыми и кочевыми племенами. Номады обычно облагали данью земледельческое население.

Характеризуя причерноморских кочевников, Страбон пишет, что они «войны ведут из-за дани (ύπέρ των φόρων): предоставив землю желающим заниматься земледелием, они довольствуются получением назначенной ими умеренной дани, не для обогащения, а для удовлетворения ежедневных жизненных потребностей; в случае же неуплаты дани [земледельцами] начинают с ними войну... Не платят им те, которые уверены в своих силах так, что могут или легко отразить нападение, или воспрепятствовать вторжению».⁸⁰ По мере роста торговли и возможностей выгодного сбыта товаров греческим купцам эти притязания кочевников на дань от земледельческого населения, безусловно, увеличивались и теряли свой некогда «умеренный» характер. Поскольку такого рода даннические отношения широко практиковались у варваров, тем легче было боспорцам принудить обитавшее на землях Боспорского царства и подчиненное ему сельское население платить φόρος.

Прямым подтверждением существования на Боспоре зависимых земледельцев в более позднее время является надпись 151 г. н. э., в которой говорится, что посвященные богине, повидимому Афродите, неким Литодором земли с населявшими ее пелатами, с течением времени уменьшившиеся, были снова восстановлены в первоначальных размерах благодаря заботам царя Римиталка (ΙΡΕ, II, 353). В надписи речь идет о пожертвованной храму Афродиты земле вместе с жившим на ней сельским населением, доходы от эксплоатации которого поступали в храмовую казну. Население это именуется пелатами (πελάται) — термином, который у греков обозначал полусвободных, зависимых людей, синоним римских клиентов.⁸¹

Этот способ эксплоатации земледельческого населения на Боспоре, наиболее, повидимому, распространенный⁸² и применявшийся, несомненно, уже с очень ранней поры, не исключал того, что немалое количество и покупных рабов эксплоатировалось отчасти в землевладельческих хозяйствах, особенно же в промышленных предприятиях. Археологические остатки различного рода материальных производств, открытые на Боспоре, и достаточно крупные их масштабы, свидетельствующие о широко развитых боспорской ремесленной промышленности, строительном деле, рыбных промыслах, виноделии, а также письменные сведения о существовании обширного боспорского флота, — все это в совокупности служит косвенным доказательством широкого применения рабского труда.

Значительное накопление богатств в руках господствующей верхушки в периоды экономического подъема государства свидетельствует о наличии на Боспоре крупных собственников в различных отраслях материального производства.

Как в других местах античного мира, так и в Боспорском государстве рабство и близкая к нему форма эксплоатации закрепощенных сельских жителей не исключали существования мелких свободных собственников, свободных ремесленников, равно как не исключалось и применение наемного труда. Но эти формы производственных отношений не были основными, определяющими, поскольку главные отрасли хозяйства базировались в основном на эксплоатации труда рабов и зависимых земледельцев.